Что такое этнический язык

На основании родного языка формируются первичные навыки речевого взаимодействия. Это, как правило, язык матери, бабушки, семьи, с помощью которого осуществляется первичная социализация и культуризация личности, ознакомление с нормами, ценностями, традициями своего этноса. В большинстве случаев родной язык совпадает с языком этническим. В случае, когда в силу ряда причин в качестве родного языка используется язык другого этноса, родной язык не совпадает с языком этническим, что связано с процессом лингвокультурной ассимиляции.

Второй язык обычно используется в полиэтнических общностях как средство общения с другими этническими общностями. Как правило, второй язык служит лишь косвенным средством закрепления собственно этнических культурных норм.

Общеизвестно, что язык представляет собой явление полифункциональное, функции которого можно разделить на когнитивные, социальные и частные. Говоря о социальных функциях языка, связанных с идентификацией этнокультурных норм, исследователи предлагают выделить функции языка как этнического признака, то есть речь идет о выделении этнодифференцирущих и этноинтегрирующих свойствах языка.

Языковая коммуникация на территории полиэтнических обществ осуществляется с помощью одного или нескольких языков. Это представляет собой сложную систему, состоящую из ряда коммуникативных сетей, объединяющих как целые этносы, так и отдельные социальные слои. Этнолингвистические конфликты в полиэтнических странах возникают, как правило, не только в силу слухового непрятия, но и в силу несовпадения комплексов этнокультурных норм. Таким образом, соседство двух или нескольких этносов, говорящих на разных языках, само по себе может служить источником межэтнической лингвокультурной напряженности, в основном, в силу различия у них этнокультурных норм.

2. Язык – как носитель этнокультурных норм.

Личностные-групповые атрибуции могут быть рассмотрены как результат личностной идентичности, либо идентичности социальной.При разработке данной проблемы необходимо исходить из того, что обыденное сознание и нормативные стереотипы любой этнической общности во многом определяют лингвокультурное состояние последнего. Основным носителем этнокультурных норм служит язык, функционируя в качестве внутриэтнического коммуникативного средства передачи традиций, информации об истории и культуре народа.

Этнические группы находятся в непрерывном контакте. В полиэтническом обществе функционируют различные языки, которые влияют на содержание и формирование этнокультурных норм. В свою очередь, формирование последних в значительной степени зависит от взаимной лингвокультурной компетентности этноконтактных групп, от степени их соответствия реальному и желаемому речевому поведению. Термин «компетенция», несмотря на широкое распространение на страницах научных исследований, все еще не получил однозначного определения. Так, для одних исследователей компетенция представляет владение языковыми средствами: словарем, правилами словообразования, синтаксисом, произношением и т.д. Для других она связана с умением правильно построить свою речь, или с умением планировать производство и восприятие речевого поведения. По традиции, идущей от генеративистов, наиболее известным является противопоставление лингвистической и коммуникативной компетенции. Очевидно, оно неправомерно: напротив, оба вида компетенции являются узлами одной цепи, так как все ее остальные виды входят в понятие коммуникативной компетенции в качестве составляющих звеньев.

Похожие рефераты из раздела «История»

Источник

Что такое этнический язык

Проблема «язык и этнос» является одной из самых сложных как в этнографии и социологии, так и в этнолингвистике прежде всего в связи с теми политико-социальными аспектами, в которых она непосредственно реализуется в жизни.

Появившись на рубеже XVIII и XIX в. в связи с формированием этнографии как науки, термин «этнос» получает различные толкования. Наибольшая определенность понятия этноса и его признаков была достигнута в начале XX в. в российской этнографии. Ср. С.М. Широкогоров определяет этнос как группу людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традицией и отличаемых ею от таковых других групп [18].

Этот подход был развит позднее академиком Ю. Бромлеем, который предложил во многом сходное определение этноса как исторически сложившейся на определенной территории совокупности людей, обладающих общими, относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием) [3:57–58].

Объективный природный характер этнических образований подчеркивал Л.Н. Гумилев. В момент своего возникновения этнос получает единый заряд энергии и, растратив его, переходит либо к равновесному состоянию со средой, либо распадается на части. Именно так существуют в биосфере природные коллективы людей с общим стереотипом поведения, своеобразной внутренней структурой, противопоставляющие себя всем другим подобным коллективам. Для этноса характерен процесс энергетического обмена. Характер этой энергии ученый определил как биогеохимическую энергию живого вещества биосферы, открытую еще в начале XX века В.И. Вернадским. Этнос, таким образом, становится системой колебаний определенного поля, создаваемого биогеохимической энергией живого вещества биосферы. Этносы разнятся между собой частотой колебания этого поля [7].

Дальнейшая разработка этого понятия в работах ученых позволила сосредоточить внимание на таких признаках этноса, как этническое самосознание и самоназвание, язык, территория, особенности психического склада, культура, быт и т.п.

Сегодня наиболее распространенным является понимание этноса как «органичной социальной системы с четко выраженной определенной структурой, в основе которой лежит система межпоколенной этнокультурной информации, освященной традициями» [12:120].

Устанавливая иерархию признаков, определяющих отнесенность человека к тому или иному этносу, ученые нередко подчеркивают важность такого фактора, как этническое самосознание [1].

Этническая принадлежность человека, – подчеркивал И.А. Бодуэн де Куртенэ, – это явление социальное и культурное и определяется сознательно и индивидуально самим человеком (а не семьей, школой, государством, религиозной общиной).

Общность территории далеко не всегда определяет этническую принадлежность человека. Ср., например, казахов, которые живут в Казахстане, и казахскую диаспору на Западе, евреев – жителей Израиля и еврейские диаспоры в разных странах мира, которые не связаны общей территорией.

Существуют этносы, составные части которых используют разные языки (швейцарцы пользуются немецким, французским, итальянским и ретороманским языками; два достаточно разных финно-угорских языка использует мордовский этнос).

Существуют ситуации, в которых один и тот же язык используется различными этносами. Например, на испанском языке говорят в Испании и 20 странах Латинской Америки, английский (наряду с Великобританией, США, Канадой и Австралией) используют в 19 странах Африки и т.п.

В каждом конкретном случае асимметрия в соотношении между этносом и языком не является случайной, она обусловлена историей народов. Важнее, как представляется, видеть иное: все языки адекватно обслуживают свою культуру; в культуре нет ничего, что так или иначе не может быть выражено на применяемом языке. Поэтому в немецком языке, который используют швейцарцы, отражены черты культуры и быта швейцарского этноса; австрийский же вариант немецкого языка фиксирует специфические «языковые фотографии» культурно-исторических реалий этноса.

Связи языка с культурой и историей этноса многомерны и многообразны. Выдающийся немецкий ученый В. фон Гумбольдт рассматривал язык как объединенную духовную энергию говорящего на нем народа, как своеобразную концентрацию мыслей и чувств каждого этноса [6:348–349], а не менее известный русский и украинский лингвист А.А. Потебня видел в языке способ духовного объединения этноса, единственный признак, по которому мы узнаем народ, и вместе с тем единственное и непременное условие существования народа [13:187].

Понимание глубинных связей языка и этноса позволяет обосновать роль языка как мощного фактора этнической консолидации. В Казахстане именно такую функцию сейчас выполняет казахский язык. Ср., например, и судьбу иврита, когда-то мертвого языка, который был возрожден до уровня современных языковых стандартов.

Определяющим фактором социально-политического развития общества в различных странах мира является дву- и многоязычие, которое заключается в массовом использовании двух и более языков в процессе общения, когда человек, в зависимости от того, с кем и где общается, переходит с одного языка на другой.

В связи с дву- и многоязычием языки, которыми владеет человек, могут противопоставляться как родной и неродной.

Однако в толковании понятия «родной язык» существует несколько подходов. С одной стороны, родной язык – это «язык нации, язык предков, который связывает человека с его народом, с предыдущими поколениями, их духовным миром» [8:121]. С другой, – первый язык, который осваивает ребенок или, точнее, – материнский язык, «который ребенок усвоил в процессе биологического отчуждения от матери и перехода к социальному общению с ней (и с другими окружающими его людьми)» [17:17].

Если все эти подходы фокусируются в одном языке, который одновременно является материнским языком и языком родного этноса, то проблема автоматически снимается, если – нет, то понимание термина «родной язык» приобретает особое социальное и научное значение, во-первых, в связи с защитой этнического суверенитета и сохранением духовного наследия народа, во-вторых, в связи с лингводидактическими проблемами обучения в целом и обучения языкам в частности.

Как известно, идеи В. фон Гумбольдта о связи языка и мировосприятия народа нашли свое интересное продолжение в различных научных теориях и гипотезах ХХ века. Широко известной, например, является так называемая гипотеза «лингвистической относительности» Э. Сепира и Б. Уорфа, согласно которой именно язык предопределяет особенности мышления говорящего на нем народа. «Мир, в котором живут общественные образования, говорящие на разных языках, представляет собой различные миры, а не один и тот же мир с различными этикетками. Язык является замкнутой продуктивной системой символов, которая не только имеет отношение к опыту, но в действительности определяет для нас опыт в силу своей формальной структуры. ; мы бессознательно переносим установленные языком нормы в область опыта» [цит. по 5:58].

Эксперименты ученых различных отраслей – психологов, лингвистов, этнографов (ср., например, экспериментальное исследование цветообозначений по методике свободной классификации, проведенное Р.М. Фрумкиной [16]) – не подтверждают гипотезу Сепира-Уорфа, однако и не опровергают ее вполне [11:303], вот почему предложенная теория продолжает волновать умы исследователей и остается предметом споров. Если же принять во внимание основные постулаты Сепира-Уорфа, то достаточно легко можно прийти к выводу о том, что, теряя язык своего родного этноса, человек отдаляется от данного этнического коллектива. Интересными представляются результаты экспериментального исследования, проведенного японским профессором Т. Цунодой. Изучая восприятие различных типов звуков представителями различных языковых коллективов (японцами, китайцами, корейцами, вьетнамцами, с одной стороны, и англичанами, французами, испанцами, итальянцами, с другой), ученый обнаружил различный характер доминантности полушарий головного мозга при восприятии гласных звуков. Носители восточных языков проявляют доминантность левого полушария на гласные звуки, в то время как носители западноевропейских языков – правого. По мнению исследователя, причины этого кроются в следующем: в восточных языках имеется много слов, состоящих только из гласных, и слов, состоящих их двух и более гласных и согласных; гласные в этих языках столь же важны в узнавании слов, как и согласные, поэтому они и обрабатываются левым полушарием. В речевом полушарии носителей восточных языков (например, японцев) локализуется не только языковая, но и эмоциональная и логическая функции. Между тем как у носителей западноевропейских языков наблюдается разная локализация эмоциональной и логической функций: логическая функция локализована в левом (речевом) полушарии, а эмоциональная – в правом. Левополушарная доминантность у носителей восточных языков укрепляется по мере развития речевой способности и накопления эмоционального опыта. Подобным же образом укореняется правополушарная доминантность у западноевропейцев [цит. по 2:12].

Таким образом, ученый делает вывод о том, что родной язык формирует уникальную культуру и психической склад каждой этнической группы.

Выводы японского исследователя не только представляют большой интерес для науки, но и нуждаются в дальнейшем развертывании, а также дополнительной экспериментальной разработке.

Оставив в стороне сложнейшую проблему лингвистической относительности, отметим, что пристрастие людей и целых народов именно к этнически родным языкам, как писал Л.А. Булаховский, с их бытовыми и мировоззренческими корнями основывается на подсознательном стремлении сохранить целостность специфической картины мира [4:288].

Вот почему, относя себя к тому или иному этносу, человек стремится овладеть и языком этого этноса. И, стало быть, не зная национального языка, нельзя в полной мере считать себя элементом этой национальной общности.

Наиболее распространенным в лингвистике является рассмотрение родного языка как языка матери. Такое толкование, несомненно, имеет глубинную мотивацию, ибо роль матери в рождении и становлении человека не сравнима ни с чем. Известно, что как предпосылка идентификации личности родной (материнский) язык в виде определенных ритмов и речевых интонаций проявляется уже в утробе матери – под влиянием ее речи, а позже – баюканья, колыбельных напевов, хоть и у ребенка, как показывает практика научных исследований, нет генетической предопределенности к конкретному языку. Родной язык входит в младенца, ребенка, подростка путем природных шагов, отступая при этом от биогенетического закона повторения онтогенезом филогенетического развития человека. Начальный этап научения родному языку осуществляется в результате влияния родителей, методом «глаза в глаза» и не имеет аналогов в филогенезе. Даже в случаях одновременного приобретения двух родных языков с младенчества как первоначальных, исходных в процессе становления умения мыслить (чаще методом «один человек – один язык»), по А.М. Шахнаровичу, родным следует считать язык матери [17:17].

Таким образом, родной язык как язык, усваиваемый под воздействием матери, приобретает особую значимость для становления личности ребенка. Известный педагог Я.А. Коменский разработал проект «Материнской школы», которая называется так потому, что имеет целью воспитание ребенка под влиянием матери, когда закладываются основы родного языка. Любое обучение ребенка в силу названных причин целесообразнее начинать именно на родном (материнском языке).

В норме, по мнению В.Г. Костомарова, у человека не бывает двух материнских языков, подобно тому как не бывает двух родных матерей. Вполне возможно, что «выученный язык. может стать в жизни человека важнее родного, который, однако, и при забвении остается матерью, пусть и менее любимой, чем мачеха» [9:11].

Именно родной (материнский) язык становится самой естественной формой выражения глубоко интимных чувств и переживаний для человека, использующего в процессе жизнедеятельности два и более языков. Достаточно распространенным является так называемая «языковая ностальгия» – внутренний эмоциональный дискомфорт людей, вынужденных длительное время пребывать вне стихии родного языка. В этом ряду можно назвать феномен возвращения к родному языку билингвов (и мультилингвов) в экстремальных не контролируемых сознанием состояниях (перед лицом опасности, в возбуждении, в полусознании и т.д.).

Родной язык парадоксально растворен в мировоззрении ребенка. Он воспринимает мир сквозь сито, призму многочисленных форм родного языка. Вот почему А.А. Потебня был сторонником обучения детей (прежде всего раннего возраста) на том языке, к которому ребенок привык в семье. «Знание двух языков в раннем возрасте не есть обладание двумя системами изображения и сообщения одного и того же круга мыслей, но раздвояет этот круг и наперед затрудняет достижение цельности миросозерцания, мешает научной абстракции. Если язык школы отличен от языка семейства, то следует ожидать, что школа и домашняя жизнь не будут приведены в гармоничные отношения, но будут сталкиваться и бороться друг с другом» [14:167]. Но речь в данном случае идет о раннем детском возрасте. Ученые (Л.А. Булаховский, Л.В. Щерба и др.) подчеркивают полезность изучения второго языка, что помогает созданию абстракции и связано с приобретаемой в таком случае способностью освобождения языковой формы от конкретного содержания, которое скрыто за ней в отдельных языках [4:283]. По мнению Л.В. Щербы, сравнение языков делает человека внимательным к тончайшим нюансам мысли; овладение другим языком – это освобождение мысли от плена слова, знакомство с иной картиной мира [19:53].

Однако лингводидактической аксиомой стала дифференциация методик преподавания языка как родного и как неродного. Если изучение родного языка требует обращать внимания на форму выражения мысли, то изучение неродного языка предполагает не только изучение определенной языковой формы, но и соответствующего ей смыслового наполнения (а семантическое наполнение лексических единиц возможно рассмотреть как ментальное стяжение специфического социокультурного сценария); и, в идеале, шире – так называемой «концептосферы» изучаемого языка, т.е. некого концентрата культуры нации, воплощенного в речевом общении [15, с. 15].

Усвоить все этнические стереотипы при изучении неродного (иностранного) языка, конечно же, невозможно, так как они относятся, по мнению исследователей, к сфере бессознательного, поэтому стереотипы родной культуры так или иначе будут определять восприятие культурных стереотипов изучаемого языка [15, с. 18], однако это утверждение отнюдь не снимает вопрос о различной степени контактирования культур при изучении иностранного языка и необходимости этого аспекта обучения языку как неродному, о формировании умений и навыков взаимного учета этнокультурных стереотипов при общении на иностранном языке.

Овладение неродным языком – это постижение иного мира, по-другому расчлененного и объективированного в языке. «Изучить чужой язык, – утверждает А. Мартине – не значит привесить новые ярлычки к знакомым объектам. Овладеть языком – значит научиться по-иному анализировать то, что составляет предмет языковой коммуникации» [10:375]. Думается, что эта идея должна быть постоянно в поле зрения преподавателя любого языка.

Вышеизложенное позволяет сделать следующий вывод: язык – ключ к познанию культуры и истории народа. Вот почему безусловно верным является известное высказывание: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек».

Источник

Язык как важный признак этноса

Раса, этнос, языки и их соотношение. Контактные языки как специфический результат языковых контактов. Язык и этническое самосознание как обязательные признаки этноса. Отличия языка от диалекта. Надэтнические многоязычные общности, смешение языков.

Раса, этнос, языки: их соотношение. Контактные языки как специфический результат языковых контактов

Естественно, что определенные соответствия между границами территорий, заселенных одной расой, и границами языковых семей существуют. Например, на языках малайско-полинезийской семьи не говорит ни один народ евразийской (белой) расы; напротив, языки кавказской семьи не встречаются на территориях, заселенных народами негроидной (черной) и монголоидной (желтой) рас. Однако это лишь географическое совпадение принципиально разных сущностей.

Совсем по-иному соотносятся между собой карта народов мира и карта языков мира. Они не только во многом совпадают, но и существенным образом взаимно обусловлены. Дело в том, что само формирование отдельной этнической общности (племени, народности) связано с языковым объединением населения определенной территории. Общность языка, наряду с общностью территории, экономической жизни, известной общностью культуры и этническим самосознанием, является существенным признаком этноса. С другой стороны, конкретное языковое образование воспринимается как язык (а не как диалект или жаргон) только в том случае, если оно обслуживает отдельный народ и при этом весь данный народ.

Является ли язык обязательным признаком этноса?

В мире широко распространена асимметрия и другого рода: один язык используется несколькими или многими народами.

Не только язык, но и некоторые другие признаки этноса трудно рассматривать как признаки идентифицирующие. Для этноса характерна общность важнейших составляющих социальной жизни:

1) общность территории;

2) единая социально-государственная организация;

3) сходство хозяйственно-экономического уклада;

Далеко не всегда имеются все указанные признаки. Так, при всей важности государственной и территориальной общности сохраняли национальное единство поляки, разделенные до 1918 г. границами России и Австро-Венгрии; северные и южные вьетнамцы до 1976 г.; восточные и западные немцы до 1990 г.; один народ образуют пока еще не объединенные корейцы. Достаточно обычна, далее, конфессиональная неоднородность одного народа. Трудно определить также ту меру культурной, бытовой или психологической близости, которая указывает на этническую общность. Ведь близки культуры и соседних народов; с другой стороны, внутри одного народа и быт, и менталитет разных его групп (например, северян и южан или сельских и городских жителей) могут значительно различаться.

Обязательным и четким признаком этноса является этническое самосознание, т.е. представление некоторой группы людей о себе как о народе. Этническое самосознание (самоопределение, самоидентификация) народа состоит в следующем: народ считает себя общностью людей, которая отличается от других народов и иных человеческих общностей (сословий, партий, союзов государств).

Решающая роль этнического самосознания (самоопределения) в формировании народа закреплена в международном праве. Согласно Уставу ООН (1945 г.), отношения между нациями должны строиться «на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов».

Согласно современному пониманию прав человека, национальное самоопределение человека является его личным делом. Замечательный языковед И.А. Бодуэн де Куртенэ, демократ и защитник прав национальных меньшинств, еще в 1913 г. писал, что «вопрос о национальной принадлежности решается. каждым сознательным человеком в отдельности»; «в области национальности без субъективного сознательного самоопределения каждого лица в отдельности никто не имеет права причислять его туда или сюда»; «вполне возможна сознательная. принадлежность к двум и более национальностям или же полная безнациональность, точнее, вненациональность, наподобие безвероисповедности или вневероисповедности».

В современных либерально-демократических обществах государство не фиксирует национальную принадлежность гражданина в документах, удостоверяющих его личность (например, в паспорте, иметь который, впрочем, во многих странах необязательно), и не «спрашивает» человека о его национальности (например, при переписях населения). В ряде полиэтничных стран (Финляндия, Бельгия, Швейцария, Австрия, Испания, Турция, Пакистан, Индия, Канада, Мексика, Гватемала) национально-языковая тема переписи ограничена вопросом о родном языке. В опросном листе первой всеобщей переписи в России (1897) не ставился вопрос о национальности, но был вопрос о языке. Прямой вопрос об этнической принадлежности («национальности») был включен только в 1920 г., в программу первой советской переписи населения; этот вопрос был в переписях бывшей Югославии, Румынки, Шри-Ланки.

Как отличить язык от диалекта?

язык этнос многоязычный раса

Чтобы решить поставленную задачу, исследователь должен выяснить, как (т.е. каким лингвонимом) сами жители А называют тот язык, на котором они говорят между собой. Теоретически возможны следующие ответы:

Языковое самосознание обязательно включает лингвоним (имя языка): гагаузский, белорусский, галисийский, ятвяжский и т.д. В языковом сознании многих говорящих (в том числе, конечно, и не профессионалов) кроме лингвонима есть также представления о том, с какими языками соседствует родной язык, с какими он сходен больше, с какими меньше и т.п.

Надэтнические многоязычные общности: консолидация и добрососедство или мины замедленного действия?

Право на различие: этноязыковая самобытность против стандартизации и глобализма

В последние десятилетия в Европе и Америке, а с середины 80-х гг. и в странах СНГ активизируется стремление сохранить или возродить культурно-языковую самобытность различных этнических групп населения.

В Европе эти тенденции находят опору в более широком, включающем экономику и политику, движении к «новому федерализму». Исследователь языковых ситуаций в западноевропейских романских странах пишет: «Мы присутствуем при фундаментальном изменении самой концепции государственности; заканчивается длительный период существования больших государственных образований с сильной центральной властью, в состав которых входили как крупные нации, так и подчиненные им сравнительно малочисленные этносы. Параллельно установлению прозрачных границ между государствами медленно, но неуклонно осуществляется предоставление значительной самостоятельности (автономии) регионам, сохранившим самобытность в языке, культуре, экономике, укладе жизни. Происходит переход от «Европы государств» к »Европе регионов» и как бы восстанавливается на новом уровне федеративное устройство, характерное для средневековой Европы».

Защитниками этноязыковой самобытности обычно выступают интеллигенция, знатоки истории и культуры родного края, люди, чуткие к богатству народного языка. В демократических государствах современной Европы забота о региональных языках находит определенную поддержку, в том числе законодательную и материальную. В защите языков видят полезную культурно-просветительскую самодеятельность граждан. В многоязычной ситуации расширение общественных функций регионального языка, повышение его престижа снимает или уменьшает психологические трудности для говорящих на этом языке и таким образом гармонизирует психологический климат общества, «смягчает нравы».

В ряде ситуаций речь идет о расширении социальных функций в повышении статуса языка, близкородственного к основному языку социума. Таковы каталанский и галисийский языка по отношению к испанскому в Испании; фриульский и тирольский в Италии; фарерский язык на Фарерских островах (автономная область Дании); фризский язык в Фрисландии (провинция Нидерландов). В Славии аналогичные движения в защиту местных языков связаны с «литературными микроязыками» (термин А.Д. Дуличенко, который описал 12 региональных языков в Югославии, Польше, Словакии). Речь идет о территориально ограниченных вариантах славянских языков, носители которых активно стремятся сделать эти диалекты литературными языками, т.е. распространить в местной школе, печати, в литературном творчестве.

Смешение языков. Пиджины и креольские языки

Наиболее элементарный контактный язык в специальной литературе обычно именуется жаргоном. В контексте общего курса социолингвистики термин жаргон в этом значении не очень удачен, поскольку в социальной диалектологии за ним закрепилось иное значение (как указывалось выше, также не всегда однозначное). Этот термин используют не все креолисты; иногда первая фаза развития контактного языка называется препиджином (т.е. «до-пиджином»), в других случаях любой вспомогательный язык называется пиджином, а начальная стадия его формирования, соответствующая жаргону в только что указанном смысле, именуется ранним, или нестабильным, пиджином. Во избежание двусмысленности мы будем называть начальный этап формирования контактного языка препиджином. Поскольку контактный язык в ходе своего становления выполняет однотипные функции элементарной коммуникации, а процесс его стабилизации континуален, в подходящих контекстах термин пиджин вполне естественно использовать в широком значении и говорить о функциях пиджина (подразумевая и стадию препиджина) и о стабилизации пиджина, (т.е. о переходе препиджина в пиджин).

Зарождение контактного языка

Контактный язык никогда не создается намеренно, он является результатом неудавшейся попытки выучить язык партнера по коммуникации. Препиджин возникает как компромисс между плохо усвоенным вторым языком начинающих билингвов и «регистром для иностранца», который создается теми, для кого этот язык является родным. Выбор языка, на базе которого формируется препиджин, определяется сугубо прагматическими причинами: основой его становится тот язык, редуцированная форма которого по тем или иным причинам оказывается более эффективной для коммуникации. В результате большая часть лексики пиджина обычно восходит к одному из контактирующих языков; такой язык в креолистике называется лексификатором.

Препиджин имеет узкую коммуникативную направленность, поэтому словарь его ограничивается несколькими сотнями единиц, а грамматическая структура крайне примитивна; грамматическая семантика при необходимости может передаваться лексическими средствами. И лексический состав, и грамматика препиджина отличаются нестабильностью; его фонетика максимально приближена к нормам родных языков говорящих.

Чем более регулярный характер имеют контакты, чем более постоянен круг тех, кто прибегает к услугам препиджина, тем выше вероятность стабилизации его словарного состава и грамматической структуры, превращения в стабильный пиджин.

Для языков с непрерывной историей, которыми традиционно занималась лингвистика, основными формообразующими факторами являются территориальные и социальные. На начальных стадиях формирования контактного языка значение их отступает на второй план. Ведущая роль здесь принадлежит этническому фактору, точнее, родному языку билингва, использующему (пре) пиджин в качестве вспомогательного языка. Каждый идиолект контактного языка обладает некоторой стабильностью уже на стадии препиджина; гарантом этой относительной стабильности служат неосознаваемые представления индивида о структуре человеческого языка, наличие и сущность которых обусловливаются его языковыми навыками. У лиц с одним и тем же родным языком эти навыки довольно близки, поэтому (пре) пиджинные идиолекты группируются в этнолекты в соответствии с родными языками индивидов: к одному этнолекту относятся контактные языки тех индивидов, которые имеют общий родной язык. Унифицирующим фактором в пределах этнолекта служит однотипная интерференция родного языка, проявляющаяся на всех уровнях.

Итак, процесс стабилизации и перехода препиджина в пиджин представляет собой взаимное сближение этнолектов, в ходе которого в пределах каждого из них унифицируются идиолекты. Направление этого сближения определяется численностью и, что важнее, социальным положением носителей отдельных этнолектов. Результатом взаимного сближения этнолектов является достаточно стабильный узуальный стандарт, впрочем, этнолектные различия в пределах этого стандарта обычно сохраняются и во вполне развитых пиджинах.

Если контингент говорящих на препиджине непостоянен, а потребность в его использовании возникает лишь от случая к случаю, он не достигает стабилизации и редко может существовать длительное время. На протяжении человеческой истории такие препиджины должны были возникать тысячи раз, но, поскольку от них не сохранилось никаких следов, они остались неизвестными науке.

Типы пиджинов и их эволюция

На ранних ступенях эволюции пиджины обслуживают минимальные потребности в тематически ограниченной коммуникации. В традиционном обществе чаще всего они возникают из потребностей торговли, но иногда используются и с более широкими коммуникативными задачами. Следует подчеркнуть, что при многогранных межэтнических взаимоотношениях пиджины не возникают: в этом случае развивается двуязычие. Существование торговых пиджинов отмечалось во всех частях света.

В литературе по контактологии в числе пиджинов нередко упоминаются такие вспомогательные средства межэтнической коммуникации, как жестовые языки слышащих. При отсутствии взаимопонятной коммуникативной системы собеседники всегда начинают с использования иконичных жестов, но обычно они предпочитают как можно быстрее построить звуковой способ общения (жестикуляция надолго остается важным вспомогательным средством, дополняя складывающийся препиджин). Однако, по крайней мере в двух регионах, для межэтнического общения широко применялись развитые жестовые языки: среди индейцев североамериканских прерий и у австралийских аборигенов. В первом случае использовался единый жестовый язык на всем Среднем Западе США; в конце XIX в. им владели около 100 тыс. представителей различных племен. На территории Австралии функционировало несколько жестовых языков, каждый из которых объединял этнические группы, говорившие на взаимонепонятных языках. Австралийские жестовые языки в функциональном отношении не уступали звуковым, поскольку широко использовались и при внутри-этнической коммуникации (в частности, во время длительных инициационных обрядов и периода траура для вдов, длившегося до года и более).

Полное отсутствие каких-либо сведений по истории этих языков, а также специфический характер незвуковой коммуникации вообще, не позволяют подробно останавливаться на них.

Непосредственных данных о пиджинах этого периода нет, и то немногое, что о них удается установить, реконструируется по материалам продолжающих их традицию более поздних стадий развития контактных языков.

Итак, стабилизировавшиеся пиджины представляют собой вспомогательные языки, располагающие устоявшимся, однако ограниченным словарем. Эти языки не имеют собственной этнической или социальной базы: для какого-либо ребенка пиджин может оказаться первым по времени усвоения, но он не остается единственно известным или основным языком общения, поскольку не располагает возможностями выполнять все те функции, которые предъявляются к языку обществом, в котором пиджин используется. Функциональная ограниченность, вообще говоря, не свидетельствует о принципиальной неспособности языка выполнять все общественно необходимые коммуникативные функции.).

Структурные черты, свойственные всем пиджинам, имеют самый общий характер: простота состава фонем и правил их реализации в речи, слабо выраженная морфология, неглубокий синтаксис.

Источник

• ← Что такое этнический стиль
• Что такое этническое общество →