Что такое язык художественной литературы
Язык художественной литературы
Вы будете перенаправлены на Автор24
Художественная литература, ее рода и виды
Чтобы разобраться, что означает выражение «язык художественной литературы», нам следует выделить несколько родов данного вида литературы. Принято считать, что художественная литература делится на эпос, лирику и драму. К их характерным особенностям относится:
Особенности художественной литературы, нашедшие отражение в ее языке
К характерным особенностям художественной литературы, как русской, так и зарубежной, относится:
Готовые работы на аналогичную тему
Все это – есть составляющие языка художественной литературы, из-за чего он и считается неповторимым и разнообразным.
Таким образом, исходя из всего вышеперечисленного, можно сделать вывод о том, что язык художественной литературы – это совокупность образов, норм, троп и характерных ее особенностей.
Язык художественной литературы – это богатство, которое мы должны беречь, поскольку оно включает в себя отражение нашей культуры, более того – культуры всего человечества. Кроме того, язык художественной литературы постоянно изменялся и продолжает изменяться до сих пор. Это связано с тем, что литература – есть отражение нашей реальности, которая не стоит на месте, а подвержена постоянным изменениям. Все это делает язык художественной литературы богатым и неповторимым.
Получи деньги за свои студенческие работы
Курсовые, рефераты или другие работы
Автор этой статьи Дата последнего обновления статьи: 11 02 2021
Язык художественной литературы
1) язык, на котором создаются художественные произведения (его лексикон, грамматика, фонетика), в некоторых обществах совершенно отличный от повседневного, обиходного («практического») языка; в этом смысле Я. х. л. — предмет истории языка и истории литературного языка; 2) поэтический язык, система правил, лежащих в основе художественных текстов, как прозаических, так и стихотворных, их создания и прочтения (интерпретации); эти правила всегда отличны от соответствующих правил обиходного языка, даже когда, как, например, в современном русском языке, лексикон, грамматика и фонетика обоих одни и те же; в этом смысле Я. х. л., выражая эстетическую функцию национального языка, является предметом поэтики, в частности исторической поэтики, а также семиотики, именно — семиотики литературы.
Для 1‑го значения термин «художественная литература» следует понимать расширительно, включая, для прошлых исторических эпох, и её устные формы (например, поэмы Гомера). Особую проблему составляет язык фольклора; в соответствии со 2‑м значением он включается в Я. х. л.
В обществах, где повседневное общение происходит на диалектах, а общий или литературный язык отсутствует, Я. х. л. выступает как особая, «наддиалектная» форма речи. Таков был, как предполагают, язык древнейшей индоевропейской поэзии. В античной Греции язык гомеровских поэм «Илиада» и «Одиссея» также не связан ни с одним территориальным диалектом, он — только язык искусства, эпоса. Сходное положение наблюдается в обществах Востока. Так, в Я. х. л. (так же, как и в литературные языки) Средней Азии — хорезмско-тюркский (язык Золотой Орды; 13—14 вв.), чагатайский и далее на его основе староузбекский (15—19 вв.), старотуркменский (17—19 вв.) и другие существенным компонентом входит древнеуйгурский язык — язык религиозно-философских сочинений, связанных с манихейством и буддизмом, сложившийся к 10 в.
В древних обществах Я. х. л. тесно соотнесён с жанром как видом текстов; зачастую имеется столько различных языков, сколько жанров. Так, в Древнй Индии во 2‑й половине 1‑го тыс. до н. э. языком культа был так называемый ведийский язык — язык Вед, собраний священных гимнов; языком эпической поэзии и науки, а также разговорным языком высших слоёв общества — санскрит (позднее он же стал языком драмы); разговорными диалектами низов были пракриты. В Древней Греции материальными элементами грамматики, лексикона и произношения различались языки эпоса, лирики, трагедии и комедии. Последний больше других включал элементы разговорной речи, сначала Сицилии, затем Аттики.
Это взаимоотношение языка и жанра впоследствии, опосредованным путём, через учения грамматиков александрийской школы и Рима, дошло вплоть до европейской теории трёх стилей, изначально предусматривавшей связь между предметом изложения, жанром и стилем и соответственно регламентировавшей «высокий», «средний» и «низкий» стили. В России эта теория была развита и реформирована М. В. Ломоносовым, для которого она послужила главным образом формой выражения результатов его наблюдений над историческим развитием и стилистической организацией русского литературного языка.
В эпоху Возрождения в Европе ведётся борьба за внедрение народного языка в сферу художественной литературы и науки; в романских странах она вылилась в борьбу против латыни; в России, особенно в реформе Ломоносова, решительно исключавшего устаревшие книжно-славянские элементы из состава русского литературного языка, — в постепенное вытеснение церковнославянского языка.
После того как, победив, народные, национальные языки становятся Я. х. л., последние приобретают новое качество и начинают развиваться в тесной связи со сменой стилей и методов художественной литературы — классицизма, романтизма, реализма. Особую роль в становлении Я. х. л. в странах Европы сыграл реализм 19 в., поскольку именно в нём предметом изображения, героем литературы стал, наряду с дворянином и буржуа, человек труда, крестьянин, разночинец и рабочий, внеся в её язык особенности своей речи. С реализмом связан окончательный отказ, провозглашённый ещё романтиками, от жанровых перегородок и ограничений. В единую сферу Я. х. л. вовлекаются все пласты, так называемые функциональные стили, общенародного языка. По мере утраты Я. х. л. материальных (лексических, грамматических, фонетических) отличий возрастают его отличия как системы правил создания и интерпретации художественных текстов, т. е. как поэтического языка.
В новое время каждое литературное направление и каждый литературный метод — классицизм, романтизм, реализм, натурализм, различные течения модернизма и авангардизма — всегда включали в свои программы утверждение нового отношения к системе выразительных средств, к поэтическому языку, подчёркивая этим свое отличие от других направлений и методов. В этом смысле поучительно сопоставление «литературных манифестов» разных направлений (см. также Стиль, Стилистика).
Параллельно процессам развития самого Я. х. л. развивалась и его теория. Уже в античных риториках и поэтиках была осознана двойственность поэтического языка — особенности его материальных средств, тропов, и специфичность его как особого «способа говорения». Эта двойственность отразилась в написании Аристотелем двух различных трактатов: в «Поэтике» он рассматривает поэтический язык с точки зрения его особого предмета, его семантики — соответствия природе, подражания природе (ми́месис); в «Риторике» «небытовой» ораторский язык рассматривается безотносительно к предмету, как «способ говорения», строй речи (лексис). Риторика, по мысли Аристотеля, есть учение не об объективных предметах и их изображении, а об особой сфере — о мыслимых предметах, возможных и вероятных. Здесь предвосхищены понятия «интенсионального мира», «возможного мира», играющие столь важную роль в современной логике и теории языка.
Концепции «языка как искусства» и «языка искусства» появлялись на протяжении ряда веков в связи с почти каждым новым художественным течением. Во 2‑й половине 19 в. в трудах А. А. Потебни и А. Н. Веселовского, главным образом на материале эпических форм, были заложены основы учения о постоянных признаках поэтического языка и вместе с тем об их различном проявлении в разные исторические эпохи — основы исторической поэтики.
Процессы, происходящие в Я. х. л. в связи со сменой стилей литературы, были детально изучены на материале русского языка В. В. Виноградовым, создавшим особую дисциплину, предметом которой является Я. х. л.
С начала 20 в., первоначально в работах ОПОЯЗа и школы «русского формализма», относительные качества поэтического языка были вполне осознаны теоретически. Я. х. л. каждого направления в истории литературы стал описываться как имманентная система значимых лишь в его рамках «приёмов» и «правил» (работы В. Б. Шкловского, Ю. Н. Тынянова, Р. О. Якобсона и других). Эти работы были продолжены во французской структуральной школе; в частности, было установлено важное понятие о глобальной значимости каждой данной системы Я. х. л. — «мораль формы» (М. П. Фуко) или «э́тос» поэтического языка (Р. Барт). Под этими терминами понимается система идей и этических представлений, связанная с пониманием Я. х. л. у данного литературно-художественного направления. Утверждалось, например, что европейский авангардизм, порывая с классическими, романтическими и реалистическими традициями и утверждая «трагическую изоляцию» писателя, одновременно стремится обосновать взгляд на свой поэтический язык как не имеющий традиций, как «нулевую степень письма». Понятие «Я. х. л.» стало осознаваться в одном ряду с такими понятиями, как «стиль научного мышления» определённой эпохи (М. Борн), «научная парадигма» (Т. Кун) и т. п.
Выдвижение на первый план в качестве основного признака Я. х. л. какой-либо одной черты («психологическая образность» в концепции Потебни, «остранение привычного» в концепции русского формализма, «установка на выражение как таковое» в концепции пражской лингвистической школы и Якобсона, «типическая образность» в концепциях ряда советских эстетиков) является как раз признаком Я. х. л. данного литературно-художественного течения или метода, к которому принадлежит и данная теоретическая концепция. В целом же Я. х. л. характеризуется совокупностью и вариативностью названных признаков, выступая как их инвариант.
Как таковой (т. е. инвариантно) Я. х. л. может быть охарактеризован как система языковых средств и правил, в каждую эпоху различных, но равно позволяющих создание воображаемого мира в художественной литературе, «интенсионального, возможного мира» семантики; как особый интенсиональный язык, который строится по законам логики, но с некоторыми специфическими законами семантики. Так, в Я. х. л. (в каждой его данной, относительно закрытой системе — данного произведения, автора, цикла произведений) не действуют правила истинности и ложности высказываний практического языка (предложение «Князь Болконский был на Бородинском поле» ни истинно, ни ложно в экстенсиональном смысле, в отношении к внеязыковой действительности); невозможна, в общем случае, замена синонимами практического языка (нельзя, в контексте романа Л. Н. Толстого, вместо «Князь Болконский увидел лицо Наполеона» сказать «Князь Болконский увидел лицо героя Ста дней»); напротив, допустима более широкая семантическая и лексическая сочетаемость слов и высказываний, синонимическая замена в рамках имплицитных соглашений данного поэтического языка, языка отдельного произведения или автора («А был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?» как синоним сомнения в романе М. Горького «Жизнь Клима Самгина») и т. д.
Вместе с тем Я. х. л., язык эстетических ценностей, сам является художественной ценностью. Поэтому, в частности, правила Я. х. л., будучи выражены мастерами слова, предстают как предмет красоты и эстетического наслаждения. Таково, например, определение поэзии (с теоретической точки зрения — определение разрешений на семантическую сочетаемость), данное Ф. Гарсией Лоркой: «Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, как их произнесут».
Язык художественной литературы
Всего получено оценок: 631.
Всего получено оценок: 631.
Нам часто приходится слышать о языке художественной литературы. О письменном языке художественной литературы, о его разнообразии и истории понятия говорим в этой статье.
Что такое язык художественной литературы
Это понятие многозначно, но два его значения связаны в историческом плане.
Язык художественной литературы – это письменный язык, который служит для создания художественных произведений, бытующий в тех культурах, где устный, обыденный язык не совпадает с письменным. То есть существует два языка с различными (может быть, не очень различными) фонетикой, лексикой и грамматикой. На одном люди говорят “в жизни”, на другом пишут стихи и трагедии.
Язык, которым написаны “Илиада” и “Одиссея”, не является разговорным языком ни одной древнегреческой области; он использовался только для эпической поэзии.
Как известно, до XVIII века в России существовало также два языка: говорили по-русски, а стихи и повести писали на церковнославянском.
К истории вопроса
В древности во многих культурах было два и более языков. На одном говорили простые горожане, на другом – элита, третий был чисто письменным, иной раз почти тайным. Бывало и по два языка: разговорный и письменный.
На русскую почву этот обычай перенес М. В. Ломоносов, он отражен в теории “трех штилей”, чтобы сломить обычай использования двух языков, но сделать это не слишком травматично для интеллигенции. К XVII веку художественная литература так и создавалась на церковно-славянском языке, хотя она уже стала светской. Ломоносов ввел в письменное творчество русский язык для низкого и среднего стиля и тем заложил основу великой русской литературы.
Второе значение термина
Во втором значении язык художественной литературы – это язык литературных произведений во всем их многообразии. В наше время это тот же язык, что и обычный, разговорный. Но он призван создать художественный образ, поэтому имеет свои особенности.
В понятие “язык художественной литературы” в первом значении фольклор не входит, а во втором – входит.
Именно язык художественной литературы включает в себя различные средства выразительности: тропы и фигуры; именно он совмещает в себе все стили литературного языка и элементы нелитературного.
Привести примеры языка художественной литературы в этом значении нетрудно: достаточно открыть любую художественную книгу. Рассмотрим хотя бы эти строки из стихотворения Анны Ахматовой:
Это, безусловно, язык художественной литературы. Его черты:
Строки создают художественный образ необыкновенного куста, который покрыт кристалликами и крупными кристаллами льда причудливой формы, которые ослепительно сверкают на солнце.
Что мы узнали?
Термин “язык художественной литературы” многозначен. В первом значении это письменный язык для создания художественных текстов. В России это до конца XVIII века был церковнославянский. Проявление этого обычая – “теория трех штилей”, разработанная М. В. Ломоносовым, а его следы – функциональные стили. Во втором значении это язык литературных произведений, включающий в себя элементы всех стилей, просторечье, жаргоны и т.п., а также изобилующий изобразительными средствами.
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ЯЗЫ́К ХУДО́ЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУ́РЫ (иногда также поэтический язык), одно из важнейших средств художественного общения: языковая система, которая функционирует в обществе как орудие эстетически значимого, словесно-образного (письменного) отражения и преобразования действительности и наиболее полно выражает творческую функцию национального языка. Понятие Я. х. л. соотносится как с понятием литературного языка, так и с понятием речи художественной, т. е. с языковой формой выражения образного содержания конкретных произведений словесного искусства. Это отвечает общелингвистическому различению понятий языка и речи.
Показательно, хотя со строго терминологической точки зрения неправомерно, что многие писатели, говоря о «литературном языке», имеют в виду именно Я. х. л. Таковы, например, многочисленные высказывания о языке у М. Горького, ср. также обычные недоразумения в этой связи в дискуссиях о языке между филологами и писателями, которые порой восстают даже против отражающих сущность литературного языка стилистических помет в толковых словарях. Принимая устанавливаемые лингвистами нормы языка повседневного общения в их вариативности и динамике, художники слова за обозначением «литературный язык» зачастую видят именно этот, совсем уж не поддающийся жесткому нормированию, неизмеримо более сложный «язык литературы (художественной)», отчасти даже недоступной для человека, владеющего, казалось бы, всеми нюансами тоже непростой диалектики норм литературного языка (в строго лингвистическом смысле), включая и разные стилистические тонкости, но за этими пределами эстетически глухого, нечуткого или неразвитого.
Я. х. л. в своей эволюции постепенно снимал одно за другим те ограничения, которые накладывали на него различные классицистические и модернистские поэтики, так что в наши дни он «открыт» для разнообразных фактов диалектного языка, разговорной речи, просторечия и жаргонов, научного языка и языка фольклора, иноязычных вкраплений. Эта потенциальная свобода в выборе средств сопряжена с особой ответственностью современного писателя за высокую культуру их отбора и за преодоление языковых предрассудков и стереотипов. Тем выше оказывается роль языкового вкуса писателя, того «чувства соразмерности и сообразности» (Пушкин), с которым он из разномастных строевых элементов должен создать эстетически целостный текст, единый и эффективный по принципам формирования набора «кирпичиков» и системы способов преобразования этих единиц Я. х. л. В современной литературе «безотчетное отвержение такого-то слова, такого-то оборота», против чего также предупреждал еще Пушкин, все больше уступает место сознательному изображению языка в любых его функциональных разновидностях, конечно, при сохранении за элементами литературного языка ведущего места в корпусе художественных текстов. Действительность самого языка в художественной речи, однако, не просто воспроизводится, но и преобразуется в результате творческих усилий художника и влияний его идиостиля, т. е. «последействий» (Л. С. Выготский) искусства. И в ряде крайних экспериментов с Я. х. л., и в случаях т. н. инерции стиля понятие словесного образа совмещает в себе так или иначе явления изображения, выражения, выразительности и преобразования (в русском языке эти четыре слова одного корня) как необходимые составляющие процесса художественного познания и освоения мира.
Сами эти единицы (как преобразования единиц литературного языка) и их иерархия еще не установлены филологией в качестве достаточно общепринятых. Среди попыток определить и назвать такие языковые единицы, которые обобщали бы специфику Я. х. л., предлагались термины «символ» (в расширительном смысле; В. В. Виноградов), «глосса» (то же; Р. О. Якобсон), «глоссема» (Л. П. Якубинский), «стилема» (в различных значениях; Р. Р. Гельгардт, Х. Х. Махмудов и др.), «экспрессема» (В. П. Григорьев; на уровне речи последней единице соответствует «экспрессоид»), но ни одна из этих номинаций не получила общего признания. Эти поиски обнаруживают в наши дни тенденцию к выявлению специфики Я. х. л. на любом его уровне, а не только на лексическом. Вместе с тем и более новые термины типа «стилема» или «экспрессема» в большей или меньшей степени опираются на традиционную теорию тропов и фигур и направлены, в частности, на описание у слов как единиц Я. х. л. особых тропеических, или эстетических, значений, или употреблений, не фиксируемых обычными толковыми словарями.
Т. о., структура Я. х. л. включает в себя (реально или потенциально) любые частные структуры всех ярусов литературного языка, а также просторечия, диалектов и т. д. и сопоставляет каждой из них, например отдельному слову, некоторое множество «приращений смысла» (Виноградов). При этом структура отдельного слова может быть описана как «аббревиатура высказываний» (в развитие известной идеи М. М. Бахтина), т. е. как множество эстетически значимых словоупотреблений, контексты которых образуют актуальную культурно-историческую парадигму. Совокупность таких описаний должна выявить живую «память» общества о Я. х. л. При подобном понимании структуры Я. х. л. на уровне слова существенно смягчаются, если не снимаются совсем, некоторые антиномии, серьезно затрудняющие взаимопонимание филологов.
Соответственно смягчается оппозиция между синхронией Я. х. л. как его актуальным временным срезом и диахронией как реальной историей его становления (см. Синхрония / диахрония). Временная координата при этом, конечно, сохраняется, но ясно, что в слове как единице Я. х. л. представлена и актуальная история преобразований этого слова. Иначе говоря, Я. х. л. как бы предлагает нам творческую «историю слова в слове» (В. Н. Волошинов).
Для антиномии парадигматика / синтагматика указанное понимание Я. х. л. существенно в том отношении, что представляет слово не как парадигму словоформ и значений, лексико-семантических вариантов, но и как парадигму контекстов, конкретных словоупотреблений в их синтагматических связях, подобно тому как слово-заглавие является представителем целого произведения. Тем самым возникает новое понятие парадигмы (кон)текстов на том же «уровне языка», т. е. в Я. х. л. Заостренное противоречие между традиционной лингвистикой и «металингвистикой», которое подчеркивал Бахтин (точнее говорить не о мета-, а о «транслингвистике»), понимается теперь как единство противоположностей, дополнительных в отношении друг друга. Так, необходимы и лингвистика текста, и его поэтика и эстетика, а поэтика как часть теории литературы получает методологическую и практическую поддержку со стороны лингвистической поэтики в ее статусе науки о Я. х. л., значение которой постоянно подчеркивали Виноградов и другие классики филологии. Поэтому традиционное противопоставление язык / литература теряет свой смысл применительно к Я. х. л., а заостренные формулировки типа «рифма явление не языка, а литературы» обнаруживают свою недиалектичность, поскольку рифма несомненный факт и Я. х. л. и литературы как таковой, т. е. некоторой эстетической реальности.
Вместе с тем было бы неверно видеть в Я. х. л. замкнутую в себе систему, особую надстройку над обычной речью, некий корпоративный код с узкоцеховыми правилами игры, доступный лишь для избранных. Я. х. л. не просто развивается за счет различных сфер коммуникации, о которых уже говорилось; он сам входит в еще более широкую языковую систему, представляя собой наиболее полное эстетическое выражение творческого аспекта национального языка. Но установка на творчество, в т. ч. на эстетически значимое творчество, типична для каждого нормального носителя языка, поэтому многими своими приемами, тропами, способами словопреобразования Я. х. л. объединяется с разговорной речью, просторечием, языком науки и даже молодежным жаргоном в особое функциональное единство, которое и имеют в виду, когда говорят о поэтическом языке как о национальном языке с учетом всех его творческих аспектов. Отличает же Я. х. л. от иных подсистем национального языка то, что для художественных произведений типично непрерывное использование эстетической (поэтической) функции языка, тогда как в иных видах речи она проявляется лишь спорадически.
Из сказанного ясно, что собственные нормы Я. х. л. это творческие нормы отношения к языку.
Сохраняя свое ядро на протяжении многих читательских поколений, они могут быть подвержены значительным изменениям в результате деятельности отдельного крупного писателя, стилевого направления или течения. Следует различать не только внутренние нормы отдельного художественного произведения (сообщений, текстов) неоднородные вследствие динамизма художественной структуры, несовпадения образов автора, рассказчика и персонажей, различий между авторской и несобственно авторской речью (как в рассказах М. М. Зощенко или иначе в «Двенадцати» А. А. Блока), но и нормы, характерные для отдельных идиостилей. Необходимо также учитывать и т. н. беллетристические нормы: особенно тесно связывая Я. х. л. с литературным языком, они представляют собой готовые, сложившиеся и обезличившиеся нормы Я. х. л., расхожий набор (впрочем, тоже непрерывно меняющийся) никому не принадлежащих и особенно популярных средств выражения, тяготеющих к штампам, который в силу его простоты и доступности обладает несомненными и сомнительными одновременно достоинствами базисного элементарного стиля Я. х. л.
И простота и сложность Я. х. л., которым пользуются писатели-современники, заключены в пределах максимальной для данной эпохи системы выразительных средств. Одни художники слова усложняют и обогащают эту систему, другие используют из нее лишь некоторые более или менее широкие и проверенные ближайшей историей подсистемы (см. Прием и Минус-прием). В эволюции идиостиля обычно своеобразно сочетаются процессы языкового «опро́щения» и «усложнения», но отдельные языковые характеристики каждого идиостиля проецируются на более общие, типологические характеристики Я. х. л., в котором, кроме элементарно-беллетристического, не требующего особых творческих усилий, можно выделить еще два стиля, противостоящих не только ему, но отчасти и друг другу, сложный и простой (или «классический»). Поэтический идиолект как характеристика любого идиостиля, но особенно значимая для писателя, разными своими чертами и сторонами может быть ориентирован на разные стили Я. х. л. Так, изобилием метафор-сравнений типа «пахучий мякиш тишины» или «костер рябины красной» идиостиль С. А. Есенина тяготеет к сложному стилю языка русской поэзии 20-х гг. XX в., почти полным отсутствием приема паронимии к простому, а некоторыми рифмами («не тая твоя») и видами повторов («Ветры, ветры, о, снежные ветры ») к беллетристическому стилю.
В связи с тем, что стили Я. х. л. «неравномощны» по используемым средствам выражения, существенно различно и содержание, которое каждый из них способен передавать; это справедливо также в отношении связанных с ними стилевых течений в литературе и отдельных идиостилей. Популярный поэт-песенник с понятной ориентацией на беллетристический стиль обычно и не претендует на глубокое проникновение в особо сложные явления жизни и общества; с другой стороны, результаты художественного познания, фиксируемые как в сложном, так и в простом стилях Я. х. л., лишь с течением времени оказывается возможным «перевести» на беллетристический стиль, представляя их уже в виде некоторого «общего места». Однако сосуществование и известное «противоборство» различных стилей Я. х. л. и стилевых течений объективно необходимо для нормального развития литературы, которому призвана содействовать и оптимальная стилевая политика общества как составная часть языковой политики (о которой речь шла выше). И в этом отношении с Я. х. л. сопоставимы язык кино и языки других искусств, чем объясняется такой большой интерес к Я. х. л. со стороны семиотики.
также литературу при статьях Речь художественная и Поэтический язык.