история текстиля в россии

ИСТОРИЯ ТЕКСТИЛЬНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ РОССИИ.

Развитие текстильной промышленности России неразрывно связано с династией первых промышленников, купцов-первопроходцев Морозовых, которые стали меценатами и видными общественными деятелями своего времени. Родоначальник династии Савва Васильевич, выходец из старообрядцев, крепостных, был ткачом-кустарем из села Зуево. Пешком ходил в Москву к скупщикам, продавая свои ткани. Затем возглавил так называемую раздаточную контору, которая выступала посредником между крестьянами ткачами-надомниками и московскими скупщиками.

В 1797 г. он открывает свою шелкоткацкую мануфактуру. Через 14 лет в ней было уже 10 ткацких станков и работало 20 наемных рабочих. В год мануфактура изготавливала 200 кусков шелка стоимостью 1200 руб.

Производство в Москве

В 1825-м у Морозова появилась фабрика уже в самой Москве. В 40-х годах это было предприятие из 11 строений различного назначения. Ткацких механических станков у Морозова еще не было, зато были куплены 240 ручных жаккардовых машин. Впрочем, после завершения Крымской войны эту фабрику Морозов решил закрыть.

В 1830 г. он построил ткацкое предприятие в городе Богородске. И уже в 1837-1838 гг. в селе Никольском запустил суконно-шерстяную фабрику. Наконец, в 1848 г. там же при финансовой поддержке известного промышленника Людвига Кнопа была построена самая крупная в стране текстильная фабрика.

В середине XIX века Морозов поручает младшему сыну Тимофею руководство предприятиями, выделяя остальным детям стартовый капитал. Кстати, незадолго до смерти знаменитый промышленник объединил свои фабрики в паевой торговый дом. Через 13 лет этот торговый дом превратился в Товарищество Никольской мануфактуры, имевшее уставный капитал в 5 млн. руб.

К концу XIX века у Морозовых в Орехово, Зуево и Никольском (в 1917 году эти три населенных пункта стали городом Орехово-Зуево) работали десятки тысяч людей. При этом села сохраняли свой патриархальный уклад и совсем не походили на центры текстильной промышленности России. Только в 1885 году внук Саввы Морозова, Савва Тимофеевич Морозов, возглавивший к этому времени семейное дело, после Морозовской стачки вынужден был начать реформы на фабриках: отменил часть штрафов, поднял зарплату, построил для рабочих жилье, общественные здания, заложил в селе парки. В итоге, село, наконец, стало походить на город.

Текстильное дело Морозовых

В 1869 г. морозовская мануфактура в селе Никольское включала в себя бумагопрядильное производство, оснащенное механическими станками, красильно-отбельное и товарно-отделочное отделения с постройками. Последнее еще имело ручные жаккардовые машины.

В лаборатории при красильном отделении с 1868 г.. производились краски: лазорь кубовая, а также индиго-кармин, смоловой вар, кислоты и соли, необходимые для окрашивания. Лаборатория постоянно проводила исследования и испытания материалов для окрашивания, получала из отходов производства вещества годные для повторного использования.

На всех морозовских фабриках ткали в основном тонкий текстиль. Прочие виды тканей выпускали на так называемых самоткацких машинах, установленных на специальном бумагопрядильном производстве. Часть тканей поставлялась «мастерками». Это были люди, раздававшие по деревням пряжу для работы на ручных ткацких станках. Крестьяне занимались изготовлением тканей зимой, когда не было работ в поле. В целом в нескольких губерниях центральной России на Морозовых трудилось до 25 700 ткачей.

Хлопок для тканей использовался индийский, персидский, американский, египетский, греческий, китайский, а еще из Хивы, Бухары и Кавказа. Торговый дом покупал его в Москве и Санкт-Петербурге, Ливерпуле, а также на знаменитой Нижегородской ярмарке, кроме того в Астрахани, в Оренбурге.

К началу ХХ столетия Товарищество Никольской мануфактуры открыло по стране 13 контор для сбыта своей продукции. Орехово-Зуевская фабрика торговала не только с Москвой и Санкт-Петербургом, но и Ташкентом, Иркутском и Омском, Одессой и Харьковом, Варшавой и Харбином, поставляла различные ткани в Персию, Китай и Монголию. Фабрика была производством полного цикла. Она обеспечивала себя топливом, собирала машины, ткацкие станки, выпускала и продавала товар через собственную оптово-розничную сеть.

Кстати, вклад сына основателя династии Морозовых Тимофея Саввича в российскую экономику оказался настолько большим, что ему был пожалован только что утвержденный титул «г-на мануфактур-советника». Также за заслуги по подготовке промышленно-художественной выставки, что прошла в Москве, в 1882 г. он получил орден Св. Анны.

Дальнейшая судьба фабрик Морозова

После революции 1917 года морозовские фабрики общей стоимостью 110 млн. руб., были национализированы. В 1929-м эти предприятия вошли в состав треста хлопчатобумажных фабрик. В 1938 г. на его основе был создан Ореховский комбинат, где были объединены не только восемь текстильных предприятий, но и кирпичный, деревообрабатывающий заводы, склады и база хранения хлопка.

После Великой Отечественной войны комбинат, куда входили бывшие фабрики Морозовых, проводил модернизацию и автоматизацию производства, осваивал выпуск новых видов тканей. В 90-х он сменил профиль, открыв швейный цех и наладив производство трикотажа и искусственного меха. Текстильное направление перестало быть основным.

Источник

Текстиль

По данным археологических раскопок, уже в Древней Руси были широко распространены технологии обработки волокнистых растений и шерсти. В первом случае речь шла, прежде всего, о льне. Учёные смогли восстановить весь процесс производства льняного полотна, ткани, самой распространённой в русских землях. Когда лён созревал, его выдёргивали из земли, сушили и удаляли семена. Затем его, как и зерно, молотили, чтобы удалить клейковину. Дальше начиналось самое главное: лён замачивали, снова сушили и начинали вычёсывать. Длинные и мягкие волокна (их было около трети от всего количества) шли на лучшее полотно, более короткие и грубые – на полотно похуже. В целом это был длительный и довольно трудоёмкий процесс, учитывая, что полезными были лишь 20% от всего сырья. Примечательно, что в русских деревнях описанный способ был повсеместно распространён вплоть до начала XX в, а само льняное полотно было основой всей одежды.

Цеп (сверху) и чесало (снизу) – первые орудия русского текстильного производства

Другая ситуация была с шерстью. Хотя технология обработки овечьих шкур была не менее давней, она была несовершенной, и в основном в крестьянских хозяйствах использовалась сермяга – шерстяная ткань самой грубой выделки. Отсюда пошло выражение «сермяжный» (то есть «простой, грубый»). Более тонкая ткань традиционно была импортной. Так, у знатных сословий наибольшей популярностью пользовались немецкие сукна. Особенно популярным было красное и зелёное сукно. О масштабах импорта на Русь можно судить по тому, что по данным на 1410 г. в Новгороде у немецких купцов на руках было 80 км (!) сукна, выставленного на продажу.

Постоянный приток тканей как извне, так и за счёт внутреннего производства способствовал появлению универсальной меры их длины. Длинный отрез раскатывали на земле и меряли большими шагами – так появился аршин (около 71 см). До самой революции аршин стал кошмаром школьников, которые решали бесконечные математические задачи о покупке купцами аршинов разного сукна. Недаром Тютчев в своём известном стихотворении писал: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», в том смысле, что страна слишком большая и разнообразная.

Источники XVI-XVII вв. донесли до нас цены на текстиль и одежду. Поскольку и материал, и готовое платье ещё делалось вручную, они были достаточно высокими:

Собственно русские текстильные производства начали появляться в середине XVI в. Впереди всех шли Новгород и Псков, традиционные пункты импорта тканей. Затем к ним присоединились другие города. В начале XVII в. тверские ткачи основали в Москве свою колонию, которая получила название Хамовники (от «хамовки» – льняного полотна). Тем не менее, промышленного производства тканей пока ещё не было.

Ситуация начала меняться с приходом к власти Петра I. В условиях постоянных военных действий текстильная отрасль приобрела стратегическое значение. Посмотрев, как устроено производство в Европе, новый царь захотел устроить то же самое дома. На первые фабрики (мануфактуры) в качестве вольнонаёмных действительно удалось привлечь часть свободного городского населения. Тем не менее, вскоре рабочих стало неоткуда брать: государственные крестьяне были заняты на уборке урожая и вообще производстве еды, а дворяне-помещики крайне неохотно предоставляли людей из своих хозяйств.

Пётр решил проблему своеобразно. С одной стороны, на фабрики стали буквально сгонять всех, кто не был привязан к месту жительства – бродяг, преступников, военнопленных, даже мелких священников. Они стали называться «казёнными» мануфактурами. Наряду с этим царь разрешил купцам свободно покупать деревни с крепостными крестьянами – дело доселе невиданное, поскольку такое разрешалось лишь дворянам. Это было сделано оттого, что у купцов были деньги на развитие производства, но не было людей, которые бы могли его развивать. Чтобы не злить дворян, Пётр вписал в законодательство любопытный нюанс. Согласно ему, купцы владели крепостными лишь формально, тогда как фактически они переходили государству. Для работы мануфактур они как бы передавались им во владение. Так появилось обозначение «владельческие» (или по-западному, как любил Пётр, «посессионные») мануфактуры. Помимо этого, работали и небольшие частные предприятия, которые могли открывать как обедневшие помещики, так и разбогатевшие горожане.

Стоит ли говорить, что качество произведённого товара было весьма посредственным. Так, на полотняном заводе, открытом в 1706 г. в Москве, на производство 1 аршина ткани тратилось до 2 рублей (порядка 10 000 современных), а результат оказывался «негодным». Иностранные специалисты, на которых возлагал надежды царь, ехали в Россию за «длинным рублём», не выдержав конкуренции на родине. Они разбирались в работе мануфактур не лучше своих русских подопечных. Производство начало падать: если в 1716 г. на московском Суконном дворе было изготовлено 138 000 аршинов сукна, то уже в 1719 г. – только 25 000 аршинов, причём произведённая ткань годилась только на подкладку. За период 1719-1724 гг. Петербургская суконная фабрика по результатам работы понесла убытков на 3 000 рублей, а Казанская – 8 000 рублей (порядка 15 и 40 млн современных соответственно). Прибыльной была лишь московская полотняная фабрика, принадлежавшая голландцу Ивану Тамесу. Развитию его предприятия способствовали два решающих фактора: хозяин лично отбирал и обучал русских мастеровых, а также предлагал большой ассортимент, не только полотно, но и разноцветные сукна. По сути, мануфактура Тамеса была первой полноценной русской текстильной фабрикой.

В перестроенном здании фабрики Тамеса в начале XIX в. разместились Хамовнические казармы. Современный адрес – Комсомольский проспект, 18-22

В целом к моменту смерти Петра Великого (1725 г.) текстильная промышленность в России находилась в депрессивном состоянии. Это было связано не только с низкой квалификацией сотрудников. Сама система работы мануфактур была сложной и запутанной. Работа каждой из них зависела от ряда обстоятельств. На некоторых ежемесячно платили жалование, на других работа была сдельной. Где-то рабочие получали все деньги сразу, в другом случае из жалования высчитывали оброк, как у помещичьих крепостных. У владельцев посессионных мануфактур производственные мощности и купленная деревня почти никогда не оказывались рядом, поэтому приходилось переносить фабрику к месту жительства крестьян, что отрицательно сказывалось на торговых связях.

С другой стороны, далеко не все купленные крестьяне могли быть переведены на производство. Если владелец забирал слишком много мужчин из деревни, их хозяйства разорялись, и мануфактуре приходилось брать на попечение семьи работников, выплачивая им дополнительные деньги во избежание социального взрыва. Через какое-то время купцы вовсе отказались брать крепостных на фабрики и стремились заполучить вольнонаёмных из числа государственных крестьян. Однако их приходилось отпускать на период сельхозработ, и тогда производство, и без того посредственное, вообще останавливалось. Кроме того, сами крестьяне не особо стремились идти в мануфактуру: их отталкивали тяжёлые условия труда, низкая оплата (даже квалифицированный сотрудник получал в лучшем случае 2 рубля в месяц, в пересчёте на современные это 7000 рублей) и 14-часовой рабочий день. Пытаясь не допустить развала мануфактур, власти в 1736 г. прикрепили к ним персонал. От этого сделалось ещё хуже: фабричные рабочие таким образом превратились в полноценных крепостных. Как ни парадоксально прозвучит, но, когда вспыхивали крестьянские восстания, рабочие были в первых рядах.

Дальнейшее развитие текстильных мануфактур шло по двум траекториям. Казённые продолжали приходить в упадок, тогда как дворянские существовали за счёт непосредственного крепостного труда, когда крестьяне фактически отбывали на них барщинную повинность, не являясь рабочими. Постепенно и посессионные мануфактуры стали превращаться в обычные поместья, причём в некоторых случаях купцы возводились в дворянство. Так произошло, к примеру, с Афанасием Гончаровым (1693-1783). Сын калужского гончара (отсюда и фамилия), он в 1720 г. заложил вместе с компаньонами полотняную мануфактуру. Впоследствии вокруг неё выросло поместье, которое так и называлось – Полотняный Завод. Продукция Гончарова была настолько высокого качества, что в значительной степени шла на экспорт. Со временем хозяин перепрофилировал свою фабрику на производство бумаги, на которую был ещё больший спрос.

Афанасий Гончаров – основатель семейного дела

Полученная прибыль сделала Гончаровых одними из наиболее богатых родов Калужской губернии. Праправнучка Афанасия Гончарова, Наталья Николаевна, стала женой Александра Сергеевича Пушкина, а семейная фабрика Гончаровых по-родственному «подгоняла» поэту бумагу для работы и издания книг. Предприятие в Полотняном Заводе продолжало работать и в советское время, выпускает оно бумагу и в наши дни (сейчас это ООО «Полотняно-Заводская бумажная фабрика»).

Тетрадки производства Полотняного завода можно приобрести и сейчас

В конечном итоге частновладельческие мануфактуры возобладали над государственными. Именно за счёт них до конца существования Российской империи происходило развитие текстильной отрасли. Наряду с этим, в конце XVIII в. в этой сфере произошёл настоящий переворот, напрямую связанный с английской промышленной революцией.

Стремительному экономическому развитию Англии во второй половине XVIII в. способствовали два важных фактора. Во-первых, в 1760-е гг. в стране, при помощи прялки со множеством веретён и паровых машин, было механизировано текстильное производство. Первая текстильная фабрика современного вида появилась уже в 1771 г. Известная своим овцеводством, Англия поставляла своё высококачественное сукно по всему миру. С другой стороны, расширение британской колониальной империи способствовало притоку в страну хлопка и технологий его обработки. Именно тогда англичане тесно познакомились с индийским ситцем – окрашенной хлопчатобумажной тканью с набитым рисунком. Поскольку ситец был слишком лёгким для английского климата, хлопок стали переплетать с льняными нитями для производства бумазеи. В свою очередь, Россия стала источником льна, который англичане меняли на избыток хлопка.

Стоит отметить, что хлопок в малых количествах попадал на русские предприятия и до этого, в основном с Востока. Однако его массовый приток как раз пришёлся на конец XVIII-начало XIX вв. Если в 1775 г. набивных предприятий (то есть делавших ситец с рисунком) было 10, то в следующие 25 лет их появилось ещё 30. Важными центрами выработки ситца стали Москва и Московская губерния.

Образование центров хлопчатобумажного производства заложило две траектории дальнейшего развития текстильной промышленности. Так, производством ситца и других хлопковых тканей стали заниматься вчерашние крепостные. Пользуясь тем, что помещики отпускали их на промыслы и работу в городе (для получения не натурального оброка, а именно «живых» денег), они устраивались на мануфактуры, где учились ткацкому мастерству. Затем, накопив денег и выкупившись на волю, они возвращались в родные края и открывали маленькие хлопчатобумажные производства. Это мотивировалось, в том числе, тем, что хлопок в любом случае можно было купить, чтобы не зависеть от выработки льна и шерсти.

Напротив, льняное и шерстяное производство оставалось в рамках посессионных/помещичьих мануфактур. Как и прежде, они были ориентированы прежде всего на невзыскательный госзаказ, вырабатывая грубое солдатское сукно (95% продукции). Из-за этого сложилась парадоксальная ситуация: при постоянном росте самого производства внутренний рынок долгое время не был заполнен. Из-за этого, когда речь заходила об изделиях из шерсти, то оказывалось, что половина из них импортная, тем более что в начале XIX в. в Англии производилось в 150 раз (!) больше шерстяных тканей на человека, чем в России.

Крестьяне, составлявшие бóльшую часть населения страны, в свою очередь, по-прежнему пользовались домотканым холстом. По этой причине полотняная промышленность топталась на месте, по сути, выживая только за счёт производства парусины для кораблей.

Хлопчатобумажное (прежде всего, ситцевое) производство, тем временем, динамично росло:

Именно с хлопчатобумажными мануфактурами оказались связаны громкие имена российских текстильных «королей» и их династий.

1. Прохоровы

Родоначальником этой знаменитой семьи был крепостной крестьянин Троице-Сергиевой лавры Иван Прохоров. После того, как у монастырей были отобраны вотчины (1764), он освободился и поселился в Москве. Его сын, Василий Иванович (1755-1815), сначала работал в качестве приказчика у старообрядцев-пивоваров, а затем открыл свою небольшую пивоварню. В это время он жил в Хамовниках, где судьба свела его с Фёдором Резановым, державшим мастерскую по производству краски. Резанов давно хотел открыть текстильную мануфактуру, и у него даже были на это деньги, однако не было никаких связей. Прохорова, напротив, не устраивал доход от пивоварения, но он обладал множеством контактов в старообрядческой среде. Объединив усилия, в июле 1799 г. два купца арендовали землю на холмистом берегу Москвы-реки, которая в народе именовалась Три Горы (сейчас – район станции метро «Краснопресненская»). Так была заложена основа будущей «Трёхгорной мануфактуры», знаменитой «Трёхгорки».

Василий Прохоров – основатель Трёхгорной мануфактуры

Сперва дела шли нелегко. Резанову приходилось лично обучать персонал и контролировать качество. Осторожный Прохоров предложил не заниматься сразу выпуском готовой продукции, а сперва просто закупать у московских купцов миткаль – полуфабрикат для ситца, и работать с ним. Благодаря придуманной Прохоровым оригинальной набивке (сейчас бы сказали – «принтам») товар стал быстро расходиться. В результате к 1812 г. оборотный капитал мануфактуры превысил 100 000 рублей (около 300 млн современных).

Война с Наполеоном стала для «Трёхгорки» серьёзным испытанием. Она пострадала во время московского пожара, а вскоре после этого компаньон Прохорова, Резанов, заявил о выходе из бизнеса и продал ему свою долю. К тому моменту капитал предприятия упал более, чем втрое. Из-за пошатнувшегося здоровья Василий Иванович отошёл от дел и вскоре умер, передав управление предприятием своему старшему сыну, Тимофею (1794-1854).

Тимофей Васильевич Прохоров фактически вырос на отцовской фабрике и знал все особенности процесса до мелочей. Кроме того, он проявил себя способным организатором. Так, в 1816 г. он открыл при «Трёхгорке» первое в России профессионально-техническое училище, куда набирал детей для обучения ткацкому ремеслу. Благодаря этому, впоследствии Прохорову не приходилось искать персонал и обучать его с нуля. С другой стороны, пользуясь тем, что другие предприятия Москвы после войны были разорены, Прохоров решил заняться непосредственно выпуском тканей вместо набивки, чтобы заполнить рынок своим товаром. Сохранив стратегию на оригинальность рисунка, множество сортов и высокое качество, Прохоров активно вкладывал средства в модернизацию фабрики – в частности, он закупал французские станки, за счёт которых можно было делать ткань быстрее других. К 1820 г. капитал «Трёхгорки» составлял 200 000 рублей (около 600 млн современных).

В 1833 г. Тимофей Прохоров отошёл от дел, полностью сосредоточившись на благотворительности и организации ремесленных школ. Дела фабрики стали вести его младшие братья – Иван, Константин и Яков. Они значительно расширили рынок сбыта компании: продукция «Трёхгорки» стала появляться на волжских и украинских ярмарках. Это не замедлило сказаться на оборотах: к 1840 г. капитал доходил до 0.5 млн рублей (около 1.5 млрд современных), а продукции реализовывалось на 2 млн рублей (соответственно 6 млрд современных). За высокое качество тканей Прохоровы получили ряд золотых медалей на всероссийских выставках и были переведены из мещан в сословие «почётных граждан».

Следует отметить, что модель организации предприятия, принятая у Прохоровых, впоследствии стала стандартной для всех остальных производителей. Так, из всех мощностей в Москве была сосредоточена лишь часть (изначально – около трети), тогда как остальное было вынесено в регионы, где труд был дешевле и не надо было организовывать для рабочих специальные условия. Часть работы передавалась посредникам, которые сами нанимали людей, занимавшихся каким-то видом ткачества, и потом передавали готовый товар Прохоровым за проценты. Сама мануфактура представляла собой производственный кластер, нацеленный на выработку конечного продукта разных видов – не только обычных, вроде ситца, но и элитных кашемира и бархата. К тому времени Прохоровы уже не покупали миткаль для дальнейшей доработки/переработки. «Трёхгорка» обладала своей развитой инфраструктурой в виде общежитий, больницы, школ. По уровню механизации она была в числе первых российских фабрик. На фабрике были установлены строгие корпоративные правила: к примеру, было запрещено курение – не только и не столько по соображениям пожарной безопасности, сколько для борьбы с пустым расходованием рабочего времени. Работников могли уволить за проспанные часы или за сквернословие, особенно при младшем персонале.

Обложка трехъязычного портфолио фирмы Прохоровых

Прядильный корпус (на современном фото снят с другой стороны). Нынешний адрес – Рочдельская ул., 13-15, стр. 5

Цех в Прядильном корпусе

Склад готовой продукции…

… и её вывоз со склада

Новому поколению Прохоровых – Ивану и Алексею Яковлевичам – пришлось столкнуться с серьёзными трудностями. Гражданская война в США 1861-1865 гг. резко сократила ввоз хлопка в Россию, а в 1867 г. на фабрике произошёл пожар. Чтобы упрочить положение фирмы, браться мобилизовали капиталы других родственников и в 1874 г. основали паевое «Товарищество Прохоровской Трёхгорной мануфактуры» с капиталом 1.5 млн рублей (около 4 млрд современных).

Новый взлёт предприятия был связан с тандемом руководителя – Николая Ивановича Прохорова – и управляющего директора – Никиты Васильевича Николаева. Последний был выпускником школы Тимофея Прохорова. Придя на предприятие обычным набойщиком, через 30 лет он вошёл в состав совета директоров. Как отмечалось в юбилейном издании к столетию «Трёхгорки», «в периоде горячих увлечений и порывов» владельцы всегда находили в Николаеве «верного советника, умудрённого большим житейским опытом». Николай Прохоров, руководивший предприятием с 1899 по 1915 гг., по образованию был юристом-управленцем. Одновременно с этим он закончил красильную школу в Германии и был талантливым химиком, автором ряда патентов, связанных с окраской и отбеливанием ткани. Любопытно, что права на пользование этими технологиями Прохоров впоследствии продавал другим фабрикам.

В XX в. «Трёхгорка» вошла с капиталом 3 млн рублей (порядка 6 млрд современных), самым современным оборудованием и огромным охватом рынка. Тем не менее, к тому моменту у неё уже были серьёзные конкуренты в виде других текстильных магнатов.

2. Морозовы

Одна из наиболее известных предпринимательских династий старой России, Морозовы происходили из крепостных крестьян подмосковного села Зуево (в 1917 г. вместе с другими сёлами, Орехово и Никольское, оно образовало город Орехово-Зуево). Основатель рода, Савва Васильевич Морозов (1770-1860), по специальности был ткачом, и помещик отпускал его на заработки. По легенде заняться предпринимательством Морозова вынудили обстоятельства: чтобы откупиться от призыва в армию, он занял крупную сумму, которую надо было отдавать. В 1797 г. он организовал небольшую мастерскую, делавшую кружева. К 1811 г. у него было уже 20 сотрудников, которые производили товара на 1200 рублей в год (примерно 3.5 млн современными). Накопив денег, Морозов в 1820 г. выкупил у помещика себя с супругой и четверых сыновей – Елисея, Захара, Абрама и Ивана.

Как и в случае с Прохоровыми, деятельности Морозовых сопутствовала удачная конъюнктура – их родные места оказались не затронуты войной 1812 г., что давало существенное преимущество перед старыми московскими производителями. Кроме того, роль здесь играли и личные качества Саввы Васильевича: зная его ответственность, земляки стали доверять ему на хранение свои сбережения, которые он пускал в оборот и таким образом развивал своё производство. Сперва Морозов лично ездил в Москву для реализации своей продукции, однако в скором времени он сделал себе такую репутацию, что перекупщики встречали его уже по пути, чтобы успеть перехватить товар. В 1823 г. Морозов купил у своего же бывшего помещика земельный участок и построил на ней первую фабрику, которая дала начало Никольской мануфактуре.

Как настоящий предприниматель, Савва Васильевич зорко следил за рынком и не мог не заметить упадка помещичьих мануфактур. Данная тенденция дала ему идею переключиться с шёлковых на шерстяные изделия. В 1844 г. Морозов запустил у себя производство, нацеленное, в противовес помещичьему, на выделку тонкого и дорогого сукна – драдедама. Помимо прочего, это организовало рабочие места для более чем 3 000 местных крестьян. С другой стороны, Морозову не давали покоя успехи Прохоровых, и в 1846 г. он основал крупнейшую в России фабрику по производству хлопчатобумажных изделий.

В скором времени после этого Савва Васильевич, за старостью лет, передал дела младшему сыну Тимофею, который родился уже свободным. В 1860 г. Савва Васильевич и Тимофей Саввич учредили торговый дом «Савва Морозов с сыновьями», хотя к тому моменту Абрам умер, Иван, не интересовавшийся текстилем, вышел из дела, а старшие, Елисей и Захар, отделились и открыли собственные фирмы. Фактическим владельцем отцовского бизнеса с капиталом в 4,5 млн рублей (около 13 млрд современных) стал Тимофей Саввич – ему принадлежали ¾ фирмы, ещё ¼ была передана его племянникам Давиду и Абраму Абрамовичам, сыновьям рано умершего брата.

Тимофей Саввич Морозов

На основе отцовских фабрик в Никольском Тимофей Саввич организовал огромный комбинат, который осуществлял полный цикл от переработки сырья до отделки готовых изделий. Также были созданы предприятия в Москве и Твери. Как и прежде, удача не изменяла Морозовым. Так, в 1860-е гг. началось присоединение к Российской империи Средней Азии, что позволяло не зависеть от привозного американского, а использовать отечественный хлопок. Кроме того, чтобы не быть завязанным на посредников, Тимофей Саввич открыл в Ливерпуле представительство фирмы, чтобы напрямую закупать оборудование у английских производителей. Наконец, в качестве топлива на предприятиях Морозов первым начал использовать мазут. В то время для него ещё не было активного применения, и Тимофей Саввич скупал его у нефтяной фирмы Нобелей всего по 80 копеек (около 2000 современных рублей) за тонну, экономя значительные количества дров и угля.

С другой стороны, для развития своего бизнеса Морозовы получали кредиты на хороших условиях. Среди их главных кредиторов был русско-немецкий коммерсант Людвиг (Лев Герасимович) Кноп (1821-1894), один из самых крупных торговцев хлопком и оборудованием для его переработки. Несмотря на большую (50 лет) разницу в возрасте, у Кнопа сложились хорошие отношения с Саввой Морозовым, и после его смерти он продолжал кредитовать предприятия младших Морозовых. В 1857 г. Кноп открыл собственную фабрику в Нарве, известную как Кренгольмская мануфактура. Для развития предприятия он привлёк к работе московских купцов, братьев Алексея и Герасима Хлудовых (у них была ткацкая фабрика в подмосковном Егорьевске). Мануфактура быстро стала главным производителем бумажной пряжи, однако в конфликт интересов с Морозовыми не вступала, более того, дочь Алексея Хлудова, Варвара, стала женой Абрама Абрамовича Морозова.

Лев Кноп (сидит в центре) и братья Хлудовы (за его спиной слева Герасим, справа – Алексей), кредиторы и партнёры Морозовых

В 1871 г. семейный бизнес вновь разделился: «тверская» часть была закреплена за Абрамом Абрамовичем, «подмосковная», напротив, осталась в ведении Тимофея Саввича. Впоследствии эти доли достались соответственно сыновьям Абрама – Михаилу, Ивану и Арсению Абрамовичам, и их двоюродному дяде, Савве Тимофеевичу Морозовым. «Тверские» Морозовы, тем не менее, продолжали жить в Москве в собственной усадьбе.

Усадьба Морозовых на Воздвиженке (современный адрес – дом 14, стр. 1)

Следует сказать, что куда больше, чем коммерческими делами, братья интересовались искусством и гуманитарными науками. Фирмой фактически управляла их мать, Варвара Морозова (урождённая Хлудова), которая не разделяла увлечений детей. Так, Михаилу, учившемуся на историко-филологическом факультете, она выдавала фиксированную сумму денег в месяц. Когда Арсений построил рядом с усадьбой свой знаменитый особняк в мавританском стиле, Варвара Алексеевна сказала: «Раньше я одна знала, что ты дурак, а теперь это знают все!». Её доверием пользовался лишь Иван Абрамович, которому она в 1892 г. передала бразды правления торговым домом.

Особняк Арсения Морозова (Воздвиженка, 16)

Источник