курс история новейшей литературы 10 главных романов конца xx начала xxi века
Курс история новейшей литературы 10 главных романов конца xx начала xxi века
Приглашаем на цикл лекций с участием Дмитрия Быкова, Ирины Прохоровой, Галины Юзефович, Олега Лекманова, Михаила Эдельштейна, Константина Мильчина, Сергея Сдобнова, Михаила Визеля, Игоря Алюкова, Анастасии Завозовой.
Не упустите возможность узнать больше о современной литературе от известных критиков, переводчиков, литературоведов и издателей.
Обсуждаем только лучшие романы конца XX — начала XXI века: «Маленькая жизнь» Х. Янагихары, «Щегол» Д.Тартт, «Ложится мгла на старые ступени» А. Чудакова, «Аустерлиц» В. Зебальда, «Баудолино» У. Эко, «Игра в ящик» и другие не менее яркие произведения.
13 марта. Михаил Визель /Роман Умберто Эко «Баудолино».
15 марта. Михаил Эдельштейн /Роман Сергея Солоуха «Игра в ящик».
20 марта. Константин Мильчин /Роман Аравинда Адиги «Белый тигр».
22 марта. Олег Лекманов /Роман Александра Чудакова “Ложится мгла на старые ступени».
27 марта. Дмитрий Быков /Роман Марка Z. Данилевского «Дом листьев».
29 марта. Галина Юзефович /Роман Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь».
3 апреля. Сергей Сдобнов /Роман В.Г. Зебальда «Аустерлиц».
5 апреля. Игорь Алюков /Роман Джуно Диаса «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау».
10 апреля. Ирина Прохорова /«Д.А. Пригов как русский Данте».
12 апреля. Анастасия Завозова /Роман Донны Тартт «Щегол».
*Обращаем ваше внимание, что в расписании возможны изменения.
Курс история новейшей литературы 10 главных романов конца xx начала xxi века
Приглашаем на цикл лекций с участием Дмитрия Быкова, Ирины Прохоровой, Галины Юзефович, Олега Лекманова, Михаила Эдельштейна, Константина Мильчина, Сергея Сдобнова, Михаила Визеля, Игоря Алюкова, Анастасии Завозовой.
Не упустите возможность узнать больше о современной литературе от известных критиков, переводчиков, литературоведов и издателей.
Обсуждаем только лучшие романы конца XX — начала XXI века: «Маленькая жизнь» Х. Янагихары, «Щегол» Д.Тартт, «Ложится мгла на старые ступени» А. Чудакова, «Аустерлиц» В. Зебальда, «Баудолино» У. Эко, «Игра в ящик» и другие не менее яркие произведения.
13 марта. Михаил Визель /Роман Умберто Эко «Баудолино».
15 марта. Михаил Эдельштейн /Роман Сергея Солоуха «Игра в ящик».
20 марта. Константин Мильчин /Роман Аравинда Адиги «Белый тигр».
22 марта. Олег Лекманов /Роман Александра Чудакова “Ложится мгла на старые ступени».
27 марта. Дмитрий Быков /Роман Марка Z. Данилевского «Дом листьев».
29 марта. Галина Юзефович /Роман Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь».
3 апреля. Сергей Сдобнов /Роман В.Г. Зебальда «Аустерлиц».
5 апреля. Игорь Алюков /Роман Джуно Диаса «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау».
10 апреля. Ирина Прохорова /«Д.А. Пригов как русский Данте».
12 апреля. Анастасия Завозова /Роман Донны Тартт «Щегол».
*Обращаем ваше внимание, что в расписании возможны изменения.
Почему «Баудолино» — лучший роман Умберто Эко: объясняет критик Михаил Визель
Дирекция образовательных программ Департамента культуры Москвы запустила курс «История новейшей литературы: 10 главных романов конца XX — начала XXI века». В проекте участвуют видные критики, филологи и издатели. «Афиша Daily» законспектировала первую лекцию цикла — о «Баудолино» Умберто Эко.
Шеф-редактор портала «Год литературы», переводчик, книжный обозреватель
Я не знаю, чья это инициатива и как так получилось, но я очень рад, что этот курс открывается именно Умберто Эко. Этот писатель оказался каким-то краеугольным камнем литературы XXI века, и неслучайно, что мы начинаем с романа 2000 года, с рубежа эпох.
Предвижу ваш вопрос: почему я говорю именно о «Баудолино», а не о знаменитом «Имени розы» — не о первом романе, и не о «Нулевом номере» — последнем, который вышел не далее как осенью 2015 года, меньше чем за год до смерти автора. Я убежден, что именно «Баудолино» — его самый гармоничный, самый увлекательный и самый показательный роман, позволяющий проследить те приемы, благодаря которым состоялся феномен Умберто Эко как писателя. Я сам перевел три его книжки и неровно дышу к этому автору — надеюсь, что это передастся и вам.
«Баудолино» — четвертый роман Умберто Эко. На момент публикации книги ему было 68 лет. Как мы знаем, прежде чем стать успешнейшим прозаиком, он сделал прекрасную академическую карьеру: первый роман Эко вышел, когда ему было под 50. Он охотно отзывался на всякие насущные вопросы современности в своей ироничной манере, связывая вещи, казавшиеся совершенно несвязываемыми. Он получал удовольствие от такого сближения дорогих ему тем. И, когда в середине 1970-х издатели предложили ему: «Напишите какой-нибудь кратенький роман, а мы его издадим», он сказал: «Нет, если писать, то только толстенные, здоровенные романы». И написал «Имя розы». Но мы сейчас не о нем, мы о «Баудолино».
Мне кажется важным, что этот роман сочинил 68-летний автор и что Эко был прекрасным академическим ученым, медиевистом и семиотиком. В первой его большой работе — «Открытом произведении» — провозглашалось, что роль читателя текста гораздо важнее, чем роль автора. На ту же тему писал еще Ницше, а Эко облек это в язык изощренной гуманитарной науки. Я почему об этом говорю: сама идея о том, что читатель важнее писателя, увлекла Умберто Эко как романиста, и это проявилось именно в его четвертом романе.
Второй герой — Никита Хониат, лицо историческое, один из сановников Византийской империи. Он выступает контрпартнером, собеседником Баудолино: именно ему он рассказывает историю своей жизни. Третий персонаж — Поэт, благодаря которому Баудолино реализует черты своего характера. Это полуреальный-полувымышленный герой. Он восходит к реально существовавшему человеку, известному под именем Архипииты Кельнского.
Есть еще два персонажа, которые как бы обрамляют Баудолино, — его отцы: биологический — крестьянин Гальяудо и приемный — Фридрих Барбаросса. Так вышло, что Барбаросса заплутал в тумане и повстречал Баудолино, который вывел его к своей хижине, накормил, напоил и спать уложил — и, самое главное, напророчил, что в завтрашней битве Барбаросса победит. Баудолино сказал это, не зная, что перед ним Барбаросса: он думал, что это немецкий барон, который даст ему монету за хорошее предсказание. А тот не только дал монету, но и взял в свой лагерь и издал приказ о том, что Баудолино теперь его сын, — и всю свою оставшуюся жизнь он провел при дворе Барбароссы.
О чем эта книга? Как я уже сказал, «Баудолино» является самой гармоничной из всех вещей Эко, потому что в ней, в частности, есть большая история и есть малая. Большая история — о рыцарских подвигах Барбароссы, который, не щадя живота своего, ведет войны с итальянскими городами-коммунами. Барбаросса, убежденный, что вся Италия должна ему подчиняться, мечется: не успел подчинить себе один город — взбунтовался другой. Но надо учитывать и то, что Умберто Эко всю жизнь был женат на немке, и для него история отношений итальянцев с немцами личная. Подобно тому как сочетается судьба Баудолино и Барбароссы, сплетается в романе судьба итальянская и европейская.
Но зачем пожилому профессору Умберто Эко все это? Я думаю, это роман о поправлении реальности: ровно этим и занимается Баудолино всю свою жизнь. По мысли Умберто Эко, именно он является закулисным создателем дошедших до нас текстов того периода — от стихов до бестиария. В зрелые годы Баудолино работает «политтехнологом» — он организует вбросы нужной информации, сливы, черный пиар — все, чтобы доказать: Барбаросса — духовный лидер Западной Европы. Но есть одно существенное отличие Баудолино от современных маркетологов и черных пиарщиков. На своих публичных лекциях Эко любил повторять, что средневековый кафедральный собор с его витражами, ставнями и фресками выполнял роль постоянно идущей просветительской телепередачи — с той лишь разницей, что продюсеры того времени были по большей части людьми образованными, нравственными, искренне желающими добра для тогдашних телезрителей, то есть прихожан. Таков и Баудолино: он управляет реальностью ради создания единой империи.
Что делает «Баудолино» постмодернистским романом? Вадим Руднев в своей замечательной книге «Словарь культуры XX века» говорит о том, что в прошлом веке оппозицию фикшн/нон-фикшн заменила другая иерархия. Стало бессмысленно утверждать, что вот это правда, а это вымысел: следует говорить о слоях реальности — как у луковицы или капусты. «Баудолино» как раз и демонстрирует смену этой парадигмы. Сколько я ни анализировал книгу, до сих пор не могу понять — то ли Эко издевается над читателями, то ли Баудолино — над Никитой Хониатом.
В этом, мне кажется, вся суть постмодернистского романа: мы по-прежнему обращаемся к вымыслу и обману, но облекаем его в одежды учености, иронии, дополненной реальности, и уже непонятно, где кончается одно и начинается другое. Конечно же, у Эко игра в цитатность, в аллюзийность доведена до чудовищного уровня. При переводе приходится постоянно шевелить мозгами, решать его ребусы и головоломки — поначалу это восхитительно, но довольно здорово утомляет. Вот что по этому поводу писал сам автор: «Иногда я задаюсь вопросом: не пишу ли я романы только для того, чтобы позволить себе эти отсылки, понятные лишь мне самому? Но при этом я чувствую себя художником, который расписывает узорчатую камчатную ткань и среди завитков, цветов и щитков помещает едва заметные начальные буквы имени своей возлюбленной. Если их не различит даже она, это неважно: ведь поступки, вдохновленные любовью, совершаются бескорыстно».
За это я и люблю Умберто Эко — он перся от своей учености и от того, какой он умный. Если применительно к Кафке пишут о поэтике бюрократии, то в связи Эко можно говорить о поэтике сноски, каталогов, списков. Он обожал, он купался в этом: неслучайно у него получился такой страшный образ слепого злодея — преподобного Хорхе из «Имени розы». И несмотря на то что во времена «Википедии» все эти аллюзии себя исчерпали, а цитаты находятся щелчком мыши, упоение библиографией перекочевало в XXI век и, я надеюсь, останется надолго. Пусть постмодернизм в том виде, в каком он представлен в работах Умберто Эко, кончился вместе с концом «конца истории» по Фукуяме, он еще живет и приносит неожиданные плоды — и я с нетерпением жду, что будет дальше.
Полное расписание лекций курса «История новейшей литературы: 10 главных романов конца XX — начала XXI века» — на сайте Дирекции образовательных программ Департамента культуры Москвы.
Курс история новейшей литературы 10 главных романов конца xx начала xxi века
Приглашаем на цикл лекций с участием Дмитрия Быкова, Ирины Прохоровой, Галины Юзефович, Олега Лекманова, Михаила Эдельштейна, Константина Мильчина, Сергея Сдобнова, Михаила Визеля, Игоря Алюкова, Анастасии Завозовой.
Не упустите возможность узнать больше о современной литературе от известных критиков, переводчиков, литературоведов и издателей.
Обсуждаем только лучшие романы конца XX — начала XXI века: «Маленькая жизнь» Х. Янагихары, «Щегол» Д.Тартт, «Ложится мгла на старые ступени» А. Чудакова, «Аустерлиц» В. Зебальда, «Баудолино» У. Эко, «Игра в ящик» и другие не менее яркие произведения.
13 марта. Михаил Визель /Роман Умберто Эко «Баудолино».
15 марта. Михаил Эдельштейн /Роман Сергея Солоуха «Игра в ящик».
20 марта. Константин Мильчин /Роман Аравинда Адиги «Белый тигр».
22 марта. Олег Лекманов /Роман Александра Чудакова “Ложится мгла на старые ступени».
27 марта. Дмитрий Быков /Роман Марка Z. Данилевского «Дом листьев».
29 марта. Галина Юзефович /Роман Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь».
3 апреля. Сергей Сдобнов /Роман В.Г. Зебальда «Аустерлиц».
5 апреля. Игорь Алюков /Роман Джуно Диаса «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау».
10 апреля. Ирина Прохорова /«Д.А. Пригов как русский Данте».
12 апреля. Анастасия Завозова /Роман Донны Тартт «Щегол».
*Обращаем ваше внимание, что в расписании возможны изменения.
Идеальные триллеры Марка Данилевского и Джей Джей Абрамса: лекция Дмитрия Быкова
В новом выпуске курса «История новейшей литературы: 10 главных романов конца XX — начала XXI века» Дирекции образовательных программ Департамента культуры Москвы Дмитрий Быков рассказывает о мрачном очаровании «Дома листьев» Марка Z.Данилевского и «S» Джей Джея Абрамса и Дага Дорста.
Поэт, писатель и журналист. Быков регулярно рассказывает о литературе на «Дожде», в лектории «Прямая речь» и в программе «Один» на «Эхе Москвы».
Всю свою жизнь я решаю задачу: как сделать так, чтобы читатель не мог оторваться от книги? Ведь почему падает интерес к чтению? Потому что неинтересно. Это вообще достаточно обсуждаемая сейчас тема — существует, например, большая работа Елены Иваницкой «Феномен интересного»; есть одноименная статья Михаила Эпштейна. В общем, коллективным усилием человечество додумалось до того, что интересно нам бывает по трем причинам.
Прежде всего, нас манит тайна, семантическая несоотносимость разных деталей происходящего. Почему всех так занимает перевал Дятлова? Потому что подробности этой истории укладываются не в одну, а только в две, в три схемы. Все противоречия снимает версия со шпионами, но проблема в том, что там их не было и быть не могло. Нестыковки и разноплановость — причем не столько логические, сколько стилистические, — и придают этой истории таинственную прелесть.
Кроме того, человеку всегда интересно то, что соотносится непосредственно с ним. «Евгений Онегин» стал бестселлером, потому что читатели узнавали в себе либо Онегина, либо Татьяну. Зацепить можно, описав ту эмоцию, которой в литературе еще не было: так, Катулл создал новую лирику — стихи о любви, которая переходит в глубокую ненависть к своему объекту. Новую эмоцию, безусловно, привнес Бродский — сочетание абсолютного космического презрения к миру и абсолютного обывательского тщеславия; когда человек равнодушен ко всему, кроме того, что о нем напишут в журнале. Аналогичная ситуация с Платоновым, предложившим сложнейшее чувство — бесконечную умиленность, помноженную на бесконечную физиологическую брезгливость.
Развороты романа Марка Z.Данилевского «Дом листьев»
Наконец, нам интересно читать то, что с интересом написано. Борис Стругацкий говорил: «Писатель непрофессиональный от профессионального отличается тем, что профессиональный не получает удовольствия». Это всегда заметно: чувствуется, что «Пикник на обочине» писался с наслаждением, а «Град обреченный» — без. Но иногда читателю надо испытывать и омерзение.
У «Дома листьев» Марка Z.Данилевского и «S» Джей Джея Абрамса и Дага Дорста есть все три признака. И помимо того что они способны удержать читательское внимание, эти книги свидетельствуют о том, что бумага бессмертна, что прежняя, аналоговая традиция чтения — не прервется.
Для начала поговорим о Данилевском. Его роман предлагает очень важную метафору, указывает на крайне существенный аспект человеческого самоощущения. В этом смысле я бы сравнил «Дом листьев» с «Парфюмером». Зюскинд использовал запах как идею всечеловеческой связи. Метафора Данилевского отсылает к важнейшему для американцев образу дома как проекции души. Эта же идея крайне близка Фолкнеру и — как ни странно — Толстому.
Что же происходит в «Доме листьев»? Есть хозяин тату-салона, типичный скиталец, алкоголик, мыслитель, прожигатель жизни, интенсивный потребитель девушек, который — и это очень важно — живет в Калифорнии. В доме слепого старика Дзампано, умершего при странных обстоятельствах, он находит рукопись. Когда главный герой начинает ее читать, он чувствует, что медленно сходит с ума, — и неспроста. Эта книга апеллирует ко всем фобиям, которые есть у человека, но больше всего — к клаустрофобии. Она удивительно реалистична — в том числе из-за того, что автор приводит ссылки на отчасти существующие, отчасти несуществующие фильмы и архитектурные сооружения. Кроме того, в романе фигурирует загадочная и тревожная пленка — кинофильм, смонтированный фотографом Нэвидсоном. Этот самый Нэвидсон постоянно снимает себя, свою семью и дом и в какой-то момент, просматривая видео, выясняет, что внутри появилось помещение, не предусмотренное планом, — маленький чулан между двумя комнатами на втором этаже. Он проводит измерения и выясняет, что дом изнутри больше, чем снаружи. А потом Нэвидсон понимает: внутренние помещения срастаются и таких укромных пространств — несколько.
Почему мне так близка эта книга? Потому что, общаясь со знакомыми мне людьми, я постоянно обнаруживаю в них вещи, о которых не подозревал. Чаще эти бездны меня ужасают, иногда радуют, например, когда женщина, которую ты любишь, скажет тебе что-то смешное и невероятно точное — и ты поражаешься, какое сокровище готовило тебе обед. Но, как правило, в своем друге обнаруживаешь дремавшую зависть, или страсть, или комплекс, о котором ты даже не подозревал.
Поэтому роман Данилевского на самом деле о любви, о том, как Нэвидсон и Карен открывают друг в друге все новые и новые местности. По ходу книги Нэвидсон узнает, что Карен была ему неверна, и от этого еще больше ее любит. Когда мы читаем вторую главу романа, излагающую версию Карен, возникает забавная стереоскопия: мы видим, что дело обстоит совершенно иначе. Вообще, эта сложная бумажная книга создает в нас ощущение, будто вы блуждаете в лабиринте чужих бездн.
Америка — страна триллеров, и Данилевский блестяще использует этот культурный ресурс. Писатель постоянно отсылает нас к конкретным историям о пропавших без вести, о стариках, сошедших с ума, об одиночках, которых преследуют призраки. Мы осознаем, что США — это территория безумия, оттененного бешеной деловой жизнью: на поверхности Вашингтон и Линкольн, рациональность и просвещение, а с изнанки — аутсайдеры и безумцы, монстры и маньяки.
У «Дома листьев» была довольно занятная судьба: он был отвергнут множеством издательств — и автор издал книгу за свой счет. Сначала роман стал культовым среди студентов, а сегодня в Америке нет такого магазина, где «Дом листьев» не стоял бы на главной полке. В России Данилевского согласилось печатать только издательство «Гонзо». Они были полностью уверены в коммерческом провале, а сейчас делают уже шестую допечатку.
Почему сложные книги становятся бестселлерами? Первый тираж «Улисса» был распродан за три дня — да и «Поминки по Финнегану» тоже хорошо разошлись. Долгие годы хитом остается 1200-страничный роман Джозефа МакЭлроя «Женщины и мужчины», в котором никто ничего не понимает. Людьми движет жажда самоуважения: читая сложную книгу, мы совершаем довольно большие усилия. Одолев Данилевского, мы очень собой гордимся.
Перейдем к «S». Как вы знаете, режиссер и сценарист Джей Джей Абрамс довольно странный тип. Он совсем не писатель, и вместе с тем я горячо рекомендую вам эту книгу — пусть она пока и не переведена (и вряд ли будет). После выхода в 2013 году она получила очень неоднородные отзывы — от одной звезды до пяти, от «чушь собачья» до «гениально».
У «S», как и у «Дома листьев», сложная матрешечная композиция. Есть книга «Корабль Тесея», издание которой стилизовано под 1947 год. В ней три истории. Ее автор — писатель Страка, выходец из Восточной Европы, скрывающийся под псевдонимом. Теоретически он написал 19 (важная цифра для романа) книг, и эта — последняя. Сочиняя «Корабль Тесея», Страка назначал свидания своей переводчице, в которую был тайно влюблен, и ни разу на эти свидания не явился — но оставил много шифров и кодов. Но, даже разгадав их, мы не получим ответы на все наши вопросы.
О чем, собственно, его роман? Это история человека, который обнаружил себя избитым на берегу океана: он ничего не помнит и при нем нет никаких документов. На протяжении всего романа он пытается собрать свою личность. Он идет в кабак, и там смутно знакомая женщина говорит, что он должен поступить на корабль, стоящий в порту. Он нанимается на него: вся команда состоит из мрачных людей и обезьянки, которая играет в действии какую-то непонятную роль (она проясняется в последней главе). Живя в этой команде, отношения с которой напоминают «Морского волка» Лондона, путешествуя по странным берегам, герой узнает, что у него есть могущественный враг по имени Веведа, но где находится этот враг, он понять не может.
Третий слой романа — самый интересный. У книги, как и положено изданию 1947 года, есть огромные поля, и на них переписываются два студента — закомплексованная, но очень хорошенькая Джен и Эрик — авантюрист, которого вечно выгоняют из университета. Поначалу они незнакомы: она пишет желтым, он — синим. После личной встречи Джен использует черный, а Эрик — зеленый. Наконец они влюбляются и переходят на красный и лиловый. Разобравшись в динамике их отношений, вы начинаете обращать внимание на вложенные в книгу газетные вырезки, открытки и шифровальные таблицы — и принимаетесь решать задачки. Например, такие: берете координаты тех городов, в которых побывал герой, и подставляете под них буквенные значения с помощью шифровальной таблицы — чтобы прочитать что-то вроде «Мое сердце плачет о тебе». Каждая глава книги представляет собой не только новую локацию, но и новую систему шифров: взломав их, вы узнаете, кто такой S, почему он скитается и чем ему угрожает Веведа.
Надо сказать, что если захотеть, любую книгу можно прочесть как закодированное послание. И некоторые литературоведы этим и занимаются, «дешифруя» хоть Пушкина, хоть Набокова. В чем оригинальность «S»? Этот роман — проекция нашего поиска Бога. Мы все в какой-то момент оказались на берегу и без документов — а потом начинаем себя (и скорее всего, с чужой помощью) идентифицировать. Эта книга позволяет нам познакомиться с миром через личный опыт, как будто в первый раз. И потом — по всему тексту разлита печальная романтика приморского города, бедного, заброшенного и бесконечно таинственного; тут буквально пахнет морем, гнилью, водорослями — всем этим сложным спектром запахов то ли из нашего детства, то ли из прошлой жизни, то ли из мечты об идеальном месте. И когда вы заканчиваете читать роман и понимаете, что ни одна его загадка вами по большому счету не разгадана, вы остаетесь с ощущением мира как пленительной тайны, как зашифрованного послания.
Почему я решил остановиться на этих двух романах? Я посмотрел темы произведений, которые были предложены вам до меня. Должен сказать, что почти каждое сочинение вызывало у меня какую-то зевоту. Связано это с тем, что мне не так уж нужно уважать себя: мне нужно, чтобы было интересно. Трагическая особенность русской литературы — в том, что она чрезвычайно монотонна. Вот автор пишет и ужасно гордится тем, что у него выходит похоже на советскую литературу. Или какой-то европеец вспоминает свое путешествие через всю Европу в поисках архитектурных неточностей. Все это невыносимо; в этом нет напряжения, нет динамики. И я прихожу в ужас, когда читаю то, что пишут наши современники в России. На читателя можно воздействовать с помощью тысячи приемов — а они знают полтора. Это позор — выпускать роман о том, как Иван Иваныч вышел на улицу, закурил и пошел на работу. Книга, которую вы пишете, должна быть увлекательным приключением, которое лучше бы заканчивалось для читателя смертью — или преображением.