ладо очень простая история краткое содержание
Очень простая история
«В жизни нет ничего сложного. Это мы сложны.
Жизнь — простая штука, и в ней что проще, тем правильнее».
Пьеса «Очень простая история» по произведению украинского драматурга Марии Ладо была впервые поставлена на сцене театра-студии киноактёра в 2005 году. Однако и спустя почти двенадцать лет спектакль не теряет своей популярности. Режиссер-постановщик Александр Ефремов постарался через привычные зрителю образы и незамысловатый сюжет ответить на вопросы, над которыми рано или поздно задумывается каждый. Круговорот жизни и смерти, любовь, воплощение мечты… Можно долго, красиво и завуалированно рассуждать на эти темы. А что если поговорить об этом просто, без пафосных слов?
Главные герои пьесы – домашние животные. Именно они со всей своей непосредственностью и наивными взглядами ведут беседы о вечных ценностях. Хочется отметить мастерство актёров, которым удалось передать своеобразие характеров животных. Старая мудрая лошадь, добродушная корова, весёлый и неугомонный пес, самоуверенный красавец-петух, мечтательница-свинья. Как нельзя точно были подобраны костюмы всех представителей деревенского двора, на время спектакля даже забылось, что на сцене люди, казалось, будто и вправду животные заговорили человеческим языком.
Доверчивая и наивная свинья – один из самых ярких образов в пьесе. Не имея ни малейшего представления о жизни вне сарая, она полна воодушевления, мир для нее прекрасен и удивителен. Она безустанно задаёт вопросы и, получая ответ, не перестает восхищаться: «Как же в жизни все интересно!». Небо, пушистые облака, река, лодки, которых свинья никогда не видела, – всё это волнует её воображение, и так рождается мечта − научиться летать. Как ни смеялись над ней другие животные, как ни разубеждали ее, свинья не теряла надежды. Более того, эта тонкая натура была влюблена в своего хозяина, который по иронии судьбы и лишил её жизни. «Я из сарая отправляюсь в рай», — эта последняя фраза свиньи, не знающей о том, какой страшный финал ее ожидает, фраза комичная и трагичная одновременно – именно она стала завершением первого акта и ещё долго отдавалась в голове у зрителей.
Когда сидящие в зале уже и не надеялись снова увидеть на сцене свинью, она неожиданно появляется в образе ангела. Но самое главное – ее мечта сбылась: теперь у свиньи были крылья! Но стала ли она от этого счастливей? «Летать хорошо, но жить лучше, хоть даже в этом сарае. Теперь я пустая, я ничего не чувствую и ничего не хочу», — признается свинья-ангел. Да, за мечту приходится платить, иногда – и ценой собственной жизни. «Мои мечты были прекрасные, как солнце, потому что они были настоящими». А что значит «настоящими»? Может, это те мечты, которые не требует обязательного воплощения, которые просто дают тебе надежду и наполняют светом изнутри? Ведь так важно верить во что-то.
В спектакле также поднимается тема жизни и смерти. Согласно представлению автора пьесы, умирая, все животные становятся ангелами и оберегают тех, кто только начинает жить. А люди? Им превратиться в ангелов сложнее, ведь, к сожалению, человеку часто приходится убивать. Тут ключевым образом является отец Алеши. На первый взгляд он кажется отрицательным персонажем: пьяница, который вечно ворует у соседей самогон. Но не стоит судить людей, не зная причину их поступков. Несчастный мужчина так и не смог смириться с потерей жены, через его монологи зритель понимает, что на самом деле это человек простой, любящий, совестливый и очень добрый. Не удивительно, что именно у него вдруг появилась способность слышать разговоры животных. Когда перед отцом Алеши стал выбор: выстрелить в старую лошадь или нет, хоть это и было ради будущего внука, мужчина отказался убивать.
Можно смело утверждать, что «Очень простая история» − спектакль вне времени. Подобные события будут повторяться вновь и вновь, но ценности останутся те же. Мечтать, любить, творить добро – это просто. И это правильно.
Как люди (о спектакле «Очень простая история»)
Я, наконец, понял, что такое катарсис. Это когда смотришь спектакль не для того, чтобы отметить достоинства текста или недостатки постановки, оценить игру актеров или оригинальность декораций. Это когда сливаешься с происходящим на сцене, как будто участвуешь в нем, когда помимо воли из твоей души вырываются такие эмоции, которых совсем не ждешь. И смотреть после этого становится немножко тяжело, и оторваться невозможно.
Примерно такие чувства вызвал у меня спектакль «Очень простая история» Марии Ладо, поставленный Астраханским драматическим театром.
История и впрямь простая. Деревенская жизнь. Две семьи. Одна добротная такая, зажиточная. Во главе крепкий сельский труженик – Хозяин (Данияр Курбангалеев). Другая… Уже и не семья вовсе: отец-пьяница да сын, чья жизнь во многом определена «репутацией» отца. Хозяин откровенно презирает Соседа (Валерий Штепин), тайком лазающего к нему в сарай и ворующего самогонку, которую тот наварил своим трудом, и по любому поводу (даже если этот повод – выпуск новостей!) костерит того на чем свет стоит.
Но вот незадача. Дети двух отцов любят друг друга. И долюбились, как бывает, до того, что девушка забеременела. Сын Соседа Алеша (Николай Смирнов) хочет жениться. И девушка, само собой, не против. Но вот Хозяин никак не может согласиться, чтобы его дочь Даша (Анастасия Краснощекова) вышла замуж за сына непутевого Соседа-алкаша. Позор ведь! А потому решают люди отправить Дашу на аборт.
Вот тут и начинается самое интересное. Ведь героями пьесы являются не только люди, но и животные: Свинья, Корова, Лошадь, Пес, Петух. Все они оказываются вовлеченными в происходящее. Более того, именно животные вмешиваются в процесс и благополучно разрешают ситуацию.
В пьесе животные общаются между собой, и никак не поймут, о чем толкуют люди, что это за аборт такой и почему для этого нужно ехать в город. У каждого из животных своя судьба, свой мир, свой «кругозор». Оно и понятно, ведь животные в произведении искусства – это и не животные в прямом смысле, а наделенные человеческими чувствами живые существа. Во многом честнее и благороднее окружающих их людей.
Свинья (Виолетта Власенко), которая, без сомнения, является центральной фигурой пьесы, не видела в жизни ничего, кроме хлева. Не знает, что такое речка и луг, трава и песок. Но мечтает узнать. А еще мечтает обрести крылья и летать! Свинья искренне недоумевает, зачем людям нужны какие-то деньги, если на них нельзя купить крылья.
И вот когда уже мечта готова стать явью, и кажется, что ее, Свинью, наконец, поведут гулять, она погибает под ножом Хозяина…
Пронзительный крик где-то за сценой, ошарашенный Пес Крепыш, видевший ЭТО своими глазами, доселе куражившийся, но в миг скукожившийся от ужаса Петух… И над всем этим грустная мелодия, ставшая лейтмотивом спектакля: «В лунном сиянии, снег серебрится…»
После этого всё как будто переворачивается, всё становится другим: и персонажи-животные, и зрители. Как будто бы не свинью зарезали, а саму мечту о счастье…
Но чудо! Во втором действии Свинья возвращается на сцену. Возвращается в виде ангела с крыльями, о которых так мечтала, когда была живой.
Так вот, теперь уже Свинья не расспрашивает Пса о жизни, а сама объясняет животным то, что им было доселе непонятно. В том числе и про готовящийся аборт. И то, что люди сочли лучшим выходом из сложившейся ситуации, животные считают дикостью и варварством. И желают этому помешать.
Все звери, кроме крикливого, но трусливого Петуха, готовы отдать свои жизни за жизнь маленького человека. Потому что так там, на Небесах заведено: чтобы новый человек родился и обрел ангела-хранителя, кто-то должен попасть на Небо. Кто же? Лучше будет об этом узнать, посмотрев спектакль.
Такого ни в кино, ни в сериале не увидишь! Актеры выкладываются по полной! Поют песни, играют на гармони. А роли исполняют так, что начинаешь верить в происходящее, не отличая уже правду искусства от правды жизни.
Очень непростые вопросы поставлены в «Очень простой истории»… И не про животных совсем эта пьеса (в финале они и вовсе пропадают), и не про ангелов. Про людей. Быть может, про то, что в каждом человеке заложено что-то доброе и хорошее. И пусть за пробуждение всего этого в людских душах придется кому-то пострадать или даже жизнь свою отдать, но мир-то от этого станет чище и светлей.
Недаром произносит Сосед в ответ на упреки сына: «Да если бы кто заплатил за мою жизнь ничтожную, я помер бы, а деньги Алеше бы отдал. больше-то у меня, дурака старого, ничего нет». Вот тебе и алкаш!
Дождитесь очередного выхода спектакля, отложите все дела, берите своих родственников, друзей и знакомых, и вперед в театр! Плакать и смеяться будут все, независимо от пола и возраста.
Сравнительный анализ двух простых историй
Редкий театр на огромном российском пространстве обошел вниманием замечательную пьесу «Очень простая история». Написанное киевской актрисой и драматургом Марией Ладо (Мишуриной) еще в середине девяностых, произведение до сих пор желанно на любой сцене и очень любимо режиссерами больших и малых драматических театров. Трогательная история о неумирающих ценностях извечно актуальна, и являет собой прекрасный драматургический материал для премьерного открытия сезона. Расставаться с таким безусловным хитом не хочется, и потому многие театры охотно возвращаются к полюбившейся постановке, если она по каким либо причинам временно исчезла из репертуара.
Начало ноября в Государственном русском драматическом театре города Стерлитамака (Башкирия) прошло под знаком премьеры спектакля «Очень простая история». Для работы над новой постановкой была приглашена команда из Санкт-Петербурга – режиссер Виктор Васильев и художник Наталья Белова.
Незадолго до этого события в репертуар Уфимского Русского драматического театра после 11 лет отсутствия вернулась та самая, но уже обновленная «История». Ее постановщиком стал художественный руководитель театра режиссер Михаил Рабинович.
Незатейливый рассказ из деревенской жизни трудно поддается жанровому определению. Он весел и трагичен, но это не трагикомедия, поскольку печально-философского в ней больше, чем смешного. Эта пьеса сказочна и редкостно правдива, однако это не сказка и не быль. Это история с русской душой, широкой, пьяной, непознанной. И потому каждый в зале находит в ней себя с неизменной потребностью плакать и смеяться одновременно. Пьеса приближает зрителя к вечным истинам и в конце погружает в настоящий катарсис, посему эту маленькую сельскую драму можно без преувеличения отнести к современной драматургической классике.
Особенность этой истории состоит в том, что ее действующими лицами стали не только люди, но и животные, которые ведут себя, как люди – разговаривают, мечтают, сочувствуют, бросаются на помощь. Им не чужды некоторые человеческие слабости, но на деле они оказываются много добрее, душевнее, храбрее, терпеливее и, главное, великодушнее. Они способны на беззаветную преданность, но не способны на предательство. И потому Господь дарует всем животным без исключения ангельскую жизнь в раю. 
На дворе крепкого зажиточного хозяйственника живут корова Зорька, лошадь Сестричка, свинья Дуня, петух Петя и пес Крепыш. Живут они маленьким братством, ладят друг с другом, верно служат своим хозяевам. Деловитый угрюмый хозяин день и ночь проводит в трудах, не позволяя расслабиться и своим домочадцам – жене и дочке. Дочь Даша тайно любит соседского сына Алексея. В самом начале истории становится известно, что девушка беременна. Сообщить об этой новости она решается лишь любимому и матери, потому что строгий отец не желает знаться с соседом бездельником и пропойцей и, конечно, не представляет его сына своим зятем. Когда он случайно узнает о беременности дочери, то, ни минуты не колеблясь, выносит свой приговор — аборт. Даша ни за что не хочет убивать ребенка. Неожиданно ей на помощь приходят все обитатели скотного двора.
Как известно, «театр начинается с вешалки», а спектакль – с декораций, ведь это первое, что зритель видит на сцене, стартовый импульс к восприятию пьесы. Художник-постановщик Наталья Белова выстроила на сцене театра Стерлитамака удивительную конструкцию, моментально погружающую просвещенного зрителя в яркую эпоху русского авангарда. Геометрически четкие линии слегка покосившихся построек двора уводят в мир сценографии Любови Поповой, ее работам к спектаклям мастерской Мейерхольда, к конструктивизму Владимира Татлина, к искаженным ракурсам Александра Родченко. В костюмах, созданных художницей очевиден отсыл во времена куда более давние, к 16 веку, к многослойности одежд и причудливости головных уборов героев картин старшего и младшего Брейгелей.
Соответствовать таким концептуальным и грамотным декорациям непросто. Они выбивают из стиля традиционной пейзанской пасторали, изымают из истории лирическую благость и добавляют скрытого драматизма.
Именно этот ключ выбрал для постановки режиссер Виктор Васильев. Его спектакль организован динамично и четко. Он дрожит, как хорошо настроенная струна, дающая чистый и точный звук.
Актеры на сцене излучают энергию нервного напряжения. Хозяин (Сергей Сапунов) бесконечно занят работой, за которой уже забыл, что на свете бывают радости, чувства и душевные переживания. Артист превращает своего героя в автомат по переработке сельскохозяйственной продукции и наращиванию благосостояния семьи. Его любовь к родным лишена сантиментов, оттого он так решителен в своих действиях и тверд в намерениях. Даже в моменты лирических воспоминаний о дружбе с соседом и первой любви он остается верен своему жизненному негативизму. Жена (Ольга Бовен) давно стала для него крепким винтиком в обустроенном хозяйстве, дочь Даша (Ольга Вольская) видится послушной продолжательницей рода. За суровость нрава хозяина побаиваются родные и соседи. И лишь животные всем своим природным естеством любят, прощают и принимают его таким, каков он есть.
В отлаженном механизме жизни семьи все идет без сбоев, пока в нее не вмешиваются непутевый сосед (Сергей Сочивец) и его сын Алексей (Александр Чесноков). Сосед пьет, крадет водку из погреба своего бывшего друга, играет на гармошке и прозябает в бедности и праздности. Тем не менее, именно этот персонаж вызывает самые неоднозначные эмоции и очевидные зрительские симпатии. Режиссер нашел довольно необычное решение образа, с которым актер совпал идеально. Сосед не просто деревенщина: это узнаваемый тип деревенского интеллигента, с «летучим» сознанием художника, тонкой душевной организацией, человек, угодивший не в «свои сани». Ему претит простота и грубость сельской жизни, он видит красоту природы, понимает язык зверей, но не способен к практическому существованию, отчего презираемый соседями и собственным сыном, топит свое несовпадение с действительностью в водке. Алкоголик и слабак, он в конце концов окажется персонажем наиболее сильным и жертвенным.
Даша – плоть от плоти своего отца, такая же категоричная, упрямая, самостоятельная. Именно внутренняя сила характера, а не лирический план делают ее образ живым и запоминающимся. В отличие от возлюбленной, Алексей, хоть и симпатичный, и добрый, в любой момент готов явить слабость предательства, отречься, как от ребенка, так и от отца. Замечательно, что даже при такой подаче образа, персонаж не вызывает зрительского отрицания. Актерское обаяние и умелое лавирование в неоднозначности нрава человеческого спасают героя Александра Чеснокова.
Обитатели скотного двора априори симпатичны. Зверушки на сцене беспроигрышны в любой ситуации. Очаровательная наивная обжора свинка Дуня (Регина Рушатова), чья печальная судьба повергает зал в неудержимое хлюпанье носом, оказывается носительницей главной философской идеи пьесы. Добрая корова Зорька (Юлия Шабаева), как истинная млекопитательница, готова первой отдать свою маленькую жизнь ради новой человеческой. Лошадь Сестричка (Светлана Гиниятуллина), долгие годы исправно служившая людям, несмотря на возраст и натруженные ноги, сохранила гордую осанку грузинской княжны. Хорош своей благородной преданностью в меру суетливый, с деревенской смекалкой пес Крепыш (Денис Хисамов).
Самый выразительный образ среди животного мира спектакля достался петуху (Ильдар Сахатов). Актеру есть, где разгуляться: нарциссизм, самодовольство, бахвальство, трусость, сыгранные исключительно в комическом ключе, делают его любимцем публики. Люди, как известно, охотнее видят свои пороки со стороны, потому в мире людей так популярны басни. Ильдар Сахатов наделяет своего персонажа чертами метросексуала и манерами некоторых известных «звезд» эстрады, которым нарядный напомаженный Петя с удовольствием подражает.
Спектакль отличается повышенным драматизмом. Атмосфера знаменитой петербургской «достоевщины» создается умелым подходом к решению образов и постановке света. Хозяин, отмывающий руки от крови, дочь Даша с ножом в руках, отстаивающая свое право быть матерью, лошадь, подставляющая грудь под пулю. Сосед в панаме и плаще-пыльнике так откровенно напоминает гонимую ленинградскую интеллигенцию 30-х, что публика невольно начинает ждать появления «черного воронка».
Свет выделяет на сцене действующих лиц, оставляя мрачно-темными углы строений, закоулки декораций. Даже рождественская снежная синева и звездное небо полны таинственной мистики.
Звуковой ряд также философски осмыслен, как и сценография. Узнаваемые мелодии играют в спектакле свою особую роль: четко формируют мизансцены, локализуют время действия, определяют настроение. Конечно, деревенская жизнь не обходится и без хорового пения, с которым все актеры справляются превосходно.
Постановка на сцене театра в Стерлитамаке получилась удивительно цельной, логичной, оснащенной вполне очевидной стилевой составляющей. Некоторые шероховатости актерской игры, свойственные премьере, когда артисты еще привыкают друг к другу, ищут выразительные краски, полутона, глубину и динамику образов, со временем уйдут. Городу в подарок останется яркий, красивый и нешуточно будоражащий душу спектакль.
Теперь, когда характеристики героев пьесы уже известны, можно посмотреть, что родилось на этом же материале в столичном театре Башкирии.
Заслуженный деятель искусств РФ и РБ Михаил Рабинович создал на сцене мир отчетливо деревенский: теплый, светлый, наполненный запахом сена, луга, коровьего молока. К этой же идее простоты тяготеют и декорации (художник-сценограф – Владимир Королев) – дом, двор, сеновал, забор, амбар, овин. Задник, который на сцене театра Стерлитамака почти всегда затемнен, в Уфе пастельно-прозрачен. Легкая, пасторально-немудреная сценография и душевное пение всех героев на лавочке в начале и конце спектакля наполняют его поэзией, которая становится лейтмотивом постановки.
Лиризму не свойственна резкость движений. Этой неспешностью определяются и образы героев пьесы. Хозяин (Владимир Абросимов) более задумчив, менее деловит и как-то по-домашнему уютен в своей клетчатой фланелевой рубашке. Он не суров, а скорее немного замкнут, и, хотя это не противоречит общему настрою спектакля, понять, почему такого хозяина все боятся, несколько затруднительно.
Сосед (Олег Шумилов) в уфимской постановке близок к настоящему сельскому юродивому. Он добр, кроток и лишен эскапизма, присущего герою предыдущего спектакля. Пьет он от слабости и неумения справиться с одиночеством и жизненными неурядицами, которые свалились на него после смерти жены. Крылья ангела смотрятся на нем более органично, превращая природное беззлобие совестливого старичка в истинно благую святость. Своего героя актер играет подробно и обстоятельно, не отступая от замысла автора пьесы и не придавая персонажу никаких иных характеристик.
Несколько иными увидел постановщик и персонажей-животных. В лошади (Ольга Лопухова) чувствуется глубокая сердечность и грусть, за коими стоит тяжелый, но не безрадостный жизненный путь. Корова Зорька (Ирина Бусыгина) обладает истинно коровьим добродушием и чудесным умением глуповато, но мило хлопать длинными ресницами. Несчастная свинка Дуня (Юлия Тоненко) в этом спектакле лишена жизнелюбивой раблезианской натуры своей предшественницы из Стерлитамака и более походит на маленькую принцессу, которой очень идет превращение в полупрозрачного тихого ангела.
Нехитрая, но приятная мелодия (композитор – Юрий Прялкин) служит ненавязчивым фоном в поэтической стилистике постановки.
После небольшого опроса выяснилось, что ясность, простота и душевность столичного спектакля милы сердцу старшего поколения, тогда как сумрачный, несколько загадочный концептуализм молодых питерских авторов привлекателен для юных интеллектуалов. Впрочем, энергичные аплодисменты и зрительские комментарии говорят о том, что обе работы по настоящему порадовали всех, кто посетил премьеру в Стерлитамаке и увидел обновленный вариант «Истории» в Уфе.
Вот так и существуют на расстоянии 120 км друг от друга два одинаковых по своей сути, но различных по характеру, темпераменту и духу спектакля, две проникновенные истории о вечном – жизни, смерти, любви.
Текст: Даша Евдочук
Фото предоставлены пресс-службами театров:
Русский драматический театр г.Стерлитамак
ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА
«ПРОСТЫЕ ИСТОРИИ»
Этому вопросу мы и посвящаем несколько рецензий на спектакли по пьесе Ладо в разных городах нашей необъятной Родины.
…И чтоб на святой Руси переводу людям не было
М. Ладо. «Очень простая история». Малая сцена ТЮЗа им. А. Брянцева.
Режиссер Галина Бызгу, художник Алексей Вотяков
Принято считать, что нынче женщин в искусстве становится все больше и больше. Женщины пишут книги, ставят фильмы и спектакли, поют на сцене, рисуют — короче говоря, занимаются не своим делом. Такое мнение ошибочно. Во-первых, женщины занимаются своим делом, во-вторых, они занимаются им давно, и, в-третьих, чаще всего они делают это дело хорошо. В древние времена женщины занимались искусством, даже и не зная, что они занимаются искусством. Они украшали жизнь. Они вышивали иконы и ризы по сантиметру в день, и теперь эти чудесные вещи висят в музеях спустя пятьсот, тысячу лет. Они слагали дивные песни — любовные, колыбельные. Они сочиняли сказки. Они мастерили наряды себе и мужчинам. «Мне казалось, он смеется, а он навек расстается. Люди добрые, поверьте, расставанье хуже смерти…» — ну, кто это сочинил? Мужчина, что ли? Мужчина сочинил «Черный ворон, что ты вьешься», а это и все этому подобное сотворила в любовной тоске женщина.
О. Самошина (Свинка), О. Лысенкова (Лошадь), Л. Маркина (Корова). Фото В. Постнова
«Очень простая история» киевлянки Марии Ладо напомнила мне бесхитростное великое искусство древности, когда пишут не про кого-то и не про что-то, самоутверждаясь на ровном месте, — нет, пишут свое, заветное, о чем нельзя не написать, не спеть, не сказать. И поставлена эта очень простая история режиссером Галиной Бызгу очень просто — наверное, так же просто когда-то Господь создал мир. Дунул живым дыханием, сказал: «Да будет так». Живое золотое вещество жизни разливается в этом немудреном спектакле, где всем актерам хорошо самим от себя. Ведь это очень приятно — играть хорошо.
На сцене водружен сарайчик, там живут животные. Корова (Лариса Маркина), Лошадь (Ольга Лысенкова), Пес (Игорь Головин), Петух (Александр Безруков) и Свинка (Ольга Самошина). Изображение животных — это давнее тюзовское занятие, которое может выглядеть исключительно противно. Здесь это выглядит привлекательно. Актеры не наигрывают внешние признаки своих персонажей — перед нами такие вот существа, со своим умом, своей психикой. Петух — артист, интеллектуал по меркам сарайчика, ведь он слушает радио и знает много красивых и непостижимых для живности слов типа «дефолт». В ярко-красном кафтанчике, всклокоченный и высокомерный, в исполнении артиста Александра Безрукова (господа, какое счастье! Есть другой Безруков!) этот петух — забавное и сложное существо, гордое и трусоватое, талантливое и по-детски тщеславное. Корова вся поглощена своей очередной беременностью и смотрит на мир незабвенными коровьими глазами. Лошадь — очень славная, пожилая, вдумчивая, самоотверженная, правда, за всю жизнь ей так и не удалось понять, для чего люди покупают новую одежду, когда она у них уже есть. Пес добродушный, как положено, и туповатый, как это часто бывает у дворовых. А вот свинка… Я понимаю создателей спектакля, которые назвали так персонаж, у автора именуемый правильно — «Свинья». То, что сыграла Ольга Самошина, неловко назвать «Свиньей». Надо именно ласково — Свинка. Это, на самом деле, чудесная русская провинциальная барышня в шляпке, мечтательная, доверчивая, полная нежности и любви. Она сиднем сидит на одном месте и мечтает хоть когда-нибудь взлететь и посмотреть Божий мир. Она сияет от радости жизни, от счастья разговаривать с товарищами и от восторга, который переполняет ее, когда она видит любимого Хозяина.
А Хозяин — Константин Воробьев — замкнутый и хмурый, это именно то, что в народе называют «кулак», «куркуль». Конечно, он в русской национальной хозяйской одежде — ватнике и резиновых сапогах. Яростно и безжалостно ведет Хозяин свое хозяйство, свой мир, где он царь и бог. Рядом же обитает Сосед — Сергей Бызгу, пьянюшка, весельчак, бездельник, но, что называется, душа-человек.
О. Самошина (Свинка), С. Бызгу (Сосед). Фото В. Постнова
Сцена из спектакля. Фото В. Постнова
Актер Сергей Бызгу — муж режиссера Галины Бызгу. По-моему, это первый случай в истории театра. Обычно режиссеры женятся на актрисах. А тут вышло вон как интересно. В мягких женских режиссерских лапах Сергею Бызгу абсолютно комфортно. Он играет широко и привольно. Он показывает все свои умения. Он четко и точно разделяет сценические мгновения на взлеты и паузы. Его мужичка нетрудно опознать — мы с ним знакомы с детства. Глаза, много лет промывающиеся абсолютом, то есть водкой, чисты и прозрачны. В кармане — блоха на аркане. Зато — душа нараспашку и гармошка рыдает навзрыд. Пропащий человек, про таких говорят «он пьяница, но добрый». Зато именно ему суждено допиться до чертиков — по пьесе до ангелов — и услышать, как разговаривают животные. Пока рассудок не пропьешь, суть жизни не поймешь, во всяком случае, у нас, на Святой Руси.
А это и есть Святая Русь, очень простая история. Бог спит вместе с домашними животными на сене, подпевает веселому пьянчуге, толкает хозяйскую девочку (Александра Ионова) в объятия соседскому мальчику (Денис Пьянов), у которого ни кола ни двора, зато настоящий огонь горит в молодой крови, и родиться у них должно обязательно святое дитя. Да ведь все дети святые. С каждым ребенком Бог еще на что-то надеется. Вот и хлопочет по своему хозяйству — чтобы мальчики любили девочек, чтоб завелись у них другие мальчики и девочки и чтоб на Святой Руси переводу людям не было.
Да вот беда — ненавидит Хозяин Соседа и в родство с ним вступать не хочет. И Свинку, которая так доверчиво на него смотрела, зарезал. И пришла она ночью к товарищам в сарайчик уже в виде ангела. И рассказала, что видела Бога, что он ее погладил по голове и пожалел и что в раю людей мало — все больше животные. И что когда умирает человек — его делают ангелом-хранителем другого человека, который должен родиться. Тогда животные и задумались — как же им помочь ребенку девочки, которого подстерегает гибель. И пришел к ним Сосед, допившись до прозрачности, и тоже понял, что ему делать и как ему распорядиться своей бесполезной жизнью…
Это, конечно, довольно спорный момент в пьесе — когда Сосед застрелился, чтобы помочь родиться будущему ребенку. Тут есть некоторая смутность. Лучше бы он бросил пить, привел в порядок хозяйство и уладил конфликт с Хозяином. Но в славянском христианском сознании благополучие как-то неумолимо связано с идеей жертвы. Дескать, без крови агнца ничего не выйдет. Отстрадаешь — тогда получишь. Кто его знает, может, правда так. Актеры так просто и убедительно исполняют эту коллизию, что им веришь на слово, и вопросы приходят уже потом.
А в конце наступает счастье — обыкновенное, милое и всем любезное: с молодой мамой и ребенком на руках, с озверелым от счастья дедушкой, с ликующими животными, с ясными звездами в чистом небе и крупным снегом, который не тает, потому что он настоящий — театральный.
Вот это режиссура в том единственном смысле, который не ведет театр в пропасть, — согласие и понимание всех актеров, понимание природы драматургии, налаживание живых связей между действующими лицами, настройка единого общего верного тона. Зритель счастлив — как живой воды попил. Только очень уж источник невелик — Малая сцена ТЮЗа. Что поделаешь, так везде. Когда что заведется настоящее — обязательно в какой-нибудь щели, подвале, в маленьком зале, поскольку это демонам нужны стадионы и миллионы, людям света достаточно и одной души. Двое — уже много.
«Где двое соберутся во имя Мое, там и Я среди них».
Ну очень простая история
М. Ладо. «Очень простая история». Театр «Содружество актеров Таганки».
Постановка Николая Губенко, художник Виктор Арефьев
Те, кто читал пьесу Марии Ладо (а ее знают, читают) и не попал на спектакль, в первую очередь спрашивают: «Ну и как там животные? Как их придумали?»
Отвечаю — придумали остроумно. Вырежьте из бумаги по контуру фигурки лошади, коровы, петуха, свиньи. Причем каждую — по два экземпляра. А потом увеличьте их до размеров, сопоставимых с человеческим ростом (для этого уж не бумага потребуется, а холст, натянутый на соответствующий контур-каркас), затем соедините оба экземпляра так, чтобы между этими фигурками мог свободно размещаться (входить и выходить) актер. Все это легкое сооружение поставьте на фурки — вот и готовы вполне функциональные домашние животные. А «функционировать» они будут на фоне большого рисованного задника, где только синее небо да белые облака (необъятная Россия-матушка). Откуда-то с облаков спускается навес-сеновал, к которому приставлена лестница. С одного края сцены — рукомойник и телега, с другого — сено и вилы; посредине — фляга. Все вместе — крепкий хозяйский двор.
Сцена из спектакля. Фото из архива театра
Первая большая сцена — утро: просыпается домашняя «живность», ждет хозяина. Самое время рассмотреть их костюмы, юмористически демонстрирующие связь человека и домашней «твари»: Свинья — в розовом мягком комбинезончике, подчеркивающем округлость форм, Лошадь — в длинной кавалерийской шинели с медалями (среди которых одна из почетнейших — Ветеран труда), Пес — в модно рваных джинсах и майке с изображением своего хозяина, Корова — в самовязаном кардигане с кистями, мягко обтекающем ее большой живот (в ожидании отела), и пестро-нарядный Петух «а ля панк». Все актеры молоды: мечтательная Свинья (Л. Савченко), задумчивая Корова (М. Рябкова), заполошный Пес (В. Вашедский), кичливый Петух (А. Тынкасов) и даже умудренная опытом и уставшая от жизни Лошадь (Е. Устюжанина). Все актеры старательны и старательно же играют только одно состояние (мечтательная, задумчивая, заполошный и пр.) — от начала и до конца спектакля. От этого временами создается ощущение детского утренника. Кажется, что плоскостное сценографическое решение определило и способ существования актеров (Петух, правда, у Тынкасова «многокрасочнее» остальных). Но, может быть, животных играть так и надо? Не люди же, в конце концов, хоть и разговаривают.
Но вот появляются и люди…
Типажи подобраны выразительно: крутой Хозяин (бывший моряк) в тельняшке (М. Басов), хлопотливая Хозяйка (Т. Лукьянова), алкоголик-Сосед (А. Пряхин) и молодые люди — Даша и Алексей (М. Федосова и В. Завикторин). Однако очень скоро выясняется, что люди существуют в этом спектакле по тем же законам, что и животные. «Многокрасочного» уже не найти ни одного. И вот что интересно: какими появляются в первых сценах эти люди, такими и уходят в последней. А ведь в их сценической жизни происходит немало важных событий.
Вот Даша и Алексей. По пьесе у них случилась любовь. Горячая, живая, настоящая. Как такую играть? Трудная задача, конечно (см. «ПТЖ» № 24; все об этом). Обозначается в спектакле это чувство так: во-первых, помогает текст (там говорится про любовь), во-вторых, «короля играет свита» (в данном случае все вокруг тоже говорят про их любовь), в-третьих, Даша и Алексей иногда обнимаются, а в начале так чуть и более… Вот, пожалуй, и все обозначения. А ведь Даша в первой же любовной сцене сообщает Алексею про свою беременность. А потом родители настаивают на аборте. Алексей к происходящему индифферентен: «Против родителей не пойдем». Есть, конечно, в тексте такие слова, но за этими словами — буря чувств, смятение. Драматург «подсовывает» Алексею много живых сцен, переливы настроений. В спектакле же актер идет вслед за словами, и все.
Даша любит и страдает тоже только «на словах». Хозяйка (ее мать) — тоже. Чуть-чуть поколоритней Хозяин, но и от него не идет ток напряженной сценической жизни. Сосед-алкоголик убедителен, но только как алкоголик. Из этого своего состояния актер не выходит ни на минуту. Ему тоже «подбрасываются» замечательные биографические штрихи: когда-то в детстве именно он верховодил и играл Чапая, а будущий Хозяин был при нем Петькой, да и будущая Хозяйка когда-то предпочитала будущему Хозяину этого теперь уже спившегося человечка. Однако вся сложнейшая гамма переживаний героя сводится к простому медицинскому диагнозу, и тщетно искать какие-либо иные черты в этом плакатном образе алкоголика.
Плакатность и одномерность в режиссерском решении спектакля входят в противоречие с притчевой природой пьесы, наполненной лукавством и иронией, ей необходима объемность персонажей, наличие «зазора» между актером-исполнителем и его героем: «сказка — ложь, да в ней намек…».
В спектакль включены стихи и зонги, написанные самим Николаем Губенко. Далеко не все из них органично входят в сценическое действо. Некоторые относят нас к совсем другим временам и к другому театру. Показателен в этом отношении конец первого акта, когда симпатичные домашние животные, обсуждая проблему денег, вдруг резко прерывают свою милую и остроумную болтовню, выходят на авансцену и, совсем как в «Добром человеке из Сезуана» старой Таганки, «дерзко» поют и подтанцовывают зонг про «Мани-мани, а у народа ни хрена в кармане» в стиле рэп. Но… времена ушли, да и притча про любовь сильно сопротивляется подобным прямым обличительным обращениям к зрителям «на актуальную тему».
В самом же спектакле, увы, нет самого главного — внутреннего напряжения, заветной мысли о чем-то дорогом и значительном, нет и по-настоящему задетого сердца. А без этого — кричи не кричи, хоть в форме зонга, хоть в форме рэпа, — ответа нет…
«Отчего печаль присуща коровам. ”
М. Ладо. «Очень простая история». Государственный Камерный «Пятый театр» (Омск).
Режиссер Борис Цейтлин, сценография Бориса Цейтлина и Ольги Веревкиной
Есть одна золотая примета,
проще самых простейших примет:
слово «ОЧЕНЬ» найдешь у поэта,
значит, это — уже не поэт!
То, что Борис Цейтлин не впал, «как в ересь, в немыслимую простоту», ставя простую историю (простите, ОЧЕНЬ простую историю; «очень» выделено крупно и в программке, и на всех рекламных стендах), — так вот, то, что «не впал», стало ясно сначала при раскрытии вышеупомянутой программки, а затем уже при входе в зрительный зал, где понагорожено было столько, что…
Бог с ним, с жанром «простой истории» (как вполне могла бы сказать Свинья, на небе оказавшаяся). Но вот «единство формы и содержания» (как сказала бы та же Свинья, изменившая после своего убиения форму бытия, но сохранившая содержание) — это дюже и зело серьезно.
Сценографическая конструкция, придуманная режиссером, навязчиво настраивала на ОЧЕНЬ глобальное: потолок-небо на весь зрительный зал, помост-проход через весь партер… «Действенность» сего построения, увы, кроме доп. возможностей для решения ряда мизансцен, оказалась нулевой на всех уровнях, ну разве что интригу задала: поскольку в каждом антракте (их было два) зрителей вежливо просили покинуть зрительный зал, казалось, что, вернувшись, мы увидим, как, скажем, разверзнутся небеса и — начнется! И прояснится великий замысел Бориса Цейтлина. Не разверзлись. Не началось. Статичным все оставалось. Не говоря уже о том, что этими антрактами сам спектакль словно искусственно обрывался и «входить» в него после перерыва было более чем сложно.
Все сущее на земле нашей грешной взаимосвязано. И об этом прежде всего — простая и мудрая история Марии Ладо. Самое странное (и необъяснимое) — как можно было умудриться потерять эту взаимосвязь. «Общества» на скотном дворе не было, и «взаимосзвязи» становились сугубо умозрительными. Каждый обитатель «скотного двора» представлял из себя одиноко-индивидуальное явление, хорошие актеры хорошего «Пятого театра» создавали свои персонажные «индивидуальности» интересно, но даже классики марксизма-ленинизма, увидь они такое, изрекли бы нетленное о невозможности «жить в обществе и быть сводными от общества». Талантливая «штучность» каждого искусственна, лубочна, но, что при всем этом странно, сострадания и любви к «индивидуальностям» в спектакле Цейтлина нет. В принципе нет. За исключением Соседа, который, живя вне всех и вся (как и все в этом спектакле), просто «жил на сцене», хоть немного спасая тем самым «простую историю».
Сцена из спектакля. Фото О. Деркуновского
Что имел в виду Цейтлин, сделав из простодушной и добрейшей Свиньи пышнотело-белоснежную аристократку, которая, оттопыривая мизинчики, поглощает яства из серебряной посуды, — только, пожалуй, режиссер и знает. Что он же имел в виду, сделав из Хозяина этакого колоритно-бородатого и разудало-угрюмого «ухарь-купца», — опять же знает только Цейтлин… И начинается сказка. И хозяин-купец, зловеще ухмыляясь, точит топор, и искры от точила летят в зрительный зал, и аристократка Свинья что-то при этом «поглощает», и зарезание Свиньи становится этаким «комиксом», вызывающим этакую прелюбодеянную улыбку перед поглощением шашлыка из свинины…
А если принять во внимание гремучую смесь из разностильного (но, еще раз замечу, талантливого) «пребывания» актеров на сцене — вообще не по себе становится. «Мхатовская» Лошадь, «тюзовский» Петух, «таганковский» Пес, «брехтовская» Корова… Как если бы на картине Пиросмани появились светлейшие особы Ван Дейка…
Что «нарисовал» Цейтлин, разместив у себя на «палитре» пьесу Ладо, — ни угадать, ни предугадать не дано (это как со своим самоваром в Тулу). Все краски — в гости к нам! Хотя финал был достаточно внятен (пусть даже вообще из «другой оперы»): паточная, сказочно-лубочная картинка, где стоят в белоснежных полушубках да в валенках все герои, и такая благость слащавая (но наша, исконно-посконная, расейская!) во всем этом, что вот уже даже кажется — гимн сейчас «Боже, царя храни!» грянет… Про Россию, оказывается, спектакль-то был. А я, дурак, все сострадать кому-то пытался. И еще сидел при этом, мучился — почему мне Свинью убиенную не жалко…
…«Как живет теперь наша корова, грусть соломенную теребя. » Эту строчку есенинскую я, представьте, «ассоциативно» и по сей день вспоминаю после «Простой истории» Ладо, увиденной в тюменском молодежном театре «Ангажемент». Лучший из всех виденных мною спектаклей по популярной сегодня пьесе. С любовью и состраданием, с болью и простотой, с настоящей жизнью и без каких-либо ОЧЕНЬ и «матрешечных» заигрываний с Россией…
Ну а ежели кто, аки Хозяин на Свинью, бросится на меня с топором обоюдоострым, я тому четыре строчечки прочитаю из того же гениального поэта Аркадия Кутилова, эпиграфом из коего я заметки нонешние начал:
На сцену падал бутафорский снег…
С фальшивой болью всхлипнула валторна…
На сцене грубо «умер» человек,
А в зале кто-то плакал непритворно.