ларичев в е ред история железной империи

Ларичев В.Е.. Книги онлайн

Виталий Епифанович Ларичев (12 декабря 1932, хутор Большой Лычак, Сталинградская (ныне — Волгоградская) область — 2 июня 2014, Новосибирск) — советский и российский археолог-востоковед, антрополог, доктор исторических наук (1971), член РАЕН (1992).

В 1955 году окончил Восточный факультет ЛГУ (кафедра истории стран Дальнего Востока), затем аспирантуру Ленинградского отделения Института истории материальной культуры. Работал в Институте экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения АН СССР; в Отделе гуманитарных исследований Сибирского отделения АН СССР. C 1966 года заведовал сектором истории и археологии стран зарубежного Востока Института истории, филологии и философии СО АН СССР (позднее — Институт археологии и этнографии СО РАН), редактировал ряд научных журналов.

Автор многочисленных научных и научно-популярных книг, в частности, по антропологии и, особенно, по палеоастрономии: интерпретации памятников культуры древних людей, которые, по мнению исследователя, могли воплощать в себе представление их создателей о строении Вселенной. Автор книг для юношества, в том числе книги «Путешествие в страну восточных иноземцев».

Книги (8)

Насколько далеко в глубь веков уходят «корни цивилизации»? Каковы наиболее впечатляющие достижения первобытных людей в познании окружающего мира?

Поиск ответов на эти вопросы оказался для науки чрезвычайно сложным. Он породил множество концепций и идей, как содержащих значительную долю истины, так и явно ошибочных.

Автор — доктор исторических наук, знакомый читателям по книге «Сад Эдема», делает попытку на основании современных достижений археологии и истории культуры показать путь познания древним человеком законов природы, раскрывает «Драму идей» в мире науки о первобытном обществе.

Как давно первобытный человек оторвал взгляд от Земли и, однажды подняв глаза к Небу, вдруг нашел в себе достаточно чувств и разума, чтобы замереть в изумлении? Там, в беспредельном пространстве темно-голубого купола, светлым днем неторопливо проплывал ослепительно жаркий диск Солнца, а в темной ночи сияли мириады многоцветных звезд и яркая, но холодная, с причудливо переменчивым ликом Луна.

К самым жгучим проблемам древнейшей истории относится интригующая загадка — насколько далеко в глубь тысячелетий уходит то, что можно определить волнующими словами: «истоки цивилизации».

В книге археолога, доктора исторических наук В. Е. Ларичева рассказывается о попытках выявления в ранних культурах свидетельств интереса человека к небу, о преднаучных и научных знаниях первобытных людей, о самом, пожалуй, животрепещущем в древней истории — интеллектуальных и духовных порывах далекого предка современного человека.

В этом издании развиваются сюжеты книги «Колесо времени» того же автора: рассказывается о выявлении в культурах древнекаменного века свидетельств давнего интереса человека к небу, о преднаучных и научных знаниях первобытных людей, в том числе жителей Сибири, об интеллектуальных и духовных исканиях наших далеких предшественников.

Книга рассчитана на всех интересующихся духовным миром предка — его мифологией, космогоническими представлениями, календарями.

В наши дни мысль, что человек произошел от обезьяны, совершенно бесспорна и даже банальна. Однако цепь от «последней обезьяны» до первого человека протянуть не так-то просто. Хотя недостающих звеньев становится все меньше и меньше, разрывы еще порой довольно значительны.

И они не дают покоя исследователям. Один за другим открывают они центры зарождения человечества: в Европе и Сибири, на Яве и в Центральной Азии, Китае и Африке.

Рассказывая, как развивались поиски наших предков, автор старается показать «драму идей», действия которой вот уже более ста лет разворачиваются в разных уголках нашей планеты.

Сколько лет человечеству? О каком существе можно сказать, что именно оно впервые переступило порог, отделивший человека от животного мира?

Эти вопросы издавна интересуют ученых. Открытия, сделанные в последние десятилетия, показывают, что процесс становления человека был еще более долог и сложен, чем это считалось ранее.

Об этих открытиях и повествуется в книге известного советского археолога доктора исторических наук В.Е. Ларичева. Она состоит из рассказов о ярких событиях в истории поисков древнейшего предка человека — звена, соединяющего человека и его животных предков в непрерывную эволюционную цепь.

Имя археолога В.Е. Ларичева хорошо известно читателям по его книгам «Поиски предков Адама» и «Сад Эдема», посвященным проблемам происхождения человека.

В новой работе ученый рассказывает об открытии в разных странах памятников палеолитического искусства, о спорах среди исследователей по вопросу о значении искусства в жизни древних людей, о связи его с ранними формами религиозных верований.

Есть ли место на земном шаре, которое можно было бы назвать «прародиной» человека?

О каком существе можно сказать, что именно оно впервые переступило порог, отделивший человека от животного мира, и когда это произошло?

В книге известного советского археолога, доктора исторических наук В.Е. Ларичева рассказывается о наиболее важных открытиях ископаемых останков древнейших предков человека, об открытиях, из которых складывается современное научное представление о его происхождении.

В книге развертываются сюжеты двух предшествующих изданий — «Колесо времени» и «Мудрость змеи» того же автора.

Главная тема здесь — затмения в календарях древнекаменного века Сибири и отражение их в духовной культуре первобытного общества. Рассматривается также место затмений в культах и мировоззрении людей древних цивилизаций. Основу книги составляют результаты расшифровки знаковой системы на объекте искусства палеолита Сибири.

Книга предназначена для археологов, религиоведов, историков искусства и астрономии и всех, кто интересуется общими проблемами истории первобытных культур.

Источник

Ларичев в е ред история железной империи

Ларичев В.Е. (отв. ред.) История Золотой империи
Новосибирск: Издательство института археологии и этнографии СО РАН, 1998. – 288 с.

Информация о файле: pdf, 47 mb

ОГЛАВЛЕНИЕ
От редактора (В. Е. Ларичев)
From the editor
Русский маньчжуровед Г. М. Розов (B. C. Мясников)
Краткий очерк истории чжурчжэней до образования Золотой империи (В. Е. Ларичев)
История дома Цзинь, царствовавшего в северной части Китая с 1114 по 1233 годы
Император Тай-цзу
Император Тай-цзун
Император Си-цзун
Император Вань-янь-лян
Император Ши-цзун
Император Чжан-цзун
Император Вэй-шао-ван
Император Сюань-цзун
Император Ай-цзун
Комментарии к тексту летописи «История дома Цзинь, царствовавшего в северной части Китая с 1114 по 1233 годы»
Список сокращений
Баснин («Биография сановника Ланудань. «7). Матвей Комаров опубликовал в 1787 г. в Москве
«Старинные письма китайского императора к Российскому государю». Примечательно, что эта
исключительная по важности работа, полный объем которой из-за слабой изученности архивных фондов
до сих пор трудно представить в деталях, осуществлялась по первоисточникам, написанным на
маньчжурском и китайском языках. Насколько важное значение придавалось в России изучению
Маньчжурии, а также взаимоотношениям с правителями династии Цин и местной маньчжурской
администрации, свидетельствует открытие в XVIII в. и сравнительно длительное функционирование в
Иркутске специальной школы переводчиков с маньчжурского языка.

Уважаемые читатели! Все размещенные на сайте произведения представлены исключительно для предварительного ознакомления и в целях популяризации и рекламы бумажных изданий.Скачать книгу для ознакомления вы можете бесплатно, а так же купить ее в бумажном или электронном виде, ознакомившись с предложениями интернет-магазинов. Приятного прочтения!

Источник

Ларичев в е ред история железной империи

[ДАЙЛЯО ГУРУНИ СУДУРИ]

В. Е. Ларичев, Г. Г. Пиков.

Краткий очерк истории изучения киданей

История Востока традиционно вызывает большой интерес у исследователей. В последнее время интерес этот заметно вырос, что обусловлено целым рядом факторов:

1. Усилилось влияние некоторых восточных стран на мировую экономику и историю отдельных регионов.

2. Накоплен новый археологический материал.

3. Достигнуты определенные успехи в филологии, антропологии и этнографии. Объяснять историю стран Востока с помощью терминологии, разработанной на материале западноевропейской истории, стало сложнее.

4. Развился и широко применяется в исследовательской практике цивилизационный метод, позволивший конкретизировать само понятие «Восток».

5. Ведется поиск новых средств и методов для изучения восточного мира.

В последние десятилетия резко возрос интерес к номадистике. Появилось несколько обобщающих работ, посвященных принципам взаимодействия кочевых и оседлых культур, а также общим закономерностям политического развития кочевых обществ. Среди наиболее известных теорий можно указать концепцию Н. Крадина об экзополитарном характере кочевого государства. Согласно ей, кочевое скотоводство в чистом виде не способно обеспечить общество всей необходимой продукцией, поэтому кочевники неизбежно вступают в контакт с соседними оседлыми культурами. Контакты эти есть условие выживания кочевого социума, который по своей природе направлен вовне, на присвоение и потребление ресурсов других культур. Схожую концепцию развивают зарубежные исследователи А. М. Хазанов, С. Джэгчид, Т. Барфилд и др.

Попутно необходимо сделать еще одно важное замечание методологического плана. Традиционно принято делить любую историографию на донаучный и научный периоды. Это деление имеет европейское [331] происхождение и берет начало с эпохи Возрождения и становления нововременной науки. Именно тогда в экономике и обществе происходил процесс десакрализации, и бывший «христианский мир» встал на путь научно-технического прогресса. Но в истории, как известно, «швов» не бывает, поэтому нельзя недооценивать тот объем информации, который накоплен в доньютонову эпоху. Праздностью средневековые историки никогда не отличались, и китайские в этом плане не исключение. Можно говорить о кумулятивном характере развития процесса познания окружающего мира человечеством. К тому же, если исторические и политические деятели могли в какой-то мере дистанцироваться от той или иной религиозно-философской системы, то перестать быть представителями определенной цивилизации они в принципе не могли. Это, собственно говоря, и демонстрируют так называемые европейская, китайская и другие историографические традиции. Менялись цели исторического исследования, его характер и методы, но обязательно сохранялась преемственность. История киданеведения это хорошо демонстрирует.

В истории изучения киданей и их государств четко выделяются четыре особо крупных направления:

1) дальневосточное (киданьская, китайская и монгольская историография);

2) евро-американское (французская, английская, немецкая и североамериканская литература);

4) средневековое арабо-персидское.

Разумеется, эта версия спорна. Помимо того, что тюркоязычность самих хунну еще окончательно не доказана, против нее есть еще целый ряд соображений. Во-первых, содержащееся в киданьском языке некоторое количество тюркских слов значительно уступает числу монгольских терминов. Во-вторых, все они могли проникнуть к киданям в ходе многовекового контакта с тюркоязычными племенами. К такому выводу еще в начале XX в. пришел японский востоковед К. Ширатори. Короче говоря, эту подборку фактов из «Вэй-шу» можно считать весьма любопытным указанием на начало процесса становления киданьской народности.

Эта проблема может быть непонятна современным историкам именно потому, что носит, скорее, прикладной, а не фундаментальный характер, но такова специфика тогдашнего интереса к прошлому и настоящему различных народов.

Особого внимания заслуживает хроника «Ляо ши» («История династии Ляо»), составленная в эпоху Юань комиссией под руководством Токто. Этот богатейший источник сведений о политической истории созданной киданями империи особенно полно освещает отношения киданьского государства с различными китайскими династиями. Кроме того, «Ляо ши» содержит информацию о структуре империи, организации кочевий, системе контроля над окружающими народами, созданной ляоскими правителями. [334]

Сформулированная авторами «Синь Тан шу» теория нашла подтверждение в трудах многих исследователей. На основе аналогичных воззрений в XIX в. появились три теории происхождения киданей. Французский исследователь Абель Ремюза в 1820 г. впервые высказал мнение о том, что «дунху» является китайской транскрипцией слова «тунгус», и на этой основе построил теорию тунгусского происхождения киданей. Он писал: «Первая из четырех семей, которую встречают, идя с востока на запад, есть нация, о которой я говорил выше под именем тунгусов. Это из недр этого народа вышли, по всей видимости, жуан-жуани, кидане или ляо и некоторые другие народы. ». Разделяли эту точку зрения Г. Клапрот, К. Риттер, В. П. Васильев, Э. В. Бретшнейдер, Е. Паркер и др.

Одним из ярчайших представителей теории монгольского происхождения киданей являлся Н. Я. Бичурин. Он писал следующее: «Китайская статистика И-тхун-чжы показывает восемь единоплеменных владетельных домов, от которых монголы в продолжение двадцати столетий получали народные названия, последовательно одно за другим. Сии дома были: хунну, ухуань, сяньби, жужаны, дулга, ойхор, сйэяньто, кидань». В отношении киданей Н. Я. Бичурин нашел горячую поддержку в лице многих отечественных и зарубежных исследователей (О. Ковалевский, Р. Тории, Д. Тамура, Л. Л. Викторова, В. С. Стариков, В. С. Таскин, С. А. Токарев, Л. Котвич, Л. Р. Кызласов, К. А. Виттфогель, Фэн Цзя-шэн, X. Пэрлээ, Н. Сэр-Оджав и др.). Пытался обосновать эту точку зрения на основе письменных источников и Е. М. Залкинд. Сопоставив древних киданей и некоторые современные народности Монголии, он сделал такое заключение: «киданей следует рассматривать как древнемонгольскую народность, остатками которой являются современные дауры». Однако этот вывод в свое время подвергла критике Г. М. Василевич.

Сотрудниками Института этнографии АН СССР и ВИНИТИ АН СССР с помощью ЭВМ проведено исследование текстов малого киданьского письма и предпринята попытка дешифровки киданьского языка. Уже первые полученные результаты показали, что язык киданей весьма близок языку монголов.

Китайская модель «хуа-и» («цивилизованный Китай» и «нецивилизованная» «варварская» периферия, где проживали «близкие», почти «свои» «варвары», а за ними и «далекие», «немирные») перенималась киданями. Это стимулировало появление еще одной проблемы, связанной с определением места киданей в кочевом мире. Фактически с этого периода началось основательное изучение социально-экономического и общественного строя государства Ляо.

Европейцы воспринимают китайское понимание Ляо как машины истребления и покорения. Стремясь завязать оживленные отношения с ханьцами, они фактически переняли концепцию китаецентризма. В условиях широкого распространения филоориентализма историко-этнографический материал использовался и в дидактических целях. Это обусловило не столько скрупулезное исследование, сколько пересказ источников и чисто повествовательный стиль.

С XVIII веке в Европе начали издавать работы по истории Китая и окружавших его народов. Они были основаны на официальных китайских хрониках. «Общая история хуннов, тюрок и монголов. » Ж. Дегиня вышла в Париже еще в 1756 г., открыв новый для европейцев мир центральноазиатских кочевников. В 1777-1785 гг. [337] увидела свет многотомная работа П. де Майя по истории Китая, основанная на материалах «Тунцзянь ганму». Подобные компиляции выходили и в дальнейшем, играя важную роль в ознакомлении читающей публики с историей номадов, обеспечивая «первоначальное накопление материала». Они представляют собой либо переводы с китайского языка, либо более или менее близкие пересказы. Подобные работы создали Н. Я. Бичурин, Э. Шаванн, Э. Бретшнейдер, Н. В. Кюнер и др. Однако в изложении политической истории кочевых народов региона они, как правило, просто следовали китайской традиции. Кочевые соседи Китая при этом представлялись извечно агрессивной, разрушительной силой, деструктивным началом, находившимся в постоянном противоборстве с цивилизацией и культурой.

Изредка исследователи шли вразрез с концепцией официальных китайских летописей. Так, русский востоковед В. П. Васильев показал, что варварские народы к северу от китайской границы далеко не всегда были периферией Китая, они могли сами играть ключевую роль в истории региона. Его ученик М. Н. Суровцов в работе «О владычестве киданей в Средней Азии», написанной в 1869-1870 гг., дополнил этот тезис, указав на «бумажный» характер вассальной зависимости кочевников от китайской администрации. Однако в целом кочевники редко становились предметом специального исследования (лингвистического либо этнографического). Попытки проанализировать политическую культуру кочевого общества не предпринимались фактически до середины XX в.

В XX в. постепенно сформировался объемный корпус исследований, посвященных истории отдельных кочевых народов. Он включал: работы Лю Мао-цая, Л. Н. Гумилева и И. Эчеди, касающиеся политического развития тюркских каганатов; исследования В. Эберхарда, Л. И. Думана о тобасцах и созданной ими империи Северная (Тоба) Вэй; труды А. Г. Малявкина, К. Маккерас, П. Циме об уйгурских государствах различных эпох; классическую работу К. Виттфогеля и Фэн Цзя-шэна о киданях и империи Ляо, дополненную позднее многочисленными исследованиями Л. И. Думана, А. Л. Ивлиева и др.; труды X. Миякавы, А. Колланца и Ц. Хандсурэна о жуань-жуаньском периоде в истории Центральной Азии и др.

Происходило подлинное становление различных наук, освобождающихся от диктата всевозможных идеологий. К тому же выявилась особая роль Востока в мировой истории, что стимулировало увеличение количества и изменение характера исследований в области номадистики. Появилась необходимость заново перевести источники (Штейн перевел на фр. яз. «Ляо ши») и аналитические исследования (Виттфогель). Этому способствовало широкое распространение цивилизационного подхода и методологии системного анализа. В то же время разочарование в идеологиях и отказ от них, внедрение в историческую науку позитивистской методологии, коммерциализация исторической науки сдерживали этот процесс.

В России в средние века появился интерес к «своим» кочевникам (монголам). Кидани в летописях упоминались лишь как часть татар, т.е. русские авторы того времени еще не видели их связи с Восточной Азией.

В результате освоения Сибири появилось желание противопоставить сибирских «инородцев» титульной русской нации, но в то же время отстоять их и среднеазиатские народы от китайского влияния. Отсюда появление в исторической литературе шовинистических и антикитайских настроений. Как писал М. Н. Суровцов, сыграл свою роль и капиталистический дух, широко распространявшийся в стране.

В VIII в. следствием вестернизации России стало «подключение» к западной историографической традиции (В. К. Тредиаковский). Интерес к истории восточных народов, находившихся под угнетением китайской империи, можно рассматривать как форму свободомыслия (А. С. Пушкин, о. Иакинф). Вводимый в научный оборот фактический материал использовался и с целью доказать восточное происхождения азиатского царизма, иначе говоря, его отсталость.

Для российской и советской историографии характерно стремление расколоть сложившееся в китайской исторической науке представление о единстве дальневосточной цивилизации, чтобы затруднить ее новое (уже после маньчжуров) объединение под эгидой китайцев или японцев.

Марксизм в духе формационной теории стимулировал теоретическое осмысление истории «инородцев», считавшихся исключительно жертвами китайской империи и феодального гнета. Здесь сказалось соперничество двух супердержав, одинаково претендующих на необъятные просторы немусульманской («желтой») Азии.

Ослабление в последние десятилетия роли России на международной арене и желание понять ее место в новой геополитической и социокультурной ситуации, становление деидеологизированной науки (хотя и не [338] свободной от цивилизационной парадигмы) стимулировали не столько накопление исторического материала для иллюстрации идеологических схем (что характерно для периода господства марксизма), сколько переосмысление уже накопленного. Отсюда появление новых методологий и попытки не описать, а объяснить суть исторических процессов, а не фактов. В противовес монизму и эволюционизму широко распространяются представление о полилинейном развитии истории и переосмысление терминологии, попытки создать новый понятийный аппарат. Его пытаются вывести из исторического материала.

Одной из важнейших в истории киданеведения на современном этапе видится проблема специфики конфессиональной ситуации в империи. Она была поставлена ранее, но еще далека от окончательного разрешения. На примере истории киданьского государства можно понять, почему широко распространенные в Евразии «мировые» религии не смогли закрепиться на дальневосточной почве.

Текст воспроизведен по изданию: История железной империи. Новосибирск. Институт археологии и этнографии СО РАН. 2007

Источник

Восход и Расцвет Золотой Империи Чжурчжэней

В 2015 г. исполняется 900 лет со времени создания Золотой (Цзинь) империи чжурчжэней и 800 лет с момента выделения из нее чжурчжэньского государства Восточное Ся (Дун Ся).

Оба эти государства сыграли значительную роль в судьбах входивших в их состав тунгусо-маньчжурских и иных этносов, населявших российское Приамурье и Приморье – историческую родину чжурчжэней. Чжурчжэни эпохи победоносных походов наводили ужас на соседей, в свое время недвусмысленно посягавших на их земли. Собственно с защиты родной земли все и началось.

А затем была невероятная экспансия на юг, Золотая империя, одной из столиц которой стал нынешний Пекин… А потом пришли с огнем и мечом воины Чингисхана. Вся эта историческая драма «прокрутилась» за какие-то двести лет, но во все последующие века стала объектом научного интереса в Китае, Монголии и России

Историю и культуру народа чжурчжэней на самом деле можно сравнить с золотым самородком, сокровищем, и сегодня сияющим из глубины веков. Империя, названная Золотой (по-китайски – Цзинь) ее основателем Агудой, была провозглашена в 1115 г. и просуществовала около 120 лет. Это был период расцвета – время наивысшего экономического и культурного подъема, апофеоз консолидации многочисленных народов, населявших земли, о чем повествует много известных письменных источников, в частности, «История империи Цзинь» (1345 г.). Тем не менее в современной научной литературе чжурчжэням уделено гораздо меньше внимания, нежели их западным соседям татаро-монголам и империи Чингисхана, образованной в XIII в.

Среди чжурчжэней были широко распространены наборные пояса, представляющие собой ремни из свиной кожи с нашитыми поверх разнообразными, пышно декорированными ажурными бронзовыми бляшками. Пояса носили взрослые и дети, мужчины и женщины. Самыми эффектными и роскошными были пояса женщин-шаманок – наиболее влиятельных персон. Бляшки на их поясах, как правило, позолоченные, а ремни покрашены красной краской

По некоторым сведениям, в юности Чингисхан сам побывал у чжурчжэней в плену, где перенял многие секреты их военного искусства. Но даже обогащенный этим опытом, полководец, претендовавший на звание «покорителя мира», так и не смог в течение многолетних войн одолеть чжурчжэней. По свидетельству современников, чжурчжэньские воины «дерутся так, как будто сами духи вступают в сражение, и в конце концов одерживают победу». Именно поэтому, очевидно, им и удалось создать такое обширное государство: в его пределы, кроме исторической родины – Маньчжурии, Приморья и Приамурья, входили Северный и Центральный Китай и Внутренняя Монголия. Причем китайцы составляли 87 % всего населения империи Цзинь, а самих чжурчжэней-завоевателей насчитывалось около 10 %.

О более раннем периоде «восхода» чжурчжэней на имперских территориях, ставших впоследствии периферией (таких как российское Приамурье и Приморье), в исторических хрониках содержится крайне скупая информация: здесь не было своих летописцев. Зато чжурчжэни, или амурские тунгусы, как называл их выдающийся русский востоковед Н. Я. Бичурин, оставили тут после себя множество удивительных материальных творений, скрытых под пластами земли в сотнях кладов, погребений, городищ и храмов. Так, при раскопках одного только Корсаковского могильника на о-ве Большой Уссурийский было найдено свыше 9 тыс. изделий из металлов, в том числе драгоценных.

Значимость «наследства» чжурчжэней – культуры, внесшей неизмеримый вклад в мировую цивилизацию, трудно переоценить. Уникальные и в большинстве своем высокохудожественные произведения средневековых ювелиров, бронзолитейщиков, оружейников и гончаров, без сомнения, разбудят у любознательного читателя интерес к этому незаслуженно забытому отечеству храбрых воинов и вдохновенных творцов.

Кто такие чжурчжэни?

Начиная с XVIII в. многие замечательные русские исследователи-востоковеды обогатили науку знаниями о древних и средневековых народах, в том числе о чжурчжэнях. Поистине гигантский труд по изучению китайских исторических хроник проделал Н. Я. Бичурин. В первой четверти XIX в. он был главой духовной миссии России в Пекине и самостоятельно изучил китайский язык. Судя по отзывам современников, возвращаясь на родину, Бичурин наряду с огромным научным материалом, собранным за 14 лет, снарядил еще и караван из 15 верблюдов, который вез около 400 пудов (почти 6400 кг) ценнейших китайских книг. Переводом этих книг и обработкой накопленных в Китае материалов он и занимался последующие тридцать лет своей жизни.

Благодаря своим многочисленным трудам и опубликованным книгам Н. Я. Бичурин был широко известен в кругах научной и литературной общественности. Был дружен с Пушкиным и, по мнению пушкинистов, определенно возбудил у поэта интерес к Китаю; сохранились даже их сочинения с авторскими дарственными надписями друг другу.

Так кто же они такие – чжурчжэни? Этот тунгусо-маньчжурский народ, издревле обитавший по обе стороны нынешней границы России и Китая. Часть чжурчжэньских племен, главным образом из южных районов Маньчжурии (КНР), бывших в Х—начале XII вв. в подчинении у монголоязычных киданей, основателей империи Ляо (Железной), именовалась «покорными». В нижней части бассейна р. Сунгари и к северо-востоку от нее (т. е. включая территорию русского Приамурья), обитали наиболее воинственные чжурчжэни, неподвластные киданям и потому называвшиеся «непокорными». Они-то и стали теми пассионариями, которые пошли завоевывать соседей, создав сначала единый союз своих родов, а затем и государство.

Согласно летописным сообщениям, Агуда * после одержанной его войсками полной победы над Железной империей, при объявлении в 1115 г. о принятии им императорского титула сказал: «Хоть железо и прекрасно, оно может быть изъедено ржавчиной. Только золото не ржавеет и не может разрушиться. Сверх того, род ваньянь, с которым я связан через вождя Ханьпу, всегда любил блестящие цвета, вроде золота, и я решил взять это название для моей императорской фамилии. Поэтому даю ей имя Золотая!» **

На участке могильника были сняты верхние слои грунта. Одна из наиболее ответственных раскопочных процедур – выявление могильных пятен, обозначающих форму и размеры могил. Контуры пятен, как правило, размыты и проступают на фоне песка лишь после его увлажнения. Поэтому «ловить» пятна приходилось ранним утром, до просыхания песка, либо после специального полива водой или «парки» вениками

Справедливости ради надо отметить, что при всей ценности письменных источников из них можно узнать слишком мало о материальной культуре народа. Подавляющее большинство источников, связанных с материальной жизнью чжурчжэней, представляет археология.

К настоящему времени раскопаны и изучены многочисленные некрополи с сотнями захоронений охотников, воинов, скотоводов, земледельцев, керамистов, кузнецов, ювелиров, служителей шаманского культа, а также городища, поселения и другие археологиче­ские объекты. Среди них исключительной ценностью выделяется Корсаковский могильник, расположенный на о-ве Большой Уссурийский на р. Амур.

Свое название остров получил от с. Корсакова, которое находится в пяти километрах от него на берегу Амурской протоки. Остров насыщен небольшими протоками, озерами, на нем благоухают сочные пойменные луга. Сюда-то и прибыл, можно сказать по вызову, наш археологический отряд Северо-Азиатской комплексной экспедиции Института истории, филологии и философии СО АН СССР (с 2000 г. – Институт археологии и этнографии СО РАН), работавший на Дальнем Востоке.

Страна городов

Ранний этап развития чжурчжэньских племен, время формирования из них единого народа (VII—XI вв. н. э.) в Приамурье (Хабаровский край, Еврейская автономная область) был детально изучен на основе раскопок многочисленных грунтовых и курганных могильников с сотнями захоронений со следами разных погребальных обрядов и множеством находившихся в них сопроводительных вещей.

Наряду с этими материальными свидетельствами прошлого весьма ценным источником информации стали другие исторические источники, свидетель­ствующие о таких аспектах культуры и жизни средневекового народа, как домостроительство, возведение фортификационных сооружений, ремесла, быт и т. п. Такие сведения были получены при раскопках поселений и особенно городищ.

У чжурчжэней существовало два типа жилищ: полуземлянки в вырытом котловане и наземные жилища, возведенные на ровной подготовленной площадке. Очень часто в наземных и полуземляночных строениях обнаруживаются весьма характерные для культуры чжурчжэней отопительные системы типа кана, а также изделия из самых разнообразных материалов: керамики, железа, бронзы, камня, стекла и др. Многочисленные чжурчжэньские и сунские монеты из бронзы и отличной сохранности бронзовое орнаментированное зеркало с надписью, один иероглиф в которой обозначает слово «Цзинь», были найдены вблизи остатков редчайшего во всем Приамурье буддийского храма (XII—первая половина XIII в.) в поселении рядом с устьем р. Тунгуска. Основаниями колонн этого строения служили массивные гранитные базы с выбитыми цветами лотоса, а крыша была покрыта черепицей.

В целом же эпоха чжурчжэней выделяется обилием городищ, за что некоторые исследователи даже назвали империю Цзинь «страной городов». В Приморье, например, давно известны многочисленные чжурчжэньские городища, хорошо укрепленные, построенные на вершинах сопок и в горных распадках, которые нередко охватывали обширные площади в сотни тысяч квадратных метров. Все они ранее относились к Золотой империи, но недавно было установлено, что эти городища были сравнительно быстро построены населением государства Восточное Ся с надеждой укрыться в них от преследования монголо-татарских войск.

В Приамурье очень крупных городищ мало, в то же время здесь было исследовано довольно много относительно небольших городищ, относящихся преимуще­ственно к «догосударственному периоду» чжурчжэней. Наиболее изученными и информативными являются городище у пос. Хор (вторая половина IX—X в.) и городище у с. Джари (XII—начало XIII в.).

Городище Хорский, надежно защищенное высокими валами с выступами-башнями по углам, рвами и уникальными глубокими (до 3 м от поверхности) колодцами, которые были обнаружены в большинстве из 10 раскопанных жилищ. При создании этих колодцев в песке с галечником выкапывалась яма, в которую вертикально устанавливалась деревянная округлая труба (предположительно из двух выдолбленных половин бревна диаметром 0,7—0,9 м), которая засыпалась вокруг грунтом.

Эти колодцы оригинальной конструкции – редчайшее явление на археологических объектах подобного типа. Такие сооружения не обнаружены на памятниках древности и средневековья ни Дальнего Востока, ни соседних регионов России. Колодцы сооружались, очевидно, на случай нападения на городище противника и продолжительной его осады. Подтверждением этого могут служить обнаруженные в городище погребения, принадлежащие, вероятно, его погибшим защитникам.

Городище Джари окружено сплошным земляным валом и глубоким наружным рвом. В ходе его раскопок были обнаружены остатки полуземлянок, служивших, судя по всему, убежищами для стражей двух ворот. Каменный пол этих жилищ, покрытый берестой, в свое время был залит жидкой глиной. Вдоль стен жилищного котлована имелись уступы – «нары», были обнаружены и остатки обогревательной системы – кан.

Среди находок на городище – многочисленная станковая керамика, железные наконечники стрел, копья, ножи, кресала, рыболовные крючки, грузила для сетей, пряслица, тигли, бронзовые монеты, украшения из стекла, камня, металла и др., а также кости лошади, медведя, быка и собаки. К числу уникальных находок относятся бронзовый амулет-календарь 12-летнего животного цикла и антропоморфная скульптура духа-покровителя. Также было найдено много металлического шлака, остатки плавильной печи и выплески металла (бронзы). Удалось раскопать и большой отрезок рва глубиной до 2 м и шириной более 2,5 м, входившего в общую защитную систему средневекового города, который служит иллюстрацией навыков и приемов фортификационного искусства его жителей.

Сравнительно небольшое число известных памятников чжурчжэней Приамурья имперского периода по сравнению с предшествующим временем объясняется, согласно свидетельствам востоковедов, тем фактом, что после создания Золотой империи чжурчжэни переселили на завоеванную китайскую территорию сотни тысяч семейств (по некоторым данным, даже все семейства, что вряд ли реально) своих северных (амурских) сородичей. Тем самым в первой половине XII в. Приамурье должно было значительно обезлюдиться. Эти принципиально важные факты и были наглядно подтверждены результатами наших многолетних археологических исследований.

Погребения

Нередко выдающиеся памятники археологии открывают случайно, причем люди, далекие от науки. Так было и с Корсаковским могильником. Весной 1976 г. доярка из Корсакова Г. Ф. Бардеева, собирая цветы, увидела на песчаном бугре в свежевырытом бульдозером котловане два совершенно целых старинных глиняных сосуда.

Мы с благодарностью приняли это сообщение и летом того же года приступили к исследованиям погребений. Тогда же на острове были открыты и изучены другие археологические памятники. Однако по-настоящему бесценным, подлинным сокровищем, не имеющим себе равных среди подобного типа объектов как на российском Дальнем Востоке, так и на сопредельных территориях зарубежных регионов, оказался Корсаковский некрополь. Он относится к так называемым грунтовым некрополям, когда умерших людей вместе с вещами закапывали в вырытых в грунте ямах без возведения над ними курганных насыпей.

Найти такие могилы, не имеющие на поверхности почвы никаких следов – ямок или бугорков, почти всегда трудно. Но мы открыли около 400 подобных захоронений (при этом в некоторых из них было по два и более погребенных). Учитывая, что могильник служил местом захоронения в основном взрослого населения, а детская смертность в средневековое время была высокой (умерших детей обычно оставляли в специальных ложах на деревьях), можно считать, что проживавшее здесь население было довольно многочисленным.

Мы обнаружили в этом некрополе и наиболее характерные и яркие реалии амурского средневековья – боевое снаряжение, одежду, пояса, а также украшения и изящные, в чем-то загадочные пайцзы, о которых пойдет речь ниже..

Могильники, как никакой другой памятник археологии, обладают особыми качествами раскрывать духовную культуру народа, потому что способы и формы захоронения отражают представление древних людей о загробной жизни, их религиозные воззрения (в данном случае, прежде всего, шаманистские). К тому же погребальный ритуал считается одним из наиболее устойчивых этнических признаков.

Исторические хроники отводят немного места описанию погребальных обрядов. Лаконичные сведения касаются главным образом высших слоев общества, которые после покорения соседних государств заимствовали обычаи и традиции покоренных народов, предавая забвению свои. Тем более интересны захоронения простых чжурчжэней Приамурья. Их ценность возрастает еще и потому, что открыты они на территории, исстари принадлежавшей «непокорным» племенам, носителям самобытной культуры.

Самым распространенным способом погребения в могильнике на о-ве Большой Уссурийский было захоронение по обряду трупоположения (ингумация). Большинство покойных лежало на спине с подогнутыми в коленях ногами.

Следующий по распространенности – не совсем обычный обряд вторичного захоронения. Суть его в том, что останки покойных, которые сначала были «погребены» на воздухе (на деревьях, на специальных столбовых сооружениях), спустя какое-то время хоронят в другом месте. Детей чжурчжэни хоронили среди ветвей или в дуплах деревьев, как это еще сравнительно недавно делали нанайцы, ульчи, удэгейцы, ительмены, корейцы, якуты и некоторые другие народы. Любопытно, что у многих народов-шаманистов, в особенности дальневосточных и сибирских, еще в недалеком прошлом родовое дерево жизни выступало в роли своеобразного вместилища душ членов рода. Такое родовое дерево жизни мыслилось как некое материнское «рождающее место».

На могильнике была раскопана также небольшая группа погребений, в которых покойные были кремированы. Этот обряд, возможно, связан с определенной причиной смерти человека или принадлежностью его к этническому коллективу с иными обрядово-погребальными традициями.

В подавляющем большинстве захоронений найдены погребальные вещи. Они разнообразны не только по форме и назначению (всего около 60 наименований), но и по материалу, из которого изготовлены. Особенно много предметов из металла (железа, бронзы, серебра, золота), разных пород камня, прежде всего халцедона и нефрита (около 600 находок) и обожженной глины (почти 500 предметов: сосуды и крышки от них, многочисленные грузила для рыболовных сетей). Но есть и изделия из стекла, кости и других материалов.

Оружие

Результаты раскопок показывают, что чжурчжэни придавали огромное значение боевому снаряжению и военному искусству. Наибольшая роль в военном деле отводилась стрелкам из лука, при этом не только пешим, но и конным. Ранее у бохайцев – ближайших родственных племен, создавших государство Бохай (698—926 гг.), непосредственного предшественника Золотой империи, даже существовал закон, запрещавший молодому человеку вступать в брак, пока он не овладеет искусством стрельбы из лука.

В захоронениях найдены целые и обломанные палаши. Целые достигают в длину 70—85 см. Клинок в виде ровной полосы шириной до 3,5 см сужается к острию. Рукоять короткая, снабжена обоймой для закрепления на ней деревянных накладок. Навершие палашей часто в виде овальной трубки, открытой лишь со стороны рукояти

Железные (стальные) наконечники стрел (деревянные древки, а также кожаные и берестяные колчаны не сохранились) имело почти все мужское население. Мало того, стреляли из лука, видимо, и женщины, поскольку стрелы клали не только в мужские погребения, но и в женские.

Оригинальные наконечники со ступенчатым (в виде профиля уточки) сечением пера – обязательная принадлежность всех раскопанных памятников чжурчжэньской эпохи Амурского региона. Согласно летописям, они «достигают 6—7 вершков длины. По внешнему виду похожи на бурав, при попадании такую стрелу невозможно вытащить [из тела]». Археологические сведения почти полностью совпали с письменными. 6—7 китайских вершков равны 19,2—22,4 см. Практически такие же наконечники (длиной 18—19 см) обнаружены в погребениях на о-ве Большой Уссурийский

В летописях имеются сведения, что чжурчжэни имперского периода, жившие на правобережье Амура, имели баллисты, используя для них чугунные горшки с порохом. «Горшки назывались чжэньтьхянь-лэй (потрясающий небо гром). Когда баллиста ударит и огонь вспыхнет, то звук уподобляется грому… Горшки сжигали на пространстве 120 футов в окружности и огненными искрами пробивали железную броню».

Наряду с многочисленным наступательным вооружением в могилах чжурчжэней обнаружены элементы защитного вооружения – железные панцирные пластины, лежащие россыпями или компактно. Небольшие узкие пластины нашивались на матерчатую или кожаную основу и представляли собой чешуйчатый панцирь. Подобные панцири – нагрудники, наспинники, наплечники, закреплявшиеся с помощью ремешков, или панцири в виде рубашек без рукавов были распространены, например, у средневековых кочевников Восточной Европы и на Руси.

Интересно, что в некоторых могилах мы встретили особые углубления, ниши-тайники. Какие же ценности могли класть туда люди, оставившие нам Корсаковский некрополь? Вероятно, ценности эти были связаны с ратными подвигами. Примечателен панцирь, состоявший из семи рядов плотно лежащих пластин. В другом тайнике были обнаружены остатки шлема, а эта принадлежность доспеха особенно редко встречается при археологических раскопках, и лишь в погребениях князей и военных вождей. Принято считать, что шлемы представляли собой весьма большую ценность.

Пояса

При раскопках могильника мы нашли большой арсенал изделий (главным образом металлических), служивших для оформления отдельных видов одежды, а также лоскутки и обрывки материалов, из которых изготовлялась одежда. Особой роскошью оформления выделялись наборные пояса.

Поясные наборы в раннесредневековых обществах Азии и Европы занимали весьма важное место, служа атрибутом чиновника либо воина. Для последнего они были своего рода визитной карточкой, свидетельствующей о боевых заслугах. Поэтому поясные наборы на тюркских памятниках второй половины I тысячелетия были характерны для мужских погребений.

Мода на пояса, дошедшая в этот период до Приамурья, Приморья и даже Японии, проявилась в их многообразии. Были пояса определенных типов, которые у чжурчжэней носили только мужчины-воины. Они украшались квадратными или прямоугольными железными бляхами, копирующими древнетюркские образцы. Наиболее представительными были пояса с ажурными пластинчатыми бляхами, которые я предложил назвать «амурскими». Такие пояса носили мужчины, женщины и даже дети, причем детские пояса украшались небольшими «нестандартными» бляшками. Ассортимент поясного набора – количество бляшек, подвесок и других атрибутов – зависел от положения умершего в обществе. Довольно нарядные наборы клали в мужские захоронения. И все же самые богатые и красивые пояса принадлежали женщинам-шаманкам.

Кстати сказать, рядом с поясами (иногда находили до четырех экземпляров в одном погребении) обычно лежали разнообразные украшения, в том числе из драгоценных металлов, заколки для волос, посуда, инструменты и другие изделия. В шаманских захоронениях найдены и непременные атрибуты шамана – нагрудники и наспинники с различными бронзовыми деталями.

Чжурчжэньские пояса, аккумулировавшие технические и художественные достижения средневековых умельцев, – исключительно важный исторический источник. До наших находок на острове в научной литературе было выделено три «ареала» средневековых поясных наборов, от Паннонии (современная территория Венгрии, Австрии) до Средней и Центральной Азии. Я предложил четвертый самобытный ареал – Среднее и Нижнее Приамурье, что нашло поддержку у коллег.

Украшения

Из всех украшений особой популярностью у чжурчжэней пользовались серьги, а также бусы, нередко представляющие собой целые ожерелья. Бусы из Корсаковского могильника в основном были сделаны из красивых камней, но мы нашли и стеклянные, которые, несомненно, были сделаны далеко от Приамурья. Это относится и к бусам с внутренней позолотой, производство которых было налажено в Египте еще в IV в. до н. э. Из-за сложности технологии изготовления бусы с золотой (серебряной) прокладкой в течение многих столетий производились только в странах Юго-Восточного и Восточного Средиземноморья. Даже в средние века признанными центрами по производству золоченого стекла считались лишь Египет, Сирия и Византия.

Среди чжуржэньских женщин популярным украшением были бусы, нередко представляющие собой настоящие ожерелья. Самый распространенный материал – камень: халцедон, сердолик, агат, горный хрусталь, бирюза. Часто использовалось одноцветное стекло (синее, голубое, зеленое, желтое). Встречаются бусы из многоцветного стекла (глазчатого или полосатого) и бусы с золотой и серебряной прослойками

В нескольких погребениях были обнаружены еще одни чрезвычайно привлекательные изделия – пайцзы. Основу их составляли бронзовые позолоченные бляшки-звенья, плотно прилегающие одна к другой и прикрепленные с помощью стерженьков к полоске кожи, которая, в свою очередь, крепилась к деревянному лакированному брусочку бордового цвета.

Пайцза — золотая, серебряная, бронзовая или деревянная табличка с надписями или без них, выдавалась в качестве своеобразного удостоверения

Пайцзы не предназначались для утилитарных целей – это был, скорее всего, атрибут должностных лиц определенного ранга. Из письменных материалов известно, что у чжурчжэней XI в. пайцзу имел «чиновник для особых поручений». И эти уникальные предметы, в отдельных случаях полностью сохранившиеся, были обнаружены на удивительном амурском острове как верительные грамоты чжурчжэней, прошедшие через века к новым народам, в новую цивилизацию.

В период работ на о-ве Большой Уссурийский с нашим археологическим отрядом случались различные приключения, в том числе чрезвычайные.
Например, при раскопках во второй половине 1970-х гг. кто-то сообщил руководству Хабаровского края, что некие археологи ведут раскопки могил, в которых находится золото, а могилы те… китайские! Это, конечно, был полный абсурд. Но поскольку отношения нашего государства и Китая в то время, мягко говоря, не отличались особой дружественностью, дело приняло серьезный оборот. Расследованием «дела археологов» буквально днем и ночью занимались все введенные в заблуждение «компетентные органы».
И как занимались! Первым делом отправили вертолет со спецгруппой на случай захвата особо опасных преступников. Остров был блокирован (на понтонном мосту, на ночь разводившемся, днем появлялась охрана, чтобы не пускать нас на «большую землю»), и мы вынуждены были доставлять в отряд продукты и питьевую воду нелегально. Благо, что охранники оказались гуманные и понимали нелепость сложившейся ситуации.
В общем мы выстояли. Правда моя жена Оксана, посвятившая полю более 30 сезонов, тогда еще совсем молодая, начала седеть. Спустя две-три недели, когда выяснилось, что мы не китайские шпионы, нас оставили в покое. Увлеченно работавшие со мной специалисты, студенты, школьники наконец почувствовали облегчение.
Позже под влиянием авторитета академика А. П. Окладникова, прибывшего на международную конференцию в Хабаровск (он постоянно поддерживал исследования, связанные со средневековым Дальним Востоком, относя их к числу приоритетных), было проведено расследование с целью выяснить, кто ввел сотни людей в заблуждение. Алексей Павлович, узнав подробности происшествия, посоветовал мне, когда я состарюсь, написать об этом детективный роман. Мои друзья и коллеги эту мысль поддержали.
К слову сказать, часть острова Большой Уссурийский не так давно все же отдали китайцам, хотя китайского там ничего нет. Вот такая коллизия.

Васильев В. П. История и древности восточной части Средней Азии, от X до XIII в., с приложением перевода китайских известий о киданях, чжурчжэнях и монголо-татарах. СПб, 1857. 235 с.

Воробьев М.В. Чжурчжэни и государства Цзинь (X в – 1234 г.). М.: Наука, 1975. 448 с.

Захаров И. И. Полный маньчжурско-русский словарь. СПб., 1875. 1129 с.

История Золотой империи / Отв. ред. В. Е. Ларичев. Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 1998. 286 с.

Медведев В. Е. Некоторые результаты исследований поселений и городищ эпохи чжурчжэней Приамурья (VIII—XIII вв.) // Средневековые древности Приморья. Владивосток: Дальнаука, 2012. Вып. 2. С. 56—66.

Стариков В. С. Из истории возникновения городов в Маньчжурии // Страны и народы Востока. М.: Наука, 1976. Вып. 18. С. 189—198.

Tao-jinc-chen. The Jurchen in twelfth-century China // A study of sinicization. Seattle – London, Univ. of Washington press, 1976. XIV. 217 p.

* Агуда – внук Угуная, первого фактического главы государства чжурчжэней, полководец. Основатель и первый император Золотой империи.

** Здесь и далее цит. из кн.: История Золотой империи. Новосибирск, 1998

Съемка предметов коллекции из музея ИАЭТ СО РАН В. Кавелина

Источник