лекции фурсова по истории ложь про сталина
Фурсов о Сталине
5 марта 1953 года, в Советском Союзе объявили о смерти Сталина. Народ встретил это известие – по многочисленным описаниям очевидцев – как огромную трагедию не только для всей страны, но и для каждого отдельного человека. Не было радости и фейерверков, которые появились бы, если б в стране исчез «кровавый тиран», которого «боялись, а значит уважали». Но вскоре Никита Хрущев все объяснил «культом личности» и «раскрыл» данные о репрессиях, к которым во многом и сам приложил руку. С тех пор споры вокруг личности вождя в народе не утихают. Были ли оправданы репрессии, которые проходили в 30-ые годы, и кто и зачем преувеличивает количество пострадавших? Каким образом Сталин из работника партийного аппарата при финансируемых с Запада революционерах стал независимым главой огромного государства, при этом взяв «Россию с сохой, а оставив с атомной бомбой»? Об этом в интервью корреспонденту Накануне.RU рассказал историк Андрей Фурсов.
Андрей Фурсов: Подъем Сталина к власти начался гораздо раньше, он входил в довольно влиятельную, но сейчас забытую, сознательно забываемую группу Фиолетова, был такой большевик, у которого сложились плохие отношения с Лениным и который в 1912-13 гг. был очень влиятельным. Сталин был из этой группы, а это означает то, что у него была принципиально сильная позиция. Кроме того, Сталин был всегда «рабочей лошадкой», в отличие от многих интеллектуалов-трепачей, они могли только выступать, а Сталин мог делать. И не случайно во время гражданской войны его бросали туда, где нужно было решать конкретные задачи, например, организовать доставку зерна, свои задачи Сталин всегда выполнял.
Во-первых, если бы не помощь части большевистского истеблишмента, во-вторых, этих людей из разведывательного управления Российской Империи, ему было бы очень трудно переиграть своих оппонентов.
И наконец, партаппарат, который был уже огромным в середине 20-х, прекрасно понимал, что мировая революция не произойдет, и в интересах большой системы России лучше заниматься не разжиганием мировой революции, а укреплением позиций внутри страны – строить социализм в одной стране. То есть Сталин победил не потому, что за ним стояли какие-то группы небольшие, Сталин выражал интересы очень большого слоя внутри страны, и эти интересы совпадали с логикой развития большой системы под названием «Россия» и не совпадали с интересами команды Троцкого. Интересы Троцкого совпадали с фининтерном, которому нужна была мировая революция, а когда этого не получилось – мировая война – для того, чтобы сломать национальные государства и создать наднациональные структуры, типа нынешнего Евросоюза.
Андрей Фурсов: Ну, скажем не прозападной, а людям, которые были ориентированы на мировую революцию, на тесные контакты с Западом, например, Ягода тот же, который руководил органами безопасности до середины 30-х годов. Это лишний раз говорит о том, что даже в 30-е годы Сталин, устранив всех своих соперников наверху большевистской пирамиды, не мог чувствовать себя спокойно. Не случайно после убийства Кирова – первое, что сделал Сталин – заменил свою охрану, он убрал тех людей Ягоды, которые его охраняли, и заменил их донскими казаками.
Вопрос: Борьба Сталина с представителями «пятой колонны» длилась почти полтора десятилетия. Многие важные начинания Кремля на практике приводили к противоположным результатам?
Вопрос: Да, но война была неизбежна, потому что никто не хотел усиления СССР, но с другой стороны, если бы не было 37-ого года, не было бы и 45-ого?
Андрей Фурсов: Об этом сказал очень четко Черчилль – он сказал, что в Советском Союзе была уничтожена «пятая колонна», поэтому они и выиграли войну.
Андрей Фурсов: Да, здесь даже есть совпадения, вот 1929 год – это год высылки Троцкого из Советского Союза, высылка того человека, который был ориентирован на мировую революцию, и с 1929 года британцы и американцы начинают активно вкладывать в Гитлера. Если не получился проект «Мировая революция», мы сработаем по проекту «Мировая война». И Сталин это прекрасно понимает, 4 февраля 1931 года он говорит свою знаменитую фразу, что если мы не пройдем за десять лет тот путь, который Запад прошел за 100 лет – нас сомнут. И как в воду глядел – действительно, за десять лет мы прошли тот путь, который Запад пробежал за 100. Уже в 1937 году Союз обеспечил себе промышленную автаркию по отношению к остальному миру. Рядом с тремя крупными районами возникли два новых – это Донбасский, Днепропетровский и Урало-Сибирский, то есть из пяти промышленных крупных блоков мира два были уже в Советском Союзе. В результате Советский Союз оказался не сырьевым продуктом Запада, как того хотели и Троцкий и Бухарин, каждый по своим причинам.
Он оказался мощной промышленной системой, которая была способна сломать хребет Гитлеру, и ломала его потом практически в одиночку, потому что второй фронт открыли только в 1944 году, правда, была помощь по ленд-лизу, но все-таки войны выигрываются не железками, а кровью, потом и готовностью умирать за свою Родину.
Андрей Фурсов: Это даже не партия была, это были сторонники Троцкого, которых было очень много, причем, и на высшем уровне. Троцкий получал информацию о том, что говорилось на политбюро буквально за два-три дня, были постоянные заговоры, в 30-ые годы шла попытка повернуть вспять тот процесс, который стартовал в СССР в 1927-29 годах – строительство социализма в одной отдельно взятой стране.
Андрей Фурсов: Ну, вообще по поводу «кровавого тирана Сталина» – это абсолютный бред, дело в том, что с 1921 по 1954 год в лагерях побывало около 4 млн человек, к расстрелу было приговорено 650 тыс. человек. Некоторым из них расстрелы были отменены. Правда, кто-то отправился на тот свет по статье 58-ой. Но в принципе расстреляно по политическим статьям было около 700 тыс. человек. Но с 1921 по 1929 год Сталин не был хозяином Советской России, поэтому значительную часть из этих 700 тысяч можно сбросить с его счетов. В итоге получается цифра большая, конечно, но гораздо меньшая, если сравнить с репрессиями в других странах – по сравнению с ними сталинский режим не был таким кровавым, как его рисуют. Достаточно посмотреть, что делали в это время британцы в своих колониях, французы в своих колониях, что происходило в Америке в первой половине 30-х, когда люди умирали от голода в то же время, когда у нас была коллективизация. Этот исторический период описан и в литературе – достаточно почитать «Гроздья гнева» Стейнбека, обстановка на Западе была ничем не лучше, чем у нас.
Ни в коем случае нельзя ловиться на пропаганду Запада и их «шестерок» пятой колонны у нас в России, которые чернят Сталина по очень простой причине – очерняя Сталина, они очерняют советское прошлое.
Андрей Фурсов: Я не вижу никакого сходства – я скорее вижу сходство в международной ситуации, предвоенное состояние мира. Но у нас разве в 30-ые годы была либерализация экономики? Разве в 30-ые годы была такая коррупция? Разве в 30-ые годы можно было представить министра, который со своим гаремом разворовывает министерство обороны? И ему за это ничего. Так что сравнений тут никаких быть не может.
Вопрос: Все чаще слышатся противоречия между нынешними премьером и президентом, идет борьба элит?
Андрей Фурсов: Это все не масштаб 30-х годов, я уже не говорю о том, что в 30-ые годы Советский Союз создал колоссальную промышленную систему, он стал державой номер два. А разве за последние годы мы создали что-то в промышленности? СССР в 30-ые годы из сырьевого придатка превратился в мощнейшую державу. А мы за последние 20 лет, наоборот, из промышленной державы превратились в сырьевой придаток. Так что сравнений здесь быть не может.
Вопрос: Мы не можем даже рассчитывать на тот самый «промышленный рывок»?
Андрей Фурсов: Это уже другой вопрос – на что мы можем рассчитывать, если ситуация прижмет. Это совершенно другая ситуация, надежда всегда есть – но на эту надежду нужно поработать.
Вопрос: Не помешает ли нам теперь новая «пятая колонна» и признаете ли вы ее существование?
Андрей Фурсов: Новая «пятая колонна» формировалась еще в советское время, именно эта «пятая колонна» во времена горбачевщины завалила Советский Союз совместно с Западом и превратилась в собственников. Достаточно посмотреть на наши телеканалы, СМИ – вот оно лицо «пятой колонны». Как бороться с ней? Эти люди должны стать нерукоподаваемыми. Кроме того, государство должно очень жестко пресекать любые попытки антигосударственных высказываний, потому что то, что слышишь в некоторых СМИ – ни в Америке, ни во Франции этого не потерпели бы. Этих людей вышибли бы с радио и с телевидения – а у нас нет, потому что у нас «демократия» и «либерализм».
Вопрос: Вы о ком-то конкретно говорите?
Андрей Фурсов: Вы хотите конкретный пример? Человек с иностранным паспортом государственную думу называет «государственной дурой» и после этого остается работать на телевидении. Этого не потерпели бы ни в одной из им любимых западных стран. Была такая передача во время перестройки «Познер-Донахью», у Донахью была своя передача в Америке, в этой передаче Донахью что-то себе позволил высказать не так в адрес государства – его вышибли в момент. На Западе вообще очень жесткий идеологический контроль.
Вопрос: В 1943 году, за десять лет до своей смерти, Сталин сказал: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее!». В юбилей смерти Сталина можно ли сказать, что сейчас мы чувствуем этот ветер истории?
Андрей Фурсов: Да, это именно так. У меня три недели назад в газете «Завтра» вышла статья, которая называется «Сталин и ветер истории», я ее как раз начинаю словами о том, что хотя за 20 лет десталинизаторы постарались нанести мусор на могилу Сталина, ветер истории развеял этот мусор. Прошло 20 лет после крушения Советского Союза – за это время сколько грязи вылито на Сталина? И, тем не менее, когда был конкурс «Имя России», Сталин абсолютно лидировал, и у меня нет сомнений, что он победил, но по политическим причинам его поставили на третье место. Городу Сталинград вернули его имя, хоть на один, на два дня. Это небольшие сдвиги, но об этом нельзя было подумать еще 10 лет назад, и я глубоко убежден, что если России суждено сохраниться, то Сталин вернется. Это не значит, что вернется «сталинизм» – в истории ничего нельзя реставрировать, под Сталиным я имею в виду человека или группу людей, это может быть коллективный Сталин – люди, которые смогут обуздать коррупцию, создать условия для нового индустриального рывка, и самое главное, они будут адекватны интересам большой системы под названием Россия.
Андрей Фурсов: видео · пресса · работы · форум · поиск
Однажды Сталин сказал, что после его смерти на его могилу нанесут много мусора, однако ветер истории его развеет. Всё так и вышло, как предвидел вождь. Не прошло и несколько лет, как один из главных «стахановцев террора» 1930-х годов Н. Хрущёв (именно на его запросе увеличить квоты на расстрел Сталин написал: «Уймись, дурак») начал поливать вождя грязью. Хрущёв не был первым в этом плане: систематический полив Сталина (правда, вперемежку с реальной критикой) начал Троцкий, ну а не вышедший умом бывший троцкист Хрущёв оставил только полив. Затем к Хрущёву в качестве «мусорщиков» присоединились наиболее рьяные из «шестидесятников», ну а о диссидентах, «певших» под чужие «голоса» и «плывших» на чужих «волнах», и говорить нечего — они были частью западной антисоветской пропаганды.
Перестройка ознаменовала новый этап в шельмовании Сталина. Здесь, однако, не Сталин был главной мишенью, а советский социализм, советский строй, советская история, а за ними — русская история в целом. Ведь заявил же один из бесов перестройки, что перестройкой они ломали не только Советский Союз, но всю парадигму тысячелетней русской истории. И то, что главной фигурой слома был выбран именно Сталин, лишний раз свидетельствует о роли этого человека-феномена не только в советской, но и в русской истории — сталинизм, помимо прочего, стал активной и великодержавной формой выживания русских в ХХ в. в условиях исключительно враждебного окружения, нацелившегося на «окончательное решение русского вопроса» — Гитлер в этом плане вовсе не единственный, просто он — по плебейской манере — громче всех кричал, повторяя то, чему набрался у англосаксов.
(«Рухнул СССР, разрушен советский строй. Казалось бы, советофобы могут успокоиться по поводу Сталина и СССР. Ан нет, неймётся им. Правда, нынешние десталинизаторы — фигуры в основном фарсово-одиозные, глядятся мелко даже по сравнению с перестроечной шпаной. На экранах телевизоров кривляются убогие социальные типы вроде полуобразованного пафасно-фальшивого публициста, академика-недоучки с ухватками стукача, алкоголика с претензией на роль международного дельца и прочая бездарь. Тут поневоле вспомнишь Карела Чапека («они приходят как тысяча масок без лиц» — о саламандрах) и Николая Заболоцкого («Всё смешалось в общем танце,/ И летят во все концы/ Гамадрилы и британцы,/ Ведьмы, блохи, мертвецы… / Кандидат былых столетий,/ Полководец новых лет,/ Разум мой! Уродцы эти —/ Только вымысел и бред»).
Действительно, иначе как бредом не назвать то, что «ковёрные антисталинисты» подают в качестве «аргументации». Это либо сплошные, на грани истерики эмоции в духе клубной самодеятельности с выкриками «кошмар», «ужас», «позор», очень напоминающими шакала Табаки из киплинговского «Маугли» с его «Позор джунглям!», — эмоции без каких-либо фактов и цифр. Либо оперирование фантастическими цифрами жертв «сталинских репрессий»: «десятки и десятки миллионов» (почему не сотни?). Если на что и ссылаются, то на «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. Но Солженицын-то был мастер легендирования и заготовки «подкладок». Например, он не претендовал в «Архипелаге…» на цифирную точность; более того, выражался в том смысле, что указанное произведение носит, так сказать, импрессионистский характер. Подстраховался «Ветров» — вот что значит школа.
А ведь за последнюю четверть века на основе архивных данных (архивы открыты) и наши, и западные (прежде всего американские) исследователи, большинство которых вовсе не замечены в симпатиях ни к Сталину, ни к СССР, ни даже к России, подсчитали реальное число репрессированных в 1922-53 гг. (напомню, кстати, что, хотя «сталинская» эпоха формально началась в 1929 г., по сути, только с 1939 г. можно формально говорить о полном контроле Сталина над «партией и правительством», хотя и здесь были свои нюансы), и никакими «десятками миллионов» или даже одним «десятком миллионов» там и не пахнет.
Аналогичным образом проваливается второй главный блок обвинений Сталина — в том, как складывалась в первые месяцы Великая Отечественная война: «проморгал», «проспал», «не верил Зорге», «верил Гитлеру», «сбежал из Кремля и три дня находился в прострации» и т.п. Вся эта ложь давно опровергнута документально, исследователи об этом прекрасно знают — и о том, что Сталин ничего не проспал, и о том, что на самом деле никогда не верил Гитлеру, и о том, что правильно не верил Зорге, и о реальной вине генералов в канун 22 июня. Здесь не место разбирать все эти вопросы, но от одного замечания не удержусь. Уж как зубоскалили антисталинисты над заявлением ТАСС от 14 июня 1941 г.; в заявлении говорилось, что в отношениях СССР и Германии всё нормально, что СССР продолжает проводить миролюбивый курс и т.п. «Мусорщики» трактуют это как «глупость и слабость Сталина», как «заискивание перед Гитлером». Им не приходит в голову, что адресатом заявления были не Гитлер и Третий рейх, а Рузвельт и США. В апреле 1941 г. Конгресс США принял решение, что в случае нападения Германии на СССР США будут помогать СССР, а в случае нападения СССР на Германию — Германии.
Заявление ТАСС фиксировало полное отсутствие агрессивных намерений у СССР по отношению к Германии и демонстрировало это отсутствие именно США, а не Германии. Сталин прекрасно понимал, что в неизбежной схватке с рейхом его единственным реальным союзником могут быть только США, они же удержат Великобританию от сползания в германо-британский антисоветский союз. И уж, конечно же, нельзя было допустить неосторожным движением, к которому подталкивал русских Гитлер, спровоцировать возникновение североатлантического (а точнее, мирового — с участием Японии и Турции) антисоветского блока. В этом случае Советскому Союзу (относительный военный потенциал на 1937 г. — 14%) пришлось бы противостоять США (41,7%), Германии (14,4%), Великобритании (10,2% без учёта имперских владений), Франции (4,2%), Японии (3,5%), Италии (2,5%) плюс шакалам помельче. Кстати, с учётом этих цифр и факта решения Конгресса США очевидна вся лживость схемы Резуна и иже с ним о якобы подготовке Сталиным нападения на Германию в частности и на Европу в целом.
Но дело не только в этом. Простая истина заключается в следующем: тот, кто руководил коллективом хотя бы из 10 человек, знает, что абсолютная власть невозможна — и она тем менее возможна, чем больше подчинённых. Бoльшая часть тех, кто писал и пишет о Сталине, никогда ничем и никем не руководили, не несли ответственности, т.е. в этом смысле суть люди безответственные. К тому же на власть они нередко проецируют свои амбиции, страхи, претензии, желания, «сонной мысли колыханья» (Н. Заболоцкий) и, не в последнюю очередь, тягу к доносительству (не секрет, что больше всего советскую эпоху Сталина и КГБ ненавидят бывшие стукачи, доносчики, ведь легче ненавидеть систему и её вождя, чем презирать собственную подлость — вытеснение, понимаешь). Абсолютная власть — это мечта совинтеллигенции, нашедшая одно из своих отражений в «Мастере и Маргарите»; помимо прочего, именно поэтому роман стал культовым для совинтеллигенции (а «Записки покойника», где этому слою было явлено зеркало, — не стали). Сводить суть системы к личности одного человека — в этом есть нечто и от социальной шизофрении, и от инфантилизма, не говоря уже о профессиональной несостоятельности.
Можно было бы отметить и массу иных несуразностей, ошибок и фальсификаций «наносчиков мусора» на могилу Сталина, но какой смысл копаться в отравленных ложью и ненавистью, замешанной на комплексах и фобиях, мозгах? Интереснее разобрать другое: причины ненависти к Сталину, страха перед ним целых слоёв и групп у нас в стране и за рубежом, страха и ненависти, которые никак не уйдут в прошлое, а, напротив, порой кажется, растут по мере удаления от сталинской эпохи. Как знать, может это и есть главная Военная Тайна советской эпохи, которую не дано разгадать буржуинам и которая висит над ними подобно «дамоклову мечу»?
Нередко говорят: «Скажи мне кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». На самом деле человека в не меньшей степени определяют не друзья, а враги: «Скажи мне, кто твой враг, и я скажу тебе, кто ты». Поразмышляем о Сталине сквозь призму ненависти к нему и страха перед ним его врагов и их холуёв.
Отношение к лидерам: царям, генсекам, президентам, — интересная штука в силу своей, по крайней мере, внешне, парадоксальности. В русской истории было три крутых властителя — Иван Грозный, Пётр I и Иосиф Сталин. Наиболее жестокой и разрушительной была деятельность второго: в его правление убыль населения составила около 25% (народ мёр, разбегался); на момент смерти Петра казна была практически пуста, хозяйство разорено, а от петровского флота через несколько лет осталось три корабля. И это великий модернизатор? В народной памяти Пётр остался Антихристом — единственный русский царь-антихрист, и это весьма показательно. А вот Иван IV вошёл в историю как Грозный, и его время в XVII в. вспоминали как последние десятилетия крестьянской свободы. И опричнину в народе практически недобрым словом не поминали — это уже «заслуга» либеральных романовских историков. Сталин, в отличие от Петра, оставил после себя великую державу, на материальном фундаменте которой, включая ядерный, мы живём до сих пор, а РФ до сих пор числится серьёзной державой (пусть региональной, но без сталинского фундамента нас ожидала и ожидает участь сербов, афганцев и ливийцев, никаких иллюзий здесь питать не надо).
Парадокс, но из трёх властителей Пётр, несмотря на крайнюю личную жестокость и провальное царствование, любим властью и значительной частью интеллигенции. Ему не досталось и десятой доли той критики, которую либеральная историография и публицистика обрушила на головы Ивана Грозного и Иосифа Сталина. Грозному царю не нашлось места на памятнике «Тысячелетие России», а Пётр — на первом плане. Что же такого делал Пётр, чего не делали Иван и Иосиф? Очень простую вещь: позволял верхушке воровать в особо крупных размерах, был либерален к «проказам» именно этого слоя. За это и любезен власти (портрет Петра I в кабинете Черномырдина очень символичен) и отражающему её интересы, вкусы и предпочтения определённому сегменту историков и публицистов. Иван Грозный и Сталин были жестки и даже жестоки по отношению, прежде всего, к верхушке. «Проклятая каста!» — эти слова сказаны Сталиным, когда он узнал о том, что эвакуированная в г. Куйбышев номенклатура пытается организовать для своих детей отдельные школы.
Всю свою жизнь у власти Сталин противостоял «проклятой касте», не позволяя ей превратиться в класс. Он прекрасно понимал, как по мере этого превращения «каста» будет сопротивляться строительству социализма — именно это Сталин и имел в виду, когда говорил о нарастании классовой борьбы по мере продвижения в ходе строительства социализма. Как продемонстрировала перестройка, вождь оказался абсолютно прав: уже в 1960-е годы сформировался квазиклассовый теневой СССР-2, который в союзе с Западом и уничтожил СССР-1 со всеми его достижениями. При этом реальное недовольство населением было вызвано СССР-2, т.е. отклонением от модели, но заинтересованные слои провернули ловкий пропагандистский трюк: выставили перед населением СССР-2 с его изъянами, растущим неравенством, искусственно создаваемым дефицитом и т.п. в качестве исходной проектной модели СССР-1, которую нужно срочно «реформировать».
В советское время, как при жизни Сталина, так и после его смерти, вождя ненавидели главным образом две властные группы (и, соответственно, связанные с ними отряды совинтеллигенции). Во-первых, это та часть советского истеблишмента, которая была заряжена на мировую революцию и представители которой считали Сталина предателем дела мировой революции или, как минимум, уклонистом от неё. Речь идёт о левых-глобалистах-коминтерновцах, для которых Россия, СССР были лишь плацдармом для мировой революции. Им, естественно, не могли понравиться ни «социализм в одной, отдельно взятой стране» (т.е. возрождение «империи» в «красном варианте»), ни обращение к русским национальным традициям, на которые они привыкли смотреть свысока, ни отмену в 1936 г. празднования 7 ноября как Первого дня мировой революции, ни появление в том же 1936 г. термина «советский патриотизм», ни многое другое. Показательно, что уже в середине 1920-х годов Г. Зиновьев, «третий Гришка» российской истории (знали бы те, кто нумеровал, каким ничтожеством по сравнению даже с третьим окажется четвёртый), аргументировал необходимость снятия Сталина с должности генсека тем, что того «не любят в Коминтерне», а одним из главных критиков Сталина в 1930-е годы был высокопоставленный коминтерновский функционер О. Пятницкий.
Вторую группу сталиноненавистников можно условно назвать «советскими либералами». Что такое «либерал по-советски»? Разумеется, это не либерал в классическом смысле, да и вообще не либерал — даже низэ-э-энько-низэ-э-энько не либерал. Советский номенклатурный либерал — занятный штемп: это чиновник, который стремился потреблять больше, чем ему положено по жёстким правилам советско-номенклатурной ранжированно-иерархической системы потребления, а потому готовый менять власть на материальные блага, стремящийся чаще выезжать на Запад и сквозь пальцы глядящий на теневую экономику, с которой он всё больше сливается в социальном экстазе.
В наши дни это называется коррупция, но к совсистеме этот термин едва ли применим: коррупция есть использование публичной сферы в частных целях и интересах. В том-то и дело, однако, что в совреальности не было юридически зафиксированного различия между этими сферами, поскольку не было частной сферы — «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё». Речь вместо коррупции должна идти о подрыве системы, который до поры — до времени (до середины 1970-х годов, когда в страну хлынули неучтённые нефтяные доллары) носил количественный характер. Таким образом, правильнее говорить о деформации системы. Вот эти деформаторы и ненавидели Сталина больше всего, поскольку номенклатурное и около-номенклатурное ворьё понимало, что при его или сходных порядках возмездия не избежать; поэтому так опасалось прихода к власти неосталиниста А. Шелепина, поставило на Л. Брежнева — и не проиграло. Именно при «герое Малой земли» возрос теневой СССР-2 (не теневая экономика, а именно теневой СССР, связанный как со своей теневой экономикой, так и с западным капиталом, его наднациональными структурами, западными спецслужбами), но тень при Брежневе знала своё место, выжидая до поры, а с середины 1970-х годов, готовясь к прыжку, а вот при Горбачёве она заняла место хозяина, уничтожив фасадный СССР-1. Реальный СССР в начале 1980-х годов напоминал галактическую империю из азимовской «Академии» («Foundation») — благополучный фасад при изъеденных внутренностях. Только у СССР, в отличие от империи, не оказалось математика Селдена с его планом — у нас был «математик»-гешефтматик Б. Березовский и этим всё сказано. Но вернёмся к сталинофобии. Она довольно чётко кореллирует с потребленческими установками, с установками на потребление как смысл жизни. Символично, что один из «ковёрных антисталинистов» заявил в телеэфире: национальную идею можете оставить себе, а мне дайте возможность потреблять. Может ли такой тип не ненавидеть Сталина и сталинизм? Не может. Сталинизм — это историческое творчество, установка на творчество как цель и смысл жизни, СССР был творческим, высокодуховным проектом, что признают даже те, кто Советскому Союзу явно не симпатизирует. Показательна в этом плане фраза, сказанная бывшим министром образования А. Фурсенко о том, что порок (sic!) советской школы заключался в том, что она стремилась воспитать человека-творца, тогда как задача эрэфовской школы — воспитать квалифицированного потребителя. Это, выходит, и есть национальная, а точнее, групповая идея, поскольку у потребителя и «потреблятства» нет национальности, главное — корыто, а кто его обеспечит, свои или чужие, дело десятое, главное, чтоб было куда хрюкальник воткнуть.
Символично также следующее. Тот самый персонаж, который требовал для себя «праздника потребления», высказывался и в том смысле, что если земли к востоку от Урала сможет освоить мировое правительство, то пусть оно и возьмёт их. Так потребленческая установка антисталинизма совпадает с глобалистской — это две стороны одной медали. Так прочерчивается линия от антисталинизма к смердяковщине, т.е. к русофобии. Социальный мир антисталинистов — это глобальный «скотный двор», главная цель которого — обеспечивать потребление под руководством и надзором мирового правительства. Сталин трижды срывал строительство такого мира на русской земле, именно за это его и ненавидят антисталинисты. Всё прозаично, разговоры же о свободе, демократии, «советском тоталитаризме» бывших советских карьеристов и стукачей никого не могут обмануть.
Парадоксальным образом ими оказалась часть левых (условно: «троцкисты», левые глобалисты) и часть правых (условно: «бухаринцы»). В этом плане становится ясно, что «троцкистско-бухаринский блок» — это не нарушение здравого смысла, а диалектическая логика, которую Сталин, отвечая на вопрос, как возможен лево-правый блок, сформулировал так: «Пойдёшь налево — придёшь направо. Пойдёшь направо — придёшь налево. Диалектика».
Страх позднесоветской номенклатуры перед Сталиным — это страх «теневого СССР» перед исходным проектом, страх паразита перед здоровым организмом, перед возмездием с его стороны, страх перед народом. После 1991 г. этот страх обрёл новое, откровенное, а не скрытое, классовое измерение, которое, как демонстрируют время от времени кампании десталинизации, делает этот страх паническим, смертельным.