макро и микро история

МИКРОИСТОРИЯ

Воз­ник­но­ве­ние микроистории бы­ло обу­слов­ле­но не­удов­ле­тво­рён­но­стью ис­сле­до­ва­те­лей со­стоя­ни­ем тра­диционной ис­то­рической нау­ки. Сто­рон­ни­ки микроистории вы­сту­па­ли про­тив кон­цеп­ций пре­до­пре­де­лён­но­сти ис­то­рического раз­ви­тия с по­зи­ций про­грес­са и мо­дер­ни­за­ции западного тол­ка, за­си­лья мак­ро­под­хо­дов, вед­ших, по их мне­нию, к уни­фи­ка­ции и фор­ма­ли­за­ции про­шло­го, а так­же про­тив при­выч­ной ори­ен­та­ции ис­сле­до­ва­те­лей на изу­че­ние ис­то­рии вла­сти, её ин­сти­ту­тов, элит, со­ци­аль­ных струк­тур и прочего в ущерб ис­то­рии об­ще­ст­ва как та­ко­во­го. В ка­че­ст­ве аль­тер­на­ти­вы мик­ро­ис­то­ри­ки пред­ла­га­ли дви­гать­ся од­но­вре­мен­но «вширь» (за счёт вклю­че­ния в ис­сле­до­ва­тель­ское по­ле но­вых тем и объ­ек­тов) и «вглубь», по­сколь­ку сме­на при­выч­но­го ра­кур­са и мас­шта­ба по­зво­ля­ла, с их точ­ки зре­ния, бо­лее тон­ко ос­мыс­лить ис­то­рическую ре­аль­ность, её скры­тые ме­ха­низ­мы и при­чин­но-след­ст­вен­ные свя­зи.

В начале XXI века микроистория как ис­сле­до­ва­тель­ское на­прав­ле­ние ока­зы­ва­ет су­ще­ст­вен­ное влия­ние на ми­ро­вую ис­то­рио­гра­фию, хо­тя всё ещё на­хо­дит­ся в ста­дии ста­нов­ле­ния. Про­дол­жа­ют­ся спо­ры во­круг ос­но­во­по­ла­гаю­щих те­зи­сов микроистории, например о прин­ци­пи­аль­ной воз­мож­но­сти раз­ло­же­ния всех ис­то­рических яв­ле­ний на мик­ро­ис­то­рические со­став­ляю­щие, сфе­рах со­при­кос­но­ве­ния мак­ро- и мик­ро­уров­ней. Часть ис­то­ри­ков от­да­ёт при­ори­тет мик­ро­под­хо­дам, счи­тая, что «мик­ро» яв­ля­ет­ся пер­вич­ным и по­ро­ж­да­ет «мак­ро»; дру­гие по­ла­га­ют, что мик­ро- и мак­ро­уро­вень яв­ля­ют­ся рав­но­цен­ны­ми, а мас­штаб и ра­курс, как и ме­то­ди­ки, варь­и­ру­ют­ся ис­сле­до­ва­те­лем в за­ви­си­мо­сти от по­став­лен­ных за­дач. Для мик­ро­ис­то­рических ис­сле­до­ва­ний ха­рак­те­рны по­пу­ляр­ный стиль из­ло­же­ния, стрем­ле­ние к нар­ра­ти­ву, на­ли­чие по­ве­ст­во­ва­ния с со­бы­тий­ной кан­вой, во­вле­че­ние чи­та­те­ля в про­цесс ис­то­рической ре­кон­ст­рук­ции.

Край­не важ­ным для микроистории яв­ля­ет­ся вы­бор объ­ек­та ис­сле­до­ва­ния. Ча­ще все­го эти­ми объ­ек­та­ми яв­ля­ют­ся хо­ро­шо от­ра­жён­ные в ис­точ­ни­ках ча­ст­ные слу­чаи, по­ступ­ки, си­туа­ции, био­гра­фии лю­дей, а так­же жиз­не­дея­тель­ность кол­лек­ти­вов и общ­но­стей. При этом для микроистории ха­рак­те­рен осо­бый ра­курс: она изу­ча­ет яв­ле­ние или со­ци­ум не «свер­ху», а «сни­зу» и «из­нут­ри». Микроисторию ин­те­ре­су­ет не ис­то­рия се­мьи, де­рев­ни или тру­до­во­го кол­лек­ти­ва, а то, что про­ис­хо­дит на уров­не свя­зей, от­но­ше­ний и про­цес­сов в се­мье, в де­рев­не, внут­ри тру­до­во­го кол­лек­ти­ва, с по­сле­дую­щим вы­хо­дом на бо­лее ши­ро­кий кон­текст. Та­кой под­ход род­нит микроисторию с ис­то­ри­ей по­все­днев­но­сти и ис­то­рич. ан­тро­по­ло­ги­ей (смотрите в статье Ан­тро­по­ло­гия).

Микроистория предъ­яв­ля­ет осо­бые тре­бо­ва­ния к ба­зе ис­точ­ни­ков, обу­слов­лен­ные не­об­хо­ди­мо­стью осу­ще­ст­в­ле­ния дву­еди­ной за­да­чи: де­таль­ной ре­кон­ст­рук­ции объ­ек­та ис­сле­до­ва­ния и кон­тек­ст­ной про­ра­бот­ки ма­те­риа­ла (без по­след­не­го не­воз­мо­жен вы­ход на мак­ро­уро­вень). Мик­ро­ис­сле­до­ва­ния пред­по­ла­га­ют по­сто­ян­ное со­от­не­се­ние по­лу­чен­ных ре­зуль­та­тов с со­ци­аль­ным и ин­сти­ту­цио­наль­ным кон­тек­стом, ис­поль­зо­ва­ние ком­плекс­но­го под­хо­да. Ис­то­рик то вы­хо­дит за гра­ни­цы объ­ек­та мик­ро­ис­сле­до­ва­ния, то воз­вра­ща­ет­ся на­зад, дей­ст­вуя по прин­ци­пу «чел­но­ка». Ме­то­ди­ки мик­ро­ана­ли­за по­сто­ян­но со­вер­шен­ст­ву­ют­ся, вби­рая в се­бя дос­ти­же­ния смеж­ных на­прав­ле­ний и гу­ма­ни­тар­ных дис­ци­п­лин. Ус­пеш­но при­ме­ня­ют­ся ме­то­ды фраг­мен­та­ции объ­ек­та ис­сле­до­ва­ния и ре­кон­ст­рук­ции по со­хра­нив­шим­ся ми­ниа­тю­рам, дис­кур­сив­ный под­ход, case studies, «уст­ная ис­то­рия» и др. По при­чи­не слож­но­сти и тру­до­ём­ко­сти ра­бо­ты при ма­лопред­ска­зуе­мых ре­зуль­та­тах мик­ро­ис­то­рические ис­сле­до­ва­ния не по­лу­чи­ли по­ка мас­со­во­го рас­про­стра­не­ния.

Источник

Макро и микро история

Библиотека Вачеги запись закреплена

Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого.

Год издания: 1999
Автор: Бессмертный Ю.Л. (отв. ред.).
Жанр или тематика: сборник статей, теория и методология истории
Издательство: М.: ИВИ РАН
ISBN: 5-201-00514-4
Язык: Русский
Формат: PDF
Качество: Отсканированные страницы
Интерактивное оглавление: Нет
Количество страниц: 310

Сборник посвящен актуальным теоретико-методологическим течениям в современной российской и зарубежной историографии.

И.М. Савельева, А.В. Полетаев Микроистория и микроанализ.

С. В. Оболенская, Ханс Медик. Опыт сопряжения микро- макроистории.

И.Е. Андронов. К вопросу о происхождении метода исторической науки, называемого “микроисторией”.

Индивидуализация и генерализация в исторической науке:

М.А. Бойцов. Вперед, к Геродоту!

Н.Е. Косопов. О невозможности микроистории.

П.Ю. Уваров. Апокатастасис: или основной инстинкт историка.

Г.И. Зверева. “Новая философия истории” о художественнном способе представления прошлого: интерпретация микроисторического подхода.

А.А. Олейников. История: событие и рассказ. Философия истории sub specie нарративной формы.

Н.И. Басовская. За плодотворный плюрализм подходов к изучению прошлого.

С.И. Лучицкая. Исследование без рефлексии? Ил о мнимых апориях отечественной медиевистики.

М.Ю. Парамонова. Несбывшиеся надежды.

Н.Ф. Усков. Против монополии на метод.

М.В. Бибиков. Микроподход в историческом исследовании как вызов банальности в истории.

А.А. Сванидзе. Строгости и свободы музы истории.

О.Ю. Бессмертная. Об истории в культуре и “культуре” в истории (фрагментация историописания и социальная ответственность историка)

Е.В. Ляпустина. Соблазны и риски исторического поиска.

М.Л. Абрамсон. О некоторых проблемах микроистории.

О.И. Тогоева. Об удивлении и удивительном в исторических исследованиях.

И.Н. Данилевский. Практик на теоретическом распутье.

А.А. Олейников. О достоверности и вымысле в литературе и истории.

Я.В. Чеснов. Между двух деревень.

Е.М. Михина. Микроистория как сюжет.

С.А. Экштут. Одна картина и много взглядов на нее.

С.В. Оболенская. Микроистория и новая социальная история.

Л.П. Репина. О пределах плюрализма и преимуществах прагматизма.

Ю.Л. Бессмертный. Несколько заключительных соображений.

Jean-Claud Schmitt. La micro-histoire et l’anthropologie historique aujourd’hui

Источник

Тема 11. МАКРО- И МИКРОПОДХОДЫ В ИСТОРИОГРАФИИ

Целью занятия является ознакомление с методами изучения микроистории и истории повседневности, соотношением макро и микроисторических исследований в историческом познании.

Вопросы:

1. Макро- и микроуровневые исследования в истории.

2. Принципы микроисторического подхода Карло Гинзбурга. Работа К. Гинзбурга «Сыр и черви: космос мельника, XVI в.»

3. Микроистория и история повседневности. Категории немецкой школы истории повседневности.

Содержание занятия:

Стремление придать истории «научный» статус, критика со стороны позитивистов, тенденция к социализации истории, разработка методологии социально-экономических исследований в первой половине XX в. привели к возникновению ситуации преобладания социально-структурной истории. Практически вплоть до середины XX в. основными объектами исследований были, макроуровневые процессы в обществе. Такое положение дел сложилось благодаря тому пути, который проделала историческая мысль[112].

В самом деле, от наивного нарративизма, «описаний» поступков исторических героев, извлечения моральных уроков из истории историки повернулись лицом к изучению тех сил, действие которых, как казалось, определяет историю. В академическую науку вошли исследования, посвященные экономическому развитию стран, становлению городов, политическим интересам и их взаимосвязям с экономикой и т. д. Однако во второй половине XX в. многие историки пришли к осознанию того факта, что подходы социальной истории привели к изменению предметной области исследований, причем не всегда в сторону её расширения, а, напротив, в сторону сужения. Так, из поля зрения историков ускользали сами люди в истории. В исследования оказались вовлеченными «производительные силы и производственные отношения», между тем «люди» остались без внимания. Как и «политическая история» XIX в., социально ориентированная история XX в. не изучала людей, тем более «маленьких людей»[113].

Именно с таким признанием было связано становление новой истории, ориентированной на изучение микроуровневых объектов. «История должна [была] повернуться к условиям повседневной жизни, таким, какими их испытывали простые люди». Такой переход от макроистории, анализирующей крупные структуры, к микроистории, направляющей усилия на изучение малых сообществ и «маленького человека», знаменовал переключение исследовательского интереса на историю повседневной жизни. При этом новые историки повседневности не идентифицировали себя с той «историей повседневности», которую предлагал в 1960-е гг. Ф. Бродель («Структуры повседневной жизни». В 3 т. «Материальная цивилизация и капитализм». Лондон, 1981). Их внимание было обращено не на материальные условия повседневности, а на то, как эти условия испытывались людьми.

Интерпретация Гинзбурга в 70–80-е годы определялась идейной программой “нетрадиционной медиевистики”. Эта последняя была частью того широкого движения мысли, которое в 60–70-е годы в разных дисциплинарных перспективах поставило проблему культуры как центральную проблему наук о человеке. “Открытие культуры” в 60–70-е годы читалось предельно недвусмысленно: оно означало протест интеллигенции против коммунистического режима, который пытался навязать обществу идеал личности участника классовой борьбы и соответствующую систему ценностей. В противоположность этому идеалу историки и теоретики культуры выдвигали понимание личности как субъекта культуры. Пафос утверждения ценности культуры и свободы человека в противовес несвободе вовлеченной в коммунистический активизм личности после падения коммунизма утратил релевантность. Поскольку этот пафос лежал в основе едва ли не всех наиболее значительных достижений социальных наук 60–80-х годов, неудивительно, что сегодня социальные науки переживают кризис. То идейное послание, которое определяло их проблематику и логику на протяжении нескольких десятилетий, едва ли может быть востребовано в современном мире, стремительно перестраивающемся вокруг новых (но еще не определившихся) линий напряжения. Сейчас у социальных наук нет ни сколько-нибудь ясного понимания новых размежеваний, ни нового идейного послания, ни существенно новой проблематики. Трудности микроистории заключаются в том, что она невозможна как самостоятельная по отношению к распавшейся макроистории перспектива. Ее проблематика и ее понятия заимствованы у макроистории и получают смысл только благодаря имплицитному соотнесению с “большими нарративами”. Именно поэтому микроистория гораздо естественнее вписывается в логику кризиса социальных наук, нежели в логику его преодоления, и оказывается по одну сторону баррикад с лингвистическим поворотом, против которого направлен ее реалистический пафос.

Кризис истории в 80–90-е годы привел к стремительному устареванию значительного большинства новых классиков дисциплины. Это не значит, однако, что в современной историографии нет таких направлений, которые предлагали бы более продуманные способы если не реконструкции глобальной истории, то по крайней мере переосмысления роли истории в обществе. Можно указать, например, на историю памяти Пьера Нора или историю понятий Рейнхарта Козеллека. Сложившиеся раньше микроистории или одновременно с ней, эти историографические направления в результате распада глобальной истории оказались не менее, а скорее более актуальными. Они сосредоточены не столько на том, что на самом деле происходило в прошлом, сколько на том, как прошлое конструируется и функционирует в настоящем. Изучение конструирования истории дает точку отсчета, отправляясь от которой можно заново организовать исторический опыт. Иными словами, состояние историографии сегодня – тяжелое, но не беспросветное. Однако Карло Гинзбург едва ли имеет отношение к просветам в истории.

В Германии так же имела место тенденция к изучению роли «маленького» человека в истории, его повседневной жизни, взаимоотношениям с социальными структурами. Развитие немецкой истории повседневности привело к тому, что в начале 90-х гг. она стала самостоятельным направлением, выходящим за рамки национальной историографии и играющим существенную роль в мировой исторической науке. Она понимается как частное выражение общественных процессов. Это комплексный объект, выступающий как единство многообразных функций или воплощение социальных связей, как исторически конкретная социально-пространственная форма существования общественной системы, воспроизводящей и концентрирующей её основные элементы и отношения.

Признание исторической наукой повседневности в качестве важнейшего компонента социальной реальности и научного знания влечет за собой ряд последствий принципиального характера. Оно предполагает отказ от рассмотрения исторического развития с точки зрения теории прогресса и модернизации, которые предлагают обществу всеобъемлющий проект переустройства и не учитывают многих обстоятельств, в частности таких, как менталитет человека, его повседневную жизнь.

В связи с новыми установками изменились и подходы к изучению традиционных исторических сюжетов. Классическим образцом новой «рабочей истории» является работа немецкого исследователя А. Людтке, где прослеживается повседневная действительность рабочего, его жизненные установки, стратегии поведения в эпоху кайзеровской империи и в период национал-социализма.

Появление истории повседневности дало шанс преодолеть сложившуюся привычку к широким умозрительным обобщениям, в которых нивелировались асинхронность, социальная противоречивость и разнородность картины мира в сознании человека. Через изучение отдельных «сегментов», многообразных форм восприятия людьми своего опыта, отношений на производстве и в быту открывались возможности понимания специфики групповых и личностных идентификаций в обществе.

Источник

Тема 13. Микроистория

«Микро- и «макро»-противоположности или части единого целого?

Микро- и макроподходы в истории, экономике, социологии, политологии, этноло­гии и др. Степень распространенности и тенденции конца XX в. Значение социальной теории для микроистории. Микросоциальная история. Относительность границ «микро» и «макро». Плюсы, минусы и традиционные области использования макро- и микроподходов. Дискуссии о существовании разных «плоскостей» в истории, о степени совместимости аналитического инструментария, о принципиальных возможностях синтеза и коллизиях макро- и микроистории. Проблема интеграции микро- и макроподходов в конкретно-исторических исследованиях.

Что такое микроистория?

Сфера микроистории и ее перспективы

Новая биографическая история, история семьи и частной жизни, история малых социумов (трудовые, общественные, жилищные, учебные, возрастные, по интересам, соседские, национальные, воинские и иные коллективы и проч.), история предприятий, поведенческая история, локальная и региональная история (краеведение). История быта и повседневной жизни. Гендерная история. Роль микроистории в отказе от моноплоскостного восприятия событий. Типичное и уникальное в истории. Место казусов, деталей, миниатюр, случаев. Особенности реализации микроисторических знаний. Роль источниковедческого этапа в микроисследовании.

Макро- и микроподходы в советской историографии. 1917-1991

Проблема «микро-макро» в свете современного состояния источниковедения

Специфика корпуса источников по микроистории XX в. Документы по микроис­тории и перспективы изучения советского общества. Проблема рассекречивания персонифицированных источников. Следственные и тюремно-лагерные дела. Документы личного происхождения и материалы по личному составу. Центральные госархивы как основной комплекс для исследования макроистоической проблематики. Источники по региональной истории и значение местных архивов. Заводские архивы. Протоколы протоколов заседаний профсоюзных заводских комитетов и отчетно-выборных конференций. Протоколы собраний и заседаний бюро первичных партийных организаций. Микроистория и «устная история», социологические методики интервьюирования. Специфика изучения законов и подзаконных актов на микроуровне, Особенности источниковедческого анализа источников по советской микроистории.

Опыт практической реализации программы микроисторин в работах по советской истории 1920-1960-х гг.

«Маленькие люди» в «большой истории». Микроистория и социальные практики. «Научно-абстрактное» и «будничное» восприятие мира. «Микроисторический харак­тер» личностного восприятия и человеческой памяти, учет специфики фиксации со­временниками восприятия и интерпретации событий. Проблемы биографической реконструкции и ее значение для решения микро- и макроисторических задач. Изучение быта и повседневности через микроисторию. Поведенческая история и история эмоций. Множественный характер промежуточных связей между «микро» и «макро» и специ­фика «наведения мостков» между ними.

Микро- и макроподходы в дискуссиях о причинах краха социализма в СССР

Проблемы мотивации труда в советской промышленности на микро- и макроуровне. Материальная заинтересованность, моральное стимулирование и при­нуждение. Основной круг и характер источников. Сравнительный анализ использования и продуктивность квантитативных, структурных и микроисторических методик для изучения вопросов стимулирования качественного и производительного труда в СССР. Вопросы повседневного потребления на микро- и макроуровне. Новые подходы и источники изучения. Противоречия между индивидуальным и массовым, материальным и духовным.

Источник

Микроистория

Мbкронстория — направление, сторонники которого исследуют историю через всестороннее воссоздание жизни одного из «незнаменитых», и в то же время в чем-то нетривиальных представителей того или иного социального слоя. Обычно берется обычный человек в необычной ситуации (в контексте войны, революции или иной кризисной жизненной ситуации).

В те же 1970-е гг. в Германии произошел, по выражению российского историка С. В. Оболенской, «бунт» против представителей историко-критической социальной науки (Ганса-Ульриха Велера, Хармута Беме, Кокки, Михаэля Штюрмера) под лозунгом: «От изучения государственной политики и анализа глобальных общественных структур и процессов обратимся к малым жизненным мирам». Его результатом также было появление ряда микроисторических исследований и среди них ставшей классикой жанра монографии Бернхарда Хауперта и Франца Шефера: «Молодежь между крестом и свастикой. Реконструкция биографии как история повседневности фашизма» [2] (в которой на нескольких сотнях страниц исследуется биография абсолютно рядового человека — танкиста вермахта Йозефа Шефера, сгинувшего, как и миллионы его товарищей, на Второй мировой).

Причиной появления микроистории был кризис макроисторичсских исследований, особенно наглядно проявившийся в 1960-е гг. Во-первых, стали очевидны пределы тотальной истории, стремление к которой было в свое время провозглашено «анналистами». Поскольку это невозможно в принципе, некоторые ученые стали впадать в другую крайность: сосредотачиваться на максимально полном изучении какого-либо индивидуального объекта и контекста, в котором он существовал, чтобы в дальнейшем показать облик эпохи через этот единичный пример. Недаром это направление столь близко к исторической антропологии и истории повседневности и по сути является их ответвлением.

Принципы микроисторического подхода можно выразить следующим образом:

трудность преодоления дистанции между человеком и документом на макроуровне, на микроуровне это сделать легче;

Уже первые работы представителей направления обнажили два его существенных недостатка. Первый, по выражению Ревеля, — «ловушка описательности». Возникает соблазн сползания ученого в простую описательность своего объекта во всем его многообразии, чтобы ничего не пропустить, затронуть все, что имеет отношение к целому.

Второй изъян подхода — проблема репрезентативности изучаемого объекта. Совершенно очевидно, что нельзя воссоздать историю путем арифметического сложения неких «историй» объектов и индивидов. Но насколько верен другой подход: показать всю полноту истории через биографию того или иного представителя слоя, класса, сословия и т.д.? Как можно быть уверенным, что в жизни именно данного индивидуума отразились все важнейшие процессы?

Теоретик микроисторического подхода Дж. Леви предложил следующий выход из спора о репрезентативности изучаемого объекта: из каждой социальной группы нужно брать несколько моделей, занимающих различное положение в этой группе. При этом для того, чтобы определить пригодность модели, ее нужно не проверять статистически, а испытывать в экстремальных условиях, когда одна или несколько входящих в нее переменных величин подвергаются сильной деформации. Но все равно проблемы это не снимает, ибо остается открытым вопрос: сколько должно быть таких моделей, чтобы достичь репрезентативности?

Несмотря на все эти противоречия, в западной науке микроисторический подход имеет достаточное количество приверженцев. Можно назвать уже упоминавшуюся монографию Гинзбурга «Сыр и черви», построенную в форме изложения судебного процесса в XVI в. над мельником-еретиком Меноккио, а также книгу Натали Земон Дэвис «Возвращение Мартина Герра» и др.

Микроисторический подход дал немало интересных научных исследований, в ряде случаев серьезно повлиявших на взгляды историков на масштабные проблемы. Вместе с тем очевидно, что это очень частный подход, — с его помощью нельзя, скажем, написать историю страны или народа. Микроисторические исследования скорее служат яркими, красочными иллюстрациями к более обширным исследованиям.

Источник