Кабиров Мухиддин родился 20 июля 1965 года в Файзабадском районе, Районы республиканского подчинения Таджикистана.
После окончания восьми классов файзабадской школы № 15, поступил в статистический техникум г. Орджоникидзеабада (ныне Вахдат). Техникум закончил в 1983 году. В том же году был призван в армию, где прослужил до 1985 года.
Женат, имеет 7 детей. Является кандидатом политических наук. Свободно владеет таджикским, русским, арабским, английским и персидским языками.
В 1995-1997 гг. вел предпринимательскую деятельность в Москве, являлся генеральным директором культурного центра «Сино», заместителем генерального директора АОЗТ «Халиф».
С октября 1993 года по июнь 1999 года работал генеральным директором акционерного общества закрытого типа «Халиф» в городе Москве.
В 1997 вернулся из Москвы в Душанбе в качестве помощника председателя Партии исламского возрождения Таджикистана Саида Абдулло Нури. В 2000 году по предложению основоположника ПИВТ был назначен заместителем председателя партии. В августе 2006 года после смерти Саида Абдулло Нури возглавил партию. В 2010 году на съезде партии был переизбран председателем ПИВТ.
В 2005 и 2010 году избирался депутатом нижней палаты таджикского парламента На парламентских выборах 2015 года ПИВТ не смогла пройти в парламент. Партия не признала результатов выборов.
В середине марта 2015 года, после парламентских выборов, на которых возглавляемая Кабировым Партия исламского возрождения Таджикистана, не смогла пройти в парламент и которые ПИВТ не признает, выехал на лечение в Турцию, где проживает его семья. После обвинений в правительственных газетах о том, что Кабиров замешен в незаконной купле-продаже земли, по рекомендации Политсовета партии, он отложил своё возвращение в Таджикистан, по состоянию на 29 июля 2015 года Кабиров все еще находится в эмиграции.
Сын «врага народа»: расправа над семьей лидера ПИВТ
Как и прогнозировалось, после нейтрализации вооруженного выступления генерала Назарзоды рахмоновский режим решил окончательно зачистить все неподконтрольные общественные силы Таджикистана, и особенно исламские.
Партия Исламского Возрождения Таджикистана (ПИВТ), хоть и осудила выступление мятежного генерала, но ей это ничуть не помогло. Она была не только официально запрещена, но и обвинена в организации заговора генерала, под предлогом чего на нее обрушились массовые репрессии.
Естественно, сатрапический режим не был самим собой, если бы эти репрессии ограничились только непосредственными участниками ПИВТ, которые десятками бросаются в тюрьмы. Показательной расправе подверглась семья успевшего эмигрировать лидера ПИВТ Мухиддина Кабири, который годами выступал с примирительных позиций, несмотря на то, что было очевидно, в какую сторону эволюционирует режим и какая участь ожидает в итоге ПИВТ.
В то же время, отметим, что достоверных данных о судьбе самого генерала Назарзоды все еще нет, так как режим предъявил в качестве доказательства его убийства труп, вызвавший вопросы в части его идентичности личности генерала. А это в свою очередь рождает гипотезы, как о том, что тот мог выйти из окружения в Рамитском ущелье и готовится сейчас продолжить сопротивления, так и усиливает аргументы тех, кто считал, что мятеж был инспирирован самим Рахмоном, чтобы получить повод для окончательной расправы над «исламистами».
Интерпол отказался признать преступником Мухиддина Кабири и членов ПИВТ
Сегодня, 14 марта, Интерпол опубликовал официальное сообщение об исключении из списка лиц, находящихся в международном розыске, Камариддина Афзали (Бегова) — бывшего главу областного отделения запрещенной в Таджикистане Партии исламского возрождения (ПИВТ) в Хатлоне, члена политсовета ПИВТ. А неделей раньше аналогичное решение было принято в отношении лидера ПИВТ Мухиддина Кабири и видного представителя партии Камариддина Афзали. По мнению экспертов, действия Интерпола свидетельствуют о том, что причины преследования членов ПИВТ — чисто политические. Корреспондент EADaily сумел связаться с Мухиддином Кабири и задать несколько вопросов о происходящем.
Как вы восприняли решение Интерпола и какими будут дальнейшие ваши шаги? Вам известно что-либо о реакции официального Душанбе?
Не буду скрывать — решение Интерпола в ПИВТ восприняли с радостью. Для нас это имеет огромное правовое и психологическое значение. Решения Интерпола означают, что главный международный полицейский орган не признает обвинения таджикских властей против меня и сопартийцев. С учетом того, что Таджикистан является членом этой организации, а сегодняшним президентом Интерпола является представитель Китая и его заместителем — представитель России, значение вынесенного этим институтом решения для нас возрастает в несколько раз. Интерпол — одна из международных правозащитных организаций, которые авторитарные государства всегда обвиняют в предвзятости. Это такая же бюрократическая полицейская структура, правда, в более широких масштабах. Сразу же после решения по моему делу Интерпол исключил и другого члена нашей партии — Камариддина Афзали из списка. Это означает, что Интерпол убедился в политизированности обвинений правительства Таджикистана против ПИВТ. Теперь нам необходимо правильно использовать правовые механизмы, чтобы исключить всех однопартийцев из списка Интерпола. Конечно, это займет много времени и потребует немало усилий, но мы будем последовательны в достижении этой цели. Что касается реакции властей Таджикистана, то, как и ожидалось, они делают вид, что ничего не знают, хотя в официальном письме Интерпола говорится, что национальное бюро Интерпола в Душанбе наряду со всеми местными структурами по всему миру информировано о принятом решение. В письме также говорится о том, что власти Таджикистана больше не имеют права на повторное внесение моей фамилии в список Интерпола по этому делу. Сегодня власти Таджикистана просто лукавят, если говорят о том, что не знают о решении Интерпола, и их можно понять. Не менее любопытна реакция «независимой прессы» Таджикистана, в отличие от Reuters, New York Times, Le Lanceur, десятков арабских, турецких и персидских СМИ, «не заметившей» решения Интерпола. Хотя когда против меня и ПИВТ выносились обвинения, когда нас объявляли в международный розыск, — все это освещалось дотошно и неоднократно.
Вы покинули Таджикистан 1 марта 2015 года. Вскоре была запрещена и деятельность ПИВТ на территории республики. Заполнился ли вакуум, образовавшийся после закрытия партии? Оправдались ли прогнозы экспертов, которые говорили, что большинство членов ПИВТ уйдет в подполье или отправится на войну в Сирию и Афганистан?
Прогнозы частично оправдались. К сожалению, радикализация населения, особенно, молодежи, продолжается прежними темпами. Правда, после поражения ИГ («Исламское государство» — террористическая организация, запрещена в РФ) создается впечатление, что популярность подобных структур среди молодежи упала. Но это не так. Идет процесс скрытой радикализации, который может приобрести более конкретную форму и заявить о себе в любой момент. Что касается конкретно нашей партии, то опасения экспертов, к счастью, не оправдались. Несмотря на все сложности, нам удалось сохранить умеренную линию ПИВТ, и сохранить саму партию. Если проанализировать состав присоединившихся к ИГ таджиков, то число членов проправительственного «Народного фронта» или сотрудников силовых структур Таджикистана намного превышает число бывших членов нашей партии, примкнувших к этой террористической организации. Достаточно вспомнить командира ОМОН Таджикистана Гулмурода Халимова. Пропагандистская машина Таджикистана делает все для того, чтобы «найти и доказать» существование идеологических связей между ПИВТ и ИГ, и при этом основной акцент делается на названии нашей партии, в котором присутствует слово «ислам». Результатом этой недальновидной кампании стал пока только рост недоверия к самой власти. И решения Интерпола — доказательство того, что мы к ИГ никакого отношения не имеем.
Насколько ситуация в Афганистане угрожает стабильности Таджикистана? Есть ли опасность переноса военных действий из Афганистана в Таджикистан?
Парламент Таджикистана рассматривает вопрос купли-продажи земли. Вы были депутатом парламента несколько созывов, прокомментируйте эту инициативу власти. Кому это нужно, и появятся ли в Таджикистане латифундисты?
Основу для появления латифундистов — крупных землевладельцев — Таджикистан заложил еще в 2013 году, когда парламент с подачи правительства принял поправки к закону «Об ипотеке». Тогда банкам и другим финансово-кредитным структурам разрешили брать в качестве залога сертификат об использовании земли, и если бизнесмен или хозяйство не могут оплатить кредит вовремя, то право собственности на сертификат переходит на кредитора. Первоначальный владелец сертификата становится при желании наемным работником на своей земле. Земля, как и любая другая недвижимость, не продается на рынке килограммами, и тут объектом сделки становится право на владение и использование. Еще в том 2013 году несколько депутатов и я в их числе выступили против таких махинационных схем. По Конституции земля в Таджикистане является государственной собственностью и принадлежит всему народу. Каждый гражданин, как частица народа, имеет право собственности на землю. Если власть хочет ввести частную собственность на землю, то необходимо провести референдум по изменению Конституции, разработать справедливый механизм распределения земли среди всех граждан Таджикистана. Я, в принципе, не возражаю против частной собственности на землю, поскольку это ограничит коррупционные сделки с землей, но нынешняя затея властей может заложить мину замедленного действия и приведет к социальному взрыву. C учетом исторической привязанности таджиков к земле и ограниченности земельных ресурсов, земля для таджика означает нечто большее, чем само понятие. Нужна серьезная земельная реформа с использованием позитивного опыта других стран. А нынешнее использование существующих лазеек в законодательстве страны для совершения махинаций с землей является не только антиконституционным, но и довольно рискованным делом с точки зрения социально-политической обстановки страны.
Напомним, что лидер ПИВТ Мухиддин Кабири покинул Таджикистан сразу после парламентских выборов 1 марта 2015 года, на которых партия не получила ни одного мандата, — за полгода до вооруженного мятежа бывшего замминистра обороны страны Абдухалима Назарзоды. Позже Кабири заявил, что покинул Таджикистан из опасения, что против него может быть сфабриковано уголовное дело. Власти Таджикистана обвинили Кабири в организации преступного сообщества. Он был объявлен в международный розыск, и в сентябре 2016 года его данные появились на сайте Интерпола. В настоящее время в Таджикистане над Кабири проходит заочный суд. Получивший политическое убежище в Германии лидер ПИВТ продолжает заниматься политической деятельностью, выступает с различных трибун, делает заявления, пытаясь привлечь внимание международной общественности к политической ситуации в Таджикистане.
Родственники лидера ПИВТ, как и семьи многих других активистов партии, после ее запрета подверглись жесткому прессингу. В частности, двоюродный брат Кабири — Джамшед Нарзуллоев, брат супруги лидера ПИВТ — Махмадулло Рахматуллоев и водитель Кабири, являющийся к тому же родственником его супруги Хикмат Сайфов, были осуждены за недонесение о готовящемся преступлении. За другими был установлена слежка, и их неоднократно «приглашали» на «беседы» сотрудники органов безопасности. «Беседе» был подвергнут и 95-летний отец Мухиддина Кабири — Тилло Кабиров, которого просили призвать сына вернуться на родину. В январе 2016 года в душанбинском аэропорту Тилло Кабиров был снят с рейса в Стамбул, куда он собирался вылететь на лечение, а в октябре отец лидера ПИВТ скончался.
Мухиддин Кабири: «Мы предложим правящей элите Таджикистана идею общенационального договора»
По словам лидера ПИВТ, Центральной Азии угрожают собственные радикалы, а не экстремисты из Афганистана
Фото Мухамаджона Кабирова
Повторение сценария «армянской весны» возможно в обозримой перспективе в Казахстане и Таджикистане. Об этом в интервью корреспонденту «НГ» Андрею Серенко заявил лидер запрещенной с 2015 года официальным Душанбе Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) Мухиддин Кабири. По его словам, избежать жестких вариантов транзита власти в центрально-азиатских республиках можно благодаря успешным реформам узбекского президента Шавката Мирзиеева и новому общественному договору между прогрессивными оппозиционными силами и конструктивной частью правящих элит.
– Господин Кабири, вы сегодня живете в Европе, но судя по вашим выступлениям, внимательно следите за политической обстановкой в Таджикистане и других республиках Центральной Азии. Как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю ситуацию в регионе?
– Однажды я сказал в интервью телеканалу «Аль-Джазира», что Центральная Азия напоминает выставку диктаторских режимов в открытом пространстве. Это своеобразный музей диктаторов, и тем, кому интересно наблюдать за их жизнью, нужно непременно приехать туда. И так было до прихода к власти нового президента Узбекистана Шавката Мирзиеева. Начатые им масштабные реформы стали настоящим политическим потрясением для всего региона. Сегодня Мирзиеев со своей смелой стратегией перемен стал надеждой всей Центральной Азии, и если ему удастся реализовать задуманные реформы, то это позитивно скажется не только на Узбекистане, но и на его соседях. Думаю, в этом случае Центральная Азия избежит таких потрясений и катаклизмов, которые мы наблюдаем несколько лет на Ближнем Востоке. Тогда мы сможем рассчитывать на относительно безболезненный переход от режимов жестких диктатур к мягкому авторитаризму и дальше к демократическому обществу. Поэтому, на мой взгляд, сегодня все в регионе должны держаться за Мирзиеева. Этот момент, этот шанс на перемены никому нельзя упустить.
– На постсоветском пространстве, к сожалению, не так много примеров успешного проведения структурных реформ. Не повторит ли в итоге новый президент Узбекистана судьбы Горбачева и Ельцина, которые бодро начали реформы, но завершить их достойно так и не сумели?
– Надеюсь, что Шавкат Мирзиеев будет исключением из этого ряда и Горбачевым точно не станет. У него сегодня есть все необходимое для эффективных и успешных преобразований. В Узбекистане отсутствуют центробежные тенденции, нет сильного регионализма, а у президента Мирзиеева появилось очень много друзей и союзников, как внутри страны, так и за рубежом. Он сегодня самый уважаемый политик в Центральной Азии и самый яркий региональный лидер, который просто не успевает посещать мировые столицы, и на фоне которого привычные центрально-азиатские автократы выглядят как какие-то реликтовые существа. Это все серьезный политический, репутационный капитал Мирзиеева, без которого серьезные реформы не осуществить.
На мой взгляд, Мирзиеев не должен делить народы Центральной Азии на близких и дальних. Он не должен повторять ошибки Ислама Каримова и российского правительства, которые любили всегда работать только с правящими командами, правительствами постсоветских республик, и игнорировали работу с их народами. В итоге россияне потеряли Украину, Грузию и рискуют однажды потерять Армению и Казахстан. Уверен, что узбекский лидер будет весь этот негативный опыт учитывать и не станет его повторять. Рискну предположить, что Мирзиеев будет взаимодействовать не только с правительствами центрально-азиатских республик, но и прогрессивными реформистскими силами в регионе, в том числе с теми, которые считаются оппозиционными.
– Недавние события в Армении, названные одними «бархатной революцией», другими заговором элит, произвели большое впечатление на политический класс в России и на общественное мнение в постсоветских республиках. Как вы считаете, сценарий «армянской весны» может повториться в центрально-азиатском регионе?
– На мой взгляд, повторение опыта транзита власти, который пережила в нынешнем году Армения, возможно в Казахстане и Таджикистане. Причем у Казахстана есть шанс избежать революционных потрясений, если республиканская элита решится на перемены по мирзиеевской схеме, без передачи власти по наследству. В Таджикистане, к сожалению, это маловероятно, там Эмомали Рахмон уже готовит своего сына на пост президента и правящая семья психологически не готова подпустить к власти чужого. Пока, конечно, сложно говорить, как сохранение власти в руках члена семьи Рахмона воспримет таджикский народ. Думаю, спокойно эта процедура не пройдет.
– Нурсултан Назарбаев и Эмомали Рахмон давно стоят во главе своих государств, они представляют примерно одно поколение постсоветских президентов. Ходят слухи, что оба лидера не прочь оставить в качестве преемников своих детей. Почему вы считаете, что то, что возможно в Астане, невозможно в Душанбе?
– На мой взгляд, Рахмон исчерпал себя и как лидер, и как менеджер. Сегодня он пытается сохранить то, что у него есть, готовит почву для того, чтобы его сын пришел к власти. Для этого уже подготовлена вся необходимая нормативно-законодательная база. В Казахстане Нурсултан Назарбаев, наверное, также был бы не прочь передать пост главы государства члену своей семьи. Но, как мне кажется, это вряд ли произойдет, в том числе, и потому, что далеко не все влиятельные группы в казахстанской элите такой вариант поддерживают. Поэтому, скорее всего, Назарбаев передаст власть какому-то представителю второго поколения казахской элиты, предварительно договорившись с ним о безопасности своей семьи и ее экономических интересов.
– Сегодня в Афганистане нет экстремистских сил, которые бы имели реальные планы перейти границу и вторгнуться в Центральную Азию. Талибы, например, отказались от этих целей, и они не будут поддерживать такого рода амбиции у радикалов-выходцев из центрально-азиатских республик. Нет угрозы вторжения в регион и со стороны боевиков «Исламского государства», которые сегодня пытаются закрепиться в Афганистане. У сторонников халифата из числа коренных афганцев таких планов точно нет, нет и достоверной информации о том, есть ли такие планы у иностранных боевиков ИГ. Кстати, их численность также никому точно не известна, статистика на этот счет отсутствует.
Гораздо более правы те, кто говорит о возможном росте религиозного радикализма внутри республик Центральной Азии. Угроза радикализации местной молодежи в регионе есть, и на этот фактор надеются эмиссары и вербовщики ИГ. Я уверен, что террористические группы с афганской территории если когда-либо и могут вторгнуться в Таджикистан или Узбекистан, то лишь при одном условии – если внутри самой Центральной Азии вспыхнет социально-политический конфликт с религиозным окрасом. Таджикистан в этом отношении более всего уязвим, так как Эмомали Рахмон уничтожил всю легальную оппозицию в стране и остался один на один с религиозно-политическими радикалами.
Однако, как показывает исторический опыт, карательными мерами уничтожить радикализм нельзя – его можно лишь загнать в подполье, откуда он непременно вырвется. Кстати, Рахмон всегда стремился к тому, чтобы иметь в стране только радикальную религиозную оппозицию, а не умеренную религиозную или более того, светскую. Ему объективно выгодно постоянно «бороться против терроризма», в этом случае народ в страхе, ничего не требует, не критикует, потому что любую критику могут приравнять к поддержке террористов.
– Официальный Душанбе как раз вашу партию обвиняет в радикализме и экстремизме, когда объясняет, почему в 2015 году запретил ПИВТ…
— Наша партия всегда представляла полюс умеренного ислама в Таджикистане и регионе в целом, она играла роль стабилизатора социально-политической ситуации, выступая посредником между нашими сторонниками, верующими, и властями. По разным оценкам ПИВТ на выборах поддерживали от полумиллиона до миллиона граждан из 4,5 миллиона избирателей Таджикистана. Согласитесь, по меркам республики это огромная сила и, несмотря на запрет партии, она никуда не делась. Наши сторонники, наши избиратели, те, кто голосовал за ПИВТ на выборах, остались, они не уехали заграницу, и естественно, они не поддерживают репрессивные решения властей. Мы знаем настроения людей в республике, у нас есть возможность получать оттуда самую подробную, детальную информацию о тяжелой социально-экономической ситуации, о задержках зарплат бюджетникам по два-три месяца и т.д. Нарастает усталость от нескончаемых проблем, усиливаются протестные настроения. Поэтому я и говорю о возможности повторения в Таджикистане армянского сценария массового уличного протеста. Душанбе к этому варианту ближе остальных региональных столиц.
– Какое место вы отводите ПИВТ в сегодняшнем таджикском политическом процессе? Внутри страны партия запрещена, руководство в эмиграции…
– Мы заканчиваем перестройку нашей деятельности и уже начали работу с соотечественниками, где бы они не находились, восстановив старые и наладив новые связи и контакты. Несмотря ни на что, надо быть ближе к людям, тем более, что современные средства коммуникации это позволяют. По нашим оценкам, запас прочности системы, созданной Эмомали Рахмоном, менее 5 лет, конечно, если мы будем хорошо работать. Я не буду раскрывать всех подробностей, скажу только, что ПИВТ, несмотря ни на что, не оторвана от Таджикистана, от таджикского народа. Мы были и остаемся частью нашего народа, как бы ни хотели иного наши недруги.
Мы знаем об ухудшении экономической ситуации в республике, о снижении качества жизни людей, о том, что действия властей, реагирующих на сложные проблемы, становятся все менее эффективными. Для нас важно, чтобы этой ситуацией не воспользовались радикалы, чтобы даже если у нас в стране начнется реализация «армянского сценария», он все же оказался не самым жестким.
На мой взгляд, нам сегодня необходимо найти общий язык не только с другими конструктивными оппозиционными группами, но и с нынешней правящей элитой, той ее частью, которая не включена в узкий семейный круг Рахмона. Я не исключаю, что в итоге нового большого национального компромисса, общественного договора, к власти в Таджикистане придут люди из нынешней элиты, может быть, из числа представителей региональных элит. Не обязательно, чтобы к власти пришли именно оппозиционные силы. Немало порядочных людей есть и среди нынешней элиты. Многие устали от Рахмона и правящей семьи. Для нас главное, чтобы власть оказался в руках порядочных, патриотически и демократически настроенных людей.
Идея нового национального договора как компромисса между конструктивными оппозиционными, реформаторскими силами и представителями «несемейной» части правящей элиты Таджикистана станет ядром новой политической доктрины ПИВТ и всей оппозиции. Этой цели мы будем добиваться, для ее достижения будем искать партнеров и союзников. Сегодня всем, и оппозиции, и ответственной части правящей элиты, нужно думать о будущем, о Таджикистане после Рахмона и идти вместе к большим национальным переговорам.
– По какому бы сценарию ни пошел транзит власти в Таджикистане, очевидно, что Россия не останется к нему безучастной: страны Центральной Азии были и останутся зоной повышенного внимания Москвы. Какой вам представляется российская стратегия реагирования в такой ситуации?
– Кто бы ни пришел к власти в Таджикистане, если он истинный патриот своей страны, то он должен стремиться к стратегическому партнерству с Россией и со всеми соседями. Мы просто обречены на это. Я надеюсь, что и Россия начнет пересматривать свою политику в Центральной Азии. В Кремле наконец-то начнут понимать, что в регионе, кроме коррумпированных властей, есть еще народы, с которыми надо считаться, уважать их стремление жить лучше и быть свободными от тирании. Во всяком случае, то, как Москва реагировала на события в Армении, дает основания для оптимизма. Предположу, что и в ситуации транзита власти в Таджикистане и Казахстане Россия станет действовать так же, как и в период «армянской весны», то есть выберет себе партнером народы этих республик, а не коррумпированные группировки в правительствах.
Пользуясь случаем, хочу поблагодарить российское руководство за конструктивную позицию в отношении нашей партии: в России ПИВТ не признается экстремистской организацией, хотя этого очень бы хотелось президенту Рахмону.
Мы не хотим, чтобы наша страна навсегда оставалась слабым звеном региона как в экономическом и политическим плане, так и в вопросах безопасности и стабильности. Я уверен, что экономически развитый и в тоже время свободный от семейной и коррумпированной власти Таджикистан будет выгоден и России и Китаю и всем государствам региона.
Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.
Фото Мухамаджона Кабирова