на руси издавна существовала эта традиция
Задание 314 Повторение 9 класс Разумовская М.М.
Народ, борюсь с текстом и никак у меня не получается, можете выручить ответом?
1. Спишите текст, вставляя пропущенные буквы, расставляя знаки препинания и раскрывая скобки. Озаглавьте текст.
(Из) д..вн.. на Руси пл..ток был самым жела(н, нн)ымп..дарком. По тр..диции узорные пл..тки и шали носили и в городах и в деревнях. Кр..совались в них и молоденькие девушки и почте(н, нн)ые матери семейств.Пл..ток был (не) просто головным убором а симв..лом любви и кр..соты.
Самые дорогие пл..тки изготовле(н, нн)ы умелыми м..стерами и искус(?)ными художн..ками из стари(н, нн)ого города на реке Клязьме. Имя города —Павловский Посад.
Зн..менитые наб..вные павловские пл..тки ра..ходились (по) (все) местно. Да разве можно (не, ни) купить такую красоту! Пл..тки яркие, н..рядные! Глаз (не, ни)отвести! Красные розы букет..ки полевых цветов зелёные листья и травы сплетаются в пр..чудливые узоры.И всё это на (разно) цветном фоне: ч..рном белом красном з..лотистом в..сильковом к..ричневом. Поп..даю(тся, ться) платки с к..стями. Поп..даю(тся, ться) — б..хромой. Каждая женщ..на найдёт пл..ток и шальк лицу!
А почему их называют наб..вными? Иску(с, сс)тво набойки стало особе(н, нн)о популярным способом укр..шения ткани два века (на) зад. Р..сунок наноси(тся, ться) на ткань при помощ.. сп..циальных деревя(н, нн)ых п..чатных досок с выреза(н, нн)ым р..льефным узором. Пр..ложит мастер доску на ткань в нужном месте да ещё постучит поб..ёт что (бы) краска на ткани с печатной доски лучше отпечаталась. (По) тому и называе(тся, ться) ткань наб..вной. В Павловом Посаде всегда бережно хр..нили тр..диции н..родного промысла.
Накинет на плечи праз(?)ничный пл..ток женщина ВЗГЛЯН..Т в зерк..ло и улыбнё(тся, ться). Кр..савица!
(По А. Клиентову)
2. Найдите в тексте все односоставные предложения и проведите их синтаксический разбор.
3. Сделайте морфологический разбор пяти наречий (на выбор).
4. Нравятся ли вам цветастые набивные платки Павлова Посада? Или они безнадёжно устарели в наше время? Письменно выскажите свою точку зрения, аргументируя её.
Почему на Руси в гроб к усопшему клали куриное яйцо
На Руси издавна существовала традиция класть в гроб к умершему определенные предметы. Платок, гребень, новая обувь или одежда, иконы — эти вещи вполне понятны и нашим современникам. А вот зачем мертвецам куриное яйцо — вопрос открытый.
Мировое яйцо
Как пишет в сборнике «Славянская мифология» Г. Белякова, в поверьях и народных сказках часто встречается яйцо – сакральный символ, который на Руси считался первоосновой жизни. Наши предки были уверены, что именно яйцо лучше всего демонстрирует бесконечную цепь рождение-смерть. Из неживого, спрятанного от глаз за скорлупой, рождается живое существо, которое затем само «рождает» неживое яйцо.
Поэтому неслучайно именно яйцо использовалось в похоронном обряде. Цель этого символа в гробу рядом с покойником – напомнить, что жизнь земная – не предел существования. После смерти следует возрождение, жизнь в мире загробном (позднее – в Царствие небесном).
Остриженные ногти
В статье «Представление о «том свете» у восточных славян» Е. Левкиевская напоминает о верованиях, по которым путь в загробный мир представлял собой «карабканье» по хрустальной горе. Настолько гладкой, что ее сравнивали с яйцом. Считалось, что удачно завершить восхождение удавалось лишь тем, кому в гроб положили состриженные ногти. Собирали их на протяжении всей жизни в специальный мешочек.
Поэтому рядом с яйцом – напоминанием о предстоящем нелегком пути – оставляли и мешочек с остриженными ногтями. Наши предки были уверены: перед началом восхождения положенные в гроб остриженные ногти «срастутся» на пальцах, и умерший без труда заберется на вершину горы, чтобы войти в загробный мир. Похороненному без ногтей придется «вернуться» для поисков обрезков своих ногтей, а значит, снова и снова беспокоить живущих родичей.
Предотвратить зловоние
По наблюдения этнографов, в селе Средней Сухоны Вологодской области рядом с головой умершего клали сырые яйца, которые во время погребения бросали в могилу. Делалось это для того, чтобы умершее тело медленнее разлагалось, а в избе был менее ощутим зловонный дух. В статье «Магия коммуникаций в похоронной обрядности русских Казанского Поволжья» эта традиция описывается более детально. Яйцо, а также соль и веник использовали для замедления процессов разложения тела умершего. В одних селах Поволжья соль с яйцом клали на грудь умершего, в других – на живот, в третьих – под лавку. Перед погребением соль и яйца из гроба не доставали, а опускали вместе с телом в могилу.
Для предотвращения трупного зловония в русском Поволжье использовали еще один оригинальный прием – так называемое «заземление покойника». Традиция описывается этнографами после экспедиции по Медведевскому району. К пальцу умершего приматывали медную проволоку. Под гробом ставили горшок с землей, в которую помещали второй конец проволоки. Считалось, что такое «заземление» замедлит процессы разложения мертвого тела.
Защита от нечистой силы
Используемую сегодня для обеззараживания воздуха марганцовку начали применять только с середины 20 века. До этого же на помощь приходили сырые яйца или всевозможные травы. Их раскладывали в гробу, травяными отварами натирали тело умершего, а из сухих букетов делали «курения». О примерах использования благовоний по-русски рассказывает Е. Зиновьева в статье «Дериваты реалий церковной атрибутики в номинациях народной фитонимии». Обычно на Руси применяли травы, которые имели аромат ладана, аниса, валерианы.
Тысячелистник, валериана-ладаница, синюха голубая, называемая в народе верховым ладаном, грушанка, копытень, елочковидная живучка и многие другие травы обладали сильным и резким запахом, который маскировал трупное зловоние. К тому же большинство из них считались оберегами, защищающими от нечистой силы. А она, как известно, активизировалась, когда душа умершего покидала тело и искала дорогу в открывавшийся «портал» между миром живых и мертвых.
«Обессилить» покойника
Как поясняет в статье «Дискурсивная тактика злопожелания» И. Чесноков, яйцо использовалось в качестве магического атрибута для «обессиливания» человека. Со ссылкой на работу Е. Елеонской и «Сборник заговорных текстов 17 века» автор рассказывает о ритуале жителей Олонецкой губернии. Заговор позволял сделать человека «непригодным для жизни», лишить сил, навсегда успокоить – именно то, что требовалось умершему человеку.
Ритуал требовал тщательной подготовки. Для начала полагалось испечь особенный хлеб, смолов зерна в муку «против солнца». Из готового хлебного мякиша накатать «колобков». Взять сырое куриное яйцо, проткнуть его иголкой, вставить в дырочку волос умершего, запечатать отверстие серой. Затем на солнечном закате пойти в лес, найти там муравейник, но обязательно рядом с осиной. «Одним ударом» отрубить щепку от ствола и положить в отверстие «хлебные колобки». Яйцо же воткнуть в муравейник. После этого прочитать заговор с упоминанием других почивших. Названные по именам покойники должны были «проснуться». «Разбудить» их помогало и воткнутое в муравейник яйцо. Именно умершие ранее должны были помочь «утихомирить» недавно скончавшегося, принять его и помочь в мире мертвых.
Каких именно трех святых изображают на иконках для автомобилей
На Руси издавна существовала традиция перед дальней дорогой просить заступничества у святых. Да и сегодня многие автомобилисты держат в салоне иконы с ликами тех, кто защищает в дороге от бед и несчастий.
Дорожный триптих
Появившиеся в начале XX века на Западе первые автомобили вызывали смешанные чувства – от удивления до страха. Большинство предпочитало наблюдать за прогрессом со стороны, не решаясь прокатиться на автомобиле ни в качестве пассажира, ни в качестве водителя. Существует легенда, что населению для успокоения прямо рекомендовали брать в дорогу медаль с изображением Святого Христофора – почитаемого покровителя всех путешественников. Так в автомобилях начали появляться первые иконы.
Но просить защиты у высших сил начали задолго до появления автотранспорта. На Руси чаще всего обращались с молитвой к Иисусу Христу, Пресвятой Богородице и святителю Николаю. Именно их образы чаще всего встречаются в салонах современных авто, хотя некоторые водители также вешают иконку со Святым Христофором или Ангелом-Хранителем. Обычно к святым обращались с короткой молитвой, в которой просили «закрыть со всех сторон», охранить и отвратить «всяческое зло» – разбойников, лютых зверей, «напрасную смерть» и болезнь.
Указующая путь
Как пишет в книге «Дорожная традиция России» В. Корчунков, наряду с Христом, в молитвах перед дальней дорогой люди часто обращались к Богородице. Среди отправляющихся в путь особенно почитаема была византийская икона Богородицы Одигитрии — Путеводительницы. Именно ее лик размещали над воротами, чтобы защитить город от лихих людей и даровать каждому входящему страннику милость и покровительство. Например, на Воскресенских воротах Красной площади располагался образ Иверской Богоматери, относящийся к иконному типу Одигитрии.
Странствующий святой
На Руси главным покровителем всех путешествующих на Руси считался Николай Чудотворец. Он и сегодня остается самым популярным защитником тех, кто находится в дороге, поэтому его иконы чаще других встречаются в автомобилях. Желая подчеркнуть странничество Николы и статус его небесного покровительства путешественников, в народе говорили: «Всем Богам по сапогам, а Николе боле, что ходит боле».
Исследовательница темы странствий в поверьях о Николае Чудотворце Т. Цивьян писала, что почитание этого святого, а также его чудотворных икон, неразрывно связано с движением и дальней дорогой. В Олонецкой губернии в начале XX века на третьей неделе после Пасхи отмечали праздник «дорожного Николы» в память об обретении чудотворной иконы Николы Милостивого.
Традиция почитания Николая Чудотворца перед дальней дорогой насчитывает не одно столетие. Казаки Верхнего Прикубанья до сих пор имеют обыкновение перед путешествием ставить свечу святому и просить у него защиты и помощи. Согласно народным поверьям, Николай Чудотворец не только оберегал в дороге от болезней и лишений, но и защищал от разбойников. Существует легенда о живших у Белого моря трех братьях – богатыре, колдуне и разбойнике, которые грабили паломников. Прекратил их бесчинства «старичок с палочкой в руках», который «дорожным посохом» – главным атрибутом Николая Угодника – «хлопнул каждого по голове – и пар вышел».
Интересно, что в преданиях Русского Севера Николай Угодник не только оберегал путников, но и прокладывал для них тропы и дороги. Проходили они, как правило, по труднодоступным местам, а выводили – к местным святыням.
Святой Стефан и Георгий Победоносец
В дорогу наши предки нередко брали иконки-обереги, вырезанные из дерева или камня. По наблюдениям изучавшего эти дорожные атрибуты Н. Порфиридова, на изображениях часто рядом с Николаем Чудотворцем встречался Святой Стефан. На изученных исследователем иконках XIV века была обнаружена надпись под изображением Стефана – «попутник». Она подтверждала, что Стефан, как и Николай-угодник, считался покровителем путников и всех тех, кто отправлялся в опасное путешествие.
Если Николая-угодника почитали как покровителя путников на всей территории России, то во многих губерниях и даже городах был свой защитник. Например, в Сарове странники часто обращались за помощью к Георгию Победоносцу. В духовных стихах святого описывали как устроителя Русской Земли, который «на ретивом коне» изъездил ее вдоль и поперек, проложив дороги. Каждый год в осенний Юрьев день в Сарове этому святому служили молебны, чтобы все странствующие получили защиту, не сбились с пути и целыми вернулись домой.
«Издревле на Руси было так…» Что мы знаем о стилях народного благочестия
В 1937 году мать Мария (Скобцова) написала статью «Типы религиозной жизни». Это не трактат кабинетного ученого, а скорее первая попытка дискуссии внутри русской традиции женского монашества. Про мать Марию написано немало, ведь она настолько поразила современников, что стала, пожалуй, единственным религиозным деятелем эмиграции, о котором в Советском Союзе сняли художественный фильм, сделанный с большой симпатией к героине.
Архимандрит Савва (Мажуко)
Мать Мария была убеждена, что монашество может быть разным, не только монастырским тихим затворничеством, но и деятельным служением людям, неудержимым благовестием любви Божией. «Или христианство — огонь, или его нет», — очень характерная фраза для матери Марии, звучит почти как манифест. Однако сестры, проживавшие с ней в одной общине, имели другие взгляды, им был ближе иной стиль жизни. И вот в полемике с монахинями появляется эта небольшая работа, ставшая уже классическим анализом типов благочестия Русской Церкви.
Таких типов мать Мария насчитывает пять: синодальный, уставщический, эстетический, аскетический и евангельский. Совершенно естественно, что единственно приемлемым для матери Марии был последний тип, евангельский, который отождествлялся с путем охристовления жизни, жизни только Христом и во Христе.
Первые четыре типа подверглись вполне справедливой критике как раз потому, что выстраивали религиозную жизнь не вокруг Христа, а шли путем подмены, своего рода идолопоклонства: синодальный тип — поклонение идее православного государства с верой в национальную исключительность, уставщический — обожествление Типикона и обрядового благочестия, эстетический — служения церковной красоте и благолепию, аскетический — плохо прикрытый духовный эгоцентризм, которому Христос порой даже мешает.
Анатомия стилей благочестия проведена в этой работе так страстно и остроумно, что и сегодня эта почти столетняя статья читается с большим интересом как не утратившая — увы! — своей актуальности. Этот текст заслуживает самого вдумчивого чтения и отдельного курса в богословских институтах и семинариях.
Однако анализ, проделанный матерью Марией, не кажется мне исчерпывающим, потому что ее пылкая мысль ветвилась только по вертикали. Чтобы понять и определить стили религиозной жизни, нам необходима, если угодно, «марксистская горизонталь», потому что проблемы современного церковного благочестия коренятся в той реальности, которую мы сегодня представляем себе с большим трудом. Благочестие родилось не сегодня. Вступая в Церковь, мы принимаем традицию, которой тысячи лет, и формировалась эта традиция в обществе, которое жило совсем по другим законам.
Сословная праведность
Церковные историки будущего еще напишут немало исследований о том, как повлияли на жизнь христиан XXI века средства массовой информации, что, например, сделало телевидение с православным благочестием, к каким уродствам привели умилительные программы и карамельно-ванильные сюжеты, представлявшие православие как явление фольклора и этнографии, а православных как ревнителей старины и не очень удачливых реконструкторов.
«Издревле на Руси повелось в этот день выпускать голубей».
«В первую седмицу поста на Руси всегда вкушали без масла».
«На Благовещение говорят, что птица гнезда не вьет, а девица косы не плетет».
А вот мое самое любимое: «Нигде так не молятся, как на Руси!»
Хочется спросить: а на какой Руси? Нет, меня интересует не историческая ретроспектива, а социальная. Ведь дореволюционная Россия — это не только хронология и историческая протяженность, но это сословное общество, слоеный пирог сословий, которые существовали внутри государства не только как разные народы, но и как разные типы благочестия внутри православия, то есть в каком-то смысле даже разные религии.
Почему этот вопрос важен для современника? Потому что в религиозном обществе старина всегда выступает как аргумент, и аргумент весьма весомый. Какие вопросы задают современному православному священнику?
Можно ли бить детей?
Как воспитывать жену?
Какое вычитывать правило перед причастием?
Можно ли в воскресные дни поста есть рыбу?
Разрешается ли работать по праздникам?
На эти и другие недоумения батюшка может ответить вопросом: а как принято в вашем сословии? — и это вполне резонный вопрос, потому что тысячу лет православный русский народ жил в классовом обществе, в котором действовал древний римский принцип: что позволено Юпитеру, то не позволено быку! Поэтому, чтобы понять, откуда родом стили современного благочестия, нам не обойтись без классового подхода.
Ответ на вопрос «можно ли стирать по праздникам» будет одним, если вы графиня Орлова, и совсем другим, если вы мещанка Пыжикова, и третьим, если вы купеческая жена Филатова. Вернее, в определенных сословиях такой вопрос вообще не появится, потому что графини не стирают.
— Батюшка, как благословите детей бить? А жену как правильно смирять?
— А как принято в вашем сословии? В хороших дворянских семьях детей не бьют, уважая в них человеческое достоинство, а в женщине видят даму. Но для подлого сословия она всего лишь баба. Если вы бьете детей и унижаете супругу, вряд ли вы хорошего общества. Поступайте согласно своей классовой принадлежности.
Сословия исчезли из российской жизни лишь в 1917 году, и это одно из величайших достижений Октябрьской революции. Да, я позволяю себе такую оценку, потому что не все из нас происходят из дворян, и когда ты понимаешь, что твой смышленый малыш никогда бы не смог поступить в университет только потому, что он «подлого сословия», монархическая романтика испаряется сама собой.
Признаюсь: я ни капли не монархист, а термин «верноподданный» считаю оскорбительным. Замечательный детский поэт и литературовед Корней Чуковский был изгнан из гимназии не только потому, что считался незаконнорожденным, но и потому, что был сыном прачки. Список подобных фактов можно умножать до бесконечности, как и политические споры, до которых мне нет дела. Простите мне мои взгляды и оценки, потому что меня сейчас занимает совсем другое: как сословное благочестие прошлого повлияло на современную религиозную жизнь?
Мой тезис прост: в православной России наряду с «вертикальным благочестием», точно описанным матерью Марией, существовало и горизонтальное измерение — сословные стили благочестия, настолько отличные друг от друга, что с некоторой долей условности мы можем говорить о разных религиях внутри дореволюционного русского православия. Это не гипотеза и не научный факт, просто наблюдение читателя и публициста.
Позволю себе еще одно некорректное сравнение: сословные стили благочестия дореволюционной России напоминают ситуацию с существованием внутри англиканского общества Высокой и Низкой церквей — двух движений со столь непохожими установками, что их можно с некоторой оговоркой называть разными религиозными традициями.
Как смирять жену?
Когда я слышу фразу «на Руси издревле в эти дни…», хочется переспросить: на какой Руси? На Руси дворян? На Руси солдат? Крестьян? Духовенства? Купечества? Мещанства? А Россия иноверцев и инородцев — это разве не Россия? Мы забываем, что тысячелетиями наши предки жили в сословном обществе. Оно имело свои удобства и преимущества. Например, человек, родившийся крестьянином, знал, куда ему расти, на что рассчитывать, а что закрыто для него навсегда. И не нервничал. Одевался, как положено лицам его происхождения, богател не дальше, чем принято, и религиозная жизнь тоже проходила по «сословным лекалам».
Например, ни у кого не вызывает сомнение, что одной из особенностей православного храма является отсутствие скамеек: настоящий верующий всю службу выстаивает на ногах, не то что какие-нибудь там католики! Попробовали бы они постом по пять часов выстоять, тогда бы и узнали, чья вера истинная! Мы-то их точно в вере перестоим! Однако уточним: русские молятся стоя — в каком сословии?
Есть известная картина Василия Перова «Проповедь в селе»: батюшка что-то вещает бедно одетым крестьянам, которые слушают его с волнением в глазах, а на переднем плане мы видим двух господ — мужчину и женщину, барин дремлет, а барышня перешептывается с кавалером, заглядывая в изящный молитвослов. Крестьяне слушают на ногах, господа — сидят! Они сидят в церкви! Для них специально поставлены стулья! Мне хочется, чтобы акценты были расставлены правильно: я говорю не о лицеприятии церкви, которое, безусловно, было, есть и будет, а о самой принципиальной возможности богослужения в православном храме, в котором люди могут сидеть, не страдая от угрызений совести и укоров ревнителей веры.
Василий Перов. «Проповедь в селе» (фрагмент)
— В богослужении Православной Церкви допустимо только хоровое пение!
— Правда? А в каком сословии?
Потому что в домовой церкви графа Шереметева, славившейся знаменитым хором, песнопения за богослужением исполнялись иногда в инструментальном сопровождении. Возможно, этот факт повлиял на инициативу великих церковных композиторов А. Гречанинова, А. Кастальского и священника Дмитрия Аллеманова просить разрешения у Поместного собора 1917 года на введение в богослужебную практику пения под фисгармонию или в сопровождении оркестра. Для ревнителей благочестия инструментальная музыка в церкви — мерзость и обмирщение, и я не буду спорить, потому что меня интересует другое: для дворянского стиля благочестия это было приемлемо.
Когда в наших храмах критикуют женщин за шляпки, а ребят — за модные штаны или шорты, хочется спросить: а вы видели, в каких нарядах дворяне заходили в церковь, скажем, в XVIII веке? Господам можно? А почему? Потому что для каждого сословия существовал свой код благочестия, благочестивый дресс-код.
Православное богослужение идет строго по Типикону. Вопрос: для какого сословия? В автобиографической «Пошехонской старине» Салтыков-Щедрин вспоминает, как служилась всенощная в канун престольного праздника в доме его матери, властной и породистой помещицы. Всенощное бдение с акафистом длилось очень долго — около часа! Современные ревнители Устава всплеснут руками, но для дворянского стиля благочестия даже такая служба наделяла хозяйку дома репутацией ревностной христианки.
Современным ревнителям церковного брачного права интересно будет обсудить факт венчания Александра Герцена на своей двоюродной сестре Наталье Александровне, кстати, незаконнорожденной дочери обер-прокурора Святейшего синода. Блюстителей канонов возмутит не только недопустимая степень родства, но и тайное бракосочетание со сбежавшей от опекунов девушкой.
— Как же так? На двоюродной сестре! Без согласия родителей!
Романтики в эту мелодраматичную историю добавляет и то, что венчались молодые по благословению архиерея, который тепло и душевно напутствовал супругов, посоветовав Наталье Александровне научиться солить огурцы. Значит, допустимы были такие истории для дворянского типа благочестия?
Еще раз подчеркну: меня интересуют эти факты не как примеры уступчивости церковного начальства, а как явления принципиально допустимые. Если так было можно дворянам, то принципиально это допустимо и для всех остальных.
Если уж речь зашла о канонах, что бы сказал современный священник на просьбу взять в крестные вашего ребенка лютеранина? Ответ очевиден: как такое вообще в голову могло вам, православному человеку, прийти? Однако такова была старинная традиция, например, царской семьи Романовых, у которых в крестных было немало лиц протестантского исповедания. И это считалось нормой для дворянского стиля благочестия, который был не лучше остальных, но и не хуже, просто располагался на одной горизонтальной линии благочестия со всеми прочими, оставляя для себя возможность роста по вертикали – в сторону евангельского типа религиозной жизни внутри своей дворянской традиции.
Невежество как добродетель
— Нигде так не молятся, как на Руси!
— Правда? А в каком сословии?
Сегодня духовники не допускают к причастию человека, который не вычитал правило, не был на вечерне или не постился, «как положено». Два вопроса: кем и кому положено? Кто обязывает нас непременно вычитывать по именно этому сборнику молитв, кто его составил, кто приговорил всех христиан ему следовать?
Лучше не спрашивать? Нет, вы спросите и добейтесь ответа! Дворяне, купцы, мещане, духовенство, крестьяне — каждое сословие имело свой стиль благочестия и свои представления о норме поста и молитвы.
Вы хотите знать, какие молитвы читали перед причастием на Руси? Начните с того факта, что по результатам всеобщей переписи населения 1897 года, например, в Могилевской губернии, к которой относился мой родной город Гомель, уровень неграмотного населения составлял 85% — вы себе представляете эту цифру? А я ее переживаю как священник: ставлю себя на место батюшки, который должен говорить проповедь прихожанам, подавляющее большинство которых не в состоянии написать даже своего имени. Как им говорить о Христе, о Евангелии, о принципах духовной жизни, чтобы они тебя правильно поняли?
За столетия общения с такой паствой клирики привыкли разговаривать с народом на языке красочных преданий, эффектных историй и откровенного запугивания, потому что все увещания строились вокруг аргумента «Бог накажет».
И самое грустное, что эта пастырская привычка не исчезла и пастыри до сих пор разговаривают с людьми так, будто они не умеют читать и писать.
Восемьдесят пять процентов неграмотных! Целые поколения православных христиан рождались и умирали, ни разу не прочитав Евангелия! Что говорить, если даже для грамотных людей Священное Писание было роскошью: Пушкин знакомился с текстом Библии на французском, а русский перевод вышел в свет за сорок лет до революции! Это очень грустно, но таковы факты, которые можно суммировать только фразой из «Макбета»: «Добра и зла неразличимы грани среди болот в гнилом тумане».
Почему так важно сегодня говорить о крестьянском стиле благочестия? Потому что в силу различных исторических причин именно этот тип религиозной жизни стал доминирующим в послереволюционном православии. Я бы даже назвал его не крестьянским стилем, а крестьянкинским, потому что в советское время хранили, определяли и развивали этот стиль религиозной жизни в основном верующие женщины крестьянского происхождения. Конечно, были и другие, но самым массовым, а потому определяющим был именно этот тип, так что с ним считалось и часто подыгрывало единственное из сохранившихся сословий — духовенство.
Батюшки и папиросы
Известно, что священники до революции курили и это не считалось чем-то ужасным. Для духовного звания это было чем-то скорее нескромным, чем греховным, вот почему в дневниках отца Иоанна Кронштадтского вы можете встретить упоминание о том, что батюшка временами любил выкурить хорошую сигару. Курили даже архиереи. Но я упоминаю эти факты не для того, чтобы оправдать курение или, не дай Бог, опорочить память хороших людей. Просто на отношении к курению хорошо видно, как менялась палитра благочестия в советское время.
Характерная черта крестьянского благочестия — всему искать религиозное обоснование и даже под вполне бытовые действия «подкладывать» мистический смысл. Видимо, это наследие вековой неграмотности. Для людей этого типа психологические, политические, социальные, природные явления, одним словом, вся жизнь имеет квазирелигиозную подкладку, делится на грех и «не грех» — без вариантов и полутонов.
Например, греческие или болгарские священники и даже монахи спокойно курят и принимают в подарок сигары. Но для наших церковных бабушек курение есть не просто дурная привычка или глупость, но «страшный грэх, неотпущоны»: курить — бесам кадить!
Логика проста: какой бы феномен нашей жизни вы ни взяли, он, исходя из крестьянского типа благочестия, или от Бога, или от дьявола.
Курение от Бога? — Нет! — Значит, грех! — А если грех, естественно, за этим стоит сатана, за которым всегда следует адское пламя. Все просто и, главное, очень понятно, с таких позиций можно объяснить все что угодно, найти ответ на любой вопрос. Кто же от такого откажется?
В девяностые годы огромными тиражами выходили церковные книги, написанные в этой логике. Например, у нас на приходе большой популярностью пользовался «путеводитель» «Дороги, ведущие в ад» — сборник статей с впечатляющими названиями: «Щупальца князя мира сего в современной музыке» (сейчас читается как название музыкальной композиции, не так ли?), «Телевизор — окно в преисподнюю» (не поспоришь!).
Повторяю: речь вообще не о курении, я совершенно далек от апологии папиросных опытов. Просто мне жалко моих друзей, особенно женщин, которые любят церковь, но никак не могут бросить курить и изводят себя религиозным ужасом и дешевыми страшилками, будто они уже за сигарету и веру продали, и давно горят в аду, и вовсе они не тихие курильщицы, а прожженные грешницы не ниже рангом, чем содержательницы притонов, в то время как в курении не больше греха, чем в обжорстве или осуждении.
Почему до революции к курению относились более терпимо?
Вопрос следует ставить иначе: в каком из типов благочестия было терпимое отношение, то есть в каком сословии? Среди дворян, мещан и духовенства. После революции церковное благочестие целиком сосредоточилось в руках крестьянства, крестьянский тип благочестия стал доминирующим, отсюда и смещение акцентов.
Когда меня просят постращать небесными карами подростков за пирсинг или тату, я тоже вспоминаю о доминанте крестьянкинского стиля благочестия, который привычно ищет за подростковым порывом к самоутверждению языческие или прямо сатанинские корни. Но ведь тату, пирсинг, курение — не грех, а просто глупость или безответственное увлечение, и нет никакого смысла себя и близких изводить. Но попробуйте это доказать «нашему человеку»!
Изображая веру
Есть и другие «родимые пятна» крестьянского типа благочестия, который уже в советское время постепенно превратился в стилизацию. Например, игра в детство, когда христианин должен на все спрашивать благословения у батюшки, и я уже устал повторять: товарищи! вы не обязаны ни у кого спрашивать позволения, что вам кушать на обед! То, что говорят церковные календари — монашеская практика, и, если вы не монах, эти запреты на масло и рыбу вас вообще не касаются! И неужели вы не чувствуете, как это унижает человека — брать разрешения на трапезу у кого бы то ни было!
Но убедить людей непросто, потому что игра в народ-ребенок очень увлекательна. Для нее характерно подозрительное отношение к книжности, богословской учености, а здоровое любопытство считается грехом. Ведь грамотны мы недавно, и сословная память нас не отпускает. А рядом с этим — выдаваемая за смирение заниженная самооценка с небрежностью к себе, своим интересам и здоровью, привычка страдать и мучиться, даже если без этого можно обойтись, демонстративная грубость и богословски обоснованное хамство и, конечно же, клерикализм, потому что — кто мы такие! Вот батюшки — это Церковь, а мы рабы неключимые и наше дело — кланяйся и целуй! И попробуйте рассказать этим людям о всеобщем священстве и сыновнем достоинстве христианина!
Вместе с тем я ничего не имею против этого стиля религиозной жизни. Моя задача — подчеркнуть, что крестьянский тип благочестия — не единственный, и нет никаких оснований считать его самым лучшим, правильным и спасительным, именно его ставить критерием веры, вплоть до полного отождествления с Православием, а его носителей с церковным народом.
Приобщение к сословному типу благочестия автоматически влечет за собой и принятие культурного и морального кода этого сословия, вот почему внимательные и осторожные люди боятся церкви: им кажется, и на это есть веские причины, что воцерковление необходимо повлечет за собой погружение в «подлое сословие» или же просто «обабивание», усвоение грубых манер, небрежности в общении, сужение кругозора.
Сколько бы христианские проповедники ни говорили правильных слов, ярких примеров такого «обабивания» так много перед глазами, что требуются слишком весомые аргументы или по-настоящему сильная любовь к Богу, чтобы пройти «сквозь строй» сословных предрассудков, оставшись самим собой. Пусть не оскорбляет вашего слуха это жуткое слово — «обабивание» — у него нет никаких гендерных смыслов, это скорее попытка схватить в слове грустную реальность долгой болезни нашей религиозной жизни, при которой все личное и непохожее грубо подавляется, загоняется в темный подвал бессознательного.
Однако вспомним, что для классовой горизонтали благочестия возможны вариации вертикали: эстетский тип крестьянского благочестия, как и уставщический дворянский или синодальный мещанский. Но для каждого из горизонтальных типов был доступен евангельский, а крестьянский тип благочестия ничем не хуже всех остальных.
Правда, будет ошибкой предположить, что современный христианин непременно стоит перед выбором: в дворяне податься или купеческий стиль благочестия предпочесть? Сословий больше нет, и это само по себе повод заказать благодарственный молебен! Сегодня, чтобы стать христианином, вам не обязательно загонять себя в сословные рамки, изо всех сил пытаясь соответствовать тому типу благочестия, который оформился внутри классового общества.
К сожалению, верующие имеют склонность самих себя терзать за то, что не соответствуют образу «истинного православного», «спасаются не как следует», не понимая того, что быть христианином — это вовсе не значит стать благочестивым казаком, богомольным купцом или религиозным дворянином.
Вы вступаете не в касту, а в Церковь Христову, вы не верноподданный, а — дитя Божие, наследник Царства Отца Своего!
А царскому сыну и настоящей принцессе глупо тратить себя на стилизацию или ролевые игры.
После упразднения сословий нашлись люди, которые сделали из случившегося правильные богословские выводы и вместо реставрации и воздыханий по «России, которую мы потеряли» начали создавать, и довольно успешно, новый тип религиозной жизни, который я назову благочестием свободы.
Но, прежде чем говорить об этом типе благочестия, надо описать стиль религиозной жизни еще одной социальной группы — духовенства. Тем более, что это было не одно сословие, а… сколько?
Иллюстрация: Казимир Малевич. «Крестьянки в церкви» (фрагмент)