наши матери наши отцы история героев
Прототип главного героя фильма «Наши матери, наши отцы.»»
Эксклюзивное интервью с Йоханнесом Вернером Гюнтером, 95-летним ветераном Вермахта, история жизни которого стала основой для сценария нашумевшего немецкого сериала о войне.
Герр Гюнтер, когда началась война вам исполнилось только 20, как и персонажу, которого играет Фолькер Брух. Как, по-вашему, он должен изображать немецкого солдата в 1941?
Гюнтер: Сложный вопрос. Кампания против Польши была большой победой, поэтому мы все поддерживали Гитлера. Мы были героями. Потом я участвовал в 1940 году во французской кампании, снова блестящая победа. Так я пошёл на войну. Наивный. Я хотел заработать медали.
Каково было на Восточном фронте, где также происходит действие сериала «Наши матери, наши отцы»? Какие чувства должен выразить актёр?
Гюнтер: Мой отец был проповедником свободноцерковной общины, секты, и мы, пятеро мальчиков, были строго религиозно воспитаны. У нас была круговая ответственность; если один что-то натворил, то все получали трёпку. В Ветхом Завете написано: кого Бог любит, того он наказывает. Когда в 1938 году пришёл Гитлер, я сразу же пошёл в СА. Добровольно. Из-за спорта. Политически меня это не интересовало. Я хотел наконец заняться спортом, чего ранее мне запрещал отец.
Как вы смотрите на всё это сегодня?
Гюнтер: Я однажды прочитал лекцию для учеников. Которым я сказал: «Вы поступили бы точно так же, если бы в свои 16 у вас появилась бы возможность научиться водить автомобиль, не платя ни копейки, ездить на мотоцикле, верхом на лошади, летать.» Мы совершенно не понимали, что это было предвоенное обучение.
То есть, вы были в полном восторге от Гитлера?
Гюнтер: Само собой разумеется. Он же сделал для Германии так много. С его приходом сразу же прекратилась выплата репараций. Он приказал, чтобы все мастера имели при себе учащегося. Это забрало молодёжь с улицы. Нужно всегда оглядываться на Веймарскую республику, где всё было таким убогим. Кто не был бы здесь в восторге? Другая сторона медали никого совершенно не интересовала. Если хочешь манипулировать людьми, нужно их запугать, лишить информации и запретить думать. Это была своего рода промывки мозгов.
А как насчёт преследования евреев?
Гюнтер: Каждый знал, что евреи подвергались преследованиям. Это же было везде: «Евреи не нужны», «Прочь евреев». Но никто не осмеливался спросить. Кто показывал интерес, уже вызывал подозрение. Так что все заткнулись. Это было великое зло немецкого народа.
Что вы можете сказать о муштре?
Г-н Гюнтер, у вас есть военные воспоминания, которые вас особенно взволновали?
Почему вы это не сделали?
Гюнтер: Меня бы тот час расстреляли. Они бы всё равно сожгли деревню, а я бы пожертвовал своей жизнью совершенно бессмысленно. Это было одно из немногих ужасных явлений, о которых я знал. Так как я могу вам честно сказать: о концлагерях я не знал. Лишь в американском плену я увидел об этом фильм. Даже во время отпуска я не интересовался политикой. Тут ты в первую очередь стараешься найти девушку. Ты ведь хочешь жить. Так как ты знаешь, что когда ты вернёшься на фронт, на следующий день ты можешь погибнуть.
Г-н Гюнтер, думали ли вы тогда о том, чтобы дезертировать?
Гюнтер: Это было бы ещё опаснее. Между своими товарищами ты чувствовал себя как-то защищённее. Иначе, играли по-честному. Мы должны былиьподавлять эмоции, иначе мы бы не выжили. Во Франции у нас был один маменькин сыночек. Как только он слышал, что дело близится к битве, с ним сразу же происходили несчастные случаи. Дважды его это спасало. В третий раз он положил своё предплечье на ружьё и спустил курок. Самострел. Он был приговорён к смерти. После французского похода его должны были расстрелять сослуживцы из своего же подразделения.
Вы тоже принимали участие в расстреле?
Что вы можете сказать о роли боевого товарищества?
Гюнтер: Опасность спаивает. Но страх показывать было непозволительно, иначе можно было бы прослыть трусом.
Тогда это было товарищество между твёрдыми мужчинами. Твёрдыми, как крупповская сталь. Твёрдыми становились, должны были ими стать. И чем дольше длится война, тем жёстче становится человек. Потому что он всё больше задавливается. В итоге это уже привычка, что у него больше нет совести. Когда мы перешагивали через мёртвых, нас это больше никак не цепляло. Они были павшими. Самое худшее то, что мы духовно сами себя убивали. Сочувствие умирает. Ты хочешь выжить, ты становишься эгоистом, который только себе на уме.
Г-н Гюнтер, вы верили в то, что выживите на войне?
Вы думали о том, что должны погибнуть?
Вы знаете, мне посчастливилось. Должно быть, у меня был ангел-хранитель. Я так часто был на грани. У меня было двухстороннее воспаление лёгких, я уехал из России и пережил это. Но когда я в тот раз при первой атаке вжался лицом в землю, это уже так было. Я не знаю, как это можно объяснить. Дух как-то отключается. Я становлюсь вялым. Я мог бы на месте лечь и заснуть. Позже мне это пригодилось ещё так; например, если я серьёзно ссорюсь с моей женой, я мог сразу заснуть. Чтобы от этого как-то отгородиться.
В фильме один из персонажей рассказывал, сколько людей он обил. Г-н Гюнтер, могли бы вы на этот счёт сказать о себе?
Вы считаете, что взяли на себя вину?
Вы говорили о своих переживаниях после войны?
Гюнтер: По крайней мере, вплоть до шестидесятых годов я не мог ничего рассказывать. Вообще ничего. Это было очень больно. Потом понемногу это прошло, а потом уже никого не интересовало. Ни моего племянника, ни дочь. Они не хотели ничего знать. Это прошлое. «Давай-ка, не неси чушь. Это же никого не интересует.»
А ваша жена? Почему она не интересовалась?
Гюнтер: Без понятия. «Не приставай ко мне с историями, говорила она, это уже давно известно.» Кроме того, когда мы возвращались домой с войны, нас считали преступниками. Даже в прессе. Солдаты были преступниками. Сегодня у всех, кто возвращается из Афганистана, есть психолог. У нас же не было никого. Поэтому у меня сохранилась травма по сей день.
Как она проявляется?
Гюнтер: Если идёт снег, я болен. Тогда я думаю: «Надеюсь, снег прекратится. Надеюсь, снег прекратится.» Это из-за войны. Или грязь. Если дороги грязные, я иду на цыпочках, потому что в России худшим временем был сезон распутицы. Когда грязь через верх переливалась в сапоги. Это осталось внутри у нас. Мне всё также снится грязь. Даже сегодня.
Где были эти воспоминания в послевоенное время?
Гюнтер: Они все время всплывали. Но я не знаю, как мне это сказать. Они подавлялись, и я не мог говорить, потому что иначе эти картины выходили наружу. Женщины, которые навстречу нам ставили детей. Мёртвые, через которых мы переступали. Мы мёртвых русских бросали в грязь, чтобы можно было пройти. Однако это было ужасно. Я не хотел об этом ничего ни знать, ни слышать. Это доставляло мне такую боль.
Вы стали другим человеком, когда в 1946 году вернулись из американского плена?
Гюнтер: Я думаю, да. Я стал человечнее, толерантнее.
Война не сделала вас жёстче?
Гюнтер: Нет. Я думаю, скорее она меня мягче сделала. Взрослее.
Как вы это объясняете?
Гюнтер: Я ведь, слава Богу, через полгода выбыл, прочь от восточного фронта. Но те, которые оставались там дольше, становились всё жёстче. Моим лучшим переживанием был плен в Америке, встреча со справедливостью американцев, с демократией. Тогда я начал размышлять и задаваться вопросом о причинах. Я стал мыслить критичнее. И, наверное, внутри меня ещё пряталось немного воспитания. Если мы исходим из религии, то мы все – творения божьи. Почему мы тогда должны один другого убивать?
Были ваши военные воспоминания бременем для вашей семьи?
Гюнтер: Собственно, нет, потому что об этом не разговаривали. Смотрите: после войны мы должны были работать. В пятидесятые годы мы тяжело работали, чтобы сводить концы с концами.
А броня вокруг вашего сердца?
Гюнтер: Она как-то растаяла. Удалилась прочь. Она была инструментом самосохранения. Больше я в ней не нуждался.
Вы не применяли это ожесточение потом в вашей жизни?
Гюнтер: Нет. Наоборот. На войне я постиг, что мы все люди, и наш так называемый враг имеет такие же чувства, как и мы. Однажды я разделил с одним военнопленным свой хлеб. Тогда у меня были такие мысли: «Ты точно такой же бедолага, как и я». Но всё продолжалось.
Всё ваше поколение стало мягче из-за войны?
Гюнтер: Были также огрубевшие парни. Но так называемые герои в основном в итоге погибали. Они ломились напролом, чтобы заработать медаль. На этом они в основном потом попадались.
Кто такой настоящий герой, по-вашему?
Гюнтер: Для меня герой тот, кто преодолевает свой страх и не смотря ни на что доводит дело до конца.
Новое в блогах
Разгорается скандал, связанный с выходом немецкого фильма «Наши матери, наши отцы»
Разгорается скандал, связанный с выходом немецкого фильма «Наши матери, наши отцы» …
Ангела Меркель оказалась в центре скандала, разгоревшегося между Германией и Польшей. Как сообщает Newsru.com со ссылкой на «The Daily Mail», немецкий канцлер попала на обложку известного польского журнала «Uwazam RZE», который изобразил ее в виде узницы концентрационного лагеря, одетой в полосатую робу и косынку и стоящей за колючей проволокой. Заголовок рядом с изображением гласит: «Фальсификация истории. Как немцы сделали из себя жертв Второй Мировой войны». Таким образом поляки ответили на трехсерийный немецкий фильм «Наши матери, наши отцы», показанный в конце марта телеканалом ZDF.
Лента повествует о судьбе немецких солдат, однако в ней показаны и бойцы польского сопротивления, изображенные ярыми антисемитами. Например, в одной сцене группа поляков, остановивших поезд с узниками концлагерей, пропускает его, поняв, что пассажиры – евреи. В другой – один из партизан говорит: «Мы топим евреев, как крыс».
В связи с этим, находящийся в Германии польский дипломат Ежи Марганци написал письмо в телестудию, в котором назвал образ Польши и борцов польского сопротивления, изображенный в сериале, «крайне несправедливым и оскорбительным». Он также отметил, что зрители, посмотревшие фильм, не узнают из него ни о борьбе поляков, ни о тысячах погибших, ни о тех из них, кто помогал евреям. В то же время сериал активно наводит на мысль, что к уничтожению евреев были причастны не только немцы.
В ответ на обвинения, телеканал ZDF заявил, что ни в коей мере не планировал упрощать исторические факты или уменьшать ответственность немецкой нации. В то же время продюсер фильма Нико Хофманн объяснил, что изображенные в ленте события «основаны на проверенных исторических материалах и не преследуют цель опорочить поляков». Что касается обложки с Меркель, то ее в Германии назвали безвкусной.
К тому же, справедливо отмечает историк, «и с нашей стороны подаются сигналы о готовности к пересмотру «проклятого прошлого» в виде таких фильмов, как «Сволочи» (сценарист Владимир Кунин перед премьерой получил вид на жительство в Германии) и «Штрафбат». «Смотрите, – с полным правом могут сказать создатели реваншистского немецкого фильма, – русские сами изображают себя недочеловеками, не способными защищать собственную страну, но зато готовыми на любые зверства!»»
По мнению же известного публициста Анатолия Вассермана, высказанному в интервью изданию Newsbalt, фильм «Наши матери, наши отцы», хотя и немецкий, «но сделан в стилистике, которую много лет пропагандируют англо-американцы». «Я имею в виду стилистику идеологическую, – пояснил он. – То есть, как в фильме расставляются акценты. Хотя и кажется, что на первый взгляд немцы хотят, наконец, снять с себя бремя исторической вины, но фактически там выпячиваются именно те вещи, которые всё это время усиленно пропагандировали англичане с американцами».
«Наши матери, наши отцы» / Unsere Mütter, unsere Väter, 2013
Не буду подробно говорить о его художественных достоинствах-недостатках – обычный ТВ-фильм, без особого масштаба, но история сама по себе интересная. Руководствовались вроде реальными биографиями, но тут сложно сказать, что было на самом деле, а что является отсебятиной. Многое очень правдоподобно, но некоторые моменты кажутся не то, чтобы исторически недостоверным, а просто недостоверными в любой реальности и явно сконструированными ради эффекта. Но это уже по мелочи. Про расстроенные чувства интересней.
Во-вторых, по украинцам. Я не знаю, что отряды Вспомогательной полиции с жовто-блокидными повязками забыли в Смоленске. Авторы, судя по всему, тоже. Могли, допустим, быть украинские солдаты, но полицию то обычно создавали из местных. Вот есть какое-то подозрение, что данный тренд (у Литтелла в «Благоволительницах», если помощники немцев, то только украинские) использования украинских коллаборационистов то там, то сям, даже где их географически быть не могло (я имею в виду не могло быть этих конкретных подразделений), раскрутили во многом сами украинцы путем прославления подобных сил.
По поводу русофобии. «Зигующие русские дети» на оккупированной территории – собственно, эти дети «от горшка два вершка», в таком возрасте, когда человек косплеит то, что видит, немцы им еще и игрушки какие-то дарили. Почему же все злобные рецензенты молчат про то, какое ожесточенное сопротивление вызывает вторжение нацисткой Германии у советских людей, про диверсии, партизанское движение, про то, что один из героев прямым текстом говорит, что такого ада после Франции они не ожидали?
Еще из возмутивших всех сцен, там есть сцена, когда главному герою приказано расстрелять советского комиссара, он начинает что-то там бубнить про права военнопленных, но начальство ему говори, что поскольку Сталин не подписал Женевскую конвенцию, то с советскими военнопленными можно делать все, что угодно. И вот возмущавшие твердят, что это не правда. Так я знаю, что это неправда, но именно так это и объясняли (кстати, поздравляю тех, кто повторяет геббельсовкую пропаганду в наше время). А вы хотели, что герою сказали «Ты знаешь, вообще то это действительно противоправно и аморально, но ты все равно поди и расстреляй»? Они же хотят, чтобы он приказ выполнил, а не ломался.
Наши матери, наши отцы
 |
Пятеро закадычных друзей устраивают прощальную вечеринку в июне 1941-го. Два брата: Вильгельм и Фридхельм Винтеры отправляются на следующий день прямиком на Восточный фронт. Шарлотта тоже идёт на войну – её взяли медсестрой в прифронтовой госпиталь. Грета остаётся в Берлине, она собирается стать знаменитой актрисой, а пятый из друзей, Виктор Гольдштейн – еврей, помогает отцу-портному в его работе. Они договариваются встретиться здесь же под Рождество.
Мальчишки и девчонки. Совсем дети. Они танцуют под запрещённый свинг. Они вместе фотографируются. Национальные предрассудки – это не про них. Они наивно думают, что останутся такими же, как прежде.
Четыре года войны изменят их, искалечат, некоторых сделают военными преступниками, хотя дружбу свою они сумеют сохранить. Война каждого обработает жестоко, сломает каждого. И не все из пятёрки выживут.
Это война – взглядом с той, с другой стороны. Не со стороны фашистов, конечно же, а современных немцев. И поэтому эти ребята больше похожи на нынешних мальчиков и девочек, чем на одурманенных нацистской пропагандой гитлерюгенд. За это фильм некоторые критикуют, но мне кажется, это как раз допустимый подход, ибо фильм обращён к нашим современникам, которым предстоит понять, при каком они сами могли бы очутиться выборе, и как бы они в тех обстоятельствах поступили. Впрочем, выбор был очень и очень небольшой. Жёсткие ситуации, в которых что ни сделай, всё неправильно – если только сразу под расстрел.
В картине все персонажи не злодеи по сути своей, они жертвы своего времени и страны. За это режиссёра тоже упрекают – дескать, немцы не могут до сих пор признать своей вины. Но снимают фильм не те немцы, которые пытались завоевать мир, а те, которые пытаются осмыслить, что же произошло с их матерями, с их отцами, что иные из них вели себя как чудовища.
Снято, по сути, сильно. Очень высокий уровень. Актёры и режиссура – всё прекрасно. Наши бы так снимали о войне, а то совсем разучились.
Фильм может вам не понравиться своей позицией, я это уже оговаривала, но его стоит обязательно посмотреть. Это лучший фильм о войне с той стороны, который я видела. И лучший фильм о войне, снятый за последние лет десять.
ВОЕННАЯ ДРАМА, МИНИСЕРИАЛ (3 серии)
Наши матери, наши отцы (Unsere Mütter, unsere Väter). Германия, 2013. Режиссёр – Филипп Кадельбах. В главных ролях: Фолькер Брух, Том Шиллинг, Катарина Шюттлер, Мириам Штайн, Людвиг Трепте.
Наши отцы стали убийцами. Ваши — героями
Но разве спустя 70 лет после войны у кого-то есть монополия на историческую правду?
Кадр из фильма «Наши матери, наши отцы»
43-й год. Немецкие солдаты стоят на русской земле. Перед ними — полдюжины русских крестьян. Целятся. Стреляют. Русские крестьяне падают. Все, кроме одной девушки. Она стоит, глядя на немцев огромными от ужаса глазами. А те ругают новобранца: «Говнюк, промазал! Ты жалкий трус!». Командир подзывает самого надежного убийцу: «Фридгельм!» Фридгельм поднимает карабин и в упор расстреливает девчонку.
Фридгельм — один из героев немецкого телефильма «Наши матери, наши отцы». Фильма о немецких солдатах, превращающихся в преступников. Как говорит Вильгельм, старший брат Фридгельма: «Мы были героями. А стали убийцами».
Фридгельм сначала был даже антигероем. Гуманист, он с самого начала похода против Советского Союза страдает. Страдает, когда старший брат расстреливает советского комиссара. Страдает, когда не может спасти еврейскую девочку от эсэсовцев. Страдает, когда земля под его сапогами буквально превращается в кровь и мясо жертв немецкой армии.
Но когда в болотах под Можайском рота натыкается на минное поле, умница Фридгельм вдруг предлагает фашистский ответ Сусанину: «Давайте загоним туда местных крестьян — живыми миноискателями». И входит во вкус. Ни в Гитлера, ни в победу не верит, но сражается с тевтонским азартом, беспощадно истребляет русских крестьян, польских партизан, казнит заложников полудюжинами. Становится убийцей, военным преступником, психом.
Немцы редко снимают кино о войне. А когда снимают, получается очень мрачно: «Мост» (о том, как пара пацанов погибает, пытаясь в самом конце войны защитить родину); «Лодка» (как погибает команда подводной лодки); «Сталинград» (все персонажи-немцы гибнут); «Бункер» (как сдох Гитлер). Короче, немцы не снимают военные фильмы. Они снимают антивоенные фильмы.
Дело в том, что герои смотрят на войну глазами современного молодого поколения немцев: скептично с самого начала, без капли ненависти к евреям и славянам. «Хипстеры начала войны», — как написал один умный человек в Рунете. Это главная историческая ошибка сценаристов. Но одновременно залог успеха в кино. Фильм «Наши матери, наши отцы» поставил перед общественностью Германии вопрос ребром: что бы сделали вы, если бы в 41-м году были молодыми жизнерадостными ребятами?
Именно поэтому фильм посмотрел 21 миллион немцев. Именно поэтому в стране началась бурная дискуссия. Именно поэтому, в свою очередь, фильм так быстро дошел и до молодой российской публики.
В Рунете уже крутятся несколько вариантов с переводом. Несколько москвичей, с которыми я общался, смотрели все три серии подряд, 4,5 часа. «Фильм захватывает тем, как война меняет людей», — сказала одна моя знакомая. «Этот фильм действительно зацепил. Зацепила боль немецких людей, которую мы раньше не видели», — пишет другой молодой человек в Сети. При этом и русские замечают слабости фильма. Там вопреки исторической реальности показывают польских партизан из Армии Краевой как ярых антисемитов. Очевидно, кто-то из сценаристов не очень любил поляков, но это провал. В общем, кино как с сильными, так и слабыми сторонами.
А потом подключились российские «органы исторической безопасности». На «ТВ-Центре» выступил депутат Госдумы телеведущий Алексей Пушков. Немало удивил, утверждая, что в фильме «о зверствах самих фашистов не сказано ни слова». Ну ладно, может быть, депутат просто фильм перепутал. Однако Пушкова поддержал историк Юрий Жуков. Его голос дрожал от гнева: «Говорить, что солдаты вермахта были рыцарями без страха и упрека, это отвратительно». Журналист Максим Шевченко продолжал не менее пафосно: «Этот фильм постыдное позорище».
Тут я уже не выдержал, позвонил Шевченко, поинтересовался, почему он считает позорищем, что немцы снимают кино о своих военных преступлениях. Выяснилось, что Максим смотрел не все кино. Пропустил сцены, где немецкие солдаты режут, расстреливают, вешают. Зато видел эпизод, где красноармейцы, захватывая немецкий госпиталь, сначала расстреливают раненых, а потом набрасываются на Шарлотту. Шевченко указал на однобокость такого видения. Но, как и его товарищи, видимо, не досмотрел и этот эпизод до конца: появляется девушка-лейтенант, которая ставит солдат на место: «Отставить! Мы советские солдаты, освободители, не насильники, пошел вон, пока я тебя не расстреляла!»
Госкинокритики предпочли подробно обсуждать то, как мало было изнасилований в истории Красной Армии. На сайте Русского военно-исторического общества один знаток пишет, что румынки и немки сами пытались развратить чистых советских юношей. Лучше бы процитировал стихи, которые по этому поводу написал русский фронтовик, находясь в Восточной Пруссии:
Не забудем! Не простим!
«Кровь за кровь, и зуб за зуб».
Девку — в бабу, бабу — в труп.
Причем немцы в фильме с первого же убитого комиссара предчувствуют это — «кровь за кровь, зуб за зуб»: «Думаешь, русские поступят с нами по-другому?» И спустя еще пару расстрелов: «Если мы эту войну проиграем, нас не спасет ни фюрер, ни бог». То, что советские воины расправляются с ранеными, совершенно резонно. Ведь даже тяжелораненый немец с забинтованными глазами в этом же госпитале с улыбкой хвастается Шарлотте: «Нас называют Дивизией Призраков, ведь мы помогаем евреям исчезать!». И показывает пальцем, как режут горло.
Парадокс. Немцы снимают кино о массовых преступлениях немцев в Советском Союзе. А официозная Россия бесится, что негодяи немцы умалчивают о массовых преступлениях немцев. Наверное, товарищам просто не нравится, что в фильме военные преступления совершают живые люди, с чувствами, с муками совести, а не привычные карикатуры в касках. «Что это, если не очередная попытка переписать историю?» — таков хмурый вердикт депутата Пушкова. Международный скандал! Журнал «Однако» требует вмешательства МИДа.
Тут уже немцам пришла пора удивляться. Журнал «Шпигель» гадает: наезд на «Наших матерей, наших отцов» — это «признак охлаждения между Москвой и Берлином»? Да, действительно, госпожа Меркель на Кипре вытряхивала по большей части московские кошельки. Но один немецкий аналитик, с которым я говорил, кажется, ближе к истине: «Тот, кто показывает немцев на восточном фронте хоть немного разносторонне, должен ожидать подобного ответа от определенных кругов в России».
Загадочные все-таки вы, русские. Ваши книжные магазины переполнены воспоминаниями «асов люфтваффе». А почему не летчиков Royal Air Force? Ведь англичане в одиночку отбивались от немцев, пока СССР миллионами тонн гнал зерно и нефть в союзную Германию. С экранов вашего телевидения как-то незаметно исчезли слова «пакт Молотова—Риббентропа». Одни факты табуируются, другие же раздуваются. Кто-то убедил даже самого президента Путина, сообщив ему, что под Сталинградом немцы потеряли 1,5 миллиона человек (почти вдвое больше личного состава всех гитлеровских войск, действовавших на том стратегическом направлении). А ветераны проигранной «холодной войны» проповедуют согражданам, что Святая Советская Армия разбила немцев под личным руководством Иисуса Христа.
В Германии только ультраправые маргиналы ставят под вопрос мужество, с которым воевали советские солдаты. Но, во-первых, их самих никто в грош не ставит, а во-вторых, даже они не сомневаются, что решающие сражения войны вермахт проиграл Красной Армии.
Будет правильно, если 9 Мая в России навеки останется главным историческим праздником, если победителями 45-го будут гордиться все последующие поколения. А уж поставят ли они эту Победу себе в генетическую заслугу — пусть новые поколения решат сами. Но и другим нельзя отказывать в праве иметь свой взгляд на войну. Поверьте, немцы знают о преступлениях своих предков не хуже вас. Просто немецкая молодежь не воспринимает проигранную прадедами войну как личное поражение, не чувствует личную ответственность за их зверства. Никого ведь не судят за преступления, совершенные до того, как он родился.
И не обижайтесь, если в Германии и в остальном мире не каждого русского автоматически приравнивают к его прадедам-героям. Уважение и моральный авторитет в мире каждое поколение должно заработать себе само. Может быть, современным российским телевизионщикам пора бросить клеймить чужие фильмы. А самим начать снимать кино о войне, которое интернет-энтузиасты на Западе переведут на свои языки. Потому что этот русский фильм покажется им очень важным.