нэпманы это в истории
Значение слова «нэпман»
[От слова нэп и нем. Mann — человек]
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
НЭ’ПМАН, а, м. (нов. истор. пренебр.). Торговец, спекулянт, частный предприниматель в первоначальный период нэпа. [Составлено из нэп и нем. слова Mann — человек.]
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
нэ́пман
1. разг. частный предприниматель, торговец в первоначальный период нэпа ◆ Конечно, не молодой, трудно начинать жизнь по-новому — а чтобы ну год-другой перетерпеть, вон Шариков тоже был «паразитический», а в конце концов дожил, дотерпел, и в анкетном листике значится «нэпман» — красный купец, и как ни в чем не бывало. А. М. Ремизов, «Взвихренная Русь», 1917—1924 г. (цитата из НКРЯ) ◆ — Почему же вы — труженик? — Да уж известно — не нэпман. Булгаков, «Собачье сердце», 1925 г. (цитата из НКРЯ) ◆ — Конечно, я мог бы обратиться к частному лицу, — сказал посетитель, — мне всякий даст, но, вы понимаете, это не совсем удобно с политической точки зрения. Сын революционера — и вдруг просит денег у частника, у нэпмана… Последние слова сын лейтенанта произнес с надрывом. ИП, «Золотой теленок», 1931 г. (цитата из НКРЯ)
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: пропечься — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Нэпманы, как социальная группа: самосознание, самоорганизация, взаимодействие с властями
Нэпманы являются одной из самых малоизученных групп советского общества. Такая ситуация в историографии связана во-первых с предвзятым отношением к этой социальной группе, а во-вторых с состоянием источниковой базы. Советские историки считали нэпманов чужеродным, обреченным на уничтожение элементом социальной структуры социалистического общества. Все, что было с ними связано, описывалось исключительно черными красками. Изучалась в основном политика государства по отношению к нэпманам, кое-что было написано о составе и численности этой группы, что же касается самосознания, самоорганизации, участия в политических, социальных и культурных процессах, происходивших в стране, взаимодействия с другими слоями населения, то данные сюжеты оказались практически не исследованными.
В последние годы наблюдается всплеск интереса к этой теме. Однако в большинстве современных работ просто изменен минус на плюс. Нэпманы представлены как невинная жертва коммунистического террора. Примечательно, что основным сюжетом по прежнему остается государственная политика по отношению к частному предпринимательству. Только если раньше эту политику восхваляли, то теперь называют преступной. Комплексного исследования истории нэпманов не создано до сих пор.
Фрагментарность изучения частного предпринимательства в 20-е гг. связана не только с влиянием идеологических установок, но и с состоянием источников. Большинство работ по данной теме написано на материалах государственных органов, что вполне понятно, так как документы частных предприятий в архивы просто не поступали. Но при работе с ними необходимо учитывать некоторые моменты. Так, например, исследователи активно используют различные законодательные материалы, между тем, как деятельность нэпманов во многом определялась так же и подзаконными актами. Изучая делопроизводство наркоматов нужно принимать во внимание их ведомственные интересы. Наркомат внутренней торговли, к примеру, стремился представить дело в одном ключе, а наркомат финансов совсем в другом. В стороне от внимания историков остались источники мемуарного характера, материалы периодической печати. Это связано с тем, что сведения о культуре нэпманов не интересовали советских исследователей. Предпринимателей ведь считали чуждой и бесперспективной группой. По этой же причине относительно мало проводилось в 20-е гг. статистических исследований нэпманов и теперь мы не можем воспользоваться таким ценным источником как материалы государственных статистических органов, которые в отличие от статистики ведомственной, являются объективными.
Данная статья основана на сопоставлении различных источников. Например, наркомат внутренней торговли стремился преуменьшить роль частников в хозяйственной жизни, ОГПУ, наоборот, раздувало масштабы деятельности нэпманов и преувеличивало опасность для политического строя, исходящую от частных предпринимателей. Сопоставляя данные этих двух организаций мы получим более или менее истинную картину. При написании статьи использовались материалы не только государственных органов, но и периодическая печать, мемуары и личные дела нэпманов, хранящиеся в новосибирском госархиве.
Изучение вышеперечисленных источников привело нас к выводу, что нэпманы были очень активной социальной группой, темпы и степень организованности которой были выше, чем, например, у рабочих или крестьян. Профессиональные союзы рабочих к середине 20-х гг. фактически превратились в бюрократические органы, полностью зависимые от государства.
Организации предпринимателей: Рыночные комитеты, Общества Взаимного Кредита, секции Частной Промышленности и Торговли при товарных биржах и другие корпоративные объединения активно отстаивали интересы нэпманов. Они так и не стали продолжением государственных структур, несмотря на многочисленные попытки подчинить их. Корпоративные организации нэпманов добились введения своих представителей в товарные секции бирж, в налоговые комиссии, в различные комиссии горсоветов и поднимали вопрос о представительстве предпринимателей на заседаниях местных органов наркомата внутренней торговли. Вопреки действию по отношению к ним очевидных ограничений, нэпманы в середине 20-х гг. стремились выставить своих кандидатов на выборы в местные советы. В случае избрания эти кандидаты пытались, и не без успеха, защищать интересы частного капитала. Нэпманы использовали малейшие лазейки в законодательстве, чтобы упрочить свое положение в экономике. Укрепившись на местах, они этим не ограничились и стремились создать свою корпоративную организацию в масштабе всей страны. Такой организацией должен был стать Центральный Банк Взаимного Кредита, призванный кредитовать только частные фирмы.
Нэпманы совершенно отчетливо осознавали себя как социальную общность, интересы которой расходятся с интересами большинства других социальных групп. Так в переписке правлений Обществ Взаимного Кредита нередко фигурировало словосочетание чуждые элементы: этим эпитетом члены Обществ называли государственные органы и их представителей. В коммерческой деятельности предпринимателей постоянно прослеживается дух корпоративизма. Они помогали друг другу в трудных ситуациях, например, давали беспроцентные ссуды или прощали долги, а в отношениях с государственными организациями почти всегда выступали единым фронтом. Известны многочисленные случаи, когда госорганы вынуждены были идти на уступки. Снижать цены на товары или сдаваемые в аренду помещения. Сплоченность нэпманов, однако, не следует абсолютизировать. Конкуренция между частными фирмами была очень сильная и, чтобы избавиться от соперника предприниматели могли пойти на любую подлость. Кроме того, среди нэпманов явно прослеживаются две группы: богатые торговцы и промышленники, как правило, с дореволюционным стажем и мелкие предприниматели, бывшие приказчики, агенты, служащие, а то и вовсе случайные люди, которых безработица вынудила заняться торговлей или ремеслом. Конечно, первая группа была организована намного лучше. В качестве примера можно привести томский Рыночный комитет: председателем Рынкома являлся дореволюционный миллионер крупный подрядчик, владелец крупного кожевенного завода Шкундин; первым его помощником — крупный кожевенник, полуоптовик, и только третий член был выдвинут мелкими торговцами. Фактически же работой Рынкома руководил юрисконсульт Гинзбург, родственник Шкундина.
В историографии сложилось мнение, что нэпманы прекрасно осознавали всю неустойчивость своего положения, чувствовали скорый конец НЭПа и, поэтому интересовались только сиюминутной выгодой, не заботясь о будущем. Это не так. Известны многочисленные (хотя и безрезультатные) обращения красноярских и новосибирских нэпманов в местные органы власти с просьбой разрешить им построить на собственные средства школы для своих детей. Если бы предприниматели ощущали бесперспективность своего положения, то они постарались бы интегрировать своих детей в более перспективные социальные группы. Как видим, этого не происходило.
Все эти факты свидетельствуют о том, что нэпманы за очень короткий срок в невероятно трудных социальных условиях прошли начальный этап сплочения в полноценную корпорацию. Они уверенно смотрели в будущее и стремились наладить нормальные взаимовыгодные отношения с властями. Исходя из этой цели, Секции Частной Промышленности и Торговли на местах инициировали проведение анкетирования предпринимателей. Материалы анкетного опроса, характеризующие положение частной торговли и ее нужды, представлялись затем Наркомату внутренней торговли. В 1925 году Красноярский Рыночный комитет выступил с инициативой проведения сначала Всесибирского, а затем Всесоюзного съезда частной торговли, на котором планировалось обсудить насущные потребности предпринимателей. С результатами обсуждения предполагалось ознакомить власти. Примечательно, что нэпманы не выдвигали каких-то запредельных требований. Главные их пожелания сводились к созданию нормальных условий кредитования частников и беспрепятственной продажи им товаров государственными предприятиями. Понятно, что если бы эти пожелания были удовлетворены, нэпманы захотели бы еще больше. Но совершенно очевидно, что договоренность между государством и предпринимателями могла быть достигнута. Частный сектор спокойно вписывался в плановую экономику. Но независимость нэпманов, их культура, система ценностей, ориентация на достижение личного благополучия никак не согласовывались с государственной политикой. Кроме того, нэпманы, видимо, оказались в изоляции, их не любило не только государство, но и рабочие, крестьяне, интеллигенция. Эти два обстоятельства оказались для частных предпринимателей роковыми.
Со второй половины 1926-го года начинается финальное наступление на частный сектор в экономике, а параллельно с ним и наступление на корпоративные организации нэпманов. К концу 20-х — началу 30-х годов частные предприниматели как социальная группа перестали существовать. При помощи личных дел нэпманов нам удалось проследить пути их социальной мобильности. Более 70% частников перешло на работу в государственные организации на должности, связанные со снабжением, сбытом, торговлей и т. п. Такая работа позволяла заниматься предпринимательской деятельностью, только теперь эта деятельность принимает криминальный характер. Предпринимательство прорастало даже под тяжестью сверхогосударствленной советской экономики, а бывшие нэпманы ухитрялись сохранять относительную независимость даже тогда, когда все остальные граждане были ее лишены.
Мы не стремимся представить нэпманов как некий идеал, обладающий одними лишь достоинствами и лишенный недостатков. Нет, в жизни советские частные предприниматели были довольно несимпатичными людьми. Жадность, подлость, хамство — именно эти качества бросались в глаза в первую очередь. У нэпманов не было традиций благотворительности и меценатства, которые отличали дореволюционных предпринимателей. Однако это была единственная социальная группа, которая на деле, а не на словах сопротивлялась установлению тоталитаризма. В этом ее несомненная заслуга.
Нэпман — человек новой эпохи
Советская власть подчёркивала, что в нэпманы пошли исключительно мелкие предприниматели царского времени и их приказчики.
Столкнувшись с необходимостью частичных уступок капиталистическим отношениям, советская власть в то же время постоянно подчёркивала не только их временный характер, но и отсутствие какой-либо прочной социальной основы — это «люди прошлого», «бывшие», «пережитки», «осколки царской России».
Между тем действительность была далека от этих утверждений. Во-первых, на коммерцию, с которой в первую очередь ассоциировалась у обывателя новая экономическая политика, приходилась не самая большая доля тех, кто занялся собственным делом. Например, на Урале в 1926-м году абсолютное большинство предпринимателей было занято в кустарно-ремесленной промышленности, около четверти — в сельском хозяйстве, и лишь около 17% — непосредственно в торговле. Другое дело, что после периода «военного коммунизма» с его прямым распределением и сопутствующим чёрным рынком торговля находилась в таком упадке, что в первые годы эта одна шестая всех нэпманов контролировала три четверти всей торговли, и только во второй половине 1920-х отступила на второе место, пропустив вперёд кооперацию, но по-прежнему сохраняла оборот на уровне около 40%. Таким образом, основная масса «советских буржуев» — не коммерсанты с набриолиненными причёсками в костюмах и лаковых штиблетах, а кустари, как правило, кустари-одиночки: слесарные и столярные работы, швейные ателье и обувные мастерские, ремонт всех видов.
Таким образом, дореволюционный купец, твёрдо усвоивший, что с любой властью надо дружить, вызывал меньшие опасения, чем вынырнувшие кто откуда на волне НЭПа прохиндеи всех мастей, почуявшие, что новая экономика предоставляет практически неограниченные возможности для жульнического обогащения.
Этот тип был выпестован периодом «военного коммунизма» и хаосом Гражданской войны: неслучайно «расцветший» при НЭПе на кредитах на фиктивное производство и сомнительной хозяйственной деятельности около госпредприятий, герой романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова Александр Иванович Корейко свой первый миллион сделал ещё до того, как НЭП набрал силу — спекуляцией медикаментами во время эпидемии тифа и похищением поезда с продовольствием, собранным для голодающих Поволжья.
Ничего удивительного, что пройдя подобный «естественный отбор» и приобретя (или укрепив) столь специфические навыки, «новые коммерсанты» немедленно перенесли свои криминальные методы работы в экономическую жизнь периода НЭПа, тем более, что слабость государства, его неумение организовать должный контроль и эффективную борьбу с преступностью создавали для этого воистину райские условия. Возвращение после «лимонов» (миллионов) первых советских лет «твёрдых денег» благодаря финансовой реформе 1922-го года оживило экономику, но и создало новые возможности для махинаций с кредитами, всевозможных мошенничеств и самой беззастенчивой спекуляции.
Наличие «быстрых денег» с одной стороны, примитивные представления о «шикарной жизни» вкупе с пониманием временности, даже кратковременности своего «счастья» с другой, породили особый нэповский стиль, образ жизни, заимствованный во многом у дореволюционных ростовских налётчиков и одесских контрабандистов (не будем забывать и про широкую амнистию мая 1917-го, вернувшую около 40 тыс. «джентльменов удачи» с каторги и из сибирской ссылки).
В Москве — то же. По воспоминаниям Корнея Чуковского: «Очень я втянулся в эту странную жизнь и полюбил много и многих… пробегая по улице — к Филиппову за хлебом или в будочку за яблоками, я замечал одно у всех выражение — счастья. Мужчины счастливы, что на свете есть карты, бега, вина и женщины; женщины со сладострастными, пьяными лицами прилипают грудями к оконным стёклам на Кузнецком, где шелка и бриллианты. Красивого женского мяса — целые вагоны на каждом шагу, — любовь к вещам и удовольствиям страшная, — танцы в таком фаворе, что я знаю семейства, где люди сходятся в 7 час. вечера и до 2 часов ночи не успевают чаю напиться, работают ногами без отдыху… Все живут зоологией и физиологией…».
Нетрудно представить, какое озлобление «широких масс трудящихся» вызывал этот «праздник жизни» на фоне чудовищной безработицы (в городах её официальный уровень находился около 8−10%), низких зарплат и тяжелейших жилищных условий.
НЭП Часть II
Наряду с экономико-политическими реалиями, НЭП оставил глубокий след в культуре и повседневной жизни советской России. Сюжеты, связанные с изменившейся реальностью, возникают в художественных произведениях советских писателей, о них снимались фильмы и ставились пьесы. НЭП прочно вошёл в городской фольклор и историческую память как неповторимая эпоха. Этим моментам и будет посвящен настоящий очерк.
Кто такие нэпманы?
Доподлинно неизвестно, когда именно возникло это обозначение. Исходя из его структуры, очевидно, что оно было призвано обозначать тех, кто воплощал собой новую политику. С самого начала понятие «нэпман» имело презрительную окраску. Оно характеризовало человека, живущего на «нетрудовые доходы», то есть, в отличие от рабочего или крестьянина, не производящего ничего своими руками. Поскольку извлечение прибыли было социально неодобряемым явлением, повседневная работа предпринимателя трудом не считалась. Вслед за государственной идеологией, коммерция в народе стала считаться зазорным и неприглядным занятием. Об отношении к нэпманам свидетельствует такая частушка тех лет:
Нос и рыло сворочу.
Сворочу и нос, и рыло –
И скажу, что так и было.
Примечательно, что слово «нэпман» означало именно крупного предпринимателя. Для более мелких существовало понятие «нэпач» (ударение на последний слог). Кроме того, появилось прилагательное «нэпорылый», то есть одетый модно, с лоском, и глагол «перенэпить» (быть более удачливым в делах).
Каков был портрет среднестатистического нэпмана и каким он представал в общественном мнении? В советских фельетонах он представал в образе мужчины средних лет, часто с избыточным весом, и был высокомерным и напыщенным богачом, который купается в роскоши и платит, не торгуясь. Карикатуры роднили его с западным «буржуем»: нередко неизменными атрибутами нэпмана были цилиндр и сигара.
Извлечению прибыли придавался спекулятивный характер (карикатура 1922 г.)
Питался нэпман исключительно в ресторане (карикатура 1922 г.)
Восприятие нэпманов сохранилось и в политических анекдотах. Народная молва приписывала им антисоветские настроения:
«Нэпману предлагают купить открытки с вождями. Тот отказывается, пока ему не показывают фото “Ленин в гробу”».
«Нэпман, узнав стоимость похорон одного из вождей, говорит, что за полцены похоронил бы всё Политбюро».
Нэпманы, впрочем, тоже характеризовали свою позицию через шутку:
«Какое отношение к советской власти? – Как к жене. Не люблю, а приходится терпеть».
Составить общий портрет нэпмана достаточно сложно – их типаж заметно варьировался в зависимости от региона страны. Среди нэпманов были как те, кто занимался предпринимательством ещё до революции (бывшие купцы, фабриканты, владельцы магазинов), так и те, кто начинал «с нуля», причём «молодые» порой составляли от 30 до 50% нэпманов. Многие из них вышли из «мешочников» времён Гражданской войны. Подобный типаж по фамилии Докучаев иронично описан Анатолием Мариенгофом в его известном романе «Циники»:
В годы военного коммунизма «путешествовал» … не в спальном купе, а почаще всего на крышах вагонов, на паровозном угле и на буферах. Багаж у него был всякообразный: рис, урюк, кишмиш, крупчатка, пшенка, сало, соль, сахар, золото, керенки, николаевские бриллианты, доллары, фунты, кроны, английский шевиот, пудра «Коти», шелковые чулки, бюстгальтеры, купчие на дома, закладные на имения, акции, ренты, аннулированные займы, картины старых мастеров, миниатюры, камеи, елизаветинские табакерки, бронза, фарфор, спирт … Сейчас он арендатор текстильной фабрики, поставщик на Красную Армию, биржевик. Имеет мануфактурный магазин в Пассаже, парфюмерный на Петровке и готового платья на Сретенке, одну-другую палатку у Сухаревой башни, на Смоленском рынке, на Трубе и Болоте».
Пропаганда стремилась распространить образ финансового воротилы на всех предпринимателей, тогда как в реальности преобладали представители малого и среднего бизнеса. Среди историков идут дискуссии о том, какое предпринимательство главенствовало – торговое или мелкотоварное, поскольку в разное время и разных местах каждый из сегментов был развит сильнее. Совокупно нэпманы, которых впоследствии обвиняли в начале экономической стагнации, представляли не более 3% всего населения.
Следы НЭПа можно найти в Москве и в наши дни: Артель «Хлебопёк» на Пречистенке, 15…
… кооперативная булочная в Староконюшенном переулке, 5/14…
… и «Стрелецкая пекарня» в Костянском (бывшем Стрелецком) переулке, 15/9.
Вопреки сложившемуся представлению, большинство нэпманов были молодыми (35-40 лет) людьми, следующий по старшинству сегмент (40-45 лет) был представлен уже меньше. В основном это были семейные мужчины: по статистике, домохозяйства, использовавшие наёмный труд, состояли из 3-4 человек. Женщины в предпринимательстве были представлены меньше, составляя 4% в крупном предпринимательстве и порядка 20% – в среднем и мелком. Нередко те женщины, которые сами вели дела, были незамужними или вдовами (последний типаж, нэпманша Грицацуева, был выведен Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях»). Почти все нэпманы имели собственное жильё, и их жилищная ситуация была лучше, чем в целом в СССР. Не стоит, однако, думать, что они как-то выделялись на общем фоне. Как в 1920-е гг., так и позднее отдельное жильё (по крайней мере, до появления «хрущёвок») было либо роскошью, либо привилегией. В этом смысле нэпманы могли жить в самой обычной по современным меркам квартире, но тогда это считалось верхом зажиточности.
В среде предпринимателей могли быть представлены самые разные социальные страты – и обычные рыночные торговцы, и утончённые коммерсанты, одетые, по словам современника, «в котелки и штиблеты» и совершавшие «миллиардные сделки в полумраке кафе». Так их представляла партийная печать:
«Развелись волчьи ямы буржуазного окружения: кафе, рестораны, игорные притоны, буфеты с крепкими напитками, тотализатор… поджидают коммунистов, особенно молодых, чтобы разложить партию».
А вот что писал советский автор Лев Шейнин:
«Гладкие мануфактуристы и толстые бакалейщики, ловкие торговцы сухофруктами и железом, юркие маклера и надменные вояжеры, величественные крупье, шулера с манерами лордов и бриллиантовыми запонками, грузные валютчики…».
Согласно расхожему мнению, нэпманы проводили всё своё время в развлечениях
Несмотря на то, что частные предприниматели способствовали возрождению российской экономики, в политическом отношении нэпманы и их семьи были обесправлены. Это было официально закреплено в пункте 69 Конституции 1925 г.:
«Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они и входили в одну из перечисленных категорий:
а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;
б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;
в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники».
Помимо этого, дети нэпманов не могли получать бесплатное образование.
На всём протяжении НЭПа власти стремились «повесить» на частника вину в несовершенстве экономической системы в рамках её «эксплуатации» в его личных целях. Вероятно, поэтому власти было невыгодно подчёркивать заслуги честных нэпманов и их роль в оздоровлении экономики. С другой стороны, и сами предприниматели стремились лишний раз не попадать в поле зрения властей, зная об их отношении к частному капиталу. Имена же тех нэпманов, кто вёл дела не слишком честно или был связан с криминалом, остались в истории.
НЭП криминальный
В романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» присутствует персонаж Александр Иванович Корейко, скромный служащий, который одновременно является подпольным миллионером. Значительную долю своего состояния он заработал, используя особенности администрирования советской экономики, прежде всего, перевод предприятий на хозрасчёт и данную им возможность заключать контракты с частниками. В частности, в ходе постройки электростанции Корейко предложил властям организовать печать и продажу открыток с местными видами за небольшую долю и сумел перенаправить на это предприятие все деньги, изначально выделенные на электростанцию. Несомненно, образ Корейко был собирательным, а авторы романа хорошо ощущали ту эпоху, в которой жили. Подобных мошеннических схем во времена НЭПа было великое множество. Вот лишь самые популярные из них:
— будучи сотрудником госорганов, открыть несколько фирм-однодневок и от имени подконтрольного предприятия заключить с ними контракты на исполнение заказов;
— создать артель и заключить с госорганом заранее неисполнимый контракт, чтобы таким образом снова и снова получать от государства деньги и использовать их как оборотные средства. Изначальный объём производства при этом прописывался такой, чтобы на его исполнение в принципе не было ни денег, ни средств;
— будучи агентом-заготовителем, получить от государства деньги на заготовку продукта (например, сахара). Сразу после этого договориться с другим госорганом об обмене сахара (который пока ещё не закуплен) на соду (которая уже имеется), а затем с третьим госорганом – об обмене соды (которой пока нет на руках) на масло (которое тоже уже есть в наличии), чтобы в итоге получить и соду, и масло, и ещё сохранить деньги.
Именно такая ситуация породила легендарный даже для более позднего советского времени образ снабженца, который колесил по стране, выясняя, где чего не хватает, а что есть в избытке, и сводил людей друг с другом за комиссию от сделки.
Как отмечали контролирующие органы, одной из главных проблем была плохая связь между регионами. Репрессивные меры, когда поначалу местным властям запретили перемещать товары, тоже не работали. Известна история, когда в одном уезде знали, что в соседнем переизбыток пшеницы, и ею кормят лошадей, но не могли обменять его на имевшийся в избытке собственный овёс. Другой проблемой, в условиях становления плановой системы, была фактическая бесконтрольность движения денег и товаров. Это способствовало возникновению прямых сговоров как внутри администрации предприятия, так и между нею и частником. Особенно много таких дел было связано со «старой» столицей – Ленинградом. Так, руководство завода «Треугольник», производившего резину для кабеля из госсырья, организовало контору, на склад которой, в рамках «левых» поставок, вывозило ворованную продукцию. Затем предприятие получало деньги для закупок и привозило обратно тот же самый ранее произведённый кабель. Таким образом, завод и производил продукцию, по которой отчитывался, и «осваивал» деньги.
Существовали и более простые схемы, как в случае питерского предпринимателя Семёна Пляцкого. Он подкупил администрацию Обуховского сталелитейного завода, предложив исполнять из госсырья его частные заказы, а сам получал под них кредиты в Госбанке. Деньги, соответственно, «пилились» между Пляцким и руководством предприятия. В другом случае председатель правления Ленинградодежды Брикер распорядился выпускать пальто и воротники к ним отдельно друг от друга. Пальто поступали в продажу, а воротники от них – на склад аффилированной с Брикером фирмы Пикуса. Тем, кто покупал пальто, приходилось доплачивать ещё и за воротник, хотя и то, и другое было выпущено из госсырья. При этом на руки предприниматели стремились получить твёрдые червонцы, а в госкассу сдать обесценивающиеся совзнаки. По некоторым оценкам, чуть ли не 60% госслужащих времён НЭПа одновременно занимались теневым предпринимательством.
Чем дальше от центра, тем меньше злоумышленники думали о сложных путях получения прибыли. В провинции описаны случаи, когда люди выдавали себя за государственных уполномоченных, изготовляя печати и бланки для получения субсидий. С помощью контрабандного или просто ворованного спирта изготовлялись духи, которые затем реализовывались на рынке по низким ценам. Известен факт, что в 1923 г. на иркутских базарах оказалось столько дешёвого контрабандного ситца, что это парализовало сбыт московских предприятий. В городах действовали «чёрные» валютные биржи. В Москве такая была на площади Ильинских ворот, у памятника героям Плевны, и, по свидетельству очевидца, «казалось, что она никогда не расходится».
Нелегальные валютчики собирались у плевенской часовни в Китай-городе