новгород и новгородская земля история и археология новгород
Новгород и новгородская земля история и археология новгород
Новгород и Новгородская земля. История и археология
Четырнадцатый 14 (24) выпуск «Новгородского исторического сборника» представляет исследования и материалы по истории и культуре Великого Новгорода и Новгородской земли XII—XX вв. Проблемы социально-политических отношений, религиозной жизни, административного устройства, вопросы археологии, историографические исследования, изучение древнерусской архитектуры, публикации забытых и вновь найденных трудов по истории древнейшего русского города определяют содержание настоящего выпуска.
В статье рассматриваются взаимоотношения шведской администрации генерала Делагарди и новгородского общества в 1611-1617 гг. Прослеживается эволюция эти взаимоотношений от союзнических (1611-1612 гг,) до установления режима оккупации (осень 1614 – 1617).
В статье подробно рассматриваются источники по истории приезда принца Ханса датского в Московское государство в 1602 г., хранящиеся в Научном архиве СПбИИ РАН и место этих источников в комплексе документации провинциальных разрядных столов. Показана роль выявленных источников для исследования социального ландшафта Северо-Запада накануне Смутного времени: состава различных чинов городов Новгородского разряда, мобилизационных возможностей новгородских властей, проблемы голода начала XVII в. В приложении публикуется список выявленных дел из коллекции 183 – «Новгородские акты»
Статья содержит анализ историографии тайной полиции в Российской империи. Выявляя подходы историков к данной теме и способы их работы с историческими свидетельствами, автор показывает негативные следтвия политической актуальности и процесса герметизации знаний о государстве. Ревизия историографического наследия позволяет автору освободить восприятие темы от созданных в разные времена и в разных условиях «квазиочевидностей». Одновременно обращается внимание на наличие богатого комплекса делопроизводственных докуменов полицейского ведомства, сохранившихся в Государственном архиве Российской Федерации. Предлагая неоинституциональный подход к их анализу, автор показывает очевидные и латентные информационные возможности обнаруженных документов.
Курс лекций знакомит читателей с одним из важнейших направлений современной социологической теории — социологией знания, связанной с проблемой конструирования социальной реальности. В книге рассматриваются генезис и эволюция понятий «реальность», «знание» и «прошлое», их философская и социологическая концептуализация и взаимосвязь в рамках феноменологической социологии знания. Показывается, как общие принципы формирования темпоральной картины мира реализуются на уровне отдельных типов или форм знания — архаичного знания, религии, философии, идеологии. Подробно обсуждается специфика исторической науки, включая проблемы спецификации предмета истории и конструирования целостной картины прошлого в ведущих исторических школах и направлениях.
Для студентов и аспирантов, преподавателей и специалистов в области социологии и других наук о человеке и обществе, для всех интересующихся социологией и историей.
Допущено Министерством образования и науки РФ в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению подготовки “Социология”.
«Новгород и Новгородская земля – 2020»: древнейший мост и древнейшие палаты
Иногда эта конференция имеет посвящение. В прошлом году посвящение было приятное — мы отмечали 90-летие выдающегося исследователя Новгорода академика Валентина Лаврентьевича Янина. Увы, в этом году посвящение печальное — 25 февраля 2019 года скоропостижно скончался член-корреспондент РАН Евгений Носов, который почти 45 лет изучал Рюриково городище. В 1998–2015 годах Носов руководил Санкт-Петербургским Институтом истории материальной культуры РАН.
О чем же говорят на подобной конференции? По-хорошему, это промежуточное подведение итогов археологического сезона раскопок в самом Новгороде и на Городище, а также раскопок окрестных селищ и курганов и второго по значимости города Новгородской земли — Старой Русы, где тоже работает постоянная археологическая экспедиция Новгородского университета.
Что интересного было в находках 2019 года, что изучали археологи в ушедшем году?
Вообще, конференция началась с интересного события — один из самых известных специалистов в области сфрагистики (науки о древних печатях) член-корреспондент РАН Петр Гайдуков передал на хранение в Новгородский музей изученный комплекс византийских печатей с киевской фактории, найденный при раскопках во время расширения гостевого дома «Три кота». Дело в том, что в Новгороде в пределах залегания культурного слоя нельзя строить, не обеспечив археологическое изучение застраиваемого участка. В месте строительства ученые не ожидали обнаружить что-то значимое — участок был вне территории древнего Новгорода, — но оказалось, что там есть слои XI века. Видимо, здесь под Новгородом Великим было представительство-фактория киевских князей.
Если говорить про сам Великий Новгород, то все археологические раскопки в нем можно разделить на два типа. Или на три. Первая часть — это плановый научный раскоп. Вот уже 46 лет это Троицкие раскопы, которые находятся в районе Троицкой-Пробойной улицы. Когда археологи завершают один участок, доведя его до материка, закладывается новый. В 2019 году работали сразу два Троицких раскопа — XV и XVI. Кроме этого, несмотря на кончину Евгения Носова, продолжила работу его экспедиция — на конференции рассказали об итогах изучения рва Рюрикова городища. Дендрохронологические даты бревен из его конструкций подтверждают: оно существовало раньше Новгорода, самая ранняя дата порубки бревна — 889 год.
Второй тип — это охранные раскопки. И в этом году весьма интересные раскопки вели группа Олега Олейникова на улице Литвинова-Лукина и группа Михаила Петрова на раскопе Дубошин-II (раскоп с самой большой мощностью культурного слоя за последние десятилетия — более 8 метров). Кстати, именно там была сделана, пожалуй, самая трогательная находка сезона — парус для игрушечного кораблика.
Третий тип — это очень необычная археология: подводная. Айвар Степанов с коллегами уже много лет изучает остатки древних мостов через Волхов. В прошлом году на конференции была озвучена настоящая сенсация: находка остатков древнейшего моста Х века. Нужно сказать, что в Новгороде Великом подводные работы можно вести только несколько недель в году — в марте, когда вода достаточно прозрачная для того, чтобы водолаз хотя бы видел свои руки. В этом году Степанов представил результаты продолжения раскопок на мосте X века и результаты радиоизотопной датировки остатков моста, сделанной в разных лабораториях мира. Она, как и керамика, найденная в слое опор моста, подтвердила — в Великом Новгороде мост существовал еще в Х веке.
Керамика из раскопок моста
Раскопки в Старой Руссе, которые проводит группа новгородского археолога Кирилла Самойлова, тоже дали интересный результат. В 2019 году раскоп проходил в слоях XIII века, и там были найдены две поливных плиты керамического пола — желтая и зеленая. Очень может быть, что это следы неизвестного доселе храма Старой Руссы XII-XIII века.
Были и интересные находки в области настоящей архитектурной археологии. Изучение памятников архитектуры Великого Новгорода традиционно проводят ученые из Москвы и из Санкт-Петербурга.
Московская группа профессора Владимира Седова в этом году продолжила изучение саркофагов древнего Георгиевского собора и сделала очень интересную находку. В один саркофаг сначала захоронили женщину (что сразу говорит о том, что это не монашеское погребение), а через некоторое время еще и мужчину, а кости женщины сгребли в ноги покойнику. Кроме этого, исследователи продолжили изучение руин храма Андрея на Ситке.
Петербургско-новгородская группа под руководством Ильи Антипова продолжила изучать один из сложнейших архитектурных комплексов в самом центре Новгорода — у стен Софийского собора. Уже достаточно давно археологи обнаружили под асфальтом площади у Софии комплекс гражданских построек XIV века, сохранившихся по своды и «ушедших» в культурный слой. Новые раскопки позволили раскрыть остатки еще более древней постройки — конца XII — начала XIII веков, что делает эту находку самой древней известной гражданской постройкой Новгорода.
Происхождение Новгорода – вечная проблема…(страница 5)
А это уже женские украшения восточных славян — бронзовые височные кольца. XII в. Археологические раскопки. Новгород Великий.
Женские украшения восточных славян — бронзовые височные кольца. XII в. Археологические раскопки. Новгород Великий
Это тоже находки вероятного новгородского происхождения. Рядом серебрянные украшения: западнославянские серьги и подвески, ожерелье со вставками из хрусталя, Швеция.
В Череповце археологи (публикация А. В. Кудряшова) выявили жилище в виде полуземлянки. На дне раскопа в золистом слое обнаружены остатки очага из крупных камней-валунов. Рядом с развалом очага были найдены многочисленные кости животных, фрагменты глиняной посуды, подавляющая часть которой была сделана без гончарного круга. Культурный слой внутри ямы перекрывался мощным слоем сгоревших деревянных конструкций. Из нижнего горизонта заполнения этой жилищной ямы происходят орнаментированный гребень-расческа, 1/2 бронзовой полой пуговки, проволочное височное кольцо из бронзы с завязанными концами и двумя проволочными колечками, надетыми на него.
Поселение Октябрьский мост. Изделия из цветных металлов.
Аналогии височным кольцам с завязанными концами и бронзовыми колечками имеются в могильниках Х—ХI веков, исследованных в верхнем течении р. Луги. Могильники принадлежали раннему населению новгородской округи. Вполне вероятно, что вышеописанное полуземляночное сооружение принадлежало представителям славяно-русского населения, селившимся в торгово-ремесленном поселке на Шексне. Судя по находке гребня-расчески внутри жилища, оно было сооружено в первой половине XI века. Миниатюрные проволочные колечки, являющиеся, очевидно, деталями височного украшения, встречаются в нижних пластах культурного слоя поселения и на других участках. В раскопе 3 обнаружены еще две полуземлянки с ямами подпрямоугольной формы. К сожалению, они не вошли полностью в раскоп и были исследованы частично. Глубина этих ям в материке от 0,25 до 0,45 метра. Развалы очагов внутри сооружений, скопление фрагментов глиняной посуды, костей и вещевых находок не оставляют сомнений относительно жилого характера построек. И сложное сочетание славянских, финно-угорских и балтских элементов в одном небольшом поселении, даже в одном жилище все более очевидно. Трудно представить, что в каждом случае папа – славянин, мама – финно-угр, дети – балты (или любые иные сочетания).
Евгений Николаевич Носов еще в статье «Новгород и новгородская округа IX—X вв. в свете новейших археологических данных (к вопросу о возникновении Новгорода)» ( Новгородский исторический сборник. Вып. 2(12), 1984 г., с. 3-38) обратил внимание на критику концепции В.Л. Янина и М.X. Алешковского.
Из археологов первым к специальной оценке точки зрения В. Л. Янина и М. X. Алешковского обратился А. В. Куза, который отметил отсутствие, по его мнению, археологических данных, подкрепляющих указанные ретроспективные построения. А. В. Куза считает, что на месте самого Новгорода не обнаружено следов жизни ранее X в.; ни в городе, ни поблизости от него нет обширного языческого некрополя, подобного открытым вокруг большинства старейших русских городов (Киева, Чернигова, Смоленска, Полоцка, Любеча и др.); не окружают Новгород и более мелкие городища—крепости и убежища; найденные в городской черте клады зарыты в землю не ранее середины X в.; восточные авторы не упоминают Новгород, через земли которого шел основной поток арабских монет.
Основываясь на этом, А. В. Куза считает, что «становление Новгорода и появление в нем представителей киевского князя — почти одновременно», а поэтому превращение города «в центр Северо-Западной Руси явилось следствием объединения северо-русских земель с Югом в конце IX — начале X в., что потребовало создания соответствующего военно-административного аппарата, обеспечивавшего господство «Русской земли» и ее столицы над всеми остальными территориями. Решением этой задачи и явилось возвышение Новгорода с киевской «засадой», сосредоточившей в себе указанные функции».
Ряд замечаний относительно точки зрения В. Л. Янина и М. X. Алешковского высказал и Г. С. Лебедев, отметив, что «интересное построение пока не подтверждено археологически». Вместе с тем он не согласился и с мнением А. В. Кузы, что «Новгород был основан киевскими князьями, поставившими под контроль северные земли в конце IX — начале X в.». В числе поселений, предшествовавших Новгороду, Г. С. Лебедев назвал Рюриково городище — торгово-ремесленный поселок на месте резиденции новгородских князей, и поселения, которые, возможно, находились на холмах на территории самого города.
В. Л. Янин уже в те годы начавшейся полемики справедливо полагал, что слои IX в. в городе имелись, но они трудноразличимы, поскольку на ранних этапах его существования (при отсутствии замощения) оказались перемешанными с более поздними отложениями ( Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. М., 1977, с. 229).
Е.Н.Носов, тщательно указав и ущербность версии о трех разноэтничных поселках раннего Новгорода, возразил.
Если обратиться к Старой Ладоге, где культурный слой по сохранности и структуре аналогичен новгородскому, где также нет замощения, но слоям X в.предшествуют более ранние слои, то последние имеют обычную стратиграфическую чистоту. Кроме того, ненарушенность стратиграфии нижних горизонтов Новгорода подтверждается четким статистическим соотношением гончарной и лепной керамики в древнейших ярусах, которое показывает, как лепная посуда постепенно убывает с доярусного слоя и полностью исчезает к концу X в. Поэтому мы полагаем, что если на территории Новгорода удастся обнаружить слои, более ранние, чем X в., то их характер будет выражен так же определенно, как характер более поздних слоев.
В настоящее время при раскопках города лишь на Софийской стороне — на Неревском и Троицком раскопах — выявлены слои, четко датирующиеся дендрохронологически и по типологии находок серединой X в., ниже которых имеются напластования, позволяющие отнести начало заселения этих участков еще на два-три десятилетия ранее. Иначе говоря, на данном этапе археологического изучения Новгорода отсутствие в городе слоев IX в., в том числе в ряде его ключевых точек, является фактом, с которым нельзя не считаться.
С этим новгородская археология до сих пор и живет. И предшественником средневекового Новгорода в границах вала все более признается Городище напротив Юрьева монастыря.
Идеологию обоснования «омоложения» датировок городов для отечественного медиевизма во многом обосновал Владислав Петрович Даркевич статьей «Происхождение и развитие городов древней Руси (X-XIII вв.)» ( Вопросы истории. 1994. №10. Стр.43-60 )
Собственно ему Новгород отчасти и обязан, что его основание в 9 веке официозные светила уже упорно не признают. Чаще относят к середине 10 века.
По мнению ученого, конечно, «нельзя забывать, что в древней (средневековой Руси – см.: Г.В.Вернадского) Руси под «градами» (от «градити», т. е. строить, возводить) понимали любые укрепленные пункты. (Но) Это не отвечает понятию о средневековом городе в современной науке. Как свидетельствует «Повесть временных лет» (ПВЛ), периферийные племена или союзы племен, имевшие собственные грады, подобные древлянскому Искоростеню, отнюдь не способствовали истинной урбанизации».
К сожалению, клановая наука склонно придумывать вневременные всевозможные критерии «городов» (в Дании, к примеру, и ныне к ним относят поселения, имеющие свыше 250 жителей), хотя в истории надо учитывать конкретно-исторические подходы самого населения к признанию тех или иных поселений городами. И что население считало в свое время «истинной урбанизацией».
Это касается и многотысячелетних связей города и села, привлечения горожан к сельскому хозяйству (да и селян к городским заработкам). Большие города (с дачно-садовыми участками, огородами) и тем более малые города (с ЛПХ даже на центральных улицах) в ряде стран, включая и Россию, не оторваны от сельского хозяйства до сих пор. Если значительная часть (беднейшие слои) населения не обеспечит сама себя продуктами, надеется ей не на что.
Владислав Петрович сурово воздал многим отечественным историкам и археологам.
Вне, конечно, бывает. Но немало оказывается и внутри.
Г.В. Борисевич. Об основных этапах территориального развития Московского Кремля в XI-XV вв. (по археологическим данным) Архитектурное наследие Москвы. М. 1988.
Рис. 1. Сводная схема изучения территориального роста Московского Кремля
Ниже красные точки на карте – дьяковские городища и селища внутри современной Москвы, начиная с ее центра. Значки иного цвета – неолит или бронзовый век.
Археологические памятники на территории Москвы. Цепочка селений вдоль берега, напоминающая и цепочку ранних селений от истоков Волхова вплоть до Робейки.
Памятники эпохи неолита и раннего металла (по В.Я. Конецкому и Е.Н.Носову) :
Покритиковав неверные на происхождение городов взгляды, Владислав Петрович прошелся по конкретным личностям.
Аплодисменты «любителей Рыбакова» здесь обеспечены. Но стоило бы помнить о городах трипольской культуры в округе Киева 5 – 6 тысяч лет назад. Так что какие-либо основания в пользу существования раннегородского центра в данной округе есть.
Толочко П. П. Новые археологические исследования Киева (1963—1978) // Новое в археологии Киева. — Киев, 1981. ↑ Билык Иван «Аксиомы недоказанных традиций»,послесловие к роману «Меч Арея», Киев «А. С. К.», 2005
Вся наука – умозрительна. Гипотеза В.Л.Янина и М.X. Алешковского о разноэтничных поселках раннего Новгорода противоречит не столько археологическим данным (даже если на территории города как бы не обнаружено культурных слоев Х в. – только «прослойки» у материка), а полиэтничному характеру населения у истоков Волхова в это время. Здесь были взаимосвязаны славяне, викинги, представители балтов и финно-угров. Общение явно шло уже на языке словено-русов (наследников венедов), что сразу в 11 веке подтвердили и берестяные грамоты. Были близки и культура ранних поселков, их хозяйственная жизнь.
Потом и декану истфака ЛГУ И.Я. Фроянову.
Основание Рязани (по Фроянову, первоначально племенного центра вятичей) произошло около середины XI века. Как показали широкомасштабные раскопки, она возникла в результате колонизации из разных регионов Руси. У Фроянова граница между средневековым городом и весями как бы стирается, город предстает порождением сельской архаической стихии. По его утверждению, «древнейшие города, возникшие вокруг центральных капищ, кладбищ и мест вечевых собраний, ничем не отличались от поселений сельского типа. На первых порах эти города имели, вероятно, аграрный характер» 16). Но ведь тогда это даже не протогорода, а нечто совсем другое.
Поскольку племенная теория урбанизации представляется не доказанной, ибо игнорирует археологические источники, вызывает сомнение и трактовка Фрояновым проблемы веча как детища племенных институтов, продолжавшего существовать в развитых городах XI-XIII веков.
Могло показаться, что из ряда концепций сам Владислав Петрович более склоняется к формированию городов Руси как «виков», так как он изложил эту концепцию несколько благосклонно.
Но к концу статьи зачарованность «Виками» пропадает.
Валентин Янин. «Новгородская земля до возникновения Новгорода»
Новгородская земля до возникновения Новгорода
Обширные пространства российского Северо-Запада, изобилующие лесами, озерами, болотами, на протяжении длительного периода (со времен неолита и бронзового века) были заселены племенами угро-финской языковой группы. Начиная с VI—VII вв. сюда началось проникновение славянских племен, которое не привело к столкновению с аборигенным населением. По наблюдениям языковедов, древнейшие восточнославянские заимствования в прибалтийско-финские языки восходят к VII в. Славянское расселение на Северо-Западе привело к созданию двух обширных регионов — культуры длинных курганов (рис. 1) и культуры сопок (рис. 2). Территория распространения длинных курганов включает в себя бассейн реки Великой и Псковского озера, верховья рек Плюссы и Западной Двины, а также верховья реки Луги, среднее течение Мсты и левые притоки Мологи. Что касается сопок, то они известны главным образом в бассейне озера Ильмень с впадающими в него реками Шелонь, Ловать, Пола и Мста.
Исследователи обратили внимание на существенную разницу в ландшафтных характеристиках этих двух регионов. Область длинных курганов ныне изобилует сосновыми лесами, возникшими на месте смешанных сосново-дубовых лесов. Такое изменение растительного покрова явилось результатом хозяйственной деятельности населения, базирующейся на подсечном земледелии. Что касается поселений и погребений культуры сопок, то они тяготеют к районам распространения еловых и широколиственных лесов, произрастающих на наиболее удобных для пашенного парового земледелия почвах.
Этим характеристикам отвечает и разная система поселений на территориях обеих культур. В зоне длинных курганов поселения не остаются подолгу на одном месте, перемещаясь к вновь подготовленному подсекой хозяйственному участку, тогда как в зоне сопок они отличаются заметной стабильностью.
Разница в хозяйственных характеристиках обеих славянских культур отражает хронологию их проникновения на территорию российского Северо-Запада. Культура псковско-новгородских длинных курганов прослеживается археологами с VI—VII вв. Согласно исследованиям В.В. Седова, славяне, оставившие эту культуру, продвинулись сюда из областей, входивших в бассейны рек Вислы и Одера. В процессе своего движения через земли балтов они заимствовали от них некоторые элементы культуры. Осев сначала в регионе Псковского озера и реки Великой, славяне затем начали распространение на восток, в обход Ильменя и волховского бассейна, низменное положение которого в VI—VII вв. не соответствовало условиям нормального хозяйствования [1].
В третьей четверти I тысячелетия иные группы славян — культуры сопок и пашенного земледелия — проникли на русский Северо-Запад и расселились в бассейнах озер Ильменя и Чудского. Надо полагать, что исходные пункты этого проникновения находились также в регионе западного славянства, о чем свидетельствуют особенности древненовгородского диалекта, выявленные А.А. Зализняком. Главная особенность этого диалекта состоит в отсутствии второй палатализации задненебных, свидетельствующая о том, что обе группы славян Северо-Запада в VI—VIII вв. находились в изоляции от всех остальных славянских этносов, которые процесс второй палатализации пережили. Барьером изоляции, вероятно, служил «балтский пояс», охватывающий с юга освоенные славянами земли Северо-Запада. Сумма особенностей древненовгородского диалекта находит ближайшие аналоги в западнославянских диалектах (прежде всего — в лехитском). Это наблюдение находит существенное подтверждение в материалах археологии. От древнего южнорусского (киевского) диалекта новгородский отличается более чем двадцатью признаками [2].
Наличие двух славянских культур и их территориальная привязка позволяют утверждать, что носители культуры длинных курганов называли себя кривичами, а носители культуры сопок — словенами. Бесконфликтность их внедрения в земли аборигенов — финно-угров — объясняется разными господствующими системами хозяйствования — земледелия и скотоводства у славян и охоты и рыбной ловли у аборигенов, — которые стали основой взаимной заинтересованности этнических групп, занимавших несовпадающие экологические ниши.
* * *
Важной особенностью северо-западного региона являлось его положение на пересечении главных торговых дорог, одна из которых соединяла Восток и Запад (Азию и Европу) («Волжский путь»), а другая — Юг и Север («Путь из Варяг в Греки»). В пределах этого региона оба пути имели разветвления. «Путь из Варяг в Греки» с верховьев Волги поворачивал на север через Ильмень и Волхов, и на запад — через Западную Двину. Те же маршруты имел на его северном участке и «Волжский путь». Важнейшим узлом обоих путей было озеро Ильмень и верховья Волхова, где торговые дороги сливались воедино. Для современного исследователя элементом, маркирующим оба пути, являются многочисленные монетные клады, древнейшие из которых состоят из серебряных дирхемов, чеканенных в основном в странах Ближнего Востока и Северной Африки. Самый ранний из этих кладов зафиксирован близ Старой Ладоги и по младшей монете датирован 786 годом [3]. Следует особо отметить, что древнейшие клады арабских монет в Западной Европе, пересекших территорию русского Северо-Запада, и зарытые там на рубеже VIII—IX вв. и в первой четверти IX в., концентрируются не на Готланде и в материковой Швеции, а на южном — славянском — побережье Балтики. Из 16 западноевропейских кладов куфических монет конца VIII — первой трети IX в. только 3 обнаружены на Готланде и 1 в Упсале на территории материковой Швеции. Два ранних готландсих клада (783 и 812 гг.) очень малы. В одном из них содержится 8, в другом 11 монет. Третий датируется 824 г., а клад из Упланда — 825 г. Остальные 12 западноевропейских кладов ничего общего со Скандинавией не имеют: 5 из них найдены в Померании и датируются 802, 803, 816, 816 и 824 гг.; 3 — в Восточной Пруссии и датируются 811, 814 и 818 гг.; 3 — в Западной Пруссии — 808, 813 и 816 гг.; 1 клад 810 г. обнаружен в Мекленбурге. [4]
Ключевое значение скрещения важнейших торговых путей у истока Волхова наглядно демонстрируется высокой концентрацией населенных пунктов конца I тысячелетия на этой территории [5] (рис. 3 — по Носову).
Бытование арабской монеты в регионах новгородских словен и кривичей (а также и остальных земель восточных славян) не ограничивается транзитной ролью этих территорий. Оседание здесь восточного серебра сопровождается созданием собственной денежно-весовой системы на основе дирхема, получившего на славянской почве имя «куна».
Это обстоятельство демонстрирует важное направление хозяйственной деятельности местного населения, которое, таким образом, занималось не только земледелием, скотоводством, охотой и рыболовством, но и было активно вовлечено в международный торговый обмен.
Главным событием ранней истории славянского Северо-Запада стало временное подчинение его власти скандинавов. К середине IX в. летописи относят княжение в Киеве Кия и его братьев. Позднейший рассказ новгородской летописи, записанный впервые не ранее XI в. (т. е. спустя два столетия после описываемого события), сообщает: «Въ времена же Кыева и Щека и Хорива новгородстии людие, рекомии Словене, и Кривици и Меря; Словене свою волость имели, а Кривици свою, а Мере свою; кождо своим родом владяше; а Чюдь своим родом; и дань даяху Варягом от мужа по белеи веверице; а иже бяху у них, то ти насилье деяху Словеном, Кривичем и Мерям и Чюди. И въсташа Словене и Кривици и Меря и Чюдь на Варягы; и изгнаша я за море; и начаша владети сами собе и городы ставити» [6].
Следует остановиться на некоторых «подтекстах» этого рассказа. Еще в середине IX в. словене, кривичи и аборигенные финно-угорские племена не были объединены («кождо своим родом владяше»). Их объединение было достигнуто в процессе восстания против притеснителей-варягов, обложивших все местное население подушной данью. Победа над варягами вернула власть местному населению, которое стало «городы ставити». Вряд ли под последним действием нужно понимать сооружение неких значительных племенных центров. Речь здесь идет о создании укреплений в наиболее уязвимых возможными врагами пунктах — предприятие более чем естественное после пережитых от варягов притеснений.
Далее в том же летописном рассказе сообщается: «И въсташа сами на ся воеват, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не беше в них правды. И реша к собе: «князя поищем, иже бы владел нами и рядил ны по праву». Идоша за море к Варягом и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нету; да поидете к нам княжить и владеть нами». Изъбрашася 3 брата с роды своими. И пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И седе стареишии в Новегороде, бе имя ему Рюрик; а другыи седе на Белеозере, Синеус; а третеи в Изборьске, имя ему Трувор. И от тех Варяг, находник тех, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешнего дни от рода варяжьска. По двою же лету умре Синеус и брат его Трувор, и прия власть един Рюрик, обою брату власть, и нача владети един» [7]. Летописи относят призвание Рюрика с братьями к 859 или 862 году.
Рис. 3. Карта поселений в Поозерье (по Е.Н. Носову) а — городища; б — селища; в — сопки; г — предполагаемые места расположения сопок; д — языческое святилище; е — культовый камень. 1 — Рюриково городище; 2 — Нередица; 3, 4 — Ситка; 5 — Слутка I; 6, 7—Волотово; 8 — Ушерска; 9, 10 — Родионово; 11 — Мыза Сперанского; 12, 13 — Деревяницы; 14—16 — Хутынь; 17 — Холопий городок; 18 — Слутка II; 19 — Водское; 20 — Перынь; Прость; 22 — Ракомо; 23, 24 — Береговые Морины; 25—27-Георгий; 28, 29 — Васильевское; 30, 31 — Любоежа; 32, 33 — Гоюшково; 34 — Заболотье; 35, 36 — Еруново; 37, 38 — Сергово; 39—41 — Завал; 42 — Окатово; 43 — Базловка; 44 — Моисеевичи; 45 — Гвоздец; 46, 47 — Шиловка; 48—50 — Мшашка
Сомнительным представляется существование «братьев Рюрика». Давно уже обращено внимание на то, что «имена» братьев могут быть переведены как «верная дружина» (Трувор) и «свой род» (Синеус). Тем более, что, например, отдаленность Белоозера от Новгорода весьма значительна, а подчинение Новгороду более близкой в направлении Белоозера территории происходило только в середине Х в., когда княгиня Ольга устанавливала погосты на Мсте. В Изборске принято демонстрировать каменный крест, стоящий якобы на могиле Трувора, в полном забвении того, что Трувор, если жил, то за полтораста лет до утверждения в Восточной Европе христианства. Наиболее существенно то, что ни в Изборске, ни в Белоозере археологические раскопки каких-либо следов пребывания скандинавов в IX в. не обнаружили.
По версии Ипатьевской летописи, отразившей представления ладожан начала XII в., изначально варяги «придоша к Словеном первее, и срубиша город Ладогу, и седе стареишии в Ладозе Рюрик. по дъвою же лету умре Синеус и брат его Трувор, и прия Рюрик власть всю один, и пришед к Ильмерю и сруби город над Волховом и прозваша и Новъгород, и седе ту княжя» [9]. Эта версия послужила основой нынешней легенде о Старой Ладоге как «первой русской столице».
Здесь снова сочетаются реальность и миф. Вполне вероятна продолжительная остановка Рюрика в Ладоге, поскольку быстрому продвижению к Ильменю как узлу торговых путей препятствовали волховские пороги, к преодолению которых следовало обстоятельно подготовиться, в частности, решить вопрос о замене морских кораблей на плоскодонные, оценить уровень весеннего подъема воды над порогами, или предпочесть сухопутную дорогу в обход порогов. Такая вынужденная остановка отнюдь не превращает ее место в столицу.
Мифическим представляется утверждение об основании Рюриком «города над Волховом» и наречении его Новгородом. Коль скоро на территории собственно Новгорода нет никаких напластований IX в., очевидно, что речь идет о сооружении укреплений в резиденции на Городище, которая также является «городом над Волховом». Столь же легендарным представляется утверждение Новгородской 4 летописи об основании Новгорода старейшиной Гостомыслом еще до призвания Рюрика [10].
Существенной проблемой оказывается выяснение того региона Скандинавии, в который было направлено за князем посольство кривичей, словен и аборигенных племен. Было бы по меньшей мере странным, если бы «третейского судью» это посольство искало среди тех варягов, которые незадолго до того были притеснителями местного населения, изгнавшего их. Между тем скандинавский мир был достаточно обширен и разнообразен. Он включал в себя не только Швецию и Норвегию, но и Данию, и Британию, и Фрисландию. Летописный рассказ о выборе места призвания князя так недвусмысленно трактует это событие: «Идоша за море къ Варягомъ к Руси. Сице бо ся звахуть и варязи суть, яко се друзии зъвутся Свие, друзии же Оурмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си реша Русь» [11].Те варяги, которые были призваны в бассейн Ильменя и Волхова, не были ни шведами (Свеями), ни германцами (Урманами), ни британцами (Англянами), ни готландцами (Готами); они называли себя Русью. Позднейшая легенда сообщает о том, что Гостомысл отправил это посольство в Мальборк, город в Восточной Пруссии на южном берегу Балтики [12], что ведет к отождествлению новгородского Рюрика с Рюриком Ютландским. Приглашение князя из Ютландии или Фрисландии представляется весьма логичным, коль скоро оба массива славянского переселения на русский Северо-Запад ведут свое происхождение из регионов, примыкающих к южному балтийскому побережью.
Вполне легендарной представляется версия Ипатьевской летописи об объеме владений Рюрика, который якобы в числе «волостей», розданных «мужам своим», числил Полоцк, Ростов, Белоозеро, Муром [13]. Надо полагать, что эта якобы подвластная Рюрику территория сконструирована из общего объема расселения не только кривичей и новгородских словен, но и всех известных позднейшему летописцу «кривичских» и «чудских» (угро-финских) племен — в том числе и тех, которые не входили в союз, пригласивший Рюрика.
В 879 г. Рюрик умер, передав княжение Олегу — своему родственнику («от рода ему суща»), отдав ему на руки своего сына Игоря, «бяше бо молод велми».
Через три года Олег с малолетним Игорем покинул Новгород и отправился на завоевание Смоленска и Киева. Следует еще раз напомнить, что к этому моменту на территории собственно будущего Новгорода какой-либо застройки еще не существовало. В процессе исследования культурного слоя на этой территории были выявлены участки наибольшей древности, но ни на одном из них напластований ранее Х в. нет.
1. Седов В.В. Проблема происхождения и начальной истории славян // Славяно-русские древности, 1: Историко-археологическое изучение Древней Руси. Л., 1988. С. 7—21; Носов Е.Н. Некоторые общие проблемы славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы в свете истории хозяйства // Там же. С. 21—38; Он же. Речная сеть Восточной Европы и ее роль в образовании городских центров Северной Руси // Великий Новгород в истории средневековой Европы. М., 1999. С. 157—170; Он же. Новгородское Городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья // Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохов А.В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005. С. 7—32.
2. Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 2004.
3. Марков А. Топография кладов восточных монет (сасанидских и куфических). СПб., 1910. С. 140. № 24.
4. Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956. С. 89.
5. Носов Е.Н. Археологические памятники верховьев Волхова и ильменского Поозерья конца I тысячелетия н. э. (каталог памятников) // Материалы по археологии Новгородской земли. 1990 г. М., 1991. С. 5—37.
6. Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950 (далее НПЛ). С. 106.
8. Носов Е.Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990.
9. Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). Т. 2. СПб., 1908. Стб. 14.