новый взгляд на историю осетинского народа моллаев
Новый взгляд на историю осетинского народа моллаев
Рецензия на работу одного из многих КБ- фальсификаторов истории.
Мнения экспертов
По поводу книги Т.А. Моллаева «Новый взгляд на историю осетинского народа»
Публикуем рецензию д.и.н. профессора Ф.Х. Гутнова на брошюру г-на Тахира Моллаева (работника Национального парка «Приэльбрусье», бывшего заочника-филолога КБГУ), «Новый взгляд на историю осетинского народа». Редакция особо отмечает, что пантюркистская тенденция никогда в нашей науке не имела ни авторитета, ни поддержки.
Хорошо известно, что Кавказ является одним из самых многонациональных регионов мира. Этническая психология и самосознание горских народов, отмечают в этой связи В.И. Марковин, В.А. Кузнецов и И.М. Чеченов, неразрывно связаны с их историей. Свойственное кавказцам уважение к предкам, особенности общественного и культурного развития обусловили специфику менталитета, тяготеющего к истории. Все это определяет повышенный интерес населения к результатам исторических исследований. Как справедливо отмечают специалисты, история, без преувеличения, «стала инструментом этнокультурной самоидентификации народов, она в немалой степени формирует общественное сознание».
К сожалению, в последние время появилось немалое количество статей, книг, диссертаций, страдающих декларативными заявлениями, поверхностными рассуждениями, тенденциозными выводами.
На фоне общего кризиса российской науки (сокращение финансирования, ослабление и разрыв связей, потеря квалифицированных кадров и т.д.), падения престижа социальной роли ученого «стал совершенно очевиден обратный негативный процесс реанимации и наступления сил, враждебных подлинной науке» (Кузнецов, Чеченов). Псевдонаука склонна к сенсациям, «решительной перестройке науки и ее практических положений».
Перечисленные черты являются характерными для книги Т.А. Моллаева «Новый взгляд на историю осетинского народа» http://www.parliament-osetia.ru/index.php/main/analytics/art.. (Нальчик, 2010). С первых страниц на читателя буквально обрушивается вал сенсационных открытий в древней и средневековой истории осетин. Здесь же отметим, что в «новаторских» поисках истинной истории осетин наш автор не одинок. К аналогичными проблемам обращался врач из Назрани, осетинский «краевед» из Москвы и вот теперь – работающий в «сфере туризма» Тахир Моллаев. Удивительно, как, не имея профессиональной подготовки, люди берутся за сюжеты из прошлого осетин. И при этом обещают «развенчать результаты прежних исследователей» и показать истинную историю [наконец-то]] осетин.
Но Моллаев пошел еще дальше: в его понимании истории, как таковой, в природе нет и в помине. «История – не наука [?]], — бойко утверждает он, — а объект изучения науки [?], которую можно было назвать ‘историологией’. Но таковой на самом деле нет».
«Кто такой просто историк?» — задает он риторический вопрос. И сам же отвечает: «Только более или менее эрудированный индивид, посредник для передачи некой заученной информации [а она — то откуда берется? – Ф.Г.] – обычный рассказчик, не обладающий необходимыми научными критериями и инструментами для научного изучения прошлого. Вот кто такой просто историк».
Трудно дойти до истины в этом лабиринте мысли. Ясно лишь одно – истории в традиционном понимании этого термина – нет. На этом можно было бы опустить занавес. Но восстановленное «новыми методами» прошлое осетин содержит столько небылиц и «революционных» открытий, что оставить все это без внимания никак нельзя.
Начиная с лингвистики, наш автор тотально отрицает даже саму возможность какого-либо отношения осетинского языка «к языку восточно-европейских, казахстанских или же сибирских скифов; по объективным причинам [каким?] их никогда было». Дальше – больше: «попытки объяснять скифские слова на основе осетинского языка можно квалифицировать как вид досуга чисто развлекательного характера]». Затем следует «неоспоримый» вывод: использование осетинского языка для объяснения скифских текстов «к серьезной науке никакого отношения не имеет».
Вообще в первом разделе с симптоматичным названием «Отрицание» в сюжетах, связанных со скифами, Моллаев предстает в полной красе. В качестве аргумента для своих новаторских идей он использует книгу Бушкова «Чингисхан. Неизвестная Азия» (2007). Книга действительно «интереснейшая и познавательная», но все же – это не исторический источник и не историческое исследование. Стиль изложения самого Моллаева оставляет желать лучшего: «на полном серьезе», «аляповатая палочка-выручалочка», «изобретенная или надуманная терминология», «наглейший произвол», «достойный уровня иранистов», «бессмысленное и ложное определение» и т.д. Все эти и другие примеры оформления мыслей Моллаева больше напоминают уличную перебранку, нежели научную дискуссию.
Однако вернемся к языкознанию и использованию научных разработок лингвистов в реконструкции этносоциальных процессов скифских племен.
Приведем пример из последних исследований иранистов. В первую очередь назовем монографию Т.Т. Камболова «Очерк истории осетинского языка». Солидная по содержанию и объему книга отнюдь не первая его работа. Высокую оценку специалистов получили переводы Камболова исследований дореволюционных и современных лингвистов: «Осетинские исследования» А.М. Щегрена, сборник статей крупных иранистов Ж. Грисвара, Ж. Дюмезиля, А. Йосида, А. Кристоля, К. Вьеля — «Эпос и мифология осетин и мировая культура», работу известного французского антрополога и лингвиста Ж. Шарашидзе «Индоевропейская память Кавказа» и др. Здесь же добавим, что Камболов – доктор филологических наук, профессор, декан факультета международных отношений университета, заведующий кафедрой ЮНЕСКО пединститута.
В монографии Камболова рассматриваются исторические обстоятельства формирования осетинского языка. Автор использовал практически весь известный на сегодняшний день скифский, сарматский и аланский языковой материал. В книге обобщены и проанализированы научные гипотезы и теории в области исторического языкознания, появившиеся за два последних столетия. Это позволило Камболову предложить новые решения ряда дискуссионных проблем истории осетинского языка.
В книге детально проанализирован «аланский языковой материал»: Зеленчукская надпись, аланские фразы в «Теогонии» византийца Иоанна Цеца; аланский след в венгерском именнике и в языке в целом. Интересен комментарий Камболова к сенсационной находке конца XX в. – заметкам на полях рукописного ветхозаветного текста, обнаруженным датской исследовательницей С. Энгберг в Библиотеке Академии Наук в Санкт-Петербурге. Заметки выполнены на аланском языке.
Вопреки современной историографии, Моллаев отрицает даже саму возможность контактов скифов с племенами Центрального Кавказа как на равнине, так и в горной полосе. Но и здесь – лишь голословные утверждения.
Проблема скифо-кобанских взаимоотношений имеет обширную историографию. В настоящее время доминирует точка зрения, согласно которой скифы освоили не только предгорья, но и высокогорные районы по обоим склонам Главного Кавказского хребта. В Верхнем Притеречье присутствие номадов фиксируется по предметам скифского и «скифо-кобанского» облика. Аналогичные находки отмечены на городищах «Эльхоты ком» в 3-х км юго-восточнее с. Эльхотово; «Парстаг» к востоку от этого же села; «Дур-Дур III» на левобережье одноименной реки; на поселениях «Змейское» и «Сухая балка» на юго-западной окраине Владикавказа. Поселения и городища скифского времени расположены небольшими группами на естественных возвышенностях у слияния рек Урух и Терек, Гизельдон и Терек. С непосредственным присутствием скифов связаны грунтовые могильники на правом берегу Терека у владикавказского кадетского корпуса, у с. Карца; курганы: у селений Чикола, Красногор, Сунжа, Брут, на юго-западной окраине Владикавказа.
Разнообразные скифские предметы найдены у сел. Кумбулта, Чми, в Казбекском кладе, а в Южной Осетии — в большом кобанском могильнике у сел. Тли.
Находки предметов скифского типа в горной полосе Северной Осетии в последние годы составили внушительную коллекцию. Большинство из них не введено в научный оборот. «Однако картографирование предметов скифской культуры в Верхнем Притеречье позволяет определить интенсивность и особенности взаимодействия скифской и кобанской культур в VII-IV вв. до н.э.
Принципиальную позицию в данном вопросе занимает В.Б. Ковалевская: «Северный Кавказ — это не периферия скифского кочевого мира, а метрополия, и связи скифов на северокавказской почве не далекие и спорадические, а отношения ближайших соседей». Скифов и кавказцев связывают «союзные отношения — возможное участие кавказцев в скифских военных походах… ведущая роль скифов в этих взаимоотношениях безусловна» (Ковалевская). Столь же определенно высказались М.Н. Погребова и Д.С. Раевский: «для интересующей нас эпохи зоной обитания скифов следует считать в первую очередь и по преимуществу степи Предкавказья, служившие на всем протяжении VII в. до н.э. плацдармом для их походов в Переднюю Азию»
Длительное пребывание скифов на Кавказе сопровождалось, по данным Погребовой, «достаточно интенсивным внедрением этих воинов в местную среду». В VII-V вв. до н.э. скифские элементы на Северном Кавказе становятся настолько интенсивными, что налагают отпечаток на общий облик местной материальной культуры, придавая ей, по определению Е.И. Крупнова, «скифоидный характер». «Невозможно переоценить скифское влияние на Северном Кавказе» — отмечают в этой связи В.И. Марковин и Р.М. Мунчаев. Это влияние отразилось в материальной культуре и в похоронном обряде. С другой стороны, результатом оживленных контактов и связей степняков с населением Северного Кавказа стало появление у них типично кобанских элементов (Markowin, Muntschajew; Пиотровский; Ильинская, Тереножкин; Чеченов; Атабиев).
Специалисты (Пиотровский; Иессен; Крупнов; Ильинская, Тереножкин и др.) выделяют «группу выдающихся по своему значению памятников VII — VI вв. до н.э.» из окрестностей Моздока Северной Осетии. Синтез скифов с кобанцами в зоне Центрального Кавказа — важный этап в формировании предков осетин (см.: Уварова; Пиотровский; Иессен; Алексеева; Крупнов; Гаглойти; Техов).
В целом в оценке характера взаимодействия степняков и кобанцев археологи разделились на 2 группы. Одни (Ковалевская, Погребова; Раевский и др.) говорят о своеобразном «разделении труда» между скифами-воинами и кобанцами-ремесленниками в условиях, оцененных как межэтнический симбиоз. Другие (С.В. Махортых, С.Л. Дударев и др.) отстаивают идею межэтнического синтеза скифов с кобанцами, слиянии, породившем новые этнообразования.
Неприятие и возмущение вызывают у Моллаева результаты исследований отечественных и зарубежных иранистов. Особое возмущение («легковесная гипотеза»; «ложная интерпретация») у него вызвали аналитические работы тех исследований, которые подтверждают ираноязычную принадлежность алан, прямых предков средневековых осетин. В своем агрессивно-наступательном стиле Моллаев буквально штампует некорректные обвинения в адрес сторонников ираноязычности алан.
Моллаев активно использует труд древнегрузинского историка Леонтия Мровели. Явно преувеличено значение работы Леонтия (его работа названа «замечательной») в объяснении происхождения балкарцев и карачаевцев. Обращает на себя внимание тот факт, что генеологические и исторические предания об этногенезе балкарцев (в результате синтеза алан и тюрков) относятся к середине II-го тысячелетия, т.е. примерно на 500 лет позже жизни Леонтия Мровели. Это делает его работу бесполезной в реконструкции этногенеза балкарцев и карачаевцев.
Разгромную характеристику данному своду дал К.П. Патканов: «На каждом шагу чудовищные анахронизмы следуют за не менеечудовищными противоречиями до такой степени, что в первом отделе Хроники едва ли можно встретить хоть один факт, имеющий действительно историческое значение».
Критически относился к сведениям «Картлис Цховреба» (далее: КЦ) и В.Ф. Миллер. Называя свод «весьма мутным источником», ученый, например, обратил внимание на явное преувеличение фактов в рассказе о походе Горгасала против овсов; «в этом пространном повествовании на долю исторической истины придется лишь несколько ничтожных крупиц».
Советский академик А.Е. Крымский в рукописном фундаментальном труде «Хазары» подверг критике древние разделы КЦ. «Настоящей во всех фактах правдивой истории, — писал Крымский, — мы не должны, конечно, здесь искать».
Фактическое освоение КЦ для древних периодов истории еще не завершено, хотя библиография об источнике (от публикаций М. Броссе в начале ХIХ в. до наших дней) очень велика. Советские специалисты (за исключением большинства грузинских кавказоведов) осторожно подходят к оценке интересующих их сюжетов КЦ. Известный исследователь генезиса феодализма в Закавказье А.П. Новосельцев отмечает: «я, за редким исключением, воздерживаюсь от обращения к материалам “Картлис цховреба” до VII-VIII вв.».
Нет нужды останавливаться на всех перлах брошюры «Новый взгляд на историю осетинского народа». Ее автор свою задачу видит не внаписании достаточно полного и академического труда «с охватом многих интересных моментов по этому вопросу»; эту работу Моллаев великодушно отдает осетинским ученым. Свою часть работы он считает выполненной. Без ложной скромности он оценивает ее, как «логически аргументированную попытку обозначить… правильный взгляд на данный вопрос и обратить вниманиедумающих людей на реальное положение рассматриваемого вопроса».
Автор надеется, что его работа «встретит положительный отклик у тех, … кто не ангажирован и, обладая ясным умом, всегда способен воспринять слог достоверного факта и верной логики».
Прочитав книгу, я невольно задумался: если кто-то не согласен с автором этого бестселлера, то он «не обладает ясным умом» и не способен воспринять умом слог верной логики».
…Что ж, простите меня, г-н Моллаев…
Феликс Гутнов, доктор исторических наук.
Пост от подписчика | История Кавказа |
Новый взгляд на историю осетинского народа моллаев
Должен признаться, что в силу многих причин я мало уделяю внимания работам коллег из соседних, дружественных Осетии республик. Однако недавно мне на глаза попалась работа Т.А. Моллаева, мимо которой я все же не смог пройти. Заинтриговало меня, прежде всего название, которое звучало как «Новый взгляд на историю осетинского народа» (Т.Моллаев. Новый взгляд на историю осетинского народа Нальчик. 2010 г.). Книга эта не новая, вышла в 2010 г. в Нальчике, и в свое время весьма взвешенную, интеллигентную рецензию на нее дал профессор Ф. Гутнов. Однако я посчитал необходимым дополнить его аргументацию некоторыми штрихами, тем более что сей труд все так же активно обсуждается в интернете.
Любая наука опирается, прежде всего, на общепринятые положения, на аргументы и факты, которые, конечно же, не статичны, и могут подвергаться ревизии по так сказать «вновь открывшимся обстоятельствам». И поколения ученых, историков ли, лингвистов и прочее всегда будут предпринимать усилия для опровержения этих устоявшихся положений. Как правило, попытки эти не всегда бывают успешными, и в этом случае очень сложно бывает сразу определить процент «ниспровергателей авторитетов», пытающихся с помощью дешевых сенсаций утвердиться в профессии от людей действительно талантливых, способных сказать свое новое слово в науке. Точные науки, в отличие от гуманитарных дилетантизма не прощают. История же и лингвистика предполагают большой разброс мнений по тому или иному вопросу, и здесь всегда бывает важно то, насколько убедительны бывают контраргументы той или иной, но всегда новой интерпретации уже устоявшегося гуманитарного положения. Если оппоненту нечем ответить на озвученные претендентом доводы, то можно смело говорить о «новом взгляде» на проблематику, как некий прорыв в науке.
Данную статью я постараюсь выстроить на контраргументах против доводов, приведенных г-ном Моллаевым в его монографии. Я не буду описывать саму работу, это мой поверхностный взгляд на нее, но полагаю, что в ходе моего сообщения я все же коснусь основных тезисов, изложенных автором в его «Новом взгляде на историю осетинского народа». Коснусь как историк, не затрагивая его лингвистических изысканий. Пожалуй, для этого я начну с последних глав его труда. Итак.
3. Касательно теории о «женитьбе на девушках из местного населения». Гарнизон, по предположению автора, прибыл на перевалы из Грузии, он не был изолирован от нее, так как логично предположить, что основные подвозы приходили оттуда. Здесь бы автору определиться, с каким местным населением взаимодействовали «иранские войны», на каких именно девушках женились иранцы. Грузинках, или все же местных. И хватило ли «гарнизону из 10-20000 человек» необходимого количества «местных девушек» для создания этноса, хотя, по мнению автора до прибытия иранского контингента в начале IV в. на территории «современной Осетии в течении продолжительного времени на постоянной основе уже фактически никто не жил»? (Моллаев, 99). Автор пишет: «Прекрасно подготовленные для таких ситуаций войска, и такие же всадники, как тюрки, притом отборные, как пишет Мровели. Их можно сравнить со специальной, оснащенной всем необходимым экспедицией… Там они решали поставленные перед ними задачи и после того как решили, остались жить на выстоянной и освоенной ими территории» (Моллаев, 99). Было бы любезно со стороны автора указать, на каких именно перевалах остались жить мифические иранские войны, потому что, судя по тому, как овсы по настроению гуляли по всем перевалам туда и обратно, они этих иранцев не очень-то и замечали. И потом. Иранские гарнизоны, разбросанные по всему Кавказу, вплоть до Дербента почему-то оказались не столь плодовиты, чтобы создать этносы на местах. Осетинам, по Т. Моллаеву в этом плане повезло.
5. После разгрома Алании в 1263 году грузинские хроники, в частности Жамтаагмцерели «Столетняя летопись» зафиксировали самый массовый переход алан-осетин в Грузию. (Царевичи Пареджан и Бакатар вместе со своей матерью Лимачав из рода Ахасарпахиани (Ахсартаккатае) – (Алано-Георгика, 54.) Аланы-овсы-осетины компактно расселились по всей территории Грузии, однако не создали новый этнос (по логике Моллаева тюркоязычный), а постепенно растворились среди грузин. Помимо прочего, третья, большая группа алан – овсов бесчинствовала в Грузии, несколько лет удерживала крепость Гори, однако и у них ничего с этносом не получилось. (Алано-Георгика. 54).
6. В начале 18 в. грузинский царь Ираклий переселил 40 тысяч кипчаков в Грузию, однако грузины не заговорили на чужом им языке, растворив в себе кипчаков. Получается, эти 40 000 кипчаков оказались в лингвистическом плане намного слабее «иранских воинов царя Мириана», и иранская компонента оказалась сильнее тюркской, раз иранцы смогли создать этнос. Осетины из Южной Осетии, большой компактной группой поселившиеся в конце 18 века в Лило, пригороде Тбилиси по воле грузинского царя для создания кордона против дагестанцев, утеряли свой язык не смотря на то, что их переселили туда с семьями. До сих пор грузины, проживающие в Лило, помнят о своем осетинском происхождении.
7. Еще одним историческим аргументом, которым апеллирует автор является письмо хана Джебэ кипчакскому хану Котяну Сутоевичу. Известный факт истории, когда монголы смогли разделить алан и кипчаков воевавших вместе против них, подкупив кипчаков. Джебэ писал Котяну: «Мы, татары, как и вы, кипчаки, – одна кровь одного рода. А вы соединяетесь с иноплеменниками против своих братьев. Аланы и нам и вам чужие. Давайте заключим с вами нерушимый договор не тревожить друг друга. За это мы вам дадим столько золота и богатых одежд, сколько вы пожелаете. А вы сами уходите отсюда и предоставьте нам одним расправиться с аланами». Последствием предательства Котяна стало то, что сначала аланы, а затем и кипчаки были разгромлены монголами. Т.Моллаев интерпретирует это различие между аланами и кипчаками всего лишь «разностью религий кипчаков и алан», но никак не разностью языков и культур (!). (Моллаев, С.56-57). Т.Моллаев пишет: «Эпизод, описанный Бин-аль-Асиром, косвенно свидетельствует о том, что ордынцы, кипчаки и аланы говорили на схожих языках» (Моллаев, 57). Однако, после всех этих событий аланы и кипчаки – куны перебрались в Паннонию, но там они не слились в один народ, а образовали два совершенно разных региона Ясшаг и Куншаг. Языковое, впрочем, как и культурное различие между ним было существенным. Асы и кипчаки не слились в один народ и в Китае. Китайские источники явно их разделяют, и об этом весьма прозрачно сказано в документах, указанных в работе казахского ученого А.Ш. Кадырбаева «Тюрки и Иранцы в Китае и Центральной Азии в XIII-XIV вв.». (Алма-Ата, «Гылым» 1990.).
Подобных примеров в истории можно найти большое количество. И здесь начинается самое интересное.
9. По необходимости автор «привлекает» ногайцев и кумыков (Моллаев, 64), но только там, где есть необходимость объяснения гидронимов, однако в общем контексте монографии не особо заикается об их «аланстве». Наукой давно доказано, что кумыки и ногайцы являются ближайшими языковыми родственниками карачаевцев и балкарцев. В контексте озвученной автором проблематики логично было бы поинтересоваться, а догадываются ли кумыки и ногайцы о том, что они являются даже не потомками алан, а аланами как таковыми, хотя автор и здесь категорически отрекается от них, называя их «настоящими потомками» кипчаков? Тот же вопрос возникает в связи с Нартовским эпосом, об уникальности карачаевской и балкарской версии которого любят говорить наши оппоненты. Возможна ли ситуация, при которой у ногайцев и кумыков, ближайших языковых родственников карачаевцев и балкарцев эпоса как такового нет вообще, а главное, нет его у других тюркоязычных народов, а наши карачаевские и балкарские друзья заявляют об уникальности и самобытности его карачаево-балкарской версии?
11. Подавляющее число ученых считает непосредственными предками славянских народов одно из аланских племен, которое в истории осталось под именем антов. Поляки считают себя потомками сарматов. К примеру, Т. Сулимирский заявляет, что «сарматы наряду с саками являются скифской ветвью ираноязычной группы индоевропейских народов, «ближайшими родственниками мидийцев, парфян и персов. Их язык родственен древнему языку Авесты и считался диалектом скифского языка, причем более архаичным, чем сам язык». Одним из факторов разобщенности сарматских племен Т. Сулимирский считает то, что каждая из этих групп говорила на своем собственном диалекте. В этом же контексте ученый упоминает осетинский язык: «Но язык осетин, проживавших на Кавказе произошел от древнего сармато-аланского диалекта и его можно считать современным сарматским языком». (Т.Сулимирский.Сарматы. Древний народ юга России. М.2010. С.13.) Перечисляя основные сарматские племена, Т. Сулимирский вслед за советскими сарматологами причисляет к ним массагетов, роксалан, алан и аорсов, а также и антов. Можно ли, следуя логике автора в таком случае говорить, что предки славян говорили на тюркском языке? Не последует ли за этим том под названием «Новый взгляд на историю славянских народов?». Допускаю кощунственную мысль, что может быть и славяне являются потомками тех самых иранских воинов.
12. Интересно также заглянуть в будущее, и посмотреть, как будут делить алан сторонники тюркской и вайнахской версий происхождения алан, после того, как такие известные ученые как М. Джуртубаев, Т. Моллаев и т.д. разнесут в пух и прах признанную в академической науке теорию ираноязычности скифов, сармат и алан. На этом фоне, конечно же, меркнут такие имена, как Л. Згуста, интерпретация которого Зеленчукской надписи считается академической, Ю. Немет, «прочитавший» Ясский глоссарий, и А.М. Лубоцкий, профессор Лейденского университета, расшифровавший «Аланские маргиналии» на полях греческого ветхозаветного лекционария.
Осетины, карачаевцы и балкарцы стоят друг к другу намного ближе, чем хотелось бы многим. Мы являемся братскими народами в самом полном смысле этого слова, и нас действительно многое связывает с карачаевцами и балкарцами. Как ни странно это прозвучит – те же аланы. Но при всем глубоком уважении к нашим братьям, карачаевцам и балкарцам я не вижу никакой логики в том, чтобы манипулировать историческими фактами в угоду сиюминутным настроениям, коверкать историю с претензией на научность. Казалось бы, зачем реагировать на работы, которые стоят далеко от серьезных научных изысканий, в которых наблюдается явная подмена понятий, и в которых эмоциональная составляющая перехлестывает, а научная топчется в стороне. Я посчитал необходимым это сделать, потому что сегодня история как академическая наука в общественном сознании постепенно отходит на второй план, уступая место воинствующему дилетантству, и превращаясь в некий поп-корн, продукт массового потребления, который можно интерпретировать псевдо профессионалами по всякому, в угоду политическим и общественным настроениям. И завтра подобные измышления, оставшиеся без соответствующего ответа, станут аргументом для следующих поколений легковесных ученых. Аланы оставили большой след в истории практически всех кавказских народов. Но они остались в прошлом. И здесь важно понять и осознать то, что сегодня аланы могут, как рассорить наши народы, так и оказать очень важное объединяющее значение, потому что снобизм и псевдонаучный радикализм, осетинский ли, или карачаевский и балкарский, или какой-либо еще в науке не приемлем. Тем более в исторической науке, которая как оказалось, при неверной интерпретации, фальсификации фактов и крайне эмоциональной подаче непроверенного материала, может оказывать весьма существенное влияние на общественное настроение. Выбор, как говорится за нами.
А.Л. Чибиров, к.и.н. И.о. руководителя ЦСАИ В.Н.Ц. РАН.