обрезание у девочек истории
Жизнь«Женское обрезание»: Как вышло, что девушек до сих пор калечат
Как мир борется с тем, что женщинам отрезают клитор
В России вновь заговорили о калечащих операциях на половых органах девочек — проект «Правовая инициатива» опубликовал отчёт об этих практиках в республиках Северного Кавказа. Это уже вторая подобная публикация, первая вышла полтора года назад. На этот раз исследовательницы сконцентрировались на том, как к калечащим операциям относятся мужчины региона, а также изучили, как изменилась ситуация с момента публикации первого отчёта и изменилась ли вообще. Даже по приблизительным и самым скромным оценкам, жертвами калечащих операций на Северном Кавказе ежегодно становятся 1240 девочек, преимущественно из Дагестана.
Калечащие операции на половых органах кажутся чем-то далёким, практикой из прошлого, но они распространены гораздо больше, чем кажется. Свидетельства о современных операциях можно найти не только в некоторых странах Африки и Азии и на Среднем Востоке, где сохранены патриархальные традиции, но и в странах, считающихся более «благополучными», например США или Сингапуре. По оценкам Фонда народонаселения ООН, в мире живут порядка двухсот миллионов женщин, ставших жертвами практики. Это число может быть гораздо выше, поскольку не все женщины признаются, что это произошло с ними: многие живут в закрытых сообществах и оберегают традиции от посторонних, другие стыдятся признаться в том, что с ними произошло, третьи не видят в произошедшем ничего страшного — и не хотят привлекать к этому внимания.
Что такое «женское обрезание»
Калечащие операции на половых органах девочек называют ещё «женским обрезанием», но от этого термина в мировой практике постепенно отказываются: он вызывает ассоциации с мужским обрезанием — процедурой, которая может проводиться по медицинским показаниям. На самом деле для «женского обрезания» нет и не может быть медицинских предпосылок — напротив, она может привести к серьёзным проблемам со здоровьем и даже смерти. В английском языке помимо термина «female genital mutilation», то есть «калечащие операции на женских половых органах», можно встретить ещё и выражение «female genital cutting» — это можно перевести как «повреждение» или «надрезание женских половых органов», в зависимости от типа процедуры.
ВОЗ выделяет четыре типа практик в соответствии с их тяжестью. Тип I, или клиторидэктомия, подразумевает полное или частичное удаление клитора. В некоторых случаях удаляют только капюшон клитора или делают надрез. Тип II подразумевает удаление клитора и половых губ — иногда удаляют только малые половые губы, иногда и малые, и большие. При типе III (его ещё называют инфибуляцией или «фараоновым обрезанием») удаляют малые или большие половые губы, а затем ткани зашивают, оставляя лишь маленькое отверстие. Наконец, к типу IV относят все остальные калечащие операции на половых органах, например проколы, надрезы, прижигания или разрезы во влагалище.
Чаще всего калечащие операции проводят на несовершеннолетних девочках. В половине стран, где они практикуются, им подвергаются в основном девочки до пяти лет; в других странах с ними чаще сталкиваются девочки-подростки. В Кении процедуру традиционно проводили в день свадьбы — чаще всего девушкам к этому моменту исполнялось восемнадцать-двадцать лет.
Где и почему делают калечащие операции
По данным фонда ООН в области народонаселения, калечащие операции на женских половых органах практикуют в двадцати девяти африканских странах (например, в Египте, Эфиопии, Гамбии, Гане, Кении, Либерии, Нигерии, Судане, Танзании, Уганде и других), некоторых сообществах в Азии (в Индии, Индонезии, Малайзии, Пакистане и Шри-Ланке), на Среднем Востоке (Оман, ОАЭ, Йемен), в Ираке, Иране, Палестине и Израиле, Южной Америке (в Колумбии, Эквадоре, Панаме и Перу), а также в отдельных сообществах Грузии и России. Жертвами практики также становятся в Европе, США, Новой Зеландии и Австралии — с ней сталкиваются эмигрантки из стран, где практика по-прежнему существует.
Больше всего в мире распространены калечащие операции первого и второго типа. Через операцию третьего типа, то есть «фараоново обрезание», проходят около 10 % всех жертв — оно встречается в Сомали, Джибути и северной провинции Судана. Кандидат политических наук, юрист, президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие» и одна из авторов отчёта о калечащих операциях в республиках Северного Кавказа Саида Сиражудинова отмечает, что на территории Кавказа большинство операций сводится к имитации «обрезания» (царапине, надрезу), но можно встретить и более жестокие формы практик.
Как именно возникла практика, точно неизвестно. Официально ни одна из религий её сейчас не поддерживает, но практику нередко объясняют религиозными традициями, особенно в исламе. Правда, связывать калечащие операции только с религией нельзя — их проводят и по многим другим причинам.
Юлия Антонова, юрист, сотрудничающая с проектом «Правовая инициатива», и одна из авторов отчёта, отмечает, что в Дагестане практику проводят закрытые общины, живущие в труднодоступных высокогорных районах и местностях восточного Дагестана: «Они рассматривают эту практику как часть этнического обычая, и с религией она не связана. Они продолжают её воспроизводить, потому что считают, что это часть культуры, часть идентичности, часть их самобытности. Над тем, чтобы этой практики не было, никто не работает — сами они от калечащих практик отказываться не планируют».
В некоторых случаях калечащие операции связывают с представлениями о том, что это якобы более гигиенично. Многие считают, что практика должна сделать женщину «менее темпераментной», уменьшить её сексуальную активность — а так как она не получает удовольствие от секса, она не будет изменять мужу, и её брак останется крепким.
Сами операции часто проводят старейшины сообщества. При этом патриархальную традицию поддерживают женщины — чаще всего калечащие процедуры проводят именно они. На Северном Кавказе процедуру, как правило, осуществляют близкие родственницы девочек: матери, тёти, бабушки. В некоторых странах процедура, наоборот, «медикализируется», и её делают медицинские специалисты: врачи, медсёстры, акушерки. Так происходит, например, в Египте, Судане, Кении, Нигерии и Гвинее; можно найти свидетельства того, что это есть и в Дагестане. Считается, что это делает процедуру менее опасной для здоровья и более гигиеничной, хотя опасные последствия для здоровья могут возникнуть в любом случае.
Как с этим пытаются бороться
Законодательно проблемой «женского обрезания» занялись относительно недавно — в восьмидесятых-девяностых годах. Сейчас законодательный запрет действует в двадцати пяти африканских странах (правда, в Либерии он был введён только в этом году — и только на год), а также во многих странах Европы, Австралии, Канаде и США. С 1997 года «женским обрезанием» занимается ООН — организация публично осуждает калечащие операции и призывает разрабатывать соответствующую нормативную базу.
«Два года назад я была ярой противницей вмешательства государства в этот вопрос. Сейчас я думаю, что оно неизбежно и желательно, — отмечает журналист, шеф-редактор портала „Даптар“ Светлана Анохина по поводу ситуации, сложившейся в Дагестане. — С одной стороны, нужна та схема, которую мы уже разработали — воздействие через Минздрав, распространение буклетов, листовок, которые должны быть в каждой гинекологии, роддоме, районных больницах. Плюс строжайший приказ врачам докладывать о подобных случаях. С другой стороны, нужно жёстче работать с духовенством. Это калечащие практики, это издевательство над ребёнком, не достигшим совершеннолетия, принятие за него такого решения уголовно наказуемо. Об этом все забывают».
Правда, одних законодательных инициатив недостаточно: процедуры могут по-прежнему проводить подпольно. Юлия Антонова считает, что повлиять на ситуацию на государственном уровне можно: в отчёте о ситуации на Северном Кавказе авторы приводят успешные международные стратегии. «Но нужно понимать, что если мы говорим, например, об африканских странах или европейских странах с большим наплывом мигрантов, там период борьбы с этими практиками составляет от тридцати-сорока лет. Мы пока только ищем путь», — добавляет она. Антонова также отмечает, что многие юридические нормы долгое время оставались «мёртвыми»: операции замалчивались, люди отказывались жаловаться на ближайших родственников, принявших решение об операции.
«В отношении к проблеме практически ничего не изменилось. Даже те люди, которых в 2016 году поставили нос к носу с проблемой, сейчас будто забыли о ней, — говорит Светлана Анохина. — Я выложила в фейсбуке скрины со страницы одной из самых влиятельных мусульманских газет в Дагестане „Нур-Ул Ислам“, где прямым текстом написано, что надо обрезать, что это гарантирует всяческую пользу, в частности, нравственность. Этот пост был удалён, но аналогичный „ВКонтакте“ остался. Если мусульманская газета прямо призывает обрезать девочкам кончик клитора, понятно, что ни о каком прекращении практики речи быть не может». Эксперты считают, что для решения проблемы нужна в первую очередь просветительская работа, разъясняющая, какой вред здоровью наносит даже «символическая» операция. Юлия Антонова отмечает, что её должны вести местные общественные организации или гражданские активисты, которым доверяют жители.
Саида Сиражудинова говорит, что в нескольких аварских районах, где традиционно проводилась практика, от неё отказались. Где-то это произошло под влиянием советской власти, политики атеизма и «раскрепощения горянки». Где-то изменения случились позже, около двадцати лет назад — благодаря религиозному возрождению, попыткам разобраться в вопросах ислама и имамам, которые говорили, что процедуру не обязательно или вообще не нужно делать.
«Чтобы ситуация изменилась сейчас, необходимо повышать и общую, и религиозную грамотность населения, — говорит Саида Сиражудинова. — Важную роль играет позиция авторитетных для данной группы религиозных деятелей (шейхов, имамов, алимов) или структур, формирующих религиозную стратегию. Но не менее важна позиция местных религиозных авторитетов (на уровне села или общины — джамаата), с которыми население непосредственно сталкивается и кому задаёт вопросы. В большинстве случаев именно имамы сельского уровня способствовали искоренению операций».
Обрезание у девочек истории
США, Южная Дакота, Миннесота
Рене родилась в Южной Дакоте. В три года в частной клинике она подверглась клиторэктомии — первому типу калечащей операци. Женщина публично заговорила о произошедшем в 37 лет, когда ее пригласили выступить перед представителями НКО в Женеве. Сейчас Рене — член Консультативного совета правозащитной организации Sahiyo, которая борется с калечащими операциями.
«Женское обрезание» — распространенная некорректная формулировка, от которой постепенно отказываются во всем мире, чтобы не приравнивать увечья женских половых органов к безопасной процедуре «мужского обрезания». Мы используем неккоректный, но популярный термин «обрезание» в заголовке, чтобы привлечь внимание общественности к этой проблеме.
Люди сильно удивляются, когда белокожая христианка рассказывает, что прошла через калечащую операцию. В последние годы все больше гражданок США из разных христианских сообществ рассказывают о своем травматичном опыте, многие из них значительно младше меня. Мы делимся историями, чтобы наши ряды не пополнялись новыми жертвами. Я верю, что именно сняв табу, связанное с калечащими операциями, нам удастся побороть и саму практику.
Операцию провели в тот же день. С помощью скальпеля врач-адвентист внедрил традиции своей секты в жизнь моей семьи. Спустя годы мама призналась, что поняла свою ошибку, как только мы вышли из клиники. Но тогда она попросила меня ни с кем и никогда об этом не говорить.
Я чувствовала, что меня предали: родитель, который должен защищать, допустил, чтобы мне причинили вред. Запрет на обсуждение этой темы усугубил мое эмоциональное состояние, будто у меня украли беззаботную составляющую детства. Чувство стыда и ощущение, что со мной что-то не так, мучили меня долгие годы. Тайна, созданная вокруг произошедшего, будто доказывала, что я поступила плохо. Это изменило и отношения с мамой: вынужденное молчание сделало из меня взрослого, который заботился о ней и защищал секрет. Перевернутая модель «взрослый — ребенок» сохранялась в наших отношениях до маминого 95-летия. В тот день нам удалось поговорить о случившимся. Она умерла через шесть лет после юбилея, и это были лучшие годы нашей связи.
У калечащей операции были и физические последствия. Мои малые губы потеряли пластичность из-за шрама, поэтому при первых родах акушерам пришлось провести интенсивную эпизиотомию (рассечение промежности. — Прим. ред.). Без нее мы с ребенком могли погибнуть. Меня также преследовала пульсация в области полового органа вплоть до 53 лет, пока мой шрам не разошелся из-за менопаузы. Только тогда, после полувекового дискомфорта, неприятные ощущения прекратились.
Второй доктор, который пришел на смену первому, впал в крайность: увидев мою вульву, он предложил поучаствовать в исследовании о сексуальном возбуждении, над которым работали североамериканские ученые Уилльям Мастерс и Вирджиния Джонсон. Я отказалась, а он продолжал настаивать. Но в 24 года я не была готова делиться своей историей.
Впервые я заговорила о калечащей операции, когда мне было 30 лет. Я доверила свою историю коллеге, но этот опыт был травматичным — мне посоветовали больше никогда об этом не упоминать, опасаясь негативных последствий для моей карьеры в медицине. В 1981 году развернулась дискуссия в странах Африки о медикализации FGM. Меня испугал этот поворот: хотя моя операция проходила в клинике, это не смягчило ее ужасных последствий.
К сожалению, меня не допустили в качестве спикера на конференцию, где обсуждался этот вопрос. Но примерно в то же время женское бюро Международной лютеранской федерации пригласило меня выступить в Женеве перед представителями международных НКО, борющихся с FGM. Мне было 37 лет, и я впервые публично рассказала о своем опыте — это был поворотный момент: я будто освободилась от сковывающего меня обета молчания, а вернувшись в США, поняла, что хочу участвовать в борьбе против калечащих операций. В 1990-х моя история стала важным аргументом в принятии закона против калечащих операций в Северной Дакоте, где находится клиника, в которой мне провели FGM.
Женщин, переживших FGM, часто спрашивают, как операция повлияла на их жизнь. Самое страшное, что мы не знаем точного ответа на этот вопрос. Я понятия не имею, в чем разница между моей и вашей сексуальной жизнью, потому что у меня нет возможности заняться сексом с участием головки клитора, которую мне удалили. Я способна испытывать удовольствие, но никогда не узнаю, насколько его интенсивность отличается от вашей.
Женское обрезание на Кавказе
В справке «Кавказского узла» собрана информация о типах женского обрезания, его распространении и последствиях для здоровья, а также об отношении к этой практике в исламе. На Кавказе практика женского обрезания распространена в отдельных районах Дагестана и Грузии. Достоверные данные о ситуации в Азербайджане отсутствуют.
Типы женского обрезания
Женским обрезанием принято называть практики повреждения женских половых органов, включая все операции по частичному и полному удалению наружных женских гениталий или нанесение других травм женским половым органам по немедицинским причинам.
Всемирная организация здравоохранения выделяет 4 основных типа женского обрезания 2 :
Последствия женского обрезания для здоровья
Женское обрезание и права человека
Женское обрезание и ислам
Женское обрезание на Северном Кавказе
Ранее, 15 августа 2016 года, «Правовая инициатива» выпустила доклад «Производство калечащих операций на половых органах у девочек в Республике Дагестан», в котором акцентировала внимание, что такого рода операции совершаются там с одобрения духовенства.
Реагируя на широкий общественный резонанс, вызванный докладом «Правовой инициативы» и высказываниями Бердиева, Минздрав России выступил с критикой женского обрезания в Дагестане. Генпрокуратура России пообещала проверить законность данной практики. 19 августа 2016 года депутат Мария Максакова-Игенбергс внесла в Госдуму законопроект о наказании за женское обрезание.
Опрошенные «Кавказским узлом» дагестанские адвокаты сочли женское обрезание у девочек уголовно наказуемым. По их словам, женское обрезание может быть квалифицировано как причинение вреда здоровью.
Женское обрезание в Грузии
4 ноября 2016 года Институт по освещению войны и мира (IWPR) сообщил о распространении практики женского обрезания в Грузии. Согласно данным IWRP, обрезанию подвергаются девочки из сел, где компактно проживают около трех тысяч этнических аварцев. В частности, это села Тиви, Сарусо и Чантлискуре Кварельского района, относящегося к Кахетии. Аварские сообщества ведут очень закрытый образ жизни, поэтому грузинские власти и жители окрестных сел, не принадлежащие к их культуре, сведениями о случаях женского обрезания не обладают.
Женское обрезание в Азербайджане
Примечания
Автор: Кавказский Узел
Пережившая в детстве «женское обрезание» россиянка описала последствия операции
Жительница Дагестана Джавгарат (имя изменено) в детстве пережила клиторэктомию — калечащую операцию по «женскому обрезанию», — но узнала об этом только в 42 года. Ее историю в своем спецпроекте «Насилие — не традиция» рассказала Afisha Daily.
Женщина стала догадываться о своих проблемах с момента замужества. Половой акт всегда был для нее болезненным и часто заканчивался кровотечением. Джавгарат не понимала, почему в эротических фильмах женщины всегда стонут и получат удовольствие от секса, однако обсудить эту проблему ей было не с кем. На вопросы о половой жизни муж отвечал, что партнерша лежит в постели «как бревно, без эмоций».
Только в 42 года Джавгарат решила обратиться к гинекологу, который сказал, что она прошла через клиторэктомию, то есть удаление клитора. «От ужаса меня замутило. Я не помнила о самой операции, из чего сделала вывод, что она произошла, когда я была младенцем, — в год или два от роду», — сказала она.
Когда женщина решила сообщить об этом мужу, тот признался, что у него есть любовница, и ушел к ней.
Джавгарат отметила, что по-прежнему удивляется, что ни один врач не сообщил о последствиях калечащей операции при осмотре и родах — у женщины два сына и одна дочь.
Информацию о «женских обрезаниях» она начала искать в СМИ. Джавгарат прочитала, что раньше операцию женщинам делали, чтобы они «не мучились», когда мужчины уходили на войну. Потом традиция укоренилась, а опыт подобных калечащих операций стал передаваться по наследству без каких-либо причин. «Еще как-то я услышала, что операцию проводят девочке из села, когда она уезжает учиться в город, чтобы «не загуляла»», — отметила Джавгарат.
«Мы собрали истории героинь из очень разных стран: Африки, США, Индии, Шри-Ланки и России, — рассказал «Ленте.ру» главный редактор «Афиши Daily» Трифон Бебутов. — Команда проделала невероятно профессиональную и эмоционально сложную работу. Отдельно хочется отметить профессионализм авторок проекта, которые общались с героинями, смело рассказывающими о своем травматическом опыте и смело выступившими против традиций их общин и семей».
Россиянка рассказала, как пережила женское обрезание в детстве
Москва, 20 августа. Пережившая так называемое женское обрезание в детстве россиянка рассказала, что операция на половых органах проходила без анестезии и дезинфекции. Своей историей на условиях анонимности женщина поделилась в интервью изданию «Лента.ру».
«Никакой операционной, само собой. Домашние условия, какой-то предбанник, чтобы ничего не испачкалось, если кровь — никакой дезинфекции, перчаток, спирта или стерильных инструментов. Простые хозяйственные ножницы. Никакого обезболивающего или анестезии. Перевязки нет. Тело заживает, как может», — сообщила женщина.
По словам россиянки, ее держали за руки и за ноги две женщины. Они же били девочку, чтобы та не поднялась.
Женщина призналась, что после операции несколько дней не могла говорить от боли. Позже россиянка узнала, что во время операции ей отрезали часть головки клитора. Женщина подчеркнула, что для нее эта калечащая процедура стала большой психологической травмой. Обрезание повлияло на ее отношения с мужем, и брак закончился разводом.
В мае женщина обвинила гинекологов ингушской клиники в проведении операции по женскому обрезанию ее девятилетней дочери. Девочка родилась после развода родителей, около года назад переехала к отцу. На следующий день после прибытия в Ингушетию она оказалась в гинекологическом кресле.
Мать девочки уверена, что операция была проведена по инициативе ее отца. Женщина пояснила, что бывший супруг во время брака ее также заставил сделать обрезание. После тревожных новостей она забрала свою дочь у отца.