одесский липован биография личная жизнь
Лучший период жизни. Как человек с лицом мафиози помог прославить молодость в степях Новороссии
Вязкая жара царила на Украине и в России в второй половине июня — начале июля. Запертые в своих странах украинцы и россияне вынуждены были обратить внимание на отечественные курорты. И хотя позже открылись такие популярные направления, как Турция, многие решили не рисковать — количество заражённых COVID-19 росло, а потому было неясно, сколько ещё границы останутся открытыми. Рок-остров под Бердянском. Как Райкин, Белогурова и другие зажигали на Азовском море
Украинцы устремились к берегам Чёрного и Азовского морей — в степи Новороссии. Россияне — в Крым и на курорты Краснодарского края или чуть южнее — в Абхазию. Те из россиян, кто проезжал Гагры, мог вспомнить об одной популярной повести, действие которой хоть и начинается в этом абхазском городе, но посвящено событиям на Одесчине.
Повесть эта — «Зелёный фургон» Александра Козачинского.
Написана и впервые опубликована она была в 1938 году, выдержав с тех пор не только несколько переизданий, но и экранизаций. Это неудивительно. Повесть написана мастерски, и написана она человеком, который пережил то, что перенёс потом на бумагу.
Красавец и Красавчик
Козачинский написал свою повесть по просьбе Евгения Катаева — представителя «Одеколона» — «одесской колонии» в Москве. Сам Катаев к тому времени был прославленным писателем. Правда, читающая публика знала его под псевдонимом Евгений Петров.
Москвич Козачинский и одессит Катаев были знакомы с детства. Они учились в 5-й Одесской классической мужской гимназии. Семья Козачинского переехала в Одессу из-за туберкулёза его отца. Переезд не помог: отец Козачинского умер. А сам Козачинский из-за материальных сложностей, которые обострились в результате революций, вынужден был, так и не доучившись, уйти из гимназии в 1917 году. Как армянин покрасил Карпаты в синий цвет и получил от гуцулки красный зонт
Спустя пять лет — в 1922 году — два друга встретились. Но уже при куда как более драматичных обстоятельствах. Козачинский убегал от советской милиции. Во время погони с перестрелкой он узнал в одном из преследователей Катаева. Козачинский сдался.
Суд приговорил бывшего главаря банды налётчиков (а до этого — бывшего милиционера) к «высшей мере социальной защиты» — расстрелу. Но за Козачинского вступился Катаев. А ещё — женщины-свидетельницы. Козачинский в те годы был видным красавцем.
Дело пересмотрели, расстрел отменили. После освобождения по амнистии в 1925 году Козачинский перебрался в родной город — Москву, где стал репортёром в газете «Гудок». Там же работал и Катаев (Петров). Спустя 13 лет по настоятельной просьбе друга Козачинский и написал во многом автобиографическую повесть «Зелёный фургон». Сам он выведен в повести под прозвищем Красавчик. А вот Катаев (Петров) — под именем Володи Патрикеева.
Написанная бодрым языком, посвящённая борьбе с преступностью в послереволюционной Одессе повесть полюбилась читателям. При жизни самого Козачинского повесть переиздавалась трижды (а Козачинский умер в 1943 году в эвакуации).
А спустя 21 год после первой публикации «Зелёный фургон» экранизировали. Однако на этой — чёрно-белой — экранизации решили не останавливаться. В 1980 году сценарист Игорь Шевцов «заразил» идеей снять фильм самого Владимира Высоцкого, с которым познакомился на съёмках фильма «Место встречи изменить нельзя» в Одессе.
Сам Высоцкий до этого участвовал в радиопостановке «Зелёного фургона». В итоге Шевцову пришлось отстаивать кандидатуру Высоцкого на должность режиссёра. Но позже Высоцкий «перегорел».
Впрочем, сценарий Шевцова не пропал. Именно по нему в 1983 году на Одесской киностудии режиссёр Александр Павловский и снял новый «Зелёный фургон» с Дмитрием Харатьяном в роли Володи Патрикеева и Александром Соловьёвым в роли Красавчика.
Именно в этом фильме и прозвучал своеобразный «гимн молодости» — песня, посвящённая июлю. Этот месяц вряд ли выбран случайно. Ведь именно в июле и происходит основное действие повести.
«Новый начальник приехал в жаркий июльский день, когда Севериновка казалась почти безлюдной. Горячий ветер перекатывал по базарной площади вороха упавшей с возов соломы, улицы курились пылью, все было накалено и высушено до такой степени, что никого не удивило бы, если бы местечко, шипя и дымясь, начало тлеть. И если этого не случилось, то только благодаря тому, что раскаленное местечко охлаждала зыбкая топь, никогда не просыхавшая в центре площади, вокруг водопоя», — гласит четвёртый абзац первой главы повести. Страна чудес: как москвичи и запорожец сочинили любимый мюзикл советских детей
А вот в фильме посвящённая июлю песня звучит в конце — как гимн ушедшей юности.
Где молодость поныне шагает по стерне
Музыку к фильму написал Максим Дунаевский. Именно к нему в Полтаву приезжал записывать песни Харатьян. А вот тексты этих песен сочинил поэт Наум Олев.
Сам Олев был разносторонним человеком. Уже после съёмок фильма он стал галеристом, пережил множество забавных и не очень историй.
«[Cчитаю себя] злостным романтиком. Закоренелым. Но если без шуток, то у меня лицо, как вы видите, не самое приветливое, выражение далеко от романтического настроя. Скажу больше: в Голландии друзья возили меня на какие-то свои мафиозные разборки. Я должен был играть роль «крестного отца» — почти без слов, только предъявить врагам физиономию. Договаривающиеся стороны собирались в ресторанчике, обсуждали свои сложные взаимоотношения, и тут с некоторым опозданием, как и было предусмотрено сценарием, входил я. Вставал рядышком, руки в карманах, тяжелым взглядом обводил всех присутствующих, которые напряженно молчали, и со значением вопрошал: «Как дела?» Мои ребята как бы успокаивали: «Да вроде все нормально». — «Ну смотрите, — пожимал я плечами, — а то я…» — «Нет-нет, ничего, мы тут сами!» Вопросы, естественно, всегда решались в «нашу» пользу», — рассказывал в одном из интервью.
Самой яркой из песен Олева для «Зелёного фургона» стала песня «Ты где, июль». Начинается она со следующих слов:
Проносятся над степью стрижи, как трассы пуль,
И снова солнце слепит, и снова тот июль,
Он с запахом полыни навек застрял во мне,
Где юность и поныне шагает по стерне.
При этом и Дунаевский и Харатьян сегодня говорят, что на самом деле Олев не столько следовал тексту повести, сколько помнил о том, кто изначально должен был снять «Зелёный фургон».
«Я думаю, Олев Наум, который очень любил и поклонялся Высоцкому, не случайно написал эти слова — «Ты где, июль?»» — отмечал Дунаевский в интервью каналу «Москва 24» в 2018 году.
«Песня про июль — она отчасти была поклоном автора Владимиру Семёновичу. Он ушёл из жизни в июле», — указывал в интервью этому же каналу Харатьян.
Увы, но сам Олев умер в 2009 году. И остаётся лишь догадываться, как появилась и кому и чему на самом деле она посвящена.
Но как бы то ни было, она стала гимном молодости — той кипучей и страстной и даже в чём-то голодной, но неутомимой молодости 20-х годов ХХ века, которую воспевали жившие в то время поэты и писатели. Например — переживший Гражданскую войну одесский поэт Эдуард Багрицкий, в своих «Контрабандистах» писавший:
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Олеву спустя 63 года после описываемых в «Зелёном фургоне» событий удалось попасть в нерв, буквально передать атмосферу тех дней и создать гимн молодости. Самый мерзкий из варваров. Кого сыграл украинец в сериале о герое Гитлера
Кстати, те, кто участвовал в работе над фильмом, позже признавались: именно «Зелёный фургон» стал вехой и одной из лучших картин в их жизни.
«Одно из лучших времён в моей жизни я пережил на фильме «Зелёный фургон» в Одессе. Это было удивительное время, это были удивительные люди. Это была какая-то атмосфера очень творческая и очень такая братская, что ли», — отмечал в 2018 году в интервью каналу «Москва 24» Харатьян.
Фильм завершался сценой «дружеского матча» Красавчика и Патрикеева в степях под Одессой. Фоном для матча и звучала песня об июле.
Спустя 37 лет песня «Ты где, июль?» прозвучала уже в конце другого фильма — сериала «Зелёный фургон. Совсем другая история» — многосерийного сиквела картины 1983 года. Премьера сериала состоялась в 2020 году, снимался же он в 2018 году. И на этот раз съёмки проходили не в Одессе и даже не на берегу Чёрного моря. Однако без степей Новороссии и здесь не обошлось.
Но это уже действительно совсем другая история.
Тропами рода своего: семья “липован” из Вилковской ОТГ отметила 200 лет со времен переселения
Почти 200 лет назад, в 1821 году, несколько семей переселенцев-староверов из Калужской губернии перебрались в Бессарабию и основали в свободном краю на просторах Стенцовско-Жебрияновских плавней поселение, которое сегодня называется село Мирное. Недавно оно вошло в состав Вилковской ОТГ. Об этом пишет “Сила громад“
Рассказы о новых землях, о благодатных края, где водится рыба, щедро растет хлеб, где живут «с воды и с росы», заставляли сторонников старой веры и беглых казаков искать здесь убежища. По одной из версий, о людях, которые облюбовали труднодоступные плавные и превратили их в богатые поселения с церквями, говорили: «Li pava». В переводе это означало: «Они мостят». С годами фраза превратилась в устойчивое выражение: «липоване». Так тепло называли вечных тружеников, которые сохранили первозданность веры с четками-листовки и «ходом по солнцу» и которые сейчас кучно проживают в Вилково, селах Мирное и Приморское Вилковской ОТГ.
Вместе со всеми мостили дороги, строили дом, не жалея сил, и молодожены Макар и Александра Решетникова, переселенцы из Калужской губернии.
Род Решетниковых оказался крепким и ещё Божьим любимцем: в любви и согласии родилось пятеро сыновей – первенец Фопен, за ним Автоном, Федор, Антип, Никита и долгожданная доченька Домна. Учили наследников беречь традиции, вести хозяйство, рассчитывать на свой ум и крепкие руки. Учили и церковной грамоте: образованность была в почете у старообрядцев. Завещали, как величайшее сокровище, – хранить каноны исконной веры и любить свободу. Свобода была тем смыслом жизни, который направил Макара Решетникова к объединению, которое поддерживало Татарбунарское восстание. Ведь недаром любимым выражением липован является: «Лучше жилось, когда одна власть ушла, а другая ещё не пришла».
С тех пор прошло много лет, много воды утекло. Древо фамилии Решетниковых разрослось, пустило множество ветвей по всей Одесской области и даже в Румынии. Сегодня аксакалами рода считаются Василиса Никитична, Григорий и Николай Федоровичи Решетниковы, Ефимия Фопеновна Кулакова. Ну, а самыми молодыми – праправнуками Макара и Александры – являются Кирюша Павлюк (3,2 года) и Алеша Голубенко (3,5 года).
22 июня почтить память предков, встретиться и «пересчитать родню» в Мирном, в кафе «Молодежь», собрались почти все нынешние поколения Решетниковых, приехавших из Вилково, Одессы, Белгород-Днестровского, Черноморска, Килии, Большой Долины. Эта встреча принесла каждому много незабываемых впечатлений.
Олег Щотников, один из организаторов встречи: «Мы обнимались по-братски, вспоминали детство, прощали невольные обиды, обменивались фото, пели, угощались ухой, шашлыком и поднимали тосты за наш славный род Решетниковых, за его основателей – уважаемых Макара и Александру, и за знаменитых родственников. Среди них – Николай Федорович, директор института, который проектировал мелиоративные системы в Украине, Владимир Иванов – сотрудник силовых структур Одесской области, две сестрички – заслуженные преподаватели – Таисия Голубенко и Любовь Якимова, Валерий Масленников, работник районного управления связи, который обеспечивает жителей Килийщины связью, Валерий Решетников и Роман Щотников, сотрудники МЧС, Григорий Решетников, всю свою трудовую деятельность посвятил Мирновскому колхозу «Дружба». Гордость нашего рода – Михаил Чугунников, настоятель Мирновского храма Преподобной Параскевы, который несет сквозь поколения веру предков».
Интересно то, что потомки не только сумели сохранить за собой место на улице Победы, 20, в селе Мирное, откуда пошел многочисленный род Решетниковых, но и к стенам исконного жилья достроили новый крепкий дом. Этот дом, где зарыт «пуп земли» рода Решетниковых, и памятник-крест основателям деревни, открытый в Мирном 28 октября 2011-го года, для всех родственников стали легендарными местами силы, где можно прикоснуться к истории, зарядиться энергией, почувствовать что-то на уровне сердца… За организацию довольные встречей родственники благодарили Олега Щотникова, Илону и Любовь Решетниковых, которые собрали за одним столом 48 человек, чтобы в очередной раз убедиться, что они – крепкая, дружная, единая семья, «мостили, мостят и будут мостить» свой род Решетниковых из села Мирное.
Jan. 26th, 2007
Юг Украины – настоящий кладезь находок и открытий для ученых и в то же время наименее изученный в этнологическом плане регион. C этнографической экспедицией одного из киевских вузов мне довелось побывать в южной части бессарабских степей, между Дунаем и Днестром. Именно там я узнала о старообрядцах-липованах и о том, как в наше время тотальной унификации всего и всех они сумели сохранить свою извечную самобытность.
Первые впечатления
Наше знакомство состоялось в расположенном неподалеку от баз отдыха Черноморского побережья селе Приморском, ранее носившем необычное название Жебрияны. Переходя небольшими группами от одного дома к другому с тетрадками и диктофонами в руках, мы постоянно ощущали на себе десятки настороженных взглядов – из-за каждой занавески, из каждого двора. Дело в том, что липоване до недавнего времени были очень осторожны и замкнуты в общении с представителями других вероисповеданий и национальностей. До 50-60 годов XX в. «чужаку» могли не подать кружку воды, а если и подавали – то затем тут же выбрасывали. Браки липован с жителями «нестарообрядческих» сел были крайне нежелательны. Конечно, сегодня многое изменилось: межнациональные и межконфессиональные браки стали обычным явлением, многие представители молодого поколения переезжает в города, прибрежные села летом заполняются туристами. Но в первые выходы нам удавалось заговорить с единицами из староверов–липован, да и то через калитку. При этом на расширенные вопросы мы получали односложные ответы, а от обсуждения многих тем, которые местные жители старшего поколения, видимо, считали «скользкими», они уклонялись.
Затем были поездки в другие староверческие и соседние с ними села – украинские, болгарские, гагаузские, встречи со священниками, директором районного музея, фольклорным коллективом, бесконечные интервью… И чем больше мы наблюдали за размеренной жизнью этой общности, чем больше беседовали со старожилами и молодежью, тем четче вырисовывался портрет обычного липованина.
Старообрядцы на Украине
Первые староверческие поселения на территории современной Украины возникли еще в 60-х годах ХVІІ века на Левобережье, на территории Стародубского полка – административной единицы Малороссии. Стародубье стало одним из мощных центров староверов-поповцев. Всего тут возникло более трех десятков поселений старообрядцев, преимущественно выходцев из центральных земель России. После создания Белокриницкой иерархии в этом регионе была открыта Черниговская епархия с центром в Новозыбкове.
Еще одним местом «компактного» проживания староверов на Украине стало Подолье, которое на момент их заселения принадлежало Польше. Всего на территории Речи Посполитой, по оценке современного польского историка Е.Иванца, к моменту её первого раздела насчитывалось до 100 тысяч русских старообрядцев. Это были выходцы из центральных, а также частично северных и южных губерний России. Соответственно смешанным оказался и конфессиональный состав населения: преобладали старообрядцы-поповцы, а беспоповцы были представлены в основном федосеевцами.
Третьим важным регионом расселения староверов, о котором уже говорилось, стала Южная Бессарабия. По сравнению со Стародубьем и Подольем, заселение этой территории было более интенсивным и продолжительным. Социальный портрет переселенца тут существенно отличался от двух предыдущих регионов. Ведь освоение этого края происходило двумя путями – морским и сухопутным. При этом первый был, вероятно, более ранним. Им воспользовались представители донского казачества, которые выступили за старую веру. После Булавинского восстания 1707-1709 гг. они пришли под предводительством атамана Игната Некрасова на Таманский полуостров, а потом в Крым и на Нижний Дунай. Тут, на Нижнем Дунае, донские казаки получили от турок полную свободу вероисповедания, а также правовые и экономические льготы, которых не имела больше ни одна христианская конфессия. При этом переселенцам поставили условие, что те выступят на стороне султана по первому требованию Порты. Кстати, и российским властям после прихода в Южную Бессарабию пришлось подтвердить свободу вероисповедания сторонников церковной старины: им разрешалось проводить богослужения «по своему обряду». Такого не было больше ни в одном регионе Российской империи!
Кроме некрасовцев, здесь селились представители и других течений старообрядчества, в частности, пришедшие сюда сухопутными путями. Основу их составляло крестьянство, представителей которого, в отличие от староверов-некрасовцев, называли липованами. В Молдавии же, Румынии и Буковине это общепринятое название вообще всех старообрядцев. Более десятка поселений было основано в дельте Дуная и на прилегающих украинских территориях. Основными населенными пунктами казаков-некрасовцев стали Измаил, Старая и Новая Некрасовки (сейчас Измаильский район Одесской области). А липоване разместились в селе Вилково Килийского района. Тут жили в основном старообрядцы-поповцы, которые признали верховенство Белокриницкой иерархии и у которых была своя Измаильская епархия, охватывающая, кроме Южной Бессарабии, еще и центральную ее часть, то есть Молдавию.
В 30-х годах ХVІІІ ст. в северной части Новороссийского края – Елизаветградской провинции также появляются поселения, позднее вошедшие в Херсонскую губернию. Староверы Елизаветградской провинции были представлены в основном купцами и государственными крестьянами. Как правило, в этом регионе жили поповцы, которые позднее признали Белокриницкую иерархию.
Пятым регионом была Слобожанщина и Харьков, в которых проживали разные социальные группы населения – стрельцы, купцы, крестьяне, казаки, и где старообрядцы вели достаточно объемную и живую торговлю. По подсчетам современных исследователей, около 60% общероссийского капитала принадлежало именно старообрядцам, тогда как общая численность староверов в России составляла около 2% населения. И почти все источники, освещающие историю старообрядства, отмечают высокий уровень жизни его последователей.
«Свои» – «чужие»
Преследуемая царизмом старая вера и старообрядческая церковь в решающей мере определили уклад жизни своих верных последователей и прихожан, их индивидуальный характер и внешний облик.
Прежде всего, неукоснительно соблюдались обряды старой веры: двоеперстие, солнцехождение во время крещения, венчания, освящения храма или жилищ. Староверы также придерживались канонов в чине и объеме церковной службы, в том, что касается постов и запретов при общении с иноверцами.
Провозгласив время, в котором им довелось жить, последним, старообрядцы должны были найти способ существования в этом мире. Они всегда с трудом шли на контакт с «чужаками», а замкнутый образ жизни, обусловленный религиозными убеждениями, еще больше способствовал отчуждению. Характерной чертой старообрядцев прошлого было противопоставление «истинно верующих христиан» «миру», в котором якобы воцарился антихрист. «Истинно верующие», исполняя запреты протопопа Аввакума, воздерживались от любого общения с «мирскими» – представителями царства антихриста.
Российские исследователи старообрядчества отмечают, что всем раскольничьим течениям был присущ определенный анархизм, который проявлялся не только в отдалении себя от государственной службы, но и часто выливался в открытое противостояние государственной власти. Причем границы между православными и раскольниками могли быть проведены только условно, а на практике влияние староверов в сельской местности было очень значительным.
Когда староверы оказывались в ином этническом окружении, срабатывал принцип самозащиты: чтобы выжить, необходимо держаться за свою веру, свой язык; все другое – чуждое и поэтому вредное. И сегодня из уст липован, как пожилых, так и людей среднего возраста, можно услышать мнение об избранности и уникальности своего народа: «Липоване – чистые русские люди»; «липоване – божественные, не такие, как другие».
Такие категории мифологического сознания, как «чистые люди», «чистая вера» и были одним из механизмов, обеспечивающих целость данной общности. Ведь большинство жителей этих сел и городков не может объяснить принципиальной разницы между церквями и конфессиями. Очень многие так и говорят, что липоване и есть православные, которые более старательно исполняют обряды и строго соблюдают церковный порядок. А отличия каждый подтверждает легендами о представителях других конфессий.
Продолжение знакомства
Через неделю ежедневных вылазок в село – на воскресную службу, в центральный магазин и просто кружения по улицам – в некоторых домах нас встречали уже более приветливо. Старушки доставали свои вышивки, прялки и платья тридцатилетней давности. Крепкие бородатые деды немногословно рассказывали о военных походах и с гордостью показывали ухоженные виноградники. Вечером в клубе молодежь делилась страшными историями «из жизни», а наши тетрадки заполнялись зарисовками домов, церкви и приусадебных построек. Шаг за шагом, беседа за беседой – и перед нами вставала цельная картина размеренного деревенского быта липован. Крепкое чувство солидарности по вере, родству, крови приучило их к взаимовыручке, а отрыв от родины и исключительная приверженность своей вере и языку обусловили самобытность этнокультуры липован.
Прибывшие из всей европейской России в Килию и Придунавье великороссы привезли множество профессий, занятий, ремесел, которыми они владели на своей первоначальной родине. К тому же это были, как правило, энергичные и предприимчивые люди. Поэтому далеко за пределами своих мест обитания были известны старообрядцы-рыбаки, строители, печники, столяры, плотники, корзинщики, рогожечники, ложечники, иконописцы. Инициативность и природная сметливость делали старообрядцев удачливыми торговцами.
Семейный уклад
Многие жители села старшего поколения говорили нам, что старообрядческие семьи раньше были многолюдными – 20-30 человек, а родовые кланы – тем более. Главой семьи являлся отец – «тятя». Его власть по отношению к многочисленным членам семьи была не просто авторитарной, а даже деспотичной. Тятя был абсолютным распорядителем имущества, доходов семьи, да и судеб тех, кто в нее входил, особенно дочерей. Если тятя умирал, его место чаще всего занимал старший сын.
Женитьба у староверов была делом особой важности для человека, семьи и всего рода. Традиция устанавливала брачный возраст для девушки – 16-18 лет, для парней – 18-19 лет, иногда старше. Девушек в возрасте 23-25 лет называли перестарками, вековухами, юноши их избегали, считая, что те «с пороками». Кстати, такую же настороженность и пренебрежение вызывали и молодые люди, засидевшиеся в холостяках. Они тоже имели свои презрительные прозвища – бобыли, перестарки.
Старообрядческие семьи были, как правило, зажиточными, и уже поэтому при выборе жениха или невесты значительную роль играл фактор состоятельности. В конце XIX века липованин редко выбирал себе невесту не из старообрядцев, но если такое все же случалось, то крещение невесты в старую веру («мирование») до свадьбы было абсолютно обязательным. В согласии на брак решающее слово было за родителями, особенно за тятей. Одна из липованок высказалась о выборе суженой так: «Бедные сами сходились, а богатым пару выбирали родители. Тятя велел – женись, хоть она кривая, косая, дурная».
Если после долгих раздумий родители жениха определялись с выбором, наступало время сватовства. Оно сопровождалось продолжительным обсуждением – торговлей между сторонами. После «сговора» молодые, которые зачастую могли быть мало знакомы, брались за руки, опускались на колени, низко кланяясь, перед самой почитаемой иконой в божнице и получали благословление родителей невесты. За этим следовало «запивание» (или «запой») – затяжное гулянье за щедрым столом, во время которого шло обсуждение приданого, расходов на свадьбу и послесвадебного устройства молодых. Решалась и ближайшая меркантильная проблема – сумма «кладки», которая полагалась невесте от жениха на ее личные свадебные расходы: подвенечное платье, фату, туфли, а также на подарки с ее стороны, в том числе на красную атласную рубаху жениху. По строгим старообрядческим канонам и после сватовства молодые могли разговаривать друг с другом только в присутствии родителей и с их разрешения.
Свадебная церемония у староверов проходила в общем-то те же этапы, что и молдавские или украинские свадьбы, отличаясь от них отдельными деталями.
Молодые, как правило, после свадьбы начинали жить своим хозяйством в своем доме. Были распространены дома «на две половины», когда жилые помещения располагаются по обе стороны от сеней. Одно становилось основным жилым пространством, а второе – праздничной комнатой, светлицей, в которой собирались на семейные праздники, принимали гостей, снаряжали в последний путь умершего. Потолок и стены этой горницы нередко были расписаны красивыми узорами с маками, фиалками вперемежку с геометрическими фигурами. Там же располагалась большая божница со старинными образами, привезенными с далекой родины, сундук с классической старинной русской одеждой, предметы и рукоделия старины.
Раскол был расколом и после смерти – своих покойников старообрядцы хоронили на старообрядческом кладбище, а крест на могиле ставили в ногах покойного. До сих пор усопшего старообрядцы заворачивают в белый саван, три раза перевязывают лентами, вкладывают ему в руку лествицу – четки для моления, а похоронный обряд длится дольше, чем у соседей-украинцев.
Интересен и язык липован: в нем сохранилось множество архаизмов, до сих пор способных вызвать восторг у диалектологов («бравенько», «лохмы», «хиря прибила» и др.).
Внешние атрибуты
Одежда и обувь вилковских староверов, не говоря уж о сельских, сберегла больше классических русских черт, чем в Килии: косоворотки, армяки у мужчин, сарафаны – у женщин. Старинные фотографии русских колонистов Подунавья свидетельствуют: многие из них пришли сюда в лаптях. Но тут лапти исчезли. Однако и местные постолы в среде старообрядцев распространения не получили, так как больше подходили для хлеборобов и пастухов. Рыбаки, ремесленники, торговцы вполне могли позволить себе носить сапоги, ботинки, туфли, чаще всего фабричного изготовления.
Русским, безусловно, понравились такие виды местной одежды, как овчинные душегрейки – «кептари». Детвора, женщины, старики охотно носили всевозможные чуни. Эту шитую из разноцветного суконного тряпья, а также вязаную обувку от россиян переняли молдаване и украинцы. В этих местах были распространены папурянки – обувь, плетенная из длинных листьев рогоза, – которые очень напоминали русские лапти, и потому пришлись по душе староверам. Из этого же материала изготовляли для внутреннего пользования и на продажу комнатные шлепанцы.
Отдельно следует упомянуть такой женский головной убор, как капор (или кичка). Для женщины это был знак замужества, без которого она не имела права появляться на людях. Сверху – «на убрус» – кичка покрывалась платком.
Конечно, многие обычаи канули в Лету и остались лишь в памяти старшего поколения старообрядцев. Но основные обряды липоване стараются соблюдать и учат этому молодежь. Понимая значение образования в современном мире, липоване, тем не менее, стремятся, чтобы их дети были сведущи и в религиозной сфере. Например, в селе Старая Некрасовка Измаильского района несколько лет назад была открыта самая большая воскресная школа Русской Православной Старообрядческой Церкви на всей территории СНГ
По дороге в Киев, подпрыгивая на сиденье институтского микроавтобуса, в котором наша группа исколесила добрую часть Буджака, я вдруг подумала, что ворота в достаточно обособленный липованский мир за эти дни приоткрылись передо мной неспроста. Это был урок сохранения себя, своей внутренней сути и бесценной души в сложном и изменчивом мире.
Особая благодарность за помощь в подготовке материала выражается директору историко-краеведческого музея г. Килии Б.А. Райнову
(Материал опубликован газета «Секретные материалы» за февраль 2006 г).