одна история в олениче мать и сын
«Сын» рассказ
Анна Михайловна вздрогнула, услышав голос сына. Она ушла в свои мысли с головой и даже не слышала, как распахнулась дверь и на пороге молча стоял и смотрел на неё Николай, ожидая, почувствует ли она его своим материнским сердцем. Но не почувствовала…
— Ну, здравствуй, мать! — наконец сказал он.
Сын уже шёл размашистыми шагами чтобы обнять ее. На пол упала недочищенная картошка…наскоро вытерев руки о передник женщина бросилась к нему.
— Сыночек! Ты ли? Заждалась я, пять лет ведь дома не был…
— Я проездом, ма, — сразу предупредил Колька, — поезд с утра.
— Да что же…, — растерялась женщина не зная за что хвататься — день всего, останься подольше!
— Нет, работа не ждёт. Что я тут у вас забыл. Никого из наших уже не осталось, все ребята разлетелись кто куда, и мне нечего прозябать. Отец дома?
— Да, к куму пошёл, должен сейчас прийти…
С минуту осмотрев горницу Николай схватил сумку и достал подарок матери — тонкий пуховый платок. Подошёл и накинул ей его на плечи.
Анна Михайловна погладила его и подивилась: «Вот подарок так подарок, не забывал значит, раз привёз…»
— А это бате, рубашка тёплая, чтобы зимой не мёрз.
— Спасибо! Ты садись, сейчас на стол соберу.
— Не суетись так, мать. Я сыт, разве что…
Анна Михайловна достала закуски, белая накрахмаленная скатерть легла по-праздничному на старенький, деревянный стол.
От взгляда Коли не скрылись морщинки, собравшиеся в уголках материнских глаз, она была в своё время первой красавицей, да и сейчас, прожив уже пол с лишним века не уступала еще старости — стройная, высокая, выразительные голубые глаза, высокие скулы…
— Сынок! С возвращением! — на пороге стоял отец.
— Здравствуй, батя! Я ненадолго, на день всего.
— Работа не ждёт, завтра поезд.
Сергей Михайлович почесал затылок, гляди-ка молодец какой, без дела не сидит, все на благо родины работает, только четвёртый десяток уже не загорами, а не семьи, ни угла, да и они с женой не молодеют.
Сели за стол. Анна Михайловна все насмотреться не могла, сидела рядом, лаского поглаживая Колю по плечу, по непослушным волосам. Внимала каждому слову, а внутри все перевернулось, как узнала, что завтра они с мужем опять останутся вдвоём.
— Сынок, ты б женился, — проговорила она.
— Как зачем? — сказал отец — семья будет, вторая половина, дети…все женятся, что в этом плохого?
— Не хочу я себя привязывать к одному месту, а половин этих пруд пруди.
— Нехорошо это, вон мы с матерью душа в душу всю жизнь живём, и никто другой не нужен!
Николай лишь пожал плечами, менять свои убеждения он пока не собирался. Молод ещё, не нагулялся вдоволь. Встретит он половину, коль она существует.
— Грех это все, — тихо сказала мать — человек он на то и человек, чтобы жить достойно, чтобы своей жизнью пример подавать детям.
— Полно мам, какие дети?!
— Как какие? Внуков мы с отцом ждём.
— Нет, пока не до детей, деньги надо зарабатывать, на ноги вставать.
— Смотри, сынок, жизнь пролетит и не заметишь! — сказал отец, посмотрел в свою нетронутую тарелку, щедро наполненную едой. Аппетит пропал следом за словами сына. Таким ли он его воспитывал, те ли ценности прививал? Нет…вовсе не те…
— Ну что вы видели в своих Озерцах? — спросил Николай.
Родители переглянулись. А правда что?
— Ананасы видели? А бананы?
— В бананах ли счастье? Эх, сынок…
Сергей Михайлович встал из за стола, взгляд его упал на клетчатую темно-синюю рубашку, подарок сына, махнул рукой и вышел из дома…
Часы мерно отсчитывали время. Они сидели с метелью молча.
— Вот что, мам, — порывшись в дорожной сумке Николай достал деньги, отсчитав несколько купюр оставил на комоде, под шкатулкой.
— Это вам, вдруг на что срочно понадобиться, а я наверно пойду.
— Куда? — воскликнула женщина — ты же только приехал!
— Раньше приеду, раньше к работе приступлю! Постараюсь ближе к осени ещё раз заехать, ну, не скучайте. Отец пусть не серчает на меня, взрослый я уже, волен сам выбирать, как мне жить.
Встал, обнял на прощание мать и вышел…дверь тихо скрипнула, бросилась она за сыном следом, догнала, заключила в объятия ещё раз. Слезы текли по щекам не переставая, чувствовала, что не скоро ещё увидит, да и увидит ли вообще.
— Все, не плачь, пошёл я…
Налетел ветер, растрепал ее ещё недавно красиво уложенные посеребрённые местами сединой волосы, из соседних домиков в окна выглядывали любопытствующие соседи, она опустилась устало на дорогу и заплакала, ей было все равно, кто что скажет. Улетел, сколько ещё ждать придётся до новой встречи.
— Пойдём в дом, Аня, простудишься.
Заботливые руки мужа легли на плечи, и они потихоньку зашагали к дому…видно так и коротать им старость вдвоём, ладно, что жив, здоров, звонит иногда, и на том спасибо!
ЧТОБЫ ВИДЕТЬ ВСЕ ИСТОРИИ мало поставить «Нравится» странице. Facebook следит, ставите ли вы лайки, делаете репосты и оставляете ли комментарии к анонсам публикаций в ленте.
Одна история в Олениче. Часть II-3.Продолжение.Воля отца-3
Одна история в Олениче. Часть II. Продолжение. Воля отца.
Но вечера я не дождался…
Я лежал в бане, на нижней полке, закинув руки за голову, и жмурил глаза от удовольствия. Ну, ещё бы… Мамка-то ведь старалась во всю..
Голая, она стояла на четвереньках на полке, между моих широко разваленных в стороны ног, и старательно ласкала языком и губами мою возбуждённую булаву, не забывая и о яичках..
Да, я был на верху блаженства..
Чёрт, а ведь мой брат во всём был прав… С матерью мне давно уже следовало везти себя, как зрелому мужу с женщиной, а не отроком… И надо сказать, в своей новой ипостаси мама была мне люба гораздо более, чем раньше…
Началось всё утром.
А ещё я удивился своим мыслям. Но надо сказать удивился приятно… Ещё вчера, я бы, конечно, непременно засмущался и торопливо повернулся к матери спиной… Но сегодня… Сегодня я хотел эту красивую женщину и более не собирался этого скрывать. Мало того, я собирался ей овладеть. И более я не видел преград между мной и матерью для своих желаний.
Я пристально смотрел на мать.
— Мам, не смущайся, положи ты свой тюк, — я широко ей улыбнулся, — это очень хорошо, что ты зашла… Как раз мне нужно, чтобы кто-нибудь потёр мне спинку.
Я подмигнул ей, но мой тот был жёстким:
Я помахал мочалкой, бросил её на лавку и отворив низенькую дверь парилки, шагнул во влажный жар парилки истопленной бани, бросив матери через плечо, нарочито, строго:
— Мам, и не заставляй себя ждать… У меня ещё сегодня полно дел!
Ждать она себя не заставила.
Я только успел опрокинуть на себя деревянную кадку с водой, как дверца парилки снова скрипнула. Я лишь мельком глянул на мать. Ну, конечно, же она осталась в своём сарафанчике.
— Мам, ну, ты чего? — насмешливо ухмыльнулся я, — здесь ж жарища! Взмокнешь ведь вся..
Она не смотрела на меня. Её щёки просто пылали. Моё древко было настолько напряжённым, что едва не касалось разбухшей головкой пупка. Да, всё это дико возбуждало меня. А мама упорно не поднимала на меня глаз..
Она едва робко взглянула на меня и, вздохнув, послушно через голову стянула с себя свой сарафан. Я смотрел, как заколыхалась её грудь и на лёгкий светлый пушок у неё между ног. Повернувшись, ко мне спиной, ма выскользнула из парилки.
Когда она вернулась, уже без своего одеяния, я с вожделением оглядел её ладное стройное тело. Я знал, что сейчас овладею им… По-моему, она тоже это понимала.
Смачивая мочалку в большой деревянной бадье у полок парилки, мама принялась натирать мне плечи, спину и грудь. Моё возбуждённое копьё то и дело касалось её, но мама упорно делала вид, что не замечает его. Она лишь только всё более краснела, — красные пятна уже проступали даже на её тонкой шее и упругой молочно-белой груди.
Почему-то с каким-то злорадством я вспомнил, каким для меня мучением было раньше, когда мать вдруг решала помочь мне помыться. Возбуждение было невероятным, я весь краснел от стыда и смущался, лёжа на животе, на полке и моля всех богов, чтобы она не заметила моё состояние.
Теперь настал её черёд..
Когда она встала на колени и принялась мыть мои ноги, одну, потом другую, я уже не мог удержаться.
Она испуганно подняла ко мне лицо..
— Нет, сынок, нет, — что-то там в этом духе лепетала она, пытаясь отстраниться от моих рук, — как же Таинство? Нет, ты не должен брать на себя такой грех..
— К бесу. — процедил я, тяжело дыша, — священник грехи отпустит..
Я легко подавил мамкино сопротивление и подмял под себя её упругое стройное тело. И через мгновение, закинув её ножки себе на плечи, разжигаемы
й пылом и страстью, со всей возможной скоростью и силой, вверзался в свою мать, пронзая её своим любовным орудием. Мама только вскрикивала подо мной, крепко вцепившись в мои плечи. А я тяжело дыша, покрывал горячими поцелуями её лицо и уста.
Страсть повергла мои мысли в пучину, но одно я всё же помню. Уже на самом пике блаженства, готовый низвергнуть в материнское лоно совё семя, я почувствовал, как тело мамы напряглось и через миг забилось в экстазе в моих объятиях…
И теперь, после долгого и бурного нашего соития, я лежал на деревянной полке, закинув руки за голову, и жмурил глаза от удовольствия, чувствуя, как мягкие и влажные губы и язык матери нежно ласкают моё мужское естество. Изредка, я лишь гладил её по густым русым волосам и в порыве нежности шептал ей ласковые слова..
Второй экстаз был сокрушительней первого. Громко вздыхая от удовольствия, я извергал потоки семени в нежный рот матери..
Когда я очнулся, в парилке матери уже не было.
Она была в предбаннике. Румяная, распаренная, повязанная в лёгкое полотено по грудь на мокрое тело, в кадке выстирывала бельё спиной ко мне.
Не удержавшись я потянулся к ёё аппетитной попке… Но едва мои пальцы коснулись мамы, как она стремительно обернулась и со злостью больно шлёпнула мокрой рубахой меня по лицу. Я так и остолбенел испуганно. Признаться, после всего произшедшего между нами я менее всего ожидал подобного. И так и замер перед матерью, словно нашкодивший щенок.
— Кир! — глаза матери были злы, — я, кажется, уже вам обоим вразумила, что более без Таинства не дам к себе прикоснуться и пальцем никому из вас! Я проявила слабость… Но более всё!
В тот же вечер мы с братом свершили над матерью обряд Таинства. Мать ещё долго после обряда стоя на коленях, голая, просила у небес прощения за то, что мы овладели ей до Таинства.
А мы с Яром, распалённые, с возбуждёнными копьями наперевес, не спускали с её тела глаз, с трудом дождавшись, когда она, наконец, завершит свои бесконечные молитвы. И уж тут не успела мама и дух перевести после молитвы, как мы овладели ею прямо здесь же на полу, и до утра она уж глаз с нами не сомкнула. Много в нас с братом страсти к ней было…
Так оно и пошло дальше. В хозяйстве дел было много. Готовились к зиме, как — никак. Днём с матерью мы, конечно, вели себя, как самые верные добропорядочные сыновья, какими только может гордиться мать. Но ночью…
Ночь принадлежала плотской любви и страсти. Мы с Яром сноровили огромную отцовскую кровать и ложились теперь спать здесь. Мать приходила к нам прямо из баньки, на пороге опочивальни скидывала с себя ночную рубаху и голая приходила к нам в постель. Наша рабыня, наша наложница..
Отец вернулся на месяц раньше положенного срока, прощённый Старейшинами и восстановленный в звании сотника. Оно и не могло быть иначе с отцом. Дюже крепок был его авторитет среди воинов Оленича, да и на Дубравой Заставе даже простым воином раз за разом отличался отец храбростью и удалью в стычках с ватажниками и прочим разбойным людом. Мать тогда была уже второй месяц тяжела.
Явился отец неожиданно, мы и не ждали его вовсе. Помню, как скрипнула дверь мы с Яром как раз в светлице, прямо на полу на медвежьих шкурах напяливали мать вдвоём сразу, зажав её меж нашими телами.
Отец-великан с усмешкой, обопрясь о дверной костяк смотрел на нас, мать, хлопая глазами, насаженная на возбуждённые копья своих сыновей и растерянные мы с Яром.
Даже помню страх взял. Характер-то у отца суровый. Понятно, что с матерью его наказ-то вроде как исполняли. Сына ему ещё одного делали. Да только… Как объяснишь теперь ему, почём вот так вдвоём залазили на мать? Да тем паче, что мать то тяжела уже ведь была ребёнком?
Но злости во взгляде отца не было. Его губы растянулись в улыбке.
— Оскучал по Вам, родные… — пророкотал он, делая шаг к нам, — особенно по тебе, родная..
Глухо брякнулся о пол бронник (щит и копьё отец видать ещё в сенях оставил), рядом походная торба, отец торопливо скидывал с себя портки и рубаху.
Раскрыв рот, мама недоумённо и растерянно взирала на него.
— Потом, милая, поговорим, потом… — тихо молвил отец, подходя к нам с огромным возбуждённым членом наперевес, — ну, что сынки хорошие замерли? Последнюю ночь даю Вам с мамкой побаловаться! Наслаждайтесь крайнюю ночь..
Запустив руки в пушистые волосы матери, он притянул её к своему возбуждённому клинку. Мать, насаженная теперь уже на три члена, только глухо застонала.
Одна история в олениче мать и сын
— Пропарю тебя. Видела только что Беляну. Завтра будут принимать новиков, а уже послезавтра вы все отправитесь в поход. В степь. — печально сказала женщина.
— Ясно. Но, ма, я же и сам могу помыться, не маленький. А ты здесь… как-то… это… — косноязычно пробормотал Митька, хотя за ним такого не водилось. Сама ситуация смущала его и сбивала, выбивая из привычной колеи хладнокровия.
— Ты не знаешь всех законов Ярового, сын. С давних пор удел женщины обустраивать очаг и дом, рожать и ублажать, а главное слушаться главу семьи. Матерям у нас часто выпадает участь быть наложницами сыновей, ведь мужчины часто погибают в войнах. Глава обязан поднять семью, выдать девушек замуж и уже потом жить для себя, ведь только после этого ему разрешат жениться, если, как у нас, главой семьи стал старший сын. Если состояние семьи не позволяло покупку наложницы, то мать заменяла её. Старейшины знают об это, как и святые отцы, но все они смотря на это сквозь пальцы. Отцы понимают, что Яровое здесь со времён Бешенной волчицы громившей дреговичей, а старейшины, косясь на монахов, делают вид, что ничего не знают. — с мягкой улыбкой сказала Анна, подойдя чуть ближе и останавливаясь на границе между освещённым лучиной участком и темнотой, где сидел её сын.
— Погоди… — буркнул Митька, начиная осознавать появление матери и весь разговор. — Ты хочешь сказать, что ты здесь, потому что… А завтра сбор новиков…
— Да… — тихо выдохнула женщина, потупив взгляд. — И я долго не решалась.
— То есть ты… станешь моей наложницей… и… — словно мешком пришибленный пробормотал отрок.
— Давай я тебя помою. — сказала Анна.
Вот теперь Митька перестал блуждать взглядом, стараясь смотреть куда угодно только не на мать, уставился на не ё и чуть не задохнулся от раскрывшегося вида.
Анна стояла в полумраке, но он только резче обрисовывал черты её фигуры.
Длинные, до поясницы волосы цвета пшеницы, обычно собранные в тугую косу, разметались по спине и плечам, слипаясь от влаги властвующего здесь пара. Простая белая сорочка облепила её тело. Узкие красивые плечи, высокую, тяжелую грудь с топорщащимися сосками, которая тяжело вздымалась из-за материного дыхания, узкая талия с небольшим женственным животиком, широкие бёдра и блинные стройные ноги. И дразня воображение ткань облепила самое сокровенное, но скрытое в полумраке так, что не разглядеть.
— Тогда может тебе стоит раздеться, раз мы в бане? — хрипло прокаркал Митька, сам удивляясь откуда у него взялась подобная наглость.
Анна молча принялась стаскивать сорочку, которая липла к телу, словно не желая покидать прекрасное тело хозяйки. Всего пара секунду и она подхватив подол сорочки стянула её через голову, слегка развернувшись. Митька с немым восторгом разглядывал пухлые ягодицы матери, ноги и спину матери, покрытые капельками пота, от чего в свете лучины её кожа словно светилась. Парень поражённо рассматривал мать стоящую к нему в пол оборота, от чего свет лучины резко и чётко обрисовал её большую высокую грудь с топорщащимися сосками, животик и бёдра.
Анна поправила волосы, откидывая их за спину, от чего её грудь колыхнулась и повернувшись к сыну, покраснела и стеснительно прикрыла ладошками низ живота.
— Мить, я не могу пока стать твоей наложницей. — едва слышно прошептала Анна. — Мы должны совершить обряд. Ведь ты берёшь свою мать как женщину, да и боги не должны гневиться на такое.
— Что за обряд, — спросил Митька изобразив интерес, хотя больше всего хотел разрядиться, потому что его уд, казалось готов лопнуть от напряжения.
— Думаю, что у тебя, пылкого молодого юноши, будет играть горячая кровь и ты не будешь изливаться на меня, а скорее в меня. Мужчины у нас в семье очень плодородны, поэтому, думаю, что рожать мне придётся часто. По наказу старейшин дети от матерей-наложниц будут после четырнадцати лет отправлять в Киев в соборы, а до этого они будут учиться здесь в духовном семинарии. — вздохнула женщина. — А обряд…
Она наклонилась подбирая что-то с пола. У неё это получилось до умопомрачения возбуждающе: грудь провисла под собственной тяжестью, ноги чуть напряглись, попка блестящая от капель пота и влаги словно сияла, а прогнутая спина вызывала лишь дикое желание. Анна распрямившись и сделав несколько шагов протянула сыну розги.
Идеальный сын. Идеальная мама. Часть 1
Я бы хотел рассказать странную историю о своих с мамой… «отношениях». Эта история для некоторых покажется дикой или даже табу, но, как говорил классик, «Лишь бы это нравилось обоим. Если есть эта гармония – то вы и только вы правы, а все осуждающие вас – извращенцы». Да и забегая вперед скажу, что ничего сверхзапретного у нас не происходит, хотя, пожалуй, у каждого это «сверхзапретное» свое.
Меня зовут Артем, мне 20 лет и я живу со своей матерью. Ее зовут Алина, ей 43 года, но регулярные занятия фитнесом и полный отказ от алкоголя и сигарет позволяют ей выглядеть на 30. Хотя, может быть я ей немного льщу 🙂 В общем, это красивая молодая женщина со светлыми волосами, милым личиком и стройной фигурой, которой позавидует и студентка. Мы живем только вдвоем, с отцом мама 5 лет как в разводе и в принципе это все, что нужно о нем знать, история ведь не о нем. А история, повторюсь, о нас с мамой. К ней и перейду.
Только продрав глаза я поплелся на кухню заварить себе кофе. Был уже полдень, обычное время, в которое я просыпаюсь летом на каникулах. Мама была еще на работе, поэтому по дому можно было ходить хоть без трусов, что я всегда и делал. В такую невыносимую июльскую жару находиться дома в одежде просто невыносимо, даже плитка шоколада таяла на глазах, будто в духовке. На кухне на столе меня ждал стикер с заметкой: «Завтрак в холодильнике :)». И как она умудряется просыпаться около шести утра, принять душ, накраситься, приготовить мне завтрак и при этом еще успеть на работу… Я поставил на плиту чайник и пропал в своих мыслях.
Резко стукнула входная дверь. Настолько громко и неожиданно, что на кухне легонько загремела посуда а у меня немного подкосились ноги.
Чайник успел закипеть и даже немного остыть. В отличии от меня. Заваривая себе и маме кофе я перебирал в голове только что произошедшее: то сгорал от стыда, то истерично про себя смеялся от комичности ситуации, то мысленно ругал маму всеми известными матами от такого хамства. Разве она не могла все понять и извинившись быстро уйти из кухни?! Но куда навязчивей и пугающе были мысли о том, как же это было круто! Изо всех сил я пытался отогнать эти мысли, пытался думать о другом, даже намочил лицо холодной водой, но член уже пульсировал от желания, а правая рука так и тянулась к нему помочь.
Осторожно выглянув из-за угла кухни и убедившись, что в коридоре мамы нет я перебежал в свою комнату и оделся. Хоть и было очень жарко, но мне стало намного легче.
– Можно?, – я постучал в мамину комнату, хотя хотелось точно так же вероломно, как она в кухню в нее ворваться.
Мама открыла дверь и сразу же пошла к открытому шкафу в дальнем углу. На ней была белая длинная майка и толи трусы, толи шорты. Я уже не различаю, где у современных женщин одно, а где другое. Из динамиков ноутбука играла спокойная тихая музыка, в такт которой мама покачивала бедрами. Никогда я еще не видел ее в таком игривом настроении, и это меня заставляло нервничать.
Трясущимися руками небрежно я поставив две чашки с кофе на стол и сел на край кровати. Мама привстала на цыпочки, пытаясь что-то откопать на верхней полке шкафа, тем самым приподняв майку и оголив свою упругую круглую попу. Да, на ней однозначно были трусы. Черные, с прикольными кольцами по бокам, скрепляющими переднюю и заднюю часть. Наконец она вытащила нечто похожее на штаны и взяла со стола свой кофе.
– Что, решил все-таки одеться?, – едва сдерживая улыбку ее голос был полон иронии.
– Да, в отличии от тебя.
– Ой-ой. Я переодеваюсь, – мама поставила чашку обратно на стол и сев рядом начала натягивать свои штаны, – Тёма, это трындец, а не день сегодня.
– Что случилось?
– Уста-ала. По-человечески устала, – мама плюхнулась на кровать и дотянула облегающие штаны. Вставать обратно она, похоже, не торопилась, – Как думаешь, может мне в отпуск? На месяц.
– Я тебе давно об этом говорил. Но ты же не можешь перестать работать.
И действительно. Мама всегда была трудоголиком. Даже в отпуске я не помню, когда видел ее не за ноутбуке с головой в работе. Боже, да я и не помню, когда видел ее в отпуске или просто проводящей время для себя. Стало ее как-то по-детски жалко. Наверное, поэтому она и ушла сегодня с работы пораньше и хочет сейчас поддержки, чтобы с ней поговорили, выслушали.
– Мам, давай ты сегодня полежишь и отдохнешь. Без беготни по квартире. ОК?
– Ой, Тём, я за день так набегалась на каблуках, что далеко и не убегу.
Мама с ногами заползла на кровать и вытянулась так, что ее ступни уперлись мне в колени. Наверное, я никогда не видел ее ступни так близко: такие миниатюрные с нежно-бежевым цветом лака на ногтях. Оторвать взгляд было невозможно, да и не хотелось. Хотелось гладить эти ножки, ласкать их губами, осыпать поцелуями. Я закинул ногу на ногу, чтобы хоть как-то спрятать стояк.
– Тогда расслабься, – руки будто сами потянулись к ее ступням и я бережно начал перебирать пальчики ее ног. Это было настолько спонтанно и неожиданно, будто мною кто-то управлял. Обезумев от того, что я творю, мое дыхание затруднилось.
– Ого. Ты сегодня в приподнятом настроении?, – мама усмехнулась и игриво ткнула ступней мне в бок. Эта насмешка с ее стороны тотчас же сняла с меня напряжение. Я думал, что она резко отдернет от меня ноги, крикнет «что ты делаешь?» или что-то в таком духе, но по ее томному и расслабленному виду было ясно, что ей это нравится.
Осмелев я поднял ее ступни и положил к себе на колени. Дерзко, ничего не стесняясь я мял ее ступни двумя руками, перебирал пальчики ног, гладил подошвы так, будто делаю это каждый день. Ощущение этих прохладных милых ног окончательно свело меня с ума.
– Тебе хоть нравится?
– Нормально. Ты молодец, – ее голос был настолько томным, будто она засыпала. Но напротив, мама пугающе пронзительно наблюдала за мной.
– Могу так хоть весь день.
– Кофе мне подай, – резко ее голос стал грубым и командирским.
Не говоря ни слова я аккуратно положил ее ножки на кровать и пошел за кофе. «Придурок, перегнул, кажется. Теперь все». Проблем доставил еще и стоящий колом член, который который бугорком торчал в штанах.
Нетипично гордо для себя мама взяла чашку и даже не сказала «спасибо». Она только смотрела на бугорок от члена в моих штанах и улыбалась. Наверное, именно для этого она и подняла меня за кофе, чтобы посмотреть на это. Так, словно под гипнозом я простоял около нее пару секунд, которые показались вечностью. Наконец, вдоволь насмотревшись мама кивнула на край кровати, показывая мне сесть обратно.
– Все? Это все твое «могу хоть весь день»?, – она взглядом указала на свои ноги. Мама атаковала меня командой за командой, не давая и секунды продохнуть.
Но я не сел на кровать, а опустился на колени около ее ног, аргументируя, что «мне так будет удобнее». На самом деле, конечно, это было совсем не так: паркет был ужасно твердый, но ради такого вида можно было потерпеть. Я уже рассматривал каждую маленькую морщинку на ступнях мамы, каждое пятнышко, две маленькие родинки, безупречный лак на ногтях и небольшие покраснения, видимо, как последствия целого дня на каблуках.
– Насмотрелся?, — она потрясла ступнями. Мама моя далеко не дура и прекрасно понимала, что я пускаю слюни на ее ноги.
– У тебя такие покраснения на ногах. Это от каблуков?, – я искал любой повод не отрывать глаз от ее ног и как можно ближе приблизиться к ним.
– Наверно.
– Тебе надо отдыхать.
– Надо.
Ее ноги были уже впритык с моим лицом, даже чувствовался запах кожи. Не знаю, или я сам так близко приблизился к ее ступням, или мама сама поднесла их к моему лицу. Я уткнулся носом в ее ноги и закрыл глаза.
Это было похоже на первый поцелуй в подростковом возрасте: не открывая глаз и сложив губы трубочкой я поцеловал эти божественные ножки. Сначала робко, едва прикасаясь губами, затем еще раз, но уже смелее. Потом легонько провел кончиком языка по подошве ног, ощущая во рту солоноватый привкус и какие-то крошки.
– Так лучше?, – переведя дух я как мачо посмотрел на маму.
– Ну-у-у…, – мама отпила кофе и закинула ногу на ногу. Чашка в ее руках, показалось, нервно тряслась.
На мгновение это заставило меня почувствовать себя главным, взять инициативу в свои руки. Я провел языком по пальчикам ее ног и остановившись на большом пальце взял его в рот. Ощутился солоноватый вкус, который сводил с ума. Жадно обсасывая ее пальчик я почувствовал у себя на голове ее вторую ногу, которой мама придавливала меня вниз. В моем рту уже была почти половина ее ступни, которой мама водила взад-вперед, будто трахая ею. Мне и так было критично мало воздуха, а теперь я и вообще задыхался. С трудом вырвавшись из ее цепкой хватки я откинул голову в сторону и отдышался.
– Прости, дорогой, не удержалась, – мама злорадно улыбнулась и немного покраснела.
– А так лучше?, – я боялся даже взглянуть в ее сторону.
– Чуть-чуть лучше.
– Могу продолжить?
– Благословляю. Только отдышись, вдруг я опять не удержусь.
– Сочту за честь.
Мы оба нерешительно посмеялись и резко замолчали: я продолжил жадно лизать маме ноги, а она молча с улыбкой наблюдала за этим, иногда перекидывая одну ногу на другую.
Мой телеграм-канал о женской доминации FEM. Истории раньше всего выходят там.