огородная слобода история домов

Дом Щербакова-Грибовых. О тройном самоубийстве. Огородная слобода, 5

Рассказывает экскурсовод Ирина Стрельникова:

В газете «Московский листок» осенью 1910 года появились одна за другой три заметки:

«Вчера, 30 октября, в 10 часу вечера, в собственном доме, по Чудовскому переулку (нынче – улица Огородная слобода – прим. СДГ), застрелилась из револьвера жена известного в Москве негоцианта, Ольга Васильевна Грибова, урожденная Ясюнинская. Накануне покойная была в особенности грустна, но ничто не предвещало катастрофы. После обеда к супругам Грибовым пришли двое знакомых. Весь вечер разговор вращался на самоубийстве сына известного богача Журавлева и все искренно сожалели этого, всегда жизнерадостного молодого человека, не так давно окончившего Императорский лицей Цесаревича Николая. Напившись чаю, супруг покойной, Алексей Назарович Грибов, пошел с своим приятелем в биллиардную играть. Его супруга со своею приятельницею прошла в спальню и там стала ей высказывать свое горе по поводу смерти молодого Журавлева и, вынув из шифоньерки револьвер, сказала: „Не последовать ли и мне за ним?” Подруга стала ее успокаивать, и г-жа Грибова дала ей слово ничего над собой не делать, но, как только ее подруга отошла в сторону, грянул выстрел, и О.В. Грибова упала на ковер с простреленным сердцем».

Ольга Васильевна Грибова

ОСОБНЯК

Особняк, украшенный двумя симметрично расположенными эркерами с изящным лепным декором, сочетает черты модерна и неоклассицизма. Был построен в 1885 году по заказу владельца текстильной фабрики Щербакова архитектором Петером-Йозефом Дриттенпрейсом, уроженцем Баварии. Известно, что заказчик выдвинул единственное условие: чтобы дом был весь голубой. Что архитектор и воплотил (так что нынешний цвет – не совсем правильный). Но Щербаков, по всей видимости, остался не слишком доволен результатом, потому что довольно быстро продал особняк одному из Грибовых – владельцев крупной мануфактуры бумажных, шелковых и суконных товаров. Алексей Назарович Грибов поселился здесь со своей женой, актрисой Ольгой Васильевной Грибовой. Той самой самоубийцей. Драма разыгралась именно в этом особнячке. Со временем газетам удалось докопаться до причины трех самоубийств. Мало того, они заподозрили, что вот-вот произойдет и четвертое – у ворот виллы Николая Рябушинского несколько дней толкались репортеры, ожидая очередной трагической сенсации. Впрочем, обо всем по порядку. Прежде всего – о Николае Лазаревиче Тарасове, третьем самоубийце, которого горько оплакивала артистическая Москва…

Николай Лазаревич Тарасов

СПАСЕНИЕ МОСКОВСКОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО

Летом 1905 года Станиславский записал: «Со смертью милого и незабвенного Саввы Тимофеевича (кстати, тоже застрелившегося – во всяком случае по официальной версии – прим.СДГ) материальные условия театра резко изменились к худшему». Конечно, в Московский Художественный по-прежнему ломилась публика. Да и сам Станиславский – человек весьма небедный, управляющий фамильной золотоканительной фабрикой Алексеевых. Но с самого основания МХТ был задуман как театр для публики недорогой, общедоступный – соответственно, продажа билетов не окупала весьма затратных постановок. А фабричные дела с театральными Константин Сергеевич никогда не путал – это в Камергерском переулке он был Станиславским. А у себя на фабрике, на Малой Алексеевской – по-прежнему Алексеевым, промышленником, предпринимателем, администратором, и отчасти не мог, а отчасти и не считал нужным финансировать МХТ за счет доходов золотоканительного производства.

Для поправки дел решили организовать первые в истории МХТ зарубежные гастроли. Взяли довольно большой кредит и отправились в Берлин. Дальше предполагались Дрезден, Прага, Париж. Да вот только деньги кончились уже в Берлине. «Немцы идут в театр очень туго», — признавал Немирович-Данченко. Зал не наполнялся, спектакли ведь шли на русском (поди-ка, сыграй по системе Станиславского на неродном языке!). Константин Сергеевич позже писал: «Мы истощились материально и готовы были возвращаться по шпалам из–за границы».

И тут пришло неожиданное спасение. Актеры Москвин и Вишневский передали Немировичу, что о встрече с ним просят два российских подданных – горячие поклонники МХТ. Эти люди давно уже не пропускали ни одного спектакля и, соответственно, поехали за труппой в Европу: Николай Лазаревич Тарасов, только что по смерти отца унаследовавший трехмиллионное состояние и семейное дело (оптовую мануфактурную торговлю), и его неразлучный друг Никита Федорович Балиев. Оба, кстати, обрусевшие армяне (Тарасовы в недавнем прошлом были Торосянами, а настоящее имя Никиты Федорвича Балиева – Мкртич Асвадурович Балян).

В первый раз к Немировичу-Данченко на беседу пришел один Балиев — бойкий толстяк с круглым веселым лицом и плутовскими глазами. «Сколько вам нужно, чтобы продолжить гастроли?» — без обиняков спросил он. Оказалось, 30 тысяч. Которые Балиев тут же обещал дать. Да не в долг, а просто так, безвозмездно. На развитие театра.

Никита Балиев

Поскольку переговоры вел он, у Немировича создалось сначала ошибочное впечатление, что деньги – балиевские. На самом деле Никита Федорович был гол, как сокол, просто Тарасов всегда предпочитал выставлять вместо себя именно его, а сам вечно держался в тени из-за некоторой нелюдимости и скромности натуры. Хотя скромничать у него, объективно говоря, не было никаких причин. Немирович писал о нем: «Трудно встретить более законченный тип изящного, привлекательного, в меру скромного и в меру дерзкого денди. Вовсе не подделывается под героев Оскара Уайльда, но заставляет вспомнить о них». Остается добавить, что Тарасову было 24 года, он отличался яркой красотой, эрудированностью и, мало того, всесторонней одаренностью. С одинаковой легкостью писал (стихи, пьесы, скетчи, пародии) и рисовал (карикатуры, эскизы костюмов, да и просто картины). Как-то раз он подарил актеру Качалову картину Константина Коровина с подписью художника. И довольно долго эта картина висела в гримуборной у Качалова в качестве шедевра, вызывая восторг у поклонников Коровина. Пока Тарасов не признался, что это – его собственный этюд «под Коровина», и подпись он тоже подделал сам. При этом на оригинальное творчество, под себя самого, Тарасов не решался.

Н.Л.Тарасов

Анатолий Эфрос писал об этом удивительном человеке: «Как будто был он баловнем жизни, этот изящный юноша с бархатными глазами на красивом матовом лице. Но феи, стоявшие у его колыбели, позабыли туда положить один подарок — способность радоваться жизни. А без этого подарка чего стоят все остальные, самые щедрые и прекрасные? Тарасов носил в себе жажду этой радости — и никогда не мог ее утолить. Он любил те места, где звенел смех, где порхала шутка, но сам лишь едва улыбался и редко ронял слова. В нем жила богатая фантазия, но не то застенчивость, не то какая-то необоримая лень вязали ей крылья при первом взлете, и она упадала, не воспарив». А Качалов сетовал, что богатство губит Тарасова, рождает в нем комплекс неполноценности, отравляет для него отношения с людьми. Тарасов подозревал, что всем нужны только его миллионы, и никому не мог поверить: ни женщинам, ни друзьям. Разве что одному Никите Балиеву…

30 тысяч, которые Тарасов дал Московскому Художественному театру, пошли впрок. Гастроли были продолжены, а тут германский кайзер Вильгельм выразил желание посмотреть «Царя Федора». Это послужило прекрасной рекламой: публика повалила на спектакли московских гастролеров. Газеты раструбили об их успехе, и во всех других городах проблем со сборами уже не было. Театр действительно сумел поправить дела. Ну а Станиславский с Немировичем были людьми благодарными. По возвращении в Москву Балиева приняли в труппу в качестве актера. Предлагали и Тарасову – он отказался. Хотели вернуть ему долг – не взял. Тогда его просто сделали пайщиком (со взносом 30 тысяч рублей) и членом дирекции. Эту честь Тарасов с благодарностью принял, но в управление театром деликатно не вмешивался. Просто помогал театру, чем мог.

Тем временем дела друга Тарасова Никиты Балиева в театре складывались не очень хорошо. Актерский дар, который у него, несомненно, имелся, по своей природе мало подходил МХТ. Балиев раз за разом получал маленькие роли (вроде Хлеба в «Синей птице») и проваливал их. У него было слишком комичное лицо, не поддававшееся никакому гриму, плюс армянский акцент. Но нет худа без добра! Ему поручили капустники, и тут-то талант Балиева развернулся! Так родилась знаменитая, легендарная «Летучая мышь» – театр-кабаре для увеселения и отдыха труппы. В который при этом мечтала попасть вся Москва, да только это было потруднее, чем попасть в МХТ в день премьеры…

Эмблема театра-кабаре «Летучая мышь»

Помещение для “Летучей мыши” Балиев с Тарасовым нашли сами – подвал в доме Перцова в Курсовом переулке. Когда они в первый раз вошли в этот подвал, им навстречу метнулась летучая мышь. Отсюда и название. Кстати, к потолку зала была подвешена матерчатая летучая мышь. Что же за представления давались в “Летучей мыши”? Об этом театре впору делать отдельную статью – он того стоит. Сейчас расскажу только пару их скетчей.

В те дни в газетах писали о поразительной политической ловкости и пробивной силе создателя партии «17 октября» Александра Ивановича Гучкова (из московской купеческой династии староверов Преображенского кладбища, о которых недавно рассказывал СДГ). Гучков был избран в III Государственную думу и поставил себе цель добиться поста председателя, причем шел к этой цели, как танк. И вот – очередное ночное представление в «Летучей мыши». На сцене – огромный бутафорский телефон, который то и дело звонит. Балиев поднимает трубку: «Откуда говорят? Из Петербурга? Здравствуйте! Очень счастлив»… Затем, после паузы: «Нет! Извините, не могу, никак не могу. Вынужден отказать. Да, спасибо, всего доброго»… Вешает трубку. Снова звонок, и снова какие-то реплики того же рода, означающие вежливый отказ. Балиев весьма комично изображает нарастающее раздражение, муку… В конце концов закрывает ладонью трубку и обращается к залу: «Гучков спрашивает, не нужен ли на нашем капустнике председатель». Зал хохочет.

Или вот еще, накануне отъезда певца Собинова (большого друга МХТ) на гастроли в Буэнос-Айрес в «Летучей миши» были устроены проводы. На сцене – фанерный поезд. Кондуктор-Балиев звонит в колокольчик, приглашает всех присутствующих занять места в купе. Начинает играть оркестр. Минуты через три Балиев опять звонит в колокольчик и объявляет: станция Витебск! Музыка умолкает. Публику приглашают выйти на перрон – то есть к столам, где расставлены рюмки с водкой. Не успевают все выпить, как снова колокольчик – пора по вагонам. Оркестр принимается играть опять. Дальше – станция Варшава. Краков. Прага. Берлин. И так далее. Много станций. И везде хлопается по рюмахе. Так и ехал поезд до утра. Правда, до Буэнос-Айреса в здравом уме и трезвой памяти добрались немногие. Собинов сошел с дистанции довольно рано – его увезли домой на извозчике с полдороги. Кстати, те гастроли так и не состоялись: разорился антрепренер Собинова… но это уж не вина «Летучей мыши». Их дело было – проводить!

Никита Балиев на сцене «Летучей мыши»

Для «Летучей мыши» Балиев оказался бесценной находкой. Его способность на мгновенную импровизацию, его комический дар, бурная и неутомимая натура – все было к месту. Но за всеми этими придумками, идеями, комическими куплетами, пародиями, эпиграммами, буффонадой, за всеми этими блестящими в своей веселости и абсолютной несерьезности номерами стоял Тарасов. Он же был и автором карикатур на труппу МХТ, повсюду развешенными на стенах «Летучей мыши». При этом Николай Лазаревич по-прежнему держался в тени. Будто и не имеет к происходящему никакого отношения. Эфрос пишет: «Как будто Тарасов был посторонний в «Летучей Мыши», или только ее золотой мешок. Первый среди гостей, всегда на том же месте, с цветком в петлице похожий на героя из уайльдовского романа». Ну а после представления Тарасов терпеливо ждал, пока его друг, разгоряченный и возбужденный успехом, снимет грим и переоденется. Они шли домой по ночной Москве и разговаривали. Вернее, Балиев делился радостью от успеха, обсуждал реакцию публики на ту или иную шутку, а Тарасов молча слушал. При этом за ними медленно-медленно, черепашьим ходом следовал тарасовский автомобиль – самый мощный и дорогой в Москве…

Друзья жили вместе, в роскошной квартире на Большой Дмитровке. Нет-нет, это не то, о чем вы подумали. Они просто были очень нужны друг другу. По отдельности они не могли проявлять свои таланты в полной мере. При этом оба, конечно, использовал свое холостяцкое положение, то есть крутили бесконечные романы. Вернее, Балиев все больше «мопассанничал», то есть искал знакомств с невзыскательными дамами, бурно ухаживал, но редко добивался успеха. Его комическая фигура как-то мало вязалась с романтикой. Но и Тарасов был не так уж счастлив в любви. Всерьез увлекся замужней дамой – Ольгой Грибовой, ученицей Немировича-Данченко… А она его бросила – завела себе другого. И добро бы – какого-нибудь гения, перед гениями Тарасов привык молча и скромно склонять голову. Но ее новый избранник был довольно ничтожен: юнец, папенькин сынок Николай Журавлев. Ну пристроил его отец (к слову, гораздо менее богатый, чем Тарасов) содиректором Барановской мануфактуры, а толку-то? У Журавлева-младшего были одни карты на уме. Вот он и проигрался в пух, спустил чужие деньги. Бросился к Грибовой за помощью, грозил самоубийством. Ольга, попутно кокетничавшая (а может, и не только кокетничавшая) еще и с третьим Николаем – миллионером Рябушинским, кинулась за помощью к нему. Тот, вроде бы, был в нее страстно влюблен. К тому же, он был (единственный из восьмерых братьев Рябушинских, вообще-то отличавшихся большой деловой хваткой) известным прожигателем жизни, легкомысленно швырял деньги направо-налево (о его художествах я много рассказываю на экскурсии по Петровскому парку, где у него была вилла «Черный лебедь» – в частности, там во дворе в будке на цепи сидел леопард). Но Николай Павлович Рябушинский вовсе не был дураком. И денег сопернику не дал. Отказал и глазом не моргнул!

И ведь у него уже началась после расставания с ней другая жизнь. Завязался новый роман – с восходящей звездой МХТ Алисой Коонен. Но когда Ольга Грибова все-таки умерла, Тарасов вынес себе приговор.

Алиса Коонен вспоминала: «Рано утром меня разбудил телефонный звонок. Ольга Лазаревна (сестра Тарасова, тоже актриса МХТ – прим.СДГ) каким–то странным, чужим голосом попросила меня сейчас же приехать на квартиру к Тарасову. Предчувствуя что–то страшное, я помчалась на Дмитровку. Дверь была открыта, и я прямо прошла в комнату Николая Лазаревича. Он лежал на тахте в костюме, тщательной одетый. Лицо было спокойное, чуть розовое, можно было подумать, что он спит, на виске запеклась одна-единственная капелька крови. На полу рядом с тахтой лежал маленький револьвер… Уткнувшись мне в плечо, глухо рыдала Ольга Лазаревна».

Там было еще одно страшное и дикое обстоятельство. Одна экзальтированная дама, подруга Грибовой, узнавшая о ее смерти часом-другим ранее Тарасова и посчитавшая виновником именно его, позволила себе жестокую выходку: послала на квартиру Николаю Лазаревичу могильный венок и гроб. Не понятно, застал ли Тарасова в живых этот «подарок», или пришел несколькими минутами позже. Хочется верить, что все-таки – позже. Но как бы то ни было, когда явилась полиция, гроб с венком уже стояли у дверей.

В тот вечер в Художественном театре был отменен спектакль. Кажется, в первый раз за историю театра. Ну а гражданская панихида состоялась на следующий день – в «Летучей мыши». МХАТовсцы были неутешны. Ну а Никита Балиев просто убит горем. Как назло, его в роковой час не было рядом с другом. Был бы, может, все сложилось бы иначе…

Николай Лазаревич Тарасова похоронен на Армянском кладбище. Памятник изваял скульптор Андреев (знаменитый автор сидящего, трагического Гоголя, что нынче задвинут во двор дома 7 на Никитском бульваре). И это хоть и по-своему красивый, но странный, даже шокирующий памятник: скульптор запечатлел момент самоубийства.

Впрочем, надо отдать должное, этот памятник отлично отражает эпоху декаданса. Вся эта история ее отражает. Тройное самоубийство в стиле модерн…

Ну а мне остается только прибавить, что Николай Павлович Рябушинский и не подумал присоединиться к этому «клубу самоубийц». Напрасно газетчики взволновались. Даже самый легкомысленный Рябушинский был слишком здравомыслящим для таких жестов. Его личный декоданс ограничивался леопардом и прочими диковинками виллы «Черный лебедь», да еще поддержкой символистов: Брюсова, Белого, Блока, Бальмонта… Для них он сделал, пожалуй, не меньше, чем Тарасов для Московского Художественного…

Николай Павлович Рябушинский

Да, чуть не забыла. В этой истории есть же еще один персонаж, о котором мы как-то забыли. Владелец дома 5 по Огородной слободе – Алексей Грибов, муж роковой красавицы Ольги. Он все это время тихо пил. А овдовев, и вовсе ушел в загул, и в скором времени сам тоже умер – в момент, когда протянул руку к очередному бокалу с вином. В общем, все умерли. Кончилось кино.

Источник

Длиннее, чем у Хемингуэя: рассказ о зеленом доме на Огородной слободе

Российский журналист и общественный деятель Илья Варламов в соцсетях опубликовал фотографии здания по адресу переулок Огородная Слобода, д. 9, в котором сейчас расположен офис МОСГОРТУРа. Окна деревянного строения – пластиковые и, конечно же, не сочетаются со старинным обликом дома. На окнах написано: «Уважаемые, москвичи! Это временные окна, чтобы мы не мерзли…» Именно это объявление и привлекло внимание известного блогера.

Мы рассказываем реальную историю дома, что стало с оригинальными окнами и когда их вернут на место.

Что было в здании раньше?

Деревянный двухэтажный дом в Чудовском переулке (ныне – Огородная Слобода) был построен в 1875 году по проекту архитектора Александра Адольфовича Мейнгарда. Изначально здесь располагался Больничный корпус Мясницкого отделения Чернорабочей больницы. В документах 1914 года говорится, что в то время оба этажа занимали женские палаты.

После революции здание продолжили использовать как медицинское учреждение (например, в советское время здесь был Венерологический диспансер №2) и как административное.

В конце 1930-х годов все близлежащие постройки были снесены, и лишь бывший корпус Чернорабочей больницы сохранился до наших дней. С 2015 года в нем расположен один из офисов Государственного автономного учреждения культуры «Московское агентство организации отдыха и туризма».

Перед своим переездом МОСГОРТУР провел внутри исторического здания ремонт. Кроме того, было построено новое крыльцо (прежнее, увы, было навсегда утрачено) в общем стиле – с деревянной резьбой и узорчатыми балясинами.

Что же касается окон, то к 2015 году сохранилось всего одно оригинальное, остальные были поставлены в советское время и весьма отличались от первоначальных. Состояние рам было плачевным, из-за этого внутри здание круглый год оставалось сырым и холодным. Поэтому было принято решение временно поместить окна на склад и позже восстановить, взяв за образец то самое, единственное сохранившееся с 1875 года.

Три года назад Больничный корпус Мясницкого отделения Чернорабочей больницы получил статус памятника архитектуры, и его реставрация планируется в ближайшем будущем. А пока МОСГОРТУР старается поддерживать чистоту и сохранность своего дома и относится к нему с особым трепетом и любовью.

Комментарий удален по просьбе пользователя

Комментарий удален по просьбе пользователя

Чем барак не показатель культуры?

Чтобы города не превращались в безликие спальные районы, а имели свое лицо Чтобы сохранять память о прошлом и преемственность.

Комментарий удален по просьбе пользователя

Комментарий удален по просьбе пользователя

Комментарий удален по просьбе пользователя

Удачи, ждём фотографии после полностью оконченных работ.

Источник

Дом Высоцких, Огородная слобода, 6 (метро “Чистые пруды”)

Рассказывает экскурсовод Ирина Стрельникова:

Дом Высоцких (Огородная Слобода, 6). Архитектор Роман Иванович Клейн (автор проекта музея им.А.С.Пушкина и ЦУМа), 1900-1901 гг.

Асимметрия, разновеликие объемы здания, увеличенные полукруглые окна, да и просто время постройки многих наводят на мысль о модерне. Но все же дом Высоцких относится к стилю, в России отлично уживавшемуся (и частично перемешавшемуся) с модерном: эклектике, историзму. Он вошел в моду раньше модерна – примерно со второй четверти XIX века. К рубежу XIX-XX веков благополучно миновал «псевдовизантийский» этап (так строил, например, Константин Андреевич Тонн (Большой Кремлевский дворец, Храм Христа спасителя, Московский и Петеребургский вокзалы). И устремился к отечественной традиции: строить стали в псевдорусском стиле (ГУМ, Исторический музей). Но историзм Романа Клейна – особый. Клейн стилизует под средневековую или раннебарочную Европу. Вспомним тот же «готический» ЦУМ, напоминающий крепость.

Ну а дом Высоцких – стилизация под французские шато первой половины XVII века, в стиле Людовика XIII, с их высокими раздельными кровлями и мансардными окнами, а также укрупненной рустовкой углов. Кстати, асимметрия и разновеликие объемы для раннебарочных дворцов в стиле Людовика XIII тоже характерны. В итоге дом Высоцких похож на картинку из сказки про кота в сапогах и маркиза Карабаса.

Этот чудесный особнячок заказал Клейну чаеторговец Давид Высоцкий (глава фирмы «В. Высоцкий и Ко», основанной его отцом, Вульфом Высоцким, потомственным почетным гражданином Москвы и поставщиком Двора Его Императорского Величества). Чаеторговая фирма Высоцких, закупавшая чай в Индии, на Цейлоне, в Китае и на острове Ява, была одной из ведущих в России: одних только развесочных фабрик – 6, а еще 77 магазинов по всей России, чистая прибыль более 2 миллионов рублей в год!

Предприниматели иудейского вероисповедания, Высоцкие, как было принято на рубеже XIX-XX веков, много занимались благотворительностью, но на свой лад. На деньги Вульфа Высоцкого основан Политехнический институт в Хайфе. Давид пожертвовал немалые средства на отделку зала московской Хоральной синагоги и первые кибуцы в Палестине.

С Давидом Высоцким приятельствовал и, следовательно, часто приходил в этот дом художник Леонид Осипович Пастернак. А его сын, молодой Боря Пастернак, здесь же, на втором этаже давал Иде Высоцкой (дочери Давида), по его собственному выражению, «нерегулярные уроки неведомо чего. … В доме оплачивали мои беседы на самые непредвиденные темы … Странная мешанина из отжившей метафизики и неоперившегося просвещенства».

Л.О.Пастернак. «За чашкой кофе. Портрет Цейтлина и Высоцкого» Ида Высоцкая Борис Пастернак с отцом Леонидом Осиповичем, матерью Розалией Исидоровной и братом Александром

Молодые люди были слишком молоды, а Ида слишком красива. Дело кончилось страстной влюбленностью Пастернака. «О своем чувстве к В-й, уже не новом, я знал с четырнадцати лет. Это была красивая, милая девушка, прекрасно воспитанная и с самого младенчества избалованная старухой француженкой, не чаявшей в ней души. Последняя лучше моего понимала, что геометрия, которую я ни свет ни заря проносил со двора ее любимице, скорее Абелярова, чем Эвклидова. И, весело подчеркивая свою догадливость, она не отлучалась с наших уроков. Втайне я благодарил ее за вмешательство. В ее присутствии чувство мое оставалось в неприкосновенности».

Оно (чувство) оставалось в неприкосновенности четыре года, после чего Борис решился и сделал любимой предложение. Которое было отвергнуто. И тем не менее молодые люди продолжали видеться вплоть до замужества Иды (вполне удачного) в 1917 году. Она вышла за банкира Эммануила Леонтьевича Фельдзера…

После революции Высоцкие эмигрировали, и тоже довольно удачно: значительная часть их капиталов лежала в Европе или была вложена в дело там же. Таким образом, Давид сумел продолжить свой бизнес в Европе и Палестине. Израильская фирма «Wissotzky Tea» существует до сих пор. У нее даже фирменный знак не изменился: кораблик с распущенным парусом. Редкий случай московской семьи, которую потрясения начала XX века словно и не коснулись. Хотя как сказать… Все-таки один из пятерых детей Давида Вульфовича – Александр остался в СССР и был расстрелян в 1937-м. Это был единственный член семьи, увлеченный идеей обустройства жизни на родине (остальные Высоцкие, живя в России, духовно с ней и связаны-то, кажется, не были, их интересы всегда устремлялись куда-то больше во вне). А вот Александр был по уши в русской политике. Эсер, член Всероссийского Учредительного собрания, гласный Петроградской городской думы… Эмигрировать с семьей он, конечно, не захотел (как, допустим, даже в голову не пришло эмигрировать Пастернаку). За что и поплатился. Выходит, безопаснее (и, кто-то скажет: мудрее), если у тебя, конечно, есть выбор, заботиться об устроении кибуцев, о России не беспокоиться и вовремя распустить парус. Просто это, видимо, не всем подходит. Уж Борису Леонидовичу Пастернаку точно не подходило, и ему тоже потом досталось, как известно. И величия, и славы, и несчастий – всего полной мерой. Такая вот грустная и поучительная история…

В особняке же в Огородной слободе после революции разместился Дом пионеров – нынче Дворец творчества детей и молодежи. Для своих нужд новые хозяева еще в 30-х расширили особняк: со стороны Огородной слободы левое крыло нарастили вторым этажом, а со стороны двора сделали к особняку пристройку – надо отдать им должное, довольно деликатную. И все же первоначальный замысел Клейна искажен, и «французское шато» утратило свои «игрушечную» компактность, схожесть со шкатулкой.

Зато внутри сохранились некоторые интерьеры, особенно хороша лестница. Но попасть внутрь не слишком просто, если вы не ребенок и не молодежь, и не записаны в кружок.
Записаться на экскурсию-лекцию об особняке Высоцких можно здесь.

Со стороны Огородной слободы в 10-х годах ХХ века особняк выглядел так. Фото www.oldmos.ru

Источник