остров проклятых реальная история
Двусмысленный финал «Острова проклятых» будоражит умы зрителей через 10 лет после премьеры! (6 фото)
Психологический шедевр Скорсезе стал четвертой совместной работой мэтра и Леонардо Ди Каприо. «Остров проклятых», чей бюджет составил 80 миллионов долларов, принес 295 миллионов в мировом прокате, став самым кассовым релизом режиссера, пока в 2013 году его не превзошел «Волк с Уолл-стрит».
Несмотря на то, что этот проект не получил престижных наград, как другие работы кинематографиста и актера, он продолжает быть на слуху благодаря лихо закрученному повествованию с неожиданными поворотами, изюминка которого — сбивающий с толку финал.
Маршал федеральных служб
Согласно сюжету герой Ди Каприо Тедди Дэниэлс вместе со своим напарником Чаком Оулом (Марк Руффало) прибывает в психиатрическую лечебницу для душевнобольных преступников, чтобы расследовать пропажу пациентки-детоубийцы Рэйчел Соландо (Эмили Мортимер). Режимная больница расположена на острове. Побег оттуда сродни фантастике.
Дэниэлс наконец понимает, что в лечебнице проводят испытания над людьми. Его коллега пропал. По версии главврача доктора Коули (Бен Кингсли) второго маршала не существовало вовсе, Дэниэлс уверен, что его напичкали нейролептиками, а из Оула сделали подопытного кролика. Теперь Тедди обязан найти место, где прячут жертв экспериментов по изменению сознания.
67-й пациент клиники
Он пробирается на маяк, но не находит там лаборатории. Наверху башни его ждет доктор Коули, чтобы разъяснить ситуацию. По словам эскулапа, Тедди совсем не Тедди, а Эндрю Леддис. Он сам является пациентом лечебницы, в которую попал два года тому назад после убийства собственной жены. Его психически нездоровая супруга утопила детей. Тедди, совершив расправу, ушел в другую реальность. Чтобы вернуться в мир, ему предстоит пережить трагедию своей семьи заново.
Медперсонал клиники Эшклифф подыгрывал Эндрю-Тедди. Так называемый напарник маршала Оул оказывается не следователем, а доктором Лестером Шином. Если эксперимент провалится, Леддису грозит лоботомия, на которой настаивает часть врачей.
Казалось, у доктора Коули получилось спасти Эндрю. Главный герой понял суть происходящего. Однако чувство вины за то, что он игнорировал знаки, не предал значения серьезности безумия Долорес и не предотвратил беду, заставляет Лэддиса продолжать игру в следователя, тем самым согласившись на операцию. Решив дать сигнал доктору, что терапия таки удалась, и он находится в здравом уме, Эндрю произносит: «Что хуже: умереть человеком или продолжать жить монстром?»
Так звучит официальная трактовка драматичного финала картины, который не расставляет все точки над i в загадочной истории. Однако существует версия о том, что герой Ди Каприо маршал США, который сошел с ума на острове. Мартин Скорсезе хранит молчание, не подтверждая подлинность ни одной из гипотез, заставляя зрителей пересматривать фильм-ребус снова и снова в поисках тайных подсказок.
Что говорит о развязке Деннис Лихэйн, чей одноименный роман стал основой для фильма? Интригующая реплика была одобрена им во время работы над сценарием, автором которого стал Лаэта Калогридис. К слову, в книге писателя все однозначно. Эндрю снова возвращается в свой образ Тедди. Лихэйн считает слова героя Ди Каприо мгновенной вспышкой здравомыслия не более. Если бы он в полной мере осознал происходящее, то произнес бы фразу не как вопрос, а как утверждение.
«Я думаю, что в одно мгновение, на полсекунды, сидя там, на этом острове, Эндрю-Тедди вспомнил, кем он был. Затем он задает этот вопрос и реальность быстро отпускает его. Вот что я думаю по этому поводу» — сказал Лихэйн. «Я не прочувствовал посыла: О, я собираюсь решить притвориться Лаэддисом, чтобы мне, наконец, сделали лоботомию» — добавил драматург.
Вернемся к намекам, которыми пестрит лента. Они кричат о том, что ситуация с расследованием создана искусственно и Дэниелс уже был на острове.
Сотрудники Эшклиффа ведут себя высокомерно по отношению к маршалу на протяжении всего фильма. Эпизод, где Тедди допрашивает персонал, демонстрирует, не подобающее моменту, несерьезное отношение работников к детективу.
Направляясь к больничным корпусам, видя ограждения под напряжением, Дэниелс говорит, что где-то видел подобное.
Когда герой пытается разведать, кто же такой Лэддис, все смотрят на него с опаской. Позже зритель узнает, что Эндрю способен избить до полусмерти, если обратиться к нему, используя его настоящее имя.
Неслучайно многие пациенты больницы приветливы с Тедди. Они знают его, поэтому машут и улыбаются.
Во время допроса санитарки Тедди спрашивает ее о докторе Шине. Женщина приходит в замешательство, кидая взгляд на напарника маршала, тем самым показывая, что речь идет об Оуле.
Музыка Густава Малера из воспоминаний Дэниэлса не могла звучать в кабинете немецкого офицера. Произведения австрийского композитора с еврейскими корнями были под запретом в нацисткой Германии.
«Остров проклятых»: аномалии коллективной психики Запада
 |
Погружение в тайны безумия становится распространённым художественным приёмом. В радикальной способности познать сокровенные закоулки человеческой души психиатрия даёт солидную фору психологии. Пока психолог, подобно терапевту, бережно ощупывает проблему сквозь покровы многочисленных условностей, психиатр с хирургической решимостью обнажает больной орган: вот, полюбуйтесь, что там происходит! Наверное, поэтому всё больше писателей и сценаристов стремится жанр психологической драмы накалить до градуса драмы «психиатрической», обращаясь к внутреннему миру сумасшедших.
«Shutter Island» (в русской версии «Остров проклятых») — произведение именно из этой серии. Место действия — закрытое лечебное учреждение на одиноком острове. Почти все герои — либо душевнобольные пациенты, либо их подозрительно странные эскулапы. В этом заповеднике безумия следователю Службы федеральных маршалов США Эдварду Дэниелсу предстоит раскрыть необычное преступление: исчезновение детоубийцы, подверженной маниакальным приступам насилия. Детектив, триллер и психологическая драма — зритель может предвкушать три удовольствия в одном сюжете!
Но у произведений такого рода есть ещё и четвёртый аспект. Касаясь фобий и маний отдельного человека, талантливый автор неизбежно раскрывает психологические проблемы целого общества, коллективные душевные недуги, страхи и риски больших человеческих масс. Как Достоевский в «Бесах» или в «Братьях Карамазовых» обнажал больные нервы русского общества, так и сейчас Дэнис Лихэйн, Лаета Калогридис и Мартин Скорсезе демонстрируют тревожные центры общества американского (а шире — касаются проблем, присущих коллективному сознанию всего Западного мира).
Следователь Дэниелс — в прошлом солдат, освобождавший концлагерь Дахау. В жизни Затворённого острова (многозначное слово «shutter» — ставень, засов, затвор — в отношениях с внешним миром может символизировать как защиту, так и блокаду) следователю упорно мерещится тень фашистского прошлого. Параллелей с концлагерем хоть отбавляй: принудительное удержание пациентов, полное бесправие обитателей изолированного мирка перед всесильной администрацией, жёсткий регламент, конвой, колючая проволока. Но самое страшное — слишком много улик указывает на то, что здесь проводят эксперименты над людьми. Попытка вырастить новую породу управляемых существ — явно не самодеятельность врачебного персонала. Судя по всему, страшная селекция проводится под покровительством могущественных политических сил в руководстве страны. Тень Дахау падает на всю Америку…
Рефлексия на тему фашизма лейтмотивом проходит через всё послевоенное искусство Запада. Зарождение фашизма рядом с нами, среди нас, внутри нас — это неизжитый страх западного общества. Яркий пример: «Повелитель мух» нобелевского лауреата Голдинга. Страшная история фашизации цивилизованных подростков, из-за аварии оказавшихся на изолированном острове, завершается вопросом офицера-спасателя: «Доигрались?… Казалось бы, английские мальчики могли выглядеть и попристойней… Вы ведь все англичане, не так ли?» Это отчаянный вопрос самого автора к читателям: если мы все англичане (шире — европейцы), то откуда же прорастают семена коричневого кошмара?
Формально англичане и американцы — такие же победители фашизма, как и русские. Но в русском художественном творчестве ХХ века нет и грана той вызванной фашизмом рефлексии, как у англосаксов. Фашизм воспринимается как нечто безусловно чуждое и враждебное, не имеющее ни малейших шансов прорасти в русской душе, на русской почве.
При чтении российской политической публицистики двух последних десятилетий может сложиться совсем иное мнение. Здесь как раз тема отечественного неонацизма рассматривается чуть ли не в качестве угрозы номер один. Однако несложно заметить, что страх перед призраком «русского фашизма» демонстрируют преимущественно те публицисты, которые не ассоциируют себя с русской цивилизацией. Как правило, это неофиты западных ценностей, трансляторы западных духовных волн, и характерные западные страхи они переносят на русскую почву. Однако этот страх, широко разлитый в публицистике, не нашёл никакого отражения в российском художественном творчестве. Не только в подцензурные советские времена, но и в пореформенные годы у нас не появилось ни одного популярного, резонансного произведения, посвящённого угрозе фашистского перерождения. Следовательно, проблема, которую навязчиво муссируют СМИ, не получает отклика в «коллективном бессознательном» русского народа. Русские ощущают себя победителями фашизма, и чувство победителей не отягощено никакими комплексами вины или сопричастности.
Иное дело наши западные союзники. Почему-то у победителей фашизма на том берегу океана цвета гордости смешиваются с оттенком обращённой внутрь тревожности, словно они сами причастны к лагерю побеждённых. Это чувство сродни страху человека, случайно узнавшего о тяжёлом наследственном недуге у близкого родственника. Затаив дыхание, посвящённый начинает всматриваться в себя: не обнаружатся ли те же самые врождённые признаки? Точно так же ощущение теснейшего культурного родства между англосаксами и немцами заставляет победителей рефлексировать вместе с побеждёнными. Это последствия глубокой психологической травмы, которую пережила в итоге Второй Мировой вся без исключения Западная цивилизация (в то время как русские или китайцы, напротив, вышли из военного пекла более уверенными в своих духовных силах).
Но вернёмся на Затворённый остров. Столкнувшись с глубоко законспирированной системой противодействия, Эдвард Дэниелс оказывается в полном одиночестве. Лечащие врачи водят его за нос, персонал запуган, секрет острова покрыт тайной мрака, только душевнобольные пациенты тайком сообщают один ужасающий факт за другим. Даже напарник, агент USMS Чак Оул, в критический момент исчезает. Есть подозрение, что напарник — только наживка в ловушке, куда творцы бесчеловечных экспериментов заманили чересчур дотошного следователя. Здесь зритель переживает ещё один перманентный страх современного западного человека, пожалуй, более сильный, чем боязнь фашистского рецидива, — страх одиночества.
В ХХ веке сознание западного человека оказалось между Сциллой и Харибдой. Отказавшись от традиционной родовой структуры общества, которая никогда не оставляла индивидуума наедине с самим собой, прогрессирующий мир встал перед дилеммой: либо одинокая личность, затворённая от окружающих ставнями собственного privacy, либо искусственно смонтированная механическая общность явно тоталитарной природы. Непростое распутье… Складывается впечатление, что Дэниелс — единственный обитатель острова, делающий выбор в пользу личной свободы, остальные предпочитают роль винтиков лечебно-экспериментальной машины. Роковой выбор лишает маршала надежды на безмятежную жизнь, но сразу же увенчивает его ореолом единственного положительного героя.
Этот характерный ответ на вызов эпохи, предложенный послевоенным Западом, — свободное одиночество превыше механического коллектива! — кажется, полностью соответствует фабуле «Острова проклятых». Зритель ещё не знает, какая горькая усмешка автора ждёт его в финале. Свободный выбор и подвиг борьбы окажутся чистейшим самообманом…
Сюжет психологического триллера «Острова проклятых» («Shutter island» Мартина Скорсезе) на первый взгляд незамысловат. Федеральный пристав США (маршал) Эдвард Дэниелс сталкивается с законспирированной системой бесчеловечных экспериментов в закрытой психиатрической лечебнице.
Поначалу ход событий медленно сползает в русло банального голливудского боевика, где герой-одиночка спасает человечество от неведомой угрозы. Это своего рода универсальный рецепт западной культуры, прописанный от одиночества, — личный подвиг в борьбе с окружающей тьмой. Следуя традиционному рецепту, Дениэлс вступает в бой. Он сражается один против всех, прорываясь в сердце адского заговора, в секретную лабораторию на маяке. Рушатся возникающие на его пути изощрённые препятствия, всё ближе заветная цель…
И вдруг мир мгновенно переворачивается. Знаете, как бывает на зеркальных мозаиках? Рассматриваешь белый рисунок на чёрном фоне — влево летят ангелы. Приглядываешься к чёрным фигурам на белом — вправо скачут демоны. Зритель застывает в растерянности, сражённый зеркальным эффектом. Оказывается, Эдвард Дэниелс вовсе не агент Службы федеральных маршалов (United States Marshal Servise). Точнее, он бывший агент, уже два года назад ставший пациентом лечебницы на Затворённом острове. Его напарник Чак — отнюдь не коллега по USMS, а лечащий психиатр. Все приключения, которые зритель пережил вместе с героем с первых минут фильма, — всего лишь рискованная лечебная игра, задуманная главным врачом клиники с целью довести до абсурда навязчивые фантазии больного. Чтобы вернуться в реальный мир, Дэниелс должен был разоблачить самого себя.
Итак, отважный герой-одиночка (типичный герой современного Запада!) вёл отчаянный бой со злом, не жалея тех, кто вставал на его пути. Но зло, как выяснилось, скрывалось в нём самом (и в самом близком к нему человеке). И ещё не успели замелькать на экране полосы титров, как меня поразила удивительная параллель, переносящая нас из мира индивидуальных страстей в мир глобальных событий.
ХХ век хранит немало примеров дикой, массовой жестокости. Например, «Нанкинская резня», учинённая японской военщиной в годы Второй Мировой, или геноцид турецких армян в 1915 году. Многие теоретики на Западе ищут причины этих гуманитарных катастроф в особенностях восточного менталитета. Мало кому приходит в голову, что до ХХ века население нынешней Турции почти наполовину состояло из христиан, которых никто не пытался вырезать, и что до конца века девятнадцатого японцы не только не осуществляли геноцид покорённых народов, но (за исключением неудачного похода в Корею в 1592-1598 годах) вовсе не предпринимали попыток завоевать другие страны. Может быть, катализатором «восточной жестокости» в данных случаях оказался отнюдь не менталитет турок или японцев, а процесс вестернизации азиатских обществ, контакт Турции и Японии с агрессивной западной цивилизацией?
Может быть, Западу, так же как отважному маршалу Дэниелсу, стоит поискать истоки зла в себе самом?
Целый век европейской истории между 1814 и 1914 годами обошёлся без крупных кровопролитий. По сравнению с эпохой 1914-1945 годов это время может восприниматься почти идиллически, как жизнь в «домике у озера». И вот былое счастье погибло в огне. Теперь потрясённый Западный мир, преисполненный гуманизма, хочет защитить человечество от повторения катастрофы. Но логично спросить: а кто же разрушил «домик у озера»? Травмированное сознание западных апологетов пытается найти виновника вне «своей семьи». Лихорадочная мысль работает в нескольких направлениях: это либо происки тоталитарных режимов, не имеющих отношения к западной демократии (либеральная версия), либо вселенские козни евреев и русских, не имеющих отношения к западной культуре (ультраправая версия).
Этой же цели — оправданию Запада, формированию его цивилизационного алиби в отношении Второй Мировой войны, служат, в частности, псевдоисторические построения резунов-солониных-пивоваровых. Однако всё их рытьё в архивах истории напоминает безумное расследование Эдварда Дэниелса в сумасшедшем доме. Следствие не может закончиться успешно, пока из числа подозреваемых априори исключается сам «герой-одиночка» (в данном случае, касающемся причин мировой бойни, — сама суперэкспансивная Западная цивилизация).
Психологическая западня, жертвой которой оказался Эдвард Дэниелс, служит мини-моделью не только для исследования проблем западного общества. У русских тоже был свой «домик у озера» и своя катастрофа взаимного, «внутрисемейного» истребления. Это относительная идиллия дореволюционной патриархальной жизни и последовавшая затем Гражданская война. Для миллионов людей внезапное погружение в кровавую пучину казалось совершенно внезапным, необъяснимым явлением. Массовому сознанию русских так же трудно смириться с тем, что катастрофа 1917-22 годов вызвана подспудными внутренними болезнями российского общества, как коллективному эго европейцев трудно признать две мировые войны проявлением собственных пороков Западной цивилизации. Гораздо проще сочинить альтернативную историю, пытаясь найти злодея вовне.
Как только не пытаются объяснить кошмар Тридцать седьмого года! В ход идут и принципы тоталитарной системы, и черты национального характера, и даже особенности отдельно взятой личности Сталина. Но не правильнее ли признать Тридцать седьмой гигантским вывихом коллективной психики, ментальным эхом Семнадцатого, «открывшейся старой раной» коллективного сознания? Не находя рациональных объяснений крушению семейной идиллии, отвергая признание собственной вины, психически травмированный Дэниелс начал бой с придуманными супостатами. Разве советское общество тридцатых годов не переживало подобных фобий, упорно веря в многочисленных шпионов и агентов, замышляющих новое потрясение устоев? Может быть, следователи НКВД и содействующее им обширное волонтёрское сообщество (в просторечии — стукачи), распутывая одну «враждебную сеть» за другой, руководствовались вовсе не врождённым садизмом, не приказами системы, точнее — не столько ими, сколько теми же «благородными побуждениями», что и оказавшийся в лечебнице для умалишённых маршал USMS? Только ситуация, в которой действовали персонажи Тридцать седьмого, была, к сожалению, не игровой, а реальной.
Коллективное «исцеление» российского общества от параноидального поиска шпионов и врагов народа началось лишь тогда, когда в сознании обозначился реальный враг — фашистская Германия. Если для Запада Вторая мировая война означала психическую травму, то для России наоборот — восстановление нормальной системы координат добра и зла. Попытки разрушить эту с трудом восстановленную систему, уравнять гитлеровский Рейх и сталинский СССР, чреваты разрушением психического равновесия российского общества.
Конечно, душевные болезни одного человека и девиации коллективной психики — явления разного уровня. Но природа их схожа, так как в основе национального (шире — цивилизационного) сознания лежат психические процессы, происходящие всё-таки в умах отдельных людей. Поэтому жанр «психиатрической драмы» может дать пищу для размышлений не только об отдельной душе, но и о коллективной душе целых народов и цивилизаций.
Что вообще произошло в фильме «Остров проклятых»?
Существует сразу несколько моментов в картине, важных для понимания финала. При их пересказе без спойлеров просто не обойтись….
Объяснение концовки «Остров проклятых»
Создатели картины специально оставили для зрителей неразрешимые загадки. По экрану уже бегут финальные титры, а публика в кинозале продолжает искать ответ на вопрос: кем же был на самом деле главный герой в исполнении Леонардо Ди Каприо — постепенно сходящим с ума маршалом Тедди Дэниелсом или же реальным пациентом психушки Эндрю Лэддисом.
Многие зрители склоняются в пользу того, что он всё-таки Эндрю, а не Тедди, ведь всё происходящее на экране — ловкая постановка докторов Эшклиффской клиники, решивших поэкспериментировать над своим подопечным и разбудить в нём дремлющее сознание.
Создатели картины специально оставили для зрителей неразрешимые загадки
Если это так, то на самом деле персонаж Ди Каприо — отставной военный, живущий вместе с тремя детьми и супругой, время от времени демонстрирующей явные признаки психического нездоровья. У главного героя с психикой тоже далеко не всё в порядке. Из-за посттравматического стресса и пристрастия к алкоголю, мужчина не успевает вовремя почувствовать надвигающуюся беду. Степень безумия своей супруги Эндрю осознаёт лишь после того, как она убивает детей. После этого мужчина расправляется с любимой и уходит в совершенно иную реальность, в которой примеряет на себя образ маршала Тедди Дэниелса, расследующего запутанное дело на зловещем острове.
При этом медперсонал клиники Эшклифф вовсю подыгрывает главному герою. Причём, делает это в исключительно терапевтических целях, надеясь вернуть пациента с порядковым номером «67» в реальный мир с помощью большого постановочного следственного эксперимента.
Разгадка финала
Финал триллера — ключевой момент картины. Главный герой проникает на маяк, где, как он полагает, размещена тайная лаборатория для экспериментов над людьми. Помещение оказывается пустым и заброшенным. Персонажа Ди Каприо здесь ждёт лишь доктор Коули, готовый рассказать о сути проведённого исследования.
Для лечащего врача важно, чтобы Эндрю-Тедди сам дошёл до истины, разгадал загадку своего пребывания на острове и событий случившихся с ним перед этим.
Финал триллера — ключевой момент картины
Эксперимент оказывается удачным. Главный герой понимает суть происходящего и осознаёт ужас того, что произошло с ним и с его семьёй. Однако чувство вины заставляет Лэддиса продолжить «игру в маршала» и сознательно пойти на лоботомию.
Выбор, который делает персонаж «Острова проклятых», раскрывается в его прощальной фразе: «Лучше умереть человеком, чем продолжать жить монстром». Этими словами герой Ди Каприо соглашается на операцию, но при этом посылает тайный сигнал доктору: терапия дала-таки эффект, позволив вспомнить всё.
Выбор, который делает персонаж «Острова проклятых», раскрывается в его прощальной фразе: «Лучше умереть человеком, чем продолжать жить монстром»
Такова трактовка финала картины. Хотя могут быть и другие объяснения окончания загадочной истории. Например, версия о том, что главный герой — всё-таки маршал США, действительно сошедший с ума во время расследования на острове.
Режиссёр Мартин Скорсезе не подтвердил подлинности ни одной из двух версий. Более того, ещё до выхода картины он заявил, что «Остров проклятых» принесёт неплохую прибыль, ведь многие зрители посмотрят фильм в кинотеатрах как минимум дважды. Далеко не все поняли, что режиссёр не шутил, а говорил всерьёз.
Знаки, которые можно увидеть при повторном просмотре
Повторный просмотр картины действительно позволяет увидеть некоторые упущенные ранее детали и найти подтверждения того, что Леонардо Ди Каприо на самом деле играет Эндрю Лэддиса.
Так, уже в самом начале «Острова проклятых» внимательный зритель заметит в каюте главного героя странные кандалы. Это — первый намёк, который получает человек в зрительном зале. Судя по всему, цепи были нужны для того, чтобы сковать главного героя, но перед началом эксперимента оковы оказались сняты.
Повторный просмотр картины действительно позволяет увидеть некоторые упущенные ранее детали
Далее, по пути к больничным корпусам, Тедди обращает внимание на то, что ограждение на подступах к психушке находится под напряжением. На вопрос попутчика о том, как он это понял, герой Ди Каприо отвечает: «Я где-то уже видел такое раньше». И зрители могут легко догадаться, где именно он видел подобные заборы — всё в той же клинике Эшклифф, в которой прожил целых два года.
Кроме того, стоит присмотреться и к тому, как ведут себя охранники острова в присутствии героя Ди Каприо. Стражи порядка держатся крайне настороженно, отчётливо понимая, что перед ними сумасшедший, уже успевший совершить убийство. Подобное поведение и готовность вышибал скрутить Тедди в любой момент можно проследить с самого начала фильма и на протяжении всей картины.
Особого внимания заслуживает сцена разговора одного из офицеров охраны и Тедди, только что подобранного после ночи в пещере. Сотрудник Эшклиффа ведёт себя настолько высокомерно по отношению к маршалу, что дотошный зритель без труда поймёт посыл этого эпизода. Судя по диалогу, для охранника Тедди остаётся лишь одним из его многочисленных подопечных, но никак не влиятельным следователем Дэниелсом.
При повторном просмотре по-иному смотрится и сцена допроса, который Дэниелс проводит для персонала клиники. Многие из врачей и медсестёр демонстрируют при этом поведение, не подобающее моменту. Кто-то вовсю шутит, а кто-то сдержанно посмеивается. Лишь окрик доктора Шина позволяет успокоить и приструнить работников.
Изобилует сигналами и сцена допроса, который Тедди устраивает миссис Кернс. Женщина отвечает чересчур заученно, что можно объяснить строгим распределением ролей пациентов и медиков во всём проекте.
В одной из первых сцен появления героя Леонардо Ди Каприо видно, что некоторые откровенно смеются над «следователем»
Что касается других пациентов клиники, то их поведение красноречиво указывает на то, что они тоже являются участниками эксперимента, которые прекрасно знают, что перед ними никакой не маршал США.
В одной из первых сцен появления героя Леонардо Ди Каприо видно, что некоторые откровенно смеются над «следователем», при том, что персонал лечебного заведения требует от больных не смотреть в сторону гостя.
Аргументов в пользу того, что главный герой истории действительно маршал, рассудок которого помутился в клинике, в фильме не так много
Особое значение для понимания финала картины имеют и взаимоотношения главного героя с сумасшедшим из корпуса «С» Джорджем Нойсом. Согласно версии Тедди Дэниелса, их знакомство произошло в самом начале расследования дела Эшклиффской больницы. Однако правда выясняется уже под занавес истории. На самом деле мужчины знакомы по клинике как товарищи по несчастью. Причём, Нойс поучаствовал в усугублении состояния Лэддиса, поддержав развивающуюся у него теорию заговора. Однажды Нойс специально назвал своего знакомого его настоящим именем, чтобы спровоцировать драку. Этот конфликт, в свою очередь, стал основанием для появления требований части врачей о проведения Лэддису лоботомии, а затем и ответного предложения со стороны другой группы медиков — дать пациенту шанс, устроив для него большую постановку.
Причём, персонал по ходу фильма также проявляет своё отношение к эксперименту. Так, доктор Джеремайя Нэринг демонстрирует явный сарказм и явную неприязнь к Тедди, а также ко всему происходящему на острове вообще.
Аргументов в пользу того, что главный герой истории действительно маршал, рассудок которого помутился в клинике, в фильме не так много. И один из основных — появляющиеся у Дэниелся жалобы на видения, дрожь, ночные кошмары. Эндрю подозревает, что в его пищу специально добавляют психотропные вещества. Впрочем, данный момент тоже может иметь иное объяснение. Причина галлюцинаций — результат того, что главного героя, напротив, перестали пичкать лекарственными препаратами. А в итоге организм, привыкший за пару лет к «допингу», испытал ломку.
Мартин Скорсезе создал не просто детективный триллер, а настоящий фильм-ребус. Судя по всему, зрители ещё долго будут пытаться искать новые смыслы в сценах этой картины, расшифровывать тщательно спрятанные знаки, выдвигать очередные объяснения финала и, конечно, пересматривать «Остров проклятых» вновь и вновь.