отель националь в москве история

Националь

Роскошь и передовые технологии

Гостиница «Националь» изначально задумывалась как роскошный отель мирового класса. Сообщать об этом она должна была еще до входа внутрь. Поэтому в отделке использовали дорогие материалы и лепнину.

Гостиницу «Националь» построили в 1901-1902 годах по проекту А.В. Иванова для Варваринского акционерного общества. Ранее на этом месте стояли доходные дома купца Москвина с трактиром «Балаклава».

Но в XIX веке Варваринское акционерное общество выкупило угловой участок для новой застройки. Сначала здесь появилось несколько домов с дешевыми квартирами и лавками на первых этажах. Но затем возникла идея построить роскошный отель.

Сначала гостиница называлась «Национальная». Проживание стоило недешево — до 25 рублей в сутки, но отбоя в клиентах не было. Все благодаря превосходной отделке и техническому оснащению: мраморные лестницы, лепнина, мозаичные полы, витражи, мебель из красного дерева. Майоликовые панно верхнего этажа изготовили на заводе «Абрамцево» специально для Националя. Одна из росписей изображала бога Вакха на деревянном велосипеде. Отель оснастили техническими новинками того времени: работали лифты, а в номерах появились телефоны, ватерклозеты и ванны.

В советское время после переноса столицы из Петрограда в Москву здесь некоторое время жили члены большевистского правительства. Гостиница «Националь» превратилась в Первый Дом Советов.

Гостиничные функции зданию вернули в 1930-е годы. Отель отремонтировали, а интерьеры пополнили мебелью из Аничкова и Царскосельского дворцов. Тогда же в угловой части здания появилось «индустриальное» панно работы И.И. Рерберга. А в годы Второй мировой войны в Национале устроили резиденции 16 иностранных посольств и дипломатических миссий.

Обновленная гостиница «Националь» открылась 9 мая 1995 года, когда Россия отмечала 50-летие Победы в Великой Отечественной войне. Сегодня в гостинице 202 номера, и каждый — маленький музей. Старинные вазы времен Наполеона, позолоченные люстры, мебельные гарнитуры из карельской березы отсылают гостей во времена царской Москвы. Всего на семи этажах Националя находится 500 подлинных предметов антиквариата.

Источник

Здание с богатой историей: что включили в предмет охраны гостиницы «Националь»

Среди элементов, которые формируют уникальный облик здания, — предметы интерьера и антиквариата, а также архитектурные решения.

Эксперты определили перечень элементов, которые формируют уникальный облик одной из старейших гостиниц столицы «Националь». Среди них — объемные композиции, кровля, архитектурно-художественное оформление фасадов и многое другое. Документ утвержден Департаментом культурного наследия города Москвы.

«Первая реставрация была предпринята в начале 1930-х: чтобы вернуть некогда фешенебельной гостинице статус, номера обставляли мебелью, реквизированной из дворцов и особняков знати десятилетием раньше. Затем в 1960 году здание было принято под госохрану, а в середине 1990-х прошла масштабная реставрация, в ходе которой было выявлено множество оригинальных деталей декора и отделки — благодаря этим открытиям удалось разработать подробный перечень всех особенностей памятника, которые легли в основу предмета охраны “Националя”», — рассказал руководитель Мосгорнаследия Алексей Емельянов.

Под охраной государства теперь находится майоликовое панно с индустриальным сюжетом 1930-х годов, а также четыре майоликовых панно «Времена года». Последние работы выполнены 1901–1903 годах в Абрамцевских мастерских предположительно керамистами Сергеем Чехониным и Александром Головиным по рисункам Павла Кузнецова.

Кроме того, в предмет охраны включили ажурные створки ворот проездных арок, козырек парадного входа с медальоном, боковые фигурные кронштейны с головами грифонов, решетки обрамления окна второго этажа над козырьком, ограждения балконов и крыши. В этот же список вошли материалы отделки фасадных поверхностей 1903 года. В их числе — облицовка гранитными плитами цоколя, накладной декор в оформлении парадного подъезда, штукатурка с окраской, облицовочный кирпич, пилоны, столбы, лестницы и межуровневые ступени.

Из предметов интерьера особым статусом наделили вестибюль главного входа, лестничные клетки парадной лестницы и отдельные элементы исторических номеров гостиницы. Также отметили декоративную отделку, художественные росписи потолков и стен банкетных залов «Суздаль» и «Кострома» (выполнены в 1970-е годы), витражи, камины и осветительные приборы начала XX века. Кроме того, отдельным приложением к предмету охраны идет опись предметов антиквариата. Они находятся на государственном учете и в ведении собственника здания.

С момента утверждения предмета охраны любые ремонтные или реставрационные работы в гостинице будут проводиться с учетом перечня всех ценных элементов.

Объект культурного наследия

Гостиницу «Националь» построили на месте доходного дома по инициативе правления Варваринского акционерного общества домовладельцев. Архитектор Александр Иванов разработал проект шестиэтажного здания и руководил строительством. Торжественное открытие состоялось в 1902 году, а в 1903 году сюда заселились первые жильцы.

Изначально гостиница называлась «Национальная». На фасадах было много лепнины с элементами стиля модерн. Не менее пышно были отделаны и обставлены 160 номеров. Здесь селились богатые купцы, крупные промышленники, иностранные дипломаты. В разное время тут бывали Федор Шаляпин, Николай Римский-Корсаков и Иван Бунин.

В 1918 гостиницу национализировали и превратили в 1-й Дом Советов. После возвращения столицы в Москву в номерах поселились члены советского правительства. Здесь жили Феликс Дзержинский, Яков Свердлов, Лев Троцкий, Иосиф Сталин.

Сейчас здание «Националя» — объект культурного наследия федерального значения. С 1960 года оно охраняется государством.

Источник

Москвич

Московская легенда: «Националь»

Отель «Националь» в том виде, в каком мы его знаем, появился в результате соперничества. Когда-то здесь, на углу Тверской, беспорядочно теснились невысокие старые постройки, в том числе описанный Гиляровским мрачный, с низкими каменными сводами трактир «Балаклава», популярный среди торговцев с Охотного ряда.

В начале XX века этот кусок земли покупает Варваринское акционерное общество домовладельцев и решает построить большую современную гостиницу. Но годом раньше миллионер Савва Мамонтов начал буквально в двух шагах отсюда возводить грандиозный «Метрополь». Купцы из Варваринского общества решают, что у них все должно быть роскошнее, дороже, современнее. Они приглашают архитектора Александра Иванова, который к тому времени уже построил в Москве множество солидных, респектабельных доходных домов. И вот 1 января 1903 года торжественно открываются двери шестиэтажного дворца. Все здесь соответствовало вкусам просвещенных купцов эпохи модерна: мраморная парадная лестница с витыми чугунными перилами, ковры, лепнина, витражи, мозаичные полы. Уровень комфорта для того времени поразительный: в номерах не только клозет, но и ванна, да еще и телефон. Есть читальный зал с прекрасным набором книг и журналов, есть ресторан русской кухни. Первый этаж отдан под магазины. В отеле 160 номеров разного уровня и комфорта, самые простые обойдутся в полтора рубля в день, самые роскошные, например, «Гостиная Людовика Пятнадцатого» и «Гостиная Людовика Шестнадцатого» — в 25 рублей (для сравнения: зарплата квалифицированного рабочего в те времена составляла 20 рублей, учителя гимназии — примерно 75 рублей). Среди первых постояльцев — балерина Анна Павлова, композитор Римский-Корсаков, писатели Анатоль Франс и Герберт Уэллс, дядя Николая II великий князь Александр Михайлович.

Полтора десятилетия спустя происходит революция. После нее в отеле поселились другие люди — их имена тоже станут очень известными, но они вовсе не собирались платить за проживание. В марте 1918 года в Москву прибывает спецпоезд с вождями большевиков, покинувшими небезопасный Петроград. Кремль после боев с юнкерами надо привести в порядок, поэтому Свердлов, Дзержинский и Троцкий вместе со сподвижниками размещаются в национализированном «Национале». Александра Коллонтай со своим возлюбленным, молодым матросом Дыбенко, выбирает для себя «Гостиную Людовика Пятнадцатого». Ленин, Крупская и сестра Ленина Мария Ульянова тоже занимают один из самых роскошных номеров — двухместные апартаменты под номером 107. По иронии судьбы именно из них открывается сейчас лучший в гостинице вид на Мавзолей.

Через пару недель вожди освободили жилплощадь. Как и многие туристы, покидающие хороший отель, они прихватили на память кое-какие сувениры, поэтому в фондах музея «Кабинет и квартира В. И. Ленина в Кремле» среди личных вещей Ильича до сих пор хранятся две тарелки с надписью «Националь». В отель въехали представители советской номенклатуры рангом пониже. «Националь» переименовали в Первый Дом Советов, и он превратился в странную смесь коммунальной квартиры и санатория. Совслужащие жили здесь с чадами и домочадцами, тещами, малыми детьми и их няньками. Но кухонь в номерах не было, поэтому все гуськом спускались в ресторанный зал, где среди витражей и лепнины повар наделял каждого миской каши. Так длилось полтора десятилетия, состояние отеля сделалось печальным. Наконец 1 июля 1931 года он на полтора года закрылся на ремонт, после чего стал одним из первых объектов в только что созданной системе «Интурист».

В эти годы Советский Союз в большой моде. Но даже симпатизирующие коммунистам интеллектуалы едут в Москву с опаской, ожидая, что победившие пролетарии поселят их в какой-нибудь zemlianka. «Националь» приводит их в восторг. Им говорили, что в Стране Советов разруха и голод, что большевики — враги культуры! Здесь же они оказываются в окружении первоклассных произведений искусства. Какой отель в Европе может себе такое позволить?

Генеральный секретарь НКИД СССР И. А. Дивильковский, Д. Т. Флоринский (шеф протокола НКИД), первый посол США в СССР Уильям Буллит и Кит Мерилл, 1933

Разумеется, никакой. Потому что все эти фарфоровые вазы, картины, гравюры, зеркала с амурами, бронзовые часы, статуэтки взяты из разграбленных усадеб, в том числе из Царского Села и Аничкова дворца. Но чудеса отеля этим не ограничиваются. В антикварном магазине на первом этаже продаются прекрасные иконы и старинные книги (реквизированные из разрушенных церквей) — их можно купить или даже получить в подарок от Страны Советов. В ресторане гостей ожидает икра в хрустальных вазочках, в то время как артисты в косоворотках споют им удалые и печальные песни про Волгу-матушку. Прямо из отеля лимузин отвезет их на встречу с каким-нибудь рабочим или крестьянкой или же на увлекательное зрелище — суд над разоблаченным «врагом народа», например над Бухариным. Иностранцы восхищены таким гостеприимством: если в этой стране так относятся к гостям, как же должны быть счастливы сами ее хозяева, простые советские люди! Именно в ресторане «Националя» группа виднейших западных интеллектуалов во главе с Лионом Фейхтвангером торжественно провозглашает тост за товарища Сталина во время встречи нового, 1937 года.

Но самих советских граждан в отеле вовсе не ждут. Летом 1934 года знаменитый журналист Илья Эренбург смог заселиться здесь лишь после специального письма от газеты «Известия», где он тогда работал. «Как-то утром я заказал чай; официант выслушал меня и вскоре вернулся без подноса: чая я не получу, с сегодняшнего дня ресторан отпускает только на валюту. Я рассердился, но смолчал, попросил принести кипяток и чайник для заварки — у меня были чай и сахар. Официант снова пришел с пустыми руками: “И кипятка не дали, говорят, советским не отпускаем”. Я решил пойти к директору гостиницы. Лестница была заставлена цветами в горшках. Стояли, выстроенные в шеренги, коридорные в ярко-зеленых рубашках, горничные в шуршавших лифах, с пышными наколками; по команде они кланялись, поворачивались налево, направо, улыбались, снова кланялись. Это напоминало репетицию фильма из быта старого купечества». Скоро прибыла новая порция иностранцев, им потребовались номера, Илья Григорьевич был взвешен на весах и найден легким по сравнению с западными мистерами твистерами, от него потребовали немедленно выметаться. Эренбург написал про это раздраженную статью, но добился лишь того, что его стали обвинять в попытке лишить страну валюты и чуть ли не в саботаже.

Во время войны «Националь» практически перестал работать как отель, здесь жили представители дипломатических миссий и сотрудники Красного Креста. В конце 1940-х и в 1950-е годы ресторан при гостинице стал популярнейшим местом для московской литературной, артистической и спортивной элиты. Война закончилась. Тем, кто уцелел, хочется слушать музыку, пить вино, развлекаться, общаться. Лишь у ничтожно малого количества людей есть такая возможность, и эти люди собираются здесь, в большом, ярко освещенном зале с бархатными шторами и видом на Кремль. «В “Национале” все шло чередом: подсаживались, знакомились, уходили, передавали, сообщали, острили, пугали, возмущались, одалживали, устраивали, напивались, буянили. В седьмом часу пришли с бегов, рассказывали, какие были выдачи и новые плутни, в девять, как всегда, явился художник Рысев, про которого говорили, что с ним надо поосторожней, в десятом стали возникать актеры, не занятые в последних актах. “Говорят, в Малом полный провал… ”, “А Мыщикова действительно сняли?”, “Слушайте, а это знаете: пришел раввин к проститутке… ”». Это Юрий Трифонов, повесть «Долгое прощание».

Укрепление витрин, 1941

Один из постоянных посетителей ресторана, практически его достопримечательность — Юрий Карлович Олеша. К тому времени его книги давно не издавались, денег у него обычно хватало лишь на чашку кофе, но к его столику постоянно подсаживались и угощали его более благополучные гости, а если их нет, то официантки иногда наливали ему рюмку коньяка. Потом наступает оттепель, Олешу снова печатают, платят гонорары. По легенде он, чтобы отблагодарить девушек из «Националя», каждой из них купил наручные часы. Еще один посетитель ресторана, который приходит сюда как в дом родной — поэт Михаил Светлов. Тареева вспоминает: «Однажды мы оказались в трудном положении. Когда пришло время расплачиваться, то обнаружилось, что ни у кого нет денег, совсем нет. Каждый рассчитывал, что деньги есть у других, ведь все шли так спокойно и уверенно. И вот такой пассаж. Мы поглядели по сторонам — кто бы выручил… и увидели Светлова. Подошли, спросили: “Михал Аркадиевич, не одолжите до утра 219 рублей, нам до счета не хватает?” “219 не хватает? — удивился Светлов. — А какой же у вас счет?” “219”. “Босяки!” — сказал он, это было его любимое словечко. К счастью, у него деньги были, а могло бы и не быть. Он сам часто гардеробщикам был должен».

В «Национале» лучший в Москве выбор коньяка. Повара готовят лучшие в Москве соусы по рецептам еще царских времен. Есть кулинария, где продают берлинское печенье, тоже лучшее в Москве. Осведомленные люди приходят к трем часа дня, когда оно только что выпечено и в зал вносят пахнущие лимонной глазурью коробки.

А еще здесь лучшая в Москве команда «ниночек». «Ниночка» может быть женщиной, но может и мужчиной, и нет — это не трансвестит. «Ниночками» работают горничные, официантки, швейцары и еще бог весть сколько постоянных посетителей из тех, кто пьет коньяк, рассказывает анекдоты и подсаживается к столикам знакомых. Это слово происходит от аббревиатуры НН, то есть «наружное наблюдение».

Бар для иностранцев в отеле «Интурист», 1965

Во всех интуристовских отелях работала служба наружного наблюдения 7-го отдела КГБ СССР, но именно в «Национале», расположенном практически у кремлевских стен, она трудилась особенно усердно. Постоялец мог быть уверен, что каждый его шаг не останется незамеченным. Вот, например, плоды наблюдений, которые в своей книге «Легенды московского застолья» приводит историк Николай Ямской: «Сегодня объект посетил Большой театр. Затем в сопровождении сотрудника нашего отдела Александра К., кинодокументалиста Василия Катаняна, художника Льва Збарского и его супруги Регины Збарской направился на ужин в гостинице “Националь”. Ужин, заказанный на пять персон, продолжался в течение двух часов. Объект с гостями в соответствии с планом расположился за вторым от большого окна столиком. Было заказано четыре порции стерляди в шампанском, пять порций паюсной икры, бутылка коньяка “Самтрест”, две бутылки шампанского “Советского”, полусухого. После ужина объект направился в свой номер вместе с Региной Збарской, где она пробыла три часа… » Объектом являлся не кто иной, как французский актер и певец Ив Монтан. И очень хочется узнать фамилию Александра К., просидевшего с ним весь вечер за одним столом.

Еще двое мужчин, с именами которых связан «Националь» конца 1950-х годов — это не спортсмены, не кинозвезды, случайные посетители не смотрели им вслед. Возможно, они оказывались здесь одновременно. Возможно, пару раз взглянули друг на друга. Оба они вошли в историю. Для обоих была поставлена точка пули в конце.

Один из них — Олег Пеньковский, сотрудник ГРУ. Именно в «Национале» происходит его встреча с Джеймсом Гренвиллом Винном, бизнесменом и сотрудником британской разведки. Именно тогда Пеньковский передал ему конверт, где содержалось несколько секретных документов и был приложен перечень других, которые он сможет достать. С этого момента он становится предателем, «самым результативным агентом Запада». Год спустя его арестуют и в мае 1963-го приведут в исполнение смертный приговор.

Второй — валютчик Ян Рокотов, сделавший ресторан «Националя» своим штабом. Он приходил сюда один или с женой Лялей Дроздовой, бывшей любовницей Берии. А в коридорах «Националя» и на подступах к нему работали его агенты, предлагавшие иностранцам царские золотые монеты, советскую символику, а также рубли по курсу гораздо более выгодному, чем дали бы в банке. В конце концов один из иностранных дипломатов пожаловался Хрущеву, что нигде в мире вокруг него не вилось столько спекулянтов, как в советских отелях. Никита Сергеевич пришел в ярость, Рокотова арестовали и расстреляли, грубо нарушив действовавшие на тот момент законы — по Уголовному кодексу он мог получить лишь несколько лет тюрьмы.

Реклама «Интуриста», 1966

Упадок и разрушение «Националя» продолжались много лет, пока в 1991 году его наконец не закрыли на реконструкцию. Над его восстановлением долго и добросовестно трудилась австрийская компания, в качестве управленцев наняли менеджеров из Великобритании. К северному фасаду здания пристроили еще этаж, где разместили спа-центр с бассейном. Внутренний двор перекрыли стеклянной крышей и устроили там зимний сад. Были изготовлены новые светильники, в точности имитировавшие старые, дореволюционные. И вот 9 мая 1995 года «Националь» вновь начинает работать. На тот момент это был единственный в Москве отель, получивший пять звезд. Знаменитый ресторан с видом на Кремль теперь назывался «Московский», и там на долгие годы стал торжествовать диковатый великодержавный стиль. «Салат “Кремлевский” по рецепту шеф-повара политбюро ЦК КПСС» в меню мирно соседствовал с каким-то совершенно немыслимым «мясом быка черкесского огромного, тучного, величавого, обжаренного как вы любите» (интересно, что в английском варианте было с грубой прямотой написано «Rib eye steak»).

Все это было несколько старомодным, унылым и слишком «интуристовским». Наконец шесть лет назад на первом этаже отеля открылся ресторан «Dr. Живаго», где большой стиль решили препарировать в современной манере. В результате получился коллаж на тему бурной русской истории XX века, в котором соседствуют статуи пионеров, белый рояль, железнодорожные стаканы в подстаканниках, кавалеристы в буденовках, автоматы для газировки, репродукции Малевича и «сельдь в пальто из свеклы» в меню. Впоследствии на втором этаже появился еще и икорный ресторан «Белуга», там подают «Завтрак бурлака» за 40 тыс. рублей, а на сайте слова «остроумная версия», «переосмысление в реалиях современности», «ирония» повторяются так часто, словно посетителей приглашают не на уху и борщ, а на лекцию какого-нибудь крупного современного философа: «Симулятивная модель культурного дискурса в эпоху постмодерна».

Сам отель выглядит почти так же, как и 110 лет назад. Все те же сахарно-белые атланты с крупными, скучающими лицами. кирпичного цвета ковры с геральдическими лилиями, вазы с многоярусными гирляндами бледно-восковых искусственных цветов. Цены обычные для пятизвездной гостиницы в историческом здании: 14 тыс. рублей за стандартный номер и от 60 тыс. — за ночь в одном из президентских люксов, возможно, в том самом, где останавливались Ленин с Крупской или же Коллонтай с Дыбенко.

Среди постояльцев много граждан России. И удивительным образом — много москвичей. Обычно это семейные пары, которые хотят отпраздновать день рожденья (обычно жены) или годовщину свадьбы. В тяжеловесной, избыточной роскоши отеля есть что-то немодное, нелепое и оттого экзотическое, что-то, что хочется испытать хоть раз в жизни. Провести здесь одну или две ночи — все равно, что прокатиться в лимузине 1960-х годов или надеть платье с корсетом и кринолином, то есть совершить путешествие во времени. Это особенно привлекательно сейчас, когда так трудно совершать путешествия в пространстве.

Источник

«Националь»

Мне кажется, это будет один из самых необычных моих рассказов об отеле, но именно он доказывает, в очередной раз, правильность моего выбора. Выбора писать и рассказывать о лучших отелях мира.

Как вы знаете, центром путешествия для меня всегда является отель, вернее его началом и концом одновременно. Вы спросите почему отель? А не музей, например, куда едут со всего мира, или старая площадь, которая одна на весь город вот уже пять столетий притягивает туристов на свои ладони? В каждом городе есть уникальное место, а гостиниц сотни на любой вкус и кошелек. Вы, конечно, правы, но я хочу рассказывать вам об отелях, которые сами по себе являются произведениями искусства. О тех гостеприимных домах, где можно поразиться архитектурой трёхвекового здания, где можно увидеть уникальную коллекцию живописи или фарфора, где интерьеры сами по себе представляют историческую и эстетическую ценность. Но, пожалуй, самое главное, что отличает именно такой отель от музея или уникального здания, – это жизнь! Жизнь, которая течёт непрерывно в этом месте. Это уникальные персоны и обычные люди, которые связали частичку своей жизни с этим местом. Это радость незабываемых встреч, страсть. Это одиночество и долгие размышления о смысле жизни. Это боль потерь и головокружительная разгульная жизнь. Всё это и формирует ту неповторимую ауру и атмосферу, которая есть в каждом таком отеле, который неповторим в своём наборе уникальных материальных ценностей и ни с чем не сравнимым духом или воздухом, наполняющим этот живой организм.

А сегодняшний рассказ необычен тем, что центром моего повествования будет не сам отель, а история, которая произошла в его стенах. Не гостиница вдохновила меня на поиски интересных фактов и фамилий, связанных с ней, а удивительная история, которая привела в этот отель и открыла это место с совершенно другой стороны.

Итак, мы попробуем окунуться в советскую Москву шестидесятых, оказавшись в самом центре столицы и в самом центре событий того времени. Вместе с вами мы проникнем именно в то место, где произошла эта история и попробуем представить всё это действо перед своими глазами.

Гостиница «Националь» или «Национальная», как она называлась первое время, была открыта в 1903 году и сразу стала одной из лучших гостиниц Москвы. Отель был открыт для приёма высокопоставленных иностранных гостей, а также российской государственной и военной элиты. С 1918 по 1931 год советское правительство превратило гостиницу в Первый Дом Советов, где располагались правительственные подразделения и размещались представители руководства большевиков. В разное время здесь жили Ленин, Дзержинский, Троцкий. В 1932 году «Националю» вернули статус гостиницы и он вошел в структуру Государственного Акционерного Общества «Интурист».

Советские функционеры оставили имидж гостиницы как самой привлекательной для иностранцев и провели полномасштабный ремонт и реконструкцию. В «Националь» были свезены экспонаты расформированных русских усадеб и дворцов, что сделало гостиницу уникальной в первую очередь смешением совершенно разных стилей и эпох, но, тем самым, неповторимой.

В шестидесятые годы прошлого столетия «Интурист», как самая прогрессивная компания, сотрудничавшая и работающая для иностранцев, решила сделать красивый рекламный буклет для одной из самых ярких своих гостиниц и распространять его в иностранных посольствах и других местах, посещаемых иностранцами. Было решено привлечь к съёмкам известную советскую актрису и, тем самым, привлечь интерес к рекламному буклету, а значит и к «Националю». Курировать данный проект отправился лично первый заместитель «Интуриста», так как промаха в таком тонком деле быть не могло. Как всегда, взявшись за дело, с присущей ему скрупулезностью, первый зам в ранний утренний час, отдав все необходимые указания руководству гостиницы, ехал на своей служебной «Победе», вымытой и отполированной до блеска, деловито объясняя суть задачи, сидевшей рядом молодой актрисе, за которой заблаговременно заехал домой.

Его звали Александр, ему было чуть больше сорока, и это был один из самых молодых руководителей, входящих в московскую правительственную элиту. С одной стороны, это был классический пример жёсткого советского функционера, четко представляющего свои цели, задачи и упорно двигающегося по карьерной лестнице, но с другой стороны, видимо в силу специфики работы, позволяющей периодически выезжать за границу и общаться с представителями советской богемы, этот человек был, не по-советски, элегантен, разносторонне развит и предпочитал скорее разговор об истории и искусстве, чем о выполнении планов очередной пятилетки.

Её звали Ольга и ей не было ещё и тридцати. Она действительна была талантлива и настолько хороша, что присутствие её само по себе в обществе вызывало улыбки и поднимало настроение. Ольга была уже в том возрасте, когда осознавала свой талант и привлекательность, умела пользоваться этим, но ещё, в силу молодости, не попала от этого в зависимость и была, по-настоящему, легка.

Они подъехали к «Националю» в том настроении, когда каждый хотел бы быстрее покончить с запланированным делом, понимая, что дело предполагалось быть обыденным и скучным, но важность его не позволяла быть небрежным и расслабленным. Ольга была уже не раз здесь, и великолепный вестибюль с уникальной парадной лестницей из белого мрамора не произвёл на неё никакого впечатления. Александр проводил девушку в самый большой и красивый номер, передал её в руки профессиональных парикмахеров и отправился лично контролировать все приготовления к съёмке.

Фотографы были уже готовы и замысел был достаточно прост: известная советская красавица снимается в великолепных интерьерах гостиницы «Националь».Первым планировали снимать ресторан. Во-первых, это была визитная карточка гостиницы, а во-вторых, Александр планировал перекусить и, вкратце, обсудить предстоящую съёмку с актрисой.

Ресторан «Белуга» и сейчас, и в те годы — уникален. По сей день ни один ресторан мира не имеет такого предложения икры. Более двух десятков видов паюсной, севрюжьей, осетровой и белужьей икры. Богатейшее предложение водки и шампанского позволяет наслаждаться русской икрой в полной мере. Однако, не только икрой богат ресторан. Архангельский клыкач, каспийская белуга, карельская форель, заполярный палтус, лучшая мраморная говядина, дичь — всё это может быть на столе «Белуги».

С видом знатока, чиновник «Интуриста» взглянул в меню и решил остановиться на белужьей икре, легких крабовых закусках и бутылке шампанского. Когда Ольга вошла в зал ресторана, стол был уже сервирован.

Отодвинув кресло и усаживая актрису за стол, Александр впервые обратил на неё внимание. С интересом изучая её, он предложил тост за будущую работу и удивился легкости и непринужденности её жестов, сопровождающихся восхитительной улыбкой.

— Итак, Мистер Директор, какой у нас сценарий?

— Александр! — он несколько удивился её тону, но нисколько не смутился.

— Значит, Саша. А я Оля. Давайте за знакомство — не дожидаясь ответа на свое предложение, Ольга сделала глоток и зачерпнула маленькой серебряной ложкой икру из внушительного размера хрустальной икорницы.

Разговор сразу задался и, неспешно выпивая и закусывая, Александр стал рассказывать ей об отеле. Ему было интересно рассказывать об истории, он как будто вживую представлял как ещё до революции этот отель принимал генерал-губернаторов, предводителей дворянства и блестящих русских офицеров, любивших сидеть, возможно, именно за этим столом. Он рассказывал ей про великого князя Александра Михайловича — дядю последнего императора Николая II, который часто останавливался здесь и о его возлюбленных, за которыми он тайно ухаживал. Александр рассказал, как в 1932 году, перед повторным открытием «Националя», по всему союзу собирались уникальные ценности из разграбленных дворцов и свозились для создания тех исторических интерьеров, которые они могли видеть сейчас.

Ольга слушала его и поражалась, отчего же захватывают её эти истории и, беря за руку, уводят в те года, о которых она не только не знала, но и не хотела заглядывать, понимая, что всё происходившее до 1917 года было неправильным, отвратительным и не заслуживало никакого внимания. Она поражалась тому, что погружается в эти рассказы и, как будто, сама участвует в том грандиозном костюмированном бале 1903 года, когда вся знать Российской империи в роскошных костюмах «допетровского» времени собралась на неповторимом более ни раз маскараде. Картины с изображением героев и костюмов висели на стенах и впервые Ольга осознала всю глубину истории своей страны и величие национальных традиций независимо от политического устройства.

Незаметно пролетел час, потом второй, и уже фотографы, не смеющие напомнить о своем присутствии, принялись за трапезу. Наши герои, как будто забыли для чего они здесь и полностью окунулись в атмосферу этого места, в атмосферу царской России, Революции, становления молодой советской страны. Невольным свидетелем всех этих изгибов истории был «Националь» и, в каждом зале, в каждом номере сохранились остатки того великолепия, которое сопровождала жизни всех постояльцев.

Они встали из-за стола и пошли дальше по бесконечным холлам и залам, рассматривая уникальные экспонаты былой жизни. Все пошло не по сценарию, и уже никто не думал о запланированных постановках и позах. Саша и Оля просто гуляли по этому великолепному музею и только изредка Ольга реагировала на вспышки камер и принимала чуть более фотогеничные позы.

Они зашли в один из залов, где стоял огромный белоснежный рояль. Когда-то здесь проводились воскресные вечера русской знати. Он сел за инструмент, поднял крышку и сначала очень осторожно прикоснулся к клавишам. Это был старый рояль и, быть может, сам Римский-Корсаков или Прокофьев, которые часто бывали здесь, играли на этом удивительном инструменте. Но, как только он сыграл первые аккорды, робость его прошла и он стал играть. Он играл репертуар Утёсова, Марка Бернеса и совсем поверг в шоковое состояние свою спутницу, сыграв только что вышедшую композицию The Beatles «Yesterday».

Дальше всё шло как в тумане. Все двери залов и новых номеров приоткрывали неизведанные тайны. Давно знакомая гостиница предстала совершенно в другом свете. Как будто расступились стены, портьеры и весь свет русской знати закружился в вальсе грандиозных балов.

Советский чиновник с упоением рассказывал об удивительном смешении в одном объекте столь разных стилей. Здесь союзничали и, в тоже время, конкурировали ренессанс, классицизм, модерн. Каждый предмет интерьера олицетворял свою эпоху, но не было в этом пошлости, показушной вычурности. Каждая скульптура, каждое полотно было на своём месте.

Вдруг, взяв за руку, он подвёл её к одной из картин, висевших на стенах в этом зале.

— Посмотри, — Саша приобнял правой рукой Олю за талию, а левой осторожно прикоснулся к холсту. — Это Левитан.

— Да, это Плёс. Небольшой городишка на берегу Волги. Ему почти тысяча лет. Левитан жил здесь долгое время и написал много картин.

— Откуда ты все это знаешь? — Она с удивлением повернулась к нему, заглядывая в его глаза. — Ты знаешь столько историй. Что происходит? Скажи мне, что происходит?

— Я не помню откуда — улыбнувшись, он взял её за руку — я сам не раз бывал там. Это удивительное место. Если ты когда-нибудь захочешь, я покажу его тебе.

— Да, мне бы хотелось там побывать. — Она убрала свою руку и медленно пошла вдоль стен, разглядывая другие шедевры живописи.

Следом, он показывал ей номера. «Гостиная Людовика XVI», Кремлёвский Люкс, Исторические номера. Каждый зал, каждая комната были неповторимы по-своему. Предметы искусства, вывезенные из Царскосельского и Аничкова дворцов являли собой национальное достояние и при этом находились в абсолютно свободном доступе, давая возможность не только насладиться взором, но и иметь возможность осязать каждый предмет.

Вот здесь располагался Британский Клуб, чуть дальше любимое кресло Герберта Уэлса.

Не имеющие аналогов витражи, потолочная художественная роспись, камин с белой мраморной облицовкой, позолоченные украшения металлического ограждения, редкие образцы живописи и прикладного искусства. Они ходили по всем этим залам и представляли себе всё происходившее здесь за предыдущие шестьдесят лет. Зайдя в один из роскошных номеров, Ольга позвала молодого человека за собой.

— Саша, я никогда не думала, что здесь настолько красиво — она присела на старинную софу, которая стояла в комнате-библиотеке, и с удивлением стала рассматривать полки с книгами и небольшими фарфоровыми статуэтками.

Александр взял первый попавшийся том и стал читать вслух. После, он убрал книгу и, ходя вокруг по комнате, стал читать ей стихи. Он был знаком с многими поэтами современности и с некоторыми дружил. Он читал ей наизусть Вознесенского, Бродского, Евтушенко. Он ходил вокруг неё и, читая, погружался в те образы, о которых он читал. И только раз, читая любимого Мандельштама, он остановился и прочитал ей прямо в глаза:

[poem]Нежнее нежного//Лицо твоё,//Белее белого//Твоя рука,//От мира целого//Ты далека,//И всё твоё —//От неизбежного.//От неизбежного//Твоя печаль,//И пальцы рук//Неостывающих,//И тихий звук//Неунывающих//Речей,//И даль//Твоих очей.[/poem]

Была уже полночь и, закончив съёмку, они почувствовали, как много сил у них ушло за сегодняшний день. День подходил к концу и может быть от того, что нужно было расходиться, а может быть от усталости, они молча собирали свои вещи, и Александр всё никак не решался заговорить с ней о новой встрече.

«Победа» уже ждала у входа и, дав указание водителю ехать по утреннему адресу, они откинулись на задний диван и прикрыли глаза. Ольга довольно быстро уснула и, чуть наклонив голову к его плечу, погрузилась в, только ей видимые, сновидения.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу, чтобы у нас с тобой родились дети — он настолько твёрдо и отчётливо понял эту мысль, что произнёс её вслух. Он удивился этому, так как теперь это были не эмоции, не порыв, а какое-то чёткое и спокойное осознание.

Он повторил это вслух ещё раз, но водитель, повернувшись на шёпот шефа и так и не услышав никаких указаний, вернулся к наблюдению за дорогой.

— Михалыч! Стоп! Давай в Плёс! — Внезапно возникшая у него идея мгновенно выразилась в приказе своему водителю.

— Куда? — Михалыч повернулся с округлёнными глазами.

— Ты слышал. В Плёс. Ты знаешь где это.

Водитель свернул в проулок и, поменяв направление и увеличив скорость, устремился по новому адресу. Они ехали более четырёх часов, но за это время Ольга так и не проснулась. Изредка вздрагивая и приоткрывая глаза, она вновь проваливалась в сон и не замечала, что их авто всё дальше и дальше удаляется от её дома. Саша не спал, абсолютно протрезвев, он, с преданностью солдата, берёг её сон. Когда они приехали уже начало светать. Автомобиль остановился около крепостного вала Плёсской крепости, направив фары на крутой берег Волги.

Ольга проснулась. Ещё не понимая где она и сколько прошло времени, вышла из машины и, сделав несколько шагов, всё поняла. Она закрыла лицо руками и открыв глаза вновь, поразилась открывшемуся виду. Она, лишь на мгновение, восхищенно посмотрела на реку и, вдруг погрустнев, повернулась к Александру.

— Саша, милый — она провела рукой по его щеке и безвольно опустила руки — спасибо тебе, но не нужно было этого делать.

— Отчего же не нужно? — Александр смотрел на неё в упор ровным и спокойным взглядом.

— Мы не можем быть вместе. Не можем потому, что этого не может быть. Ты слишком хорош. Ты идеален. Но, если я дам тебе хоть малейший повод или надежду, ты полетишь доставать для меня Луну и сгоришь — она чуть улыбнулась и продолжила — тебе нужна другая. Я актриса, я постоянно живу в переживаниях и чувствах. Любовь приходит, уходит и потом возвращается в других людях. Я не хочу и не могу причинять тебе боль. Прости, хороший мой человек. Так будет лучше. Уезжай, а я хочу остаться здесь.

Он ничего не ответил ей. Улыбнувшись, Саша дошёл до автомобиля, взял портфель и вернулся к ольге. Он достал чистый лист бумаги, сургуч, печать и, не говоря ни слова, принялся писать. Он написал несколько слов от себя и одно из стихотворений Вознесенского.

«Душа моя. ты знаешь, я не смогу объяснить тебе это, но ты и не поняла бы это сейчас. Также, как и я не понимал этого до сегодняшнего дня. Сейчас ты не воспримешь эти истины, как и я точно также до этого жил и горел страстью, влюблённостью. Сгорал, падал, поднимался вновь в небо и не мог без этого жить. Ты говоришь, что любовь приходит и уходит в разных людях. Я думаю, это что-то другое. Это пожар, болезнь, страсть, влюблённость. Как у Чехова. Я люблю не тебя, а любовь к тебе. То есть тебя вдохновляет не сам человек, а твои чувства к нему. Они просто аккумулируются именно в том, кто рядом. Поэтому и переходят от одного к другому. Потому что ты любишь не человека, а любовь к нему.

Но есть что-то другое, что-то большее. Вечная бесконечная нежность. настоящая близость между людьми. И она не проходит, такими чувствами можно клясться без сомнений.

Я хочу, чтобы ты когда-нибудь поняла, что я сейчас написал. Я положу эту записку в вазу из которой её невозможно забрать обратно. Возможно, ты поймёшь позже сама все то, что я тебе написал, и тогда я сам разобью вазу и покажу тебе это письмо. Я буду ждать тебя до тех пор, пока ваза будет цела. Прощай…».

[poem]Не исчезай//Во мне ты навек,//Не исчезай на какие-то полчаса. //Вернешься ты вновь через тысячу, тысячу лет.//Но всё горит//Твоя свеча.//Не исчезай//Из жизни моей,//Не исчезай сгоряча или невзначай.//Исчезнут все.//Только ты не из их числа.//Будь из всех исключением,//Не исчезай.//В нас вовек//Не исчезнет наш звёздный час,//Самолет,//Где летим мы с тобой вдвоём,//Мы летим, мы летим. //И мы летим,//Пристегнувшись одним ремнём,//Вне времён, —//Дремлешь ты на плече моём,//И, как огонь,//Чуть просвечивает твоя ладонь. //Не исчезай//Из жизни моей,//Не исчезай невзначай или сгоряча.//Есть тысячи ламп,//И у каждой есть тысячи свеч.//Но мне нужна твоя свеча.//Не исчезай//В нас, Чистота.//Не исчезай,//Даже если наступит край.//Ведь всё равно —//Даже если исчезну сам, —//Я исчезнуть тебе не дам.//Не исчезай.[/poem]

Саша сложил лист вчетверо, замотал нитью, поставил печать на сургуч и, протянув Ольге записку и карандаш, попросил поставить свою подпись. Затем, забрав записку и поцеловав её в щёку, он тотчас уехал в Москву.

Прибыв в столицу, он незамедлительно отправился в «Националь». На стойке приёма гостей, пока никто не видел, он опустил свою записку в тяжёлую вазу с узким горлом, стоявшую рядом. Дав указание ни при каких обстоятельствах не убирать с этого места предмет и незамедлительно в любой день и час информировать его, если с вазой что-либо случится.

Никто не знает сколько прошло времени. Может быть год, три или десять лет, но однажды Ольга снова оказалась в этой гостинице. День её не задался с самого утра и, изрядно выпив и поссорившись со своим спутником, она решила ехать домой. Подойдя к стойке регистрации и, нервно жестикулируя, она попросила вызвать такси. Жесты её были небрежны и чуть возбуждены алкоголем, и Оля совершенно не заметила как смахнула стоявшую рядом вазу. Ваза с грохотом рухнула на пол и разлетелась на мелкие осколки. Ахнув и присев на корточки, она инстинктивно принялась собирать то, что осталось от вазы. Она не сразу поняла, что это та самая записка. Взяв в руки небольшой свёрток, она увидела на нём свою подпись и всё вспомнила. Сев на диван, она разорвала нитки, развернула письмо и начала читать. То, что она прочитала, повергло её в шок. Она сидела неподвижно около получаса, перечитывая раз за разом текст.

Затем, как будто опомнившись, она встала и направилась к выходу. Уже открывая дверь на улицу, она увидела два остановившихся автомобиля. Волга с шашечками на крыше и «Победа» с министерскими номерами.

Неизвестно что было дальше, но абсолютно точно эта история происходила в этой гостинице. Стены её видели и помнят всё то, о чём я вам рассказал. Вы сами можете спросить у них и почувствовать всё это, если приедете в «Националь», двери которого всегда для вас открыты.

Источник