павел павлович фон дервиз биография
Миллионер, который стал народным учителем
Кажется, впервые об этом человеке говорится в тверской печати.
Наверно, мало кто знал, даже общаясь с Павлом Павловичем Луговым, скромным сельским учителем, что перед ним наследник гигантского состояния, брат Владимира Дервиза — владельца усадьбы Домотканово, светского льва и предводителя губернского дворянства. Павел Дервиз и при жизни предпочитал находиться в тени, тем не менее и ему нашлось место в тверской истории…
Дервизы были богатыми людьми. Не просто богатыми – возможно, после них в Твери не было фамилий, с которыми были бы связаны такие гигантские капиталы. А началось все в 1863 году, когда российское правительство решило поручить строительство железной дороги из Москвы в Рязань частникам. Чиновник Сената Павел Григорьевич Дервиз стал одним из участников проекта: он поехал в Берлин и уговорил берлинских банкиров выделить невероятный в то время кредит – 4 миллиона рублей! Дорогу построили быстро, кредиты вернули, после чего Дервиз стал очень богатым человеком.
Потом он умер, оставив гигантское наследство – все его капиталы были помещены в акции железнодорожных и грузовых компаний. У самого Павла Григорьевича было четыре сына, и у его брата Дмитрия трое, и все капиталы были поделены пропорционально между наследниками. Иногда фамилию Дервиз в документах писали как «фон Дервиз», указывая на принадлежность фамилии к древнему роду германских баронов.
Наследники по-разному распорядились доставшимися им капиталами. Например, Сергей Дервиз уехал в Европу и стал знаменитым скрипачом. Владимир Дервиз купил имение Домотканово в Тверской губернии, служил в губернской земской управе, но после 1905 года вел частную жизнь. Николай Дервиз, самый непутевый из всех братьев, прокутил и прогулял свою часть наследства (а это были гигантские средства по тем временам – если оценить по нынешним деньгам, получится примерно 100 миллионов рублей), и умер в богадельне.
Самый старший из четырех сыновей Павла Дервиза, Павел Павлович, распорядился своей частью наследства наиболее разумно. По настоянию отца он избрал военную карьеру, окончил Тверское кавалерийское училище. Нельзя сказать, что он был каким-то выдающимся юнкером – в кавалеристы тогда набирали людей крепких, двужильных, а Павел Павлович с детства не отличался богатырским здоровьем. Однако он еще во время учебы в Твери обратил внимание на то, что лошади, которых поставляли в русскую кавалерию, отличались статью и «выходкой» от лошадей, которых использовали кавалерийские части других европейских армий – и это отличие было не в пользу российских лошадок! В России, как оказалось, остро не хватало конеплеменных предприятий, которые занимались бы разведением новых пород для русской армии – более выносливых, совершенно, как говорили в те времена, двужильных. И Павел Дервиз решил, что заняться этим должен именно он.
Молодой офицер расстался с воинской службой, подал в отставку и поселился в Рязанской губернии. Здесь он создал собственное предприятие по закупке лошадей. Владея немалыми капиталами, он построил несколько конных заводов в Рязанской губернии, из них самый большой – в селе Новожилово под Пронском, где жил он сам. Сюда доставляли лучших скакунов из Бельгии, Франции, Англии, России, а Павел Дервиз вместе со своими помощниками, опытными конезаводчиками, тщательно выбирал те экземпляры, которые могли дать максимально здоровое потомство. Вскоре его завод стал одним из лучших в России, а самого Дервиза избрали предводителем дворянства Пронского уезда Рязанской губернии.
Павел Дервиз сделал немало для улучшения пород российских лошадей, особенно тех, которые передавались в армию. Его заслуги были отмечены военным министерством, которое вручило рязанскому помещику специальный знак. Этим знаком отмечались лица, оказавшие важные услуги российской армии. Следует отметить, что Павел Дервиз накануне первой мировой войны был единственным в Рязанской губернии человеком, удостоенным подобной награды.
При этом сам Дервиз был человеком невоинственным, несмотря на имеющееся военное образование и выпускной аттестат Тверского кавалерийского училища. Его куда больше интересовали интересы его крестьян. Его отец, сколотивший гигантское состояние для всей семьи Дервизов, учил своего старшего сына скромности и бережливости. Поэтому Павел Дервиз почти все свои средства тратил на благотворительность. Благодаря ему в Пронске открыли первую школу для девочек, которая впоследствии получила статус гимназии. В школу брали девочек из крестьянских семей, а преподавали там учителя, которым Павел Дервиз платил жалование из собственных доходов. Он тоже экстерном сдал экзамен за курс Московского университета и стал преподавать в школе математику.
Его необычный образ жизни раздражал помещичью среду, но Павел Петрович продолжал свое дело. Местные помещики не понимали, почему Павел Дервиз, о капиталах которого ходили легенды, ездит всюду на конной бричке вместо того, чтобы приобрести себе модный ландолет, автомобиль, которые только что входили в моду и стоили невероятно дорого. Помещики не могли понять, почему Дервиз столько денег тратит на школу. Например, когда он увидел в каком-то городе аллею, освещенную электрическими фонарями, он приобрел все необходимое оборудование, и скоро в Пронске появилась первая «электрическая аллея», которая вела к зданию гимназии!
Благодаря щедрости Дервиза-мецената при гимназии был построен и специально оборудован большой театральный зал, где давались представления и постоянно звучала музыка. Из гимназии вышло много интересных людей, в России стали говорить о культурном Пронском уезде. По многим воспоминаниям крестьяне не просто любили, а боготворили Павла Павловича.
Павел Дервиз был человеком необычным. Таких искренних патриотов, как он, трудно было бы найти даже среди русских! Когда началась война с Германией, Павел Дервиз направил прошение в земское управление с просьбой… поменять его немецкую фамилию на русскую! Это был первый подобный случай в России, и разрешение на подобную смену фамилии давал сам император Николай Второй! Он рассудил, что самым правильным будет перевести фамилию на русский, используя межъязыковой синоним. Слово «дервиз» по немецки означает «луг», и высочайшим соизволением Павел Павлович Дервиз стал носить фамилию Луговой. Впрочем, многие по старой памяти называли его Дервизом.
Павел Дервиз-Луговой сразу принял революцию, и через три дня после прихода большевиков к власти написал письмо Ленину, где сообщил, что передает все свое имущество, а также капиталы, хранившиеся в немецких и швейцарских банках, на дело «борьбы за освобождение трудового класса». На Ленина этот поступок произвел сильное впечатление – как и на всех членов большевистского правительства. К Дервизу-Луговому даже приехала специальная комиссия с целью выяснить, чем советская власть может помочь семье Дервиза-Лугового. Но бывший миллионер попросил одного – чтобы ему и его жене дали возможность преподавать в сельской школе в одном из сел, которое он выберет. Так и решили. Однако перед этим Павла Павловича попросили прочесть курс лекций о коневодстве для курсантов первой кавалерийской школы красных командиров. Одним из курсантов, которые слушали эти лекции Павла Павловича, был будущий советский маршал и герой Великой Отечественной войны Георгий Константинович Жуков…
После этого Павел Павлович вместе с женой обосновался в Тверской губернии, в деревне Максатиха. Здесь он четверть века проработал учителем в обычной сельской школе. Мало кто знал, что скромный и тихий Павел Павлович Луговой, круглый год ходивший в одной и той же простой одежде, — наследник гигантского состояния, которое он передал советской республике, член фамилии «миллионщиков» Дервизов…
Павел Павлович уже в самом конце жизни встретил учительницу Ольгу Николаевну, которая и стала его последней женой. Они вместе преподавали в школе, их обожали ученики. Павел Павлович умер в 1943 году, вскоре умерла его жена. По решению жителей Максатихи на могиле были высечены слова: «Павел Павлович и Ольга Николаевна Луговые. Народные учителя».
Русский Монте-Кристо
О Павле Фон-Дервизе – рязанском немце, меценате и железнодорожнике
О Павле Фон-Дервизе – рязанском немце, меценате и железнодорожнике
ДК «Маяк» спас особняк.
К юбилею, который ныне отмечает Санкт-Петербург, в городе отремонтировано немало зданий. Среди них и дворцы, и музеи, и вокзалы, о чудесном преображении которых сейчас пишут и говорят немало. Что и понятно.
Но есть среди этих «объектов» строение, о котором пишет преимущественно местная, питерская пресса. Что, на наш взгляд, несправедливо, и кому, как не «Гудку», устранить эту несправедливость, если учесть, что это строение прямо и непосредственно связано с именем одного из крупнейших русских железнодорожников и дорогоустроителей – Павла Григорьевича Фон-Дервиза.
И пусть никого не смущает его немецкая фамилия – это именно русский человек, русский деловой человек во всех своих проявлениях и ипостасях.
Речь идет об особняке барона Фон-Дервиза на Галерной улице (с 1918 года по 1991-й Красная улица, конечно же), который был включен в федеральную программу подготовки празднования 300-летия Петербурга. В советские годы особняк использовался по-разному. Парадная часть со стороны Невы была приспособлена под детский тубдиспансер, дворовый флигель отдан медвытрезвителю, а в помещениях, выходивших на собственно Галерную улицу (Красную то есть), был расположен Дом культуры «Маяк». И благодаря этому обстоятельству немалая часть уникальных интерьеров особняка сохранилась. В 1999 году это здание передали Государственному камерному музыкальному театру «Санктъ-Петербург-Опера», который очень долго был театром «без определенного места жительства» и снимал самые разные помещения. Ремонт особняка и его реставрация наконец закончены. И, строго согласно программе юбилейных торжеств, новый театр открыл для зрителя свои двери именно в день юбилея города – 27 мая.
Причем это была двойная, символическая и в известном смысле мировая премьера: дело в том, что театр показал оперу-буфф известного итальянского композитора Гаэтано Доницетти, посвященную российскому императору Петру Великому. Эта опера, так и названная – «Петр I», долгое время считалась утраченной, после того как в 1820 году сгорел венецианский театр «Сан-Самуэль», а с ним и партитура этого сочинения. На основе сохранившихся фрагментов и благодаря труду итальянских музыковедов оперу удалось полностью восстановить, и вот 27 мая 2003 года она обрела свое второе рождение – на земле великого заглавного персонажа.
Но это еще, конечно же, не вся символика. То, что в этом особняке будет отныне опера, имеет свой глубокий смысл – это есть прямое продолжение и развитие музыкальных традиций как всей семьи Фон-Дервизов, так «и лично» Павла Григорьевича. Там он устроил свой домашний театр, свою оперу и, любя ее безмерно, часто делал следующее: назначал спектакль, приходил в урочный час в свой театр. один и в одиночестве смотрел и слушал оперу. И так для него играли многие великие артисты.
Довольно-таки странная, согласимся, даже эгоистичная любовь к искусству, но все-таки знаменит Павел Григорьевич не этим чудачеством.
Рязанский немец: начало пути
Рязань у нас привычно ассоциируется с самыми что ни на есть знаковыми русскими именами. Говорим: «земля Рязанская», и память тут же подсказывает имена великих уроженцев этого «края березового ситца»: Есенин, Циолковский, Паустовский, Симонов, Солженицын. Имена, вошедшие в историю и этого края, и самой России. Но есть и другие имена, и их тоже надо помнить. Без них история российская будет неполной.
Фон-Дервизы появились в России очень давно. Их предки – дворяне, рязанские помещики из обрусевшей немецкой семьи, которая переехала в Россию из Гамбурга в далеком XVIII столетии. И фамилия у них была самая простая – Визе, без этой дворянской приставки «фон». А появилось это «фон» с непременным артиклем «дер» позднее, во времена российского императора Петра III, который присвоил дворянское звание главе этого семейства Иоганну-Адольфу Визе за его «прилежные труды» в Юстиц-коллегии.
Так и появились у нас русские дворяне с немецкой фамилией фон Дервиз (Фон-Дервиз).
Павел Григорьевич Фон-Дервиз, как и его предки, родился на юге Рязанской губернии – в городе Лебедяни, в семье директора Гатчинского сиротского института. И сначала пошел по привычной стезе государственной службы, как и его родитель. Но начинается в России новое время, и талантливый, предприимчивый Павел Григорьевич оставляет в 1857 году свое интендантство и начинает новое для себя дело – строительство железных дорог. Дело это было ново не только для Фон-Дервиза, но и для всей России. Строились дороги, шли по ним поезда, и их паровозы тянули за собой не только свой состав, но и всю российскую экономику. Вот таким перспективным делом занялся наш рязанский немец, русский предприниматель нового времени.
Сначала он стал секретарем общества Московско-Рязанской железной дороги.
Дело это было трудное и пошло не сразу.
Сначала он и его компаньоны думали тянуть дорогу от Москвы до Саратова, житницы России, на что и была получена в 1859 году лицензия от правительства – с тем, чтобы вести туда дорогу через Рязань, Моршанск с отдельной веткой до Пензы. План был хорош и привлекателен, но разразился в России биржевой крах и требуемых денег собрать не удалось. Наличного капитала хватало лишь до Рязани, потому и решили строить Московско-Рязанскую дорогу. Именно тогда Павел Григорьевич Фон-Дервиз стал председателем правления общества Московско-Рязанской железной дороги. Так его упорство и труды были отмечены и вознаграждены. (Примечательно, что компаньоном его был другой русский немец – Карл фон Мекк, член той самой семьи, которая столь заботливо и преданно опекала композитора Петра Чайковского.)
Но и после завершения строительства этой дороги русская железнодорожная сеть была весьма редкой. Она состояла из нескольких дорог – из исторической Царскосельской, Петербург-Московской, Петербурго-Варшавской, Варшавско-Венской, Московско-Нижегородской, Риго-Динабургской, Волго-Донской, Грушевской и Московско-Сергиевской (труды Василия Чижова и Ивана Мамонтова) и, соответственно, Московско-Рязанской. Общая протяженность всей сети к концу 1863 года составляла лишь 3254 версты, чего для великой во всех смыслах России было явно недостаточно.
Нужда в постройке новых железных дорог была так велика, что правительство предоставляло предпринимателям чрезвычайные льготы, лишь бы достигнуть осуществления плана развития сети необходимых государству дорог, но нашим дорогоустроителям капитала все равно не хватало. Приходилось идти ради дела на всякие ухищрения и новации. Чем, собственно, и отличался Павел Фон-Дервиз.
Так, в конце 1863 года он обратился в правительство с ходатайством о предоставлении ему права постройки железной дороги от Рязани до Саратова, но не через Моршанск, как первоначально предполагалось, а через Козлов и Тамбов. При этом он предлагал строить в первую очередь участок от Рязани до Козлова на капитал, который обязалась ему предоставить английская компания во главе с Лэнгом, бывшим английским министром Великобритании в Индии. Эта компания требовала безусловной гарантии со стороны российского правительства, то есть уплаты ежегодно определенного процента на капитал вне зависимости от того, будет ли впоследствии дорога приносить доход, и какой именно. Так как требование было равнозначно постройке дороги на средства, добытые путем заграничного займа, что по внешнеполитическим обстоятельствам того времени считалось неудобным, предложение Фон-Дервиза было отклонено.
Но эта неудача не остановила предпринимателя: год спустя Фон-Дервиз возобновил ходатайство об осуществлении Рязанско-Козловской дороги, но на других условиях. На этот раз он предлагал учредить общество в России, собрав капитал частью в Англии, частью в Германии; с этой последней целью акции компании предполагалось выпустить в английской валюте, а облигации – в прусской. Размер акционерного капитала был определен в 782500 фунтов стерлингов, а облигационного – в 10800000 прусских талеров.
Хотя Фон-Дервиз зарекомендовал себя в глазах правительства еще со времени осуществления Московско-Рязанской линии как надежный предприниматель, по Высочайшему повелению от него еще до рассмотрения дела в Комитете министров потребовали предварительные гарантии того, что все бумаги будущего общества уже размещены. Это Высочайшее повеление вызвано было рядом неудач, постигавших все частные железнодорожные компании, возникавшие за время с 1860 по 1865 год (за исключением одной лишь Динабурго-Витебской дороги). Несмотря даже на даруемые им чрезвычайные преимущества, большинству таких компаний не удавалось собрать необходимые для них денежные средства – столь недоверчиво были тогда настроены иностранные банкиры к нашим железным дорогам. Фон-Дервизу удалось, однако, поколебать это недоверие и склонить германских капиталистов к приобретению облигаций будущей дороги. Достигнув этого, он представил в правительство затребованное им «удостоверение» размещения ценных бумаг, и долгожданная концессия на постройку Рязанско-Козловской железной дороги была дана 12 марта 1865 года.
Выпущенные облигации удалось реализовать в сравнительно короткий срок при посредстве банкиров-менял, главным образом Берлинской и Франкфуртской бирж. Хотя, как не раз говорил Фон-Дервиз, за «весьма и весьма дорогие комиссионные». Но вот на английском рынке акции реализовать не удалось, и Фон-Дервиз разместил их среди русских предпринимателей.
Как бы то ни было, но стройка началась. И завершилась она в рекордные для того времени сроки: вся линия была построена и открыта для движения менее чем за полтора года, то есть вошла в строй 4 сентября 1866 года.
Рязанско-Козловская дорога прошла по тому направлению, по которому издавна шел главный гужевой путь из юго-восточных степей в Москву. Заменив собой этот путь, дорога стала одной из самых первых по перевозке хлебных грузов, и это обеспечило ей с первого же года эксплуатации значительный доход, составивший в 1867 году 6,7 процента, в 1868 году – 14,5 и в 1869 году – 18,1 процента на акционерный капитал. Такой результат дал сильный толчок появлению предпринимателей, желавших строить железные дороги, которых прежде правительство искало, но не находило. То есть началась, как тогда стали говорить, «железнодорожная горячка», такая же, что бушевала в Европе 15 – 20 годами ранее. И главной причиной этой «горячки» стали блестящие результаты Рязанско-Козловской дороги, блестящий менеджмент самого Павла Григорьевича Фон-Дервиза.
Последующие события также убедительно подтвердили все его расчеты в том, что касалось выбора направления этой дороги. Так, в первые годы после открытия Рязанско-Козловской железной дороги грузы к ней подвозились с расстояния до 150 – 200 верст, и количество грузов было так велико, что справиться с ним дорога не могла. Жалобы на это дошли даже до Государя, и он приказал исследовать дело, возложив эту задачу на товарища министра путей сообщения графа В.А.Бобринского. Он это дело «разъяснил» и сделал вывод, что необходимо «усиление дороги с выдачею на это из казенных средств ссуды». Так появился и второй путь на Рязанско-Козловской линии, который был открыт 1 июня 1870 года. Благодаря «удвоению» эта дорога стала в России одной из самых сильных по своей пропускной способности и самых прибыльных по своим коммерческим результатам.
Драма отечественного Креза
Потом были в жизни Павла Фон-Дервиза и другие проекты, другие дороги. Пришло вскоре время, когда его стали называть «русским Монте-Кристо», стали говорить о нем – «богат, как Крез». Он действительно стал одним из богатейших людей России. Недвижимость в Москве и Петербурге, во Франции и Швейцарии, имения в Рязанской губернии.
Успех, счастье? Увы. Фигура Павла Фон-Дервиза примечательна и своим предпринимательским талантом, и удачливостью, и успешностью удивительной, и. своей трагичностью едва ли не шекспировского толка. Судьба, столь благосклонная, казалось бы, к нему, вдруг ударила его в самое сердце, ударила по самому больному. Детей Павла Григорьевича Фон-Дервиза одного за другим поразила тогда еще малоизученная, практически неизлечимая и потому страшная болезнь – костный туберкулез. Он пытался спасти их. Бросил все, увез их во Францию, на Лазурный берег, построил там, в Ницце, свою знаменитую виллу Вальрозе, которая сохранилась и поныне. Сделал все возможное и невозможное, чтобы вылечить своих детей. Не забыл при этом и местных ребятишек – открыл в Ницце школу, которой впоследствии было присвоено его имя.
Но. Всех своих детей ему спасти не удалось. Его любимице, 16-летней Вареньке, в Германии была сделана операция – и неудачно. Павел Григорьевич решил похоронить ее в склепе Владимирской больницы, которую построил сам, на свои средства и назвал в память одного из своих сыновей, умершего ранее. (Теперь это известная московская детская Русаковская больница.) Но даже и это ему самому сделать не удалось. Он приехал на вокзал, ждал поезд из Германии с телом дочери. Пришел поезд, гроб с телом его любимой Вареньки внесли в здание вокзала. Павел Григорьевич встал, сделал шаг навстречу ему – и упал. Не выдержало сердце.
Его вдова Вера Николаевна целиком отдала себя благотворительности и оставила по себе самую добрую память: организовала сначала один приют, потом – другой, который вырос до гимназии (известная московская «гимназия Фон-Дервиз», что в Гороховском переулке), построила немало домов для вдов и одиноких матерей, где они жили за символическую плату на полном обеспечении, организовала дачу для беднейших учениц петербургских гимназий.
Откуда пошли «стиль Шехтеля» и слава Жукова
Интересна судьба и двух оставшихся в живых наследников Павла Григорьевича, его сыновей – Сергея и Павла. Первому в момент кончины отца было 24 года, второму – 11 лет.
Старший сын, Сергей Павлович, унаследовал дело отца, но не его талант и силу. Дело у него не пошло. Он к тому времени заканчивал Московскую консерваторию и готовил себя к совершенно другой карьере. Вышло даже так, что в конце 80-х годов XIX века его имущество находилось под опекой. Для того, чтобы снять все-таки с него эту постыдную для фамилии Фон-Дервиз репутацию, хлопотали такие фигуры, как Константин Победоносцев и Сергей Витте. Но, так или иначе, Сергей Павлович ушел из фамильного бизнеса. После смерти матери он продал свою недвижимость и перебрался с дочерью и женой в Париж, где и окончил свои дни.
Тем не менее и он оставил о себе память в виде той самой «недвижимости». На рязанской земле, в Кирицах, он устроил в свои лучшие времена замечательную усадьбу, поставил там же домовый храм Сергия Радонежского. И самая, пожалуй, главная его заслуга – привлек к строительству своего дворца в Кирицах (иначе его трудно назвать) тогда еще молодого и только начинающего творческий путь зодчего Федора Шехтеля (автора проекта здания Ярославского вокзала в Москве). Так он дал ему возможность сделать хороший старт, утвердиться в профессии. И Шехтель создал удивительный по красоте и очень своеобразный ансамбль, вне всяких стилей и в то же время очень стильный. С этого, собственно, начался «стиль Шехтеля» – башенки, оконные проемы, арки, лестницы, спускающиеся к прудам, делают дом похожим на некую ожившую сказку. И дом, и парк при нем сохранились до наших дней, стали памятниками архитектуры, потихоньку реставрируются. А сохранились они благодаря поистине мистическому совпадению – там в 1938 году был открыт детский туберкулезный санаторий, в котором лечат тот самый недуг, который унес жизни детей Фон-Дервизов.
Деловую эстафету принял у Сергея его младший брат – Павел. Он тоже не готовил себя к деловой карьере – был штаб-ротмистром лейб-гвардии гусарского полка, бравым красавцем и известным столичным сердцеедом. Но делом он занялся с азартом.
Переехал из столицы в Рязанскую губернию, в Пронском уезде которой еще его отец Павел Григорьевич приобрел 4360 десятин земли. Там он хотел реализовать большие планы – построить церковь, конный завод, школу и даже картинную галерею. Но не успел. Теперь в эти владения приехал его сын Павел Павлович.
Вскоре рязанские дворяне избрали его уездным предводителем дворянства и почетным мировым судьей. Там же учредил гимназию и стал председателем ее попечительского совета, а также почетным смотрителем городского училища. В 1905 году Павла Павловича избирают почетным гражданином города Пронска. Его имение было в числе образцовых, а его конные заводы – едва ли не лучшими в России (их только в одной Рязанской губернии была тогда чуть не сотня). Павел Фон-Дервиз разводил тяжеловозов, верховых и рысистых лошадей, в том числе скакунов арабской, английской и орловской пород, которые закупались казной для полков русской гвардейской кавалерии.
(Один из заводов его, Старожиловский, которому в 1995 году исполнилось 100 лет, здравствует и поныне – он теперь практически единственный конезавод в Рязанской области, на котором по-прежнему разводят лошадей русской верховой породы. И Фон-Дервизов там помнят: на юбилейные торжества, которые почтили своим присутствием все конезаводчики России, приезжала и дочь Павла Павловича – последняя из этой знаменитой семьи.)
Павел Павлович был так же, как его отец, знаменит своими «чудачествами» (хотя все бы так «чудили»). Вчерашний блестящий гусар и дамcкий любимец, а ныне помещик и крупнейший конезаводчик, которого искренне любили его крестьяне и работники, он. сдал экстерном экзамены за весь курс математического факультета и стал преподавать математику в им же учрежденной гимназии. Последний выпуск рязанская гимназия Фон-Дервиза сделала в 1919 году, когда вовсю уже шла в России Гражданская война, а сам Павел Павлович к тому времени носил другую фамилию – Луговой. (Как и многие русские немцы, он в годы германской войны счел непатриотичным носить немецкую фамилию и сменил ее на русскую.) Он, как и отец, страстно любил искусство – оперу и живопись. В своем самодеятельном театре не только ставил оперы («Евгений Онегин» и другие), но и пел в них главные партии.
Когда начались «эксцессы» всякого рода (все-таки 1919 год), его предупредили об опасности верные старожиловцы, и он пешком ушел из своего имения. Попал в Петроград, но там его арестовали, отправили в Москву, в Бутырку. Погиб бы, как и многие его «братья по классу», но за него вступились перед властями его ученики. Дело кончилось тем, что сам Ленин выписал ему своего рода охранную грамоту. А в 1920 году он стал читать лекции по математике на Рязанских кавалерийских командных курсах, которые открылись тогда на базе его же конного завода. И одним из курсантов, которые слушали эти лекции Павла Павловича, был будущий советский маршал и герой Великой Отечественной войны Георгий Константинович Жуков.
В конце своей жизни Павел Павлович обосновался в деревне Максатиха нынешней Тверской области, где стал работать сельским учителем. Там же и умер в 1943 году в возрасте 73 лет, до последних своих дней трудясь над собственным учебником математики.
Когда мы говорим и думаем о русских деловых людях прошлого, будь то Мамонтов, Морозов или Фон-Дервиз, мы невольно оглядываемся на жизнь сегодняшнюю. Невозможно уйти от этих сравнений и параллелей – не в пользу, конечно, дня настоящего.
Павел Григорьевич мечтал жить и работать только в России, где, как он и планировал, должны были работать его капиталы на благо Отечества. И выехал он в эту Ниццу, на Ривьеру (чем его часто корили «доброжелатели»), только подчиняясь необходимости. Когда закладывали там, во Франции, его виллу Вальрозе, он счел необходимым сделать на закладном камне такую надпись: «Я русский, родился в России, люблю Россию и не нашел бы никакой надобности устраиваться где-либо в другом месте, если бы не находился в положении исключительном по состоянию здоровья детей моих».
Интересно, что написали бы наши новейшие капиталисты, которые предпочитают жить за границей, деньги держать в офшорах, семьи – на взморье Кипра или Испании?