переспала с отчимом истории
Мама не знает, что я спала с отчимом
Дети молчат о своих трагедиях, чтобы не огорчать родителей или боясь наказания. Именно поэтому девочке часто стыдно и страшно признаться в том, что происходит, когда мамы нет дома. Анна до сих пор не смогла раскрыть свои секреты матери.
Московская жизнь
Когда мы переехали из Нижнего Новгорода в Москву, мне было четыре года. Мама давно планировала перебраться в столицу и наконец нашла выход — брак с москвичом. Причём не фиктивный, а «по любви». С его стороны. Жених по тем временам был завидный — инженер, своя трёхкомнатная квартира. Вот так и переехали. Отчим души во мне не чаял, относился как к родной, я его называла папой. Мама была ему за это благодарна очень и с удвоенной силой вила семейное гнездо.
Потом грянула перестройка. Работать отчим особо не хотел, с должности инженера перешёл на работу сторожем на полставки, говорил, что «так он будет больше уделять времени семье». Мама при этом пахала официанткой в ресторане в две смены, то есть основной доход приносила она: по тем временам зарплата инженера и рядом с доходом официантки не валялась. Ну и по вечерам постоянное пиво-вино, принесённое мамой с работы.
Пока мама работала, со мной сидел отчим: учил меня читать, купал, гулял. В редкие мамины выходные мы всей семьёй ходили в кино или просто в парк гулять. В общем, нормальная семья.
Гадкий утёнок
В школе я себя чувствовала гадким утёнком: толстая, училась на тройки, мальчики не обращали внимания совсем. И, как мне тогда казалось, я ничего из себя не представляла, способностей не было ни к чему, мама всегда говорила: «С твоими талантами надо специальность получать и идти работать». Конечно, мне нравился самый симпатичный мальчик в классе, но даже мечтать о нём не смела, понимала, что он никогда на меня не обратит внимания.
Когда мне исполнилось четырнадцать, мама устроилась на пароход барменом. На дворе 90-й год, а круизный теплоход — блатное место, золотое дно. Мама стала уезжать в круизы по Москве-реке и Волге на 2—3 дня в рейс.
А я, как всегда, оставалась с отчимом. В принципе, бояться было нечего, так как он меня растил и никогда не то что жеста, слова от него плохого не слышала.
Так прошло чуть больше года. Я поступила в техникум, началась новая жизнь, новые подружки. Однажды я пришла с дискотеки домой, в новой короткой клетчатой юбке, чувствовала себя почти красавицей. Отчим был пьян — в последнее время он всё чаще и больше пил. Ни с того ни с сего начал приставать. Я быстро прошла в свою комнату и закрылась.
Через пару часов, когда он затих, я вышла в туалет. Неожиданно в коридоре он налетел на меня, сгрёб в охапку и притащил в их с мамой спальню. Я попыталась кричать, но он закрыл рукой рот. И произошло то, что произошло. Всё это время мне казалось, что это не со мной происходит или просто страшный сон. У меня никак не укладывалось в голове, что тот, кого я называю папой, и этот чужой жестокий мужчина, что дышит на меня перегаром, один и тот же человек.
Когда он уснул, я встала и пошла в душ. Юбку ту злосчастную выкинула, словно, если бы я была одета во что-то поскромнее, ничего бы не случилось. Потом снова заперлась в своей комнате, слёз не было, был шок. Утром, как только за окном стало светло, сбежала из дома, даже не позавтракав. Но холод и голод всё равно вынудили приехать вечером домой. До возвращения мамы из рейса оставался ещё один день.
Дома отчим как ни в чём не бывало налил мне супа и предупредил: если я проболтаюсь маме, он расскажет, что я сама к нему приставала. Что он не дурак, видел, как я перед ним в коротких юбках попой вертела и без лифчика полуголая ходила. Но я и сама бы молчала. Стыдно было перед мамой, она часто любила повторять о том, что, если женщина не захочет, мужчина и внимания не обратит.
Сейчас я думаю, что, наверное, мне в чём-то льстило это внимание взрослого мужика, было чувство, что я в чём-то круче более симпатичных подруг. Страх был потом, когда своему первому мальчику на первом курсе института я врала про первую любовь, про молодого человека, с которым всё было. Не расскажешь же, что мой первый опыт — пьяный отчим.
Год ада
Под предлогом «я расскажу матери, что ты ко мне приставала» это продолжалось около года. Когда мама была в рейсе, я старалась не попадаться отчиму на глаза, если была возможность, оставалась ночевать у подруг. Но так получалось не всегда. Иногда приходилось спать с ним. Не часто, раз в пару месяцев, когда мамы не было, а отчим напивался. Странно, что не залетела. Всё было как во сне.
Почему терпела? Маму не хотела беспокоить, она хоть и была с виду крепкая, но жаловалась иногда, что сердце колет. Потому и спустя годы не рассказывала, всё равно ничего не изменишь. Мама вышла замуж за этого урода ради квартиры, то есть ради меня. Чтобы у меня было больше возможностей, хорошее будущее. Она же не могла знать, как мне за эти «возможности» придётся расплачиваться. И в милицию не пошла по той же причине: был бы скандал, а толку — ноль, не перемотают же они мою жизнь назад.
Потом отношение к отчиму изменилось. Накатила тихая ненависть, очень спокойная. От одного его запаха выворачивало.
Новая жизнь
На первом курсе института я нашла работу и съехала. Стала снимать квартиру с подружкой-сокурсницей. Мама к этому отнеслась нормально: сама начала самостоятельную жизнь рано. Она так и не догадалась, что я буквально сбежала из дома из-за отчима.
Изредка я приезжала к маме в гости, сидели все вместе за обеденным столом, вела себя как обычно, да и отчим тоже больше не приставал. Но всё равно ни разу не оставалась с ночёвкой, мама и не настаивала, посидели, попили вина — и всё.
Мама с ним развелась лет через восемь: он пил уже серьёзно. С ним после развода не жила, оставаясь прописанной в квартире, снимала однушку в Подмосковье, будучи уже на пенсии. Но при этом совсем связи с отчимом не рвала. Когда отчим тяжело болел перед смертью, я ездила к нему по просьбе матери: то продукты привезти, то лекарства. Он меня и не узнавал уже почти. Когда он умер, нам отошла трёхкомнатная квартира.
У меня сын
Хорошо, что у меня сын.
Вы знаете, что у ваших детей может быть тайная жизнь? Далеко не всегда подросший ребёнок хочет и может рассказать родителям то, о чём он мечтает, как живёт, что ему нужно для счастья. В рубрике #маманезнает Лайф рассказывает истории людей, которые скрывают или скрывали от родителей свои самые страшные секреты.
Я хочу рассказать вам свою историю. Моя мать развелась с отцом, когда мне было 7 лет. Когда мне стукнуло 11, она привела в дом нового мужчину.
Поначалу все было хорошо, мы с отчимом прекрасно ладили, но со временем я начала замечать за ним некоторые странности. Он постоянно как-то странно на меня смотрел, «нечаянно» везде меня трогал и т.д. В то время я была очень наивной и доброй, поэтому не обращала на все это внимания.
После изнасилования я замкнулась в себе, перестала чего-то хотеть. Мне казалось, что мне больше незачем жить. После этого случая я редко появлялась дома, постоянно гуляла. Так прошло полгода, отчим меня больше не трогал.
Все самое ужасное произошло в новогоднюю ночь. Мама ушла поздравить родителей, и мы с отчимом и его друзьями (они к нам пришли отмечать новый год) остались одни. Тогда отчим и его трое друзей изнасиловали меня, и опять запугали. В то время я вела личный дневник, и, конечно, записала туда события новогодней ночи. Через неделю после праздника моя мать нашла мой дневник, и, вместо того, чтобы выгнать этого урода, наорала на меня, не поверила мне, и выгнала меня из дома, но через несколько дней я вернулась.
На протяжении года этот урод и его дружки меня насиловали, а я боялась сказать матери, знала-она не поверит. Я очень сильно изменилась за все это время. Перестала общаться со своими друзьями, постоянно бегала в слезах, ко всем относилась, как к врагам, стала очень жестокой, забила на учебу, а моя мать даже не замечала этого!
А через некоторое время, оказалось, что мой отчим тяжело болен и ему нужны деньги на дорогую операцию. После того, как он узнал о болезни, он бросил работу и целыми днями валялся на диване (хотя он мог работать).
Мама же взяла кредит, и, после операции мы еле еле сводили концы с концами. Отчим же все так же валялся на диване, ныл, что нет работы, а если и есть, то на ней мало платят. Про меня, казалось, все забыли. Мать постоянно утешала отчима, говорила, что он найдет хорошую работу, на меня не обращала никакого внимания.
Мне же нужны были деньги на нормальную одежду,хотелось вкусно есть (а денег было мало, экономили на всем жутко) и я стала проституткой. Мне было все равно тогда, ведь меня и дома насиловали, так какая разница? А так я хоть деньги получала.
Клиентов, из-за моего юного возраста, было много, и скоро я начала приходить домой в нормальной одежде, приносила много еды. Покупала себе разнообразные побрякушки. Моя мать даже не интересовалась откуда у меня деньги. Но однажды, после долгого перерыва, мой отчим опять решил меня изнасиловать.
Через полгода я узнала, что моего отчима сбила машина и вернулась домой, так как мне стало жаль мать, она наверняка сильно переживала. Тогда я и забросила проституцию, стала, как все девчонки моего возраста, посещала школу. Через несколько месяцев мама познакомилась с мужчиной и теперь он живет у нас.
Мой новый отчим достаточно хороший и добрый, ко мне не пристает. Вроде все хорошо, только вот на душе у меня фигово. Я чувствую, что никогда не стану нормальной, ведь я по своей воле стала проституткой. Для меня это как клеймо. Я боюсь смотреть людям в глаза и больше всего боюсь, что мать узнает правду. Она этого не выдержит. Я не понимаю, как жить дальше, я запуталась. Что мне делать?
Глава двенадцатая Отчим и Катенька
Краткое содержание: Марина, молодая вдова, решила связать свою судьбу с мужчиной, поклонником сурового воспитания. За первым воспитательным действом мужа к собственной дочери она решила понаблюдать через скайп.
Рассказ основан на реальных событиях
В субботу мама Марина поболтать к подруге Оле, оставив дочку Катьку наедине с любовником.
Но подругам было не до разговоров: они сели к компьютеру и стали следить по установленным видеокамерам за развитием событий.
«Посмотрим, как они найдут общий язык! Конечно, девочке нежен строгий воспитатель, совсем от рук отбилась, но, если что – оторву ему яйца!» – решила Марина, глядя, как Сергей выдвигает тахту на середину комнаты, снимает спинки.
– Вот и тахта пригодилась! – Улыбнулась Ольга.
– Смотри, Оля уставилась в экран, – силу он пока не собирается применить! Интересно, Катька ему подчинится? Судя по всему, она поняла, что ее ждет!
– И мне это тоже интересно! – согласилась Марина.
– Мой дневник подписывает только мама!
– Не хочешь по-хорошему?
– Не хочу! Ты не имеешь права!
– Ну, кое в чем ты права! – Вздохнул Сергей. – Дождемся твоей мамы! А сейчас переодевайся и обедать!
«Обедать он собрался!» – Не подозревая о плохом, Катя переоделась в тренировочные штаны и футболку.
– Вот пельмени, вот сметана, – Сергей быстро собрал на стол.
– Итак, неужели он отступится? – Марина смотрела вторую картинку: веб камеры были расставлены по всему дому.
Девочка ела, потеряв бдительность. «Пельмени купил, гад!» – Она не догадывалась, что разговор только откладывается.
Мужчина обдумывал план дальнейших действий. «Сегодня я эту строптивицу укрощу! Конечно, это будет чуть сложнее, но все реально! Тахта ждет! Только ремень с крючка надо снять, и надеть на себя, чтобы был под рукой»
Портрет Лермонтова ничего не сказал, хоть и видел все приготовления.
– Как поешь, помоешь посуду и приходи смотреть телевизор! – Сергей налил Кате компот в чашку, делая вид, что ничего плохого сделать, не собирается. Наивная девочка подумала, что, по крайней мере, до прихода мамы ничего не случится.
– Катя помоги откатить тахту на место! – Сергей подошел к столу. – Она экран телевизора загораживает.
Девочка подошла и попалась в ловушку. Сильные руки Сергея подняли и придавили к тахте.
– Нет! Не надо! – Девочка отчаянно брыкалась.
– Решил силой укротить! – вздохнула Марина. – Я так и думала!
– Надо или не надо! – Решаю я. – Просто за сопротивление я наказание увеличу!
– Нет! Нет! – Катенька кричала, мотала головой и сучила ногами.
– Не надо! Девочка пыталась сопротивляться, но мужчина придавил ее коленом к тахте.
— Ре-е-ем-м-н-н-я-я бо-о-ю-юсь, — сквозь плач пропищала Катька.
– А сейчас начнется наказание! – Сергей выпустил хвост, и вытянул несчастную по ягодицам.
Ответом стал нечленораздельный вопль.
– Если ясно – вытяни руки вперед и лежи смирно.
– Нарвалась Катенька! – Оля комментировала увиденное. – переживания девочки, душевные муки, связанные ожиданием наказания, и осознание того, что это произойдет неизбежно! Давай посмотрим, что будет дальше!
– Три удара на закрепление и хватит! – Услышал он голос Марины в трубке.
Катенька наивно думала, что все уже кончилось. Боль превращалась в зуд, но тут кусачий ремешок снова три раза укусил пребольно.
Хлесть!
– Аналогично карается непослушание, попытки торгов и уговоры стать лучше!
Хлесть!
– Лучше ты, конечно, станешь, но после порки! И не забудь после наказание поблагодарить воспитателя!
Хлесть!
Хлесть!
Девочка тяжело дышала. От слез мир казался расплывчатым и неправильным.
– Запомни, Катенька! – Сергей начал объяснять Кате правила поведения. – Будет сопротивление – будет усиление наказания! Как минимум попу заголю!
«Меня высек мужчина!» – к девочке вернулось запоздалое чувство стыда.
Можешь пойти умыться и одеться. – На сладкое у нас мороженое!
– Вот сам его и ешь! – Огрызнулась Катенька.
В ванной она встала под душ и горько расплакалась.
«Мама меня предала, отдала своему любовнику на растерзание! За мороженое! Так больно меня высек! И не, сколько больно, от мамы куда серьезнее доставалось, сколько обидно! Никогда в жизни ко мне не прикасался мужчина!»
«Так больно и так стыдно! – Думала девочка, отмокая под струями душа. – Еще и трусы общался снять! Бедная моя попа! Бедная я! И мама больше меня не любит!
Под душем девочка несколько успокоилась. Вытирать попу полотенцем было уже почти не больно.
«Теперь мне и портрет не поможет!» – Вздохнула Катька.
Ее мама не знала о чем думает дочь, но увидела, что девочка успокаивается.
Попа горела огнем.
«Пожалуй, я позволю ему переселиться к нам!» – Решила Марина.
Для Катеньки и ее мамы начиналась новая жизнь.
Личный опыт«Иди к папе, он тебя полечит»: Меня домогался отчим
Насилие и газлайтинг в истории одной семьи
«Папа тебя полечит»
Я родилась в Калмыкии. Наша семья не принадлежала ни к одному из религиозных учений, но в то же время принадлежала ко всем сразу. Например, в детстве бабушка водила меня в православную церковь и велела целовать иконы и раскаиваться за грехи. А когда мне было пять или шесть лет, у меня появился отчим, который был шаманом. Он лечил людей мантрами и прикосновениями — как правило, своих друзей или родственников. Когда у меня болела голова или мне нездоровилось, мама всегда говорила: «Иди к папе, он тебя полечит».
Отчим всегда был молчаливым, замкнутым человеком. В семье все знали, что его прошлое связано с криминалом — он был главарём уличной банды. Ему нравилось повторять: «Боятся — значит уважают». Иногда, когда он был в хорошем настроении, он рассказывал, как макал влиятельных людей головой в унитаз. Они с мамой смеялись над этими историями, и я тоже — мне казалось, раз взрослые веселятся, значит, это и правда смешно.
Считается, что шаманами становятся люди, которые пережили что-то очень тяжёлое. В юности они сильно страдают, потом какое-то время их «крутит» — они могут творить странные вещи, во что-то впутываться, сходить с ума. А дальше к ним приходит дар: у них появляются способности к ясновидению и целительству. Отчим родился в многодетной семье, но все его братья и сёстры погибли. Кажется, он рассказывал, что какое-то время жил на улице. В семье считалось, что его криминальное прошлое — это какой-то обязательный этап, который он пережил, чтобы стать целителем. Но теперь он уже другой, «хороший» человек. Все вели себя так, как будто вокруг него был какой-то особый ореол — говорили, что благодаря дару ясновидения он видит много страданий в мире, но не знает, что за люди их испытывают, и не может им помочь. Считалось, что от этого он сильно мучается. Лично я не относилась к нему ни хорошо, ни плохо — просто принимала его таким, каким он был. Так же как я принимала всё, что происходило в нашей семье.
«Целительство» происходило так: мы с отчимом уходили в спальню родителей и закрывали дверь. Я садилась напротив него, а он читал мантры, двигал руками вокруг моей головы и плеч, иногда слегка прикасался. Периодически спрашивал: «Чувствуешь тепло?» Тогда, наверное, мне казалось, что я что-то чувствовала. Вокруг многие верили в шаманизм, и я не подвергала сомнению ритуалы отчима. Но и какого-то особенно сильного эффекта от этих процедур я тоже не помню. Иногда, если у меня болела голова, после ритуала она действительно проходила. Но, с другой стороны, она ведь всегда рано или поздно проходит. Может, это и не было чудесным исцелением.
Когда я была в подростковом возрасте, отчим стал «лечить» меня как-то по-другому. Теперь он проводил руками не только по плечам, но и по всему моему телу. Прикасался к груди, залезал руками под одежду. Я никогда не понимала: то, что он делает — нормально или нет? Все его действия были очень неочевидными: нельзя сказать, чтобы он хватал руками мою грудь или откровенно домогался. Наверное, в таком случае я нашлась бы, как среагировать. Но он просто прикасался ко мне — гладил, трогал соски — так, словно это часть обряда. Иногда я осторожно отстраняла его руками. Но ни разу ничего не сказала. Мне было неловко говорить о происходящем вслух. Так продолжалось несколько лет — по два-три раза в месяц.
Сейчас я вспоминаю то время, и моё собственное поведение меня удивляет. Я не анализировала происходящее, не пыталась понять, почему отчим так делает. Когда «сеанс исцеления» заканчивался, я возвращалась к своим делам или ложилась спать. Не прокручивала в голове случившееся, не рефлексировала. Как будто моё сознание блокировало эту информацию. Отчим после обрядов вёл себя как ни в чём не бывало, и иногда мне казалось, что я схожу с ума. Я думала: может, мне показалось, что что-то не так? Может, он не заметил, как потрогал меня в интимном месте? А может, так и должен проходить обряд и я чего-то не понимаю?
Иногда я осторожно отстраняла его руками. Но ни разу ничего не сказала. Мне было неловко говорить о происходящем вслух
Однажды я упомянула случившееся в разговоре с мамой. Я не хотела жаловаться ей на отчима, просто решила рассказать о том, что меня удивило — может, она бы развеяла мои сомнения. Но она ответила: «Это очень серьёзное обвинение. Ты уверена, что это правда? Тебе не показалось? Может, ты надумала себе что-то?» Она стала намекать, что если я говорю правду, то эта история может закончиться разводом. Получилось, как будто ответственность за их отношения лежит на мне. Мне почему-то стало стыдно из-за того, что я обо всём ей рассказала. В итоге я с ней согласилась: «Да, наверное, мне показалось».
С детства мне рассказывали, будто бы мой родной отец изменял маме, пока она была беременна мной. О нём говорили как об ужасном человеке, а маму жалели — бабушка с дедушкой считали, что после развода она была очень несчастна. Теперь, когда мне намекнули, что я могу послужить причиной разлада с её новым мужчиной, я пошла на попятный. После того разговора я больше не упоминала странное поведение отчима. Мама тоже об этом не говорила. Это была особенность нашей семьи: после любого конфликта или сложного разговора все делали вид, что ничего не случилось. Мы не обсуждали проблемы, не обращали на них внимания. Конфликты не разрешались и не проговаривались — просто все вели себя так, будто всё как обычно. Я при этом чувствовала себя неловко, напряжённо. Но таковы были правила, и я не могла их нарушить.
Чем больше времени проходило после моего признания, тем больше я убеждала себя, что действия моего отчима ничего не значат. Мне казалось: раз мама не всполошилась, ничего не предприняла, значит, ничего серьёзного не происходит. Наверное, я и правда преувеличиваю. Он продолжал прикасаться к моей груди, но дело по-прежнему никогда не доходило до откровенных приставаний. По праздникам, когда мы все поздравляли и по очереди обнимали друг друга, он обхватывал меня руками за ягодицы и прижимал к себе. Но, как и в остальных случаях, я не могла понять, действительно ли произошло нечто странное или я что-то не так поняла.
Мне кажется, у меня с детства были размыты личные границы. Мама всегда решала за меня, как мне одеваться, как себя вести, что говорить за столом. Естественно, в чём-то я в итоге стала верить ей чуть ли не больше, чем себе. При этом я никогда не понимала её. Мы часто ссорились, и даже когда я плакала и кричала, она только смотрела на меня и ухмылялась. Я никогда не могла делиться с ней переживаниями, чем-то личным. Это было не принято в нашей семье. Однажды в детском саду я на спор поцеловалась с мальчиком, и за это мама меня отлупила. Хотя позже она утверждала, что такого не было и она просто меня отругала. Так или иначе, после того случая я старалась не болтать лишнего.
«Зачем ты это рассказываешь»
«Целительство» закончилось, когда в шестнадцать лет я выиграла грант и на год уехала учиться за границу. Вдалеке от семьи я вдруг почувствовала себя свободной. К своему удивлению, я не скучала ни по маме, ни по отчиму. Оказалось, без них я могу делать столько всего интересного: общаться с людьми, заниматься спортом, волонтёрством. Когда я вернулась, наши отношения стали натянутыми. Их как будто раздражало, что у меня появились собственные интересы, какая-то уверенность в себе. Когда я высказывала своё мнение, которое им не нравилось, они говорили: «Это ты на Западе своём нахваталась, задурили тебе голову».
Раньше мне казалось, что мама и отчим очень разные. Он — сварщик с криминальным прошлым. Она — из обеспеченной интеллигентной семьи. Теперь я начала понимать, что на самом деле они похожи. Им обоим нравилось контролировать людей, ощущать власть. Съездив за границу, я сумела ослабить этот контроль, и равновесие нарушилось. Ещё через год я поступила учиться в другой город и уехала.
На долгое время я перестала думать о тех странностях, которые происходили во время обрядов «исцеления». У меня началась новая жизнь. Я встречалась с парнями, у меня было много друзей. Правда, настоящей эмоциональной близости ни с кем не было, отношения были довольно поверхностными. Зато жизнь кипела: я никогда не оставалась одна, а домой приходила только поспать. Уже сейчас я понимаю, что боялась оставаться наедине с собой. Многие мои знакомые читали книги или смотрели сериалы. Но я этим не занималась, ведь для таких хобби обычно нужно находиться в одиночестве, а для меня это было невыносимо.
Летом 2018-го года я впервые в жизни сильно влюбилась. Такого я не чувствовала ещё никогда. Но моя любовь оказалась безответной. У меня начался серьёзный психологический кризис, и я внезапно отгородилась от людей. Три месяца я провела дома, думая о своей жизни, копаясь в себе. В моей голове вдруг стали всплывать воспоминания: то, что делал мой отчим, впервые обрело очертания, стало ярким. Мысли об этом стали буквально преследовать меня. Я наконец-то стала чётко понимать: то, что происходило, было ненормально, и это до сих пор влияет на меня и мою жизнь. Примерно тогда же я услышала о флешмобе #MeToo, и впервые в жизни мне захотелось поучаствовать в какой-то массовой акции. Я вдруг ощутила, что это очень важно для меня.
Я рассказала свою историю в фейсбуке. Многие стали поддерживать меня, писать, что я молодец. Но вскоре позвонила мамина подруга. Как только я подняла трубку, она стала кричать на меня: «Как ты можешь вываливать перед всеми грязное бельё?» Как будто сама история её не впечатлила — страшно было лишь то, что я её рассказала.
Мысли об этом стали буквально преследовать меня. Я стала чётко понимать: то, что происходило, было ненормально, и это до сих пор влияет на меня и мою жизнь
Потом о моём посте узнали и родственники. Дело в том, что у меня есть младший брат — сын мамы и отчима. Тем летом, когда на меня вдруг обрушилось понимание случившегося, я была очень встревожена и подавлена. Из-за этого я совершала поступки быстрее, чем успевала их обдумать. Я стала волноваться: вдруг и с братом происходило что-то подобное? Я позвонила ему узнать, всё ли с ним в порядке. Слово за слово, и я рассказала ему об отчиме. Он ответил: «Ты что, дура? Зачем ты мне это всё рассказываешь?»
Конечно, он пересказал наш разговор маме. Она звонила, говорила, что не верит мне. Потом стала обвинять: «Если это правда, то почему ты раньше мне не рассказывала?» Я напоминала ей, что пыталась обсудить этот вопрос много лет назад, но она всё отрицала, говорила, что я несу бред. Потом риторика сменилась. Мама стала говорить: «Даже если допустить, что такое и правда было, зачем вспоминать об этом сейчас, спустя столько лет?» Мы в очередной раз поругались, а уже в следующий раз она позвонила мне сама и общалась со мной так, как будто никакого конфликта не было.
Прямо как в детстве, я искала, с кем мне обсудить мою ситуацию, но не находила. Пробовала поговорить с бабушкой. Но она меня пристыдила: мол, я даже не представляю себе, какие серьёзные проблемы бывают у других людей. И добавила: «Мы же тебе не рассказываем про все наши трудности».
Осенью у меня начались панические атаки. Ко всему прочему из-за стресса я стала злоупотреблять марихуаной. От этого моё состояние стало ещё хуже. Когда я ехала в метро, мне казалось, что каждый прохожий хочет меня изнасиловать. Ещё у меня было ощущение, будто бы люди читают мои мысли. У меня начались параноидальные идеи: будто бы мой отчим может контролировать всех моих знакомых. Мне казалось, он может навредить мне даже на расстоянии. Как будто он был каким-то могущественным злым волшебником, который приходил ко мне во сне, а наяву виделся в каждом встречном. Я во всём стала видеть какие-то знаки, знамения. Ударилась в эзотерику. Временами мне казалось, что я просто схожу с ума.
Пост, который я написала в фейсбуке, я в итоге удалила. После того как родственники меня пристыдили, мне стало казаться, будто бы своей записью подвела их. Они живут в небольшом городе и очень заботятся о своей репутации. Казалось, что я предательница. Я убеждала себя: события из моего детства — лишь часть истории. Я не знаю всего. Нельзя осуждать отчима. К тому же меня не оставляла мысль, что он что-то сделает со мной.
«Ты что, в себя поверила?»
В ноябре я приехала в родной город — в гости к семье. Как обычно, сначала все делали вид, что никакого поста в фейсбуке не было. Но меня это раздражало: я хотела поднять эту тему, разобраться, высказаться. Поэтому с самого приезда я как будто нарывалась на конфликт. Мы начали спорить из-за бытовых вопросов, в какой-то момент отчим начал громко материться. Я закричала в ответ: «Ты строишь из себя святого, а сам меня лапал!» После этих слов он схватил меня за шею и стал бить головой о стену. К нему присоединился брат. Он кричал: «Что, в себя поверила? Тебя р***т!» Мама смотрела на это и ухмылялась, как обычно.
Семейный скандал продолжался до утра. Потом я села на первый же автобус и уехала. Уже в дороге я успокоилась. Во мне как будто что-то переворачивалось. Я вдруг стала понимать: мне не нужно пытаться выяснить у матери и отчима, почему они так поступали со мной. Не нужно искать логику в их действиях. Проблема не во мне, а в них. Всё это время я не была сумасшедшей, не придумывала то, чего нет. Меня просто пытались в этом убедить.
Всё детство я жила в странном мире: в нём были определённые правила игры и я никогда не рассуждала логически, не задавала себе вопросов. Но теперь я могу уже не играть в эту игру. Когда я вернулась домой и спустилась в метро, я поняла, что моё наваждение сошло на нет. Мне больше не казалось, что люди хотят меня изнасиловать. Я поняла, что им нет до меня дела. Мир снова обрёл обычные, реалистичные очертания.
Сейчас я не общаюсь с мамой. Иногда она звонит мне, но, как правило, я не беру трубку. Я знаю — если мы начнём общаться, она снова будет делать вид, что ни тех разговоров, ни нашей ссоры не было. А я больше не хочу притворяться.