персонаж чарльза диккенса презирающий рождество
Эбенезер Скрудж / Ebenezer Scrooge
Э бенезер Скрудж (Ebenezer Scrooge) – богатый, жадный старик из мультфильма “Рождественская история”, по повести Чарльза Диккенса.
В детстве, Скрудж был как и все дети: добрый, веселый, любивший праздники и веривший в чудеса. В юности у него было много друзей и любимая девушка, на которой он женился. Но эти времена давно прошли.
Становясь старше, Скрудж разбогател открыв свой бизнес с компаньоном и лучшим другом Джейкобом Марли. Богатея, Эбенезер стал многое ненавидеть, становясь алчным скупердяем, ищущим выгоду во всем. Жена бросила Скруджа, из-за его маниакального отношения к деньгам.
К старости Скрудж стал очень богатым бизнесменом. Несмотря на огромное богатство, он был безумно жадным, разочарованным в жизни, ненавидящим людей стариком. Больше всего на свете Скрудж любил деньги, они были любовью всей его жизни, поэтому скряга не доверял никому, жил в одиночестве и даже отказывал в помощи бездомным. Он терпеть не мог праздники, и все что их касалось: снег, радость, счастье.
После кончины Марли, единственным “другом” Скруджа стал его клерк Боб. Родственники Эбенезера давно перестали с ним общаться и лишь племянник, сын умершей сестры Скруджа, верил в дядю и желал ему только добра.
Спустя семь лет, после смерти компаньона, перед очередным Рождеством, Эбенезер в очередной раз выгнал детей со своего порога, просящих денег. Он не понимал, зачем его клерк собирается с семьей праздновать Сочельник. Скрудж как всегда был зол.
Но, ночью, перед Сочельником к Эбенезеру явился дух умершего компаньона, близкого друга Марли. Друг предупредил, что такое поведение не приветствуется на небесах и посоветовал Скруджу измениться. Марли послал к товарищу трех духов Рождества.
“…- Дела! – вскричал призрак, снова заламывая руки. – Забота о ближнем – вот что должно было стать моим делом. Общественное благо – вот к чему я должен был стремиться. Милосердие, сострадание, щедрость, вот на что должен был я направить свою деятельность. А занятия коммерцией – это лишь капля воды в безбрежном океане предначертанных нам дел…”
Духи показали Скруджу, самого себя с другой стороны, они показали ему, как он испортил свою жизнь и что будет если он продолжит в том же духе. Один показал старику его беззаботное детство, жену и тот момент когда все изменилось. Другой показал ему родственников и клерка, которые весело празднуют Святки, несмотря ни на что, выпивших за здоровье Скруджа. Третий показал скорую кончину Скруджа, где даже никто не опечалился.
Осознав свое плачевное положение, Скрудж изменился. Он понял, что любовь близких, радость и счастье, лучше всех его денег. На следующий день радостный и счастливый Скрудж отправился к родственникам праздновать Рождество. Он повысил зарплату Бобу и стал самым щедрым и добрым джентльменом в городе. В нем зажегся дух Рождества.
Рождество дядюшки Скруджа
К 200-летию Чарльза Диккенса
Приблизительное время чтения: 12 мин.
Чарльз Диккенс — это писатель, которого сейчас знают все и не знает никто. Имя на слуху, а книг — не читали. Зато смотрели диснеевские мультики про дядюшку Скруджа, не подозревая, что Диккенс писал вовсе не об утках.
Считается, что Диккенс — христианский моралист, но почему и отчего, мало кому известно. Возможно, круглая дата, 200-летний юбилей, заново откроет для нас этого некогда всемирно популярного писателя. Пустое кресло, отодвинутое от стола с листами бумаги и пером, — вот что увидел английский художник Льюк Филдс в день смерти Чарльза Диккенса, войдя в его кабинет*. Так родился знаменитый рисунок «Опустевшее кресло».
Вокруг стола, за которым работал великий писатель, собрались герои его книг: мистер Пиквик со своим верным слугой и другом Сэмом Уэллером, Оливер Твист, Флоренс Домби, Дэвид Копперфильд, маленькая Нелл со своим дедом и многие-многие другие, рожденные его воображением, но такие живые и достоверные. Увы, Диккенса сейчас почти не читают. С Оливером Твистом большинство знакомы в легкомысленном формате мюзикла; имя одного из самых трагических персонажей Диккенса, Скруджа, прочно срослось с недалеким героем диснеевских «Утиных историй», а про Дэвида Копперфильда скажут, что это известный фокусник.
Детство, отрочество, юность
Родился Чарльз Диккенс 7 февраля 1812 года в британском городе Портсмуте. По отцовской линии он происходил из «низкого» сословия: дедушка его был дворецким, бабушка — горничной. Отец, чиновник морского ведомства, очень тяготился своим происхождением — в отличие от сына, который был полностью чужд сословных предрассудков. В детстве у Чарльза было две страсти: театр и чтение. В дружной и веселой семье Диккенсов постоянно устраивались домашние спектакли, и будущий писатель был на первых ролях. Любовь же к художественному слову началась со сказок няни — сказок, которые мы бы сейчас назвали «ужастиками».
Став постарше, Чарльз зачитывался сборниками английских и арабских сказок — но терпеть не мог назидательных детских книжек. А больше всего любил Шекспира и Новый Завет, который потом часто цитировал в своих романах. Семья Диккенсов принадлежала к господствующей англиканской Церкви, однако юный Чарльз получил довольно причудливое религиозное воспитание. Няня на ночь пела ему церковные гимны, от которых впечатлительный мальчик плакал в подушку. В бытность семьи Диккенсов в Чатеме рядом с их домом была баптистская часовня. Родители Чарльза водили знакомство с ее настоятелем, хотя особой религиозностью не отличались. Диккенсу хватило и кратковременного общения с восторженными пастырями, чтобы навсегда проникнуться отвращением к напыщенным проповедям. Впрочем, вскоре у Чарльза Диккенса возникли куда большие неприятности, чем необходимость посещать нудные собрания. Отец, человек широкой души, однако беспечный и расточительный, не смог расплатиться с кредиторами и попал в долговую тюрьму, а вместе с ним и мать Диккенса с младшими детьми. Чарльз часто навещал родню в тюрьме Маршалси, и эти впечатления легли в основу сцен пребывания мистера Пиквика в долговой тюрьме и эпизодов из других его романов. Диккенсу тогда было 12 лет, он жил в пансионе с такими же никому не нужными детьми и работал на фабрике по производству ваксы. Это время унижений, ощущение полной заброшенности писатель с горечью вспоминал в романе «Дэвид Копперфильд». Зрелище социальной несправедливости, бездушное отношение к детям-работникам навсегда определили основной пафос его творчества: защиту бедняков, особенно детей. Он много бродил по Лондону, видел его контрасты: богатые особняки и страшные трущобы Сэвен-Дайелса.
«Какие чудовищные воспоминания вынес я оттуда! — говорил позднее Диккенс. — Какие видения! Порок, унижения, нищета!». Потом, благодаря наследству бабушки экономки, отец освободился из долговой тюрьмы и определил Чарльза в частную школу с громким названием «Академия Веллингтон-Хаус». Окончив ее, молодой Диккенс служил в адвокатских конторах кем-то вроде курьера. Был стенографом в суде Докторс-Коммонс, где писал отчеты о судебных заседаниях и приобрел отличное знание людей, законов и тонкостей судебных разбирательств — все это затем найдет отражение в его книгах.
И милость к падшим призывал
В 1833 году вышел первый рассказ Диккенса «Обед на Поплар-Уок», опубликованный под псевдонимом Боз. Под этим же псевдонимом вышла в 1836 году и его первая книга очерков. Их героями стали мелкие чиновники и буржуа, клерки, владельцы бедных магазинчиков, хозяйки пансионов, ростовщики, кучера, актеры —бедный люд, вынужденный ежедневно сражаться за кусок хлеба, но не теряющий человеческого достоинства и умения радоваться жизни.
Книга сыграла свою роль — Диккенс становится популярным автором, его начинают активно печатать, и более того — появляются заказы. В феврале 1836 года известные издатели Чэпмен и Холл предложили ему написать текст к спортивным рисункам художника Роберта Сеймура. На этих рисунках члены некоего «Клуба Нимрода» занимаются охотой, рыбной ловлей, спортивными упражнениями и постоянно попадают в какие-то трагикомические ситуации. Требовалось написать шутливый рассказ о приключениях горе-спортсменов по этим картинкам. Но Диккенсу было тесно в заданных художником рамках, и он сообщил издателям, что ему «хотелось бы идти своим собственным путем, с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни». Так и получилось. Теперь не писатель шел за художником, а гравюры рождались как иллюстрации к тексту. Именно так появились «Посмертные записки Пиквикского клуба», после публикации которых к Диккенсу пришла слава.
Нет нужды пересказывать эту уморительно смешную и трогательную книгу. Достаточно сказать, что в наше неласковое время она может послужить хорошим лекарством от уныния, отчаяния и раздражения. Мистер Пиквик, состоятельный и респектабельный пожилой господин, удалившийся от дел и решивший путешествовать с тем, чтобы записывать свои наблюдения о людях, поначалу вызывает у читателя ироничную ухмылку. Тем более что и автор резвится вовсю, изящно и в то же время хлестко вышучивая своего героя, то и дело попадающего в нелепое положение из-за своего незнания жизни и людей. Но, как отметил современный английский писатель Энгус Уилсон, автор книги о Диккенсе,«постепенно мистер Пиквик завоевывает нашу привязанность своим постоянным оптимизмом, своей предупредительностью, своей неисчерпаемой учтивостью и галантностью, своей готовностью попасть впросак, лишь бы только помочь человеку в нужде, своей решимостью идти против того, что ему кажется несправедливым, а главное — своим романтичным складом души и полным нежеланием подчиняться властям. Из пожилого, дородного, благоприличного рантье он почти сумел превратиться в странствующего рыцаря с детским и благородным сердцем». Ф. М. Достоевский заметил, что Пиквик очень похож на Дон Кихота. Добавим, что слуга мистера Пиквика, Сэм Уэллер, в таком случае — Санчо Панса.
Именно этот пристальный интерес к людям «не от мира сего» роднит Диккенса с его современником Достоевским. Князь Мышкин, конечно, несравнимо более трагичен, но в нем много общего с мистером Пиквиком. Возможно, это и некое избранничество, как говорит Э. Уилсон. На них изливается Божия благодать, хотя в земной жизни им приходится несладко… Надо сказать, что читатели «Пиквикского клуба» восторженно встречали не только юмо- ристические эпизоды романа, который печатался с продолжением — в так называемых «выпусках» (Диккенс предпочитал эту форму подачи своих романов). Когда повествование приняло драматический оборот (мистер Пиквик угодил в тюрьму из-за происков Додсона и Фогга, бесчестных и циничных адвокатов), когда оно приобрело острое социальное звучание и речь в нем зашла о несправедливости английских законов, бесчестности суда и коррупции, о беспощадной правде о «дне жизни» — тиражи выросли в десять раз!
В «Пиквикском клубе» нет явных христианских отсылок, но все в этом романе пронизано христианским светом сострадания к людям. И не только к людям, но и к птице в клетке, цветам, задыхающимся без воды в букете, — ко всему живому. После «Пиквикского клуба» были написаны «Оливер Твист» и «Жизнь и приключения Николаса Никльби», а затем — «Лавка древностей», которая начиналась как история для детей, но постепенно становилась все более глубокой и печальной. Потом из под его пера вышли исторический роман «Барнеби Радж», «Мартин Чезлвит», «Домби и сын», «Дэвид Копперфильд»…
«Дэвид Копперфильд» — самый автобиографичный роман Диккенса. Эта книга оказала большое влияние на Достоевского, который, будучи в ссылке и получив наконец разрешение читать, первым делом взялся за эту книгу. «Мы на русском языке понимаем Диккенса, я уверен, почти так же, как и англичане, даже, может быть, со всеми оттенками», — писал он впоследствии.
«Рождественские повести»
Наиболее выразительно христианские взгляды Диккенса воплощены им в знаменитых «Рождественских повестях». Для рождественских номеров журнала «Домашнее чтение» Диккенс каждый год писал новый рассказ, хотя и не обязательно на «рождественскую» тему. Так появились повести «Рождественская песнь в прозе», «Колокола», «Сверчок за очагом», «Битва жизни», «Одержимый». Самая лучшая из «Рождественских повестей» — это, конечно, «Рождественская песнь в прозе», которая будет интересна всем поколениям в семье, от дедушек-бабушек до внуков всех возрастов. История Эбинизера Скруджа, преуспевающего дельца из лондонского Сити, который ради карьеры пожертвовал семьей, друзьями, простым человеческим счастьем, — это и притча, и фантастика, и до боли реалистичный рассказ о том, как хороший в общем человек превращается в алчного и бессердечного мизантропа, этакую «прореху на человечестве», английского двойника гоголевского Плюшкина.
В Сочельник весь Лондон празднично оживлен: все от бедняка до лорда-мэра готовятся к Рождеству. Но для угрюмого, заледеневшего внутри Скруджа великий праздник — досадный простой в рабочих буднях, день, когда он не может приумножить свои капиталы. И потому он ненавидит Святки и все это праздничное ликование вокруг. Но вот в его одинокой, холодной, огромной и угрюмой квартире незадолго до полуночи появляется призрак его компаньона Марли и, изрядно напугав, повествует о наказании, которое он, Марли, несет после смерти.
Он должен видеть людские радости, которые не может разделить, — а при жизни не хотел! — и людские горести, которым не может помочь, хотя при жизни мог. Теперь он вынужден скитаться по свету и влачить за собой цепь, которую сам сковал себе при жизни, — цепь «из ключей, висячих замков, копилок, документов, гроссбухов и тяжелых кошельков…» Марли упросил высшие силы дать Скруджу шанс искупить все содеянное им зло, чтобы он не повторил участи своего компаньона. И вот потрясенному Скруджу, из которого быстро испаряется материализм, а с ним и высокомерие, и презрение ко всему, что не связано с наживой, являются три духа.
Первый — святочный дух прошлых лет — показывает ему его собственное детство и юность, когда он еще верил в чудо, и имел друзей, и любил свою маленькую сестренку, умершую совсем нестарой (ее сына, своего племянника, который без всякой корысти пришел поздравить дядюшку в начале повествования, Скрудж грубо прогоняет). Он видит себя, разрывающего отношения с девушкой, которая его любила, потому что для него главной целью стала карьера, и эту же девушку, уже вышедшую замуж за другого, и ее мужа, окруженного оравой ребятишек, и красавицу старшую дочь, похожую на мать в молодости, всю эту счастливую и дружную семью, в которой царит любовь.
«Скрудж невольно подумал о том, что такое же грациозное, полное жизни создание могло бы и его называть отцом и обогревать дыханием своей весны суровую зиму его преклонных лет!»
Второй дух, являющийся Скруджу, — это дух нынешних Святок. Он показывает старику семью его клерка, которого Скрудж презирает и нещадно эксплуатирует. Многодетная эта семья хоть и влачит полунищенское существование, но зато как любят они друг друга, как умеют радоваться праздничным нехитрым мелочам! И, может быть, впервые в очерствевшем сердце Скруджа просыпается сострадание к чужому человеку — кроткому Малютке Тиму,терпеливому калеке. «Дух, — сказал Скрудж, охваченный сочувствием, которого никогда прежде не испытывал. — Скажи мне, Малютка Тим будет жить? — Я вижу пустую скамеечку возле этого нищего очага, — отвечал дух. — И костыль, оставшийся без хозяина, но хранимый с любовью. Если будущее не внесет в это изменений, ребенок умрет. — Нет, нет! — вскричал Скрудж. — О нет! Добрый дух, скажи, что судьба пощадит его! — Если будущее не внесет в это изменений, — повторил дух, — дитя не доживет до следующих Святок. Но что за беда? Если ему суждено умереть, пускай себе умирает, и тем сократит излишек населения! Услыхав, как дух повторяет его собственные слова, Скрудж повесил голову, терзаемый раскаянием и печалью». А дух продолжает: «Тебе ли решать, кто из людей должен жить и кто — умереть? Быть может, ты сам в глазах небесного судии куда менее достоин жизни, нежели миллионы таких, как ребенок этого бедняка. О Боже! Какая-то букашка, пристроившись на былинке, выносит приговор своим голодным собратьям за то, что их так много расплодилось и копошится в пыли!» (Почти сто лет спустя практически такие же слова скажет Гэндальф в великой эпопее Толкиена). Присутствуя невидимо в доме своего подчиненного, а потом в доме племянника, Скрудж слышит о себе нелицеприятные отзывы, и обидой и болью отзываются эти суровые, хотя и справедливые, слова в его сердце.
Третий дух — дух будущих Святок — показывает Скруджу день его смерти и его самого на смертном ложе — всеми забытого, обокраденного. И нет ни одного человека, который бы помянул его добрым словом, потому что он сам при жизни не сделал ни одного доброго дела бескорыстно и искренне. Но Диккенс не был бы Диккенсом, если бы оставил читателя вместе с главным героем в отчаянии и безнадежности.
Человек обладает свободной волей. Эта великая истина, дающая надежду и силу человеческому сердцу, в «Рождественской песни» обрела великолепную художественную форму. Будущее в наших руках. И в «Песни», и в «Колоколах» в снах героев им показано страшное будущее — их и их близких. Но то, как сложится наша жизнь, во многом зависит от нас. Диккенс — не фаталист. «Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенному концу… Но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим». Что в итоге и делает Скрудж, и финал повести такой светлый, такой счастливый, что читатель невольно ликует вместе с героями, и это счастье, которым нас дарит Диккенс.
Христианство Диккенса не в том, что слова «благословит нас всех Господь!» часто звучат в его книгах. И даже не в том, что великие евангельские строки цитируются там и тут. Сам дух его произведений — глубоко христианский.Только человек, просветленный евангельскими истинами, мог написать: «В тюрьмах, больницах и богадельнях, в убогих приютах нищеты — всюду, где суетность и жалкая земная гордыня не закрывают сердца человека перед благодатным духом праздника, — всюду давал он людям свое благословение и учил Скруджа заповедям милосердия».
«Спешите делать добро» — эти слова современника Диккенса, доктора Гааза, прямо соотносятся со строками из все той же «Рождественской песни» о том, что возможностей для добра так много, а времени в действительности так мало. «Каждая христианская душа, творя добро, пусть на самом скромном поприще, найдет свою земную жизнь слишком быстротечной для безграничных возможностей добра. Даже веками раскаяния нельзя возместить упущенную на земле возможность сотворить доброе дело».
Диккенс был невероятно популярен при жизни. Но к концу XIX века «вышел из моды». Гражданский пафос его произведений, его пронзительная искренность, щемящая «детскость» на фоне набиравших силу модернистов во главе с Оскаром Уайльдом, а затем и Вирджинии Вулф стали выглядеть старомодными и наивными. Его творчество перешло в разряд «детской литературы», а сам образ писателя окрасился в слащаво-добродетельные тона. Однако в 1950-е годы Диккенс оказался вновь востребованным, а его роль в развитии английской литературы признана не менее значительной, чем роль Шекспира. Особенно востребованными оказались романы Диккенса в студенческой среде, молодыми интеллектуальными людьми, ищущими смысл жизни.
В качестве иллюстраций были использованы кадры из мультфильма Роберта Земекиса «Рождественская история», студия Walt Disney, 2009
Рождественская песнь в прозе
Персонажи
Поиск персонажей
Клерк, работающий в конторе Скруджа секретарем. Он небогат, и у него большая семья со множеством детей.
Девушка, которая была помолвлена с молодым Скруджем, но расторгла помолвку, когда он начал становиться алчным и сухим.
Покойный компаньон Скруджа, явившийся к нему в Рождество в образе духа, чтобы помочь ему исправиться.
The Ghost of Christmas Yet to Come
Дух, который приходит к Скруджу последним и показывает, какое будущее его ждёт, если он останется мрачным скрягой.
The Ghost of Christmas Present
Дух, который приходит к Скруджу вторым и показывает, как встречают Рождество его работник Боб и племянник Фред.
Сын Боба Крэтчита, трогательный мальчик-калека.
Младшая сестра Скруджа. Мать Фреда, племянника Скруджа.
Жена начальника молодого Скруджа. Весёлая и доброжелательная женщина.
Старый джентльмен, который принял молодого Скруджа в обучение и был добр и щедр ко всем своим работникам.
The Ghost of Christmas Past
Дух, который приходит к Скруджу первым и показывает ему воспоминания о рождественских праздниках из его детства и молодости.
Племянник Скруджа. Доброжелательный молодой человек с заразительным смехом. От чистого сердца сочувствует своему нелюдимому дядюшке и надеется пробудить в нём человеческие чувства.
Ходил в обносках, питался объедками: каким был прототип Скруджа из «Утиных историй»
Новые «Утиные истории», основанные на одноименном классическом проекте 1987 года, подходят к концу. Показ финальных эпизодов о приключениях легендарного мультяшного богача и его семьи начнется 12 апреля в эфире Канала Disney. В связи с этим событием мы решили вернуться к истокам, чтобы разобраться, как был создан популярный герой и кто повлиял на образ, полюбившийся миллионам зрителей.
«Отец» Скруджа Макдака, известный художник-иллюстратор Disney Карл Баркс изначально задумывал жадного и богатого родственника Дональда Дака как эпизодического персонажа для комикса 1947 года.
Однако образ вышел настолько ярким и запоминающимся, что Скрудж быстро завоевал популярность и стал главным героем комиксов об утиной семье, а потом и всеми любимого мультсериала.
Придумывая антагониста для комикса «Рождество на Медвежьей горе», Баркс искал вдохновение в рождественских сказках и нашел его в повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе» об Эбенезере Скрудже — одном из самых жадных персонажей мировой литературы. По сюжету книги он открыл кредитную контору и накопил огромное состояние. Деньги превратили амбициозного бизнесмена в алчного одиночку, который презирал бедных и ненавидел Рождество. Карл Баркс позаимствовал у героя Диккенса не только черты характера, но и часть имени.
фото: Disney
фото: Disney
фото: Disney
фото: Disney
фото: Disney
Но кто же был реальным прототипом персонажей Диккенса и Баркса?
Джон Элвз
По одной из версий, им стал член британского парламента Джон Элвз, живший в XVIII веке. Унаследовав два больших состояния, английский аристократ превратился в жуткого скупердяя. Поговаривали, что по улицам Джон ходил в обносках и был похож на нищего, питался объедками и в целях экономии не разжигал камин и не пользовался свечами. Патологическая скупость досталась Элвзу от матери, которая, по слухам, заморила саму себя голодом.
Скрудж Макдак хоть и отличается жадностью, но никогда не скупится на маленькие радости: «Экономить, конечно, надо, но при чем тут мой шоколад?»
Джон Элвз, фото: Legion-Media
Джеймс Вуд
Другим возможным прототипом Эбенезера Скруджа, а значит, и жадного селезня был британский банкир Джеймс Вуд по прозвищу «глостерский скряга». Он любил хорошо поесть, но в остальном экономил буквально на всем: в банке Джеймса, который он унаследовал от деда, трудилось всего два работника, по городу он ходил в потертом сюртуке и только пешком, по пути набивая карманы найденным на улице углем.
В отличие от известного банкира, свое состояние селезень заработал тяжелым трудом (Скрудж до сих пор хранит свой первый десятицентовик, полученный им за чистку обуви). Поэтому дядюшка учит своих внучатых племянников честности и трудолюбию, приговаривая, что пришел к успеху, потому что «был умнее самых умных и упорнее самых упорных».
Джеймс Вуд, фото: Legion-Media
Чарльз Фостер Кейн
Кроме скряги из произведения Диккенса на образ Скруджа Макдака повлиял и другой вымышленный персонаж: им стал герой американского кинофильма 1941 года «Гражданин Кейн» Чарльз Фостер Кейн. Газетный магнат, посвятивший свою жизнь службе, заработал большие деньги и получил власть. Но это сыграло с Кейном злую шутку: став неисправимым эгоистом, он потерял друзей, супругу и самого себя.
Чарльз Фостер Кейн, фото: Кадр из фильма «Гражданин Кейн», 1941 г.
Эндрю Карнеги
Эндрю Карнеги, фото: Legion-Media
Заключительные эпизоды мультсериала «Утиные истории» будут выходить на Канале Disney начиная с 12 апреля с понедельника по четверг в 17:00.