первым князем принявшим титул царя был
masterok
masterokМастерок.жж.рф
Хочу все знать
В эпоху татаро-монгольского ига и до него старший среди удельных князей носил титул Великого князя. Я.Н. Щапов отмечает, что упоминание князей как царей относится к двум крупным деятелям Руси XII–XIII вв.: Мстиславу Великому и Андрею Боголюбскому.
После попадания Руси в зависимость от Золодой Орды царём(производное от лат. caesar) стали называть великого хана Золотой Орды. Титул царь в первую очередь указывал на то, что его обладатель является полностью суверенным правителем и ни от кого не зависит. То есть великий князь, будучи данником Орды, в иерархии, естественно, стоял ниже.
Стоит, кстати, отметить, что до определённого момента(до правления Дмитрия Донского) легитимность великого хана как начальника над русскими князьями на Руси не подвергалась сомнению, а само татаро-монгольское иго воспринималось как наказание божье за грехи, которое нужно смиренно терпеть.
К эпохе Ивана III, когда Русь освободилась от ига и стала полностью независимым государством, относятся и первые случаи использования великим князем титула «царь» (или «кесарь») в дипломатической переписке, — пока только в отношениях с мелкими германскими князьями и Ливонским орденом; царский титул начинает широко использоваться в литературных произведениях.
Можно было принять какой угодно титул, но иностранные правители могли его не признать — именно поэтому Иван III и пробует царское звание в дипломатической переписке с более мелкими государствами.
В 1489 году посол императора Священной Римской империи Николай Поппель от имени своего сюзерена предложил Ивану III королевский титул. Великий князь отказался, указав, что «мы божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы… а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим».
Стоит отметить, что, производя слово «царь» от caesar, русские правители считали этот титул тем же самым, что и император («кесарь» в Византийской империи), ну а после падения Византии под натиском турок в 1453 году, Русь воспринималась как её наследница и единственный оплот православия (или шире — всего христианства, т.к. остальные христианские конфессии считались «неправильными»). Отсюда и известное «Москва — Третий Рим».
Аналогично этот титул трактовали и западные монархи — но не всегда, а когда им это было выгодно.
В договоре Московского государства с Данией 1493 г. Иван III был назван «totius rutzci Imperator». Императором был назван и Василий III в договоре с императором Максимилианом I, заключенном в Москве в 1514 г.: «Kayser und Herscher alter Reussen». В латинской грамоте Альбрехта Бранденбургского 1517 г. Василий III также был назван «Imperator ас Doniinator totius Russiae».
Официально принять на себя царский титул решился только внук Ивана III, Иван Грозный. 16 января 1547 г. великий князь Московский и Всея Руси Иван Васильевич торжественно был увенчан титулом царя. В речи при царском венчании митрополит охарактеризовал высоту полномочий царского сана словами Иосифа Волоцкого: «Слышате царие и разумейте, яко от бога дана бысть держава вам и сила от Вышняго, вас бо Господь в Себе место избра на земле…».
Царский титул позволял занять существенно иную позицию в дипломатических сношениях с Западной Европой. Великокняжеский титул переводили как «принц» или даже «великий герцог». Титул же «царь» или совсем не переводили, или переводили как «император». Русский самодержец тем самым вставал вровень с единственным в Европе императором Священной Римской империи.
О коронации 16-летнего внука Ивана III бояре не сразу известили иностранные государства. Лишь через два года польские послы в Москве узнали, что Иван IV «царем и венчался» по примеру прародителя своего Мономаха и то имя он «не чужое взял». Выслушав это чрезвычайно важное заявление, послы немедленно потребовали представления им письменных доказательств. Но хитроумные бояре отказали, боясь, что поляки, получив письменный ответ, смогут обдумать возражения, и тогда спорить с ними будет тяжело. Отправленные в Польшу гонцы постарались объяснить смысл московских перемен так, чтобы не вызвать неудовольствия польского двора.
Ныне, говорили они, землею Русскою владеет государь наш один, потому-то митрополит и венчал его на царство Мономаховым венцом. В глазах московитов коронация, таким образом, символизировала начало самодержавного правления Ивана на четырнадцатом году его княжения.
Венчался на царство Иван Грозный в 1547 году, но его иностранные коллеги не сразу признали за ним этот титул. Через 7 лет, в 1554 году, безоговорочно признала его Англия. Сложнее стоял вопрос о титуле в католических странах, в которых крепко держалась теория единой «священной империи». В 1576 году император Максимилиан II, желая привлечь Грозного к союзу против Турции, предлагал ему в будущем престол и титул «всходного [восточного] цесаря». Иоанн IV отнесся совершенно равнодушно к «цесарству греческому», но потребовал немедленного признания себя царем «всея Руси», и император уступил в этом важном принципиальном вопросе, тем более, что ещё Максимилиан I признал царский титул за Василием III, именуя его «божиею милостью цесарем и обладателем всероссийским и великим князем».
Гораздо упорнее оказался папский престол, который отстаивал исключительное право пап предоставлять королевский и иные титулы государям, а с другой стороны, не допускал нарушения принципа «единой империи». В этой непримиримой позиции папский престол находил поддержку у польского короля, отлично понимавшего значение притязаний Московского Государя. Сигизмунд II Август представил папскому престолу записку, в которой предупреждал, что признание папством за Иваном IV титула «Царя всея Руси» приведёт к отторжению от Польши и Литвы земель, населённых родственными московитам «русинами», и привлечёт на его сторону молдаван и валахов. Со своей стороны Иоанн IV придавал особенное значение признанию его царского титула именно Польско-Литовским государством, но Польша в течение всего XVI века так и не согласилась на его требование.
Известно, что в переписке 1580 г. знаменитого фламандского картографа Г.Меркатора с английским географом Р.Гаклюйтом русский монарх назывался «le grand emperior de Moscovie».
Итак, титул «царь» воспринимался русскими правителями как равный императорскому. Правда, не все их зарубежные коллеги были с этим согласны — в то время в Европе была только одна империя — Священная Римская и император, значит, тоже должен был быть только один.
Ориентированный на Польшу Лжедмитрий I захотел именоваться императором. В письме польскому королю Сигизмунду III Лжедмитрий I, «по древнему обычаю у великих и могущественных королей и императоров», сообщал о своем воцарении. Он указывал, что получил благословение как наследник от «светлейшей родительницы нашей». Затем следовало необычное для предшествующей традиции объяснение нового монаршего титула: «мы венчаны и священным миром помазаны святейшим нашим патриархом не только в сан императора обширных наших владений, но и в сан короля всех царств татарских, которые с давних времен повинуются нашей монархии».
Изучив все формулы титулатуры Лжедмитрия I в иностранной корреспонденции (послания к Папе, польскому королю и вельможам), Н.Н. Бантыш-Каменский указывал, что с осени 1605 г. в них присутствует однообразная символика названий: «Мы, Пресветлейший и Непобедимейший монарх, Димитрий Иванович, Божиею милостию цесарь и Великий Князь всея России, и всех татарских государств, и прочих многих земель, к монархии Московской принадлежащих государь и король». Все перечисленные титулы претендовали на признание власти Лжедмитрия I наивысшей и наимогущественной среди земных монархов и указывали на ее Божественный аналог — Царя царей.
Ясно, что указанные символы-названия сразу породили резко отрицательную реакцию при западных дворах, среди за граничных политических деятелей и дипломатов. Негативно оценивались они и современниками в России. Конрад Буссов отмечал реакцию иностранцев в Москве: «тщеславие ежедневно возрастало… у него… оно проявлялось не только в том, что во всякой роскоши и пышности они превзошли всех других бывших царей, но он приказал даже именовать себя «царем всех царей». Интересно, что этот титул Самозванец первоначально распространял только для внутреннего употребления (то есть при дворе). Станислав Борша, говоря об убийстве Лжедмитрия I, резюмировал: «Видно так угодно было Богу, не хотевшему долее терпеть гордости и надменности этого Димитрия, который не признавал себе равным ни одного государя в мире и почти равнял себя Богу».
Поляки, естественно, императорский титул Лжедмитрия отвергли. Подробнее про историю притязания Лжедмитрия I на императорский титул можете прочитать у нас на сайте в отрывке из книги Василия Ульяновского «Смутное время».
Как известно, полный царский титул («Большой титул») включал в себя перечень земель, подвластных царю. В 1645 году, то есть во время кончины первого государя из династии Романовых царя Михаила Федоровича и прихода к власти его сына царя Алексея Михайловича, «Большой титул» звучал следующим образом: «Божиею милостию, мы, великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея России самодержец, Владимирский, Московский и Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, государь Псковский и великий князь Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовския земли, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея северныя страны повелитель и государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинския земли, Черкаских и Горских Князей и иных многих государств государь и обладатель».
Упоминание неподчинённого на тот момент Кавказа и Закавказья в титуле царя может вызвать удивление. В данном случае желаемое выдавалось за действительное.
Этот вопрос был изучен Г.К. Котошихиным в сочинении «О России в царствование Алексея Михайловича». Включение неподвластных территорий в царский титул означало незаконные претензии на чужие прерогативы. Подобные действия могли грозить дипломатическими осложнениями. В силу этого царский двор был вынужден идти на хитрости. В грамотах, адресованных христианским государям, большой царский титул воспроизводился полностью с перечислением восточных земель, в грамотах в «бусурманские государства» и, в первую очередь, к персидскому шаху «восточные» титлы не указывались. В противном случае «как бы он писался теми титлами всеми …и на него б за то все бусурманские государства подняли войну».
Котошихин указывает на то, что к турецкому султану и к персидскому шаху русский царь писался «болшою титлою не всею, толко по «повелителя». То есть конечной фразой в титуле оставалась «и всея северныя страны повелитель», фраза же «Иверския земли Карталинских и Грузинских царей, Кабардинския земли Черкасских и Горских князей, и иных многих государств государь и обладатель» снималась. Если задаться вопросом, о причинах последовательности перечисления территорий в царском титуле XVII века, то можно предположить, что не только значимость и статус земель или их последовательность вхождения в состав государства предопределяли ее, но и практические соображения: в конец стоит поставить то, что наиболее спорно, что при необходимости всегда можно убрать.
Учитывая этот факт, можно говорить о том, что большой титул в XVII в. — не столько отражение в сознании права на территории или выражение представлений о территориальной целостности государства, сколько средство дипломатической игры в ситуации при которой определенная разрозненность Запада и Востока, существование двух миров, недостаточно хорошо осведомленных друг о друге из-за относительно слабого интереса друг к другу и неразвитости дипломатических и торговых связей, давали России шанс поднимать престиж власти своих царей за счет одной части Евразии в отношениях с другой.
Как уже отмечалось выше, не все в Европе признавали равенство императорского титула царскому, и такого равенства не было в отношениях между Русью и Священной Римской империей. В «Записи, учиненной в Москве между Российским и Цесарским дворами» цесарские чрезвычайные посланники явственно указывали на то, что существующая в XVII в. традиция закрепляет более высокий статус императора по отношению к другим государям и выражается в том, что не только к русскому царю, но и к другим европейским королям от императора всегда пишется титул «пресветлейшество».
В сознании российских дипломатов и российского двора Алексея Михайловича задача добиться для своего государя признания Империей его титула «величество» означала возможность поставить русского царя вровень с императором. Фактически в международной практике того периода термин «царь» = «король» = «пресветлейшество»; термин же «император» = «величество».
Задача была решена только после резкого усиления России на международной арене после победы над Швецией в Северной войне. Впрочем, стоит отметить, что Петра I именовали императором и до 1721 года. Во время пребывания в Англии в 1698 г. имперский резидент Гофман сообщал, что русского монарха все «называют здесь императором России», а после посещения царём парламента кто-то пустил шутку, что видел «короля на троне и императора на крыше» — Пётр через окно наблюдал, как английский король утверждал билль о поземельном налоге. Императором именовали Петра I и выходцы из Западной Европы, служившие в России. Только так к нему, например, обращался в многочисленных письмах и проектах блистательный французский архитектор Ж.Б.А.Леблон.
18 октября 1721 года члены Синода «имели секретное рассуждение». Рассмотрев «дела», «труды» и «руковождения» его царского величества в связи с «вечным миром», заключённым со Швецией после Северной войны, они решили, что следует «изобрести приличное» для монарха «от общего для всех подданных лица». Этим «приличным» стало решение «молить царя» «прияти титул Отца Отечества, Петра Великого и Императора Всероссийского».
Известно, что перед этим актом состоялись переговоры царя с некоторыми сенаторами и архиепископами Новгородским и Псковским, Феодосием Яновским и Феофаном Прокоповичем. Переговоры с монархом оказались необходимы, так как царь «долго отрекался» принять титул и приводил к тому многие «резоны». Однако «важные представления» сенаторов и архиереев взяли верх и Пётр «склонился на то».
Возможно, такое поведение царя было не более чем данью традиции и некоей театральной скромностью — не сразу принимать предлагаемое. А, возможно, для возражений Петра были более веские мотивы. Ведь введение различий между титулом «император» и «царь» означало, что Россия признаёт, что императорский титул выше царского — вопреки представлениям, которые бытовали на Руси со времён Ивана Грозного. Вполне вероятно, что это было не совсем по душе Петру I.
Надо отметить, что Феофан Прокопович в «Слове на похвалу… памяти Петра Великого», отмечал, что и до принятия в 1721 г. звания «великий император» титул этот «и прежде был и от всех нарицался».
Напоминаю вам, что не так давно мы очень подробно рассматривали ВЕНЦЫ И КОРОНЫ РОССИЙСКИХ ПРАВИТЕЛЕЙ
Кто был первым русским царем
Царь Иван Грозный. И. Васнецов. Фрагмент. Фото: public domain
25 января 1547 года на Руси состоялось первое венчание на царство — титул получил 16-летний Иван IV («Грозный»). На него были возложены знаки царского достоинства: крест Животворящего Древа, бармы (оплечье) и шапка Мономаха. Торжество прошло в Успенском соборе Московского Кремля. Позднее, в 1561 году, константинопольский патриарх утвердил царский титул грамотой.
Значение титула «царь»
Слово «царь» происходит латинского слова «цезарь». Цезарь — это обязательная часть титула императоров времен Римской империи.
До правления Ивана Грозного на Руси титулом «царь» именовали только ханов Золотой орды, Римских и Византийских императоров. Тогда как русские правители носили титул «великого князя», и на княжение назначались ордой и церковным обрядом настолования.
Кто был первым царем на Руси
13 декабря 1546 года Иван Васильевич, высказал митрополиту Макарию намерение жениться. Но перед этим митрополит предложил юному правителю венчаться на царство.
И уже 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания. Митрополит возложил на Ивана знаки царского достоинства: крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха; Иван Васильевич был помазан миром, а затем митрополит благословил царя.
Мировое значение царского титула
Венчание на царство стало для Руси актом политического значения. Титул царя свидетельствовал о самодержавном характере власти его обладателя. К тому же, царский титул позволял занять существенно иную позицию в дипломатических отношениях с Западной Европой. Великокняжеский титул соответствовал европейскому титулу «принц» или «великий герцог». Тогда как титул «царь» являлся особым, и соответствовал скорее званию «император».
Первыми новый титул правителя Руси признала Англия — в 1555 году. Чуть позже — Испания, Дания и Флорентийская республика. В 1576 году Римский император Максимилиан II уступил Ивану Грозному в его желании назвать себя «царем всея Руси», чтобы получить его поддержку в союзе против Турции. А вот польские короли долго не признавали русских правителей царями, опираясь на поддержку папского престола, и это стало значимым камнем претконовения в будущих русско-польских конфликтах.
Каким остался в истории первый русский царь
В историю первый русский царь, прозванный «Грозным», вошел как противоречивая личность. С одной стороны он способствовал развитию государства: провел земскую, церковную и ряд других реформ, создал приказы — единые органы управления. При нем был составлен Судебник — свод русских законов. При Иване Грозном были покорены Казанское, Астраханское и Сибирское княжества, присоединены другие земли.
В то же время Иван IV ввел опричнину, которая привела к разорению земель и террору, да и властитель не отличался покладистым нравом.
Великий князь всея Руси
Вели́кий князь — на Руси титул главы независимого государства, а в период монголо-татарского ига — титул правителя, имевшего право по ярлыку собирать дань для Хана с других князей; титул Московского и всероссийского Царя; с XVIII века титул прямых потомков Царя. В Великом княжестве Литовском — титул верховного правителя, первоначально наследственный, после 1430 года — выборный. После создания Речи Посполитой король польский являлся одновременно Великим князем Литовским.
Содержание
В средние века
Первоначально титул «Великий князь» относился к киевскому князю, которому подчинялись (хотя бы номинально) все русские князья. С 12-го века образовалось уже несколько великих княжеств (Киевское, Владимирское, Черниговское, Рязанское и другие). Каждое из них было полностью независимым (суверенным) государством. В них, в свою очередь, возникли удельные княжества, подчинявшиеся великим княжествам.
С середины 13-го века великими князьями назывались князья, непосредственно подчинявшиеся хану и имевшие право по ярлыку собирать дань для хана с других князей. Во второй половине 15-го века титул «великий князь» снова стал титулом независимых государей (Московского, Рязанского и Тверского). Князья всех остальных русских княжеств были удельными.
После объединения российских земель вокруг Москвы, начиная с 1521 года, титул «великий князь» мог носить только правитель Великого княжества «Владимирского и Московского и прочая». Также этот титул носили правители Великого княжества Литовского, которое было центром объединения западнорусских земель.
С XVIII века
В эпоху абсолютизма титулы «Великий Князь» и «Великая Княжна (Великая Княгиня)» стали присваиваться детям (соответственно, мужского и женского пола) царствующего монарха, что было официально закреплено в «Учреждении об императорской фамилии» Павла I от 5 апреля 1797. Таким образом, титул стал приблизительно соответствовать европейскому титулу «Принц крови», хотя соответствие здесь неполное.
Титул Великого Князя давал обладателю формальное право быть одним из претендентов на престол Российской империи. Великий князь решением императора мог быть лишён титула, если обстоятельства его рождения или жизни входили в противоречие со статьями «Учреждения», определяющими требования к пригодным для занятия престола лицам.
В Российской империи — член императорской фамилии, к которому обращались — «Ваше императорское высочество». Этот титул имели члены императорской фамилии, родственники императора. «Титул Великого князя, Великой княжны и Императорских Высочеств принадлежит сыновьям, дочерям, братьям, сёстрам, а в мужском поколении и всем внукам императора…» — Полное собрание законов Российской империи, т. XXIV, 1830, док.№ 17906; т.6, СПб.,1888.
Согласно постановлению Александра III, изданному с целью ограничения числа лиц, носящих подобный титул, носить его могли только дети и внуки императора. Правнуки и далее получали титул Князь императорской крови.
Как на Руси появился царь?
Царский титул и Церковь
Приблизительное время чтения: 12 мин.
400 лет назад династия Романовых взошла на российский престол. На фоне этой памятной даты разгораются дискуссии о том, как царская власть повлияла на наше прошлое и есть ли ей место в нашем будущем. Но чтобы в этих дискуссиях был смысл, нужно понимать, как у правителей России появился царский титул и какую роль в этом сыграла Церковь.
Царский титул — это не только словесное выражение очень высокой степени власти, но еще и сложная философия. Для России эту философию создала в основном Русская Церковь. Ей, в свою очередь, досталось богатое наследие греческих церквей, чья судьба протекала на землях Византийской империи. Царское звание было официально закреплено за московскими правителями в XVI веке. Но никто, ни один человек не думал в ту пору: «Мы создали царскую власть». Нет-нет, и сами государи наши, и их вельможи, и церковные иерархи придерживались совершенно иного образа мыслей: «Царская власть перешла к нам из Константинополя. Мы — наследники».
Символы царской власти: шапка Мономаха и держава
Древние пророчества
Во второй половине XV века произошли события, ошеломительные и для Русской Церкви, и для всех «книжных» людей нашего отечества, и для политической элиты Руси.
Во-первых, благочестивые греки «оскоромились»! Они договорились с папским престолом об унии в обмен на военную помощь против турок. Митрополит Исидор — пришедший на Московскую кафедру грек, активный сторонник унии — попытался переменить религиозную жизнь Руси, очутился под арестом, а потом едва унес ноги из страны.
Во-вторых, Русская Церковь стала автокефальной, то есть независимой от Византии. Митрополитов-греков сюда больше не звали, начали ставить глав Русской Церкви соборно, из своих архиереев.
В-третьих, в 1453 году пал Константинополь, казавшийся незыблемым центром Право-слав-ной цивилизации.
И все это — на протяжении каких-то полутора десятилетий. А затем, до начала XVI столетия, государь Иван III превратил крошево удельной Руси в Московское государство — огромное, сильное, небывалое по своему устройству. В 1480 году страна окончательно освободилась от притязаний Орды на власть над ней.
После падения Константинополя в Москве, пусть и не сразу, вспомнили таинственные предсказания, издавна приписывавшиеся двум великим людям — Мефодию, епископу Патарскому, а также византийскому императору Льву VI Премудрому, философу и законодателю. Первый погиб мученической смертью в IV веке, второй царствовал в конце IX — начале X столетия. Традиция вкладывала им в уста мрачные пророчества. Христианство, «благочестивый Израиль», незадолго до прихода Антихриста потерпит поражение в борьбе с «родом Измаиловым». Племена измаильтян возобладают и захватят землю христиан. Тогда воцарится беззаконие. Однако потом явится некий благочестивый царь, который победит измаильтян, и вера Христова вновь воссияет.
С особым вниманием наши книжники вглядывались в слова, где будущее торжество приписывалось не кому-то, а «роду русему».
После 1453 года московские церковные интеллектуалы постепенно приходят к выводу: Константинополь пал — свершилась часть древних пророчеств; но и вторая часть свершится: «Русский род с союзниками (причастниками)… всего Измаила победит и седьмохолмый [град] примет с прежними законами его и в нем воцарится». А значит, когда-нибудь Москва придет со своими православными полками на турок, разобьет их, освободит от «измаильтян» Константинополь.
Из медленного, но неотвратимого осознания какой-то высокой роли Москвы в искалеченном, истекающем кровью мире восточного христианства, из очарования волнующими откровениями тысячелетней давности родился целый «веер» идей, объясняющих смысл существования новорожденной державы и ее стольного града. Не напрасно — размышляли в ту пору — милая лесная дикарка Москва оказалась в роли державной владычицы! Не напрасно вышла она из-под иноверного ига как раз в тот момент, когда прочие народы православные в него угодили!
Предания о роде московских государей
Когда Москва оказалась столицей объединенной Руси, ее государи стали смотреть и на главный город своей державы, и на самих себя совершенно иначе. Иван III величал себя «государем всея Руси», чего прежде не водилось на раздробленных русских землях. При нем введены были в дворцовый обиход пышные византийские ритуалы: вместе с Софией Палеолог в Московское государство приехали знатные люди, помнившие закатное ромейское великолепие и научившие ему подданных Ивана III. Великий князь завел печать с коронованным двуглавым орлом и всадником, поражающим змея.
На рубеже XV и XVI столетий появилось «Сказание о князьях Владимирских» — похвала и оправдание единовластному правлению великих князей московских. «Сказание» вошло в русские летописи и получило в Московском государстве большую популярность. В нем история Московского княжеского дома связана с римским императором Августом: некий легендарный родственник Августа, Прус, был послан править северными землями Империи — на берега Вислы. Позднее потомок Пруса, Рюрик, был приглашен новгородцами на княжение, а от него уже пошел правящий род князей земли Русской. Следовательно, московские Рюриковичи, те же Иван III и его сын Василий III, являются отдаленными потомками римских императоров, и власть их освящена древней традицией престолонаследия.
Простота сущая? Да. Неправдоподобно? Да. Но ровно та же простота, ровно то же неправдоподобие, каким поклонились и многие династии Европы. Скандинавы свои рода королевские выводили от языческих богов! По сравнению с ними наш российский Прус — образец скромности и здравомыслия. По тем временам родство от Августа — идеологически сильная конструкция. Пусть и нагло, вызывающе сказочная.
Далее, как утверждает «Сказание», византийский император Константин IX прислал великому князю киевскому Владимиру Мономаху царские регалии: диадему, венец, золотую цепь, сердоликовую шкатулку (чашу?) самого императора Августа, «крест Животворящего Древа» и «порамницу царскую» (бармы). Отсюда делался вывод: «Таковому дарованию не от человек, а Божиим неизреченным судьбам претворяюще и переводяще славу Греческого царства на Российскаго царя. Венчан же бысть тогда в Киеве тем царским венцем во святей великой соборной и апостольской церкви от святейшаго Неофита, митрополита Эфесскаго… И оттоле боговенчанный царь нарицашеся в Российском царствии». В годы, когда Киевская Русь пребывала под рукой князя Владимира, Византией правил Алексей I Комнин, а Константин Мономах скончался еще в середине XI века. Да и не носили князья наши царского титула в домонгольское время. Поэтому вся легенда о византийском даре ныне ставится под сомнение.
Сейчас, конечно, невозможно с точностью определить, какие именно регалии получил Владимир Мономах, да случилось ли это на самом деле. И не настолько это важно.
Важнее другое: московский историософ XVI века перебрасывал «мостик царственности» из XII столетия в современность. Тогда правитель Руси уже имел царское звание? Превосходно! Следовательно, нынешним государям России уместно возобновить царский титул. Идея царства, царской власти, медленно, но верно пускала корни в русской почве. Москва начала примерять венец царственного города задолго до того, как сделалась «Порфироносной» в действительности.
(На фото — Иван III. Гравюра А. Теве из книги «Космография». 1575 г. Печать Ивана III. 1504 г.)
Зеркала Москвы
Великокняжеские игры с генеалогией намного уступали по смелости, масштабности и глубине тому, что высказали церковные интеллектуалы. Государи обзавелись официальной исторической легендой о собственной династии. Им этого хватило.
Но Церковь мыслила на два-три шага дальше.
Ученые монахи-иосифляне (последователи преподобного Иосифа Волоцкого) первыми начали понимать: Московская Русь — уже не задворки христианского мира. Отныне ей и воспринимать себя следует иначе.
Идеи мудрых книжников, живших при Иване Великом и его сыне Василии, напоминают зеркала. Молодая Москва, еще не осознавая вполне своей красы, своего величия, капризно смотрелась то в одно, то в другое, и всё никак не могла решить, где она выглядит лучше. В первом она выглядела как «Третий Рим», во втором как «Дом Пречистой», отмеченный особым покровительством Богородицы, в третьем — как «новый Иерусалим».
Самое знаменитое «зеркало», в которое смотрелась тогда Москва, родилось из нескольких строк.
В 1492 году пересчитывалась Пасхалия на новую, восьмую тысячу лет православного летоисчисления от Сотворения мира. В разъяснении митрополита Зосимы к этому важному делу говорилось о великом князе Иване III как о новом царе Константине, правящем в новом Константинове граде — Москве…
Большое же пламя вспыхнуло в переписке старца псковского Елеазарова монастыря Филофея с государем Василием III и дьяком Мисюрем Мунехиным. Филофеем была высказана концепция Москвы как «Третьего Рима».
Филофей рассматривал Москву как центр мирового христианства, единственное место, где оно сохранилось в чистом, незамутненном виде. Два прежних его центра — Рим и Константинополь («Второй Рим») пали из-за вероотступничества. Филофей писал: «. все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя по пророческим книгам, то есть Ромейское царство, поскольку два рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть».
Иначе говоря, «Ромейское царство» — неразрушимо, оно просто переместилось на восток и ныне Россия — новая Римская империя. Василия III Филофей именует царем «христиан всей поднебесной». В этой новой чистоте России предстоит возвыситься, когда государи ее «урядят» страну, установив правление справедливое, милосердное, основанное на христианских заповедях.
Но более всего Филофей беспокоится не о правах московских правителей на политическое первенство во вселенной христианства, а о сохранении веры в неиспорченном виде, в сбережении последнего средоточия истинного христианства. Его «неразрушимое Ромейское царство» — скорее духовная сущность, нежели государство в привычном значении слова. Роль московского государя в этом контексте — в первую очередь роль хранителя веры. Справятся ли они со столь тяжкой задачей? Филофей, таким образом, вовсе не поет торжественных гимнов молодой державе, он полон тревоги: такая ответственность свалилась на Москву!
Идея Москвы как Третьего Рима далеко не сразу получала широкое признание. Лишь с середины XVI века ее начинают воспринимать как нечто глубоко родственное московскому государственному строю.
Венчание на царство
В январе 1547 года Иван Васильевич венчался на царство.
Московские государи с XIV века носили титул «великих князей московских». Однако в дипломатической переписке еще при Иване III начали применять титул «царь», приравнивая его к императорскому. Таким образом, во всей Европе, по мнению наших монархов, с ними мог равняться лишь германский император, да еще, может быть, турецкий султан. Но одно дело — использовать столь высокий титул в дипломатическом этикете и совсем другое — официально принять его. Этот шаг стал серьезной реформой, поскольку поднимал московского государя выше всех его западных соседей.
Обряд осыпания золотыми монетами царя Ивана IV после венчания на царство. Миниатюра. XVI в.
Иван Грозный. Иллюстрация из Большой государственной книги. 1672 г.
Более того, «книжные люди» того времени понимали: на их глазах происходит перенос византийского политического наследия на Русь. В Москве появляется новый «удерживающий», чье место на протяжении века, после падения Константинополя, пустовало. Политика соединялась с христианской мистикой — «удерживающий», или «катехон», предотвращает окончательное падение мира в бездну, к полному развращению и отходу от Заповедей. Если нет его, значит, либо должен появиться новый, либо Страшный суд близится, а вместе с ним и конец старого мира. Таким образом, на плечи молодого человека свалился тяжкий груз.
За этим преобразованием видится и мудрость митрополита Макария, короновавшего молодого монарха, и острый ум князей Глинских — родни Ивана IV по матери.
Церемония венчания прошла с большой пышностью в кремлевском Успенском соборе. Через несколько дней государь выехал на богомолье в Троице-Сергиев монастырь.
Царский статус европейские страны признали не сразу. Да и подтверждение его от Константинопольского патриарха Иоасафа пришло лишь в 1561 году.
Мистика и политика
Помимо христианской мистики, помимо историософских идей, порожденных средой ученого монашества, были гораздо более прозаические обстоятельства, сделавшие необходимым принятие царского титула.
Прежде всего, страна с большим трудом выходила из смуты, вызванной малолетством правителя. Крупнейшие аристократические «партии» безраздельно властвовали на протяжении многих лет, борясь друг с другом, устраивая кровопролитные междоусобные стычки. Закон и порядок пришли в ничтожество. Ивана IV весьма мало подпускали к государственным делам. Да и сам он отличался беспутным характером: жестокие развлечения интересовали его больше, чем вопросы большой политики. Церковь и те из аристократов, кто хотел бы прекратить эпоху беззакония, избрали для этого идеальный способ. Во-первых, они подняли молодого правителя высоко над уровнем знати, возведя его на вершину царского звания. Во-вторых, женили его на представительнице древнего боярского рода Захарьиных-Юрьевых Анастасии: вот царю и верные союзники, и лекарство от беспутства!
Нельзя сказать, чтобы свадьба и венчание на царство моментально исправили характер Ивана IV. Но они способствовали этому. Государь до тех пор был юношей, живущим близ власти, — без твердого понимания, кто он есть по отношению к своей же аристократии, по каким образцам должна строиться его жизнь, что в ней будет играть роль непреложных законов, а чему уготована судьба маргиналий на полях биографии. Принятие царского титула и женитьба привели к тому, что он оказался встроенным в социальный механизм Русской цивилизации. Иван Васильевич фактически обрел настоящую полновесную роль на всю жизнь — роль главы собственной семьи, в перспективе же — светского главы всего православного мира.
Икона «Москва — Третий Рим». 2011 г.
печать Ивана Грозного. 1583 г.
Подобное возвышение налагает значительные ограничения на монарха — на его образ жизни и даже на его образ мыслей. В течение нескольких лет молодой государь приносил Церкви покаяние за прежние свои грехи и «врастал» в свою великую роль. В середине 1550-х Иван Васильевич выглядел как человек, идеально ей соответствующий.
Страна в ту пору управлялась сложно и пестро. Каждая область имела собственные административные и правовые обычаи. «Церковная область», рассыпанная по всей державе, управлялась по особым законам и правилам. Служилая знать получала в «кормление» доходы от городов и областей, где ее представители по очереди, на сравнительно короткий срок, занимали управленческие должности. Эти доходы распределялись неравномерно, — в зависимости от силы и слабости аристократических партий, способных продвинуть на кормление своих людей. Закон пошатнулся. Центральное управление не успевало за все нарастающим валом задач, возникавших на колоссальной территории. Ведь размеры страны увеличились в несколько раз по сравнению с территорией, которую получил Иван III!
Стране требовались реформы. И после венчания государя наступает период, благоприятный для реформаторства.
У кормила власти стоят все те же аристократические кланы, но среди них нет первенствующей партии. Иными словами, наступило примирение могущественнейших людей России, они договорились между собой о более или менее равномерном распределении власти. Государь уже не являлся мальчишкой, которым нетрудно помыкать, теперь он мог выполнять роль арбитра и влиять на политический курс в желательном для себя направлении.
Формальное примирение между монархом и его недоброжелателями происходит в 1549 году: царь публично снимает с них вину за прежние злоупотребления. На митрополичьей кафедре стоит человек государственного ума, великого милосердия и обширных знаний — святитель Макарий. Как видно, ему удавалось направлять неистовую энергию молодого царя в доброе русло и не давать ей выхлестываться бурно, разрушительно.
В 1550-х годах реформы идут одна за другой, страна выходит из них преображенной.
Однако этого могло бы и не произойти, если бы в 1547 году молодой властитель московский не принял царский венец. А венчание не могло бы произойти, если бы наша Церковь не подготовила духовную почву для него. Правда состоит в том, что русское «священство» выпестовало и поставило на ноги русское «царство».