петра калугина поэт биография
Петра калугина поэт биография
Журнал поэзии
«Плавучий мост»
№ 3(11)-2016
Петра Калугина
Невидимому другу
Об авторе: Родилась в Норильске, по образованию филолог. Живет в Москве. Автор поэтических сборников «Твой город» (2004), «Круги на полях» (2012), «Изобретение радуги» (2016) и ряда литературных публикаций: в журналах «Нева», «Новая Юность», «Октябрь», «Русский переплёт», «Подлинник» и др.
* * *
по осени-реке
сплавляюсь на байдарке
от пышных пламеней
до скудных икебан.
мелькают мимо дни,
иные – как подарки,
и сразу за спиной
впадают в океан.
впадают в водопад,
в белесую пучину,
и длятся навсегда
сквозь радужную взвесь.
люби меня, люби,
как женщину – мужчина.
ведь это мы и есть.
ведь это мы и есть.
Вишневое
А село зовется – Вишневóе.
Вишня тут с кулак, ломает ветки.
В ближнем продуктовом, через поле,
Булки есть и мятные конфетки,
Чипсы и корейская морковка…
Время тут, как водится, застыло.
Дунет ветер – унесет обновку,
Подтолкнув по-школьному в затылок:
Мол, в свою тетрадь! не отвлекайся!
Не лети вперед велосипеда!
Памяти вьюнковые девайсы
Прорастают из любого лета
В это. Обживают внутривенно,
Скручиваясь в клейкие спирали.
Будь же навсегда благословенно
Всё, что мы с тобой не выбирали;
Что однажды выбрали не глядя,
Словно бы детьми играли в жмурки,
Там, где ветерок ласкает пряди
Оскоря* в тенистом переулке.
Измерение Ч
человек человеку – юг,
север, восток и запад,
в бездну открытый люк,
меди окислый запах
с внутренней стороны
бёдер и с внешней – рая.
криком отделены,
криком же выбираем
жить. прорезаем в свет
мутные щелки зрения.
невесомости больше нет,
только лишь от-земления
краткие: вот берут
на руки, вот качают.
как-нибудь назовут.
будут не спать ночами.
вот понесли кормить,
мыть, пеленать… как странно:
человек человеку – нить
в узком ушкé пространства.
голода льнущий рот,
кожа на тёплой коже…
человек человеку выложен на живот
и ползет по нему, как может.
Про чай
заплесневелая заварка
седеет в чайнике. ноябрь.
и жизнь идет себе насмарку
по телевизору – моя.
легкодоступна и реальна,
да всё никак не протяну
к ней руку: чисто визуально
ее ласкаю, как луну.
переключаю, выключаю,
включаю снова, так и быть.
и даже не с кем выпить чаю,
и чайник незачем помыть.
Заполярное время
Магнитной стружкой снег летит на тьму.
Мой город бит любовью – белой оспой,
И больше не тождественен тому,
Где я жила-была на Комсомольской.
Ходила в школу, зá уши держа
Ушанку и ничком ложась на ветер;
Где рыскал бич в компании бомжа
И с ними – самый страшный – кто-то третий,
Вне зрения уловленный едва,
Крадущийся вдоль граней и излучин;
Где я впервые трогала слова –
Мой оберег, мозоль от авторучки.
Перебегала незнакомый двор.
Вставала, скрипнув крышкой, из-за парты.
Где солнце, выплывая из-за гор,
Мимозой пахло на Восьмое марта.
Где полудетский спрятанный дневник
Хранит мой почерк – никому на память…
Есть только ты, мой выросший двойник,
Да беглый шелест клавиш под руками,
Похожий на роенье костерка,
На треск пластинки, на сюжет романа.
И зябнут пальцы, и саднит слегка
Бесследная утрата талисмана.
Олени
Девочка на подоконнике гладит свои колени,
Словно они безрогие маленькие олени.
Там, за окном, – полярная,
Черная, как повидло,
Белая-непроглядная
Зга, но ее не видно.
Мама ушла за Сонечкой, папа в командировке,
А на оленьих мордочках есть и глаза, и бровки.
Грустно всегда быть маленьким,
Слушать, как вьюга воет…
Крепче прижаться лбами, не
Паниковать: нас трое.
Идеалы
Помнишь, мама, как ты рисовала
Идеальные женские лица,
Как лежало на белой странице –
И дышало – лицо идеала.
У меня были волосы. Косы.
Как я хмурилась, как наблюдала!
Идеальная линия носа…
Идеальная форма овала…
Лебединые контуры шеи…
Симметричные ниточки-брови
Над глазами. Твои Галатеи
Улыбались мне с той же любовью
Что и ты… А потом я давала
Имена им красивые: Белла,
Виолетта, Регина и Стелла.
И звала их: Мои Идеалы.
Невидимому другу
Здравствуй, мой милый друг.
Мой ненаглядный друг.
Я веду для тебя фейсбук,
Не покладая рук.
Я иду с ним, куда – не будь
У меня его, шла одна бы.
Он мой ласковый нежный путь,
Вставший на задние лапы.
Анимэ, рисованная душа,
персонаж из мультика Миядзаки.
Он ведет меня за руку – и шуршат,
вслед за нами смыкаясь, маки.
* * *
В тишине твои обои
так напоминают сад.
Сад притягивает взгляд,
не дает душе покоя.
В том саду туман высок,
так высок – не видно ног,
и растет на голой клумбе
фиолетовый цветок.
Он растет себе, не вянет,
неказист и одинок,
и зовет протяжно няню
чей-то детский голосок.
Тише, тише, Бог с тобою!
Бог бывает очень строг…
Помаши Ему рукою.
Подари Ему цветок.
* * *
То ли времени пружинка,
То ли вечности тоска,
Бьется жилка – старожилка
Поседевшего виска.
Рубишь ритм рукою – словно
Талисманом сделав жест.
За тобою слово в слово
Я спешу из этих мест
Умыкнуть себя – в тугую
Эвридиковую навь.
Ты люби, люби другую,
Но натянутой оставь
Эту ниточку меж нами,
Эту шелковую грусть.
Через жизнь твоими снами
Я пройду. Не оглянусь.
Кюрасао
человек високосного года,
неразменный герой новостей,
я стою у стеклянного входа,
у вращающихся лопастей.
мне сюда не войти и не выйти:
слишком быстро лопочет вода –
верлибрист перепутанных нитей,
конькобежец толчёного льда.
извините, простите, позвольте –
примерзаю к звенящей земле.
леденею тристаном в изольде,
в ясноглазом ее хрустале.
словно синий ликер кюрасао
или капля сапфира на свет…
напиши мне о самом, о самом
и на счастье повесь в интернет.
* * *
красиво удлинённые закатом,
ложатся на дорогу наши тени,
подростками, которыми когда-то…
а впрочем, никогда на самом деле.
а впрочем, вот же – инопланетяне!
и взгляд скользит, умея любоваться
рассеянно, беседе не вредя, не
мешая безмятежно предаваться
меланхоли́и (в сдвиге ударенья,
сдается мне, и кроется весь фокус).
так времени безвидное горенье
колеблет и расслаивает воздух.
и сумерки топлёные, как сливки,
вот-вот дождутся нужного наклона.
но мы от них укроемся на снимке –
две тени в хрупкой памяти айфона.
Время среди нас
Петра Калугина, Норильск, детство, а также Саша Черный, Тим Собакин и премия за самый удачный псевдоним
Время каждый день проходит парком. Константин Сомов. Спящая молодая женщина в парке. 1922. ГТГ
Петра (настоящее имя Татьяна) Калугина родилась в Норильске, окончила филфак МГУ. Живет в Москве. Автор нескольких поэтических сборников, большого числа публикаций в различных журналах. Хотя в литературе этот поэт присутствует уже более десяти лет (первый сборник стихов Калугиной вышел в 2004 году), ее стихи я открыл для себя только сейчас. Прочитав книгу «Изобретение радуги», я подумал, что Петра Калугина заслуживает специальной премии – за самый удачный в истории литературы псевдоним. Множество поэтов остались в памяти подавляющего большинства под своими вымышленными литературными именами. Например, Ахматова, Фет, Северянин, Андрей Белый, Саша Черный, Эдуард Багрицкий, Тим Собакин и многие другие. Но, пожалуй, только в этом случае псевдоним так ярко отражает поэтику автора. Стихи Петры Калугиной по форме вполне традиционны и классичны, как и итальянское имя Петра, но, так же как и фамилия Калугина, они не из далекого прошлого, а из дня сегодняшнего, из окружающей нас повседневности. В ее стихах не только постоянно встречаются такие узнаваемые атрибуты современности, как социальные сети, Интернет («Напиши мне о самом, о самом / И на счастье повесь в Интернет»). В них присутствует и огромный, засасывающий в себя десятки тысяч жизней город, выход в подвижное пространство которого – всегда шаг навстречу чему-то новому. Словно в сотый раз, лирический герой Петры идет все по тому же кругу мимо рассредоточенных по городу воспоминаний о неразделенной любви, о несбывшихся планах, провалившихся амбициозных замыслах: «Я иду, прекрасна и несчастна,/ Одинока (знаю: навсегда)./ Я иду пить кофе и общаться,/ Начинаться с чистого листа».
Тут есть и трогательные воспоминания о детстве: «Площадка, лестница, площадка,/ на лифте вверх, на лифте вниз…/ как будто чья-нибудь сетчатка/ запечатлеть стремилась жизнь/ в последний миг, но расслоилась/ На волокнистые слои, / На лег кую невы носимость,/ на круги дантова нии».
Она одновременно показывает сложность и запутанность внутреннего мира своего героя, наслоение рефлексий, их противоречие между собой и в то же время слегка иронизирует над ним, тем самым если и не решая каких-то существенных, волнующих всех вопросов, но помогая своему читателю пережить их, как бы подставляя плечо, чтобы вмести с ним нести этот груз. В стихах Петры (хотя лично мне имя Татьяна нравится куда больше) словно разлито наше время, запечатлен день сегодняшний. И ее поэзия, при всей своей традиционности и классичности, – плоть от плоти нашего времени. В отличие от шестидесятников ее стихи лишены общественного пафоса, тут нет лозунгов, она пишет о себе, о личном, но как-то так получается, что, погружаясь в свой внутренний мир, она находит в нем то, что волнует и кажется важным другим. Это «плавучая бездна» бессознательного, и тревожное осознание «неисчислимости» времени жизни, растворенное в том же времени мерцание «тщеславных мнимостей», которых так много присутствует в жизни каждого из нас.
 |
| Петра Калугина. Изобретение радуги. – М.: Водолей, 2016. – 100 с. |
Калугиной удается переплавлять в поэзию, в яркие красивые образы абсолютно все в окружающем ее бытии: «Удочки расставившая грусть/ Ловит взгляд на тень от мотылька»;/ «И летевшее мимо мгновение/ Посмотрело на нас в объектив». И даже когда Татьяна вспоминает о своем детстве в «Норильской балладе», кажется, что она рассказывает и о твоем детстве. Вместе с ее стихами читателю предоставляется уникальная возможность заново пережить наполненность и хрупкость раннего времени жизни, оставшиеся, как родной город для автора книги, за краем взрослого опыта: «Где полудетский спрятанный дневник/ Хранит мой почерк – никому на память… /Есть только ты, мой выросший двойник,/ да беглый шелест клавиш под руками».
Думаю, каждый читатель, найдет и свое отражение в зеркалах этих красивых, иногда даже завораживающих стихов:
Петра калугина поэт биография
Путь нубика
Уткнуться в тупик эмпирии,
как маленький пиксельный нуб.
Расплакаться — где же другие?
где вся наша группа, наш клуб?
Зачем я, поставленный в угол,
куда-то упорно иду,
Среди нарисованных пугал
буксую по рыхлому льду.
За некие грани и рамки
щемлюсь, как в заклинивший лифт.
… показать весь текст …
Скажи ему
Не разбирай кладовку в детской
Там тихий маленький двойник
Как мальчик умерший соседский
Как гуманоид не из книг,
А из рисунка на обоях
Потом ты вырос и ушёл,
А он остался за обоих
Надвинув глубже капюшон,
Вобравшись в хлам и в тени хлама
В душок лежалого тряпья
К нему тайком приходит мама
Небесконечная твоя
… показать весь текст …
Застыли башенные краны
Застыли башенные краны —
Жирафы и немного цапли,
Выходит окнами на стройку,
Как на сафари, летний вечер.
Дымится кофе, даль туманна,
По всем лакунам ойкумены
Разлиты лужицы заката,
Запечатлеть который нечем —
Айфон здесь явно не потянет,
Здесь нужен гений Левитана,
А всё, чем я располагаю —
Бессонный опыт левитаций,
… показать весь текст …
А я бы любила, когда бы могла,
Настырную осень, настойку тепла
В янтарно-рубиновой склянке,
Растрепанных листьев изнанки
На мокром асфальте, в оконцах воды,
Где свет фонарей поджигает следы
Недавно ушедшего лета:
Так надо, такая примета.
А я бы любила — и ветер, и дождь,
Когда бы забыла, что нас не вернешь
Друг другу, ни даже на вечер.
Ни даже на автоответчик.
И это — нормально, забудь, не дрожи
… показать весь текст …
Петра Калугина. Экспертный обзор. Сентябрь-2019
Прочитанный за один подход и в анонимном формате лонг – для меня это всегда соблазн говорить о каких-то общих тенденциях, совпадениях и расхождениях; рассматривать стихи как «части лонга», а лонг – как нечто целое, пусть эта целостность случайна и иллюзорна. Чем-то эта иллюзия мне важна, чем-то ее возникновение меня радует, и наоборот – когда ее нет, то нет как будто некой оси-основы, на которой всё держится. Ну, не всё, конечно, а только мое субъективное чувство лонга… не такое уж, на самом деле, бесполезное, как может показаться. В конечном счете оно помогает мне лучше увидеть каждое стихотворение в отдельности.
Итак, тенденции. Первое, что бросилось в глаза, это современная манера писать об осени и вообще о грустном: через каламбур, обыгрыш – речевой, интонационный, аллюзивный, какой угодно. «Просто грустно» в стихе сейчас бывает редко, сейчас в ходу меланхо-ироническая рефлексия, то есть всё тот же старый добрый постмодернизм в своих постоянно обновляющихся версиях. Так вот, большинство стихов сентябрьского лонга БЛК можно смело отнести к одной из таких подгруженных новых версий. То есть к неплохой, а местами и очень хорошей, современной поэзии. Давно чаемого и предрекаемого «преодоления постмодернизма» здесь пока нет, но и погрязания в его вчерашнем дне – тоже.
Да и стоит ли пытается его преодолевать? В нем плеснево-уютно, иссыра-тепло, мягко от трухи, наточенной древоточцами, и вообще приятно и безопасно, как в большом махровом полотенце. Первая же строка первого текста окунает нас в типичное для современного лирика-постироника состояние: а не спеть ли мне песню. «Напишу хоть что-нибудь…» Ага, догадывается читатель, стихи о стихах. Хуже: о выдавливании из себя стихов. Причем стихи наверняка будут плохие, на что указывает уничижительное «хоть что-нибудь».
Но автору этого мало, он добивает читателя: «Опишу как есть». То бишь, настраивайся, брат, сейчас я акынствовать изволю.
Однако дальше текст отворяется вовне, как резные створки ставен в ветхом, но красивом и определённо жилом доме, и у читателя появляется возможность в него выглянуть/заглянуть. И если читательской душе созвучна вся эта эстетика упадка и вырождения («вырождающийся ранет»), то у стихов есть шанс понравиться. Лично на мой вкус, с упадком перебор, ветшанием-запустением-умиранием злоупотреблено, минорные ноты слишком настойчивы; хотелось бы того же самого, но тоньше сделанного.
Хороша натуралистическая зарисовка с плесневелым батоном, вороной и воробьями, хорош паук в углу «вместо иконки», но вот сосед, который «втихаря выметает сор из избы под забор соседки» и при этом подбрасывает в костёр «что-то горькое», совсем неубедителен. Что горькое можно бросать в костёр? Засохшую редьку? Корень мандрагоры? Этот недобрый колдун-сосед как бы не отсюда, не из этого текста, и очень отвлекает от упадка и запустения.
Слепой кот, собравшийся умирать… ну не знаю, по мне так чересчур душещипательно, еще не нарочито жалостно, но уже близко к тому.
1. ЕЛЕНА ТАГАНОВА* «Осколки»
[* имена авторов в лонг-листе восстановлены ГР БЛК]
http://stihi.ru/2019/06/03/2988 отборочный тур для резидентов
Напишу хоть что-нибудь. Опишу как есть.
Как жучок-точильщик дом потихоньку ест
и тускнеет кайма на блюдцах.
Как размачивает плесневелый батон
в жестяном ведре ворона и как потом
воробьи за ломоть дерутся.
Как сухой листок выписывает круги
в теплой луже, и не нужно ему реки,
и не жаль ни себя, ни ветки.
Как сосед, весь день подбрасывая в костер
что-то горькое, втихаря выметает сор
из избы под забор соседки.
Как ржавеет гвоздь, забыв, для чего забит,
и паук в углу налаживает свой быт
вместо бабушкиной иконки.
Как алеет вырождающийся ранет,
и как дедовой чашки, памятной с детских лет,
я зачем-то храню осколки.
Как, с весны ослепший, трется о ноги кот,
извиняясь за то, что осенью пропадет.
Этот текст привожу полностью как самый насыщенный, пропитанный, аки бисквит ликёром, чувством бренности бытия. В остальных бренность дана не так плотно и обильно, но тоже присутствует. Лонг-то осенний, без мотивов осени никуда (осени календарной и метафизической).
Вторая отмеченная мной особенность текстов лонга – это вольное, беглое, ловкое владение языком аллюзий. Аллюзия перестала быть «серьёзным», намеренным приёмом, ею просто говорят – естественно и легко, как дышат. То есть, это впечатление естественности – результат авторских усилий, конечно. Но сами усилия не заметны, не торчат усами из текста, не раздражают. Разве что чуть-чуть.
13. АННА АРКАНИНА «скажи»
http://www.stihi.ru/2019/07/11/4366 номинатор международный поэтический клуб «Рифма»
такое лето в общем без затей
игрушка солнца раковина дней
до горизонта острая трава
рассветный луч разбуженный едва
по краешку бежит по волоску
скажи роса и мокро языку
вишневый вкус у приоткрытых губ
и сладкий поцелуй на берегу
прозрачных крыльев лепет стрекот грай
свобода только здесь ты так и знай
на острие рассветного ножа
скажи люблю научишься дышать
Тут нам и айтматовский пегий пёс, бегущий краем моря, и хрестоматийный лимон, от которого во рту кисло, и песенка советских лет – про сладкий поцелуй солёных губ. И, в общем-то, получилось неплохо.
Ну и третье, что мне показалось интересным и достойным упоминания: в современной лирике сочетание «природного» с «гаджето-виртуальным» воспринимается теперь (то есть давно уже) как нечто обыденное, само собой разумеющееся. Как и в случае с аллюзией, эффект парадокса, «приёма», уже утрачен. Что и неудивительно: реальность языка просачивается в поэзию и становится реальностью поэзии. К этому просачиванию глупо уже относиться с консерваторским неприятием, но и воспринимать «киберлексику» в одном ряду с берёзками, туманами, забрежинами и валежинами гладко и без запинки – такой навык тоже пока еще не наработан. По крайней мере, у меня. Нужно еще много тренировать глаза, чтобы развидеть инородное в некоторых словах, обозначающих предметы, с которыми я сталкиваюсь в жизни гораздо чаще, чем с забрежинами или даже с туманами.
В нашем осеннем лонге киберлексика присутствует в умеренном количестве (если не считать стих 2. «Человек играющий», полностью посвященный этой теме) и представлена всё же более менее обкатанными, адаптированными к поэзии словами: программа, настройки, гаджеты… ну «зафлажен» еще в последнем тексте. А еще есть сплит-система фирмы «Самсунг» и капсулы для кофе – тоже приметы времени, хоть и из другого ряда.
Это я всё к чему? К тому, что лонг как срез вполне себе состоятелен, актуален. Вмещает и отражает. Наверное, эту его со-временность, адекватность текущему времени, и следует считать той умозрительной и очень условной осью, на которую тексты тем не менее каким-то образом (по прихоти судьбы и принимающих редакторов) нанизались. На других площадках тексты нанизываются совершенно другие.
/Это был комплимент площадке БЛК, если что/
Ну а теперь, поговорив о среднестатистической температуре по больнице, скажем пару слов и о каждом стихе в отдельности. Что-то мне подсказывает, что авторам это более интересно.
1. «Осколки». Этот текст я уже разбирала выше. Вся ставка в нем сделана на красоту распада и умирания, и это слишком очевидно. Чуть-чуть поменьше бы этой очевидности. (http://stihi.ru/2019/06/03/2988)
2. JAG «Человек играющий»
http://stihi.ru/2018/10/09/3219 отборочный тур для резидентов
Интересна психо-культурологическая «игровая локация», в которой застрял герой этого текста. Пушкин/Толстой/Достоевский – с одной стороны, и стрелялка Quake с другой. Как представитель века двадцатого между ними одиноко болтается бравый Швейк… хотя это скорее не Швейк, а кто-то вроде пелевинского графа Т. или Принца Госплана. Но и от Швейка тут кое-что есть: задорная, разудалая форма подачи, этакое весёленькое проумру. А также про старость, про Альцгеймера и про одиночество (несмотря на внучку): хоронить-то героя будут только боты. Незатейливый четырёхстопный ямб (идеальный размер для детских стихов, а также для «бормоталок»), простые и в основном точные рифмы, наивный и как бы такой «дурковатый» стёб на голубом глазу… В подобной манере пишут сейчас многие, но не многим удаётся писать в ней так, чтобы быть похожим только на себя. Не всегда через нее выходят на узнаваемый авторский стиль (как, например, это сделал Игорь Куницын). Здесь, в данном случае, манеры пока больше, чем личности автора.
Петра Калугина: «Напиши мне о самом, о самом и на счастье повесь в интернет»
Сергей Алиханов
Петра Калугина родилась в Норильске. Окончила филологический факультет МГУ.
Стихи публиковались в журналах: «Знамя», «Октябрь», «Арион», «Новая Юность», «Нева», «Homolegens», «Русский переплёт», «Подлинник»; на порталах: reading-hall.ru, poembook.ru, stihi.ru и других ресурсах Интернета.
Изданы стихотворные сборники: «Твой город», «Круги на полях», «Изобретение радуги».
Автор психологического романа «Группа», издательство «Эксмо».
Творчество отмечено Золотой медалью «Победитель конкурса «Кубок Мира по русской поэзии — 2016».
Литературный обозреватель портала на «Кубке Мира по русской поэзии».
Член Союза писателей Москвы.
Особый тип образности, присущий поэтике Петры Калугиной, характерен новыми, необычными логическими связями, возникающими в привычной реальности.
Поэтесса словно предвидела, предвосхищала грядущую эпоху разобщённости, которая так внезапно, практически мгновенно вдруг наступила! И утопией такой гармоничной, милой и на самом деле уже достигнутой (!) окажется удаляющийся от нас мир, в котором — еще так недавно! — мы все жили.
Стихам Калугиной свойственна географическая и временная конкретность. Это тем сильнее ощущается, что в каждой ее строфе происходит сближение значений и сущностей до полного их совпадения. При текущей, неспешно разворачивающейся трагедии, и экзальтированный оптимизм, и остаточный — слышимый в дальних отголосках — социалистический пафос превращаются в пародию. Петра Калугина пишет об этом с особой, присущей ей грустной, всегда чуть ироничной интонацией: