петтер нортуг моя история глава 19
Петтер Нуртуг. Моя история
Часть шестая
Глава 66
Я проснулся от того, что свет бил в гостиничное окно. Наступил день после марафона. Я немного поел, оделся и отправился кататься на лыжах.
Лес стоял пустой и тихий, совершенно замусоренный. Все было разрушено. На некоторых деревьях еще висели экраны. Пара норвежских флагов еще развевалась. Я медленно пошел вперед, спокойно, коротко кивая изредка встречающимся лыжникам.
Лыжный ЧМ закончился. И что-то внутри меня изменилось. Как будто я вылез из берлоги после 6 лет спячки. Солнце на небе, ветер в лицо, люди вокруг меня – все ощущалось по-новому.
Голод, который всегда был со мной, с тех пор, как я был малышом, теперь исчез. Впереди два года без важных чемпионатов. Ночами я спал плохо. И каждое утро, открыв глаза, я на долю секунды вспоминал – я выиграл. Господи, говорил я себе, ведь я же выиграл 50 километров. А потом расслаблялся и вновь ненадолго засыпал. Я поздно вставал, завтракал. Четыре ломтика хлеба, пять яиц, фасоль, бекон и какао. Мне было на все плевать.
У меня больше не было стимула. Речь больше не шла о жизни и смерти, речь шла о комфорте. Я продолжал тренироваться, но не так, как раньше.
Я жил обособленно так долго, что у меня возникали проблемы при разговорах с людьми. Это было близко к тому, чтобы превратиться в социальную тревожность. Мне было даже немного противно встречаться с друзьями.
Пока я был в пузыре, я много не говорил. Теперь все было иначе. Все знали, кто я такой. Я не мог выйти на улицу без того, чтобы люди не подходили ко мне или не снимали на телефон. Как правило, без разрешения. Постоянно люди искали контакт, но я был пещерным человеком, только что вышедшим на свет.
Я продолжал тренироваться по старым программам 2 раза в неделю, и это был хороший рабочий ритм, но остальные 5 дней я просто лежал и спал. Я тренировался, когда хотел.
Я поехал на тренировочный сбор, я сделал работу, но все было не то. Это было почти болезненно. Я делал все, что хотел.
Если я хотел пиццу Grandiosa, я ел пиццу Grandiosa. Если я хотел фастфуд из Макдака, я ел фастфуд.
И хотя я продолжал думать, что постоянно встречаться с людьми неудобно, но я и тут бросал вызов самому себе. Я пытался принять ту жизнь, которую себе никогда не позволял. Поэтому я общался с людьми из лыжной тусовки и с друзьями в выходные.
Когда я рос, я никогда не был привлекательным. И те, кто видел мои детские снимки, знают об этом. Меня никогда не волновало, как я одет или как я выгляжу. Есть такие вещи, которые имеют значение только как часть жизни в обществе. Когда ты общаешься с другими людьми.
После ЧМ в Осло это изменилось. Я не мог из двери выйти, чтобы не получить предложение развлечься. Стоило мне выйти на пробежку, как уже через минуту подходила девушка и спрашивала, не поедем ли мы к ней домой. Или подходили две девушки и спрашивали, поеду ли я к ним обеим. В конце концов я пресытился, меня уже ничто не волновало. После полной изоляции я внезапно получил все возможности.
И вот мы завели свой собственный уголок для развлечений, который назывался Crash. В свободный период, в апреле, мы могли собираться там каждые выходные компанией по 15-20 человек. Меня никто не заставлял, я бывал там, возможно, раза два в неделю. Во время отпуска я также встречался со спонсорами. Ходил в кино с приятелями.
И я продолжал есть все, что хотел.
Я помню, как я приехал в июне на сбор в Согнефьелле. Народ начал подшучивать надо мной, как только я появился в дверях: «Эй, послушай, что ты с собой сделал?» Несколько месяцев с пятью яйцами, фасолью, беконом и какао на завтрак и чипсами во всех промежутках между приемами пищи начали сказываться. Я даже пил газировку.
Все, чего я хотел, это отбросить все серьезное и жить легко. Я хотел узнать, каково это, жить без обязательств.
Я встречался с Айлар несколько раз после праздника, завершившего ЧМ, и в некоторых газетах появились сообщения, что мы пара. Она заявилась в Det Nye и рассказала, что сделала аборт. Но журналист написал об этом так, словно не знал, кто был отцом, Атле Петтерсен или я. На то он и журналист. Это был удачный ход.
Разумеется, я бы никогда в жизни не стал бы сплетничать, что стал отцом. Никогда. Но в этом случае я могу точно сказать, что это был не я.
Сезон стартовал, и я провел несколько фантастических гонок. Я выиграл 10-километровую гонку в Куусамо. Я выиграл 30 километров в Давосе с преимуществом в 50 секунд. Выиграл масс-старт в Словении прямо перед Рождеством, выиграл в Оберхофе перед Новым годом и в Оберстдорфе в первый день Нового года. Я был третьим в общем зачете Кубка мира.И это было не потому, что я хорошо тренировался, а потому, что у меня была заложена очень хорошая база. После многих лет тяжелой работы я мог расслабиться и продолжить побеждать. И пока я выигрывал, я мог убедить себя, что я именно там, где мне и нужно быть. Ничто не подсказывало, что далеко не все так, как должно быть. Возможно, я не был так мотивирован, как раньше, но все же с нетерпением ждал новых гонок, особенно начала ЧМ в Валь ди Фьемме. Мне казалось, что весело продолжать быть лыжником, но мои установки и тренировки стали другими. Я тренировался меньше, но с большей концентрацией. Работал рывками. Возводил высотное здание на слабом фундамента. Все становилось немного лотереей.
Я проводил пару дней в неделю с друзьями, шатаясь по Грюнерлёкке и Акер Брюгге. Мы заходили в кафе и рестораны. В наших похождениях не было ничего грубого или рискованного, ничего, выходящего за рамки общения сверстников, но для меня все было в новинку.
И я продолжал есть все, что хотел.
Все меня понимали. И отец тоже, они все знали, что я тренируюсь. Он знал, что я сделаю все хорошо.
Наступила осень, и я начал радоваться приближению ЧМ. Я отдыхал на Гран Канария и, вернувшись домой, вдруг почувствовал, что выиграл все, что хотел. Оглядываясь назад, я понимаю, что мои проблемы начались уже тогда.
Однажды тренер сборной Тронд Нюштад отвел меня в сторону. Он был взволнован. Если работать так, как я тогда, то результат будет плохим. Я выслушал его, я даже согласился с ним, но мотивации мне это не прибавило.
Я все же усилил подготовку перед ЧМ, чтобы добиться хоть какого-то успеха. Я выиграл два золота и серебро. Золото на 15 километрах и победа в спурте над шведами в эстафете.
Я выиграл спринт в Драммене. Выиграл в Фалуне, и это принесло мне БХГ в этом сезоне. Сезон 2013 был очень хорош.
Но я знал, что за этим скрывалось глубоко внутри. Все рухнет, и это лишь вопрос времени.
Петтер Нуртуг. Моя История
Глава 20
На следующий день мы проснулись в цирке.
Телефон на ферме звонил сутки напролет, и все в норвежской журналистике, кто мог ходить или хотя бы ползти, собрались на дворе в Фрамверране. Я уехал в Мерокер, но они появились и там, стояли и ждали меня. Когда я отправился на тренировку, они пошли за мной, а когда отправился в магазин, они опять кинулись следом. Дома на ферме оставались отец и мама, которые в резиновых сапогах и рабочей одежде вышли к мычащим коровам и оказались атакованы толпой дураков, задающих вопросы. До этого дня в местной прессе обо мне кое-что писали, но сейчас это было нечто иное. И никто из нас не знал, как с этим справиться.
Отец показал им ферму, ничего не скрывая, и большинство из них ушло, тогда он закончил свои дела в хлеву, совершенно измотанный упал на диван и уснул. Через полчаса он проснулся от того, что над ним стоял парень с большой камерой. Это был фотограф VG, который вошел в гостиную и разбудил его. Он сказал, что забыл сделать снимок отца в хлеву, так что отцу пришлось встать, снова надеть рабочую одежду и сапоги и выйти, чтобы сделать фото.
За день до этого фермы не было на карте. Она была анонимна. Через день – здесь была пресса и туристы со всей Европы. Можно было их увидеть, сидя летним утром на веранде и наливая чашку кофе. Толкучка машин и автобусов, полных людей, которые желали сделать снимок.
В тот день изменилась не только моя жизнь. Изменилась жизнь всей моей семьи. Почти все лыжные эксперты выступали в СМИ и просили руководство сборной изменить решение, но безуспешно. Те стояли на своем. Говорили, что мои гонки на ЧН не были гонками международного класса, что я не могу считаться кандидатом на олимпийскую медаль. Сёргорд в интервью Nettavisen подчеркнул, что все 12 сборников, которых они отобрали, имеют более серьезные медальные шансы, чем я.
Со всей страны приходили сообщения. Люди хотели оказать поддержку. Как-то на ферме зазвонил телефон, это был звонок из Forsvaret (видеоблог на платформе You Tube – прим. перев.). Они просто хотели сказать, что думают о руководстве сборной. Папа потом сказал мне, что у него сложилось впечатление, что если бы он позволил, они бы начали материться. И где бы я не появился, будь то прогулка в Мерокере или поездка домой в Фрамверран, везде была пресса. В магазине люди подходили и хлопали меня по плечу.
И могло быть еще хуже.
Через 10 дней после ЧН начался юниорский Чемпионат мира в Словении. Мы должны были участвовать во всех четырех гонках- коньковый спринт, 10 километров классикой, скиатлон и эстафета.
Сначала я выиграл спринт.
Потом я выиграл классику.
Потом я выиграл коньковую дистанцию
Потом мы выиграли эстафету.
Я взял 4 из 4 золотых наград юниорского Чемпионата мира. Я стал чемпионом мира среди юниоров, и это случилось за 5 дней до Олимпийских игр.
В первой олимпийской гонке Фруде Эстиль завоевал серебряную медаль. Остальные гонки на Олимпиаде сложились для норвежской команды хуже. Даже эстафета прошла плохо. Фруде Эстиль был фантастическим классистом, но далеко не так хорош в коньке. Но, поскольку у Норвегии не было выбора, ему пришлось выйти на третий этап, коньковый. Это само по себе должно было стать основательной причиной, чтобы тренера сборной Кристера Сёргорда выгнали.
Фруде проиграл 45 секунд Пьетро Пиллер Коттреру из Италии. Финишер Туре Рууд Хофстад проиграл еще 27 секунд Кристиану Дзордзи на последнем этапе. Я видел это по телевизору. Было физически тяжело.
Дзордзи пришел к финишу в полном одиночестве. У него было такое хорошее время, что он смог поприветствовать соотечественников на трибунах. Норвегия оказалась на пятом месте, это был худший результат олимпийской эстафеты с 1988 года. Когда Игры были завершены, одна страна выиграла больше лыжных медалей, чем другие.
И я тут же решил. Это никогда не повторится.
В середине Олимпиады я решил поехать на Кубок Скандинавии в Эстонии. Я был первым юниором, выигравшим Кубок. Это означало, что я могу выступить на Кубке мира. И на этот раз никто не мог отказать мне.
На этой неделе я должен был показать, что я лучше всех, кто был на Олимпийских играх.
Петтер Нуртуг. Моя История
Я бегу.
Я перепрыгнул через ограждение и заскользил вниз по крутому, заснеженному склону, который исчезал за поворотом дороги, я бежал мимо машин, припаркованных на небольшой стоянке за гаражом, мимо сада с большим батутом, между двумя домами, стоящими рядом, по газону с пожухлой травой, и кровь стекает с моей руки и падает на снег.
Я продолжаю бежать, пока не добираюсь до задней стены магазина, иду вдоль витрины со стопками картонных упаковок, выхожу на асфальтированную дорогу, срезаю немного через детскую площадку с качелями, песочницей и турником, бегу мимо школы, перехожу с тротуара на тропинку, а затем вверх по Магнус Олдстедс вег, и вот я у своего дома. Достаю ключ, рывком открываю дверь, иду в ванную, включаю горячую воду и долго держу руки под струей воды. Должно быть, я видел себя в зеркале. И, должно быть, я упал и заснул.
Я не знаю, о чем я думал. Я ничего не помню об этом. Я узнал, что произошло, когда они пришли через несколько минут с собакой-ищейкой. Они выломали дверь, вошли и нашли меня.
Единственное, что я помню – небольшие проблески, фрагменты аварии. Два полицейских меня разбудили. Они вывели меня из дома. Я сижу на заднем сиденье полицейского автомобиля. Небо начинает светлеть. Мы едем на медицинский осмотр. Они осматривают мое тело. Берут кровь на анализ. Я снова сижу на заднем сиденье полицейского автомобиля. Затем все пропало и следующее, что я помню – пробуждение в изоляторе, сердце выпрыгивает из груди, меня переполняет чувство вины, и я знаю, что это конец.
Глава I
Лучше всего я помню из своего детства его руки. У него были сильные, толстые натруженные пальцы. Было видно, что это рабочие руки. Одна рука была короче другой. Это случилось из-за аварии. Он сам над этим посмеивался. Его спина была сгорбленной и не разгибалась из-за того, что он всю жизнь проработал на ферме. Он и на лесоповале работал до тех пор, пока мог. Лицо было суровым. Настоящий боец.
Он был моим дедом, но я называл его Бесте (Лучший). Всю жизнь он прожил на ферме с четырьмя братьями и сестрами. Моя бабушка, Беста (Лучшая), выросла на соседней ферме, и они в конечном итоге стали управлять фермой, хотя родители Бесты остались жить тут же.
Когда рос мой отец, дохода от фермы на все хватало, в основном занимались пашней и лесозаготовками. Но когда маленьким был я, мы перешли на молочное животноводство. Отец только что взял на себя управление хозяйством, а Бесте и Беста поселились в домике, стоявшем в 50 метрах позади фермы.
Ферма стоит на вершине холма, и от нее гравийная дорога скользит вниз к Байстафьорду. Ферма была старой, стены настолько плохо изолированы, что зимой мы были вынуждены жаться в середине дома, поближе к камину. На одной стороне двора стоял хлев с сеновалом на втором этаже. За исключением одной из сторон фермы, где был большой ухоженный и красивый луг, на котором паслись коровы, мы были окружены лесом. Поблизости жило не так много детей. А поскольку папа и мама большую часть времени занимались фермой, я был предоставлен самому себе.
У меня были старые часы Casio, которыми я пользовался, чтобы засекать время на каждом круге. Когда ОИ заканчивались, я переносил показатели в маленький блокнот. Ведь через два дня начинались новые соревнования, и все старые рекорды должны были быть побиты.
Зимой я устраивал для прыжков небольшую горку из снега. Я мог пробыть там целый день, и когда становилось темно, я закреплял на стене лампу шахтера, чтобы продолжать прыгать при ее свете.
Мы почти все время были изолированы от вех остальных. Я почти ничего не знал о Стайнхьере, и еще меньше я знал о том, что делается в Тронхейме. Несколько лет спустя одна семья переехала в дом внизу у фьорда, и у них был мальчик на пару лет старше меня. Он не увлекался спортом, но я был рад, что хоть с кем-то можно играть, и мы всегда были вместе. Но через пару лет они вновь уехали, и он исчез.
Но Бесте всегда был со мной. Каждое утро я украдкой выпрыгивал из окна и бежал вниз к его домику, потом мы вместе завтракали и обсуждали, что будем делать днем.
Бесте был из поколения, которое многое связывало с природой, так что это стало нашим обычаем. Он брал меня с собой собирать ягоды. В другие дни мы просто бродили по лесу, чаще всего в молчании, Бесте не любил говорить много. Мы могли пробыть в лесу несколько часов подряд. Для меня было важно быть с ним. Было в этом поколении что-то самодостаточное, особенное. Нам не нужны были слова.
Я многому у него научился. Он постоянно мне что-то показывал, как собирать клюкву и морошку, или как снарядить удочку, или как оглушить рыбу, которую мы поймали.
Весной мы с Бесте уплывали на нашей лодке, магазинчик был в кемпинге на Веннесхамн. У нас был мотор 9 лошадиных сил, мы уплывали в определенное место, где глушили мотор и спускали на воду весла. Здесь бывали только мы, вместе. Сгорбленный старик и я. Мы были лучшими друзьями.
Мне было все равно, в чем соревноваться, лишь бы соревноваться. Я занимался легкой атлетикой, бегал дистанции 800, 1500 и 3000 метров. Я прыгал в высоту. Играл в футбол. Встал на лыжероллеры. Бегал. Встал на лыжи. Перешел к лыжному двоеборью. Прыгал на лыжах. Начал заниматься биатлоном.
У меня была книга с календарем всех соревнований, и я всегда упрашивал маму и папу съездить. Я хотел попробовать все. Однажды мы взяли в аренду копье, чтобы я мог попробовать себя в соревновании по метанию копий. Один раз я должен был ехать в Берген на триатлон. Каждый раз, когда мама собиралась в Стайнхьер, я ехал с ней, и мы останавливались около легкоатлетического комплекса.
Я сам видел Бьорна Дэли, Томаса Алсгорда и остальных лыжников по телевизору, и потом я не мог усидеть на стуле и несколько минут, я хватал свои лыжи и убегал. Я хотел стать лыжником, но думал, что у меня нет такой возможности.
Я не знал, почему мне так важно было побеждать. Возможно, потому что у меня этого никогда не было. Я хотел это узнать. Узнать, каково это.
Но этого никогда не происходило.
Несмотря на то, в скольких соревнованиях я участвовал, я всегда проигрывал. Я думал об этом, когда вставал дома на ферме, когда ел хлеб с желтым сыром у Бесте и Бесты, пока пас коров, готовил завтрак на ферме. Я думал об этом, пока спускался к школьному автобусу, я думал об этом по дороге в школу, я думал об этом все время.
Я ни с кем не говорил об этом. Они знали, что я езжу на лыжные гонки и соревнуюсь, но однажды два мальчика в спортивной раздевалке говорили, что лыжные гонки – старый-престарый вид спорта и только старики им занимаются. Все знали, что они говорят это обо мне. Я был застенчив, поэтому я спрятался за выступом и ничего не сказал. У меня не было близких друзей, я ни с кем не мог поговорить, так что я стал жить двойной жизнью. Дома я соревновался сутки напролет, в школе же притворялся, что совсем об этом не думаю.
Так продолжалось все время. Я все рос и рос. Я хотел выиграть. Ничего более важного для меня не было.
Петтер Нуртуг. Моя История
Глава II
Был один парень из Эгге, пригорода Стайнхьера, который побеждал всех. И все говорили о нем. Звали его Эйстейн Богфьелльмо. Я никогда его не видел, но много слышал о нем. Эйстейн был немного старше меня, но так силен, что побеждал даже тех, кто был на несколько лет старше него. Кто-то говорил, что он победил даже 18-летнего шведского чемпиона.
Он был, конечно, колоссален. Огромный и мускулистый. Я был его полной противоположностью. Я был ниже всех. Тонкий, как спичка. Лыжный костюм не сидел на мне в обтяжку, а был похож на платье. Но я все равно знал, что поеду на соревнования, ведь я так любил ощущать на груди майку с номером. И после каждой гонки я пытался анализировать, стараясь выделить то, что мне пригодится в будущем, чтобы я мог стать лучше. Я держал все детали в голове, всю гонку, от старта к финишу. И анализировал, что я мог сделать по-другому. Я делал это после тренировок. Что я мог бы сделать лучше, чтобы был лучший результат.
Каждое воскресенье были гонки. И каждый раз отец ехал со мной. После гонки мы молча сидели в автомобиле. Я никогда не говорил о гонках или о чувствах, которые они во мне вызывают. Но он должен был знать, насколько они важны для меня, если я продолжаю в них участвовать. Он тоже участвовал в лыжных гонках, когда был маленьким, но Бесте установил правило, что в гонках можно участвовать только, когда вся работа на ферме сделана, а такого времени было мало.
Я думаю, это огорчало его. Возможно, это действительно так. И он хотел дать нам возможности, которых у него не было. По крайней мере, он всегда был со мной. На тренировках в будни, и на гонках в выходные. Он был со мной, всегда.
Гонки в Стайнхьере, Осене, Лесвике, Левангере. Мы не ограничивались Нур-Трённелагом, мы ездили и в Сёр-Трённелаг. Это были не только лыжные гонки, я постоянно участвовал и в соревнованиях комбинаторов. Каждые выходные, и всегда происходило одно и то же. 17 место, 23 место, 14 место, 32 место. Раз за разом. Потом мы молча сидели в серебристом универсале тойота Карина. Без слов. О чем мы могли говорить? Отец ничем не мог помочь мне в тренировках. И мы оба знали это, как и то, что до вершины очень далеко.
Однако мы никогда не думали, что я должен закончить. Это означало слишком многое. Единственная мысль, которая тогда была у меня в голове – как сократить разрыв между мной и соперниками. И, должно быть, отец знал это, он, похоже, решил не сдаваться, он должен помочь мне продолжать так долго, как я хочу. И поэтому он возил меня по всему Трённелагу, пока я сам не пойму, что дальше продолжать нет никакого смысла.
Вот так он и делал.
После того, как мой брат Томас подрос, он также ездил с нами. И так было, когда появился Эвен. Мы заполняли весь автомобиль беговыми лыжами, горными лыжами, палками, оборудованием. Томас сзади, Эвен в детском кресле, я впереди, отец за рулем, так мы выезжали на дорогу. Случалось, что мама ехала с нами, но чаще она оставалась дома и заботилась о ферме. Так что отправлялись одни парни. Каждые выходные – новая гонка.
11 место, 28 место, 17 место, 33 место.
А затем мы отправлялись домой на тойоте, проезжая красоты Нур-Трённелага, мимо старых ферм и пастбищ, окруженных горами и омываемых водой.
А когда мы приезжали домой, я прыжками скатывался на 50 метров вниз к домику, взлетал по лестнице к Бесте и Бесте, которые ждали меня за столом, полным еды. Здесь были фрикадельки, бифштексы из сайды с луком, оладьи из брюквы или голубцы, солонина. Всегда домашняя еда. Беста хорошо готовила. Когда она делала пончики, она не успевала приняться за новую партию, а я уже проглатывал первую. И стопки вафель. Вафли, заправленные красным соком смородины, которую собирали я и Бесте. На десерт иногда была красная и белая смородина с ванильным кремом, но она мне не нравилась.
Бесте нравилась передача Mot I brøstet. Мы садились послушать ее вместе. Он брал один наушник, а я второй. Бесте постоянно насмешничал. У него была кнопка на слуховом аппарате, которой он мог отключить любой шум извне во время передачи. И тогда он не слышал, о чем мы говорили. И когда он слушал Mot I brøstet, он так смеялся, что почти падал на стол. Я тоже смеялся, но не шуткам в передаче, я их не понимал, а тому, что смеется Бесте.
Беста сидела позади нас на диване и вязала.
О гонках я им всегда рассказывал, но их никогда особенно не интересовали результаты. Бесте на самом деле радовался тому, что я расту активным. Но я мог заметить, что иногда, когда я что-то объяснял, это было важно для него, его волнение было видно по языку тела.
Он и сам интересовался спортом. Он болел за Manchester United,и я начал болеть за Manchester United. Когда мы смотрели футбольные матчи, все остальное исчезало, все проблемы и жизненные неурядицы уходили вдаль, не было ничего, кроме того, что происходило на экране телевизора. И если у норвежской сборной был хороший шанс, он мог ругаться и стучать кулаком по столу.
«Ну-ну, это плохо, так делать нельзя», говорила Беста.
Но Бесте не слышал. Он ведь отключал кнопочку на слуховом аппарате перед просмотром телевизора.
Глава III
Однажды я услышал историю Эйстейна Богфьелльмо. Говорили, что он делал в свободное время тысячу приседаний в школьном дворе, пока остальные ученики стояли вокруг и смотрели на него. Я не мог перестать думать об этом. Как я мог победить того, кто делал тысячу приседов прямо в школе? С тех пор меня грызла совесть за каждую секунду, потраченную без дела.
По вечерам я лежал в комнате и думал о гонках, о том, где я сглупил, в чем я должен быть лучше. Ты не подвергаешься критике взрослых, когда ты так юн, все озабочены тем, что ты не должен стараться стать лучше, спорт должен быть просто развлечением, это взрастит молодежь и даст здоровый и полезный опыт. Но для меня это не было игрой. И когда я лежал в постели и прокручивал перед глазами гонку, я очень нуждался, чтобы другие критиковали меня. Но как бы я не старался проанализировать свои действия, как бы сильно я не желал, помощи не было.
Я продолжал проигрывать.
Однако должно было наступить время, когда у меня появились некоторые соображения. Гравийная дорога, которая шла от дома к фьорду, составляла около полутора километров. Она была крутой и шла изгибами к тому месту, где останавливался школьный автобус, чтобы подобрать меня. Каждое утро я спускался вниз с холма, а когда школьный автобус высаживал меня после обеда, мне приходилось подниматься наверх. Для меня это могло быть тренировкой. Так я начал бегать каждый день. На каждые 100 метров была установлена отсечка. Я решил, что я буду задерживать дыхание на протяжении двух отрезков, на третьем дышать полной грудью, а на двух следующих снова задерживать. Две сотни метров без дыхания, сто метров, чтобы раздышаться, затем снова двести метров с задержкой дыхания. Я выдерживал этот режим. Это было очень много, я чуть не падал в обморок, но я должен был это делать. Это было похоже на одержимость. Я должен снова помериться с Богфьелльмо.
Я никому об этом не рассказывал.
Из школы я вынес новый опыт. Каждый день я поднимал руку и просил разрешения выйти. Я быстро выходил из класса, бегом спускался вниз и мчался в бассейн. Это было небольшое помещение, и я знал, что оно не запиралось. Я входил и делал 20 отжиманий. Потом еще 20, а затем еще 20, а потом я бегом возвращался в класс. Я знал, что, так или иначе, я проиграю следующую гонку. Но я не думал о следующих выходных. И я не думал о тех выходных, которые придут за ними. Я смотрел на весь сезон. И на тот сезон, который придет вслед за ним. Если я продолжаю, думал я, то, что будет после этих сезонов? Что будет через 6 лет? Мне было 9.