пианист гленн гульд биография
Пианист гленн гульд биография
Из Википедии:
Гленн Херберт Гульд (англ. Glenn Herbert Gould, 25 сентября 1932, Торонто, Канада — 4 октября 1982, Торонто, Канада) — знаменитый канадский пианист, наиболее известный благодаря своим интерпретациям музыки Баха. В 1964 году он прекратил давать концерты и сосредоточился на звукозаписи своих выступлений.
Содержание
[убрать]
* 1 Биография
* 2 Творчество
* 3 Интересные факты
* 4 Награды и признание
* 5 Ссылки
* 6 Примечания
* 7 Аудиофрагменты
Гленн Гульд родился 25 сентября 1932 года в Торонто. Его родители — Рассел Херберт Гульд и Флоренс Эмма Григ Гульд — были музыкантами и с самого детства Гульда поощряли его музыкальное развитие. Первые уроки музыки он получил от своей матери, внучатой племянницы Эдварда Грига. С десяти лет он начал посещать классы Торонтской консерватории, занимаясь у Альберто Герреро на фортепиано и у Фредерика Сильвестра на органе.
В 1945 году Гульд впервые выступил перед публикой (как органист), на следующий год впервые сыграл с оркестром 4-й концерт Бетховена, в 1947 году выступил с первым сольным концертом. Вскоре он стал известен по всей Канаде благодаря своим выступлениям на радио и телевидении. В это же время он начинает сочинять музыку. В 1955 он дебютирует с концертами в США (Вашингтон и Нью-Йорк), и уже после первых выступлений ему предлагает контракт звукозаписывающая компания «Columbia Records». Первая его запись ― Гольдберг-вариации Баха (1956) ― имеет огромный успех у публики и критики.
В 1957 году Гульд совершил гастрольную поездку в СССР, став первым североамериканским музыкантом, выступавшим в Советском Союзе после окончания Второй мировой войны; в советских концертах Гульда звучала музыка Баха и Бетховена, а также много лет до этого не исполнявшиеся в СССР произведения Шёнберга и Берга. 10 апреля 1964 году Гленн Гульд дал в Лос-Анджелесе свой последний концерт, после чего навсегда отказался от публичных выступлений и сосредоточился на студийных записях и выступлениях по радио. Гульд снялся в нескольких документальных фильмах, посвящённых его творчеству, для французского, немецкого и канадского телевидения.
[править] Творчество
Репертуар Гульда был довольно широк, простираясь до композиторов-авангардистов начала XX века. Характерно, что в последнем своём концерте он наряду с Бахом и Бетховеном играл Кшенека. Высокую оценку получила сделанная Гульдом полная запись фортепианных произведений Шёнберга; он записал ряд редких фортепианных произведений Сибелиуса, Рихарда Штрауса, Хиндемита. В то же время к некоторым величайшим классикам фортепианной музыки Гульд высказывал резко скептическое отношение — в частности, он неоднократно заявлял о своей нелюбви к музыке Моцарта и Шопена (хотя в его репертуаре оба присутствовали). Главным композитором Гульда был, безусловно, Иоганн Себастьян Бах, а наиболее важным баховским произведением — «Гольдберг-вариации», которые он исполнял всю жизнь (две знаменитые записи «Гольдберг-вариаций» в исполнении Гульда датируются 1955 и 1981 годами). Из композиторов добаховской эры Гульд превыше всего ценил Орландо Гиббонса, называя его своим любимым автором.
Гленн Гульд обладал выдающейся пианистической техникой, которую принято отчасти связывать с его особой посадкой: Гульд считал, что очень низкая позиция над инструментом позволяет ему полнее контролировать клавиатуру. Гульд славился чёткостью туше даже при очень высоких темпах, особенно в полифонических произведениях. В то же время Гульд был резким противником развлекательно-виртуозного подхода к музыке, понимая музицирование как духовный и интеллектуальный поиск. Возможно, с идеей поиска связана и известная способность Гульда предлагать каждый раз различные трактовки одного и того же музыкального материала.
Гленн Гульд, инопланетянин
Автор: Вениамин Сапожников
…Неслучайно в детстве его чуть было не признали аутистом – он действительно был очень замкнутым ребёнком. Мало-помалу стало понятно, что это отнюдь не заболевание, просто это странное дитя «с другой планеты», места абсолютной гармонии, где вместо «доброе утро» звучит ми-бемоль-мажорное трезвучие, а вместо похвалы – до-мажорная прелюдия из «Хорошо темперированного клавира». Где во время длительных раздумий играют Альбана Берга, а когда надо помолиться – Баха. Эти его «странности», кстати, объясняют, почему впоследствии ему было глубоко наплевать на славу, деньги и общественные условности. Выражаясь возвышенно-патетически (что в его случае является чистой правдой), Гульд выполнял свою миссию, а не, скажем, делал карьеру, как большинство других, и одаренных в том числе.
Золотой ребенок
На него повлияла еще одна выдающаяся пианистка – Розалин Тюрек, много позже он признается в этом в одной из своих радиопередач. Действительно, слушая Розалин, понимаешь, что Гульд многое у нее почерпнул.
В тринадцать лет (!) то есть в 1945-м он уже заканчивает Королевскую консерваторию, причем с отличием, а в 1955-м едет в Нью-Йорк, где на студии «Коламбия Рекордс» записывает свою первую пластинку, которая станет его визитной карточкой: это как раз и были знаменитые «Гольдберг-вариации» Иоганна Себастьяна Баха.
Из России с любовью
1957-й, конечно, знаковый для нас год, начало Оттепели. И вот, впервые после Второй мировой, в СССР приезжает западный исполнитель, молодой канадский музыкант, который здесь никому не известен, о нем ничего не слышали даже профессионалы.
В Москве и Питере Гульд играл очень разную музыку – от Баха и Бетховена до Альбана Берга, представителя Нововенской композиторской школы. Его исполнение поразило не только любителей-меломанов, но и профессионалов: Нейгауз, блестящий пианист и великий педагог, которому тогда было уже под семьдесят, так написал об игре молодого канадца:
«Только огромнейший талант, большой мастер, высокий дух и глубокая душа могут так постигать и так передавать «старину» и «сегодняшний день», как это делает Гульд. Исполнение его как бы «перекинуло мост» от Баха к нашим дням».
Тут надо пояснить, что Гульд был не просто первым североамериканским музыкантом, который выступил в СССР после войны. Для нас особую ценность представляло то, что это посланец другого мира, иной исполнительской традиции, связь с которой прервалась много лет назад. Пребывать в культурном вакууме, в отрыве от мировых тенденций, в ситуации жесточайших запретов и ограничений – и вдруг услышать живьем свободного музыканта, гения, прибывшего будто с другой планеты! Явление сродни чуть ли не летающей тарелке, приземлившейся прямиком на Красную площадь…
Сам Гульд в беседе с Бруно Монсенжоном, скрипачом и по совместительству режиссёром документальных фильмов, как-то обмолвился, что в Ленинграде «спонтанно…прочёл лекцию, тема которой была обтекаема: «Музыка на Западе». По правде говоря, рассказывал я исключительно о Нововенской школе». Не удержавшись, Гульд иронически заметил, что иные пожилые профессора покинули зал, потому что им ЗАРАНЕЕ не предоставили его доклад (!). Зато молодые музыканты окружили его плотным кольцом, без конца задавая вопросы: «…люди, с которыми я беседовал, по сути, никогда не слышали этой музыки».
Левша
Тренинг Герреро? Влияние Тюрек? Или просто – гений?
Даже профессионалы, видавшие виды, были немало поражены его искусством. Блестящий пианист, учёный и педагог Михаил Аркадьев как-то сказал:
«Гульд показал, что сущность искусства – это экстремальность. Не мера, не античная мера: сущность западноевропейского искусства и русского искусства в перехождении, переступании границ, а не в нахождении в рамках границ. Всё, что находится в рамках границ – это некая подготовительная, очень существенная часть искусства, которая может даже продаваться в качестве такового, но подлинное искусство рождается, когда при создании формы совершенной происходит нарушение этой формы, экстремальный момент, переход за пределы, трансценденция и пре-ступление, грубо говоря. Гульд показал нам, в очередной раз, необходимость «экстремального» отношения к искусству».
Не больше, не меньше.
Альпинист
«Каждый человек творит в созерцании свое собственное божество».
Или, добавлю от себя, становится им.
«Гульд открыл нам роль «незвучащего» в музыке. Роль, энергетическую роль «незвучащего». Заставил нас обратить внимание на то, что значит управлять «незвучащим». Владение тем, что существует параллельно звуку… это практически самое главное. Жизнь «незвучащего континуума», когда пауза становится чуть ли не более главным, чем звучащее» (Михаил Аркадьев).
Кстати, Гульд был левшой, поэтому второстепенные партии, написанные для левой руки, ему давались легче, чем другим пианистам.
Для меня этот приём Гульда, демонстрация роли «незвучащего», лучше всего слышен в 3-ем до-минорном концерте Бетховена. Где он сместил все акценты, словно бы «вывернул» музыкальную ткань наизнанку. И вдруг вместо несгибаемого, упрямого Бетховена, живущего наперекор судьбе, которая «стучится в дверь» (мы же привыкли к такому образу) перед нами предстаёт совсем другой человек: более человечный и живой. Не «Медный всадник», а автор «Письма бессмертной возлюбленной»…
Босиком на сцене
Именно поэтому выступать вместе с ним было непросто.
6 апреля 1962 года маэстро Леонард Бернстайн, один из лучших дирижёров ХХ века, перед исполнением Первого концерта Брамса для фортепиано с оркестром, где за фортепиано на своём низком «детском» стульчике уже расположился Гленн Гульд, произнес речь:
«Вы сейчас услышите довольно, скажем так, неортодоксальное исполнение концерта ре-минор Брамса, исполнение, явно отличающееся от любого, которое я когда-либо слышал… Не могу сказать, что я полностью согласен с концепцией мистера Гульда, и тут возникает интересный вопрос: а что я тогда делаю за дирижёрским пультом? Я дирижирую, потому что мистер Гульд – такой основательный и серьезный артист, что я должен принимать всерьез все, что он задумывает, и его концепция достаточно интересна, так что я полагаю, вы тоже должны ее услышать.
Но по-прежнему неизменным остается вопрос, кто на сцене главный: солист или дирижер? …То один, то другой, в зависимости от того, кто участвует в концерте. Но почти всегда солисту и дирижёру удается договориться, с помощью уговоров, обаяния или даже угроз. И только один раз в жизни мне пришлось подчиниться совершенно новой, невозможной концепции солиста, и это был последний раз, когда я аккомпанировал мистеру Гульду (смех в зале). Но на этот раз расхождения между нашими взглядами настолько велики, что я чувствую, что должен был сказать небольшое вступительное слово. Так почему, повторюсь, я стою за дирижёрским пультом? Почему бы вместо этого мне не устроить небольшой скандал — найти замену солисту или позволить дирижировать вместо меня ассистенту? Потому, что я просто очарован, счастлив возможности по-новому взглянуть на музыку, которую мы столько раз играли. Более того, в исполнении мистера Гульда есть моменты, которые отличаются удивительной свежестью и убедительностью. В-третьих, потому что мы все можем чему-то научиться у этого выдающегося артиста, который является мыслящим исполнителем, и, наконец, потому что в музыке есть то, что Дмитрий Митропулос (греческий пианист и дирижёр – прим. автора) называл «спортивным элементом». Это фактор любопытства, авантюры, экспериментов, и я смею заверить вас, что работа с мистером Гульдом над концертом Брамса на этой неделе была настоящей авантюрой, и именно так мы сейчас и сыграем для вас».
Оскорбил Баха
…Тем не менее мне не хотелось бы, чтобы читатель думал, будто Гульд был «человеком в футляре», эдаким чудаком с кучей странностей, не чуравшимся разнообразных экстравагантных выходок. Хотя…
В другой раз, в 1963-м, для телешоу «Анатомия фуги», он взял и написал шуточную композицию для четырёх голосов и аккомпанемента. Композиция называлась «So you wanna write a fugue?» («Так Вы хотите написать фугу?»). Написанная по всем канонам классического «фугосложения», где даже слова подобраны так, будто иллюстрируют правила написания фуг, она содержала и вполне себе хулиганские строки, адресованные …Баху.
Воплощение музыки
Несмотря на имидж затворника, он все же имел любовные связи с женщинами – у него, например, был длительный роман с Корнелией Фосс, с которой они даже жили вместе. Корнелия, художница и скульптор, даже оставила мужа, известного дирижера, ради Гленна – говорят, несмотря на странности, его обаянию было невозможно противостоять. Недавно приоткрывшая завесу над «тайной» Гульда (что только о нем ни говорили) Корнелия не замечала за своим возлюбленным ничего «патологического», кроме, может, панического страха заболеть. По ее свидетельству Гульд был абсолютно нормальным человеком, обычным мужчиной, просто очень скрытным.
Мне кажется, не то чтобы скрытным, но внутренне исключительно чистоплотным – причем во всём, чего бы это ни касалось. Просто он никого не допускал в свой внутренний мир, и то, что Бруно Монсенжону удалось разговорить его – редкая удача.
Он был одержим стремлением к совершенству, не просто оттачивая каждый звук, но и каждый жест, максимально вкладывая себя в исполнение. Если не просто слушать, а ещё и смотреть на его игру, на его мимику и жесты, начинаешь понимать, что во время исполнения он становился единым целым не только с инструментом, но и с самой музыкой, которую исполнял. Можно сказать, что он сам превращался в музыкальную стихию, и музыка под его пальцами звучала так, будто композитор писал её персонально для него.
Подальше от толпы
Радость, свет, абсолют… Как он говорил, имея в виду Бранденбургский концерт: «Для Баха в музыке имела значение не окончательность, а просто радостная сущность бытия».
Он и сам так жил, в радости творчества, в постоянном чувстве гармонии.
4 октября 1982 года Гульд шагнул туда, «где рождается музыка». То есть завершил свою великую, не побоимся этого слова, Миссию.
На его могильной плите высечены первые такты «Гольдберг-вариаций». Половину своего состояния он оставил Торонтскому обществу охраны животных, другую половину – Армии Спасения.
LUX AETERNA, Вечный Свет
Как же без Баха, тем более в Космосе? Без «Хорошо темперированного клавира» в гениальном исполнении Гленна Гульда…
Действительно, гульдовский Бах – уже явление космического порядка.
Пианист гленн гульд биография
Вечером 7 мая 1957 года на концерт в Большой зал Московской консерватории собралось совсем немного народа. Имя исполнителя не было известно никому из московских любителей музыки, и едва ли кто-либо из присутствующих возлагал на этот вечер слишком большие надежды. Но то, что произошло затем, наверняка запомнилось каждому надолго.
Мы привели эту небольшую рецензию почти полностью не только потому, что она была первым серьезным откликом на игру канадского пианиста, но главным образом потому, что портрет, очерченный с такой проницательностью маститым советским музыкантом, как это ни парадоксально, сохранил свою достоверность, в основном, и позднее, хотя время, конечно, внесло в него некоторые коррективы. Это, кстати, доказывает, каким зрелым сформировавшимся мастером предстал перед нами молодой Гульд.
Заняв видное положение в когорте ведущих пианистов, Гульд несколько лет вел активную концертную деятельность. Правда, он быстро прославился не только своими художественными достижениями, но и экстравагантностью поведения, строптивостью характера. То он требовал от организаторов концертов определенной температуры в зале, выходил на эстраду в перчатках, то отказывался играть, пока на рояле не будет стоять стакан воды, то затевал скандальные судебные процессы, отменял концерты, то выражал недовольство публикой, вступал в конфликты с дирижерами.
Мировую печать обошла, в частности, история о том, как Гульд, репетируя в Нью-Йорке ре-минорный Концерт Брамса, настолько разошелся с дирижером Л. Бернстайном в трактовке произведения, что исполнение чуть не сорвалось. В конце концов Бернстайн перед началом концерта обратился к публике, предупредив, что он не может «взять не себя ответственность за все, что сейчас произойдет», но все же будет дирижировать, так как исполнение Гульда «стоит того, чтобы его услышать».
Вот эта разносторонняя и целеустремленная активность давала основание надеяться, что артист еще не сказал последнего слова; что и в будущем его искания приведут к значительным художественным результатам. В некоторых его записях, пусть очень неопределенно, но все же ощущалась тенденция отхода от тех крайностей, которые характеризовали его до сих пор. Элементы новой простоты, отказа от манерности и экстравагантности, возвращения к первозданной красоте фортепианного звука наиболее отчетливо видны в его записях нескольких сонат Моцарта и 10 интермеццо Брамса; игра артиста отнюдь не потеряла от этого вдохновенной свежести и своеобразия.
Гленн Гульд – человек, заставлявший музыку звучать по-своему
Музицирование – не дело состязания, а дело любви.
Гленн Гульд 
Гленн Гульд − чудаковатый гений
Вам доводилось слышать музыку, легко способную свести человека с ума, вогнать в транс, заставить забыть обо всем на свете? А если речь идет не о шаманских барабанах, буддистских мантрах или клубном техно безумных ночей?
В двадцатом веке было не так уж много людей, способных заставить «замшелую» классику звучать лучше, чем «Битлз», и один из них – пианист Гленн Гульд. Этот удивительный человек сумел заставить Баха, Бетховена, Моцарта звучать по-новому, как ранее и представить было нельзя.
Знакомьтесь, Гленн Гульд
Пару лет своей жизни будущий пианист Гленн Гульд вполне сумел прожить без музыки, наверняка к огромному разочарованию его отца-скрипача и матери, великолепно владевшей игрой на фортепьяно и органе.
Но вот уже в три года маленький будущий виртуоз начал проявлять свои незаурядные способности. А в пять безапелляционно заявил, что станет композитором и никем иным, при этом совершенно не стесняясь демонстрировать свои произведения и «интерпретации» (тогда еще именно в кавычках) всем окружающим – от родителей до уборщиц в доме.
Юный Гульд поступил в консерваторию в 10 лет
Представьте себе: угрюмый, нелюдимый, мрачный мальчишка, у которого врачи подозревали развитие аутизма, а сверстники сторонились – ведь он начинал плакать, если ему просто бросали мяч – совершенно менялся, когда речь заходила об игре на фортепиано.
Странный, чудаковатый Гленн Гульд только в музыке сумел найти свое призвание: в десять лет он поступил в консерваторию в Торонто, а в двенадцать написал свое первое крупное произведение, по «легенде» которого человечество уничтожалось, а на смену ему приходили животные. К шестнадцати годам он уже начал давать концерты, потрясая мир новым звучанием «наскучившей» классики.
Его музыка
Как пианист Гленн Гульд известен несколько странной, но виртуозной техникой и отказом на концертах сидеть на чем-либо ином, кроме старого стула, когда-то сделанного его отцом.
Виртуозная, своеобразная техника пианиста поражала зрителей
Но он больше чем пианист – этот удивительный человек был Музыкантом, именно с большой буквы. Гленн Гульд почитал рояль лишь за инструмент исполнения своей воли, не обожествляя, а «принижая» его роль; он отказывался играть Шопена, ибо в произведениях классика было мало простора для полета творческой фантазии интерпретатора, он учился создавать свою музыку из лучшего материала.
Получалось ли у него? Стоит спросить у огромных концертных залов в Торонто, Нью-Йорке, Париже, где люди рыдали, услышав гульдовское исполнение Баха. Не зря же именно пианист Гленн Гульд стал первым крупным западным музыкантом, который приехал в Советский Союз после Второй мировой и начала холодной войны.
Музыка Гленна Гульда славится незабываемым стилем, ритмом, единой стройной пульсацией; создавая записи своих произведений, маэстро перебирал десятки, а то и сотни вариаций, чтобы суметь представить миру истинное совершенство исполнения.
Гульд жил музыкой, он был избран ею, именно поэтому произведения композитора заставляют человека чувствовать ее живое дыхание и понимать такие глубины звучания, которые ранее были доступны лишь просвещенным музыкантам.
Пианист Гленн Гульд отдавал работе всего себя, учился, совершенствовался – и, наконец, сумел научиться играть, создавать музыку, звучащую в душе. Он как никто умел околдовывать зал. Его произведения сохранились в тысячах великолепных записей.
Приоткрывая железный занавес
Гленн Гульд, возможно, отчасти из-за своего чудаковатого характера был человеком, не признававшим границ; он в равной степени боялся публики в Монреале и в Нью-Йорке, а потому ему не столь уж принципиально было, где выступать. Именно поэтому маэстро стал первым североамериканским музыкантом, посетившим СССР.
В 1957 году в Москве на улицах появились плакаты «Выступает пианист Гленн Гульд», никому тогда в Стране Советов не известный музыкант. Очень скоро он вызвал фурор. Гульд сумел принести свое новое звучание Баха, Бетховена, малоизвестных в России Берга и Шёнберга в страну, имевшую достаточно своих талантов, пресыщенную Чайковским, Рахманиновым, рукоплескавшую гениальности Прокофьева и Шостаковича.
Среди этих громких имен в суровой державе, где еще не отгремели военные марши Второй мировой, Гульд не затерялся, он был принят и услышан, его музыка покорила простых советских людей и даже мрачных «пролетарских» критиков.
А немногим позже, вдохновленный СССР так же, как страна была впечатлена им, уже не пианист Гленн Гульд, но ученый композитор, он написал несколько серьезных трудов о музыке в Советском Союзе. Непредвзятым и незапуганным, в отличие от американских исследователей, взглядом канадца и просто виртуозного музыканта он рассмотрел судьбы многих российских и советских композиторов, тем самым раскрыв людям по другую сторону железного занавеса богатый мир русской музыки.
Его женщины
Гленн Гульд был нелюдим, он жил в захламленной квартире, куда отказывались приходить уборщицы, съедал всего лишь один омлет в день, вел ночной образ жизни, сторонился людей.
Всю свою жизнь маэстро, будто какой-то шпион, носил, даже в жаркую погоду, перчатки и плащ, опасаясь микробов и простуд. По тем же причинам он никогда не целовался, не обнимался, не жал руки (представляете теперь, как ему нелегко пришлось в СССР?).
Но истинный гений, каким бы странным он ни был, влечет окружающих, а эксцентричность лишь добавляет шарма. У Гульда прямо-таки отбоя не было от женщин.
А единственной настоящей любовью Гульда была художница Корнелия Фосс. Эта роковая женщина не приняла предложения Гленна, зато бросила своего законного супруга – тоже известного композитора, переехав в дом по соседству с Гульдом вместе со своими детьми.
Корнелия провела несколько ярких лет бок о бок с маэстро, стойко перенося его капризы, привычки, ревность, чудачества, приступы паранойи. Но в один прекрасный день женщина поняла: Гульд создан не для нее, он создан для музыки, рядом с этим человеком, подверженным приступам тяжелой меланхолии, будет невозможно растить детей.
Они расстались, а после смерти Гульда сохранилось письмо, адресованное неизвестной женщине, возможно выдуманной, а возможно… Корнелия никогда так и не прочла этого письма, заметив, что «Гленн перевернулся бы в гробу, если бы кто-то узнал его сокровенные мысли и больше того – эмоции».
Техника виртуоза, борьба гения
Как пианист Гленн Гульд прославился необычно низкой посадкой перед инструментом (да-да, все на том же старом отцовском стуле), неповторимым стилем, стройной пульсацией музыки, способностью играть так по-особенному, что любой другой, пытавшийся повторить это «звучание души», выглядел бы неубедительно.
Он не использовал педаль рояля, считая «вздором» дополнительные «технические» функции инструмента, зато играл на таких сложных клавирных как:
Композитор обожал Баха, Бетховена, доходил до «неклассических» авангардистов начала XX века, зато питал стойкую антипатию к Моцарту и Шопену. Его богом был именитый предшественник – Артур Шнабель.
Восхищался он и творчеством Святослава Рихтера, считая его не просто пианистом-виртуозом, а гением, умеющим подчеркнуть скрытые достоинства произведения, проводником в «параллельную реальность» каждого музыкального творения.
Гленн Гульд писал о Рихтере:
«Святослав Рихтер может довести контакт с инструментом до такого совершенства и подчиненности требованиям музыки, что физические параметры игры становятся незаметны; тогда и музыкант, и слушатель перестают обращать внимание на поверхностные факторы виртуозности и инструментального эксгибиционизма и полностью сосредотачиваются на духовной стороне исполняемого произведения».
Гульд был виртуозом, но гением он стал не благодаря таланту, а благодаря тяжелой работе. Всю жизнь маэстро обуздывал себя, побеждал экспрессию своей игры, добивался знаменитой пульсации, брал каждую ноту под тональный контроль.
Как в музыке, так и в жизни этот человек боролся с самим собой, постоянно эволюционируя, стараясь достичь идеала, создавая гульдовскую музыку, какой мы ее знаем.
Последний аккорд
Пианист Гленн Гульд ушел из жизни в возрасте пятидесяти лет 4 октября 1982 года. Музыкант Гленн Гульд остался с нами на века.
Его произведения отправились в космос: на борту «Вояджера», как часть послания внеземным цивилизациям, отправился гульдовский «Хорошо темперированный клавир» Баха. На земле остались люди, вдохновленные его концертами, великолепно исполненные записи, для создания которых он перебирал по двадцать вариантов исполнения различных участков произведений, книги, заметки, аннотации, фонды и школы его имени.
Не услышать «музыки для души», созданной Гленном Гульдом, – значит лишить самого себя частички красоты этого мира.