повилайтис владас ионо биография

Повилайтис владас ионо биография

В стародавние времена философские работы часто печатались в виде массивных книг с широкими пустыми полями. Философы читали работы современников, оставляли на этих полях свои комментарии и отправляли их друг другу с посыльными. Теперь все изменилось. Если философы и переписываются по своему — сугубо философскому — делу, то не с помощью книг, а с помощью электронной почты. Все это тем более актуально, что, например, в Калининград посыльного так запросто не отправишь.

Владас Повилайтис — доктор философских наук, работает в Балтийском федеральном университете имени Иммануила Канта. Он называет себя человеком русской культуры с литовской фамилией. Собственно говоря, именно русская философия и является его главным научным интересом.

Он занимается делом, которое вызывает у меня настоящее восхищение. Вероятно, это можно было бы назвать «популяризацией философии», хотя на самом деле это прояснение философской мысли, зачастую, надо признать, весьма путаной. На выходе — сотни 15-минутных роликов, в которых философы говорят с философами о философии.

Это по-своему удивительное зрелище. Люди, для которых философия не пустой звук, от имперцев до анархистов, от академиков до аспирантов, говорят о том, что их волнует: о русской философии, о счастье, об истории, о гендере, о политике и о многом другом, демонстрируя специфический жанр содержательного разговора, разъясняя суть понятий, которыми мыслители из века в век пытались изъяснить мир, раскрывая саму внутреннюю структуру мысли этих мыслителей. Короче говоря, так, как, мне представляется, и должна выглядеть достойная уважения метафизика. Но насколько это теперь — в наши-то времена — важно и актуально?

Об этом я и решил поговорить с Владасом, пользуясь, как и все, за неимением старинного фолианта с большими пустыми полями, обычной электронной почтой.

***


Андрей Курпатов: Над производством и сбытом информации работает, конечно, гигантская индустрия. И работает, надо сказать, отлично: информации вокруг нас много, она «вкусная», легкоусвояемая, плюс упакована красиво и хорошо рекламируется. Современные медиа — это такой большой информационный «Макдоналдс», а кругом — повальное информационное ожирение. Думаю, аналогия понятна. В результате — системное нарушение «обменных процессов», а «обменный процесс» — это, в данном случае, само наше мышление.

И вот я думаю о любимой мною философии. Тоже ведь информационный продукт, но, в отличие от телевидения и фейсбуков, сложный, неказистый, невнятный. Практическая ценность почти нулевая. При нарушении обмена вызывает несварение — изжогу, рвоту и мозговой запор с последующим геморроем. Причем лежит этот товар на самой дальней полке нашего шикарного информационного супермаркета. На его рекламу средств нет. Полежит еще чуть-чуть, а дальше «невидимая рука рынка» — и поминай как звали! Жили-были себе античные философы, а потом на тебе — демократия, потребление, хлеба и зрелища. В результате мозг оплывает и способен уже только к историям про бога-спасителя и шарахаться по катакомбам. Тоже вроде как аналогия.

Владас Повилайтис: За мировую философию я говорить не возьмусь, но если попробовать сказать от себя и начистоту, то мне кажется, что эта ситуация вполне себе закономерна. Что мешает нам представить мир без и после философии? Ты же сам говоришь, польза нулевая, те вопросы, ответы на которые искали в ней еще два-три столетия назад, почти все разобраны более шустрыми и въедливыми естественниками. Ну а после психотерапевтов с таблетками наперевес нам о смысле жизни как-то смешно заикаться даже.

Одна оговорка. Я тоже не философ, но историк философии, и в конце концов я смогу пережить, даже если выяснится, что философия не наука. Алхимия тоже не наука, а вот история алхимии — вполне приличная дисциплина. Не то чтобы я спешу на собственные похороны, но это следует иметь в виду.

У философии есть авторитет, и мы верим, что этот авторитет чем-то да оплачивается, что философия есть процесс, в котором истина сама свидетельствует о себе, свидетельствует непрерывно, из века в век. Но я живо представляю студентов, которые, читая древних и не очень, с почтением, конечно, и с уважением, иногда трусливо озираясь вокруг, думают: господи, зачем все это? О чем это они, о ком и, главное, для кого?

Так вот, сейчас в очередной раз все заканчивается. У нас нет языка, соответствующего моменту. И философия продолжает описывать «Макдоналдс» на языке греческой трагедии. LOL

Андрей Курпатов: Хорошо, я понял: историки философии не особенно переживают — отдает философия концы, и бог бы с ней. Чем-то мне это напоминает взгляд эволюционистов на процессы жизни: мол, оледенения и прочие климатические катаклизмы неизбежны, поэтому виды, конечно, временами пачками вымирают, но какая-то мелочь все равно остается, и что-то потом из нее обязательно вырастет. «Предназначенное расставанье обещает встречу впереди». Понятно.

Тогда у меня сугубо медицинский вопрос. Если что-то умирает, а ты прямо говоришь о смерти философии, у соответствующего процесса должны быть внешние (этиологические) факторы и внутренняя (патогенетическая) динамика. Поскольку же я даже не историк философии, а лишь праздношатающийся психиатр, я могу говорить только об этиологии этого умирания. Ну, мне кажется, что я что-то такое вижу.

Например, мне понятно, что из-за информационного давления вдумчивое мышление (как распространенная социальная практика) становится невозможным. Бурным цветом цветет информационная псевдодебильность, а это, я полагаю, философскому вопрошанию и разнообразным проблематизациям никак не способствует. Также я вижу, например, что «основные проблемы» философии разбирают по своим лабораториям эмпирические науки, например, нейропсихология (а я именно в ней вижу главного конкурента философской гносеологии и даже онтологии).

Соответственно, положение философии — с внешней стороны — становится затруднительным. Но ты историк философии и, может быть, объяснишь внутреннюю сторону дела, патогенез умирания философии в наши непростые времена?

Владас Повилайтис: Извини, что ответил на твое письмо не сразу. Получив твой вопрос, я подумал: ну, это легко, выкрою полчаса в самолете на ответ, этого хватит. Однако после того, как я раз, видимо, в пятый начал подходить к твоему «простому» вопросу, что-то подсказало, что даже для меня ответ не очевиден.

Как умирают философы, мы знаем, но как умирает философия? На что это похоже? Можно ли завести карту больного и фиксировать, как у него отказывают те или иные жизненно важные системы? Или нам будет казаться, что если время философии и заканчивается, то философам, подобно эльфам на последних страницах Толкина, пора садиться на корабли и плыть черт-те куда? И список этих кораблей, набитых обесценившимся философским скарбом, не то что до половины, а и на четверть никому не нужен. Или все будет как в детской книжке, где сказочные герои умирали, потому что дети переставали в них верить? Сложный вопрос.

Когда я говорю, что у философии нет языка, соответствующего моменту, я, наверное, не совсем точен. Языков и нас столько, что голова кругом идет — каких только философских проектов за последние лет тридцать на нашей русской почве не начиналось, каких только идей нам не прививалось и не пересаживалось. И нельзя сказать, что совсем без толку: кое-что прижилось, вполне себе живет и даже плодоносит. Но проблема в том, что даже самые свежие плоды эти никому за пределом профессионального философского сообщества не нужны.

Мы знаем друг друга (слава фейсбуку), спорим друг с другом (слава фейсбуку), вбрасываем новые идеи и обкатываем их, договариваемся о встречах и планируем конференции (вечная слава фейсбуку) — таким интегрированным на моей памяти философское сообщество не было никогда. Продукт, который мы стали производить, стал за последние годы значительно лучше, интереснее, только вот, кажется, он вообще никому не нужен за пределами нашей «корпорации монстров».

И тут вопрос: ты хочешь изменять свой язык, потому что мир изменился и надо сделать его более точным, или ты хочешь продать результаты своего труда хоть кому-нибудь, и в надежде, что люди к тебе потянутся, готовишься стать проще пареной репы?

Но это эмоции, наверное. Давай о симптомах.

Главный — в том, что философские тексты почти не читают за пределами профессионального сообщества. Я говорю даже не об обывателях, речь о представителях других университетских специальностей. Сегодня для того, чтобы успешно заниматься наукой в реальном университете, не нужно иметь целостную, связную картину мира. Она желательна, но только чтобы притупить когнитивный диссонанс, а в остальном почти никто, следуя хорошо прописанным исследовательским алгоритмам своих дисциплин, не сталкивается с необходимостью отвечать на принципиальные вопросы.

Современная наука, построенная как конвейер, не может позволить ученому принимать неэффективные решения. Над ним куча народу стоит и смотрит, чтобы он был эффективен и чтобы эффективность его эффективно становилась все более эффективной.

Оказалось, что технологии могут быть освоены, а основания, из которых они выросли, — забыты. Даже очень приличные философские журналы почти не имеют тиражей: 500 экземпляров — это ведь не тираж. Даже очень хорошие книги издаются по 200 штук, причем часто весь тираж так и оседает где-нибудь в дальнем кафедральном шкафу. И если твою книгу напечатали в 1000 экземпляров, то ты крут, а если тираж вдруг оказался распродан, то ты крут неимоверно. И если я утрирую, то самую малость.

Философы на самом деле очень любят козырять фразой, брошенной министром просвещения Ширинским-Шихматовым почти 180 лет назад, что польза философии не доказана, а вред от нее возможен. Так вот, нравится нам это или нет, но сегодня мы живем в мире, в котором уж чего-чего, а вреда от философии точно не предвидится.

Андрей Курпатов: То есть философия не столько умирает, сколько инкапсулируется. Внутри этой «корпорации монстров», как ты ее называешь, все вроде как неплохо, а вот ее коммуникация с внешним миром оставляет желать лучшего. Но можно ли считать это лишь проблемой языка? Да, «понимание» — штука сложная (могу сказать это вполне ответственно, поскольку сам я на этой теме, в некотором роде, специализируюсь). Но точно так же я знаю, что «трудности перевода» преодолимы, если собеседники действительно хотят добиться взаимопонимания. Пусть этот перевод никогда не будет предельно точным, на чем аналитические философы прямо настаивают, ну и что?

В конце концов, взаимопонимание, возможность передачи смысла — это ведь лишь вопрос согласования контекстов и наличия соответствующих мотиваций. Если я и мой собеседник находимся в разных контекстах, то, даже имея на руках соответствующие «толковые словари», мы друг друга понять не сможем. Сами о том не догадываясь, мы будем говорить о разных вещах. Так что да, конечно, нам прежде всего необходимо согласовать координаты: там ли мы оба находимся и о том ли мы оба ведем речь? Кроме того, мотивация: если я не уверен, что мой визави знает что-то, что может быть мне нужно и полезно, то зачем мне вообще утруждать себя попытками понять, о чем он говорит?

Это я так аккуратно подхожу к своему основному вопросу об «основных вопросах философии».

Если они изучают нечто, что действительно того стоит, то есть озадачены тем, что актуально нашему времени, фактическому миру и современному познанию, то это не может не вызвать интерес вне пределов «корпорации», ну хоть в каком-то виде, хоть как-то. То есть, может быть, дело не в отсутствии мотивации у представителей иных «корпораций», а в контексте — в состоятельности тех вопросов, которыми заняты философы?

Владас Повилайтис: Ну вот, я так понимаю, мы и добрались до главного. Ты говоришь, что философия не задает актуальной повестки. Добавлю, что даже художники со своим акционизмом вызывают больший отклик и в медиа, и в социуме, чем самые радикальные философские построения. Философов не понимают и не принимают всерьез. Они не нравятся, и они не интересны. Но, прежде чем в очередной раз по старой русской традиции, задрав штаны, побежать за народом-богоносцем, воспитанным в недрах пионерской и комсомольской организации, прежде чем снова начать бубнить про то, что народ всегда прав, а наш родовой грех в том, что страшно далеки мы от народа, давай просто спокойно взглянем на ситуацию со стороны.

Нас не хотят. Точнее, не хотят массово, не можем мы сформулировать ту потребность, которую с нашей помощью общество конвейерным способом могло бы удовлетворять. Точнее, может быть, и можем, если попробовать, но проблема в том, что пробовать как раз и не хочется. Я думаю, ты понимаешь почему. Философия не должна превращаться в интим-услугу, где клиент всегда прав.

Хотя проблема, конечно, есть. Если в столицах да в десятке крупных университетских городов жизнь еще идет, то в провинциях, у моря или еще где, очень часто вместо актуальной философии студентам преподают все тот же «краткий курс», что и 30 лет назад. Это проблема, но проблема, не решаемая извне и за 15 минут. Потому что информацию сегодня найти можно — проблема не в этом. Проблема в том, что у публики даже нет потребности ее искать. Она не ищет ответов, потому что не видит вопросов.

Если лет двести назад философия еще могла быть выгодно обналичена (допустим, через идеологию и естествознание), то на сегодняшний день появились другие, более выгодные способы конвертации времени, потраченного на мышление, в успех. Минуя вопросы. Тактика победила стратегию. Не надо принимать судьбоносных решений, ты всегда рискуешь малой ставкой и всегда в плюсе. Математика.

В философии слишком велик риск ошибки, риск неэффективного использования средств. Философия всегда убыточна, и поэтому она абсолютно не нужна системе, но может пригодиться человеку, которого эта система то ли создает, то ли пожирает.

Я не знаю, сегодня философия почти забыта, потому что говорит не о том, или потому что те, с кем она говорит, не в состоянии понять мысль, которая уже не может быть выражена проще. Я действительно не знаю.

Но я не ответил еще на один вопрос, который если и не прозвучал, то однозначно подразумевался: зачем заниматься философией сегодня? Разве сомнением, возведенным в принцип, философия не отменяет сама себя? Я бы мог сказать тут нечто ожидаемое — про критическое мышление, про рост рациональности. В учебниках целые параграфы написаны про то, что без философии нельзя. И это неправда. Без философии можно. Можно без ножей и вилок, можно без книг, без стихов и картин, без музыки и театра. Без всего этого можно, и я не удивлюсь, если кто-то считает, что нужно.

Источник

Клайпедская ассоциация

российских граждан

Владас Повилайтис — молодой философ России

Говоря о своём геополитическом величии, Литва может позволить быть невменяемой; для России это непозволительная роскошь

Литовец, живущий в России, «потенциальная пятая колонна»,кандидат философских наук Владас Повилайтис высказал «NewsBalt» свой взгляд на тему поиска государственной идеологии в России.

Мать-Россия привыкла подозревать своих детей, однако подлинной причиной подозрений во всех реальных, а чаще, мнимых грехах, является абсолютная идеологическая немота федерального центра, на фоне которой любой местный писк отдаётся громом, после которого на нас, вопреки всем законам природы, сыплются молнии.

В силу определённых причин к этому вопросу у меня глубоко личный интерес. Связано это с тем, что для родной публики я, в первую очередь, литовец, живущий в России, потенциальная пятая колонна; в Литве же мне говорили, что я — русский человек с литовской фамилией, империалист и рука Москвы.

Именно потому, надеюсь, у меня есть шанс рассмотреть эту ситуацию если и не объективно, то хотя бы немного со стороны.Власть постоянно говорит о том, что мы живём на линии фронта: достаточно вспомнить как, совсем недавно цитируя Лермонтова, премьер-министр РФ предлагал нам сложить наши буйные головы под Москвой (кстати, получается, что если Москва на линии фронта, то Калининград вообще в тылу врага). Но я думаю, что если речь идёт о войне, то война эта больше похоже на торговую, когда противники не убивают, а навязывают товары и услуги.

Что предлагает мировая закулиса? Идею общеевропейской интеграции. Конечно, можно говорить о том, что все эти декларации не более чем слова, которые зачастую противоречат реальной политической практике. Однако идеология — это товар, который продаётся и покупается сам по себе.

И в этом смысле западно-либеральный проект является привлекательным товаром: большинство с удовольствием инвестируется в идею, согласно которой все люди имеют равные права, человек стоит выше государства, нормы закона обязательны для всех, а твои успехи зависят только от твоих талантов.

Независимо от цвета кожи, национальности и места проживания этот товар будет востребован. Конечно, многое зависит от раскрутки и пропаганды этого проекта, но повторюсь – он очевидно привлекателен сам по себе для огромного количества очень разных людей.

И вот мы ждём ответа, так сказать встречного предложения. Русского ответа, который мог бы многое объяснить. Ждём и никак не дождемся.

Сегодня не решается, на мой взгляд, главная задача: надо не только пугать, но и предлагать более эффективную замену. А вот с этим у нас беда. Несмотря на то, что около 40% россиян считают, что у России особый путь, особенности этого пути мало кому понятны. Что мы слышим?

Мы слышим, что Россия встаёт с колен (правда процесс этот затянулся на десятилетие), что злобные «америкосы» нас ненавидят и делают нам всё назло (долго и безуспешно пытался я дождаться в выпусках CNN новостей из России – видимо их ненависть к нам так сильна, что они о нас даже сказать не могут – слюной захлёбываются), что у нас особо тонкая душа…

Кто в здравом уме купит этот винегрет, кто сможет загореться этой идеей?

Маргинализация нашей внешней политики, громкие заявления, и почти всегда следующие за ними тихие сдачи ключевых позиций – всё это проявление той же исходной идеологической немоты. Мы молчим не потому, что держим паузу, а потому что нам нечего сказать, хотя мы и делаем вид, что уж в случае чего мы за словом в карман не полезем (пример – многолетнее художественное молчание по поводу перемещения из Калининградской области в большую Россию по загранпаспортам.

Полагаю, что для демонстрации своих христианских добродетелей наш МИД выбрал не самый подходящий сюжет).

Один из моих знакомых по поводу написанного не без иронии заметил: «Заменим Россию на Литву, а амеркосов на русских, и получим ту же соседушку-Литву». Верно ли это? Я думаю, что более чем. Проблема в том, что геополитическое величие Литвы – это плод её же больной фантазии, досаждающая литовскому сознанию историческая химера.

Для России же возвращение статуса хотя бы региональной сверхдержавы — необходимое условие выживания в современном мире.

Литва может позволить себе быть невменяемой, это её личное дело. Для России это непозволительная роскошь. В конце концов, мы не обязаны побеждать на всех чемпионатах по внешнеполитическому идиотизму.

Мы находимся в ситуации, при которой наши претензии должны быть подкреплены идеологическим товаром, который мог бы быть востребован не только Россией, но и тем геополитическим окружением, на которое распространяются наши амбиции. Надо предложить себе и миру что-то посерьёзней, чем предположение «что нам завидуют, и потому – ненавидят».

Если вы помните, несколько лет назад был популярен лозунг «План Путина – победа России». Лозунг хороший, нарядный, хлёсткий, но в чём этот план заключался? Наша государственная машина не изволила додумать этот вопрос до конца. А там, где додумала – лучше бы этого не делала!

Так недавно на самом высшем государственном уровне на место официального идеолога нам сватали умершего в 1954 году Ивана Александровича Ильина – одного из крупнейших консервативных мыслителей русской пореволюционной эмиграции. Сам по себе Ильин – фигура яркая, самобытная, заметная, однако, даже для эмиграции, по своим взглядам – довольно специфическая.

Именно его цитировали высшие государственные чины, именно его монархические (!) идеи полагали крайне значимыми и важными, именно в их тумане пытались разглядеть черты будущей России.

Представьте себе современный глобальный мир, прагматичный и технологичный, мир в котором царит даже не политический, а промышленный шпионаж, и попробуйте найти в ностальгическом монархизме и изрядно запылившемся славянофильстве ответы, на вопросы, которые важны обывателю.

Ничего не выйдет. Нельзя заниматься программированием на языке летописей. Я ничего не имею против летописей, но древнерусский – это даже не бейсик.И причина всех этих неудач и нелепостей в порочной установке, с которой наше государство относится к своим гражданам: что бы там не говорили власть, рассматривает народ, как ресурс или обременение.

Оно словно глухонемой, продающий на перекрёстке российские флажки на присоске (made in Chine). Любишь Родину? Давай сто рублей.

Даже когда нам норовят помочь, то стараются это сделать без нашего участия. Государство нам не доверяет: не доверяет нашему уму, способностям, талантам.

И это тотальное недоверие и есть реальная идеология современной России. Мы одни из крупнейших производителей нефти, газа и паранойи. На том стояла, стоит и стоять будет Русская земля.

Справка «NewsBalt». Владас Повилайтис, 39 лет. Окончил исторический факультет Калининградского государственного университета. Кандидат философских наук, доцент кафедры философии Балтийского федерального университета им. И. Канта.

Сфера интересов: история русской философии, философия история и культура русского зарубежья. Автор более 40 научных публикаций. Гражданин Российской Федерации, сознательно не оформляющий литовское гражданство.

Автор статьи: Кандидат философских наук Владас Повилайтис специально для «NewsBalt».

КОММЕНТАРИЙ Анатолия ЛАВРИТОВА:

-Автора могу похвалить за начальные успехи в научной деятельности!Думается, что он уже созрел говорить об ИМПЕРСКОМ СОЗНАНИИ И МЫШЛЕНИИ, свойственном всякому русскому человеку — гражданину России всех времен!

А это — осознание своей принадлежности к громадным просторам своей Родины, ее несметным богатствам, к населяющим ее народам и народностям, к ее многонациональной культуре и ПОИСКАМ СМЫСЛА ЖИЗНИ.

И это всегда проялялось и проявляется в критическом отношении к свои правителям, в строгих оценках их деятельности и вечному поиску духовных ценностей!

Тем самым они отвергают изоляционизм Запада с его потребительским отношением и расчетливостью («ты — мне, я — тебе»).

Хочется только пожелать Владасу задуматься, а поймут ли его простые литовцы, не говорящие по-русски? Что элитная интеллигенция, слабо изъясняющаяся по-русски и свысока относящаяся к простым людям, его не поймет и осудит, я уверен. Поэтому и протягиваю ему руку дружеского приветствия.Дерзайте, молодой человек, постигая с помощью науки вершины человеческих знаний!

Источник

Повилайтис владас ионо биография

— Сегодня цифровая среда, окружающая нас, выместила аналоговую. Для целого поколения Youtube становится главным источником информации, а телевизор исчез как явление. Мир существует по одним законам, а система образования и просвещения — по другим. Причина ясна, образование есть передача накопленного багажа знаний, традиции, опыта. Но передавать всё это в старой форме стало невозможным. Сохранив старую форму, мы рискуем потерять содержание.

В цифровом сегменте способ потребления информации тоже стремительно меняется. С момента начала проекта в 2014 году доля аудитории, которая смотрит наши ролики с мобильных устройств, выросла в 2 раза — с 20 до 40 процентов. Мы изначально адаптировали сайт, на котором публикуем новые материалы, под смартфоны. Если не учитывать все эти вещи, то очень быстро становишься жутко архаичен — и тебя не слышат, ты говоришь в пустоту.

— Конечно, в интернете есть огромная иллюзия того, что ты говоришь всему миру. Ты стоишь на сцене, на тебя падает свет, и кажется, что зал полон. Но ты присматриваешься и понимаешь, что в зале — только родные и близкие. И больше никого нет. В интернете очень легко быть неуслышанным, очень сложно — быть услышанным.

В этом смысле, если ты занимаешься образованием, ты должен делать это качественно. Когда мы выкладываем очередной ролик на Youtube, мы конкурируем не с другими вузами, не с Высшей школой экономики и МГУ. Мы конкурируем с котятами, мы конкурируем с рэп-баттлами. Не с таким же образовательным контентом, но с в разы более мощным оппонентом.

Моя изначальная установка была следующая: не надо делать вид, что мы умнее всех. Люди-то не идиоты. Возьмём правила, по которым функционирует Youtube, и будем делать наш контент по этим правилам. Они простые: короткая продолжительность ролика, 10-15 минут. Эмоциональность подачи. Личная заинтересованность. Экспертиза. Живая речь. Внятная позиция. Необычный контент. Подлинность. Качественная, но по возможности недорогая картинка. Всё то, за чем люди ходят на Youtube.

— В глобальном аспекте она небольшая. Но если от всей интернет-аудитории России, которая оценивается в 60-70 млн человек, мы получим хотя бы десятую долю процента, это будет огромное количество людей. 1 процент — это 600 тысяч. Никакой научный журнал, никакая академическая программа по телевизору не в состоянии получить такую аудиторию. Миром сегодня правят микрогруппы, а сеть позволяет быстро и эффективно собирать такие микрогруппы и «продавать» им контент. Мы делаем медиапроект, пусть и специализированный, и делать его нужно по законам медиа.

За 3 года существования проекта наш контент собрал более миллиона просмотров. Просмотры у конкретных роликов разные, но есть и такие, которые набрали 30-40 тысяч, а есть и 100-150 тысяч. Надо понимать: это очень специализированный контент, и миллион для нас — это очень много и полезно. В университете учатся несколько студентов, которые решили поступать на философию, посмотрев наши ролики.

Источник