позор в школе истории
«Мы завалили её в сугроб, накормили снегом и пнули»: 4 истории школьной травли
Толстый мальчик, нескладная девочка или та, которая отличается от всего класса. Ябеда. Причин, почему дети обзывают и не любят друг друга, множество. И обычно у зачинщиков есть оправдание. Рассказываем истории четырёх людей, которые в школьные годы травили своих одноклассников, и что они сейчас об этом думают.
Варвара, 21 год
У нас в классе учился мальчик Андрей. Он был пухленький, часто болел и не появлялся в школе. У него не было друзей, но он навязчиво старался со всеми подружиться. С пятого класса все стали замечать, что Андрей очень надоедливый. Особенно он лез к девчонкам: писал эсэмэски, его мама могла звонить мамам девочек, которые ему нравились. Естественно, в классе над ним все смеялись.
Однажды у нас был медосмотр, мы не смогли прийти на урок английского. А он единственный пошёл. На уроке задали домашнее задание, о котором Андрей нам ничего не сказал. Мы получили двойки. Потом, в классе восьмом, «спалил» наших мальчиков, что они курят. Одноклассников вызывали к завучу. Были большие разборки. Мы могли всем классом не сделать домашнее задание и говорить, что нам ничего не задавали. Андрей демонстративно объявлял, что мы врём, а он всё сделал.
К старшим классам его уже просто откровенно не любили, класс постоянно делал с ним смешные картинки и выкладывал в соцсетях
Мы снимали его на видео. Например, как он ест или делает какие-нибудь упражнения на физкультуре, накладывали музыку. Однажды мы нашли его анкету в группе для знакомств. Тоже тогда все смеялись.
После девятого класса Андрей перевёлся в параллельный класс. Думал, что всё изменится, но там стало только хуже. У нас над ним все и смеялись, но внутри коллектива. Даже те же видео мы выкладывали в закрытых группах, где, кроме наших одноклассников, никого не было. Там уже было всё гораздо жёстче. Пацаны были прям агрессивные, и они просто не давали ему прохода.
Сейчас Андрей ведёт себя очень странно. Может писать нам в социальных сетях, спрашивать, как дела, но не здороваться при встрече. В университете, насколько я знаю, его тоже не приняли. Он ни с кем не общается. Раньше я не задумывалась о том, что мы вели себя как-то неправильно. Мне казалось, что Андрей сам виноват, что всё так складывалось. Но когда сейчас проговорила это вслух, поняла, что мы вели себя отвратительно.
Таня, 21 год
Это было в седьмом классе. С нами училась девочка Женя. Она была высокая и какая-то нескладная, родители пенсионного возраста. Женя почти ни с кем в классе не общалась, сидела всегда отдельно где-то в углу.
Наш класс состоял в основном из девочек, и был так называемый актив — самые крутые. Я была среди них. Мы тогда много веселились, пили, курили — в общем, развлекались как могли. До нас дошли слухи, что Женя плохо отзывалась о нашей компании: называла алкоголичками и девушками лёгкого поведения. Это задело.
Мы начали подговаривать одноклассников с ней не общаться. Помню, мы сидели в кабинете, она — в другом конце класса, и мы специально начали её очень громко обсуждать. Потом решили записать видео и распространить его среди одноклассников.
Самый жёсткий момент был, когда мы толпой ругались с ней на перемене. Нас было много, мы наорали на неё, а она расплакалась. Помню, что стало её жалко
Это всё длилось пару недель, а потом мы с ней просто перестали общаться. Она стала изгоем. До конца девятого класса с Женей никто не разговаривал. Даже её подружка, которая была с ней с начальной школы и первое время старалась её как-то защищать, в итоге встала на нашу сторону.
Женя ушла из школы после девятого класса. Мы с ней жили рядом и иногда встречались на остановке. Я к ней подходила, спрашивала, как дела, она нормально мне отвечала. Сейчас я не знаю, что с ней и где она. Несколько лет назад, когда вспоминала эту историю, мне было стыдно за своё поведение. Сейчас я уже это пережила.
Стас, 20 лет
Я учился в сельской школе. В классе была девчонка, которая очень от нас отличалась: смотрела аниме, слушала Tokio Hotel, красила волосы во всякие цвета. Со школьными предметами у неё было не очень. Мы называли её «антивирус». Её и некоторые учителя не принимали, могли говорить, что она не очень умная.
Сначала с ней просто никто не общался. Она никак не реагировала, нас это бесило. Это был класс пятый-шестой. Начали над ней подтрунивать, обзывать. Подкладывали всякую фигню на столы, расписывали тетрадки, кидали её пеналом, толкали, пинали. Зимой я как-то шёл со своей подругой вместе домой, а она шла впереди нас. Мы начали кидаться в неё снежками, а потом завалили в сугроб, накормили снегом, пнули и отправили домой.
Несколько раз в школу приходила разбираться её мать. Но она была пьяной, и это давало ещё больше поводов для шуток
В 8-м классе произошла очень странная ситуация. Никто до сих пор не знает, было ли это на самом деле: мы сидели на уроке, в класс залетела классная руководительница и начала разборки. В школу приехали полицейские. Кто-то выловил эту девочку после школы, разорвал ей все учебники, отпинал её, то ли чем-то облил, то ли обплевал. Никто не признавался. Она указывала на конкретных людей, но у них было алиби. Ей не особо верили. Вообще была версия, что она не сделала домашнее задание, ушла с уроков и такую штуку придумала, чтобы всем отомстить. После этой ситуации она ушла в другую школу. Но там ничего не поменялось, и её продолжили гнобить.
«Когда ребёнок видит жестокость в семье, он страдает не меньше, чем жертва побоев»
Я понимаю, почему я это делал. Мне нужно было чувствовать влияние, хотел быть крутым. Я жил в таком районе, где во дворе царило что-то вроде дедовщины. Нас было шесть пацанов-ровесников, и были пацаны старше года на два-три. Они нас заставляли драться друг с другом, воровать противогазы и всё в таком духе. В школе я просто отыгрывался.
Из-за того что я был отличником в классе, который не очень тянулся к учёбе, все надо мной из-за этого подшучивали. Приходилось самоутверждаться, чтобы быть своим. Сейчас я осознаю свою вину, и если бы я её встретил, то извинился. Но я стараюсь об этом не вспоминать. У меня вообще не очень приятные воспоминания о классе, школе и о том, что происходило со мной тогда.
Костя, 21 год
У нас в классе был парень Никита, который мне не нравился: неуверенный, зажатый, неприятный. Он постоянно мямлил, выглядел жалко, не мог найти себе друзей.
В 9–10-м классе мы с моим другом Данилом начали его задирать — говорить всякие обидные слова. Вообще, если мне человек не нравится, я с ним просто не контактирую обычно. А тут я не помню, что произошло, был какой-то повод, но не могу его вспомнить. В основном инициатором был я, потому что у меня язык поострее.
В конце четвёртой четверти учительница оставила меня после уроков. Данил должен был меня ждать. Я выхожу, а его нет. Он пришёл из-за школы и сказал, что Никита его побил. Напал, залез сверху, начал требовать, чтобы он извинялся, а Данил плюнул ему в лицо.
После этого я, если вариант подворачивался, старался Никиту задеть. Мстил за друга. Он терпел и ничего не делал
В какой-то момент (я запомнил, потому что для меня это было ненормально, я так себя не веду никогда) мы стояли на субботнике, и я его специально провоцировал, чтобы он меня ударил. Говорил всякие гадости про него, про его родителей, про сестру. А он просто терпел, и всё, что мне сказал: «Это вот таким образом ты хочешь самоутвердиться?»
Я пытался нащупать дно, понять, до какой степени его можно ковырять. После того как я это сделал на субботнике, мне просто стало неинтересно. Понял, что человек что угодно вообще стерпит.
Мы два года проучились вместе с ним. Я потерял интерес, но чувствовал, что ему не всё равно. Сейчас мы с ним учимся в одном городе, живём в соседних общежитиях. Когда встречаю его в магазине, специально с ним здороваюсь. Смотрю на его реакцию. Мне всё равно, а он до сих пор обиды какие-то держит.
Текст подготовлен Валерией Чебитько и Кариной Дарсалия в рамках проекта о травле в современной школе «Быть чучелом».
«Надеюсь, вы сдохли и горите в аду». Истории школьной травли
Школьная травля — это плохо. Многих из нас травили, а некоторые — травили сами. Жизнь расставила всех по местам — и аутсайдеров, и обидчиков, и учителей, которые смотрели на травлю сквозь пальцы (этим прекрасным людям мы посвятили заголовок). Надеемся, что если вы кого-то травили в школе, вам стыдно. А мы сегодня об этом написали.
По своей природе человек — существо социальное. Даже самым прожженным социофобам время от времени приходится вливаться в коллектив. Однако зачастую этот коллектив проявляет враждебность к белым воронам, и тогда начинается буллинг. Или попросту — травля. Это может начаться с безобидных (или не очень) шуточек, а закончиться полноценным психологическим (и физическим) прессингом.
«Луна» поговорила с двумя категориями людей — с теми, кто испытал травлю на себе, и с теми, кто в этой травле участвовал — и попыталась разобраться в том, почему это происходило.
А текст мы проиллюстрируем картинами ада из игры Doom, потому что жизнь подростка, подвергшегося травле, выглядит примерно так же.
Ксения, 23 года.
Во время обучения в школе я всегда отличалась от одноклассников по двум признакам — я с легкостью щелкала задачи по математике/алгебре и имела лишний вес. За полноту меня почему-то не гнобили. Но каждую самостоятельную или контрольную работу по математике/алгебре я решала доброй половине класса. Мне было несложно.
Особой несправедливости я из-за этого не чувствовала и в целом пользовалась уважением. Ну, как уважением? Таким же уважением, которое можно испытывать к кассиру условной «Пятерочки», пробивающему вам товар.
Изменилось все после ЕГЭ. Я много готовилась с репетитором, отзубрила технологию решения всех типов заданий, которые могут попасться, и была уверена в себе. Но в утро экзамена очень разволновалась. Пока мы ехали в школу, где должен был пройти экзамен, я повторяла формулы, выписанные в блокнот. Руки тряслись, и мне казалось, что я все забыла, перепутала, и вообще крах.
Самое страшное произошло уже в аудитории. После того, как нас рассадили и вручили конверты, я упала в обморок. Банально переволновалась. Меня привели в чувство, но сдавать в этот день я была уже не в состоянии. Удалось попасть на пересдачу. Там я снова чересчур переживала, по десять раз проверяла ответы, брала два дополнительных черновика у комиссии.
Результаты объявили через неделю. 24 балла — минимальный допустимый порог. Даже одноклассник, у которого всегда были проблемы с алгеброй, набрал 52. Меня это унизило и глубоко оскорбило. Дело даже не в том, что я не оказалась на этом поприще лучшей, как это было всегда.
А в том, что это ощутимо пошатнуло мою картину мира, которая у меня тогда сложилась. Я нигде не блистала, кроме алгебры, а оказалось, что и здесь тоже может произойти серьезная неприятность. Причем виновата в этом исключительно я сама — не смогла удержать голову в холоде и собраться с мыслями.
Еще больше меня обидело поведение одноклассников. Мы всегда были разрозненным коллективом, все сидели небольшими группками или парами. Общего командного духа не было и в помине. Только ближе к выпуску мы стали как-то сближаться и поддерживать друг друга, конфликты снизились до минимума.
Я ожидала хоть какой-то поддержки и добрых слов, но на выпускном все смеялись. Им действительно казалось это смешным. Не злорадно смешным, а искренне веселым — что-то вроде смеха от того, как нелепо падает прохожий, поскользнувшийся на банановой кожуре.
Я пыталась не подавать виду, натужно улыбалась, но после пятой реплики от одноклассников в духе: «Ну, что, Ксюха, накрылся твой Физтех? Такие дела, вот как оно бывает-то, хо-хо!» мне стало тошно, и я сбежала.
На вечер встреч я поехала только один раз. Там, после обсуждения текущего положения дел, зашел разговор об университетах — кто куда поступил, на кого. Кто-то хвастал МГУ, кто-то — СПбГУ, даже Бауманка у одноклассника была.
Когда очередь дошла до меня, меня нахально перебили издевательским вопросом: «Ну, как там в твоем Физтехе?!». И все снова весело засмеялись. Я еле досидела до конца вечера, после чего решила, что больше ни за что не хочу видеть этих людей.
Мария, 24 года.
В начальной школе у нас устраивали технику чтения. Учеников по очереди вызывали к учительскому столу, на котором лежала книга, и за отведенное время — кажется, за минуту — школьник должен был прочитать вслух как можно больший кусок текста.
Учительница засекала время по таймеру и потом считала слова. Вроде бы обычная проверка на скорочтение, наверное, во многих школах такое практикуется.
В моем классе учились две сестры — Надя и Таня. Надя уже тогда дружила с самыми популярными девочками, и у них был эдакий элитарный кружок. А у Тани были, как я поняла, какие-то проблемы с развитием. Она практически всегда молчала, почти никогда не отвечала у доски, а на переменах сидела за партой и смотрела в пустоту. Ее не задирали. На нее просто не обращали внимания.
Но техника чтения была обязательной для всех, и в какой-то момент это стало чем-то вроде соревнования между учениками. Важно было не просто получить пятерку, а еще и перечитать остальных. Я тогда свою пятерку заслуженно получила и наблюдала за тем, как справляются остальные. Когда очередь дошла до Тани, все притихли в предвкушении чего-то веселого. Время пошло. Таня улыбалась и смотрела на нас, переводя взгляд с одного на другого. С трудом прочитала первое слово.
И снова около двадцати секунд глядела на одноклассников. Я думала, она проверяет нашу реакцию — понравилось нам или нет? По классу пронеслось сдавленное хихиканье. Время шло. Таня прочитала второе слово, и опять обвела класс взглядом. На этом время закончилось, учительница щелкнула таймером. И раздался гогот.
Смеялся элитный кружок девочек, даже Надя. Самые главные заводилы класса показывали на Таню пальцем. А она улыбалась. Не смущенно, не потупив глаза, а очень искренне и открыто, будто была рада, что развеселила одноклассников.
С тех пор в ее адрес постоянно летели оскорбления. «Глупая», «тормознутая», «овца» — самые приличные из них. Я не участвовала в этом балагане, но однажды я машинально ее обидела. Уроки закончились, и мы толпились в раздевалке.
Таня, кажется, не могла завязать шарф, и стояла в узком проходе, преграждая мне путь. А я в тот день была чем-то очень разозлена. И я оттолкнула ее в сторону и сказала: «Отойди, тугодумка!». Она покорно подвинулась и шлепнулась попой на скамейку. У двери я зачем-то оглянулась на нее. И она улыбалась.
Сейчас я понимаю, что на меня повлиял коллектив. Его ролевая модель поведения на тот момент предполагала, что к Тане нельзя обращаться никак, кроме как в оскорбительной форме.
А подшучивание над ее скоростью чтения считалось обыденным делом. Вероятно, я вспылила и поддалась этому. И мне до сих пор стыдно за этот инцидент.
В среднее звено школы Таня не пошла. После четвертого класса я ее никогда не видела.
Влад, 25 лет.
В юности ты стараешься всем понравиться. Закрепиться в коллективе. Показать, что ты не просто одна из шестеренок в механизме, а жизненно-важная шестеренка, с уникальной ролью и предназначением.
Я украл деньги у бабушки. У нее была заначка — под креслом открывался кусок линолеума, и там лежал плотный пластиковый пакет с очень толстой пачкой тысячных купюр. Это было на ремонт. Я нашел ее случайно, когда передвигал кресло. И почему-то взял оттуда одну купюру.
Это было, кажется, на летних каникулах между восьмым и девятым классом. Мы тогда каждый вечер собирались в парке большой компанией — одноклассники, друзья по двору, старшие товарищи. Девочки тоже были. Играли в карты, слушали музыку, бренчали на гитарах, шумели мотоциклами, пиво пили.
На украденные деньги я купил пива, чипсов, какой-то сыр-косичку, сладости девочкам. Мне хотелось устроить праздник для друзей. Все обрадовались. На вопрос, откуда деньги, я сказал правду. Мне сказали, что я классный, и тогда я был звездой вечера.
Я повторил это еще раз. А потом еще. И еще. И не заметил, как втянулся. Бабушка не проверяла заначку, и каждый вечер мы устраивали масштабный кутеж на украденные деньги. Мы жили в небольшом поселке, где все друг друга знали, поэтому продавщицы спокойно продавали алкоголь пятнадцатилетним пацанам, будучи уверенным, что мы понесем это на семейное застолье.
Пятилитровые «баклажки» пива свозились в парк прямо в люльке мотоцикла. Нам было весело. На меня стали обращать внимание девушки.
Но совесть меня все равно легонько грызла. И какое-то время спустя я решил это прекратить. Старшим товарищам и одноклассникам это не понравилось. Скатерть-самобранка стала скудной, былое веселье улетучилось, девушки смотрели с непониманием, парни — с подозрением.
В мою сторону посыпались обвинения в стиле «Чо как не пацан?», «Для корешей жалко, да?», «Жмот», «Ссыкло» и прочее. Так продолжалось четыре дня.
И я сломался. Снова начал таскать деньги, и мы снова начали их пропивать. Пятнадцать лет, да. Юность, задор, э-ге-гей!
Продолжалось это все до самого логичного из всех самых логичных завершений — меня поймали за руку. Отец меня избил. Неделю, пока у меня сходили синяки на лице, и мы ездили чинить зубы, я не появлялся на улице. За это время ко мне никто из компании не приходил и даже не звонил.
Потом я все-таки решил вернуться. Разумеется, без денег — заначку перепрятали.
Думал, меня поймут, но мне в один голос ответили: «Так иди и ищи!». Они не видели в этом ничего неправильного. Им не хотелось терять такую халявную манну небесную, потому что они привыкли к ежевечерним веселым попойкам со всеми вытекающими.
Искать я не стал. Жизненно-важная шестеренка утратила свое значение. Мне еще долго припоминали то, как я «не по-пацански» поступил, обломав «корешам» веселье. Даже как-то пободался с одним из самых обиженных. Но потом это все забылось.
Валентин, 23 года.
Не помню, когда это началось.
В четвертом классе одноклассник дал мне такой крепкий подзатыльник, что я ощутимо приложился лбом об парту. В пятом они коллективно закидали меня снегом и разломали картонную модель городского сквера, которую я клеил с мамой в течение недели для оценки по «Технологии».
Плевали на рюкзак, изрисовывали тетради. Выкидывали учебники в окно. Как-то раз «умыли» тряпкой, которой вытирали мел с доски. В летнем пришкольном лагере (та еще бесполезная штука) меня скинули с дерева, и я прокусил себе язык.
В драках один на один, которые пафосно назывались «стрелами» («Я тебе стрелу забил после школы!») я использовал тактику отвлекающих маневров. Пока мы под едкие комментарии зевак-одноклассников ходили по кругу с соперником, выставив вперед кулаки, я начинал что-то нелепо мямлить про неправильные боевые стойки (увлекался тогда просмотром бокса, и довольно неплохо сёк в этой теме), отшучивался. И, конечно, отбивался.
Бить самому мне казалось противоестественным. Я видел в первую очередь живого человека, а только потом — избалованного мерзавца, который развлекается тем, что запугивает и издевается над слабым. Да, этим слабым был я. И сделать больно любому существу для меня было неприемлемым. Как оказалось, зря.
Серьезно ответил я только классу к девятому. На осеннем субботнике один из одноклассников снова начал отпускать что-то едкое про меня, «вонючие мамкины панталоны» и все в таком духе.
Не знаю, что на меня нашло, но я без единого слова подошел к нему и воткнул в его голень грабли.
На месте инцидент как-то замяли, опасаясь учительницы, которая была неподалеку. Договорились провести «стрелу» после субботника. Долго шли огромной ватагой в какие-то жухлые и серо-коричневые поля. Зрители шумно и возбужденно переговаривались, даже делали ставки.
Драка закончилась быстро. Соперник, несмотря на проткнутую ногу, повалил меня на землю, сел сверху, несколько раз ударил по лицу. Потом я, вырвавшись, умудрился повалить и его. Это был единственный раз, когда я ударил человека ногой в лицо. Вымотавшись, драку решили остановить. Победитель объявлен не был, но некоторые говорили, что я затащил.
После этого стало спокойнее. «Стрел» не забивали, физически не трогали. Все перетекло в область обидных шуточек, но я, благо, обладал долей самоиронии, и язык у меня был подвешен. Так что до выпускного мы все вместе упражнялись в остроумии.
Наверное, совет дать сдачи обидчику имеет право на существование. По крайней мере, в моем случае он неплохо сработал.
Сергей, 31 год.
Меня не особенно травили, но в школе я был аутсайдером. Попытки травить старался пресекать иногда словом, а иногда силой. Это была школа в девяностых годах, рассадник мразотной гопоты, но до драк и совсем откровенной травли дело не доходило. Но в восьмом классе напряжённая ситуация вылилась в потасовку. Меня подкараулили в тёмном коридоре старшеклассники и сильно набили лицо. Просто так. Я был весь в крови.
Но это не самое удивительное. Самое удивительное — все одноклассники и учителя встали на сторону этих гопников.
Когда я с окровавленным лицом вышел в общий коридор, одна из учительниц, увидев меня, не сказала ровным счётом ничего.
Потом учителя говорили, что я их провоцировал, что я сам в этом виноват. А они — «ну, спортивные же пацаны». Учителя сделали меня виноватым в этом. Мол, «ходит слишком умный, лицо надменное».
Я перешёл в другую школу. Там всё было намного адекватнее, и моя социальная жизнь стала налаживаться. Видимо, проблема была не во мне.
Сейчас у меня хорошая работа, много денег, я имею успех у женщин и считаю себя состоявшимся в жизни. Один из «спортивных пацанов», как я недавно узнал, сторчался на героине.
К спортивным пацанам у меня претензий нет, они заняли подобающее им место в жизни. А вот к учителям из моей школы, которые сквозь пальцы смотрели на травлю и защищали охреневшую гопоту — есть.
Так вот, дорогие учителя! Я надеюсь, что к этому времени вы уже давно сдохли и горите в аду.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
«Ему втыкали циркуль в спину»: пять историй тех, кого травили в школе
Когда жертвы буллинга оглядываются на свои дни в школе, они часто не понимают, почему не рассказывали родителям, не жаловались учителям. Кому-то это могло бы помочь, иногда — не имело смысла. Вслед за историями тех, кто унижал одноклассников, мы публикуем рассказы жертв школьной травли.
«У меня до сих пор осталась привычка оглядываться на прохожих»
Александр, 21 год, студент факультета журналистики
Всё началось с детства. Взрослые не разрешали детям со мной играть, потому что мне сделали операцию, после которой остался красный шрам. В сад я не ходил: не гулял, сидел дома. В школе меня тоже недолюбливали. Из-за проблем со здоровьем некоторые вещи я не могу делать. На физкультуру я вообще не ходил. Одноклассники не понимали, почему у меня есть такие привилегии, и начинали злиться.
Я всё время сидел дома и буквально жил в интернете. Смотрел на людей, которые не боятся отстаивать свою позицию. Начал вести группу во «ВКонтакте», высказывать свои мысли. И внешность стал менять. Я на весь Кызыл был единственным парнем-неформалом. Вот и стал тотальным изгоем.
Даже мой брат не заговаривал со мной на улице. Если меня кто-то оскорблял, он мог присоединиться, чтобы на него не начали нападать
Учителя всегда говорили, что если с тобой не хотят общаться, значит, ты сам виноват. У меня были друзья, но когда происходила какая-то стычка, они сразу отходили, чтобы им тоже не досталось. В основном я общался в интернете.
Один раз мы дежурили в школе. Все мыли стены, а я должен был ходить и проверять, как они это делают. Одноклассник начал смеяться надо мной: «Ну конечно, тебе не доверяют тяжёлую работу. Ты ж больной. Ещё где-нибудь сломаешься здесь, и вся школа потом будет переживать. Траур устроит из-за тебя». Он стал подходить к другим ребятам, и они вместе смеялись надо мной. Я не выдержал и толкнул его. А он позвонил маме, и та приехала разбираться.
Я начал врать родителям, что не хожу на физкультуру, а сам ходил. Пытался жить как нормальный ребёнок, но это не помогало. В 9-м классе я весил 35 килограмм. Все смеялись, что я дистрофик и хожу в узких джинсах. Я сначала хотел быть самим собой: отращивал волосы, потому что мне это нравилось. Но когда ребята в очередной раз пошутили, что меня надо постричь, я просто взял и налысо побрился. Выкинул цветные вещи, начал таскать одежду брата. Думал, что вот, сейчас я буду выглядеть как все и все успокоятся. Но шутки вообще не прекратились.
Если раньше меня называли просто «девушка» — из-за внешности, то теперь — «девушка-скинхед». Я отсчитывал дни до отъезда из Кызыла в Томск
У меня до сих пор осталась привычка оглядываться на прохожих. Как-то раз незнакомые люди подошли ко мне, похвалили дреды, попросили сфотографироваться. Я даже не знал, как реагировать. До сих пор не могу поверить, что кто-то говорит мне комплименты.
Я считаю, что слишком много коплю в себе, и вот сейчас, в 20 лет, это уже аукается. Только недавно начал ходить к психотерапевту. У меня нет негатива к тем, кто меня обижал. Раньше я их ненавидел, а потом стал задумываться: почему они ко мне так относились? И понял, что по сути они тоже не виноваты. Если я не могу понять их, то они не могут понять, почему я так выгляжу. Грубо говоря, мы никогда не пытаемся встать на чужое место. Я понял одну истину — мы все живём в социуме, и ни один человек никогда не сможет жить от всех отдельно.
«Ему втыкали циркуль в спину, били длинными линейками по спине»
Алина, 22 года, SMM
Сейчас мы с бывшим классом плотно общаемся, почти каждый день видимся. Но если вспомнить о том, что было раньше, то поверить в это нельзя.
У нас было четверо мальчиков, которые всех обижали, но они были неприкосновенны. Иерархически всё строилось так: люди, которых вообще нельзя трогать; те, с кем сегодня дружат, а завтра нет; и наконец, ребята, над которыми издевались просто каждый день. Например, мой одноклассник — Егор.
Он был замкнутый, разговаривал невнятно, очень спокойный, сам в себе. И плюс у него внешность располагала к нападкам — здоровый, тёмненький, усы начали раньше всех расти. В классе седьмом он выглядел лет на сорок. Он был главным объектом для нападок: ему втыкали циркуль в спину, били длинными линейками по спине, один раз ему положили в пенал банан и размяли. У него после физкультуры отбирали форму, чтобы спрятать в женском туалете.
Как в школах травят учителей и почему об этом почти никто не говорит
Однажды они прожгли ему рубашку. Папа Егора встретился с папами мальчиков, был жёсткий разговор. Парням влетело очень сильно, потому что они уже перегнули палку. На неделю все успокоились, а потом всё продолжилось. Просто перешло в ещё более тяжёлую форму. Мы, девочки, жалели Егора. Но противостоять обидчикам было сложно.
Наша учительница по русскому увидела, что над Егором издеваются, и сказала: «Вы думаете, это всё безнаказанно? Вы сегодня над ним смеётесь, а он завтра может в школу с пистолетом, например, прийти». Но наши только посмеялись. Им вообще всё равно было.
Классная руководительница всегда старалась как-то на ребят повлиять: и родителям звонила, и личные беседы проводила. Но у нашего главного буллера проблема крылась гораздо глубже. Он был сильно недолюбленным ребёнком в семье, где отец мог выпить, ударить его или сказать: «Ты никто».
Буллеры выбирали тех, кто не может ответить, тех, кто не списывался в коллектив. Например, у одного мальчика были проблемы с головой. И над ним тоже прикалывались всё время, типа он дурачок. Один раз мальчики ему что-то сказали, он сел под парту, взял шнурок и начал себя душить. У него лицо покраснело.
Половина мальчиков стояла и ржала над ним, половина понимала, что что-то идёт не так. Когда он уже посинел, кто-то из пацанов начал вырывать у него шнурок
Тогда этот пацан стал разбегаться, чтобы выпрыгнуть в открытое окно с третьего этажа. Мальчики еле успели схватить его за ноги. Они его оттащили, он посидел минуту в углу, поплакал, а потом убежал из школы. Он неделю не появлялся, а потом вернулся, и всё продолжилось. Родителям я не рассказывала, потому что боялась, что мама будет переживать. Чтобы не ходить в школу, я натирала градусник.
К 11-му классу мы стали получше общаться. Люди выросли, у них появились цели, пропал интерес кого-то задавить. Мальчики стали встречаться с девочками, которые их контролировали. Даже над Егором подшучивали, но уже в нормальной форме. Он начал играть с мальчиками в баскетбол в одной команде, это их сплотило. Мой парень тоже травил меня в школе, называл ушлёпком. Сейчас он максимально воспитанный, корректный человек. А что происходило тогда, он вообще не может объяснить.
«Подошёл мой одноклассник и харкнул на девочку сверху»
Алёна, 22 года, администратор фитнес-центра
Сложно назвать меня жертвой. Жертва тот, кого убили, раскромсали. Когда ты учишься в школе, то всё воспринимаешь очень глобально. Когда тебя обзывают — это лёгкий вид буллинга, а есть более тяжёлая форма, когда тебя постоянно гнобят. Меня гнобили.
Я училась в платном лицее. Мои семья имела средний достаток, поэтому воспитание и понимание жизни у меня отличались от тех, что были у большинства одноклассников — избалованных подростков.
В классе была компания мальчиков, естественно, с предводителем. Он классе в девятом начал меня обзывать и, увидев мою реакцию, стал смеяться, ставить подножки, зажимать в углу. Обзывал не просто толстой, а как-то ещё более ужасно. В какой-то момент я поняла, что не могу идти в школу, не могу учиться, потому что не хочу встречаться с этими людьми.
Я воспринимала оскорбления как правду. Я ненавидела себя, не могла смотреть на себя в зеркало. Самый жёсткий момент случился, когда девятиклассники, уже довольно-таки амбалистые парни, человек десять, наверное, зажали меня в углу, пихали, говорили что-то неприятное.
В какой-то момент у меня просто крыша поехала: я скатилась вниз по стенке, закрылась от них и не хотела слышать ничего
В параллельном классе училась девочка — очень умная, но выглядела бомжевато. А для всех в школе важен внешний вид. Её вся параллель шпыняла. Помню, я стояла на лестнице, смотрела через перила, как эта девочка спускается. Подошёл мой одноклассник и сверху на неё харкнул. И вот тут я поняла, что у меня ещё не худшая история. Я понимаю, что так думать плохо. Но это не была радость от того, что у меня всё менее хреново. Человеку просто помогает понимание того, что у него ещё не самая плохая ситуация.
За меня пытались заступаться одноклассники. У меня было много подруг из разных классов. Каждая пыталась что-то сказать мальчикам. Но для них это было всё равно что нагоняй от младшего брата получить.
Я очень открыта с родителями. Естественно, я им всё рассказала. Но что могут сделать родители? Папа поговорил с мальчиками. Ничего не поменялось. В конце девятого класса я где-то вычитала фразу, что если ты не можешь изменить отношение мира к себе, то измени своё отношение к миру. Я поняла, что проблема не в том, что какой-то мальчик плохой, проблема во мне и если бы я себя любила, то всё бы было по-другому.
Каждый второй ребёнок сталкивается с травлей в школе и интернете. Что делать родителям?
Слава богу, конец девятого класса совпал с переездом в другой город. Это был шанс начать всё сначала. Я изменила стиль одежды, причёску. Стала более женственной. Всё стало по-другому. Вообще, я по жизни очень жизнерадостный, открытый человек, но со своими одноклассниками не могла себя такой показать. Мне просто не давали шанса.
Сейчас я не сижу и не виню всех подряд, что вот они были такие сволочи. Сто процентов, что из них выросли нормальные парни. Я виделась с парочкой бывших одноклассников, когда приезжала домой на каникулы. Они меня встретили с распростёртыми объятиями: «Господи, Алёна! Как у тебя дела? Давай куда-нибудь сходим! Какая ты классная!» Тут ты понимаешь, что это просто всё школьный период.
Было несколько моментов, когда я оставалась наедине с некоторыми из них, и это оказывались абсолютно нормальные люди. Я с ними действительно сдружилась. Я осознала, что в школе, если хочешь оставаться крутым, будешь делать даже то, что тебе не нравится.
«Они довели меня до хронической депрессии»
Оксана, 22 года, выпускница факультета иностранных языков ТГУ
Сначала я училась в обычной школе, у меня был замечательный класс. Стычки заканчивались всегда мирно. После девятого класса я захотела сдавать историю, чтобы поступать в университет, а наш учитель не дотягивал до нужного уровня. Поэтому я решила пойти учиться в одну из самых элитных гимназий города.
В моём новом, гуманитарном классе оказалось 23 девочки и три мальчика. В первый месяц все хотели со мной познакомиться. В тоже время я думала, что у девчонок какое-то странное чувство юмора. Потом поняла, что они «немножко» меня не любят. Я переживала очень сильно, плакала.
«Я была для них развлечением, лекарством от скуки». Учительница — о том, как стала жертвой детской травли
Был момент, когда девочки-хейтеры сидели за партами впереди и позади меня. И вот они втроём что-то шутили, а когда я отвечала — перевирали мои фразы. Очень странно, что взрослые «кобылы» занимались таким детским делом. Одна девочка на уроке мне расстегнула лифчик и смеялась. Самый болезненный момент, наверное, был, когда мама перед уроком позвонила мне и сказала, что дедушка серьёзно заболел. Я чуть-чуть всплакнула.
Одна из девочек подошла ко мне, спросила: «Что грустишь?» У меня не было сил ответить, я попыталась увильнуть от разговора, чуть-чуть её оттолкнула: «Да отстань ты». Она накинулась на меня, я отбивалась как могла, а потом плакала в туалете. Потом девочка, с которой я подралась, два дня дулась, в итоге пошла к психологу и только после этого сказала: «Извини». Но шутки не прекратились.
Из класса я общалась с двумя людьми, а так в основном дружила с ребятами на год старше и с мальчиком из параллельного класса. Не все учителя замечали травлю. Только учительница русского и литературы постоянно одёргивала девчонок.
Одноклассники меня не защищали, предлагали не обращать внимания: «Ну ты же понимаешь, что у вас разный уровень интеллекта, они себя как дети себя ведут, ты же умнее»
Я понимаю, что необходимо иметь самообладание, но стресс копится, потом выливается в нервный срыв, и ты бежишь в туалет плакать.
Я не говорила маме, потому что она гордилась, что дочь учится в гимназии, и я не хотела её расстраивать. Сейчас, когда выяснилось, что у меня хроническая депрессия, мама начала прислушиваться к тому, что я грустная. А раньше она говорила, что я сама себе всё надумала. Если бы я сказала ей, в чём дело, она бы не поняла.
«Мы нассали тебе на парту, а ты просто взяла тряпку и вытерла»
Настя, 23 года, интернет-маркетолог
Наша школа была элитной. В каждом классе определённый процент людей считал, что им всё можно. Некоторых классная руководительница даже называла по имени-отчеству.
Я училась в платном классе. В начальной школе у нас был отдельный корпус со своей игровой комнатой. И моя классная руководительница бралась исключительно за такие классы, потому что понимала, что это деньги. Вокруг мажоров, как правило, собиралась коалиция буллеров. Доходило до того, что они могли разуться и бить кого-то по голове ботинками.
Травили многих девчонок. Были унижения сексуального характера. Могли завалить на учительский стол и начать лапать
Наша классная руководительница на подобные ситуации вообще не реагировала. Не было ни разу такого, чтобы кто-то за кого-то заступился. А я заступалась. За это меня и гнобили.
Придумывали клички — производные от моей фамилии. Обзывались. За моё правдорубство прям прессовали. У меня был одноклассник Серёжа. Сидел впереди меня. И в какой-то момент он стал складывать волосы мне на парту. И только потом я поняла, откуда он их выдирал…
В старших классах начался период увлечения инстаграмом и блогами. Однажды я надела сиреневые колготки и шорты джинсовые, пришла так в школу. Потом мне показали пост в инстаграме одной девочки. Она сфотографировала меня со спины, выложила в сеть со словами типа «Ой, девочки, не ходите в шортах, если у вас такая фигура. Это выглядит отвратительно». Мне настолько стало стрёмно в этот момент, что не хотелось больше пересекаться с этими людьми.
Когда после 9-го класса нас расформировали, я начала более-менее общаться с бывшими одноклассниками. И один из них мне рассказал: «Мы с тобой порамсили однажды, ну и нассали тебе на парту, а ты просто взяла тряпку и вытерла».
Сейчас я задаюсь вопросом, почему не рассказывала ничего родителям. Я понимаю, что, если бы меня перевели из этой школы, мне было бы намного комфортнее. Когда тебя унижают в течение одиннадцати лет, это сильно влияет на самооценку. Сейчас я понимаю, что нужно не бояться говорить об этом. У тебя есть родители, знакомые ребята из других классов. Нужно говорить.
Текст подготовлен Валерией Чебитько и Кариной Дарсалия в рамках проекта о травле в современной школе «Быть чучелом».
Иллюстрации: Shutterstock (Antonov Maxim)