Рождественский что же такое мы текст
Что же такое «мы»? А. Флярковский, сл. Р. Рождественского
С Днём 75-летия Победы над фашистской Германией всех вас, друзья!
Тихого, мирного Неба над нашей Родиной!
Мудрости, сил и здоровья всем нам!
Эту Победу у нас не отнять никому.
С великим памятным Днём вас, друзья.
С Праздником, которому нет равных по степени нашего проживания этого события!
С Великим Днём духовного торжества нашего народа!
На фото: мобилизация в Ленинграде летом 1941 года.
Пашенька любила отца так беззаветно, как не всякая мать любит своё дитя. На самом видном месте в их комнате в коммунальной квартире на Гороховой, с длинным-длинным питерским коридором, стояла маленькая папина карточка. Возникало чувство, что карточка светится от впитанных лучей любви.
Продолжаю знакомить вас, дорогие друзья, с вокальными произведениями композитора. Спасибо вам за поддержку моей идеи! Прослушайте песню на стихи Роберта Ивановича Рождественского «Что же такое мы».
Этой песне уделено особое место в судьбе отца, она была на протяжении многих лет его «визитной карточкой».
Снова пришли майские дни! Уже сейчас щемит сердце: ведь скоро День Победы! К этому святому празднику я хочу приурочить публикацию этой песни в «Избе». К слову, она совершенно забыта нашими СМИ.
Поёт народный артист СССР Иосиф Давидович Кобзон в сопровождении ансамбля имени Александрова.
Что же такое
«мы»?
Мы —
из лесов безбрежных.
Мы —
из блокадной тьмы.
Мы —
из стихов сгоревших.
Из невысоких изб.
Песенного всесилья.
Мы —
из бессмертья.
Из
плоти, твоей,
Россия!
Мы от свинцовых розг
падали в снег с разбега.
Но —
поднимались в рост,
звонкие,
как победа!
Как продолженье дня,
шли
тяжело и мощно.
Можно
убить
меня.
Нас
убить невозможно!
Что же такое
«мы»?
Веруя в пробужденье,
взяв у земли взаймы
силу
в момент рожденья,
мы ей вернем сполна
все,
что она давала.
Только б
была
она!
Лишь бы
существовала!
Мы проросли из нее,
будто трава степная.
Гибнет в печи смолье,
солнце напоминая.
Глядя в лицо огня,
я говорю тревожно:
можно
убить
меня.
Нас
убить невозможно!
Текст книги «Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе»
Автор книги: Роберт Рождественский
Жанры:
Поэзия
Песни
Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Летите дни из-под руки
куда-нибудь подальше…
Давай сыграем
в поддавки?
Поддайся мне!
Поддайся!
Поддайся,
злясь и торопя,
чтоб ветры закрутили…
Давай придумаем
себя
в придуманной квартире.
Сыграем в смех,
сыграем в спор,
начнем мириться ласково.
Давай в любовь сыграем
по
системе
Станиславского.
На наши личики
сперва
нацепим по улыбочке.
Сыграем в нежные слова, —
то в «кисоньки»,
то в «рыбочки»…
Дожди, —
туда, где я стою, —
пришли.
Задели краем…
Давай
в счастливую семью
немного поиграем.
Давай придумаем
друзей.
Весьма надежных.
Нескольких.
Потом
знакомый фарисей
чуть-чуть добавит
недругов.
А мы друг другу подмигнем
и, приближаясь к истине,
давай в обиду
сыгранем.
Сыграем в слезы
искренние.
Пусть зрители
спешат в подъезд
актеров забубенных.
Давай сыграем в то,
что есть
у нас с тобой
ребенок…
Идет спектакль
на «ура!»
Идет, не повторяясь…
Сыграем.
«Года летят» —
банальнейшая фраза.
И все же это факт:
года летят…
Осатанело
и тысячеглазо
все стадионы за тобой следят…
А помнишь,
как застыл судья картинно,
чужое солнце
вздрогнуло во мгле.
И грозно снизошла
улыбка
тигра
на лик
великолепного Пеле.
Был миг,
как потревоженная мина.
И захлебнулся
чей-то баритон.
И был разбег!
И половина мира
в беспамятстве искала валидол!
Года летят.
И каждый —
как пенальти.
Который ты возьмешь
наверняка.
А я —
печальный и веселый —
то радуясь,
то возражая,
хочу найти слова —
весомей
отечественного урожая!
Прищурясь,
будто посторонний,
оттачивая свой характер,
хочу найти слова —
огромней,
чем Млечные Пути
галактик!
Откашливаясь и бледнея,
отказываюсь от навороченного.
Хочу найти слова —
нежнее,
чем темечко
у новорожденного!
Мы поспели
к самому базару,
к самому разгару торжества…
Поглядим,
как кружатся по залу,
сталкиваясь в воздухе,
слова…
От первого столика
Я натуру
закалил
дальнею романтикой.
Знаешь остров
Сахалин?
За него!
По маленькой…
Кинь-ка
этот пирожок
вольному гусару…
Где-то плавает
дружок.
Ловит
рыбу-сайру…
От второго столика
Старая песенка:
«Нашим и вашим…»
Нынче
ее исполнителей —
тьма!
Но согласитесь:
бесспорно важен
аналитический
склад ума…
От третьего столика
– Ты все-таки решилась.
– Да вроде
решено…
– А что на службе
скажешь?
– А им
не все равно?
От второго столика
Становится жизнь круглее —
вестимо!
Я-то ее обогнуть смогу…
Но Петенька мой —
большое светило
в своем, как сказать,
специальном
кругу…
От первого столика
Сильный лирик во хмелю
кореш мой
Володька.
«Человечество люблю» —
выколол у локтя.
Корешок —
хоть и герой —
с рожей
непотребной…
Между
первой и второй
долбанем по третьей?
А.
От второго столика
Мой Петенька вам объяснит
конкретно…
Он растолкует
с научностью всей:
слова
гениально слепого
грека —
вечный эпиграф
любых одиссей…
От третьего столика
– А что подругам скажешь?
– Придут и в новый
дом…
– А что ты скажешь сыну?
– Скажу:
поймешь потом…
От первого столика
Черту лысому родня —
Нинка
с Шикотана —
заморочила меня
и защекотала!
Я ж ее —
и так и сяк,
а она —
прилипла.
Жизнь
пошла нараскосяк,
жуть как неприлично.
От третьего столика
– А что ты скажешь маме?
– Да что-нибудь
скажу…
– А что ты скажешь
мужу?
– Скажу,
что ухожу…
От второго столика
Мой Петя
не ради презренных денег
уже
дис-сер-та-ци-ю
завершил.
Мой Петя —
а это сказал академик! —
достигнет
невиданнейших вершин.
От первого столика
Не могу ее забыть! —
Вот и вся
беседа…
Человечество любить —
проще,
чем соседа…
От второго столика
Мой Петька
не то что иные балбесы!
Мой Петька
еще по-норвежски сечет.
Девушка, будьте любезны.
Мы выучили фразу, —
легко за нею
скрыться:
«Нельзя все делать сразу…
Не надо
торопиться…»
Дороги, как запевы,
бегут
по белу свету.
Но я еще успею…
Но я потом
поеду…
Я после
домечтаю…
Потом
увижу море.
Дострою.
Дочитаю.
Додумаю.
Доспорю…
Смогу и не сробею,
не слушая укоры.
Я все еще успею, —
пусть даже
и не скоро…
Живешь и забываешь,
что жизнь
имеет сроки…
Успеть бы нам,
товарищ,
сказать в конце дороги:
«Не так, наверно,
жили
мы с самой колыбели.
Как жаль,
что не спешили!
Как жаль,
что не успели. »
Да,
сначала было
слово.
Зоревая позолота
облетела с небосклона.
И звучало слово
так:
«Мы – отсюда.
Мы – карелы.
Мы тонули.
Мы горели.
Мы
до старости
старели.
Нас
не купишь за пятак.
Камни пашем.
Камни сеем.
Сердце тешим
горьким зельем,
рыбою
да хлебом серым, —
так
от века суждено.
Ну, а если в землю канем,
нас укроют
тем же камнем,
тем же самым
серым камнем.
Нас укроют.
Как зерно…»
Час настал.
Зерно упало.
Запахом земли пропахло.
Не сопрело.
Не пропало.
И вздыхая тяжело,
продиралось сквозь каменья,
говорило:
«Я сумею. »
повторяло:
«Я сумею. »
И сумело.
И взошло.
Не березкой кособокой,
не цветочком беззаботным,
а взошло оно
собором
возле медленной воды.
Он стоял легко и крупно.
К облакам вздымаясь круто,
купола
светились кругло,
будто спелые плоды.
Был легендой он и благом.
Так стоял,
как будто плавал.
Так звенел,
как будто плакал
(словно плакала душа).
Он стоял,
сравнясь с зарею,
над холодною землею
деревянной чешуею,
будто листьями,
шурша.
Он покачивался плавно,
многостенно,
многоглаво, —
ширь —
налево и направо!
Щуки плещутся в тиши…
Он стоял,
слезу роняя,
мир
собою заполняя,
в землю уходя
корнями…
Могила И.А. Федосовой до сих пор не найдена. Знают только, что знаменитая народная сказительница похоронена в Заонежье на кладбище села Кузаранда.
Возле озера
сгнила оградка тесова.
На горе́ —
деревянных крестов разнобой…
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо́ва!
Про крестьян Олонецкой губернии
спой.
Спой про них и за них.
За могутных,
за рыжих,
за умельцев,
уставших от долгих трудов,
за больных бурлаков,
за гундосых ярыжек,
за обиженных свекром и боженькой
вдов.
За прозрачных старух,
за детишек в коросте,
за добытчиков леса
на тропах кривых…
Ты, Аринушка,
выскажи их безголосье.
Пособи сиротинам.
Уважь горемык.
Научи их словам,
дай им собственный голос,
тем, которые, —
ежели полночь страшна, —
медяком похваляясь,
в беде хорохорясь,
по-звериному
воют над чаркой вина…
Ты спаси их.
Спаси от извечной напасти.
Ты их выпрями,
выправь,
людьми назови.
Ведь не зря по России —
все Спасы да Спасы.
На Терпении Спас.
На Слезах.
На Крови…
Ты начни причитанье тихонько.
Особо.
Неторопко.
Нежданно, как дождь в январе.
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо́ва!
Спой, как в детстве,
на Юсовой скорбной горе…
Впереди у тебя —
одинокая старость,
и могила,
ушедшая в небытие…
Лишь бы песня
осталась.
Лишь бы правда
осталась.
Лишь бы дело
осталось.
Твое и мое.
Северное название
для перекрестков
ро́сстани.
Росстани —
расставания,
сизых туманов роздыми.
Сонных озер свечение,
жажды моей утоление.
Росстани —
разлучения.
Росстани —
отдаление…
Росстани!
Полночь морозная
охнула
и пропала!
Вымахнувшие розвальни,
лошади
в клубах пара!
Черные,
как супостаты, —
вдаль
по белому полю…
(Где это было, кстати?
Жалко,
что я не помню…)
Десять шагов
до росстани.
Столько же —
до расставания…
Звезд
голубые россыпи
вздрагивали, позванивая.
Слушая ветры добрые,
гладя березы нежно,
я проходил
сквозь долгие
росстани
Заонежья.
Зная, что в ливнях
росных, —
то электронно,
то ветхо, —
все мы живем
на росстанях,
на сквозняковых росстанях,
на бесконечных росстанях
невозмутимого
века.
Прямо над Онегою —
десять
бань…
Таз эмалированный —
будто барабан!
Десять потрясений,
десять заварух,
десять раз:
«Ох, ты-ы. »
десять раз:
«У-у-ух. »
Десять раз – холодно,
десять – горячо,
десять раз
веником —
через плечо!
Простуда не в простуду,
беда не в беду!
Десять поминаний
черта в аду.
Десять долгих выдохов:
«Кончено…
Предел…»
Десять обновленных,
распаренных тел…
А через дорогу —
десять
домов.
Над печными трубами —
десять дымов.
Десять хозяюшек
угодить хотят,
булки-налетушки
в масле бухтят…
Десять аккуратных
стираных рубах.
Десять папиросок
мерцают в зубах.
Десять откровений:
«Жар неплохой…»
Десять ложек
тянутся
за ухой.
Десять перепутанных
прядей волос.
Десять капель белого:
«Чтоб спалось. »
А уха навариста,
уха – янтарь.
От нее не запах —
сплошной нектар.
Десять лбов наморщенных.
Десять умов.
Сто стаканов чая
на десять домов.
Ночь.
Отдохновение.
Тишина.
Десять ультиматумов:
«Спать, жена. »
…И такое озеро
за окном —
десять океанов
поместится
в нем!
И такой дурманище
от земли, —
даже в бане
веники
расцвели.
Мы стоим перед Кижским собором
одни.
Мы стоим,
пересчитывая купола.
И не верим еще,
что прекрасны они
тою силой,
что их воедино свела.
Богатырское племя.
Дружина.
Семья.
Им —
земля тесновата.
И небо —
мало…
Мне везло
на дороги.
Но больше
везло
на друзей настоящих,
И ежели я
проиграю
с какой-нибудь пулею
спор,
упаду
на ладонь потемневшей травы,
встанут
други мои.
Будто Кижский собор.
Над могилой склонив
двадцать две головы.
Подробности ищу,
подробности.
Ищу,
не сознавая риска.
В неповторимости,
в негромкости
того, что снова повторится.
Мне эта жизнь по нраву.
По́ сердцу.
Лес
белизною разрисован.
И в нем подробности
топорщатся
ладошками
небритых сосен…
Синицы спорят не по-зимнему.
И опрокидывает в лето
летящая
вкось по осиннику
подробность
беличьего следа…
И влагой —
пряною и душною —
вдруг отзовется мгла лесная…
О том, что было,
я не думаю.
Того, что будет,
я не знаю.
Я только ощущаю запахи
весны
и завтрашних ромашек…
Зрачки ворон
блестят, как запонки.
Дверями
магазины машут…
Пусть изгибается
и стелется,
и гладит сизый лед
поземка, —
на март
дорога не надеется,
бежит из города позорно.
Без сожаления,
без адреса,
без остановок —
через,
через…
А в колеях —
воды на четверть.
И солнца —
на четыре августа.
«Линия»
1973
Что же такое
«мы»?
Мы —
из лесов безбрежных.
Мы —
из блокадной тьмы.
Мы —
из стихов сгоревших.
Из невысоких изб.
Песенного всесилья.
Мы —
из бессмертья.
Из
плоти твоей,
Россия!
Мы от свинцовых розг
падали в снег с разбега.
Но —
поднимались в рост,
звонкие,
как победа!
Как продолженье дня,
шли
тяжело и мощно…
Можно
убить
меня.
Нас
убить невозможно.
Что же такое
«мы»?
Веруя в пробужденье,
взяв у земли взаймы
силу
в момент рожденья,
мы ей вернем сполна
все,
что она давала.
Только б
была
она!
Лишь бы
существовала!
Мы проросли из нее,
будто трава степная…
Гибнет в печи смолье,
солнце напоминая…
Глядя в лицо огня,
я говорю тревожно:
можно
убить
меня.
Нас
убить невозможно!
Вырастешь, Ксенька,
строки эти прочти…
Водосточные трубы
уже устали трубить!
Целый час ты живешь на земле.
Прими ее.
И прости,
что земля еще не такая,
какою ей надо
быть…
На земле умирают и плачут.
По земле ручьи бегут нараспев.
Задыхаются пальмы.
Чавкает тундровый мох…
Я хотел ее сделать
самой праздничной!
И не успел.
Я хотел ее сделать
самой улыбчивой!
И не смог.
Я над нею трясся.
Я ее так просил!
Я земле открывался.
Понял ее язык…
Ты прости отца.
У него не хватило сил
накормить голодных,
оживить убитых,
обуть босых,
Мы —
всегда продолженье.
И я
не начал с нуля.
Мы —
всегда продолженье!
Распахнута настежь дверь.
Будет самой счастливой
твоя и моя земля.
В это верит отец!
И ты —
непременно —
верь!
Ты пока что не знаешь,
как пронзителен шар земной.
Что такое «светло» —
не знаешь.
Что такое «темно».
Что такое «весна».
(Хотя родилась ты —
весной.)
Что такое «снег».
(Хотя снега
полным-полно.)
Целый час
ты живешь на планете…
Привыкай дышать.
Продолжай сопеть.
Начинай басить
с номерком на руке…
Даже имя свое
еще не можешь ты удержать
в малюсеньком,
почти невзаправдашнем
кулачке.
Хотя,
наверно, это – шум дождя…
А может —
госпитальный стон…
Бинты —
светлее, чем престол.
Мы шефы.
Нам по десять лет.
Нас ждет бескарточный обед!
Мы – шефы.
Мы даем концерт.
У главврача смешной акцент,
когда он нас благодарит…
Рыдает нянечка.
Навзрыд.
Постель
пустая, как бельмо.
На ней —
невскрытое письмо…
Шум в сердце.
Странный шум тайги
пылающей.
И крик:
«Беги. »
Шофер
в дымящемся рванье.
Таймень,
сварившийся в ручье…
И полз по веткам,
и дрожал
хрустящий, оголтелый жар.
Медведица —
седая вся —
визжала,
лапою тряся…
Шум в сердце.
Шум
метели той.
Пурги,
как флотский борщ, густой.
Бортинженер пропал тогда…
Давила спины корка льда.
Мы —
как в негнущейся броне —
брели по снежной целине.
Брели.
Костры до неба жгли.
Стреляли.
Так и не нашли…
Шум в сердце.
Отзвуки
твоих
шагов.
Я снова слышу их.
Ты шла по медленному дню.
В надежду.
В новую родню.
Шла в сплетни.
Шла в больные сны.
Шла в губы.
В звание жены.
В пеленки.
В зарево плиты.
В любовь.
Так приходила
ты.
Это —
музыка налетела!
Тишина ушла отдохнуть…
Ах, какое хорошее дело:
с тротуара
в колонну шагнуть!
Быть не около —
а со всеми!
Не поблизости,
а – среди.
В неосознанном потрясеньи
солнце чувствовать впереди.
Это детство меня настигло…
Оглядевшись едва-едва,
ах, как помню я
все мотивы!
Ах, как путаю
все слова!
Снова
музыка налетает…
И —
частичкой иных миров —
в белом небе
неслышно тают
леденцы
воздушных шаров.
Сколько секунда значит.
Если в секунду эту
ты
повернулся к свету —
много
секунда значит.
Сколько секунда длится.
Если в кромешной буре
надо шагнуть под пули —
долго
секунда длится.
Сколько секунда сто́ит.
Если живешь,
не тлея,
если с тобой светлее —
много
секунда сто́ит.
Сколько секунда весит.
Если в секунду эту
ты ощутил победу —
много
секунда весит.
Сколько живет секунда.
Если в дожде мгновений
в мире
родился гений —
вечно
живет секунда.
Сколько секунда значит?
Это я точно знаю:
больше, чем жизнь иная,
в жизни
секунда
значит!
Провожаний
немое кино.
Я устал от него —
от такого.
Полуобморочно,
бестолково
и безжалостно длится оно.
Без конца продолжается мука.
Кто-то накрепко запер окно.
Вновь с перрона —
ни крика,
ни звука —
лишь движенья.
Немое кино.
Провожают кого-то студенты
разноцветной ватагой галчат.
В свитера по сезону одеты,
Что-то вечное, видно,
кричат…
Плачет женщина.
Снова и снова
заполняет тоскою вокзал.
Вижу слезы.
Не слышу ни слова.
И поэтому
верю слезам…
Я уже уезжаю с рожденья.
Даже, может, – уехал давно.
Наказанье мое,
наважденье —
провожаний
немое кино.
Над морем
разлегся упруго
прозрачный
звенящий покой…
Мы вряд ли узнаем друг друга
потом, в толчее городской.
Особенно, если зимою.
(Где виделись?
Вспомни…
Пойми…)
Мы завтра покинем приморье.
Мы станем другими людьми.
Возьмем сапоги почвоведов,
замшелые тексты речей,
плащи-невидимки разведок,
стерильные маски врачей,
литые шахтерские каски,
зазывные платья певиц…
Мы ринемся в штили и качки!
И вспыхнет над каждым
девиз…
Озноб, озаренья, печали,
вокзалы,
пустая тоска,
восторженный крик и молчанье, —
все это потом…
А пока —
ракушки о музыке бредят.
Протяжные сосны прямы.
Песок нескончаемо греет.
Топорщится море…
И мы
пред этим размахом прохладным,
завидуя сами себе,
равны по уму,
по талантам,
по званиям
и по судьбе.
Тот самый луч,
который
твоих коснется
рук,
покинув
мыс Китовый,
опишет полукруг.
И в море не утонет.
Пушист и невесом,
он был в моих ладонях
застенчивым птенцом…
Он замелькает вскоре
над рябью свежих луж.
Сквозь облако тугое
пройдет тончайший луч.
И облако,
как сердце,
пронзенное стрелой,
забыто и рассеянно
повиснет над страной…
На запахи грибные
прольется луч из тьмы.
И за лучом
печные
потянутся дымы.
Он высветит,
с разбега
запутавшись в звонке,
скелет велосипеда
на пыльном чердаке.
Смахнет росу
с тычинки
ленивого цветка.
В больших глазах волчицы
застынет, как тоска.
Упав на лес полого,
пожухлый лист пронзит.
Перечеркнет болото.
По насту заскользит.
На половицы в доме
он хлынет, как обвал…
Я пил его с ладони.
Пил,
словно целовал…
Покинул
мыс Китовый,
как песня
для двоих, —
тот самый луч,
который
коснется
губ твоих.
Как будто бы обидевшись на берег,
от берега
отходит океан.
Отлив…
Песок прочнеет и грубеет.
И выплывают,
словно на экран,
в остатках пены —
банки из-под сока,
обрывок сети,
скользкая доска,
стеклянный шар,
раскосая красотка
на потемневшей крышке сундучка.
Монета, —
будто чье-то подаянье.
Пластмассовый индеец на арбе…
Постой!
И это
было
в океане?!
Все это
океан
носил в себе?!
И выкинул?
И вспоминать не хочет?
И задавать вопросы не велит.
Ага-а-а!
Попался, старый барахольщик!
Великий?
Ты не так уж и велик!
Во мне ведь тоже – всякое.
Любое.
Про что у нас воспитанно молчат.
Теперь сравниться я могу с тобой!
Хоть в слабости.
Хоть в этих мелочах.
Хоть в чем-нибудь.
Хоть в самом окаянном.
Я вдруг переиначил
жизнь
свою.
Уже судьей
стою над океаном.
Красиво и рассерженно стою.
Мне хорошо.
Я – в гневе.
Я караю.
Я —
как всесильный бог —
нетерпелив…
Что океану!
Океан —
бескраен.
Он занят.
Начинается
прилив.
Мы совпали с тобой
Мы совпали с тобой, совпали
в день, запомнившийся навсегда.
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом — вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля с долгожданным снегом
совпадает в начале зимы,
так с тобою совпали мы.
Мы совпали, еще не зная
ничего
о зле и добре.
И навечно совпало с нами
это время в календаре.
Статьи раздела литература
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: stream@team.culture.ru
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.