Шаркнуть по душе что значит

Словари

Тереть, шуршать, производя шорох.

Ходить, двигаться, едва передвигая ногами, шаркая подошвами.

Придвигать одну ногу к другой, слегка ударяя каблук о каблук (знак проявления вежливости, приветствия, благодарности и т.п. у мужчин).

ША́РКАТЬ, шаркаю, шаркаешь, несовер.

1. Производить шорох, тереть, шуршать. «По стеклам окна шаркал дождь.» Максим Горький. «Живей, рубанок, шибче шаркай!» Казин. «Кто-то ходил, тихо шаркая туфлями.» Пушкин. «Он встал и, шаркая ногами, пошел в свою спальню.» А.Тургенев.

1. Производить шорох трением (при ходьбе, движении). Ш. туфлями. Шаркающая походка. Ш. метлой.

2. со словом «ногой» или без него. Придвигать одну ногу к другой, ударяя слегка каблук о каблук (знак вежливости, приветствия у мужчин).

3. кого (что). Ударять, бить чем-н. (прост.).

| Шаркун, светский человек, модник, франт, щеголек; поклонник женщин.

| Шаркуны, ширкуны, шарки, бубенчики, болхари, гарматуны. Вышаркать самовар, дошаркать его дочиста. Зашаркал рукава, исшаркала их вовсе. Нашаркай мне кирпичику. Одежа ошаркана. Отшаркался, откланялся. Он любит пошаркать. Вся посуда перешаркана, поцарапана. Кланяясь, пришаркни. Шаркуны пол прошаркали. Войдя, расшаркался по-старинному. Шарки, шарканцы муж., мн., олон. босовики, туфли; башмаки на тонких подошвах и без подборов.

1. (чем, по чему). Производить шорох, шум трением (при ходьбе, движении). Ш. шваброй, метлой по полу. Ш. туфлями, подошвами, ногами. Ш. по коридору. Старик еле идёт, шаркает.

2. (чем). Приставлять одну ногу к другой, ударяя слегка каблук о каблук (знак вежливости, приветствия, принятый в 19 в. у мужчин). Ш. ногой, ножкой. Ш. перед дамами. Ш. по-военному.

3. кого (что) чем. Нар.-разг. Ударять, бить. Ш. по спине.

4. что. С силой бросать, швырять, выплёскивать. Ш. воду на камни.

1. несов. к шаркнуть (во 2, 3 и 4 знач.).

Двигать, водить с шумом, шорохом по чему-л.

В столовую вошла горничная. Сладко зевая, она переставляла мебель и шаркала половой щеткой. Бунин, На даче.

Невыспавшиеся дворники шаркали метлами, передергивали плечами озябшие ночные извозчики. Куприн, Черный туман.

Он тяжело поднимается, на ходу подцепляя ручку саквояжа, уходит, шаркая подошвами. Кнорре, Каменный венок.

Тесно соприкасаясь при движении по чему-л., производить шорох, шум.

[Старик] встал и пошел прочь, и ноги его так шаркали, точно по полу тащили что-то большое, мягкое и очень тяжелое. М. Горький, Тюрьма.

3. Ходить, не поднимая ног, волоча ноги.

Иудушка притворялся чуть живым, шаркал по коридору. Салтыков-Щедрин, Господа Головлевы.

4. Приставлять одну ногу к другой, ударяя слегка каблук о каблук (при поклоне, приветствии и т. п. у мужчин).

Давай шаркнем, чтоб Белый дом в Белые Столбы переехал.

2. куда. Идти, направляться.

3. кого. Бить кого-л., расправляться с кем-л.

4. на кого. Вести себя вызывающе по отношению к кому-л.

ша́ркать, ша́ркаю, ша́ркаем, ша́ркаешь, ша́ркаете, ша́ркает, ша́ркают, ша́ркая, ша́ркал, ша́ркала, ша́ркало, ша́ркали, ша́ркай, ша́ркайте, ша́ркающий, ша́ркающая, ша́ркающее, ша́ркающие, ша́ркающего, ша́ркающей, ша́ркающих, ша́ркающему, ша́ркающим, ша́ркающую, ша́ркающею, ша́ркающими, ша́ркающем, ша́ркавший, ша́ркавшая, ша́ркавшее, ша́ркавшие, ша́ркавшего, ша́ркавшей, ша́ркавших, ша́ркавшему, ша́ркавшим, ша́ркавшую, ша́ркавшею, ша́ркавшими, ша́ркавшем

пошаркивать, бить, пришаркивать, идти, пить, подшаркивать, направляться, расправляться, шоркать, наглеть, шаркаться

Вост.-сл. Образовано от сущ. шаркъ, производного от звукоподражательного шар.

ша́ркнуть, укр. ша́ркнути «провести лопаткой по косе», вiдша́ркувати «соскребать». Ср. также ша́рить (см.). Отсюда шарку́н «бубенчик», яросл. (ЖСт., 1900, вып. 1-2, 250), тоб. (ЖСт., 1899, вып. 4, 516). Звукоподражательное, как и шо́ркать, шурша́ть; см. Шахматов, ИОРЯС 7, 2, 335; Преобр., Труды I, 89; Горяев, ЭС 418.

Источник

Значение слова «шаркнуть»

2. (несов. шаркать) перех. Неожиданно, с силой ударить. — Барин наш как шаркнет его по шиворотку. «Свисти, говорит, каналья, по-настоящему, по-разбойничьи!» Писемский, Старая барыня. | в безл. употр. — А ведь гроза ночью будет, братцы! Как бы кого ненароком не шаркнуло? Левитов, Сказка и правда. — Оробел-то он крепко. Словно ведь обухом его по лбу-то шаркнуло. Наумов, Паутина. || (несов. нет). Выстрелить. — Как бы взять тебя, молокососа, да из хорошей винтовки шаркнуть пулей, так забыл бы важничать! Писемский, Тысяча душ.

3. (несов. шаркать) перех. и без доп. С силой бросить, швырнуть, выплеснуть. [Хозяйская дочь] держала в руках ведро с водой и приготовлялась ее шаркнуть в открытый грязный самовар, стоявший на полу. Н. Успенский, Крестины.

4. (несов. шаркать). Неожиданно и стремительно броситься, побежать куда-л. Свистнул Жилин потихоньку — как шаркнет [олень] с дороги в лес. Л. Толстой, Кавказский пленник.

Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека

ША’РКНУТЬ, ну, нешь. Однокр. к шаркать. Молодой человек шаркнул ножкой и ретировался. Салтыков-Щедрин. Шаркнет он тебя этим самым кувшином. Станюкович.

Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека

Делаем Карту слов лучше вместе

Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!

Спасибо! Я обязательно научусь отличать широко распространённые слова от узкоспециальных.

Насколько понятно значение слова нахлобучка (существительное):

Источник

Словари

ША́РКНУТЬ, шаркну, шаркнешь. однокр. к шаркать. «Молодой человек шаркнул ножкой и ретировался.» Салтыков-Щедрин. «Шаркнет он тебя этим самым кувшином.» Станюкович.

2. Выстрелить. Ш. из ружья. □ безл. Пулей шаркнуло кого-л. (задело).

3. С шумом, выскочив, убежать. Заяц как шаркнет из-под ног.

1. однокр. к шаркать (во 2 и 4 знач.).

2. (несов. шаркать) перех.

Неожиданно, с силой ударить.

— Барин наш как шаркнет его по шиворотку. «Свисти, говорит, каналья, по-настоящему, по-разбойничьи!» Писемский, Старая барыня.

— А ведь гроза ночью будет, братцы! Как бы кого ненароком не шаркнуло? Левитов, Сказка и правда.

— Оробел-то он крепко. Словно ведь обухом его по лбу-то шаркнуло. Наумов, Паутина.

— Как бы взять тебя, молокососа, да из хорошей винтовки шаркнуть пулей, так забыл бы важничать! Писемский, Тысяча душ.

3. (несов. шаркать) перех. и без доп.

С силой бросить, швырнуть, выплеснуть.

[Хозяйская дочь] держала в руках ведро с водой и приготовлялась ее шаркнуть в открытый грязный самовар, стоявший на полу. Н. Успенский, Крестины.

Неожиданно и стремительно броситься, побежать куда-л.

Давай шаркнем, чтоб Белый дом в Белые Столбы переехал.

2. куда. Идти, направляться.

3. кого. Бить кого-л., расправляться с кем-л.

4. на кого. Вести себя вызывающе по отношению к кому-л.

ша́ркнуть, ша́ркну, ша́ркнем, ша́ркнешь, ша́ркнете, ша́ркнет, ша́ркнут, ша́ркнул, ша́ркнула, ша́ркнуло, ша́ркнули, ша́ркни, ша́ркните, ша́ркнувший, ша́ркнувшая, ша́ркнувшее, ша́ркнувшие, ша́ркнувшего, ша́ркнувшей, ша́ркнувших, ша́ркнувшему, ша́ркнувшим, ша́ркнувшую, ша́ркнувшею, ша́ркнувшими, ша́ркнувшем

Источник

Шаркнул по душе

или О Шукшине, который все больше про жизнь

Приблизительное время чтения: 6 мин.

Шукшина мне открыл… Юрий Никулин. Подростком я очень любил его книгу «Почти серьезно». Я и сейчас ее люблю. А впервые прочитал где-то лет в 12-13. С тех пор периодически перечитываю. Простой, но замечательный рассказ великого русского клоуна о жизни. Есть в этой книге глава «Василий Шукшин». Никулин рассказывает про съемки фильма «Они сражались за Родину», про общение-дружбу с Василием Макаровичем, как тот ему помогал роль учить, как сам играл, как они вместе ездили к Шолохову…

Никулин пишет, как Шукшина любили люди. И не только актеры, которые с ним снимались. Простые, как принято говорить, люди — рыбаки, грузчики. Приходили к теплоходу, где размещались съемочная группа и артисты, спрашивали Шукшина, варили с ним уху ночью у костра, беседовали.

Шукшин умер на съемках, в конце. В последний день он, по воспоминаниям Никулина, был веселый, жизнерадостный, смотрел со всеми хоккей. А утром не проснулся. Сердечная недостаточность. Есть в этой главе у Никулина и такая пронзительная история.

«Помню, за день до смерти Шукшин сидел в гримерной, ждал своей очереди. Взял булавку, обмакнул ее в баночку с красным гримом и штрихами что-то стал рисовать на пачке сигарет. Сидевший рядом артист Бурков спросил:

— Да вот видишь, — ответил Шукшин, показывая, — горы, небо, дождь. Ну, в общем, похороны…

Бурков обругал его, вырвал сигареты и спрятал в карман. Так до сих пор он и хранит у себя эту коробочку от сигарет «Шипка» с рисунком своего друга Василия Макаровича».

…Так это запомнил Никулин, и так — через его рассказ — Шукшин первый раз поцарапал мне сердце. Я тогда еще не читал его текстов и не видел фильмов. Но уже любил его — такого простого, близкого, великого и застенчивого. Что это? Талант Никулина-рассказчика смог передать масштаб личности Шукшина? Или просто такая это была личность, что ее величие и простота чувствовались и в таком бесхитростном, но искреннем рассказе? Не знаю. Да и так ли это важно?

…Потом были рассказы Шукшина. И среди них, конечно, «Верую!». Как раз в то время, когда начинаешь искать эту самую веру и когда в первый раз начинает болеть душа. Еще по-юношески, немного романтично. Но уже не от нераз­деленной любви к девчонке из параллельного класса и не от туманно-подросткового «меня никто не понимает», а от того, что на философском языке называется «экзистенциальный ужас». По-шукшински — когда приходит тоска — «нутряная, едкая». Уже были читаны «Исповедь» Толстого и «Братья Карамазовы» Достоевского. Но Шукшин все равно зацепил — «шаркнул по душе». Быть может, потому, что рассказ мне дала почитать наша любимая учительница по литературе Эльвира Николаевна. Мы с ней много спорили: про Чернышевского и Лескова, про Толстого и Достоевского, про Евангелие и коммунистические идеалы. Она помогла нам научиться читать и думать.

Спорили и про Шукшина. Она его очень любила. А я тогда плохо знал. Но про то, что душа болит, попадание было в десятку. И тоска, и злость героя рассказа Максима — такие близкие и понятные. Вот только поп оказался совсем уж неприятным. Быть может, так и было задумано? Или наоборот? Да и ответов в рассказе про боль никаких не было. «Слаб в коленках», — говорит поп Максиму. Разве это ответ? Даже не булгаковское «истина в том, что у тебя болит голова». А я ведь уже тогда знал, что Истина — совсем не в этом… В общем, рассказ мне не понравился. Но Шукшина я почему-то полюбил еще больше.

…И все же мой Шукшин — это прежде всего «Калина красная». Бездна юмора, море горечи, почти документальная, но, несомненно, возвышающая история жизни. Человеку, посмотревшему «Калину красную», не надо объяснять, что такое катарсис. Он его обязательно переживет. Если нет, то что-то явно не так. Только не с фильмом — с человеком.

У каждого из нас свое прочтение любой книги и любого фильма. И мы на него имеем почти столько же прав, сколько автор. Такова природа искусства: не все автору сказать удается, не все из увиденного зрителем автор вкладывал в свое произведение. Парадокс. В нем, собственно, и есть главное очарование искусства, его тайна и загадка.

Для меня «Калина красная» — история раскаявшегося разбойника. Евангельская история. Не прямолинейная, как в американской «Отходной молитве» с Микки Рурком (хотя я ее тоже очень люблю и считаю одной из лучших ролей Рурка — наряду с Франциском из одноименного фильма Лилианы Кавани). Но евангельская. В мире литературы и кинематографа вообще очень мало не­евангельских, небиблейских историй: по темам, по замыслу, по сложности, по глубине. Почему? Потому что правда Библии — не этическая, но онтологическая, бытийственная. Высшая правда. И чем больше таланта в художнике и его произведениях, тем ближе он к Богу, Который есть Добро и Любовь. И Который не творит зла. Потому у зла нет своего бытия, зло — отсутствие добра, искаженное добро.

Шукшинский поп из рассказа «Верую» этого либо не знает, либо не понимает. А Шукшин знал. Или чувствовал. Потому и снял в 1973 году «Калину красную». В самое что ни на есть советское и застойное время. И потому герой его Егор Прокудин, такой ухарь-разбойник («Никем не могу быть — только вором»), через страдание и через любовь приходит к покаянию. И показали в этом фильме «о советской современности», как было записано в трудовом договоре Шукшина с киностудией «Мосфильм», и купола церкви, разоренной и брошенной, и слезы шукшинского героя, когда он выходит от своей матери, много-много лет не получавшей от него никакой весточки, и падает на землю со слезами и словами: «Господи, прости меня, Господи! Ведь это мать моя, мать моя!» И ошеломленная Люба, до того момента совсем не понимавшая, почему Егор поехал проведать эту старушку Куделиху, вдруг видит, откуда то страдание, которое она сейчас читает в его глазах, как раньше читала в его письмах. И сама сцена со старушкой — документальная съемка, одновременно и очевидная, и органичная; картина от нее только выигрывает. Кстати, о письмах: совсем короткий диалог Любы с деревенской подругой:

— Да нет, как-то все больше про жизнь.

Три фразы, но за них легко можно отдать почти весь современный отечественный кинематограф. По крайней мере, добрую его половину.

…А самое трогательно-щемящее в фильме — это сцена, где Люба, смочив платок в речке, бежит по пахоте к уже умершему Егору. Бежит изо всех сил, старается успеть… И, конечно, финал фильма. Финал, который — при всем трагизме — не оставляет тебя с чувством безыс­ходности и нутряной тоски. Люба, вглядывающаяся куда-то в прошлое (или будущее?), слышит голос Егора: «Не грусти, Любушка, не надо. Глянь, сколько хороших людей кругом. Надо жить. Надо бы только умно жить!»

…Такой он — мой Шукшин. Написавший нехристианский рассказ «Верую!» и снявший «Калину красную» — быть может, самый христианский фильм советского кинематографа.

Текст впервые опубликован в журнале «Русский пионер» (№ 68, ноябрь 2016)

Фото на заставке: Генриетта Перьян.

Источник

Шаркнул по душе

или о Шукшине, который все больше про жизнь

Шукшина мне открыл… Юрий Никулин. Подростком я очень любил его книгу «Почти серьезно». Я и сейчас ее люблю. А впервые прочитал где-то лет в 12-13. С тех пор периодически перечитываю. Простой, но замечательный рассказ великого русского клоуна о жизни. Есть в этой книге глава «Василий Шукшин». Никулин рассказывает про съемки фильма «Они сражались за Родину», про общение-дружбу с Василием Макаровичем, как тот ему помогал роль учить, как сам играл, как они вместе ездили к Шолохову…

Никулин пишет, как Шукшина любили люди. И не только актеры, которые с ним снимались. Простые, как принято говорить, люди — рыбаки, грузчики. Приходили к теплоходу, где размещались съемочная группа и артисты, спрашивали Шукшина, варили с ним уху ночью у костра, беседовали…

Шукшин умер на съемках, в конце. В последний день он, по воспоминаниям Никулина, был веселый, жизнерадостный, смотрел со всеми хоккей. А утром не проснулся. Сердечная недостаточность. Есть в этой главе у Никулина и такая пронзительная история.

«Помню, за день до смерти Шукшин сидел в гримерной, ждал своей очереди. Взял булавку, обмакнул ее в баночку с красным гримом и штрихами что-то стал рисовать на пачке сигарет. Сидевший рядом артист Бурков спросил:

— Да вот видишь, — ответил Шукшин, показывая, — горы, небо, дождь. Ну, в общем, похороны…

Бурков обругал его, вырвал сигареты и спрятал в карман. Так до сих пор он и хранит у себя эту коробочку от сигарет «Шипка» с рисунком своего друга Василия Макаровича».

…Так это запомнил Никулин, и так — через его рассказ — Шукшин первый раз поцарапал мне сердце. Я тогда еще не читал его текстов и не видел фильмов. Но уже любил его — такого простого, близкого, великого и застенчивого. Что это? Талант Никулина-рассказчика смог передать масштаб личности Шукшина? Или просто такая это была личность, что ее величие и простота чувствовались и в таком бесхитростном, но искреннем рассказе? Не знаю. Да и так ли это важно?

…Потом были рассказы Шукшина. И среди них, конечно, «Верую!». Как раз в то время, когда начинаешь искать эту самую веру и когда в первый раз начинает болеть душа. Еще по-юношески, немного романтично. Но уже не от нераз­деленной любви к девчонке из параллельного класса и не от туманно-подросткового «меня никто не понимает», а от того, что на философском языке называется «экзистенциальный ужас». По-шукшински — когда приходит тоска — «нутряная, едкая». Уже были читаны «Исповедь» Толстого и «Братья Карамазовы» Достоевского. Но Шукшин все равно зацепил — «шаркнул по душе». Быть может, потому, что рассказ мне дала почитать наша любимая учительница по литературе Эльвира Николаевна. Мы с ней много спорили: про Чернышевского и Лескова, про Толстого и Достоевского, про Евангелие и коммунистические идеалы. Она помогла нам научиться читать и думать.

Спорили и про Шукшина. Она его очень любила. А я тогда плохо знал. Но про то, что душа болит, попадание было в десятку. И тоска, и злость героя рассказа Максима — такие близкие и понятные. Вот только поп оказался совсем уж неприятным. Быть может, так и было задумано? Или наоборот? Да и ответов в рассказе про боль никаких не было. «Слаб в коленках», — говорит поп Максиму. Разве это ответ? Даже не булгаковское «истина в том, что у тебя болит голова». А я ведь уже тогда знал, что Истина — совсем не в этом… В общем, рассказ мне не понравился. Но Шукшина я почему-то полюбил еще больше.

…И все же мой Шукшин — это прежде всего «Калина красная». Бездна юмора, море горечи, почти документальная, но, несомненно, возвышающая история жизни. Человеку, посмотревшему «Калину красную», не надо объяснять, что такое катарсис. Он его обязательно переживет. Если нет, то что-то явно не так. Только не с фильмом — с человеком.

У каждого из нас свое прочтение любой книги и любого фильма. И мы на него имеем почти столько же прав, сколько автор. Такова природа искусства: не все автору сказать удается, не все из увиденного зрителем автор вкладывал в свое произведение. Парадокс. В нем, собственно, и есть главное очарование искусства, его тайна и загадка.

Для меня «Калина красная» — история раскаявшегося разбойника. Евангельская история. Не прямолинейная, как в американской «Отходной молитве» с Микки Рурком (хотя я ее тоже очень люблю и считаю одной из лучших ролей Рурка — наряду с Франциском из одноименного фильма Лилианы Кавани). Но евангельская. В мире литературы и кинематографа вообще очень мало не­евангельских, небиблейских историй: по темам, по замыслу, по сложности, по глубине. Почему? Потому что правда Библии — не этическая, но онтологическая, бытийственная. Высшая правда. И чем больше таланта в художнике и его произведениях, тем ближе он к Богу, Который есть Добро и Любовь. И Который не творит зла. Потому у зла нет своего бытия, зло — отсутствие добра, искаженное добро.

Шукшинский поп из рассказа «Верую» этого либо не знает, либо не понимает. А Шукшин знал. Или чувствовал. Потому и снял в 1973 году «Калину красную». В самое что ни на есть советское и застойное время. И потому герой его Егор Прокудин, такой ухарь-разбойник («Никем не могу быть — только вором»), через страдание и через любовь приходит к покаянию. И показали в этом фильме «о советской современности», как было записано в трудовом договоре Шукшина с киностудией «Мосфильм», и купола церкви, разоренной и брошенной, и слезы шукшинского героя, когда он выходит от своей матери, много-много лет не получавшей от него никакой весточки, и падает на землю со слезами и словами: «Господи, прости меня, Господи! Ведь это мать моя, мать моя!» И ошеломленная Люба, до того момента совсем не понимавшая, почему Егор поехал проведать эту старушку Куделиху, вдруг видит, откуда то страдание, которое она сейчас читает в его глазах, как раньше читала в его письмах. И сама сцена со старушкой — документальная съемка, одновременно и очевидная, и органичная; картина от нее только выигрывает. Кстати, о письмах: совсем короткий диалог Любы с деревенской подругой:

— А какие он письма писал!

— Да нет, как-то все больше про жизнь.

Три фразы, но за них легко можно отдать почти весь современный отечественный кинематограф. По крайней мере, добрую его половину.

…А самое трогательно-щемящее в фильме — это сцена, где Люба, смочив платок в речке, бежит по пахоте к уже умершему Егору. Бежит изо всех сил, старается успеть… И, конечно, финал фильма. Финал, который — при всем трагизме — не оставляет тебя с чувством безыс­ходности и нутряной тоски. Люба, вглядывающаяся куда-то в прошлое (или будущее?), слышит голос Егора: «Не грусти, Любушка, не надо. Глянь, сколько хороших людей кругом. Надо жить. Надо бы только умно жить!»

…Такой он — мой Шукшин. Написавший нехристианский рассказ «Верую!» и снявший «Калину красную» — быть может, самый христианский фильм советского кинематографа.

Текст впервые опубликован в журнале «Русский пионер» (№ 68, ноябрь 2016)

Источник