тихая река неподвижная как болото была любимым местом жарким летним днем
Тихая река неподвижная как болото была любимым местом жарким летним днем
Вечером, в середине июля, на берегу полесской речонки Зульни лежали в густом лозняке два человека: нищий из села Казимирки Онисим Козел и его внук, Василь, мальчишка лет тринадцати. Старик дремал, прикрыв лицо от мух рваной бараньей шапкой, а Василь, подперев подбородок ладонями и сощурив глаза, рассеянно смотрел на реку, на теплое, безоблачное небо, на дальний сосновый лес, резко черневший среди пожара зари.
Тихая река, неподвижная, как болото, вся была скрыта под сплошной твердой зеленью кувшинок, которые томно выставляли наружу свои прелестные, белые, непорочные венчики. Лишь на той стороне, у берега, оставалась чистая, гладкая, не застланная листьями полоса воды, и в ней мальчик видел отраженные с необыкновенной отчетливостью: и прибрежную осоку, и черный зубчатый лес, и горевшее за ним зарево. А на этом берегу, у самой реки, в равном расстоянии друг от друга стояли древние, дуплистые ветлы. Короткие прямые ветки топорщились у них кверху, и сами они — низкие, корявые, толстые — походили на приземистых старцев, воздевших к небу тощие руки.
Тонким, печальным свистом перекликались кулички. Изредка в воде тяжело бултыхалась крупная рыба. Мошкара дрожала над водой прозрачным, тонким столбом.
Козел вдруг приподнял голову с земли и уставился на Василя оторопелым, бессмысленным взглядом.
— Ты что сказал? — спросил он невнятно, хриплым голосом.
Мальчик ничего не ответил. Он даже не обернулся на старика, а только медленно, с упрямым, скучающим выражением опустил и поднял свои длинные ресницы.
— Скоро придут, — продолжал старик, точно разговаривая сам с собой. Треба, пока что, покурить.
Он вяло перевалился на бок и сел на корточки, по-турецки. На обеих руках у него были отрублены все пальцы, за исключением большого на левой руке, но этим единственным пальцем он ловко и быстро набил трубку, придерживая ее культяпкой правой руки о колено, достал из шапки спички и закурил. Сладковатый, похожий сначала запахом на резеду, дымок махорки поплыл синими струйками в воздухе.
— Что же, ты сам видел Бузыгу? — как будто нехотя спросил Василь, не отводя глаз от заречной дали.
Козел вынул трубку изо рта и, нагнувшись на сторону, звучно сплюнул.
— А как же? Известно, сам… Ух, отчаянный человяга. Совсем как я в старые годы. Гуляет по целому селу, пья-а-ный-распьяный… как ночь. Жидков-музыкантов нанял, те попереди его зажаривают, а он себе никаких. В правой руке платок, сапоги в новых калошах, на жилетке серебряная чепка. Пришел до Грипы Ковалевой: «Гей, курва, горилки!» В стакан бросил серебряного рубля, горилку выпил, а деньги музыкантам кинул. Хлопцы за ним так чередой и ходят, так и ходят… Косятся, как те собаки на волка, но а ни-ни! Ничего не могут, только зубами на него клямкают.
— О? — воскликнул с восторженным недоверием мальчик.
— Обыкновенно… А ему что? О-го-го. Ему плевать на них. Я твоих коней не крал? — значит, и ты до меня не цепляйся. От, если бы я твои кони украл да ты бы словил меня, — ну, тогда твой верх: имеешь полное право бить. А то — не-ет, шалишь… Это не проходит.
Мальчик молча глядел на реку. На ней уже начали покрикивать, сперва изредка, точно лениво, звонкие лягушечьи голоса. Вечерний туман дымился в камыше и легким, как кисея, паром вился над водой. Небо потемнело и позеленело, и на нем яснее выступил незаметный до сих пор полукруг молодого месяца.
— Истинная правда. Как же иначе? У него все ребра срослись, до самого пупа. Такого, как Бузыга, хоть чем хочешь бей, а уж печенок ты ему, брат, не-ет… не отобьешь. Потому что у него печенки к ребрам приросли. А у человека печенки — это первая штука. Если у человека отбиты печени, то тому человеку больше не жить. Заслабнет, начнет харкать кровью: ни есть, ни пить не может, а там и дуба даст…
Мальчик пощупал свою грудь, тонкие бока, впалый живот и протяжно вздохнул.
— А то еще вот, говорят, что двойная спина бывает… как у лошадей, сказал он печально. — Правда это, Козел?
— Это тоже правда. Бывает.
— У него тоже двойная спина?
— Ну, уж этого я не знаю. Не могу сказать.
— Я думаю, у него тоже двойная…
— О! Это Бузыга? — радостно вскрикнул мальчик.
— Кто бы ни был, не наше дело, — значительно и злобно возразил Козел. Приходил после того Гундосый до Бузыги, в ногах у него валялся, ноги ему целовал. «Возьми гроши, только укажи, где кони. Ты знаешь!» А тот ему отвечает: «Ты бы, Митро, воды пошел напился». Вот он какой, Бузыга.
Старый нищий замолчал и стал с ожесточением насасывать трубку. Она сочно хрипела, но не давала уже больше дыму. Козел вздохнул, выколотил трубку о свою босую подошву и спрятал ее за пазуху.
Лягушки заливались теперь со всех сторон. Казалось, что весь воздух дрожал от их страстных, звенящих криков, которым вторили глухие, более редкие, протяжные стоны больших жаб. Небо из зеленого сделалось темно-синим, и луна сияла на нем, как кривое лезвие серебряной алебарды. Заря погасла. Только у того берега, в чистой речной заводи, рдели длинные кровавые полосы.
— Козел, я, когда вырасту, тоже буду коней красть! — произнес вдруг тихим, горячим шепотом мальчик. — Не хочу милостыню собирать. Я буду как Бузыга.
— Тес… постой… — встрепенулся старик. Он поднял кверху свой страшный палец и, наклонив голову набок, внимательно прислушался. — Идут!
Василь быстро вскочил на ноги. В густой заросли ивняка чуть слышно шлепала вода под чьими-то шагами. Мужские голоса говорили глухо и монотонно.
— Гукни, Василь, — приказал старик. — Только не швидко.
— Гоп-гоп! — крикнул мальчик сдавленным от волнения голосом.
— Гоп! — коротко отозвался издали сдержанный спокойный бас.
Кудрявые верхушки лозняка закачались, раздвигаемые осторожной рукой. Из кустов на притоптанное, сухое местечко, где дожидались нищий и мальчик, бесшумно вынырнул, согнувшись вдвое, коротконогий, бородатый, неуклюжий с виду мужичонка в рваной коричневой свитке. Прямые, жесткие волосы падали у него из-под капелюха на брови, почти закрывая черные косые глаза, глядевшие мрачно и недоверчиво исподлобья. Голову он держал наклоненной вниз и немного набок, по-медвежьи, и когда ему приходилось посмотреть в сторону, то он не повертывал туда шею, а медленно и неловко поворачивался всем телом, как это делают люди-кривошеи или больные горлом. Это был Аким Шпак, известный пристанодержатель и укрыватель краденого. Он же указывал верные места для дела и «подводил» конокрадам лошадей.
Тихая река неподвижная как болото была любимым местом жарким летним днем
Александр Иванович Куприн
Вечером, в середине июля, на берегу полесской речонки Зульни лежали в густом лозняке два человека: нищий из села Казимирки Онисим Козел и его внук, Василь, мальчишка лет тринадцати. Старик дремал, прикрыв лицо от мух рваной бараньей шапкой, а Василь, подперев подбородок ладонями и сощурив глаза, рассеянно смотрел на реку, на теплое, безоблачное небо, на дальний сосновый лес, резко черневший среди пожара зари.
Тихая река, неподвижная, как болото, вся была скрыта под сплошной твердой зеленью кувшинок, которые томно выставляли наружу свои прелестные, белые, непорочные венчики. Лишь на той стороне, у берега, оставалась чистая, гладкая, не застланная листьями полоса воды, и в ней мальчик видел отраженные с необыкновенной отчетливостью: и прибрежную осоку, и черный зубчатый лес, и горевшее за ним зарево. А на этом берегу, у самой реки, в равном расстоянии друг от друга стояли древние, дуплистые ветлы. Короткие прямые ветки топорщились у них кверху, и сами они – низкие, корявые, толстые – походили на приземистых старцев, воздевших к небу тощие руки.
Тонким, печальным свистом перекликались кулички. Изредка в воде тяжело бултыхалась крупная рыба. Мошкара дрожала над водой прозрачным, тонким столбом.
Козел вдруг приподнял голову с земли и уставился на Василя оторопелым, бессмысленным взглядом.
– Ты что сказал? – спросил он невнятно, хриплым голосом.
Мальчик ничего не ответил. Он даже не обернулся на старика, а только медленно, с упрямым, скучающим выражением опустил и поднял свои длинные ресницы.
– Скоро придут, – продолжал старик, точно разговаривая сам с собой. Треба, пока что, покурить.
Он вяло перевалился на бок и сел на корточки, по-турецки. На обеих руках у него были отрублены все пальцы, за исключением большого на левой руке, но этим единственным пальцем он ловко и быстро набил трубку, придерживая ее культяпкой правой руки о колено, достал из шапки спички и закурил. Сладковатый, похожий сначала запахом на резеду, дымок махорки поплыл синими струйками в воздухе.
– Что же, ты сам видел Бузыгу? – как будто нехотя спросил Василь, не отводя глаз от заречной дали.
Козел вынул трубку из рта и, нагнувшись на сторону, звучно сплюнул.
– А как же? Известно, сам… Ух, отчаянный человяга. Совсем как я в старые годы. Гуляет по целому селу, пья-а-ный-распьяный… как ночь. Жидков-музыкантов нанял, те попереди его зажаривают, а он себе никаких. В правой руке платок, сапоги в новых калошах, на жилетке серебряная чепка. Пришел до Грипы Ковалевой: «Гей, курва, горилки!» В стакан бросил серебряного рубля, горилку выпил, а деньги музыкантам кинул. Хлопцы за ним так чередой и ходят, так и ходят… Косятся, как те собаки на волка, но а ни-ни! Ничего не могут, только зубами на него клямкают.
– О? – воскликнул с восторженным недоверием мальчик.
– Обыкновенно… А ему что? О-го-го. Ему плевать на них. Я твоих коней не крал? – значит, и ты до меня не цепляйся. От, если бы я твои кони украл да ты бы словил меня, – ну, тогда твой верх: имеешь полное право бить. А то – не-ет, шалишь… Это не проходит.
Мальчик молча глядел на реку. На ней уже начали покрикивать, сперва изредка, точно лениво, звонкие лягушечьи голоса. Вечерний туман дымился в камыше и легким, как кисея, паром вился над водой. Небо потемнело и позеленело, и на нем яснее выступил незаметный до сих пор полукруг молодого месяца.
– Истинная правда. Как же иначе? У него все ребра срослись, до самого пупа. Такого, как Бузыга, хоть чем хочешь бей, а уж печенок ты ему, брат, не-ет… не отобьешь. Потому что у него печенки к ребрам приросли. А у человека печенки – это первая штука. Если у человека отбиты печени, то тому человеку больше не жить. Заслабнет, начнет харкать кровью: ни есть, ни пить не может, а там и дуба даст…
Мальчик пощупал свою грудь, тонкие бока, впалый живот и протяжно вздохнул.
– А то еще вот, говорят, что двойная спина бывает… как у лошадей, сказал он печально. – Правда это, Козел?
– Это тоже правда. Бывает.
– У него тоже двойная спина?
– Ну, уж этого я не знаю. Не могу сказать.
– Я думаю, у него тоже двойная…
Тихая река неподвижная как болото была любимым местом жарким летним днем
Таньке стало холодно, и она проснулась.
Высвободив руку из попонки, в которую она неловко закуталась ночью, Танька вытянулась, глубоко вздохнула и опять сжалась. Но все-таки было холодно. Она подкатилась под самую «голову» печи и прижала к ней Ваську. Тот открыл глаза и взглянул так светло, как смотрят со сна только здоровые дети. Потом повернулся на бок и затих. Танька тоже стала задремывать. Но в избе стукнула дверь: мать, шурша, протаскивала из сенец охапку соломы
— Холодно, тетка? — спросил странник, лежа на конике.
— Нет, — ответила Марья, — туман. А собаки валяются, — беспременно к метели.
Она искала спичек и гремела ухватами. Странник спустил ноги с коника, зевал и обувался. В окна брезжил синеватый холодный свет утра, под лавкой шипел и крякал проснувшийся хромой селезень. Теленок поднялся на слабые растопыренные ножки, судорожно вытянул хвост и так глупо и отрывисто мякнул, что странник засмеялся и сказал:
— Сиротка! Корову-то прогусарили?
Танька раскрыла глаза.
Продажа лошади особенно врезалась ей в память «Когда еще картохи копали», в сухой, ветреный день, мать на поле полудновала, плакала и говорила, что ей «кусок в горло не идет», и Танька все смотрела на ее горло, не понимая, о чем толк.
Потом в большой крепкой телеге с высоким передком приезжали «анчихристы» Оба они были похожи друг на дружку — черны, засалены, подпоясаны по кострецам. За ними пришел еще один, еще чернее, с палкой в руке, что-то громко кричал я, немного погодя, вывел со двора лошадь и побежал с нею по выгону, за ним бежал отец, и Танька думала, что он погнался отнимать лошадь, догнал и опять увел ее во двор. Мать стояла на пороге избы и голосила. Глядя на нее, заревел во все горло и Васька. Потом «черный» опять вывел со двора лошадь, привязал ее к телеге и рысью поехал под гору… И отец уже не погнался…
«Анчихристы», лошадники-мещане, были, и правда, свирепы на вид, особенно последний — Талдыкин. Он пришел позднее, а до него два первые только цену сбивали. Они наперебой пытали лошадь, драли ей морду, били палками.
— Ну, — кричал один, — смотри сюда, получай с богом деньги!
— Не мои они, побереги, полцены брать не приходится, — уклончиво отвечал Корней.
— Да какая же это полцена, ежели, к примеру, кобыленке боле годов, чем нам с тобой? Молись богу!
— Что зря толковать, — рассеянно возражал Корней.
Тут-то и пришел Талдыкин, здоровый, толстый мещанин с физиономией мопса: блестящие, злые черные глаза, форма носа, скулы, — все напоминало в нем эту собачью породу.
— Что за шум, а драки нету? — сказал он, входя и улыбаясь, если только можно назвать улыбкой раздувание ноздрей.
Он подошел к лошади, остановился и долго равнодушно молчал, глядя на нее. Потом повернулся, небрежно сказал товарищам: «Поскореича, ехать время, я на выгоне дожду», — и пошел к воротам.
Корней нерешительно окликнул:
— Что же не глянул лошадь-то!
— Долгого взгляда не стоит, — сказал он.
— Да ты поди, побалакаем…
Талдыкин подошел и сделал ленивые глаза.
Он внезапно ударил лошадь под брюхо, дернул ее за хвост, пощупал под лопатками, понюхал руку и отошел.
— Плоха? — стараясь шутить, спросил Корней.
— Тэк. Значит, первая голова на плечах?
Талдыкин быстро всунул кулак в угол губ лошади, взглянул как бы мельком ей в зубы и, обтирая руку о полу, насмешливо и скороговоркой спросил:
— Так не стара? Твой дед не ездил венчаться на ней. Ну, да нам сойдет, получай одиннадцать желтеньких.
И, не дожидаясь ответа Корнея, достал деньги и взял лошадь за оброть.
— Молись богу да полбутылочки ставь.
— Что ты, что ты? — обиделся Корней — Ты без креста, дядя!
— Что? — воскликнул Талдыкин грозно, — обабурился? Денег не желаешь? Бери, пока дурак попадается, бери, говорят тебе!
— Да какие же это деньги?
— Такие, каких у тебя нету.
— Нет, уж лучше не надо.
— Ну, через некоторое число за семь отдашь, с удовольствием отдашь, — верь совести.
Корней отошел, взял топор и с деловым видом стал тесать подушку под телегу.
Потом пробовали лошадь на выгоне… И как ни хитрил Корней, как ни сдерживался, не отвоевал-таки!
Когда же пришел октябрь и в посиневшем от холода воздухе замелькали, повалили белые хлопья, занося выгон, лазины и завалинку избы, Таньке каждый день пришлось удивляться на мать.
Бывало, с началом зимы для всех ребятишек начинались истинные мучения, проистекавшие, с одной стороны, от желания удрать из избы, пробежать по пояс в снегу через луг и, катаясь на ногах по первому синему льду пруда, бить по нем палками и слушать, как он гулькает, а с другой стороны — от грозных окриков матери.
— Ты куда? Чичер, холод — а она, накося! С мальчишками на пруд! Сейчас лезь на печь, а то смотри у меня, демоненок!
Бывало, с грустью приходилось довольствоваться тем, что на печь протягивалась чашка с дымящимися рассыпчатыми картошками и ломоть пахнущего клетью, круто посоленного хлеба. Теперь же мать совсем не давала по утрам ни хлеба, ни картошек, на просьбы об этом отвечала:
— Иди, я тебя одену, ступай на пруд, деточка!
Прошлую зиму Танька и даже Васька ложились спать поздно и могли спокойно наслаждаться сиденьем на «групке» печки хоть до полуночи. В избе стоял распаренный, густой воздух; на столе горела лампочка без стекла, и копоть темным, дрожащим фитилем достигала до самого потолка. Около стола сидел отец и шил полушубки; мать чинила рубахи или вязала варежки; наклоненное лицо ее было в это время кротко и ласково тихим голосом пела она «старинные» песни, которые слыхала еще в девичестве, и Таньке часто хотелось от них плакать. В темной избе, завеянной снежными вьюгами, вспоминалась Марье ее молодость, вспоминались жаркие сенокосы и вечерние зори, когда шла она в девичьей толпе полевою дорогой с звонкими песнями, а за ржами опускалось солнце и золотою пылью сыпался сквозь колосья его догорающий отблеск. Песней говорила она дочери, что и у нее будут такие же зори, будет все, что проходит так скоро и надолго, надолго сменяется деревенским горем и заботою.
Когда же мать собирала ужинать, Танька в одной длинной рубашонке съерзывала с печи и, часто перебирая босыми ножками, бежала на коник, к столу. Тут она, как зверок, садилась на корточки и быстро ловила в густой похлебке сальце и закусывала огурцами и картошками. Толстый Васька ел медленно и таращил глаза, стараясь всунуть в рот большую ложку… После ужина она с тугим животом так же быстро перебегала на печь, дралась из-за места с Васькой и, когда в темные оконца смотрела одна морозная ночная муть, засыпала сладким сном под молитвенный шепот матери: «Угодники божий, святителю Микола милосливый, столп-охранение людей, матушка пресвятая Пятница — молите бога за нас! Хрест в головах, хрест у ногах, хрест от лукавого»…
Теперь мать рано укладывала спать, говорила, что ужинать нечего, и грозила «глаза выколоть», «слепым в сумку отдать», если она, Танька, спать не будет. Танька часто ревела и просила «хоть капуски», а спокойный, насмешливый Васька лежал, драл ноги вверх и ругал мать:
— Вот домовой-то, — говорил он серьезно, — все спи да спи! Дай бати дождать!
Батя ушел еще с Казанской, был дома только раз, говорил, что везде «беда», — полушубков не шьют, больше помирают, — и он только чинит кое-где у богатых мужиков. Правда, в тот раз ели селедки, и даже «вот такой-то кусок» соленого судака батя принес в тряпочке. «На кстинах, говорит, был третьего дня, так вам, ребята, спрятал…» Но когда батя ушел, совсем почти есть перестали…
Задание 16 ЕГЭ 2022 по русскому языку
Практика по материалам открытого банка ФИПИ.
Расставьте знаки препинания. Укажите предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений
1.
1) Иногда взгляд Илюши наполнялся выражением безразличия усталости или скуки.
2) Художник был увлечен не только красотой открывшегося перед ним вида но и разнообразием природных форм.
3) Пианист виртуозно исполнял свои и чужие сочинения и с легкостью читал с листа незнакомые произведения.
4) Картины и вазы в комнате отражали утонченность вкуса её хозяина.
5) В зеркальных стеклах качались сосны и плыли грузные серые облака.
2.
1) Русский дух ощущается в творчестве Пушкина в юморе и иронии в силе чувств и лиризме отступлений в пафосе всей поэмы и в характерах действующих лиц.
2) Иван Иванович всегда дает каждому из детей или по бублику или по кусочку дыни.
3) Сравнительный метод одинаково полезен и необходим как в анатомии отдельного человека так и в социальной науке.
4) Лодка шла вдоль берега и попадала то в полосы прохладного морского воздуха то в струи теплого сыроватого ветерка.
5) Направо белела низменная песчаная коса и темнела груда дальних гор.
3.1) Санин ощущал во всем своем существе если не удовольствие то некоторую легкость счастья.
2) Среди сибирских рек есть и большие и малые и спокойные и буйные.
3) Снаряды рвались справа слева и впереди.
4) По небу голубому проехал грохот грома и снова лес молчит.
5) От него не было ни слуху ни духу.
4.
1) Солнышко село и зорька погасла.
2) Для Алевтины Васильевны хотя и привычна но тяжела была власть Ерофея Кузьмича.
3) Отрывистый и ломаный звук метался и прыгал и бежал куда-то в сторону от других.
4) И день и ночь не утихала работа в поле.
5) Листья в поле пожелтели и кружатся и летят.
5.
1) Вода быстро поднималась и заливала луга и огороды жителей деревни.
2) Зарево распространилось не только над центром города но и далеко вокруг.
3) Ни свет ни заря отправилась Матрена в город.
4) Часовой дошел до противоположного угла и повернул обратно но вдруг остановился
5) Здесь краски не ярки и звуки не резки.
6.
1) На суше на море молодые и сильные руки творят чудеса.
2) Не то сон не то наваждение не то видение чудное показалось старому монаху.
3) Задолго до рассвета Ильинична затопила печь выпекла хлеб и насушила две сумы сухарей.
4) И день и ночь мой Ленинград стоял и жил сражался и мечтал.
5) Над Невой покачивался слюдяной солнечный блеск и пролетали легкие ветры со взморья.
7.
1) Я имею поручение как от судьи так равно и от всех ваших знакомых примирить вас с приятелем вашим.
2) И радости встреч и горечь разлук мы все испытали товарищ и друг.
3) Слушайте тишину и тогда осень лесная покажет вам все богатства.
4) Здесь барство дикое без чувства без закона присвоило себе насильственной лозой и труд и собственность и время земледельца.
5)Вот уж и стука и крика и бубенцов не слыхать.
8.
1) Клёны и берёзки столпились на пригорках и лощинах.
2) Он слеп упрям нетерпелив и легкомыслен и кичлив.
3) Русский народ смышлён и понятлив усерден и горяч ко всему благому и прекрасному.
4) Ты внемлешь грохоту громов и гласу бури и валов и крику сельских пастухов.
5) Солнышко село и зорька погасла и птицы затихли в лесу
9.
1) Ни побоища ни стана ни надгробного кургана не встречает царь Дадон.
2) Как недостатки так и достоинства «Полтавы» были равно не поняты тогдашними критиками и тогдашнею публикой.
3) И сегодня рифма поэта — ласка и лозунг и штык и кнут.
4) Не железным ключом открывается сердце а добротой.
5) Бесхитростная тишина и воздух прозрачен до боли до слёз
10.
1) Наставник внимательно и придирчиво оглядывал выполненную работу обсуждал все тонкости механизма со своим помощником и его учеником.
2) Ветер приносит холод ясность и некую пустоту всего тела.
3) Буду ли я пеною в море или голубою мглой на горах или вечерней тенью степной — я всегда буду помнить о тебе.
4) Осенней свежестью листвою и плодами благоухает сад.
5) Мой отец любил порядок и порядок любил его.
11.
1) Калитка открылась и мы вошли в узкий дворик подошли к хозяйке.
2) Ветер срывал с берез мокрые и пахучие листья и швырял их в ночь.
3) Он рощи полюбил густые уединенье тишину и ночь…
4) Долго ль мне гулять на свете то в коляске то верхом то в кибитке то в карете то в телеге то пешком?
5)Необходимо побывать если не во всех то в большинстве районов.
12.
1) Писательский талант равно проявит себя как в книгах для взрослых так и в детской литературе.
2) Крылов и Даль и Гончаров были чиновниками и не утратили из-за этого своих дарований.
3) Фокусник обманывает зрителей однако никогда не выдает иллюзию за «чистую монету».
4) Небосвод покачивался то приближался то отходил.
5) У нас выпал снег и начался санный путь.
13.
1) Внезапно закружил листопад и постепенно похолодало.
2) Серый коршун с растопыренными шевелящимися кончиками крыльев пролетел над гребнем горы.
3) Вся мебель в комнате состояла из стола кровати да табурета.
4) В праздник кто-нибудь в доме варил варенье или пек торт или готовил еще что-нибудь вкусное и обязательно угощал соседей.
5)Я сижу один над обрывом глажу добрейшую собаку с невероятно забавными в своей ложной свирепости желтыми мужичьими глазами.
14.
1) Брат был умен и ловок легко решал задачи и легко научился делать фокусы.
2) Черная дыра тоннеля то виднелась отчетливо то пропадала в подымавшемся от раскаленных камней мареве.
3) Сама площадь и позлащенные солнцем листья и памятник казались какими-то чужеземными.
4) Мне пришлось читать Ане и стихи и сказки и потешки.
5) Совсем стемнело и в темноте мы очень скоро потеряли наших товарищей.
16.
1) Зоя придерживала двумя пальчиками край широкой шляпы и посматривала то вбок то назад.
2) Все уселись вокруг разостланной скатерти и принялись за паштет и прочие яства.
3) Инсаров прочёл Берсеневу свой перевод двух или трёх болгарских песен и пожелал узнать его мнение.
4) Внезапный порывистый ливень без грому и молний только что промчался над нашей широкой равниной.
5) Лесная путаница тропинок окончилась и открылся великий простор.
17.
1) С самого раннего утра убегал он или на пруд или в рощу или на сенокос.
2) А я не только впредь не трону здешних стад но сам за них с другими грызться рад.
3) Татьяна верила преданьям простонародной старины и снам и карточным гаданьям и предсказаниям луны.
4) Даша кивнула головой и на шапочке закивали ромашки.
5) Ни конца ни края не было их задушевным беседам.
18.
1) Овсянников разъезжал либо на беговых дрожках либо в небольшой красивой тележке с кожаным верхом
2) Листья распускаются если не в апреле то в мае.
3) Пускай послужит он в армии да потянет лямку да понюхает пороху да будет солдат а не шаматон.
4) Добровольцы давно промокли до нитки и продрогли до мозга костей
5) Далеко за воротами кричали лягушки и пел в саду соловей.
19.
1) Иногда взгляд Обломова наполнялся выражением усталости скуки.
2) Я или зарыдаю или закричу или в обморок упаду.
3) То ль от зноя то ль от стона подошла усталость.
4) Я видел только верхушки лозняка да извилистый край противоположного берега.
5) Дождями каждодневными кончается лето и начинается осень холодом.
20.
1) Жизнь удивительна и прекрасна.
2) Борьба учила хитрости и осторожности зоркости и смелости.
3) Дорога то проваливалась между горных гребней то поднималась на округлые холмы то исчезала в траве.
4) Все блещет и нежится и радостно тянется к солнцу.
5) Я гашу лампу и ночь начинает медленно светлеть.
21.
1) Он поминутно останавливался и только при блеске молнии делал шаги.
2) Лунный свет поблескивал не только на стёклах окон но и на глади реки.
3) Всю ночь не сходил месяц с неба и утром готовился настоящий мороз.
4) Дай мне карандаш или ручку.
5) Ночью ветер злится да стучит в окно.
22.
1) Агроном сначала осмотрел посевы пшеницы и гороха потом что-то записал в блокнот.
2) Юбиляра поздравляли не только сотрудники но и совершенно незнакомые люди.
3) Здесь побывала анаконда или какая-нибудь другая крупная змея.
4) Серебро и злато брильянты и жемчуг дарил боярин своей ладушке.
5) Третий выстрел и птица снялась с дерева широкими взмахами своих крыльев.
1) 1 2
2) 2 3 4
3) 13 4
4) 12
5) 24
6) 134
7) 13
8) 4 5
9) 15
10) 12 4 5
11) 13
12) 1 3
13) 135
14) 12 5
15) 2 3 4 5
16 15
17) 2 4
18) 125
19) 13 5
20) 25
21) 2 3
22) 12 45