тихий сентябрьский день был на исходе по лесным дорогам в гору текст

Срочно! Помогите пожалуйста!

надо указать проблему текста и позицию автора.

Тихий сентябрьский день был на исходе. По лесным дорогам в гору двигались искусно замаскированные ветвями пушки и трехтонки, шли караваны груженных, по-видимому, минами лошадей. У всех в этот день было приподнятое настроение: обессилевшие за последние дни бойцы, расположившись небольшими, но плотными группками или поодиночке, наспех писали письма и, вполголоса переговариваясь, подкреплялись тушенкой.

Уже совсем стемнело и в ущелье стало холодно, когда, покинув позиции, батальоны отправились в путь. Было непонятно, как в густом лесу, при едва брезжащем свете луны, двигаясь на ощупь, люди найдут свое место в горах и приготовятся к бою. Однако командиры рот заранее изучили окрестности, и поэтому отход протекал нормально.

Неприятель, в течение ночи почти не пытавшийся штурмовать, на рассвете в открытую ринулся на нашу арьергардную роту, оставленную в теснине… Но никто из фашистов не видел, как на вершине кристаллических скал, укрытые охапками легких стелющихся растений, едва зыблющихся на ветру, расположились наблюдатели, буквально не сводившие глаз с врага.

Взволнованные долгим ожиданием, готовые стоять насмерть, лежали бойцы на скалах, а на дорогах недоступные огню шли фашисты. Опасность была настолько велика, что ни у кого не возникла мысль пренебречь ею или хотя бы приуменьшить ее.

И в эту минуту как будто раскололось небо, загрохотали пушки и минометы, тысячекратным эхом канонада отразилась в горах, и в блистающую, кристально чистую голубизну неба поднялся изжелта-багровый дым.

С хриплыми, далеко не стройными голосами, бойцы бросились врукопашную, и было хорошо видно, как по дороге суматошно, словно шарики рассыпанной ртути, метались фашисты. Только ночью гитлеровцы нащупали почти незащищенное место и, прорвав оборону, врассыпную бросились по теснине. Так закончился бой.

Источник

надо указать проблему текста и позицию автора.
Тихий сентябрьский день был на исходе. По лесным дорогам в гору двигались искусно замаскированные ветвями пушки и трехтонки, шли караваны груженных, по-видимому, минами лошадей. У всех в этот день было приподнятое настроение: обессилевшие за последние дни бойцы, расположившись небольшими, но плотными группками или поодиночке, наспех писали письма и, вполголоса переговариваясь, подкреплялись тушенкой.

Уже совсем стемнело и в ущелье стало холодно, когда, покинув позиции, батальоны отправились в путь. Было непонятно, как в густом лесу, при едва брезжащем свете луны, двигаясь на ощупь, люди найдут свое место в горах и приготовятся к бою. Однако командиры рот заранее изучили окрестности, и поэтому отход протекал нормально.

Неприятель, в течение ночи почти не пытавшийся штурмовать, на рассвете в открытую ринулся на нашу арьергардную роту, оставленную в теснине… Но никто из фашистов не видел, как на вершине кристаллических скал, укрытые охапками легких стелющихся растений, едва зыблющихся на ветру, расположились наблюдатели, буквально не сводившие глаз с врага.

Взволнованные долгим ожиданием, готовые стоять насмерть, лежали бойцы на скалах, а на дорогах недоступные огню шли фашисты. Опасность была настолько велика, что ни у кого не возникла мысль пренебречь ею или хотя бы приуменьшить ее.

И в эту минуту как будто раскололось небо, загрохотали пушки и минометы, тысячекратным эхом канонада отразилась в горах, и в блистающую, кристально чистую голубизну неба поднялся изжелта-багровый дым.

С хриплыми, далеко не стройными голосами, бойцы бросились врукопашную, и было хорошо видно, как по дороге суматошно, словно шарики рассыпанной ртути, метались фашисты. Только ночью гитлеровцы нащупали почти незащищенное место и, прорвав оборону, врассыпную бросились по теснине. Так закончился бой.

Источник

Утро застало нас близ моря. Отом, что ночью бушевал девяти- балльный шторм, напоминали лишь плавучие водоросли, брошенные

Главная > Документ

крошечный куличок, который, стараясь увести незваного посетите-

ля от гнезда, тоже начинает кувыркаться у самых ног. У основания

каменной россыпи пробирается прожорливый песец, покрытый кло-

чьями вылинявшей шерсти, и, поравнявшись с камнями, делает

хорошо рассчитанный прыжок, придавливая лапами выскочившую

мышь. А еще дальше горностай, держа в зубах серебряную рыбу,

скачками проносится к нагроможденным валунам.

У медленно тающих ледничков начнут оживать и цвести растения,

первыми среди которых будут розы, потому что они развиваются и

борются за жизнь еще под прозрачной корочкой льда. В августе среди

ды — словом, все дары короткого северного лета. В поросшей жал-

кой растительностью тундре тоже есть свои прелестные ароматы. Ког-

да наступит лето и ветер заколышет венчики цветов, жужжа, приле-

тит и сядет на цветок шмель — большой знаток чудесного нектара.

319А сейчас небо опять нахмурилось и ветер бешено засвистел, воз-

вещая нам о том, что пора возвращаться в дощатый домик поляр-

ной станции, где вкусно пахнет печеным хлебом и уютом человечес-

кого жилья. Завтра начинаются разведывательные работы.

Еще только одиннадцатый час на исходе, а уже никуда не де-

нешься от тяжелого зноя, каким дышит июльский день. Раскален-

ный воздух едва-едва колышется над немощеной песчаной дорогой.

Еще не кошенная, но наполовину иссохшая трава никнет и стелется

от зноя, почти невыносимого для живого существа. Дремлет без

живительной влаги зелень рощ и пашен. Что-то невнятное непрес-

танно шепчет в полудремоте неугомонный кузнечик. Ни человек,

ни животное, ни насекомое — никто уже больше не борется с исто-

мой. По-видимому, все сдались, убедившись в том, что сила исто-

мы, овладевшей ими, непобедима и непреодолима. Одна лишь стре-

коза чувствует себя по-прежнему и как ни в чем не бывало пляшет

без устали в пахучей хвое. На некошеных лугах ни ветерка, ни ро-

синки. В роще, под пологом листвы, так же душно, как и в откры-

том поле. Вокруг беспредельная сушь, а на небе ни облачка.

Полуденное солнце, готовое поразить каждым своим лучом, жжет

невыносимо. Бесшумно, едва приметно струится в низких берегах

кристально чистая вода, зовущая освежить истомленное зноем тело

в прохладной глубине.

Но отправиться купаться не хочется, да и незачем: после купания

еще больше распаришься на солнцепеке.

Одна надежда на грозу: лишь она одна может разбудить скован-

ную жаром природу и развеять сон.

И вдруг впрямь что-то грохочет в дали, неясной и туманной, и

гряда темных туч движется с юго-восточной стороны. В продолже-

ние очень короткого времени, в течение каких-нибудь десяти—пят-

надцати минут, царит зловещая тишина и все небо покрывается ту-

Но вот, откуда ни возьмись, в мертвую глушь врывается резкий

порыв ветра, который, кажется, ничем не сдержишь. Он стреми-

тельно гонит перед собой столб пыли, беспощадно рвет и мечет дре-

весную листву, безжалостно мнет и приклоняет к земле полевые

злаки. Ярко блеснувшая молния режет синюю гущу облаков. Вот-вот разразится гроза и на обнаженные поля польется освежающий

дождь. Хорошо бы в пору укрыться от этого совсем нежданного, но

желанного гостя. Добежать до деревни не удастся, а усесться в дупло

старого дуба впору только ребенку. Гроза надвигается: изредка вда-

леке вспыхнет молния, слышится слабый гул, постепенно усилива-

ющийся, приближающийся и переходящий в прерывистые раска-

ты, обнимающие весь горизонт. Но вот солнце выглянуло в после-

дний раз, осветило мрачную сторону небосклона и скрылось. Вся

окрестность вдруг изменилась, приняла мрачный характер, и гроза

Тихий сентябрьский день был на исходе. По лесным дорогам в

гору двигались искусно замаскированные ветвями пушки и трехтон-

ки, шли караваны груженных, по-видимому, минами лошадей. У

всех в этот день было приподнятое настроение: обессилевшие за пос-

ледние дни бойцы, расположившись небольшими, но плотными груп-

пками или поодиночке, наспех писали письма и, вполголоса перего-

вариваясь, подкреплялись тушенкой.

Уже совсем стемнело и в ущелье стало холодно, когда, покинув

позиции, батальоны отправились в путь. Было непонятно, как в

густом лесу, при едва брезжущем свете луны, двигаясь на ощупь,

люди найдут свое место в горах и приготовятся к бою. Однако ко-

мандиры рот заранее изучили окрестности, и поэтому отход проте-

Неприятель, в течение ночи почти не пытавшийся штурмовать,

на рассвете в открытую ринулся на нашу арьергардную роту, остав-

ленную в теснине. Но никто из фашистов не видел, как на верши-

не кристаллических скал, укрытые охапками легких стелющихся рас-

тений, едва зыблюшихся на ветру, расположились наблюдатели, бук-

вально не сводившие глаз с врага.

Взволнованные долгим ожиданием, готовые стоять насмерть, ле-

жали бойцы на скалах, а на дорогах недоступные огню шли фашис-

ты. Опасность была настолько велика, что ни у кого не возникла

мысль пренебречь ею или хотя бы приуменьшить ее.

И в эту минуту как будто раскололось небо, загрохотали пушки и

минометы, тысячекратным эхом канонада отразилась в горах, и в

блистающую, кристально чистую голубизну неба поднялся изжелта-

С хриплыми, далеко не стройными голосами, бойцы бросились

11-283врукопашную, и было хорошо видно, как по дороге суматошно,

словно шарики рассыпанной ртути, метались фашисты. Только но-

чью гитлеровцы нащупали почти незащищенное место и, прорвав

оборону, врассыпную бросились по теснине. Так закончился бой.

Лебедь по своей величине, силе, и красоте, и величавой осанке

давно и справедливо назван подлинным царем всего подводного пти-

чьего мира. Белый как снег, с блестящими небольшими глазами,

длинношеий, он прекрасен, когда невозмутимо спокойно плывет по

темно-синей зеркальной поверхности воды. Но все его движения

преисполнены безыскусной прелести: начнет ли он пить и, зачерп-

нув носом воды, поднимет голову вверх и вытянет шею; начнет ли

купаться, нырять, как заправский пловец, залихватски плескаясь

своими могучими крыльями, далеко распространяя брызги воды;

распустит ли крыло по воздуху, как будто длинный косой парус, и

начнет беспрестанно носом перебирать в нем каждое перышко, про-

ветривая и суша его на солнце, — все непостижимо живописно и

Лебединых стай я не видывал в тех местах Оренбургской губернии,

где я постоянно охотился и где мне не раз встречались косяки других

птиц: лебеди бывают там только пролетом. Однако бывает и так: не-

скольким лебедям, пребывающим в холостом состоянии, понравится

привольное место неподалеку от моей дощатой времянки, и они,

если только не будут отпутаны, прогостят в течение недели, а то и

более. Откуда они прилетают и куда улетают — я не знаю. Однажды

их гостевание продолжалось три месяца, а, может быть, было бы и

более, пока не случилось пренеприятнейшее: местный старожил, не

пуха, непревзойденные достоинства которого известны нам.

В большинстве старинных песен, особенно в южнорусских, ле-

бедь преподносится как роскошная, благородная птица, никогда не

бросающая собратьев по стае в несчастье. Обессилевшие, обескро-

вевшие, они будут отчаянно защищать других. Лебеди не склоняют-

ся даже перед непреодолимыми препятствиями.

Небезызвестна их недюжинная сила. Говорят, что, если собака

бросится на детей лебедя или кто-то приблизится к нему, легкоране-

ному, он ударом крыла может прибить до смерти. Так же, как и в

; •песнях, незыблемо прекрасен этот образ и в сказках. Воистину ле-

Отправляя в разведку Метелицу, Левинсон наказал ему во что

бы то ни стало вернуться этой же ночью. Но деревня, куда был

послан взводный, на самом деле лежала много дальше, чем предпо-

лагал Левинсон: Метелица покинул отряд около четырех часов попо-

лудни и на совесть гнал жеребца, согнувшись над ним, как хищная

птица, жестоко и весело раздувая тонкие ноздри, точно опьяненный

этим бешеным бегом после пяти медлительных и скучных дней, —

но до самых сумерек бежала вслед, не убывая, тайга — в шорохе

трав, в холодном и грустном свете умирающего дня. Уже совсем

стемнело, когда он выбрался наконец из тайги и придержал жеребца

возле старого и гнилого, с провалившейся крышей омшаника, как

видно, давным-давно заброшенного людьми.

Он привязал лошадь и, хватаясь за рыхлые, осыпающиеся под

руками края сруба, взобрался на угол, рискуя провалиться в темную

дыру, откуда омерзительно пахло задушенными травами. Припод-

нявшись на цепких полусогнутых ногах, стоял он минут десять не

шелохнувшись, зорко вглядываясь и вслушиваясь в ночь, невидный

на темном фоне леса и еще более похожий на хищную птицу.

Метелица прыгнул на седло и выехал на дорогу. Ее черные, дав-

но неезженые колеи едва проступали в траве. Тонкие стволы берез

тихо белели во тьме, как потушенные свечи.

Он поднялся на бугор: слева по-прежнему шла черная гряда со-

пок, изогнувшихся, как хребет гигантского зверя; шумела река. Вер-

стах в двух, должно быть возле самой речки, горел костер, — он напо-

минал Метелице о сиром одиночестве пастушьей жизни; дальше, пе-

ресекая дорогу, тянулись желтые, немигающие огни деревни. Линия

сопок справа отворачивала в сторону, теряясь в синей мгле; в этом

направлении местность сильно понижалась. Как видно, там пролега-

ло старое речное русло; вдоль него чернел угрюмый лес.

«Болото там, не иначе», — подумал Метелица. Ему стало холод-

но: он был в расстегнутой солдатской фуфайке поверх гимнастерки с

оторванными пуговицами, с распахнутым воротом. Теперь он похо-

дил на мужика с поля: после германской войны многие ходили так,

в солдатских фуфайках.

Он был уже совсем близко от костра, — вдруг конское тревожное

ржание раздалось во тьме. Жеребец рванулся и, вздрагивая могучим

и-телом, завторил страстно и жалобно. В то же мгновение у огня

качнулась тень и Метелица с силой ударил плетью и взвился вместе с

Небольшая дорожка вела нас через свежескошенный луг, и мы

вволю налюбовались веселым полевым пейзажем. Как только мы

вошли в лес, внимание наше привлек незнакомый нам доселе знак,

вырубленный на сосне. Он напоминал изображение оперенной стре-

лы, длиной не менее полутора-двух метров, так что оперение охва-

Приглядевшись к одной из сосен, мы увидели, что у нижнего

конца стрелы там, где положено быть наконечнику, прикреплен к

дереву железный колпачок, наполненный белой массой, похожей на

топленое масло. Тогда память подсказала читанное в ученых книгах и

даже стихах небезызвестное слово «живица».

Сегодня сосна оказалась с таким же фантастическим значком, и

третья, и четвертая.

Всмотревшись в неясную далекую глубину бора, мы увидели, что

все сосны, как одна, несут на себе изображение огромной стрелы.

Сквозь сосны вскоре проглянули невысокие постройки, и мы, пред-

варительно спросив у продавщицы магазинчика, сидевшей на зава-

линке у своего сельпо и щелкавшей тыквенные семечки, очень скоро

нашли технорука. Это был молодой мужчина невысокого роста, с

малозаметными усиками, в простой, в полоску, рубахе с резинка-

ми на рукавах, в шевиотовых брюках, заправленных в валяные са-

поги. Звали его Петр Иванович. Он, извиняясь за свой внешний

вид, сообщил нам, что весной застудил ноги и теперь вынужден

даже в жару ходить в валенках. Рассказывая, он незаметно подвел

нас к домику и, смущаясь, пригласил войти. В комнате с высокой

дощатой перегородкой, сплошь увешанной плакатами и картинками

с видами леса, нас встретила молодая красивая хозяйка, с черными

до блеска волосами и ярко-голубыми глазами. На ней было скром-

ное ситцевое платье с какими-то замысловатыми разводами совер-

шенно непонятного цвета. Не успели мы как следует поздороваться

с ней, как она уже поставила на стол большое деревянное блюдо с

вареными грибами, чашку с печенным в золе картофелем, кваше-

Источник

Тексты диктантов для 9 класса

Ночью

Ночь была темной. Луна хотя и взошла, однако же ее скрывали густые облака, покрывавшие горизонт. Совершенная тишина царствовала в воздухе. Ни малейший ветерок не рябил гладкую поверхность заснувшей реки, быстро и молча катившей свои воды к морю. Кое-где только слышался легкий плеск у крутого берега от отделившегося и упавшего в воду комка земли. Иногда утка пролетала над нами, и мы слышали тихий, но резкий свист ее крыльев. Порой сом всплывал на поверхность воды, высовывал на мгновенье свою безобразную голову и, хлестнув по струям хвостом, опускался в глубину. Опять все тихо.

Вдруг раздается глухой, протяжный рев и долго не проходит, как будто застывая в безмолвной ночи. Это олень бродит далеко-далеко и зовет самку. Сердце трепещет от этого звука у охотника, и перед глазами его ясно рисуется гордый рогаль, тихо пробирающийся по камышу.

Лодка между тем незаметно скользит, подвигаемая осторожными ударами весел. Высокая неподвижная фигура Степана неясно вырисовывается на горизонте. Белое длинное весло его двигается неслышно взад и вперед и только изредка переносится с одной стороны лодки на другую. (167 слов)

Ночь в лесу

Деревня была где-то за лесом. Если идти в нее по большой дороге, нужно отмахать не один десяток километров; если пойти лесными тропинками, путь урежется вдвое. Толстые корни обхватили извилистую тропу. Лес шумит, успокаивает. В стылом воздухе кружатся жухлые листья. Тропинка, петляя среди деревьев, поднимается на пригорки, спускается в ложбинки, забираясь в чащобу осинника, выбегает на зарастающие ельником поляны, и кажется, что она так и не выведет тебя никуда.

Но вот вместе с листьями начинают кружиться снежинки. Их становится больше и больше, и в снежном хороводе не видно уже ничего: ни падающих листьев, ни тропы.

Осенний день как свеча: тлеет-тлеет тусклым огнем и угаснет. На лес наваливаются сумерки, и дороги совсем не видно; не знаешь, куда идти.

Жутко и страшно в темноте, а Марина совсем одна. Идти дальше рискованно: осенью северные леса страшны волками. Марина забирается на дерево и решает переждать длинную ночь в лесу.

Мокрый снег напоил влагой пальто. Холодно, и ноют обмороженные ноги. Наконец в промозглом рассвете неожиданно закричали петухи. Деревня, оказывается, была совсем рядом. (168 слов)

Человек и природа

Человек обедняет свою духовную жизнь, если он высокомерно смотрит сверху вниз на все живое и неживое, не наделенное его, человеческим, разумом. Ведь жизнь людей, какой бы сложной она ни была, как бы далеко ни простиралась наша власть над окружающим миром, – всего лишь частица жизни природы. Ведь то, что мы о ней знаем сегодня, так мало по сравнению с тем таинственным, удивительным и прекрасным, что нам предстоит еще о ней узнать. Может быть, узнать именно сегодня, когда человеку важно связать в своем сознании новейшие данные об элементарных частицах, о «белых карликах» и «черных дырах» Вселенной с белоснежностью ромашек на лесных полянах, с роскошными, пульсирующими созвездиями над головой, где-нибудь посреди бескрайней степи.

Нам по-прежнему интересны повадки зверей и птиц – диковинных заморских и наших, знакомых с детства. Нам интересно многое: почему такой дремучий зверь, как медведь, легко поддается дрессировке; не угрожает ли серому волку занесение в Красную книгу (туда ученые заносят животных, которым грозит исчезновение с лица планеты); как быстро растут кристаллы горного хрусталя и почему считается целебным лист обыкновенного подорожника. (169 слов)

В июле

Все, что было кругом, не располагало к обыкновенным мыслям. Направо темнели холмы, которые, казалось, заслоняли собой что-то неведомое и страшное, налево все небо над горизонтом было залито багровым заревом, и трудно было понять, был ли то где-нибудь пожар или же собиралась восходить луна. Даль была видна, как и днем, но уж ее нежная лиловая окраска, затушеванная вечерней мглой, пропала, и вся степь пряталась во мгле.

В июльские вечера и ночи уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных балочках соловьи, не пахнет цветами, но степь все еще прекрасна и полна жизни. Едва зайдет солнце и землю окутает мгла, как дневная тоска забыта, все прощено, и степь легко вздыхает широкою грудью. Однообразная трескотня убаюкивает, как колыбельная песня, едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик неуснувшей птицы или раздается неопределенный звук, похожий на чей-то голос, и дремота опускает веки. Пахнет сеном, высушенной травой и запоздалыми цветами, но запах густ, сладко-приторен и нежен.

Сквозь мглу видно все, но трудно разобрать цвет и очертания предметов. (168 слов)

Теплый безветренный день угас. Только далеко на горизонте, в том месте, где зашло солнце, небо еще рдело багровыми полосами, точно оно было вымазано широкими ударами огромной кисти, омоченной в кровь.

На этом странном и грозном фоне зубчатая стена хвойного бора отчетливо рисовалась грубым, темным силуэтом, а кое-где торчавшие над ней прозрачные круглые верхушки голых берез, казалось, были нарисованы на небе легкими штрихами нежной зеленоватой туши. Чуть-чуть выше розовый отблеск гаснущего заката незаметно для глаз переходил в слабый оттенок выцветшей бирюзы.

Слышалось иногда, как густым басом гудит, пролетая где-то очень близко, невидимый жук и как он, сухо шлепнувшись о какое-то препятствие, сразу замолкает.

Кое-где сквозь чащу деревьев мелькали серебряные нити лесных ручейков и болотец. Лягушки заливались в них своим торопливым, оглушительным криком; жабы вторили им более редким, мелодическим уханьем. Иногда над головой пролетала с пугливым кряканьем утка да слышно было, как с громким и коротким блеянием перелетает с места на место бекас-баранчик. (177 слов)

Диктант

Профессор жил в комнате, где властвовали и враждовали, как два противоположных начала, книги и картины.

Книгам удалось захватить все пространство комнаты: гигантские шкафы высились по стенам, как книжные крепости; стол, втиснутый между стенами, был полонен книгами; они захватили и кресла, и маленький шахматный столик, где лежали аккуратно связанными стопками. Они владели и воздухом комнаты, наполняя его особым запахом бумаги и старинных переплетов; книги насыщали воздух, делая его пыльным и душным.

Картины словно хотели раздвинуть комнату и растворить стену, на которой висели, в тихих, спокойных пейзажах. Они наполняли пространство свежим воздухом рощ и мягким, просеянным сквозь облачную дымку солнечным светом. И если в комнату не проникали шорохи листьев и шепот трав, то лишь потому, что на всех картинах царила тишина. Только ее да мечтательную задумчивость природы изображал на своих полотнах художник.

Вечерами с улицы в комнату проникал свет фонарей, и она, казалось, наполнялась рыхлым серым веществом. В тех местах, где стояли книжные шкафы, вещество сгущалось до совершенно черного цвета. (158 слов)

Диктант

Сквозь чащу черёмухи пробираемся к берегу. Конец июня, а она только-только оделась по-весеннему. Запоздалым сиреневым цветом горит багульник, а берёзка, не поверив лету, стоит голая.

Тайга, увидев простор Байкала, катится к нему по сопкам ярусами зелени и у самой воды замирает. Пощупав корнями воду, лиственницы, березы и сосны раздумали купаться, остановились, а тайга напирает сзади, остановиться не может. Оттого на берегу лежат поваленные деревья-великаны, загородив дорогу к озеру.

Удивительно видеть здесь апрель и июнь сразу. За спиной запахи лета, а на Байкале – точь-в-точь Волга в разливе. То же безбрежное водное пространство, те же льдины стадами.

Байкал вскрывается поздно, и до конца мая носятся по воде ледяные стада. В июне они пристают к берегу и тут, у валуна, медленно оседают, неожиданным шорохом пугая зверей у водопоя.

Чистая, как слеза, вода Байкала не терпит мусора, и в штормовую погоду он швыряет на берег обломки лодок, коряги. Ни соринки в воде!

Дальние синие сопки сливаются с закатными полосами, и их медленно заволакивает вечерняя дымка. (165 слов.)

Перевал

Ночь давно, а я всё ещё бреду по горам к перевалу, бреду под ветром, среди холодного тумана, и безнадёжно, но покорно идёт за мной в поводу мокрая, усталая лошадь, звякая пустыми стременами.

Ещё можно было различить огоньки в темнеющей долине далеко внизу, на побережье тесного залива, который всё расширялся и обнимал полнеба.

Но в горах уже наступила ночь. Темнело быстро, я шёл, приближаясь к лесам, – и горы вырастали всё мрачней и величавее, а в пролёты между их отрогами с бурной стремительностью валился косыми, длинными облаками густой туман, гонимый бурей сверху. Он срывался с плоскогорья, которое окутывал гигантской рыхлой грядой, и своим падением как бы увеличивал хмурую глубину пропастей между горами. Он уже задымил лес, надвигаясь на меня вместе с глухим, глубоким и нелюдимым гулом сосен. Повеяло зимней свежестью, понесло снегом и ветром. (167 слов)

Шорох листопада

Часто осенью я пристально следил за падающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава.

Я был, конечно, неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли.

Бывают осенние ночи, оглохшие и немые, когда безветрие стоит над черным лесистым краем и только колотушка сторожа доносится с деревенской околицы.

Была такая ночь. Фонарь освещал колодец, старый клен под забором и растрепанный ветром куст настурции на пожелтевшей клумбе.

Я посмотрел на клен и увидел, как осторожно и медленно отделился от ветки красный лист, вздрогнул, на одно мгновенье остановился в воздухе и косо начал падать к моим ногам, чуть шелестя и качаясь. Впервые я услышал шелест падающего листа – неясный звук, похожий на детский шепот. (180 слов)

Источник