Я так давно родился что вижу иногда
Я так давно родился.
Я так давно родился,
Что говорить не могу,
И город мне приснился
На каменном берегу.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далекий свет, высокий дом,
Зеленый луч звезды.
Я так давно родился,
Что если ты придешь
И руку положишь мне на глаза,
То это будет ложь,
А я тебя удержать не могу,
И если ты уйдешь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.
Я так давно родился, что слышу иногда,
Как надо мной проходит зеленая вода.
Я сплю на дне реки, и грезятся мне сны
О граде белокаменном,
О дымке у воды,
Об утреннем тумане,
О небе голубом,
Как жаль, что это все на самом деле сон.
И вот восходит солнце,
Я вышел из воды,
Я маленький холодный лучик
Последней утренней звезды.
Макс Фрай, «Зеленые воды Ишмы»
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Я так давно родился что вижу иногда
Не возвращайся на землю, Макс!
Здесь лет две тыщи, как нету магов.
Чужие раны к весне болят,
Свои остались в иной эпохе.
Но отчего так мозолят взгяд
Сквозные дыры в твоём лоохи?
У птицы Сыйсу полно птенцов.
Под их-то пение и помянем
Второй поллитрой водки «Smirnoff»
Седьмой стакан Джубатыкской пьяни.
Мы тоже знаем про центр масс,
Но наш рычаг всё длинней и уже.
Не возвращайся на землю, Макс!
Нам без тебя ненамного хуже.
Не возвращайся на землю, Макс!
Здесь слишком много плохих магистров.
Не возвращайся на землю, Макс!
А то мы можем в тебя поверить.
Вы не смотрели между строк на смысл,
И не умели восхищаться простотой,
Чужим талантом и чужой игрой
И сложностью спектакля без кулис.
Вам не определить на первый взгляд,
Чем эта дверь отлична от других,
И вы не верите в величие простых,
В могущество бездомных и бродяг,
Как мы, вы в чужих грёзах не летали,
Не разделяли красочных идей.
Мы не похожи на других людей.
Мы любим жизнь. А жизнь нам дарит Фрая.
Мне снилось сегодня ночью,
что сбылся вчерашний сон,
но ласков и беспощаден
был утренний небосклон.
Как нежно ложились тени
вчера на исходе дня!
Казалось, душа родная
пришла навестить меня.
Пришла из иного мира
и долго была в пути,
но с ней аромат надежды
успел до меня дойти.
Горячий кофе, виноградный сок
И блюдечко с надкушенным пирожным…
Под тентом, на террасе – уголок,
Где станет невозможное возможным.
Мой милый друг, я не прошу тебя
Открыть мне дверь, вручив ключи от счастья.
Пусть ветер, занавески теребя,
Гуляет по приснившейся террасе.
Пусть будет кофе, странные слова
И шоколадный запах Captain Black`а,
Хмельная от бессонниц голова
И голос твой: «Привет тебе, коллега».
Пусть будет так. Пусть снится этот сон
Нечасто, нет – хотя бы раз в полгода…
Зеленая луна. Ночной Хурон.
На плечи плащ. И шепотом: «Свобода».
М. Фраю посвящается.
Автор: Я, Серенко Дарья
Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.
Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони.
Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.
Странно, что забыли «Болотных чертеняток» Блока
Я прогнал тебя кнутом
В полдень сквозь кусты,
Чтоб дождать здесь вдвоем
Тихой пустоты.
И сидим мы, дурачки,-
Нежить, немочь вод.
Зеленеют колпачки
Задом наперед.
Ну и не в тему, но в дополнение к посту про кота
Когда-то давно жил я в стареньком доме.
С тех пор пролетел не один уже год.
И всем его жителям было известно
Насколько уродлив был местный наш кот.
Уродливый кот был всегда узнаваем –
Он был одноглазый и с ухом одним.
И знал он, как трудно на свете бывает,
Когда ты один и никем не любим.
Оторванный хвост, и поломана лапа
Срослась под каким-то неверным углом.
И множество шрамов.. А был он когда-то
Приятным на вид полосатым котом.
Кота никогда и никто не касался.
Бутылки и камни бросали в него.
Водой ледяной поливали из шланга.
Пытаясь прогнать со двора своего.
И лапы ему защемляли дверями,
Когда он пытался войти в чей-то дом.
Страдая от боли, зализывал раны
Уже много раз он под чьим-то окном.
Но все удивлялись, насколько отважен
Был этот невзрачный уродливый кот.
И если из шланга его поливают –
Он мокнет покорно, но не отойдёт.
И даже когда в него что-то бросали,
Он тёрся о ноги о ласке прося.
Увидев детей, он бросался за ними.
Мечтал о заботе, да только вот зря..
Не мог он понять, почему в целом мире
Не встретить того, кто бы смог приютить.
И хоть он уродлив и грязен снаружи,
Но с чистой душой и умеет любить.
Однажды кота покусали собаки,
Что жили напротив в соседнем дворе.
Послышался лай и о помощи крики.
Спустился я вниз – кот лежал на земле..
Уродливый кот был ужасно искусан,
Всё тело в крови. Он почти умирал.
Пытаясь укрыться от страха и боли,
Свернувшись в клубок, неподвижно лежал.
Я чувствовал то, как ему было больно.
И как тяжело ему просто вздохнуть.
Но вдруг он к лицу моему потянулся
И робко меня попытался лизнуть.
От слёз задыхаясь, к нему я прижался.
Прильнул он к ладони моей головой.
Его добрый глаз вдруг ко мне повернулся –
И кот замурлыкал, почти неживой..
И даже сквозь самые сильные боли
Просил этот кот лишь о капле любви.
О капле сочувствия, что в этой жизни
Мы доброе сердце сберечь не смогли.
Я в этот момент неожиданно понял,
Что самый красивый и любящий тот,
Кто смотрит сейчас на меня, умирая,
Обычный уродливый уличный кот.
Впервые он чувствовал чью-то заботу.
Нашёл он того, кто сумел полюбить.
И счастлив, что встретил того, кто смягчает,
А не пытается боль причинить…
Он умер чуть раньше, чем мы были дома.
Я сел у подъезда с котом на руках.
Держал его долго, пока не стемнело.
В душе поселились тревога и страх.
Ведь я осознал, что несчастный калека
Меня изменил за один только миг.
Он мне сообщил о страдании больше,
Чем тысячи лекций, уроков и книг.
Я так давно родился что вижу иногда
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Лирическое
Одно из известнейших стихотворений Арсения Тарковского «Я так давно родился. «, фактически, стало канвой для фэнтэзи-романа
А именно – книги автора бестселлеров Макса Фрая (в миру – московская писательница, журналистка и сценаристка Светлана Мартынчик). Весь сюжет одной из частей цикла «Хроники Ехо», книги «Зеленые воды Ишмы», строится на том, что гипнотическая песня, доносящаяся из реки, завораживает жителей города Ехо и заставляет их один за другим прыгать с моста в воду. Вот текст Макса Фрая:
Я так давно родился, что слышу иногда,
Как надо мной проходит зеленая вода.
Я сплю на дне реки, и грезятся мне сны
О граде белокаменном,
О дымке у воды,
Об утреннем тумане,
О небе голубом,
Как жаль, что это все на самом деле сон.
И вот восходит солнце,
Я вышел из воды,
Я маленький холодный лучик
Последней утренней звезды.
А вот – оригинал Арсения Александровича Тарковского:
Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
А я лежу на дне речном,
И если песню петь –
С травы начнем, песку зачерпнем
И губ не разомкнем.
Я так давно родился,
Что говорить не могу,
И город мне приснился
На каменном берегу.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далекий свет, высокий дом,
Зеленый луч звезды.
Я так давно родился,
Что если ты придешь
И руку положишь мне на глаза,
То это будет ложь,
А я тебя удержать не могу,
И если ты уйдешь
И я за тобой не пойду, как слепой,
То это будет ложь.
Я так давно родился что вижу иногда
© ООО «Издательство АСТ», 2015
На рассвете я вошел в темную спальню Теххи и оцепенел от ужаса: из лиловых утренних сумерек на меня уставились пустые светлые глаза какого-то незнакомого существа.
Это было, по меньшей мере, странно. В последнее время я привык чувствовать опасность задолго до ее появления. Кроме того, я уже начинал понемногу забывать, что такое обычный человеческий страх. С тех пор как в моей груди увяз невидимый меч Короля Мёнина, между мной и остальным миром выросла призрачная, но непроницаемая стена, что-то вроде новокаиновой блокады для эмоций. Сейчас я запоздало понял, что это было скорее приятно, чем нет. Пока не потеряешь, не оценишь, вечно так.
Пока я силился справиться с нахлынувшим на меня потоком сумбурных переживаний, левая рука непроизвольно дернулась, словно ее свела судорога. Крошечный шарик ярко-зеленого света сорвался с кончиков моих пальцев, устремился к исказившемуся от гнева лицу незнакомца, а потом остановился, вздрогнул, стал большим и прозрачным, как мыльный пузырь, и наконец исчез. Судя по поведению моего Смертного Шара, испугавший меня незнакомец был не живым существом, а одним из предметов домашней обстановки. Ну и дела!
– Что происходит, Макс? – насмешливо спросила заспанная Теххи. – Ты наконец-то получил приказ со мной расправиться? Какой ты, оказывается, дисциплинированный, с ума сойти можно.
– Здесь чужой, – объяснил я.
– Чужой?! Где? Ах, вот оно что. Дырку в небе над твоей лохматой головой! – Теххи неудержимо расхохоталась. – Прекрати сражаться с моим новым зеркалом, сэр Макс. Знаешь, сколько оно стоит?
Я ошеломленно посмотрел на жуткого белоглазого незнакомца, наступавшего на меня из темноты. Теперь он выглядел совсем юным и ужасно растерянным. Действительно, мое собственное отражение, будь оно неладно.
Я опустился на пол и рассмеялся от неописуемого облегчения. Мне действительно было смешно. И еще ужасно стыдно. Таких идиотских номеров я не откалывал даже в самом начале своей карьеры Тайного Сыщика. Ну, разве что давным-давно, когда был не «грозным сэром Максом» из Ехо, а просто Максом – немного эксцентричным бездельником с вечной ироничной улыбочкой на сумрачной физиономии, чуть-чуть поэтом, чуть-чуть одержимым, но в общем-то вполне заурядным человеческим существом – впрочем, достаточно удачливым, чтобы улизнуть из того мира, где родился, уйти оттуда «по-английски», не прощаясь, но и не хлопая дверью.
Стоп. Куда это меня занесло?
Теххи выбралась из-под одеяла и уселась рядом. Обняла меня за плечи, печально покачала головой.
– А зачем тебе вообще понадобилось это грешное зеркало? – спросил я. – До сих пор у тебя в доме не было никаких зеркал, и я уже привык причесываться на ощупь. Если, конечно, примитивную процедуру, которую я ежедневно проделываю с головой, можно назвать причесыванием.
– Ну вот, раньше не было, а теперь есть, – туманно объяснила Теххи. – Должно же что-то меняться в моей жизни.
– Должно, – согласился я. – Слушай, неужели я действительно так жутко выгляжу? Эти белые глаза, перекошенный рот…
– Ну почему жутко? – улыбнулась она. – Ты выглядишь замечательно, красавчик! Лучше просто не бывает. А что касается цвета твоих глаз – они же постоянно меняются, ты и сам знаешь. Просто тебе посчастливилось увидеть себя не в самый подходящий момент. Ничего, Макс, они уже пожелтели. Теперь ты похож на растрепанного буривуха, сам посмотри!
Я сердито покосился на свое отражение и не смог сдержать смешок.
– Если бы тебя слышал наш Куруш, он бы, пожалуй, обиделся. Все-таки буривухи гораздо симпатичнее. И потом, у меня нет клюва.
– Клюв – дело наживное, – Теххи легкомысленно махнула рукой. – Знаешь, сэр Макс, у меня есть отличное предложение: почему бы тебе не забраться под одеяло? В это время суток ты будешь выглядеть там гораздо уместнее, чем на полу.
Надо отдать мне должное, со мной по-прежнему очень легко договориться.
Когда я все-таки задремал, мертвой хваткой вцепившись в тоненькую руку Теххи, в спальне уже было светло – насколько может быть светло пасмурным осенним утром в комнате с занавешенными окнами.
Через несколько минут Теххи решила, что меня больше нет в этом прекрасном Мире, и отобрала лапку. Это было довольно грустно, но справедливо: всякая рука должна принадлежать своему владельцу. Поэтому я сделал вид, что плевать хотел на эту невосполнимую утрату и вообще сплю.
Теххи выскользнула из спальни бесшумно, как хорошо воспитанное привидение. Я лениво подумал, что, наверное, так же бесшумно передвигаются по коридорам своего фамильного замка ее братишки-призраки. А потом вспомнил, что уже давненько не видел их отца, своего доброго приятеля Лойсо Пондохву. Откладывал визит, словно в моем распоряжении имелась вечность, аккуратно упакованная в глянцевую бумагу, перевязанная красной лентой и снабженная поздравительной карточкой с надписью: «Великолепному сэру Максу, в собственные руки».
Разумеется, никакой вечности в моем распоряжении не было. Зато имелась дурацкая привычка транжирить время так, будто оно действительно принадлежит мне.
Обдумав все это перед тем, как нырнуть обратно, в сладкую темноту сна, я решительно пробормотал себе под нос: «Хочу увидеть Лойсо». Этого нехитрого ритуала с некоторых пор вполне достаточно, чтобы не просто заснуть, а отправиться на свидание с человеком, чьим именем в Ехо до сих пор пугают не только детей, но и младших Магистров Ордена Семилистника, благостного и единственного.
Я уже привык к однообразному пейзажу знойного мира, пленником которого стал сэр Лойсо Пондохва. Даже невыносимая жара, царящая в этом месте, сегодня не причиняла мне почти никаких неудобств.
Я неспешно поднимался по крутому склону холма. Бледная сухая трава шелестела под сапогами, горячий ветер с энтузиазмом набросился на мои отросшие патлы, и без того изрядно растрепанные. Путь был долог; поднявшись на вершину, я пыхтел, как старый паровоз, давным-давно нуждающийся в ремонте. Этому негостеприимному знойному миру в очередной раз удалось довести меня до ручки. Что ж, не следует считать себя неуязвимым, будет мне впредь наука.
– Редкий гость. Ну, по крайней мере, это лучше, чем незваный.
Лойсо Пондохва поднялся на вершину холма по противоположному склону, почти одновременно со мной, и насмешливо посмотрел на мою взмокшую физиономию. Сам-то он был в полном порядке. Лицо оставалось бледным, дыхание ровным, светлые волосы, закрывающие лоб, – сухими. Даже просторная рубаха без ворота сохраняла безупречную белизну, словно в мое отсутствие ссыльный Великий Магистр Ордена Водяной Вороны посвящал свой досуг исключительно визитам в прачечную. Одним словом, Лойсо был в отличной форме, как всегда.
– Этот ваш холм когда-нибудь меня доканает, – проворчал я, усаживаясь на растрескавшуюся сухую землю рядом с сияющей янтарно-желтой глыбой, на которой удобно устроился Лойсо.
– При чем тут холм? Ты сам себя доканаешь, дружок, без посторонней помощи. Твое дыхание не может оставаться легким в этом месте, потому что ты слишком много весишь. По крайней мере, гораздо больше, чем я.
– Вы уверены? – недоверчиво усмехнулся я.
Сэр Лойсо, конечно, не борец сумо и даже не тяжелоатлет. Но все же на его фоне мои руки выглядят тонкими и беззащитными, как у какой-нибудь девчонки. Рядом с ним я начинаю казаться себе оголодавшим подростком: он худ, но, в отличие от меня, широк в кости и – это видно невооруженным глазом – очень силен.
Пушкин, Хименес, Тарковский, Бродский, Летов
Александр Сергеевич Пушкин
Мой голос для тебя и ласковый и томный
Тревожит поздное молчанье ночи темной.
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут, ручьи любви; текут полны тобою.
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются – и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя.
Стихи классиков мне никогда не нравились, единственным исключение был Пушкин. Его стихи и сказки я с детства люблю и перечитываю, есть в них что-то такое близкое моей душе. Стих Ночь зацепил меня ещё со школьных лет, был мной переписан и хранится до сих пор в моём девчачьем стихо-блокноте)
Хименес Рамон Хуан
Ты меня не догонишь, друг.
Как безумец, в слезах примчишься,
а меня — ни здесь, ни вокруг.
Ужасающие хребты
позади себя я воздвигну,
чтоб меня не настигнул ты!
Постараюсь я все пути
позади себя уничтожить, —
ты меня, дружище, прости.
Ты не сможешь остаться, друг…
Я, возможно, вернусь обратно,
а тебя — ни здесь, ни вокруг.
***
Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Студеная вода.
А я лежу на дне речном
И вижу из воды
Далекий свет, высокий дом,
Зеленый луч звезды.
Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.
Пластмассовый мир победил
Макет оказался сильней
Последний кораблик остыл
Последний фонарик устал,
а в горле сопят комья воспоминаний
Оо — моя оборона
Солнечный зайчик стеклянного глаза
Оо — моя оборона
Траурный мячик нелепого мира
Траурный мячик дешёвого мира
Пластмассовый мир победил
Ликует картонный набат —
кому нужен ломтик июльского неба?
Оо — моя оборона
Солнечный зайчик незрячего мира
Оо — моя оборона
Траурный мячик стеклянного глаза
Траурный зайчик нелепого глаза…
Пластмассовый мир победил
Макет оказался сильней
Последний фонарик остыл
Последний фонарик устал,
а в горле сопят комья воспоминаний.
Оо — моя оборона
Траурный мячик незрячего мира
Оо — моя оборона
Солнечный зайчик стеклянного глаза
Оо…
Не надо помнить — не надо ждать
Не надо верить — не надо лгать
Не надо падать — не надо бить
Не надо плакать — не надо жить
Я ищу таких, как я
Сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных
А когда я их найду —
Мы уйдём отсюда прочь, мы уйдём отсюда в ночь —
Мы уйдём из зоопарка!
Oh baby baby — ты просто мышь
Ты словно точка, когда молчишь
Но вас так много — в глазах темно
Я так хотел бы разбить окно
Я ищу таких, как я
Сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных
А когда я их найду —
Мы уйдём отсюда прочь, мы уйдём отсюда в ночь —
Мы уйдём из зоопарка!
Ведь я ищу таких, как я
Сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных
А когда я их найду —
Мы уйдём отсюда прочь, мы уйдём отсюда в ночь —
Мы уйдём из зоопарка!
Это было не со мной — это было наугад
Кто разбил моё окно — кто разбил мои очки
Очень трудно убегать с автоматом на плече
С бумерангом в голове, и мишенью на спине.
Детский мир
Кто-то лезет в мой окоп — весь кровавый и шальной
Что бы ни произошло — он умрёт и без меня
Если всё нарисовать — будет скользкое пятно
Очень скользкое пятно — слишком сложно не упасть.
Детский мир
Я стрельну себе в висок — потекёт весёлый сок
Если это повторить — будет вдвое веселей
Когда нечего терять — можно долго протерпеть
Можно весело глядеть — и цветочки собирать.
Детский мир
А моя судьба захотела на покой
Я обещал ей не участвовать в военной игре
Но на фуражке на моей — серп и молот и звезда
Как это трогательно — серп и молот и звезда
Лихой фонарь ожидания мотается
И всё идёт по плану…
А моей женой накормили толпу
Мировым кулаком растоптали ей грудь
Всенародной свободой разодрали ей плоть
Так закопайте ж её во Христе —
Ведь всё идёт по плану…
Один лишь дедушка Ленин — хороший был вождь
А все другие остальные — такое дерьмо
А все другие враги — и такие мудаки
Над родною над отчизной бесноватый снег шёл
Я купил журнал “Корея” — там тоже хорошо
Там товарищ Ким Ир Сен — там то же, что у нас
Я уверен, что у них то же самое
И всё идёт по плану