что случилось в казани сегодня с детьми
«Ответственность по всей строгости закона»: устроившего стрельбу в казанской школе Ильназа Галявиева признали вменяемым
Устроивший стрельбу в казанской школе Ильназ Галявиев прошёл повторную экспертизу в психиатрической больнице №6 в Санкт-Петербурге. По результатам обследования, которое закончилось 15 октября, молодого человека признали вменяемым.
Адвокат Алексей Васильев, представлявший интересы Галявиева, рассказал RT, что защите пока не предоставили заключение второй экспертизы.
«Заключение защите не было представлено, так что пока, кроме устного заявления Следственного комитета, защита на этот счёт иной информацией не располагает. Видимо, будем обращаться в СК, чтобы получить ответ», — сообщил Васильев.
Он также пояснил, что после обследования Галявиев был этапирован из Петербурга в СИЗО №1 Казани, после чего, со слов Васильева, отказался от услуг своих адвокатов. В связи с этим непонятен статус, в котором находится защита молодого человека.
«К нему направили сотрудников изолятора, а может, сотрудников следствия, и в связи с тем, что Галявиев теперь считается адекватным, взяли с него заявление об отказе от услуг защиты, — заявил он. — Мы со вторым адвокатом, Владимиром Богданом, нанятым семьёй Ильназа, прибыли в Казань, но не были допущены в изолятор и не смогли с ним побеседовать, узнать, оказывалось ли на него давление. Заявление нам также не было предъявлено. Если действительно имеет место отказ, то в чём тайна — предъявить документ, ознакомить с ним, чтобы все процедуры были соблюдены?»
Вопросы к законности экспертизы
Первую психиатрическую экспертизу молодой человек проходил в Национальном медицинском исследовательском центре психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского. 21 июля в ОНК сообщили, что по результатам обследования обвиняемый признан невменяемым на момент совершения нападения. Тогда в Следственном комитете РФ заявили, что «комплексная стационарная психолого-психиатрическая судебная экспертиза, проводимая в рамках уголовного дела, ещё не завершена».
В августе сам Галявиев заявлял членам московской ОНК, которые его посещали, что считает себя вменяемым. Также он признавал вину в содеянном. На тот момент обвиняемый находился в столичном СИЗО «Бутырка», где пытался нанести себе увечья — забирался на решётку, чтобы разбить голову, но ударился поясницей.
Тем не менее его защитник сомневается в законности выводов повторной экспертизы, так как с точки зрения законодательства второе обследование должно было проводиться всё в том же институте им. Сербского.
«Институт Сербского — главное учреждение в стране по подобным исследованиям — и самое авторитетное. Сомневаться в его выводах очень странно, — считает он. — Вторая экспертиза проводилась не дополнительно, а повторно. А тут следствие назначило совершенно другое учреждение в Питере, в том числе с привлечением внештатных экспертов — то есть, вполне возможно, даже негосударственных. И эти эксперты делают противоположные выводы: человек здоров и подлежит ответственности по всей строгости закона».
Адвокат Васильев также уточнил, что с отца Ильназа Галявиева сняли статус его законного представителя и также не ознакомили с результатами обследования сына.
«Как раз в период проведения второй экспертизы было судебное заседание по продлению срока ареста. В суде также участвовал его отец. После заключения экспертизы отца пригласили в следственное управление, сняли с него статус законного представителя, несмотря на то что заключение второй экспертизы даже и ему не было предъявлено», — уточнил Васильев.
В ОНК Республики Татарстан узнали о переводе обвиняемого в казанское СИЗО накануне и пока не успели его посетить.
В пресс-службе СК РФ RT сообщили, что следствие пока не делится информацией по делу.
«В комнате остались его игрушки, и я жду — брат вернется». Семьи из Казани — о жизни после трагедии
«В школе что-то странное, позвони Дамиру»
Диана сжимает в пальцах салфетку и едва сдерживает слезы. В то утро она была на работе. Примерно в 9:45 ей позвонила двоюродная сестра Майя: «Там в школе что-то странное, набери Дамиру. Узнай, что случилось».
Диана, родная сестра погибшего Дамира Гайнутдинова
— Я звоню, а телефон у него недоступен. Решила, что отключил на уроках, — продолжает Диана. — Тревоги я еще не чувствовала. Мы сначала подумали, что это утечка газа. Потом звоню маме, чтобы она написала в родительскую беседу. Вдруг учителя что-то знают? Но в чате стали паниковать и спрашивать у классного руководителя: «Что с нашими детьми?» Конечно, никто им не отвечал.
Оксана, мама Дамира, в испуге бросилась его искать. От дома до школы — 10 минут ходьбы. У ворот уже стояла Росгвардия, внутрь Оксану не пустили: она могла только смотреть, как с разных сторон на улицу выбегают дети. Обошла вокруг здания, но Дамира нигде не было. В это время приехала Диана. Во второй раз позвонила Майя — из соцсетей девушка узнала о стрельбе.
Сначала в толпе заговорили о двух погибших. Потом — о семи и десяти. Потом прозвучало: «8-А класс. »
Когда появились списки пострадавших и погибших, Дамира в них не обнаружили.
Пронеслись слухи о том, что внутри держат заложников, Оксана разрыдалась: ее сын — астматик, без ингалятора ему станет плохо. Через полчаса Диана сбросила себе с маминого телефона фотографию из чата, увеличила яркость. В первый раз она обращала внимание только на лица, теперь же начала всматриваться и вдруг заметила знакомые кроссовки. Стала приближать, увидела часы на руке — и все поняла.
«Никто не спал в ту ночь»
В это время к школе на такси приехала Майя.
— Ну что вы сидите? — нервничала она, глядя на семью.
Было уже 12 часов. Майя подошла к одному росгвардейцу, ко второму, к третьему… Когда ее тоже не пустили, начала кричать.
— Мы не можем найти ребенка!
— Идите, там учителя около садика, — отвечали они.
— Теперь просыпаешься с утра и прокручиваешь этот день снова и снова, — говорит Майя и подпирает голову левой рукой. — Как у школы стояли, как в морг пошли. Слезы родителей, ожидание. Каждую секунду помню. Я пыталась что-то сделать: «Давайте быстрее как-нибудь решим!» А они спокойны…
К учителям Майя побежала с тем же вопросом.
— Успокойтесь, все нормально.
К семье подошел волонтер, их наконец пустили к воротам школы: там уже стояла скорая помощь, собрались люди. Майя протянула фотографию Дамира на телефоне и услышала: «Сейчас поедем на опознание». Оказалось, что ее брат был единственным неопознанным ребенком из класса.
— До последнего все равно была надежда, — продолжает Майя твердым голосом.
— Мы последние приехали. Там были семьи двух Амиров и мы. Ждали очень долго, с нами говорили психологи. Через полчаса какая-то девушка сказала, что сейчас будет допрос: как он был одет, как выглядел, какие у него родинки. Следователь слушал нас и уже просто галочку ставил — подтверждал. Потом нам показали фотографию: только лицо…
Было уже около 4 вечера. Семье сообщили, что завтра они могут забрать тело Дамира. До сих пор Диана и Майя переживают, что им никогда не узнать, какими были последние минуты их брата.
— Надеюсь, что он не мучился… что это просто произошло за секунду и он ничего не почувствовал, — Диана отводит глаза в сторону и вспоминает, что в заключении, которое им выдали, было написано: «Множественные огнестрельные раны в области грудной клетки».
Вечером в доме Гайнутдиновых собрались родственники. Диана сидела на кровати в комнате Дамира. Потом пришла мама — несколько часов она проплакала в подушку. Постоянно кто-то звонил, но Оксана уже ни с кем не могла разговаривать. Муж уехал договариваться о похоронах.
— Мне кажется, никто не спал в ту ночь, — вспоминает Диана. — Маме сейчас очень тяжело. Если сначала она в шоке была, теперь приходит осознание, и она постоянно плачет. Комната Дамира так и осталась. Ни одной игрушки никогда не уберу… Мы не готовы расставаться с его вещами. Я привыкла, что, когда прихожу с работы, он сразу ко мне в комнату забегает, новостями делится. Теперь прихожу домой и все жду, что он зайдет ко мне…
На следующий день были похороны. Семья хотела спокойно проводить Дамира, но у ворот собрались журналисты и всё снимали на камеры. Увидев их, Майя почувствовала злость.
— Как будто театральная постановка какая-то, — качает она головой. — Я вышла и так им и говорю: «У нас что, праздник сегодня? Фотосессия?» В тот день вообще не хотелось этого. Одна девушка-журналистка подошла к нам, когда катафалк с Дамиром уже уехал. Мы ответили, что не готовы о чем-то рассказывать. Потом она стала приставать к нашей бабушке…
После трагедии бабушка Дамира попала в больницу. Когда узнала о том, что случилось, у нее схватило спину: терпела семь дней, потому что у мусульман принято на 3-й день после похорон приглашать домой мужчин, на 7-й — женщин, а на 40-й — собирать только самых близких. Бабушка дождалась седьмого дня, а назавтра ее увезли на скорой.
«Я ищу постоянно, вдруг где-нибудь Дамир…»
Последний раз Диана и Дамир вместе гуляли 8 мая. Сестра вспоминает, что в последний год брат очень повзрослел, изменился в характере. Он хорошо учился, школу пропускал только из-за болезней. Последние несколько месяцев начал заниматься спортом: папа повесил дома турник, и Дамир каждый день пытался подтянуться больше, чтобы поставить свой новый рекорд.
Любил технику и даже завел в Telegram канал с лайфхаками по программированию. Все время что-то смотрел на YouTube и, когда Диана возвращалась с работы, встречал ее новостями: «А ты знаешь, если сюда нажать, получится вот так…» Хотел поступать в строительный университет, постоянно спрашивал у сестер, как работают инженеры.
У Дианы на заставке — фотография брата
У Дианы с братом был один ноутбук на двоих. Дамир не вышел из своих соцсетей, и Диана решила оставить их как память. На его странице она написала: «Дамира с нами больше нет…» Под этим постом стали появляться комментарии от незнакомых людей из разных городов.
— Это очень мощная поддержка. Но я не знаю, кого из нас больше нужно поддерживать, — смотрит мне в глаза Диана. — Сейчас, конечно, маму… Но никакими словами не поможешь. Они не принесут облегчения. Это все надо прожить.
— Да, это точно, — соглашается Майя. — Легче не станет. Все равно идем по улице, видим подростков. Вот только пару минут назад говорю Диане: «Я ищу постоянно, вдруг где-нибудь Дамир…»
До сих пор не можем прийти в себя, как будто это сон. Кошмар, который не заканчивается.
Столько планов было вообще! В следующем году у мальчишек выпускной. Самат, мой родной брат, — в 11-м классе, Дамир — в 9-м. Думала, придем все довольные и счастливые, посмотрим, как будут аттестаты получать. Но теперь этого не случится.
— Я хочу сказать, что Дамир — самый лучший брат… И он это знал.
— Обнять бы его сейчас, — кивает Майя, поддерживая сестру. — Вот правда, обнять и не отпускать. И чтобы того дня вообще не было… Главное, что останется с нами, — его смех. Самый заразительный смех — это смех нашего Дамира.
Дамира и его одноклассников — Ильзию Нагимуллину и Амира Шайхутдинова — похоронили рядом на мусульманском кладбище. У всех троих стоят доски с черными табличками. Точно такие же — у погибших учителей: Эльвиры Игнатьевой на Самосыровском кладбище и Венеры Айзатовой на кладбище в деревне Константиновка.
Из школы на могилы детей привезли мягкие игрушки. Медведи, зайцы, котята, чебурашки начинают выцветать от жары. На могиле Дамира рядом с искусственными фиолетовыми колокольчиками лежит стеклянный ангел — его сдуло ветром. Поднимаю и пытаюсь поставить на место, но земля настолько высохла под июньским солнцем, что рассыпается в руках, и укрепить в ней невесомую фигурку непросто. Прикладываю по бокам рыжеватыми комьями, чтобы ангел снова не упал.
Он улыбается и держит в ладони голубя. У обоих расправлены крылья.
Диана говорила нам, что дома ее папа старается не показывать эмоций, но, когда они бывают на кладбище, слез не сдерживает. Майя недавно приезжала к брату — на велосипеде. Рассказывая об этом, она вспомнила: Дамир тоже любил велосипед. Он мог исколесить всю Казань.
«Родители погибших пишут в общий чат»
Во дворе 175-й школы строители возводят леса по периметру всего фасада. В беспорядке на асфальте сложены батареи, двери, друг на друга составлены парты. На столе лежит кем-то забытый синий рюкзак. Завтра днем на улицу вынесут шкафы, стеллажи и стулья, прямо на земле оставят горшки с фикусами.
У калитки кого-то ждут мама и дочь — им выносят большую коробку с вещами. Следом из школы выходит женщина со стопкой папок — очевидно, учительница. Она в спешке открывает багажник легковой машины и пытается сложить документы туда, но папки падают на асфальт. Женщина торопливо собирает их и садится за руль.
Оцепления здесь давно нет, но на территорию журналистов не пускают. Вместо охранника у калитки сидит пожилой мужчина. На вопрос, можно ли поговорить с кем-то из администрации, отвечает, что директор здесь бывает, но редко. «А мое начальство — вон», — указывает он на человека в черной футболке. Но когда мы обращаемся к нему, он только разводит руками и забегает внутрь.
Мимо школы, держась за руки, проходит влюбленная пара. Девушка везет коляску. Все хоть ненадолго останавливаются и смотрят то на рабочих, то на стихийный мемориал.
Вдоль забора на асфальте сидят игрушки. Сюда до сих пор приносят цветы. Между стеблей засыхающих гвоздик лежит растаявшая шоколадка. В белой рамке стоит портрет Эльвиры Игнатьевой с посвященным ей стихотворением: «Красивые люди всегда на прицеле…» Она вышла в коридор и, увидев стрелка, заслонила собой ребенка.
Внутри одного из букетов — листок бумаги: «Петербург скорбит вместе с вами». Сверху на забор надета белая футболка с надписью «Камиль, мы с тобой», ниже на перекладине повязан траурный платок.
— Наши дети запомнят на всю жизнь те 30 минут, которые провели в этом аду, — говорит Алсу Сунгатуллина. Ее сын Ислам учился с Дамиром в одном классе и тоже пострадал во время обстрела.
Накануне трагедии семья отдыхала на даче. Ислам вскопал землю, чтобы посадить картошку, и 11 мая с хорошим настроением побежал на уроки, радуясь, что увидится с одноклассниками: он очень соскучился по ним за праздники.
В этот день Алсу была дома, убирала в комнате. Вдруг она услышала грохот. Первая мысль: или упал строительный кран, или опрокинулся КамАЗ. Такого звука она не слышала никогда. Через некоторое время раздались выстрелы. С балкона Алсу увидела, как дети выбегают из школы.
— Ребята, что случилось? — крикнула она им.
Они плакали. Алсу поняла, что случилось что-то страшное, и скорее позвонила мужу. Он был около дома и сразу бросился в школу, там собралось уже около 15 человек. Потом приехали полицейские и Росгвардия. Алсу начала писать в родительскую группу, но там ничего не знали. Ислам трубку не брал, классный руководитель тоже не отвечал.
В это время подъехали пожарные машины, дети начали прыгать с третьего этажа.
И только через полчаса позвонил Ислам: «Мама, со мной все хорошо. Я жив. Иду в машину скорой помощи».
— После этих слов у меня отлегло. Ислам был ранен в спину, но, к счастью, задеты оказались только мягкие ткани. Я считаю, что ему очень повезло. Как будто ангел-хранитель уберег его. Одноклассник моего сына, Айрат, получил такие же ранения. А у остальных — более тяжелые. Семеро детей из нашего класса уже не вернутся. Очень трудно говорить об этом. Родители погибших пишут в общий чат. Я даже представить не могу, как они держатся.
В больнице Исламу и другим пострадавшим помогали психологи и врачи. Дети уступали друг другу: «Нет, вы можете посмотреть моего друга. Я подожду, у меня еще терпится». Ислам потом признался маме, что все мальчики старались не показывать взрослым эмоций, а по ночам спали плохо и плакали. Сам он переживает, но молчит, все держит в себе.
Сейчас Ислам дома, недавно ему сняли швы. Он любит играть на гитаре — врач посоветовал пока не поднимать ее хотя бы три недели. Мальчику нельзя бегать и купаться. Ходить на улицу разрешили только осторожно. Алсу уверена, что он все выдержит, потому что после пережитого это — мелочи.
— Настроение потихоньку улучшается. Нам очень повезло, что в палате Ислам лежал со своим одноклассником и братишкой Ахмада — сыном Рустама хазрата Хайруллина. Они втроем с огнестрельными ранениями, вместе им было легче. Больше двух недель ребята провели в больнице, сейчас они дома. Общаются через интернет, созваниваются, встречаются — но это бывает очень редко.
По словам Алсу, работа психологов нужна не только детям, но и родителям.
— Нам ведь тоже тяжело. Я начинаю все проецировать на себя и представлять, что могло бы быть намного хуже, что мой ребенок тоже мог бы страдать или погибнуть. Поэтому очень непросто приходить в себя. Как будто где-то рядом страх смерти, и я от этого чувства никак не могу отделаться. Понимаю, что надо работать над собой и выходить из этого. Но пока вот не получается. Я думала, что через какое-то время боль как-то утихнет. Но нет…
Мама Ислама говорит, что ее жизнь разделилась на «до» трагедии в школе и «после». Теперь они будут отмечать двойной день рождения ее младшего сына: 16 мая, когда он появился на свет, и 11 мая, когда спасся во время обстрела.
— Я считаю, что Бог подарил ему жизнь второй раз. Значит, он должен сделать что-то хорошее на этой земле.
Многие дети не хотят возвращаться в 175-ю школу. Алсу с трудом представляет, как Ислам будет здесь учиться, поэтому сейчас думает вместе с другими родителями, что делать дальше.
— Может быть, стоит перевести их в другую школу. Может быть, они останутся, но самое главное — чтобы все были вместе. Наш классный руководитель, Диляра Ахмадуловна Галиуллина, очень сильно ранена: первый выстрел был в нее. Сейчас она в Москве. Мы ей желаем скорейшего выздоровления. Дети ее ждут и очень любят.
Стрелок жил в соседнем подъезде
С утра до вечера у школы слышен грохот. Ощущение, будто медленные тяжелые удары отдаются не только в ушах, но и во всем позвоночнике. Если обогнуть здание с левой стороны, можно увидеть, как работает сваебойная машина. Раньше на этом месте было футбольное поле: теперь от него остались только опрокинутые на землю ворота. Рядом ютятся строительные бытовки с маленькими окнами. За стадионом к решетке забора атласными лентами привязаны две игрушки — оранжевая лошадка и медвежонок. Оба смотрят, как по площадке ездит бульдозер.
По дороге мимо школы торопливо идет женщина, она ведет за руку мальчика лет восьми и опасливо поглядывает на стройку.
— Вы не знаете, что здесь такое? — спрашиваем мы.
— Нет, вот у них спросите, — смущается женщина, указывая на других прохожих.
— Там бассейн будет! — не сдерживается ребенок, округляя глаза от восторга. Он явно радуется, что выдал взрослым большой секрет.
В доме напротив открыты двери. Из подъезда выбегают три мальчугана, один из них несет в руках пыльный футбольный мяч и, что-то доказывая друзьям, кричит: «А мы уже забрали документы!» Несмотря на капитальный ремонт и обещанный бассейн, дети боятся сюда возвращаться.
Так, в 175-ю школу больше не придет первоклассница Вика К. Когда девочка собиралась на занятия 11 мая, она еще не знала, что в соседнем подъезде с ними живет казанский стрелок. Примерно в 9:50 ее мама Елена увидела сообщение в родительской беседе: «Срочно заберите детей». Что произошло, никто не объяснил. Сказали только, что дети находятся в частном секторе за школой.
В чате паниковали, на переписку смотреть было уже бессмысленно. Елена ехала прямо из храма — она была на утренней службе. Сначала решила, что это сами школьники что-то натворили на уроке химии. О стрельбе она узнала потом, от знакомых и коллег, которые стали присылать новости.
Когда вышла из машины, замерла: дети вылезали из-под забора, рядом стояла скорая помощь, на траве лежал кто-то перевязанный, вокруг бегали врачи, кричали родители: «Где первый класс? Где второй?»
— Как на войне… А детей же очень много, сразу не найдешь своего ребенка, — вспоминает Елена. — Видимо, кто-то открыл ворота в этот частный сектор и запустил их к себе. С нашим классом стояла учительница, дети плакали. Всего там собралось четыре класса.
Елена забрала дочку, по дороге пыталась узнать у Вики, что же случилось.
— Не знаю, мама. Двери стали ломаться, мебель стала рушиться.
— Нам учительница сказала выходить из окна по одному. Поставила стульчик, и мы выходили.
— Нет, нас снимал какой-то дядя.
— А как ты выбежала за школу? Там же забор.
— Мы под забором лезли.
Едва Елена с Викой вернулись домой, как услышали стук в дверь. Девочка закричала, подумав, что снова стреляют. Мама открыла и на пороге увидела молодого человека, не полицейского: «Ваш дом в опасности. Я тоже не понимаю, что к чему». Елена с дочкой выбежали на улицу, все было оцеплено, приехали пожарные и газовики, вокруг толпились журналисты с камерами.
— Это кино будут снимать про наш дом, — Елена не смогла придумать ничего другого, но пугать ребенка она не хотела.
Оказалось, что стрелок живет в соседнем подъезде. Попасть к себе они смогли только к 19:00. Еще неделю территорию около дома охраняла полиция.
От школы никакой информации не было — учительница лежала в больнице, на нее во время взрыва упала дверь. К тому же ее телефон остался в классе, позвонить родителям она смогла только через день.
Сначала первоклассников отправили на дистанционку, но вскоре сообщили, что они будут учиться в другой школе. Родители стали возмущаться: ехать туда очень далеко, да и до конца четверти остается две недели. Они написали заявление в Министерство образования, и детям разрешили закончить год онлайн.
В воскресенье на той же неделе всех детей и родителей допрашивал следователь. Учитель написала, что стопроцентная явка обязательна. Но Вика мало что могла рассказать. Она помнила только, что на втором уроке математики был гром, а потом сломались дверь и мебель.
В классе многие мамы обращались к психологам. Дети почти не получили ранений, но один мальчик попал в больницу с сотрясением головного мозга — он сидел за первой партой. Елена говорит, что ее дочь однозначно не вернется в эту школу. Семья и так собиралась переезжать в другой город, а после трагедии решила, что это знак и пора собирать вещи.
— Воспоминания все равно останутся. К тому же недавно сказали, что наша школа откроется только на следующий год. То есть до декабря там будет ремонт. И все равно нам нужно было бы идти в ту дальнюю школу, до которой полчаса добираться пешком. Многие хотят переводить детей, многие пока еще думают. Сейчас у Вики каникулы, она отвлеклась. Вроде бы все хорошо. Но я не буду ей рассказывать о том, что случилось. Считаю, это ни к чему.
Что произошло?
Молодые люди отмечали день рождения одного из парней. Его зовут Саша Поярков. Сняли дом в тихом казанском поселке.
Гуляли, как в песне Цоя, всю ночь до утра. В один момент 20-летней Насте Прокудиной стало плохо. По рассказам, у нее защемило руку, она не могла говорить и сильно паниковала.
Вызвали медиков. Девушку и ее приятелей, состояние которых к тому времени тоже ухудшилось, сразу отправили в городскую больницу №7. Всего набралось 13 человек. 10 из них приехали учиться в Казань из Башкортостана, трое – жители города. Позднее станет известно, что ещё две жертвы вечеринки уехали домой. Одна девушка сейчас в Башкирии, вторая в Москве в реанимации.
Что касается тех, кто попал в казанскую больницу, то трёх девушек в крайне тяжелом состоянии сразу отправили в реанимацию. Остальных со средней степенью тяжести положили в отделение токсикологии.
Первой версией случившегося врачи назвали отравление метанолом. Это ядовитое вещество, которым часто пользуются при производстве суррогатного алкоголя.
Больше всех не повезло 20-летней Насте. Она учится на третьем курсе Башкирского государственного медицинского университета на детского педиатра и приехала на праздник в Казань. Стали распространяться слухи, что девушка впала в кому. Была также информация, что ее жизнь на волоске из-за того, что у нее только одна почка. Однако эту информацию отчасти опровергла главный токсиколог Минздрава Татарстана Алия Насибуллина.
Ужаснее всего то, что сейчас врачи не дают никаких прогнозов касательно жизни девушки. И связано это состояние, по мнению врачей, только с количеством выпитого алкоголя на голодный желудок.
Где взяли отраву?
По неподтвержденным данным, студенты купили баклажку с водкой у некоего Рината Ханнанова. Причем они брали у него спиртное и раньше. Молодые люди встречались у станции метро «Яшьлек». Сам Ринат заявляет, что никогда не занимался ничем подобным.
Тем временем в пресс-службе МВД Татарстана сообщили, что удалось установить и задержать не только парня, у которого было приобретено спиртное, но и всю цепочку сбытчиков. Всего к серой схеме причастны четыре казанца.
По факту отравления следователи возбудили уголовное дело по п. «в» ч. 2 ст. 238 УК РФ (производство, хранение или перевозка в целях сбыта либо сбыт товаров и продукции, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей). Максимальным наказанием для виновных будет лишение свободы до шести лет со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей.
Насколько среди современной молодежи популярны услуги нелегальных торговцев алкоголя – судить трудно. Журналист KazanFirst Ляйсан Кадырова попыталась провести собственный эксперимент: найти поставщика паленки и купить спиртное. Но выйти на дилера без знающих их людей оказалось не так-то просто.
С другой стороны, при том, что, по некоторым данным, суррогат занимает до 70 процентов алкогольного рынка России, найти отраву несложно. Нужно только очень захотеть.
Шокирующая версия случившегося от СК
Через день после случившегося сотрудники регионального Управления Следственного комитета сообщили шокирующую новость: студенты пили «незамерзайку». К такому выводу пришли очень просто. Выяснили, что один из пострадавших привез пятилитровку в Салмачи в багажнике. Однако в машине также находилась похожая баклажка, но только с незамерзающей автомобильной жидкостью.
К моменту приезда следователей водка, купленная с рук, так и лежала в автомобиле нетронутой. А это значит, что студенты просто перепутали бутылки и пили стеклоомыватель, разбавив его водой.
Одним из аргументов тому можно считать, что, согласно заключению экспертизы, стеклоомывающая жидкость содержит 30% метанола, которым и отравились студенты.
Версию с перепутанными бутылками косвенно подтвердила и токсиколог. Студенты рассказали ей, что в начале празднования все пили спиртное из магазина. И только к утру перешли на то, что купили у нелегалов. Не исключено, что кто-то из отдыхающих в пьяном состоянии случайно захватил не ту бутыль. При этом сами пациенты с этой версией следователей не согласились.
Как в Татарстане борются с суррогатом
В Татарстане, как в России в целом, тема борьбы с паленым алкоголем никогда не теряла своей актуальности. По данным пресс-службы МВД Татарстана, только за этот год сотрудниками полиции республики изъято 197 тысяч литров алкогольной и спиртосодержащей продукции. Для этого было проведено 17 тысяч проверок на объектах алкогольного рынка и досмотрено более 183 тысяч единиц автотранспорта. Всего выявлено 92 преступления.
После инцидента в Казани депутат Госдумы России Султан Хамзаев выступил с инициативой остановить производство и продажу метилового спирта в России «в силу его социальной опасности».
По сведением Хамзаева, с июля по октябрь 2021 года в Татарстане, Карелии, Чувашии, Ненецком автономном округе, Мордовии, Кировской, Тамбовской, Ленинградской, Курганской, Ярославской областях, в Санкт-Петербурге и на Алтае следователи возбудили 24 уголовных дела, были задержаны 17 человек, которые занимались поставками метилового спирта.
Отравление студентов в Казани стало самым массовым за все 40 лет существования службы отделения токсикологии в Татарстане.
Врач описала и первые симптомы отравления метиловым спиртом:
— сильные боли в животе;