Чтоб я так жил чтоб все так жили
«Чтоб я так жил» или 15 одесских анекдотов!
— Цилечка, а чем вы кормите своего мужа?
— Да что сами едим, тем и кормим.
— Наум Израилевич, вы живёте не по средствам!
— Ничего сложного в этом нет. Сложно найти средства, по которым можно жить.
— Циля, чем ви занимаетесь?
— Чем таки может заниматься порядочная замужняя женщина в 10 вечера?! Сижу ем.
— Соня, я бы у вас, конечно, спросил, как дела…
Но вы же потом не заткнётесь…
— Мне кажется, шо я таки достиг финансовой стабильности!
— Это как?
— Денег не было, нет, и похоже, не будет!
Одесский вокзал, объявление:
— Встречающие поезд из Брянска! Ваш поезд задерживается. Можете пока встретить пассажирский из Тулы. Там тоже люди едут, им будет приятно!
Рабинович проводит совещание:
— Кто быстрее всех сделает план, получит от меня шоколадку!
— Шеф, зарплату бы…
— Начинается! Я уже купил шоколадки!
Жора, шо вы опять такой нервный? Ви пробовали складывать паззл из 3000 элементов? Пробовали, но не складывается? Вот! А ви таки хотите, штобы жизнь легко складывалась!
— Моня, шо ви думаете за людей, которые бегают по утрам?
— Я таки думаю, Боря, шо у них очень неудобный диван.
— Моня, у вас будет минутка поговорить о смысле жизни?
— Нет.
— Тогда пойдём коротким путём. Хотите выпить?
Согласно конституции, Семён Маркович имел право на труд. Но старался им не злоупотреблять.
— Фаина Яковлевна, как бы вы описали свою жизнь в двух словах?
— За что?
— На первый-второй по-еврейски рассчитайсь!
— Я болею…
— Я устал…
— Мне нельзя…
— Мне мама не разрешает!
— Рассчёт окончен.
Заезжий турист говорит одесситу:
— Мне так нравится одесский юмор!
— Я вас умоляю! Разве это юмор?! Весь юмор вывезли евреи во время эмиграции! Один смех остался…
Так дымно здесь
Так дымно здесь
и свет невыносимый,
что даже рук своих не различить —
кто хочет жить так, чтобы быть любимым?
Я — жить хочу, так чтобы быть любимым!
Ну так как ты — вообще не стоит — жить.
А я вот все живу — как будто там внутри
не этот — как его — не будущий Альцгеймер,
не этой смерти пухнущий комочек,
не костный мозг
и не подкожный жир,
а так как будто там какой–то жар цветочный,
цветочный жар, подтаявший пломбир,
а так, как будто там какой–то ад пчелиный,
который не залить, не зализать.
Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым?
Ну чё молчим? Никто не хочет знать?
Вот так и мне не то чтоб неприятно,
что лично я так долго шёл на свет,
на этот свет и звук невероятный,
к чему–то там, чего на свете нет,
вот так и мне не то чтобы противно,
что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл,
на этот звук, на этот блеск пчелиный,
на этот отсвет — все ж таки дошёл,
а то, что мне — и по какому праву —
так по хозяйски здесь привыкшему стоять,
впервые кажется, что так стоять не надо.
Вы понимаете, что я хочу сказать?
Огромный куст, сверкающий репейник,
который даже в джинсы не зашить —
последний хруст, спадающий ошейник —
что там еще, с чем это все сравнить?
Так пусть — гудящий шар до полного распада,
в который раз качнется на краю.
Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо?
я — здесь сказал, что здесь стоять не надо?
ну да сказал — а все еще стою.
Так жить, чтоб быть
ненужным и свободным,
ничейным, лишним, рыхлым, как земля —
а кто так сможет жить?
Да кто угодно,
и как угодно — но не я, не я.