как правые относятся к лгбт
Кто теперь угнетен? США и Европа годами боролись за права ЛГБТ. Почему это привело общество к расколу и конфликтам?
Р авные права для представителей ЛГБТ и признание однополых браков стали главными и наиболее важными достижениями западного общества в борьбе за права уязвимых групп. Но у этих побед оказались неожиданные побочные эффекты: случаи дискриминации гетеросексуалов при найме на работу и растущее число подростков, готовых воспользоваться официальным разрешением на смену пола для несовершеннолетних. Эти явления вызывают определенную тревогу в обществе, но ЛГБТ-активисты не собираются останавливаться на достигнутом, ведь их активно поддерживают государственные институты и крупные корпорации. «Лента.ру» в рамках проекта «Проблемы первого мира» выяснила, как борьба за права ЛГБТ порождает новые ограничения в обществе, почему такая ситуация устраивает государство и бизнес и что происходит с теми, кто не готов отказаться от традиционных взглядов.
«Да, любовь бывает самых разных форм и расцветок — современные семьи отличаются друг от друга. Но большинство из них до сих пор состоит из мамы, папы и детей, и нам не стоит об этом забывать», — с такой речью выступил в парламенте Великобритании консервативный политик Бен Брэдли. Он подчеркнул, что современная политическая повестка игнорирует значимость роли отца для каждой семьи и что меньшинствам государство уделяет куда больше заботы, чем большинству.
По мнению Брэдли, современное европейское общество не просто защищает представителей ЛГБТ-сообщества более эффективно, чем остальное население, — оно уничтожает традиционные роли, забывая об их важности.
Существующие государственные механизмы — на Западе в целом и в ЕС в частности — действительно ориентированы на то, чтобы оберегать от дискриминации любые уязвимые группы, в том числе по сексуальному признаку. Так, агентство ЕС по правам человека особо призывает европейские государства специально обучать силовые ведомства бороться с преступлениями на почве ненависти к ЛГБТ. По мнению представителей агентства, полицейские должны всячески поддерживать жертв таких посягательств, поощрять их обращения в правоохранительные органы по любому такому случаю и тщательно расследовать каждое дело.
Среди стран Евросоюза указанных законодательных норм нет только в Польше, Латвии, Болгарии и Италии. До недавнего времени в этом списке была и Швейцария. В начале 2020 года местное социал-демократическое правительство попыталось ввести уголовное наказание за «язык ненависти к ЛГБТ», но столкнулось с противодействием консерваторов, которые напомнили, что к «языку ненависти» можно отнести не только откровенные угрозы и оскорбления, но и публичные критические заявления. Оппозиция сочла эту инициативу нарушением свободы слова и вынесла законопроект на общегосударственный референдум. Но против уголовной ответственности для гомофобов высказались чуть более 38 процентов населения — этого оказалось недостаточно, чтобы блокировать принятие закона.
Перегибы на местах
Современная психологическая теория утверждает, что представители любых уязвимых групп переживают особый вид стресса из-за давления общества — порицание окружающих сказывается на их физическом здоровье, образе жизни и склонности к ментальным расстройствам. Государства отвечают на эти выводы ожидаемым образом: вводят механизмы «позитивной дискриминации», которая дает представителям таких групп больше преимуществ и возможностей.
Зачастую эта система, созданная ради восстановления справедливости, дает сбой, когда принадлежность к той или иной угнетаемой категории при устройстве на работу оказывается важнее, чем профессиональные навыки и личные качества. В Великобритании, одном из наиболее комфортных для ЛГБТ государств, это удалось доказать через суд. В 2019 году англичанин Мэтью Фарлонг заявил, что не смог устроиться на работу своей мечты — в полицию — только из-за того, что не принадлежал к какой-либо уязвимой группе. По мнению Фарлонга, он получил бы должность, назовись он бисексуалом или геем.
Гомонационализм и пинквошинг: как борьба за права ЛГБТ становится частью консервативной политики
Консерваторы и ЛГБТ-движение традиционно находятся в оппозиции друг другу. Однако иногда даже ярые противники гей-парадов начинают защищать права гомосексуалов. Обычно это происходит, когда они сталкиваются с предполагаемой внешней угрозой, исходящей от еще более гомофобных обществ. В таких случаях защита прав ЛГБТ-людей может стать для них инструментом достижения своих целей в борьбе с этими обществами. Заодно такое противостояние позволяет отвести внимание от внутренних проблем.
Фея-крестная европейских альт-райтов
В марте 2002 года на выборах в городской совет Роттердама партия «Список Пима Фортейна» неожиданно одержала триумфальную победу, положив конец 60-летнему правлению социал-демократов. Она возникла всего месяцем ранее, через день после того, как самого Пима Фортейна, возглавлявшего список кандидатов от центристской партии «Пригодные для жизни Нидерланды», выгнали из нее за скандальное интервью местной газете. В нем он назвал ислам отсталой культурой и выступил за запрет миграции из исламских стран в Нидерланды — возмутительное заявление для голландского общества, которое гордится своей толерантностью.
Идеология большинства европейских правых в то время строилась на антисемитизме, гомофобии и откровенно расистских утверждениях о том, что небелые люди по природе своей хуже белых и к ним нельзя проявлять никакой терпимости. Однако Фортейн поддерживал Израиль и, что самое главное, был открытым геем.
Свои взгляды на миграцию политик обосновывал тем, что Нидерланды — это общество, где принято терпимо относиться к людям, которые отличаются от тебя. Это доказывал сам факт того, что Фортейн, открытый гомосексуал, выдвигался от крупной партии. От обвинений в расизме он отмахивался, говоря, что не может быть расистом, ведь он спит с арабами и чернокожими. Проблема с мусульманами, по его мнению, заключается не в том, что они низшая раса, а в том, что это они нетерпимые шовинисты, насаждающие нетерпимость к геям и выступающие против прав женщин.
На национальных выборах, которые должны были состояться в мае, партии Фортейна тоже предрекали успех. Причем опять же за счет электората левых, которые традиционно выступали в защиту прав женщин, национальных меньшинств, ЛГБТ и мигрантов. Гомосексуальность Фортейна и его заявления о том, что он спит с арабами, позволяли его избирателям избежать обвинений в нетерпимости, голосуя при этом за нетерпимую политику.
Возникший политический вакуум вскоре заполнили другие новые правые политики, многих из которых позже назовут альт-райтами. Короткая политическая карьера Фортейна оказала на них огромное влияние: они тоже стали строить свою риторику в первую очередь не на расизме, антисемитизме, сексизме и гомофобии (при этом не отказываясь от них полностью), а на защите европейского космополитизма от «нетерпимых» мусульман. Например, так делает «Партия за свободу», сменившая на голландской политической арене «Список Пима Фортейна», или Датская народная партия. При Марин Ле Пен однополые гражданские партнерства начал поддерживать французский «Национальный фронт», который при ее отце выступал против прав ЛГБТ. В целом за период с 2004 по 2016 год среди людей, голосующих за правые партии в 10 европейских странах, доля тех, кто поддерживает права женщин и ЛГБТ, выросла с 12,7% до 44,5%.
Гомосексуальность и колониализм
Еще в XIX веке европейцы распространяли по всему миру представление о том, что цивилизованные страны отличает наличие четкой гендерной бинарности. Представление об извращенной сексуальности людей за пределами Европы (гаремы, распространенность гомосексуальных практик, небинарные персоны) помогала обосновывать необходимость вмешаться в жизнь этих «диких» обществ, чтобы принести им свет порядка и европейской цивилизации. Поэтому европейцы сами ввели в колониях многие из законов, криминализующих гомосексуальные отношения, и эти законы не отменены там до сих пор. Например, в Израиле до 1988 года действовал английский Закон о содомии 1533 года, установленный там, когда Палестина была британской колонией. Тот же закон до сих пор работает в Пакистане, Бангладеш, Мьянме, Малайзии, Сингапуре и на Ямайке.
В XXI же веке ситуация стала ровно обратной: положительное отношение к правам женщин и гомосексуальных людей стало маркером цивилизованности страны, а гомофобия — признаком варварства.
Сексуальность населения Востока вновь подается как извращенная, но теперь эта извращенность связана со слабостью, неудачей и подавлением своих тайных желаний (гомосексуальности, инцеста, педофилии), а само это население фетишизируется, становится объектом экзотического сексуального желания.
Одновременно с изменением отношения к гомосексуальности на протяжении ХХ века происходила деколонизация. Однако обретение бывшими колониями независимости не означает, что они полностью избавились от вмешательства европейцев в свою жизнь. Большинство из них остаются связаны неравноправными экономическими и военно-политическими договорами с бывшими метрополиями. Когда же они пытаются из этих отношений выйти и вступить в конфликт с западными странами, то те находят способы оказать политическое или военное давление, прикрываясь гуманитарными целями. И зачастую западные страны используют гомофобию противника, чтобы дополнительно обосновать необходимость противостояния с ним как с варварским обществом, которое угрожает свободе, демократии и правам человека по всему миру, мобилизуя в поддержку этого противостояния ЛГБТ-движение.
Призывы группы OutRage! игнорируют тот факт, что наряду с гетеросексуальными палестинцами Израиль преследует также и гомосексуальных, делая их еще более уязвимыми.
Те, кто поддерживают вторжение в Ирак и Афганистан во имя прав ЛГБТ-людей, не понимают, что вторжение никак не поможет местным гомосексуалам, а только превратит их страну в руины, сделав их самих беженцами. Борьба же с терроризмом, подпитывающая исламофобию по всему миру, приведет к тому, что этим беженцам будет некуда податься и почти невозможно интегрироваться, потому что западные страны боятся их принимать, а их жители считают всех мусульман террористами, дикарями и насильниками.
Противоречия гомонационализма
При этом подобная мобилизация ЛГБТ-сообщества на борьбу с внешним врагом, сочетающая признание прав гомосексуальных людей с националистической и антиисламской риторикой, позволяет западным странам закрыть глаза на проблемы этого сообщества внутри страны. Такая стратегия, использующая показательно позитивное отношение к ЛГБТ, которое позволяет отвлечь внимание от негативных аспектов деятельности применяющих ее государств и корпораций, иногда называется пинквошингом (он англ. pink — «розовый» и whitewashing — «отбеливание»).
Гомонационалистическая риторика предлагает ЛГБТ-людям ограниченное принятие их идентичности, основанное только на том, что использующие ее страны менее гомофобны, чем другие. Она позволяет демобилизовать и интегрировать в капиталистическое общество в основном только белых гомосексуалов — при условии, что они воспроизводят нормы гетеронормативного социума. Тот же Эндрю Салливан в эссе, где он приводит консервативный аргумент в поддержку однополых браков, сильно повлиявший на их легализацию, утверждает, что после нее ЛГБТ-движение можно будет распустить, поскольку цель равноправия будет достигнута.
При этом Салливан игнорирует тот факт, что из-за повсеместного распространения бытовой гомофобии вступить в брак могут позволить себе в основном состоятельные гомосексуалы, не зависящие от семьи или других сетей поддержки.
Они же больше всего выигрывают от легализации однополых браков, потому что отсутствие этого права усложняет передачу собственности по наследству — что особенно актуально в период эпидемии ВИЧ, выкосившей целое поколение гомосексуалов, чьих партнеров потом выкидывали на улицу внезапно объявившиеся родственники усопших, — и регулирует ее разделение при разводе. Небелые же гомосексуалы оказываются особенно уязвимы для дополнительного полицейского надзора, который вводится под эгидой повышения безопасности, но затрагивает в первую очередь небелые сообщества, посылать в которые полицию ради защиты гомосексуалов почти так же эффективно, как посылать войска в Ирак ради защиты местных геев.
Гомонационализм ограничивает ЛГБТ-людей как в сфере дозволительной гендерной экспрессии, так и в сфере националистической идеологии. Те квиры, которые эту идеологию не поддерживают, немедленно лишаются ее защиты. Так произошло с американским гомосексуальным фигуристом-русофилом Джонни Вейром. Он заявил, что не хочет привносить политику в Олимпийские игры в Сочи в 2014 году и не будет носить там радужную атрибутику, чтобы выразить протест против недавно принятых российскими властями гомофобных законов. После этого на Вейра обрушился шквал критики со стороны западных медиа, которые позволяли себе употреблять в его адрес гомофобную риторику. Канадские комментаторы высмеивали его феминность и предполагали, что ему стоит принять участие в соревнованиях не в мужской, а в женской категории. В гей-журнале Out публиковались статьи, авторы которых заявляли, что мнение таких жеманных геев не стоит внимания, и постоянно противопоставляли Вейра другому олимпийцу-гомосексуалу — маскулинному новозеландскому конькобежцу Блэйку Скьеллерупу, который гордо носил радужные значки.
Обещание Дональда Трампа защитить гомосексуалов от мусульман были сделаны сразу после массовой стрельбы в гей-клубе Pulse. Тогда все считали, что она связана с деятельностью Исламского государства, потому что стрелок Омар Матин был мусульманином из семьи афганских мигрантов и, по некоторым свидетельствам, требовал, чтобы США перестали бомбить его страну. Однако Матин предположительно сам был негетеросексуален: посетители видели его в этом клубе несколько раз, кто-то из них видел его в приложении для гей-знакомств, о его гомосексуальных наклонностях говорили бывшая жена и одноклассники.
Матин не мог вписаться в американское общество и в узкие рамки нормальности, задаваемые гомонационалистической риторикой, которая не защищает тех, кто подвергается одновременно гомофобии и исламофобии, а способствует только большей их маргинализации.
Своим нападением на гей-клуб Матин, скорее всего, хотел отомстить не принимавшему его гей-сообществу — так же, как многие подростки, устраивающие стрельбу в школах, пытаются отомстить своим одноклассникам за то, что те не принимают их.
В конечном итоге президентство Дональда Трампа привело к ухудшению положения как мусульман, так и ЛГБТ-людей. Он использовал гомонационалистическую риторику, чтобы привлечь ЛГБТ-сообщество на свою сторону, запугивая его мнимой угрозой, исходящей от якобы нетерпимых мусульман, желающих только его уничтожения. Однако и мусульман. и ЛГБТ-людей стоило защищать в первую очередь от самого Трампа.
Включение прав гомосексуалов в националистическую риторику обычно оказывается скорее фигурой речи, призванной демобилизовать движения за эти права и привлечь избирателей, перенаправив их недовольство. На практике же поддержка националистами ЛГБТ-людей ограничивается лишь небольшими уступками, уровень которых позволяет поддерживать видимость большего принятия, чем в культурах, которым они себя противопоставляют и на фоне которых пытаются выглядеть более прогрессивными.
Иван ЩЁГОЛЕВ. ЛГБТ – это правая тема.
Понятное дело, что дубовые традиционалистские аргументы, коими пользуются наши современные «сталинисты», здесь не сгодятся. Нужно кое-что более действенное. Впрочем, никаких Америк нам открывать не потребуется – надо просто вспомнить старый добрый классовый подход, тем более, что современная ситуация в нём нуждается куда больше, чем, скажем, лет пять назад.
Исторически, ЛГБТ-движение в его современном виде является следствием отказа европейских левых от широкого классового подхода и перехода к опоре на меньшинства – сексуальные, этнические и прочие. В условиях неолиберальной контрреволюции такая деятельность левых была не только терпимой, но даже выгодной для новых элит, хорошо знакомых со старым как мир принципом «разделяй и властвуй». К этому моменту для левых, деморализованных долгим периодом послевоенного благополучия, было куда как проще заниматься «левой культурщиной», чем вернуться к своим истинным корням. Тех же, кто выбирал более сложный путь, ждала тюрьма, преследования и предательство товарищей – именно эти люди и организовывали забастовки и протесты, которые так жестоко были подавлены Маргарет Тэтчер и её коллегами на континенте. Из тех, кто остался в стороне от настоящей классовой борьбы – из этих, прямо говоря, трусов и предателей – выделились самые хваткие и бойкие, пополнившие собой новую элиту. Тони Блэр, Йошка Фишер, Мануэл Баррозу, Даниэль Кон-Бендит и многие другие – вот она левая рука неолиберализма, отлично знающая и одобряющая то, что творит правая. Как видите, то, что осталось от европейского левого движения прошло через целый процесс негативного отбора. Выжили слабейшие – те, кто слишком слаб и глуп, для того чтобы представлять угрозу для новой гегемонии.
Процессы разложения классового движения в странах Восточного блока были несколько другими, но результаты оказались практически тем же. С единственным отличием, что на Востоке левое культурное пространство – притом существенно отличное от того, что было на западе – стало маргинальным. На Западе же левый культурный дискурс практически полностью выхолощенный и лишённый классового содержания, стал одним из столпов неолиберальной гегемонии. Именно в таком виде последний и был импортирован в Россию вместе с обществом потребления западного образца и прочими атрибутами «вестернизации».
ЛГБТ-движение в его современном виде является следствием отказа европейских левых от широкого классового подхода и перехода к опоре на меньшинства — сексуальные, этнические и прочие
Практика же эта максимально эзотерична и вопиюще антидемократична. В этом плане евролевые не могут обойтись без, казалось бы, практически бесполезных творений философов-постмодернистов – Деррида и Фуко, Делёз и Лакан нужны им так же, как секте сатанистов путаные писания Ла Вея и Алистера Кроули. Справедливости ради, нужно отметить, что в рядах левоконсервативных сект царит такая же поповщина, разве что атрибуты и объект несколько отличается. В роли первых выступают иконы Ленина и Сталина, а в роли вторых – ностальгирующие по дешёвой колбасе пенсионеры и измученные спермотоксикозом юноши. Надо сказать, что качественно аудитория красных консерваторов едва ли отличается от таковой у евролевых. Всё та же творческая импотенция и проблемы с нормальной социализацией, всё то же бегство от реального мира в вымышленный. И всё было бы ничего: сумасшедшие нашли друг друга и могут себе позволить посходить с ума вместе. Нет же, им надо принимать позу собаки на сене и мешать адекватным левым, профсоюзным и социальным активистам.
ЛГБТ как специфическое движение — это правая тема и левым там делать нечего
Читайте также на эту тему:
Леваки, семья и государство: позиция по ЛГБТ и однополым бракам
В декабрьском ролике леваческого ресурса «Вестник Бури» его автор и один из основателей Андрей Рудой произносит такую фразу:
«Затем „Суть времени“ приняла активное участие в судьбе организации „Родительское Всероссийское Сопротивление“, первой целью которой ставится защита традиционных семейных ценностей. Очень по-коммунистически, да ведь?».
Скажу честно: меня не очень интересовала позиция леваческой тусовки по отношению к институту семьи ровно до того момента, как я услышал эти слова Рудого. Нет, конечно, я имел примерное представление о том, что такое «еврокоммунизм», квир-коммунисты и в целом знал о той трагической проблеме, существующей в западном левом движении, которое, оскопив, направили по ЛГБТ-пути. Но я не очень утруждал себя изучением позиции, которую по этому вопросу имеют российские представители левачества. Просто потому, что если мне и было что интересно, так это позиция самого Маркса по вопросу семьи, а не то, как впоследствии кто-то перевернул его учение. Однако пришлось заняться изучением вопроса. Скажу сразу — леваки не разочаровали, «каминг-аутов» и тут оказалось предостаточно.
Наверное, больше всего меня удивил следующий момент: некоторые сегодняшние «марксисты» в своей позиции по вопросу семьи иногда удивительным образом пересекаются с яростными антикоммунистами, повторяя буквально все те же мифы, которые последние распространяют о Марксе и его учении. Т.е. когда антикоммунистически настроенные традиционалисты заявляют, что Маркс якобы выступал против моногамной семьи (как союза мужчины и женщины), якобы считая ее порождением капитализма и частной собственности, «марксисты» с удовольствием им подыгрывают, фактически дискредитируя левое движение вообще.
Хочу сразу оговорить: в рамках небольшой статьи нельзя глубоко, по-настоящему обсудить эту серьезнейшую тему, и я не ставлю перед собой такую цель. Но что-то все-таки обсудить можно
Традиционная семья и традиционные семейные ценности
Когда Рудой, взявший на себя роль инквизитора от марксизма, хихикает, говоря о защите традиционных семейных ценностей, которыми занимаются РВС и «Суть времени», он занимается софистикой, используя прием подмены понятий. Традиционная семья — термин многозначный. И в этом случае Рудой использует удобное ему значение этого термина, намекая на то, что РВС и «Суть времени» якобы занимаются защитой семейных ценностей какого-нибудь средневековья или даже 19 века. То есть путем манипуляции он хочет выставить членов организаций в глазах зрителей настоящими ретроградами, не знакомыми с трудами классиков марксизма. И тут, кстати, будет не лишним вспомнить, что классики вообще термин «традиционная семья» не использовали. Но об этом позже.
На самом деле, с традиционной семьей все предельно просто — это понятие стихийно появилось в результате реакции народа на перверсии, набирающие сегодня силу в западном мире. То есть, как подавляющее большинство представителей российского общества, так и члены РВС и лево-патриотического движения «Суть времени», являющиеся частью этого общества, в понятие традиционной семьи вкладывают смысл, противоположный понятию «нетрадиционная семья». Не хотят, понимаешь, таких «ценностей». Хочет ли их занимающийся подменой понятий «коммунист» и автор «Вестника бури» Андрей Рудой? А вот это очень и очень интересный вопрос.
Мысль Рудого в статье прослеживается достаточно четко, он противопоставляет «путинский «консерватизм»«закономерному прогрессу человечества», сторонниками которого являются «социалисты» и «левые», какими их себе видит автор-белоленточник (он окончательно оформляет эту мысль в последнем абзаце). Но что он подразумевает под «прогрессом»? На мой взгляд, его позиция по вопросу в материале раскрыта более чем полностью.
Прикрываясь Гегелем и тремя законами диалектики, Рудой рассуждает о постоянно меняющемся мире, в котором многие системные принципы меняются на противоположные, а также о том, что нормы морали и нравственности изменяются в ходе «закономерного появления альтернатив, противопоставленных существующему порядку вещей».
«Для начала, хочется указать на присутствующий здесь метафизический взгляд на семью, как на нечто постоянное и статичное. Что же такое „традиционная семья“ в представлении Путина? То, что образуется в результате брака в наши дни, или же „первичная ячейка общества“ 50-70-летней давности, или, быть может, то, что существовало 200-300 лет назад? Это различные модели семьи — и это необходимо понимать. „Законсервировать“ семью невозможно, исходя хотя бы из экономических предпосылок».
Дело в том, что в дальнейших рассуждениях автор приходит к следующему выводу: в современных условиях существование патриархальной семьи (которую он сам же до этого приравнял к семье традиционной) невозможно. И не могу не отметить, что я с ним полностью согласен в этом вопросе: еще в 2016 году я, решив серьезно заняться его проработкой, выпустил доклад на тему «Патриархальная семья. Возможен ли „домострой“ в России сегодня?», в котором пришел к аналогичным выводам (все желающие могут посмотреть видео и послушать, к каким именно).
Задав вопрос о «традиционной семье» Путина, Рудой уже в следующем абзаце внезапно начинает рассуждать о семье патриархальной, используя известный софистический прием «соломенное чучело». И понятно, зачем он это делает, его цель — выставить Путина ретроградом.
В связи с этим не могу не отметить, что автор явно знаком с трудом Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и даже интересовался историей института семьи. И так же не могу не отметить, что лично мне совершенно ясно, зачем Рудой (как впрочем, и другие леваки) постоянно проводит все эти манипуляции с подменой понятия традиционной семьи на понятие семьи патриархальной. За рассуждениями о патриархальной семье, а также о консервативном и ретроградном Путине в своей статье 2013 года белоленточник и автор блога на «Эхе Москвы» Рудой до поры до времени прячет главную мысль:
«В таких условиях „традиционная семья“ более невозможна. Она разрушена самим историческим процессом и восстановлению не подлежит — всё идёт именно так, как предвещал Энгельс. Кстати, именно в таких условиях становится возможным узаконивание однополых браков. К последнему можно относиться по-разному, но отрицать закономерность прихода к этому представляется бессмысленным».
Вот что Рудой имеет в виду, когда говорит о «закономерном прогрессе человечества», на стороне которого якобы выступают социалисты и левые — противники консерватизма. Он, конечно, пытается прятаться за словами «становится возможным» и прочими, видимо, ещё немного смущаясь ЛГБТ-темы, и пытается оставить себе лазейку. Но последняя фраза всё окончательно расставляет по местам, давая понять, что его позиция совершенно неотличима от позиции «евролевых»: ЛГБТ, однополые браки, гендерная вакханалия и перверсии, захлестнувшие запад — вот «прогресс» Рудого, который считает себя «настоящим левым». А в конце статьи автор вообще громко заявляет о неизбежном поражении консерваторов в этом вопросе:
«Левый» всегда было и есть синонимом слова «прогрессист» — не смотря на старания косной советской номенклатуры. И здесь мы видим неразрешимое противоречие между нами и правящими слоями общества, старающимися изо всех сил удержать воду в сите. Не смотря на все зигзаги и противоречия исторического процесса, фиаско консерваторов здесь представляется предрешённым»
Прошу прощения у читателей за обилие цитат, но в статье Рудого прекрасно буквально всё от начала и до конца. Я прекрасно знаю, что после выхода этой публикации сразу же найдутся те, кто начнет кричать о якобы очередном передергивании его слов, как это было и в случае ролика Андрея Малахова, в котором он рассказал о предложении Рудого левым выступить с пораженческих позиций по вопросу Донбасса и Крыма. Поэтому я настоятельно рекомендую всем прочитать его оригинальную статью, и самостоятельно решить, переврал ли я хотя бы что-то. Обращаю внимание на то, что Рудой от своих слов не отказывается. И мне почему-то кажется, что и не откажется. Максимум — попытается юлить.
Как ни странно, Константин Семин, выступавший на канале «Иван-Чай» с традиционалистских позиций и ясно выразивший свою позицию по вопросу «извращенцев во Франции» и «парадах отклонений», весьма уютненько чувствует себя в компании «Вестника бури» и Рудого. Репостит периодически его материалы и по полной солидаризировался с ним в рамках кампании против «Сути времени» и РВС. В общем, им друг с другом хорошо. Хорошо с Рудым и Егору Иванову, известному благодаря своему проекту Tubus Show. Мило дружит с «Вестником бури» и канал Station Marx, у них совместный проект. Station Marx при этом дружит с проектом «Либромарксизм», администрация которого, публикуя заметку о писателе Дане Хили («специалисте» по истории ЛГБТ России), заявляет, что «коммунистический проект обязан вставать на сторону и защищать любые поползновения буржуазного традиционалистского гегемона на сексуальные права рабочих, вставать стеной наперекор любой дискриминации по признаку ориентации, двойному угнетению миллионов рабочих-гомосексуалов и работниц-лесбиянок».
Можно еще долго перечислять прочие фигуры и проекты, сражающиеся с ненавистным семейным консерватизмом. В общем, все они с Рудым, говорящем о неизбежности однополых браков, дружат такой крепкой и суровой мужской дружбой. Есть и другие фигуранты, и мне порой становится интересно: кто в ближайшее время совершит «каминг-аут» и решит присоединиться к этой компании?
Неудобный вопрос о советской семье
И тут мы подходим к вопросу о том, почему леваки, выступающие на стороне вот такого «прогресса», постоянно совершают подмену понятий традиционной и патриархальной семьи (при этом еще и прикрываясь Энгельсом). Обратите внимание на цитату из статьи Рудого, в которой он рассуждает о том, чем является «традиционная семья» в представлении Путина. Рассматривая периоды развития института семьи и говоря о ее моделях, автор явным образом старается избегать позднесоветского периода. Не знаю, сознательно или нет, но он упоминает всё, кроме него. И понятно почему. Дело в том, что это тот период, в котором бабушки и дедушки представителей моего поколения стали родителями, наши матери и отцы появились на свет, росли и впитывали в себя те семейные ценности, которые мы сегодня и называем традиционными и передаем нашим детям, родившимся, как правило уже после 2000 года. Традиционная семья для нас, сегодняшних взрослых уже людей — это нуклеарная советская семья, являющаяся добровольным союзом мужчины и женщины — семья моногамная, крепкая, в которой есть место любви, есть ответственность членов семьи друг перед другом. И в которой мужчины — это мужчины, а женщины — это женщины.
После того, как была опубликована первая часть этой статьи, в комментариях в соцсети одна женщина заявила, что автор, якобы, не читал Маркса или не понял его. Смысл её сообщения был в том, что Ленин, якобы, одернул Александру Коллонтай после её фразы о любви, как о стакане воды, именно по причине того, что слишком хорошо знал учение Маркса. Стоит отметить, что это известный перестроечный миф: что будто бы Ленин, а за ним и Сталин направили семейную политику совсем в другое русло, немарксистское. Миф очень живуч и популярен, что вполне понятно, ведь многие люди читают Маркса так же, как сегодняшние «марксисты», т. е. «по диагонали». Или вообще, читают не Маркса, а читают, например, Сергея Кара-Мурзу, который совершенно диким образом Маркса передергивает в своих сочинениях. И после этого считают, что они Маркса «знают и понимают».
Для Рудого и всей леваческой компании вопрос о советской семье страшно неудобен. Мне трудно даже оценить, насколько, но он им очень неудобен и очень неприятен. Причем, стоит отметить, что точно так же, как и для антикоммунистов. Потому что если начать его разбирать по-настоящему, без кривляний, придется отвечать на вопрос о том, удалось ли в СССР благодаря проводимой семейной политике преодолеть то отчуждение (по большей части), которое существовало в рамках института семьи до 1917 года. И если да, то это говорит о том, что существует не просто альтернатива тому постмодерновому отвратительному конструкту, который соорудили леваки. Существует путь, который более чем созвучен учению Маркса, и который в действительности соотносится с целями и задачами левого движения.
(продолжение следует). Алексей Мазуров, РВС