острый конфликт с шефом истории
5 тактик поведения при ссоре с начальником
Накал офисных страстей приводит к конфликтам между сотрудниками, и это совсем не к добру, если вы умудрились поссориться с начальником. Как вести себя во время и после ссоры с руководством, подскажет JOB.ru.
Переговоры — один из самых рациональных способов разобраться с конфликтом. Если вы встречаетесь с грубой критикой и не понимаете или не согласны с ее содержанием, можно спокойно расспросить начальника, что конкретно его не устраивает в вашей работе или поведении.
Психологи говорят, что подобная тактика поведения при конфликтах успокаивает оппонента: нападающий ожидает получить отпор, но в ответ он слышит уточняющие вопросы и осознает, что оппонент предпринимает попытку понять его, старается услышать суть исходящей критики. В этом случае ссора окажется продуктивной, потому что подчиненному удастся выявить свои недостатки и начать работу над ними.
В тактике конфликтных переговоров в арсенале также пригодятся аргументы в свою защиту и, возможно, аргументы против самого начальника, например, когда на вас пытаются спихнуть неудачную сделку, которая произошла за счет промаха руководителя.
Единственная проблема заключается в том, что нужно иметь в запасе крепкое самообладание, ведь чаще всего срабатывает инстинкт самозащиты.
Перейти переговорам можно и после того, как произошел конфликт, когда обе стороны остыли и готовы обсудить назревшие проблемы.
Некоторые сотрудники действительно нарываются на конфликт, поэтому если в последнее время в свой адрес вы получали многократные замечания, срывали отчеты, опаздывали на работу и вообще мешали успешному течению работы — будьте готовы к честно заслуженному разносу. Чтобы не получить еще большего раздражения от начальника, лучше согласиться со всеми замечаниями, добавляя фразы о том, что все будет исправлено.
В случае, когда при всем старании не удается справиться со своими обязанностями, во время неприятного разговора с шефом признайте, что столкнулись с трудностями и нуждаетесь в помощи. Понимающий начальник снизит тон, даст совет, пристроит к вам наставника. При этом нужно хорошо понимать характер оппонента и свою значимость для компании — некоторые не станут возиться с вами и просто-напросто уволят.
Согласно этой тактике, будет уместно первым извиниться спустя какое-то время после громкой ссоры. Это достаточно разумный шаг: во-первых, в случае неправоты надо уметь ее признавать, а во-вторых, начальнику из-за своего положения сложнее признать ошибки и пойти на мировую.
Лучшая из методик — сохранять спокойствие и холодный ум. Придерживаясь этой тактики, не повышайте тон и не позволяйте это делать начальнику. Если в вашу сторону посыпались крики и неприятные формулировки, осадите оппонента фразой вроде: «Я не буду продолжать разговор в таком тоне», «Если хотите это обсудить, то возьмите, пожалуйста, на тон пониже». Слишком экспрессивных экземпляров таким не успокоишь, но тут уж остается либо выслушивать дальше, либо оставить оппонента наедине со своими размышлениями.
В большинстве случаев люди берут себя в руки, когда им указывают на то, что они перешли границу.
Используйте факты, которые сыграют в вашу защиту и оперируйте реальной информацией вместо того, чтобы переходить на личности.
Также уместен прием отвлечения внимания, который срабатывает на внезапном отхождении от темы. Например, «случайно» оброните папку с документами, да так, чтобы все бумаги и ручки разлетелись в разные стороны: кричать на человека, собирающего с пола канцтовары, неудобно. Это объясняется тем, что когда сотрудник отвлекается от гневного монолога, начальник теряет внимание «публики» и теряется.
Что касается поведения после конфликта, хладнокровная тактика предполагает делать вид, что ничего не произошло. Во время неизбежных соприкосновений ведите себя в рамках делового этикета, воздержитесь от скользких намеков и гневных взглядов. Так ситуация останется подвешенной и уляжется только со временем, но зато и не усугубится.
Тактика предлагает уйти от конфликта. Если вам морально тяжело слушать начальника, к глазам начали подступать слезы, накопившаяся агрессия вот-вот выйдет наружу или вы просто не знаете, как себя вести, — покиньте поле боя. Для этого подойдут фразы вроде «Вернемся к разговору, когда вы будете готовы общаться спокойно».
Лучше не придерживаться тактики побега после ссоры: избегая встреч с начальником, вы будете выглядеть глупо, да и детское поведение не способствует укреплению авторитета среди коллег.
Агрессивный ответ — сомнительный способ поведения во время конфликта с руководством из-за того, что последствия ответной грубости предугадать невозможно. Один начальник за такое выгонит в шею, другой, наоборот, станет уважать сотрудника, который сумел постоять за себя. В первом случае, даже если вы останетесь на работе, наладить отношения будет очень трудно. Ставки слишком высоки, поэтому лучше держать себя в руках.
Однако это не значит, что вы обязаны искать компромисс или молча все проглатывать, когда обвинения не обоснованы или представлены в слишком грубой форме. В этом случае не запрещается дать отпор самодуру, но в рамках разумного. Для этого достаточно уверенного тона, доказательств вашей правоты и нескольких блок-фраз, например, «Я знаю, что неправ, но разговаривать со мной так я не позволю» или «Если вы перепроверите отчет, то увидите, что моей ошибки здесь нет».
Используйте разные приемы
Конфликт назрел, и теперь деваться некуда — придется сделать ответный ход. Каким он будет, зависит от причин, из-за которых возникла эта ситуация, от темпераментов начальника и подчиненного, а также от того, что и как уже было сказано в ваш адрес. Можно придерживаться одной тактики во время и после конфликта, однако иногда лучше использовать приемы нескольких стилей поведения. Например, если вам трудно слушать грубую критику, сначала уйдите от конфликта и потом приступите к переговорам. А если вы не сдержались и дали агрессивный отпор, то извинитесь перед начальником после ссоры.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Острый конфликт с шефом истории
Ещё один директор совхоза, вызывая на ковёр подчинённого или подчинённую, на любое возражение, злобно орал:» Молчать. Сосать говно через тряпочку».
Вступать в конфликт с начальником в тех обстоятельствах было очень рискованно. Во первых все они были друг за друга. Маленький город, три предприятия. Начальство этих предприятий вместе рыбачат, отмечают праздники, детей друг друга устраивают на тёплые места и помогают им двигать карьеру. А вот если какой то начальник вдруг стал неугоден, то вот с таким можно было «воевать». Потому многие терпели самодуров.
Мудрость эффективного менеджера на случай обещаний
Сова устроила себе внеочередные каникулы на неделю до 18 октября 2021 😊
«Начальство надо знать в лицо». Еще немного о дореволюционной субординации
Сегодняшний пост – продолжение рассказа о дореволюционных обращениях и субординации (предыдущий пост
Что ты такое? О дореволюционной вежливости и обращениях ). На этот раз речь пойдет о деловом этикете и общении с непосредственными руководителями.
«Благородия» искали место по аналогичному принципу. Первые шаги будущего чиновника начинались с написания рекомендательных писем, визитов к потенциальным «покровителям». То, что сейчас называют кумовством, в 18-19 веке считалось нормой (и не только в России, это была общая практика). Это можно увидеть на примере многих литературных произведений. Типичный пример – брат Анны Карениной Стива Облонский. «Степан Аркадьич в школе учился хорошо благодаря своим хорошим способностям, но был ленив и шалун и потому вышел из последних, но, несмотря на свою всегда разгульную жизнь, небольшие чины и нестарые годы, занимал почетное и с хорошим жалованьем место начальника в одном из московских присутствий. Место это он получил чрез мужа сестры Анны, Алексея Александровича Каренина, занимавшего одно из важнейших мест в министерстве, к которому принадлежало присутствие; но если бы Каренин не назначил своего шурина на это место, то чрез сотню других лиц, братьев, сестер, родных, двоюродных, дядей, теток, Стива Облонский получил бы это место или другое подобное, тысяч в шесть жалованья, которые ему были нужны, так как дела его, несмотря на достаточное состояние жены, были расстроены. Половина Москвы и Петербурга была родня и приятели Степана Аркадьича. Он родился в среде тех людей, которые были и стали сильными мира сего. Одна треть государственных людей, стариков, были приятелями его отца и знали его в рубашечке; другая треть были с ним на «ты», а третья треть были хорошие знакомые; следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного все были ему приятели и не могли обойти своего; и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место; нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться, чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал. Ему бы смешно показалось, если б ему сказали, что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел только того, что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого». Разница была только в том, какие связи были у каждой конкретной семьи. Вторая причина – традиционно более тесные связи между людьми в целом. Новомодного слова «интроверт» тогда не было и в помине, да и ближайший к нему синоним – бирюк – использовалось, скорее, в негативном контексте. Даже Чеховский «человек в футляре» вынужден был, скрепя сердце, наведываться в гости к коллегам.
Трепетное отношение к субординации отмечает в книге «Москва в начале XX века. Записки современника» А. Я. Гуревич. «Никогда, никакого рода прислуга и служебный персонал, вплоть до трамвайных и железнодорожных кондукторов, не могли разговаривать сидя с хозяином, клиентом, заказчиком, пассажиром. Только врач мог сидя заканчивать выписку рецепта при вставшем со стула пациенте, но обязательно затем вставал его проводить. В простых купеческих семьях, у лавочников и ремесленников прислуга, подчас не уступавшая в своем развитии хозяевам, могла садиться в комнатах и даже обедать за общим столом со всей семьей. Во всех других домах она обедала на кухне и в комнатах, никогда в присутствии хозяев не садилась. Исключения могли быть только для старых нянь, давно живущих в доме, и для гувернанток, имевших образование. Ни один подчинённый на службе не разговаривал с начальником сидя, если тот стоял, или если он не получал приглашения сесть. Это воспитывалось с детства. В любой школе ученик мог разговаривать с учителем только стоя При равных по виду персонажах обращение друг к другу могло быть: сударь, господин офицер, мадам, месье, “Пардон” (если хотели обратиться с вопросом или извиниться), “Послушайте” и, наконец, “Эй!” — всё в зависимости от сословия. Желая осадить или поставить на место зарвавшегося собеседника, обращались напыщенно: “Милостивый государь!” При неравных сословиях, высший обращался к низшему: “Эй! Дружок”, “служивый” (если к военному), “послушай, извозчик!” или “послушай, человек!” (к официанту) и т. п. Очень был распространён заискивающий тон среди мелких служащих перед людьми, стоящими на более высокой ступени сословной лестницы, выражавшийся в окончании чуть ли не каждого слова на “с”: извольте-с, как прикажете-с и т. п., часто производимых в полусогнутой позе. Конечно, в описываемое время, особенно после 1905 года, эти черты уже были лишь пережитком прошлого века и крепостного права. У многих простых людей, особенно у заводских рабочих, не было этого добровольного самоунижения. Они не сгибались в угодливую позу. Но рабочие старшего возраста, разговаривая с хозяином фабрики или начальником-инженером, снимали шапки, особенно если обращались с какой-либо просьбой. Держать руки в карманах при разговоре со старшими по возрасту или положению считалось у всех сословий неприличным. Здоровались за руку, как правило, только с равными».
Жесткие рамки субординации дополнялись правилами этикета, а также сложившимися за десятки, и даже сотни лет традициями. В. Ф. Романов в книге «Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции» описывает деловой этикет начала 20 века: «Смешного “канцелярского стиля” я не застал, но слышал о нем от одного дореформенного чиновника: его юмористическая сторона заключалась в крайне почтительном отношении подчиненных к начальству и начальников во взаимных отношениях между собою; например, докладчик писал, должен был писать, всегда сомневаясь в своих силах разобраться в деле, даже правильно изложив его сущность, в таком роде: “сущность дела едва ли не сводится к следующему», но, Боже упаси, сказать просто, что «дело заключается в следующем”, это было бы нескромно, невежливо по отношению к более осведомлённой высшей власти. Начальство к начальству никогда не обращалось с возражениями; надо было всегда похвалить предложенную меру, указать на её положительные стороны, а затем уже высказать соображения о совершенной её негодности. В таком духе в моё время писало только министерство финансов, весьма одобряя предложенные меры и кончая отказом в деньгах на их осуществление. Кроме того, некоторые архаичные приёмы переписки сохранялись ещё в канцеляриях самого затхлого министерства, если не считать его юрисконсульской части, а именно юстиции: там в каждом отделении имелся какой-то редактор, который исправлял и без того бесконечно в многочисленных инстанциях вылизанные бумажки». Если переписка велась с подчинённым, дату ставили вверху страницы, и в качестве подписи можно было указать только лишь фамилию. Если адресат – вышестоящее лицо, тем более руководитель, то дату ставили внизу, а также полностью прописывали ФИО и должность.
Во многих «барских» квартирах и домах были выделены комнаты под кабинеты. Использовались они не столько для работы, сколько для встреч с посетителями, просителями и коллегами. У многих чиновников были приемные часы, когда визитеры могли прийти к ним домой. Правда, далеко не всех пускали, поэтому довольно часто можно было наблюдать сцены, описанные Некрасовым в стихотворении «Размышления у парадного подъезда».
Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь — в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,
А иные просители плачут.
В бесконечную череду визитов превращался любой крупный праздник, и явиться ко всем родственникам и коллегам было обязательным ритуалом, а посещение непосредственного руководителя или покровителя – тем более. Характерный пример можно найти в книге «Детство. Юность. Мысли о будущем» В. И. Танеева. «Несколько раз в год чиновники хозяйственного отделения являлись к нам в дом поздравить отца с новым годом, со светлым праздником, со днем именин. Они приезжали на нескольких извозчиках с делопроизводителем во главе. Их было много. Извозчики занимали значительную часть площади, на которой стоял наш дом. (Кроме делопроизводителя никто не позволял себе въезжать во двор.) Чиновники наполняли у нас всю небольшую залу. Они были в мундирах и с треугольными шляпами в руках. Они не смели садиться. Делопроизводитель выстраивал их в ряд, и они ждали, когда отец выйдет из кабинета. Он выходил одетый, красивый, величественный. Руки он им не подавал. Всем говорил “ты”, кроме делопроизводителя, да и за делопроизводителя я не могу ручаться. Делопроизводитель представлял чиновников и поздравлял от имени всех. Чиновники вторили ему, мычали несколько слов хором. Представление и поздравление продолжалось две-три минуты. Иногда отец говорил чиновникам краткую речь, из содержания которой они могли усмотреть, что они должны “стараться”. Отец удалял их торжественным поклоном и жестом правой руки и скрывался в кабинете. Они кланялись, теснились в передней и уезжали опять попарно на своих извозчиках».
В. Е. Маковский «Просительница» (1895)
В стихотворении Некрасова упомянута еще одна характерная деталь – люди «записывались». Важным элементом при общении «благородий» были визитные билеты, которые попросту называли карточками. На них, как на современных визитках, указывались ФИО и должность, вернее, чин. Их оставляли при посещении хозяевам, а если тех не было дома, могли передать через швейцара. Иногда для них мог быть приготовлен особый ящик, или даже два: один для карточек, привезённых лично, второй для переданных через прислугу (первый способ считался предпочтительнее). Если визитёра не приняли, он мог оставить карточку, загнув один угол. В этом случае приезжать повторно было не принято, по крайней мере, без приглашения. Карточками могли обмениваться только равные по положению, в противном случае это выглядело дерзостью или излишней фамильярностью. Для этих целей у высокопоставленных хозяев могла быть заведена особая визитная книга, которая часто хранилась у швейцара. В ней посетитель и указывал свои данные.
Если непосредственный руководитель сам изволил пригласить в гости, явка была строго обязательна. Также как и в случае с высокопоставленными родственниками и покровителями. Сейчас многие из этих правил и ритуалов могут показаться странными и нелепыми, но тогда они были нормой. Разумеется, не все им следовали, но «саботаж» в лучшем случае создавал репутацию большого оригинала, в худшем – неприятного и невоспитанного человека.
В посте использованы книги
Романов В. Ф. «Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции»
Гуревич А. Я. «Москва в начале XX века. Записки современника»
В. И. Танеев «Детство. Юность. Мысли о будущем»
Все мои рассказы о быте и нравах до революции, а также то, что не вошло в посты, можно прочитать тут
Другие мои многочисленные посты о быте и нравах Российской империи:
Острый конфликт с шефом истории
Воспоминания и желание открыть тему навеяла
радиопередача:
http://www.svoboda.org/programs/pf/2005/pf.021105.asp
И, конечно, будем говорить о причинах конфликта. Иногда они в нас самих.
А что вы об этом думаете, братия?
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
