лучшие книги биографии художников
Биографии художников
Влюбиться в искусство: от Рембрандта до Энди Уорхола
Искусство сплетено из загадок, красоты и тысячелетних знаний. Карта к этим сокровищам прямо сейчас лежит у вас в руках.Книга «Влюбиться в искусство: от Рембрандта до Энди Уорхола» – это гид по миру выдающихся творцов. Как жили великие художники? Что трогало их сердца? Какие испытания оттачивали т.
О Сальвадоре Дали знают даже те, кто далек от искусства. Легенда XX века, неразрешимая загадка столетия. Кем он был? Безумным художником? Агрессивным социопатом? Алчным обманщиком, готовым водить людей за нос ради денег. Или создателем собственного видимого мира, полного противоречий и недосказ.
Леонардо да Винчи за 1 час
Леонардо да Винчи – это гений-универсал, ученый, инженер, архитектор, талантливый художник. Как он смог преуспеть во всем сразу? В этой книге не только история этого неординарного человека и его эпохи, но и секреты успеха. Как знать, может, и в вас дремлет гений, которого нужно лишь вдохновить!
Как художник сам рассказал бы о себе, будь у него такая возможность? Почему он рассказал бы именно это? О чём бы он умолчал? Какой образ захотел бы создать в читательском сознании? Книга даёт возможность «услышать» голоса гениев прошлого и посмотреть на этих гениев с трёх позиций: • Героя. Как он.
Ухо Ван Гога. Главная тайна Винсента
«Ухо Ван Гога» – поразительный синтез детективного расследования, научной работы и литературного мастерства от автора, проживающего на родине Ван Гога – в маленьком городке Арль. Бернадетт Мёрфи станет вашим проводником в безумный и хаотичный мир Винсента, где вы сможете разоблачить главную тайну.
Босх, Дюрер, Брейгель
Живопись эпохи Возрождения или Ренессанс составляет золотой фонд не только европейского, но и всего мирового искусства. До конца XV в. Ренессанс был явлением только итальянской культуры. Но на рубеже XV–XVI вв. возрожденческая культура преодолела национальные границы Италии и быстро распространил.
Знаменитый русский живописец, театральный художник и педагог – Константин Алексеевич Коровин обладал и еще одной гранью таланта – он был прекрасным писателем. Аудиоверсия книги с говорящим названием «Воспоминания» – лишнее тому подтверждение. Эта книга написана не менее ярко, чем знаменитые карти.
Женщины Девятой улицы. Том 2
Мэри Габриэль освещает эволюцию абстракционизма с 1920-х до начала 1960-х годов через призму биографии пяти звезд искусства: Ли Краснер, Элен де Кунинг, Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер. Вторая мировая война, культурные и экономические потрясения, обмен идеями с художниками-беже.
Книга известных итальянских историков искусства Акилле Бонито Оливы и Марты Заморы рассказывает о нелегком жизненном пути и творчестве знаменитой мексиканской художницы Фриды Кало.
В данном разделе представлен топ лучших книг и аудиокниг по теме «Биографии художников». Полный список из 136 популярных книг и аудиокниг по теме, рейтинг и отзывы читателей. Читайте книги или слушайте на сайте онлайн, скачайте приложение для iOS или Android, чтобы не расставаться с любимыми книгами даже без интернета.
» d=»M24.769 20.3a4.949 4.949 0 012.356-4.151 5.066 5.066 0 00-3.99-2.158c-1.68-.176-3.308 1.005-4.164 1.005-.872 0-2.19-.988-3.608-.958a5.315 5.315 0 00-4.473 2.728c-1.934 3.348-.491 8.269 1.361 10.976.927 1.325 2.01 2.805 3.428 2.753 1.387-.058 1.905-.885 3.58-.885 1.658 0 2.144.885 3.59.852 1.489-.025 2.426-1.332 3.32-2.67a10.962 10.962 0 001.52-3.092 4.782 4.782 0 01-2.92-4.4zM22.037 12.21a4.872 4.872 0 001.115-3.49 4.957 4.957 0 00-3.208 1.66A4.636 4.636 0 0018.8 13.74a4.1 4.1 0 003.237-1.53z»>
Книги про знаменитых художников
Просто кликайте на зеленую стрелочку с подписью «поднять» если считаете, что книга должна находиться выше в топе, и на красную «опустить» если она не достойна высокой позиции. Общими усилиями мы получим самый адекватный, правдивый и полезный рейтинг, и одновременно список лучших книг про знаменитых художников.
Рейтинг книг про знаменитых художников
Книга написана вместе с Level One – крупнейшим лекторием Москвы, который помогает разобраться в сложных темах, от искусства и астрономии до развития памяти и практикумов по стилю. Автор книги – Алина Аксёнова, лектор Level One, искусствовед, филолог и преподаватель истории искусства. свернуть
Костантино д’Орацио проведет вас через знаменитые шедевры и менее известные произведения, которые вызывают в нас целую гамму настроений: желание, безумие, веселье, страдание, изумление и сомнение. Окунитесь в чувства, которые человечество ощущало и рассматривало на протяжении веков. От находок Древней Греции до шедевров Ренессанса, от изобретений барокко до революций романтизма, до провокаций двадцатого века искусство привлекало эмоции женщин и мужчин, создавая символы искусства. Эрос для желания, Прометей для мучений, Медуза для бреда, Маддалена для изумления, Полимния для сомнений и херувимов для радости – это лишь некоторые из фигур, которые раскрывают волнение эмоций, содержащихся на этих страницах. свернуть
Впервые вы сможете не просто научиться отличать шедевры и с легкостью объяснять их значение на языке искусствоведов, но и станете непосредственными героями полюбившихся сюжетов. свернуть
На русском языке публикуется впервые. свернуть
Кем были женщины, которые смотрят на нас с полотен Боттичелли и Брюллова, Матисса и Дали, Рубенса и Мане? Они жили в разные века, имели разное происхождение и такие непохожие характеры; кто-то не хотел уступать в мастерстве великим, написавшим их портреты, а кому-то было достаточно просто находиться рядом с ними. Но все они были главными свидетелями того, как рождались шедевры. свернуть
Среди его источников информации – дилеры, бывшие и настоящие сотрудники аукционных домов и галерей от Нью-Йорка и Лондона до Абу-Даби и Пекина. свернуть
Но у Паулы всегда были защитники. Среди них – французская писательница Мари Дарьесек, создавшая живой и точный литературный портрет Паулы – историю неравной борьбы экспрессионистки с художниками начала ХХ века, поиска собственного стиля, дружбы с Кларой Вестхофф и брака с Отто Модерзоном, ее жизни в Ворпсведе и Париже. «Быть здесь – уже чудо» закрепляет за Паулой репутацию важнейшей фигуры модернизма и проливает свет на те трудности, с которыми сталкивались художницы на пути к профессиональному признанию. свернуть
На русском языке публикуется впервые. свернуть
Костантино д’Орацио проведет вас через знаменитые шедевры и менее известные произведения, которые вызывают в нас целую гамму настроений: желание, безумие, веселье, страдание, изумление и сомнение. Окунитесь в чувства, которые человечество ощущало и рассматривало на протяжении веков. От находок Древней Греции до шедевров Ренессанса, от изобретений барокко до революций романтизма, до провокаций двадцатого века искусство привлекало эмоции женщин и мужчин, создавая символы искусства. Эрос для желания, Прометей для мучений, Медуза для бреда, Маддалена для изумления, Полимния для сомнений и херувимов для радости – это лишь некоторые из фигур, которые раскрывают волнение эмоций, содержащихся на этих страницах. свернуть
Костантино д’Орацио проведет вас через знаменитые шедевры и менее известные произведения, которые вызывают в нас целую гамму настроений: желание, безумие, веселье, страдание, изумление и сомнение. Окунитесь в чувства, которые человечество ощущало и рассматривало на протяжении веков. От находок Древней Греции до шедевров Ренессанса, от изобретений барокко до революций романтизма, до провокаций двадцатого века искусство привлекало эмоции женщин и мужчин, создавая символы искусства. Эрос для желания, Прометей для мучений, Медуза для бреда, Маддалена для изумления, Полимния для сомнений и херувимов для радости – это лишь некоторые из фигур, которые раскрывают волнение эмоций, содержащихся на этих страницах. свернуть
На русском языке публикуется впервые. свернуть
Легенда мировой живописи, Босх прославился не столько как талантливый рисовальщик, но как искусный мистификатор, изобретатель собственного живописного языка, в котором низменное переплетается с возвышенным, порочное безжалостно обличается, а повседневное и «нормальное» извращается в макабрической пляске. Познать Босха – значит заглянуть в сознание средневекового человека, понять, над чем он смеется, чего боится, что презирает, а перед чем благоговеет. Подобрать ключ к витиеватому символизму художника удалось Валерии Косяковой – автору нашумевшей книги «Апокалипсис Средневековья», кандидату культурологи, преподавателю РГГУ и сотруднику Центра визуальных исследований Средневековья и Нового времени. свернуть
Цель данной книги – не столько описать как можно больше творческих судеб художников-мистиков или картин, скульптур, архитектурных сооружений и прочих художественных артефактов, связанных с мистикой, но прежде всего дать читателям представление о том, каким образом искусство взаимодействует с остальным миром через мистическую символику и явления. свернуть
В этих емких заметках автор вписывает искусство в свою жизнь и свою жизнь в искусство. Петр Беленок – худой лысеющий хохол, Фрэнсис Бэкон – гениальный алкоголик. Эдвард Мунк творит «ДЕГЕНЕРАТивное искусство», Эди Уорхол подчиняет себе Америку, а индустрия туризма использует одинокого Ван Гога с целью наживы…
Эдуард Лимонов проходит по Вене и Риму, Нью-Йорку и Антверпену и, конечно, по Москве. Воля случая или сама жизнь сталкивает его с великими живописцами и их работами. Автор учится понимать и чувствовать то, как они жили, как появился их неповторимый стиль, что вдохновляло художников, когда они писали свои знаменитые картины и ваяли статуи.
Книга публикуется в авторской редакции. свернуть
Одна из самых знаковых книг для любого образованного человека, «Мост через бездну» приглашает нас в путешествие сквозь века, где мы следуем за ее умелым рассказом, включаемся в повествование, заново осмысливаем привычные для нас образы.
Настоящее издание представляет переработанный цикл «Мост через бездну» в той форме, в которой он был задуман самой Паолой Дмитриевной – в исторически-хронологическом порядке. В него так же войдут ранее неизданные лекции из личного архива.
В настоящем издании в качестве иллюстрированных цитат к текстовому материалу используются фоторепродукции произведений искусства, находящихся в общественном достоянии, фотографии, распространяемые по лицензии Creative Commons, а также изображения по лицензии Shutterstock.
В формате PDF А4 сохранен издательский дизайн. свернуть
В книгу включены важнейшие теоретические сочинения Кандинского: его центральная работа «О духовном в искусстве», «Точка и линия на плоскости», а также автобиографические записки «Ступени», в которых художник описывает стремления, побудившие его окончательно посвятить свою жизнь искусству. Наряду с этим в издание вошло несколько статей по педагогике искусства. свернуть
Вторая книга «Мистики и гуманисты» посвящена Ренессансу. Художники этого периода Сандро Боттичелли и Леонардо да Винчи, Рафаэль и Тициан, Иероним Босх и Питер Брейгель Старший не были просто художниками. Они были философами, заряженными главными проблемами времени. Вернувшись к идеалам Античности, они создали цельную, обладающую внутренним единством концепцию мира, наполнили традиционные религиозные сюжеты земным содержанием.
Последняя книга, включенная в данный курс лекций, рассказывает о феномене импрессионизма. Эдуард Мане и Клод Моне, Эдгар Дега и Огюст Ренуар, Анри де Тулуз-Лотрек и Поль Гоген пытались донести до зрителя impression, красоту повседневной действительности, и передать то, что глаз видит в конкретный момент, а получилось так, что их творчество раз и навсегда повлияло на все последующее искусство.
Книга приглашает читателя в увлекательное путешествие сквозь века, где он, следуя за рассказом искусствоведа, сможет по-новому осмыслить образы мировой художественной культуры. свернуть
Почему же случилось так, что именно эти немногочисленные и на первый взгляд неброские работы до сих пор приковывают наше внимание и хранят столько загадок? Почему не утихают споры об их атрибуции, о множестве подделок и подражаний? Почему каждая картина Вермеера собирает вокруг себя толпы зрителей, на какой бы выставке она ни оказалась, а каждый музей, имеющий счастье владеть хоть одной картиной мастера, гордится ей, как настоящим сокровищем?
Александра Першеева, кандидат искусствоведения, специалист по семиотике и общей теории искусства, преподаватель в Школе дизайна НИУ ВШЭ, соавтор популярных онлайн-курсов об искусстве и дизайне (общее количество слушателей курсов уже переварило за 100 тысяч) в своей книге не только рассказывает о живописи Вермеера, но и становится для читателя проводником в мир голландского искусства, рисует живую картину эпохи, в которой формировалось то, без чего невозможно помыслить современность: наука, рациональное мышление, международная торговля, свободный рынок искусства. Становится ясно, в каком контексте сложилось творчество Вермеера и почему оно стало именно таким, каким мы его знаем. Александра раскроет перед читателем глубину и обаяние живописи Яна Вермеера, покажет, как он повлиял и продолжает влиять на мировое искусство и почему сегодня, спустя века после смерти мастера, его работы остаются притягательными для нас. свернуть
Топ-10 интересные книги про художников
Подборка самых интересных художественных книг про художников. На тот случай, когда хочется почитать художественную литературу про мир искусства.
За каждым шедевром скрывается не менее интересная жизнь автора художественного произведения. Муки творчества, богемная жизнь, музы и возлюбленные — все это скрывают почти все художественные биографии. Какие книги про художников точно станут не только лекарством от скуки, но помогут лучше понять историю создания великих картин, жизненные стили и исторические обстоятельства, повлиявшие на развитие художественного процесса? Предлагаем выбор нашей редакции.
1. Сомерсет Моем. «Луна и Грош». Роман представляет собой вымышленную биографию Чарльза Стрикленда, английского биржевого маклера, который в 40-летнем возрасте внезапно бросает жену и детей, чтобы стать художником. Прообразом Чарльза Стрикленда послужил Поль Гоген. Рассказ ведётся в эпизодической форме от лица молодого писателя, который якобы «просто перечислял известные ему факты из жизни незаурядного человека».
2. Ирвинг Стоун. «Муки и радости».
Ирвинг Стоун известен как один из основоположников биографического романа. «Муки и радости» — роман американского писателя, посвященный Микеланджело. В 1965 году по книге вышла киноновелла. Ирвинг Стоун также написал роман «Пучины славы» про жизнь Камиля Писсарро.
3. Амбруаз Воллар. «Воспоминания торговца картинами».
Книги про художников могут быть написаны от лица очевидцев, тех кто лично знал многих. Например, мемуары одного из первых арт-менеджеров, раскрутившего Сезанна, Пикассо, Матисса Амбруаза Воллара будут особенно интересны галеристам и торговцам искусством. Прочитав эту автобиографию, можно создать четкое представление художественной жизни эпохи импрессионистов и постимпрессионистов, а также найти интересные решения для продвижения художников сегодня.
4. Сальвадор Дали. «Дневник одного гения».
Книга издана в форме дневника и каждая запись может представлять собой как короткую заметку, так и небольшой рассказ. Сальвадор Дали приложил не мало для создания собственного мифа — «вперемешку швырнул туда свои муки художника, одержимого жаждой совершенства, свою любовь к жене, рассказы об удивительных встречах, идеи из области эстетики, морали, философии» — но книга про художника будет полезна как учебник по самопиару творческой личности.
5. Анри Перрюшо. «Жизнь Ван Гога».
Книги про художников Анри Перрюшо включают издания, посвященные Эдуарду Мане, Поль Сезанну, Огюсту Ренуару, Винсента ван Гогу, Полю Гогену, Тулуз-Лотреку, Жоржу-Пьера Сёра. Это целая энциклопедия для поклонников импрессионизма в живописи, которых найдется не мало. Романы Перрюшо сочетают в себе беллетристическую живость повествования с достоверностью фактов, давая понимание особенностей творчества живописцев и эпохи.
6. Тейн да Фрис. «Рембрандт».
Писатель задался целью создать образ Рембранда-человека честного и бескомпромиссного; поэтому, минуя период молодости, успеха, счастливой любви, он обращается к наиболее сложному и трудному периоду в жизни.
7. Марина Пикассо. Пикассо — мой дед.
В автобиографии внучка Пикассо пишет о своей жизни и о том давлении, которое оказал образ Пикассо на жизнь ее семьи. Самого Пабло (она пишет, что никогда не называли его дедом) она описывает как самовлюбленного гения, не уважавшего никого кроме самого себя: «Я не раздумывая, употребляю некоторые сильные выражения, но я только рассказываю о своей жизни так, как ее пережила. Я никогда не хотела извлекать выгоду из разрушения имиджа своего деда, я только хотела дать доказательства нашей реальной семейной жизни и потому отважилась потревожить миф. Если бы мой дед не был гением, возможно, к нему отнеслись бы как к убийце и извращенцу».
8. Джорди Грейг. «Завтрак с Люсьеном: ошеломляющая жизнь и невероятная эпоха великого британского живописца современности».
В книге внук того самого Фрейда и последний модернист ХХ века предстает как крайне любвеобильный мужчина, сношающийся со всеми, кто встречается на его пути. Особым увлечением художника были особы знатного рода. Его вторая жена была дочерью маркиза, а одна из любовниц – баронессой. Люсьен Фрейд писал портрет британской королевы. Интересно привлекала ли она его как женщина?
9. Тьерри де Дюв. «Живописный номинализм: Марсель Дюшан живопись и современность».
Соединяя увлекательные факты биографии с утонченным концептуальным анализом, критик и искусствовед Тьерри де Дюв (род. 1944) раскрывает читателю не очевидные мотивы этого невероятно продуктивного и, во многом, образцового современного художника, одной из главных фигур легендарной эпохи французского авангарда.
10. в следующем году ожидается выпуск автобиографии Дэмиена Херста.
У книги пока еще нет названия. Это будет уже вторая по счету автобиография 50-летнего «молодого британского художника». Первая — «Я хочу провести остаток жизни повсюду с каждым, один на один, всегда, навечно» (I Want to Spend the Rest of My Life Everywhere, With Everyone, One to One, Always, Forever, Now) выходила в 1997 году.
Лучшие книги биографии художников
В прошлый раз мы говорили о жизнеописаниях русских художников. Сейчас речь пойдет о художниках западноевропейских. В отличие от других обзоров, в данном случае мы ограничимся книгами, вышедшими в одном издательстве, «Молодая гвардия», и только под грифом «Жизнь замечательных людей» (включая и малую, «дочернюю» серию). Тем не менее книги, о которых мы будем говорить, друг на друга не похожи. Одни — оригинальные, другие переводные. Да и написаны они очень по-разному.
C чего же начать? Построим на сей раз наш обзор совсем просто — по хронологии.
Софи Шово. Леонардо да Винчи. М.: Молодая гвардия, 2017
Вот новая биография Леонардо да Винчи, принадлежащая перу француженки Софи Шово. Начинает автор, прямо надо сказать, смело — как будто развенчивая «леонардовскую легенду»:
«Принадлежало ли авторство „изобретений”, на протяжении четырех или пяти веков мирно дремавших в записных книжках Леонардо, исключительно ему? Весьма сомнительно…. И даже если все эти потрясающие планы были составлены им лично, они не оказали ни малейшего влияния на развитие науки…Так что же дал миру этот знаменитый Леонардо да Винчи? Двенадцать или тринадцать картин, отдельные из которых остались незавершенными или были повреждены, а также две фрески, не дошедшие до нас в своем первоначальном виде… Сегодня нам известно, что успехом, славой среди современников и если не богатством, то, по крайней мере, благосостоянием он был обязан главным образом своему уникальному таланту постановщика-режиссера, организатора праздников-феерий, составлявших лучшие моменты придворной жизни».
Читатель заинтригован, но «сеанса черной магии с разоблачением» не происходит — следует вполне традиционный по духу рассказ о жизни гения. «В нем всё было, как иногда говорят, „слишком”: он был слишком красивым, слишком диковинным, слишком любезным, слишком умным, слишком талантливым, слишком дружелюбным, слишком сильным, слишком увлекавшимся слишком многими вещами, слишком многогранным и слишком гениальным… И даже слишком большим повесой!» — слишком обобщенная и потому слишком мало говорящая характеристика.
Впрочем, «повесой» делает Леонардо скорее сама Шово. Следуя духу времени и, может быть, идя навстречу читательскому интересу, она приписывает Леонардо бурную (гомо)сексуальную жизнь, хотя все, что мы знаем на сей счет, — это судебный процесс в молодости (закончившийся оправданием) и подозрительно горячая привязанность к одному из учеников, Андреа Солаи. И, конечно, картины, которые можно толковать по-разному. Шово в поздних картинах Леонардо видит почти исключительно гомоэротизм, взгляды и даже жесты Иоанна Крестителя и Вакха кажутся ей завлекающими, сами они — чувственными андрогинами, «вульгарными созданиями», рожденными воображением стареющего мастера. Тут поневоле вспоминаешь анекдот — «доктор, откуда у вас такие картинки?»; вспоминаешь не совсем кстати, потому что эротический аспект у этих картин, моделью для которых был Солаи, несомненно, есть. Но он далеко не исчерпывает их смыслов. Просто о сексе говорить проще, чем, например, о философии неоплатоников.
Когда же у Шово нет этой универсальной отмычки, мы, увы, слышим банальности: «…он сумел передать в своей картине материнскую любовь Марии и ее постоянную спутницу — тревогу за дитя».
Предисловие к книге Шово написано А.Б. Маховым — искусствоведом, глубоким знатоком живописи итальянского Ренессанса, постоянно сотрудничающим с ЖЗЛ. Рассмотрим теперь две его сравнительно новые книги.
Первая — о Джорджоне.
Александр Махов. Джорджоне. М.: Молодая гвардия, 2016
Биограф сразу же предупреждает: перед нами фигура в иных отношениях не менее таинственная, чем Леонардо.
«О нем мало что известно. Или, лучше сказать, неизвестно почти ничего… Дело осложняется еще и тем, что из дошедшего до нас оставленного им художественного наследия, пожалуй, лишь три-четыре картины не вызывают сомнения у экспертов в их принадлежности его кисти. Все остальное, а это немногим более тридцати работ, до сих пор является предметом самых противоречивых толкований».
А между тем этот «человек без биографии», «последний мистик и первый реалист Венеции», проживший (судя по тому, что мы знаем) не больше 33 лет, оказал огромное влияние на венецианское искусство. Тициан лишь через многие годы смог от этого влияния избавиться. Лоренцо Лотто, чтобы уйти от влияния Джорджоне и избежать соперничества с ним, удалился из Венеции в глухую провинцию.
Как же о таком мастере писать? Увы, Махов местами выбирает не самый, на наш взгляд, удачный способ – беллетристическую реконструкцию.
«Для ночлега он снял в полуподвале одного жилого дома тесную каморку с подслеповатым оконцем, через которое были видны только ноги прохожих. Ложась спать, ему приходилось скрючиваться на лежанке с соломенным матрасом в три погибели, чтобы не упираться ногами в стену. Но он терпеливо сносил неудобства, твердо веря, что счастье ему однажды улыбнется».
Хуже всего то, что подобные «художественные» домыслы перемешиваются с повествованием, основанным на фактах, и никак от него не отделяются. При этом самые выигрышные моменты (рассказ Вазари о том, что Джорджоне заразился чумой от любимой женщины) Махов использовать почему-то не хочет. Все это портит книгу, которая могла бы быть очень удачной. Ведь тонкости живописного языка и стоящей за ним философии, отличия чинквеченто от кватроченто Махов понимает гораздо глубже, чем Шаво, а историю Венеции и венецианского искусства знает в тончайших деталях.
Александр Махов. Микеланджело. М.: Молодая гвардия, 2014
И добро бы Джорджоне! Тут хоть мотивация понятна. Но вот Микеланджело Боунаротти — о нем-то известно достаточно, чтобы не нужно было ничего додумывать. И тем не менее в своей книге об этом художнике Махов использует те же самые приемы. После замечательно дельных вводных страниц начинается «роман». Но кому нужен еще один роман про Микеланджело? Есть Ирвинг Стоун, который по крайней мере обладал талантом беллетриста.
А Махов строит диалоги довольно неуклюже, пытаясь «оживить» то, что гораздо живее сказал бы от своего лица. Но это полбеды. Постепенно все герои начинают говорить стихами. Якобы эти ямбические и рифмованные реплики заимствованы из неопубликованной поэмы Джованни Джанотти, младшего современника Микеланджело. Выглядит это так:
«— Да скульптор я, — чуть ли не с вызовом напомнил о себе мастер, — и вы забыли, видно, что я давно с палитрой не в ладу.
Папу всего перекосило от этих слов:
— Такое слышать от тебя обидно. Ты думай — чепуху не городи. Чего добром гнушаешься, милейший? Ведь прытких мастеров хоть пруд пруди. Им только свистни…
— Да не то, Святейший! Что ж, мне об стенку биться головой?
— Ты горло не дери! Ишь, разорался. Мы не в лесу, и я, чай, не глухой.
— Поймите вы, чтоб я за фреску взялся, мне надо бы силёнок подзанять…»
И так далее. Читать становится уже просто невозможно.
Чтобы закончить разговор об этой книге Махова — в некоторых случаях она как будто полемизирует с написанной Шаво биографией Леонардо. Французская писательница, оправдывая сотрудничество своего героя с Чезаре Борджиа, изображает того благородным рыцарем и борцом за свободу Италии — Махов, следуя давней традиции, рисует семью Борджиа одной черной краской. В противоположность Шаво, он стремится во что бы то ни стало подчеркнуть платонический характер отношений Микеланджело с адресатом его сонетов Томазо Кавальери, хотя фактически мы знаем о них не больше, чем про отношения Леонардо с Солаи. Здесь особенно заметны различия стран, культур… и конъюнктур.
С радостью переходим к двум книгам, про которые не можем сказать решительно ничего плохого. А хорошее — можем. Это «Веласкес» А. Якимовича и «Рембрандт» П. Декарга. Книги между тем очень разные.
Александр Якимович. Веласкес. М.: Молодая гвардия, 2016
Якимовича поругивали за то, что это книга не о жизни гения, а исключительно о его творчестве. Но это сознательный выбор автора, продиктованный спецификой судьбы героя. Велакес — человек, с которым происходило на удивление мало событий. Можно пойти по пути реконструкций, домыслов, беллетризации — но мы только что видели, к чему он может привести. Якимович сознательно не фиксирует внимание на частном, бытовом (о женитьбе художника на дочери его учителя едва упомянуто). Его интересует блестящая и нищающая Испания, где идальго, бедные дворяне, «люди с именем» составляли большинство населения, его интересуют культура барокко, Гонгора и Кальдерон, театр и театр военных действий и — далеко не в последней степени — королевский двор.
«Нам сегодня несвойственно сочувствовать трудной жизни придворных, мы скорее склонны думать, что труд и страдание более всего свойственны „трудящимся классам” да еще пророкам и подвижникам религий, искусств и наук».
Якимович сочувствует не только придворным, но и королю — причем по специфической причине: «Попробуйте простоять пару часов без движения и не моргая. Кто на это способен?» По сложности ритуалов Испания Филиппа IV могла сравниться только с тогдашним Московским царством. Но какое отношение все это имеет к Веласкесу? Самое прямое. Художник всю жизнь был придворным. Не тяготился (судя по тому, что мы знаем) своей службой, не вкладывал в нее душу. Что же происходило в его душе? Почему при этом его живопись становится все более свободной? «Веласкес в свои коронные годы пишет как Бог. Он, подобно Творцу, творит нечто из ничего».
Пьер Декарг. Рембрандт. М: Молодая гвардия, 2010
В случае книги Декарга (впервые она вышла еще в 2000 году; сейчас в продаже издание 2010 — оно до сих пор не разошлось, что очень досадно: биография в известном смысле образцовая) подобный метод не годится: какой же Рембрандт без Саскии, Хендрикье, Титуса? Но французский автор, во-первых, избегает вымыслов и домыслов, он пишет только то, что точно известно, во-вторых, рассматривает биографические эпизоды с точки зрения влияния на творчество художника, а не наоборот. Например, о смерти Титуса говорится в связи с «Возвращением блудного сына»:
Жизнь Рембрандта проходит в окружении его собратьев, художников великого века голландского искусства, из которых мы помним лишь малую часть. У Декарга он не выглядит (как это часто происходит у других авторов) непонятым трагическим одиночкой среди бодрых малых голландцев. Нет, его творчество развивается в диалоге с современниками — более того, он окружен плеядой меньших, но не лишенных таланта мастеров, близких ему по духу и по стилю. Таков Ян Ливенс, соратник юности, у которого все прекрасно складывалось при жизни, а в истории искусства ему не повезло: он оказался в тени рембрандтовского гения. Таковы многочисленные ученики: «Он… был рад видеть в рождающихся вокруг него произведениях развитие идей, автором которых был он сам, различать в них искаженные отражения своих достоинств и недостатков: Говарта Флинка больше привлекала его неистовость, Фердинанда Бола — мягкая теплота, Саломона Конинка — его библейские инсценировки и сопутствующие аксессуары; Гербрандт ван ден Экхаут уделял особое внимание каждой фигуре в композиции и не мог сохранить единство произведения».
Огорчение вызывает предисловие к переводу, автор которого пеняет Декаргу во-первых, на нетривальную трактовку «Автопортрета с Саскией на коленях», во-вторых — неупоминание картин «Давид и Урия» и «Амман, Артаксеркс и Эсфирь», волею судьбы находящихся (как, впрочем, и многие другие) в российских музеях. В первом случае перед нами леность мысли, неготовой воспринять новые идеи, во втором — неуместные провинциальные обиды.
Теперь о биографиях мастеров более близкого времени.
Бернар Фоконье. Сезанн. М.: Молодая гвардия, 2011
Книга Б. Фоконье о Сезанне создает прежде всего выразительный, бытовой, человеческий образ. Мальчик из буржуазной семьи, никогда не знавший нужды, но затравленный и подавленный деспотичным отцом, вынужденный жить на выделенное им скромное пособие, прячущий от него свою «неофициальную» семью; друг Золя, хвалившего всех современников-художников, а для Сезанна не нашедшего доброго слова, иронически изобразившего его в одной из своих книг; человек с довольно скучной и печальной личной жизнью (почти сорок лет в браке — сперва фактическом, потом и законном — с не слишком любимой женщиной; два-три страстных платонических увлечения… и все); да — вспыльчивый («Его гневливость — главный его грех и, возможно, единственный — не знала границ. Из-за нее перед ним будут захлопываться двери, из-за нее от него будут отворачиваться друзья, из-за нее он окажется в одиночестве. Но без приступов этого первобытного, страшного гнева, в котором он черпал свою решимость и свою силу, Сезанн не стал бы Сезанном»).
Как все это порождает одного из величайших мастеров мировой живописи? Откуда берутся такие картины? Вот он — этот вспыльчивый, закомплексованный и бесстрашный буржуа-самучка расписывает «большую гостиную подобно тому, как Рафаэль расписывал станцы в папском дворце в Ватикане»; вот он со странной издевкой подписывает панно «Четыре времени года» именем Энгра — главного столпа ненавистного академизма. Мы не добираемся до сущности этого человека, но хорошо видим его странность, угловатость.
Когда же Фоконье берется писать о живописи как таковой, получается малосодержательная риторика: «Гора Сент-Виктуар явилась идеальным для Сезанна образом: эта найденная им необычная, ни на что не похожая форма стала предтечей кубизма и абстракционизма; она, всей своей мощью устремленная ввысь, прославляет величие мироздания и его Творца».
Давид Азио. Ван Гог. М.: Молодая гвардия, 2017
Книга Азио гораздо менее «персональна». И это понятно: о Ван-Гоге как человеке написано больше, чем о Рембрандте и Леонардо, его судьба стала сюжетом масскульта. Азио старается говорить не об этих сюжетах, а о серьезных вещах:
«Подобно тому как Фидий и Иктин (на самом деле, Калликрат и Иктин — пер.) искусно играли оптическими иллюзиями перспективы, применяя отклонения от строгой симметрии, чтобы создать сооружение, исполненное совершенной гармонии, импрессионисты использовали законы Шеврёля, раскрывающие особенности нашего зрения, для создания произведений большой колористической силы, которая порой трансформировалась в пиршество света».
Даже больше, чем сложность мыслей автора, привлекает старательность и въедливость переводчика В.Н. Зайцева, не упустившего случая исправить чужую ошибку.
Даже в коллизии Ван Гог/Гоген Азио интересует не отрезанное ухо, а кто из гениев творчески влиял на другого и как это впоследствии Гогеном интерпретировалось или искажалось.
И все-таки горечь личной судьбы Ван Гога сквозит в этой строгой книге. Взять хотя бы позднее свидетельство некоего арлезианца:
«У нас была банда молодых людей от шестнадцати до двадцати лет, и мы, юные придурки, забавлялись тем, что выкрикивали оскорбления вслед этому человеку, который обычно ходил тихо, молча и всегда один. На нем была широкая блуза, а на голове одна из тех дешевых соломенных шляп, что продавались на каждом углу. Но свою он украшал то синими, то желтыми лентами. Я помню — и стыжусь теперь этого, — как однажды запустил в него капустной кочерыжкой! Что вы хотите! Мы были подростки, а он был человеком странным: с трубкой в зубах, с безумным взглядом, немного сгорбившись, ходил по окрестностям города и писал там картины…»
Хилари Сперлинг. Матисс. М.: Молодая гвардия, 2011
И в заключение — несколько слов о книге Хиллари Сперлинг. В аннотации сказано, что Матисс предстает в ней «практичным и консервативным в жизни, романтическим и бунтарским в творчестве». Но, пожалуй, никакого романтизма и бунтарства в том Матиссе, которого описала Сперлинг, нет. Перед нами выходец из респектабельной буржуазной среды XIX века (как и Сезанн). Это среда, в которой при беременности подруги принято было разрывать отношения, а не жениться. Молодой Матисс тоже с подругой в конечном итоге расстался, но дочь оставил себе, и его законная супруга впоследствии ее удочерила. Он выбирает рискованную профессию, в которой материальный успех приходит лишь к обладателям выдающихся способностей, — что ж, у него они есть. Он дерзкий новатор — в эпоху, когда новаторство поощряется. В конечном итоге вождь «диких», который «рисует как негр и рассуждает как маг», кажется не менее основательным и респектабельным, чем, например, Энгр:
«Его чувство композиции было подобно музыкальному слуху. Свои умозаключения Матисс формулировал в ясных и убедительных метафорах. Создание картины он, например, уподоблял труду кулинара, или плотника, или строителя: «Вы видите цвета черепицы, карниза, стен и ставней, которые все вместе составляют единое целое; такой же должна быть и картина».
Эта основательность мастера рифмуется с основательностью и тщательностью его биографа, который, возможно, лепит героя по своему образу и подобию, смягчая внутренние конфликты, ставя во главу угла постепенное течение долгой и плодотворной жизни. А ведь перед нами — сокращенная версия двухтомного труда!
Нет, есть и забавные эпизоды. Например, как Щукин, испугавшись собственной дерзости, в какой-то момент не хочет украшать лестницу «Танцем»: дескать, российская публика испугается обнаженной натуры, «мы здесь немного на Востоке» (это Россия-то 1910 года, раскованная и отвязнная донельзя!). В целом же — это полезное, хотя и скучноватое чтение о жизни художника (но не о проблемах его творчества).
Ни одну из помянутых нами книг нельзя назвать совершенно бесполезной, неудачной, некомпетентной. А если формальные решения, найденные их авторами, иногда не радуют — все же это попытки решения реальных проблем, встающих перед писателями биографического жанра. А писать о людях, мыслящих красками и линиями, вероятно, иногда труднее, чем о людях пишущих или действующих.