могила толстого в ясной поляне история
Как хоронили Толстого
Заканчиваем цикл публикаций, посвященный уходу из жизни самого великого туляка.
Лев бессмертный
Известие о кончине Толстого было получено в Туле утром в воскресенье, 7 ноября (прим. здесь и далее по старому стилю), и распространилось по городу с поразительной быстротой. 9 ноября первая после смерти Л. Н. «Тульская молва» (8-го, в понедельник, газета не печаталась) вышла с заголовками «Национальное горе», «Лев бессмертный», «Умер», «Да, гений», «К кончине Л. Н. Толстого», «Затравили», «Два титана» – и это только в одном номере, с дополнением «и т.д.»; вся газета была посвящена только уходу из жизни Толстого. Под двумя титанами, кстати, подразумевались Толстой и Генрик Ибсен – близкий по духу современник. Оба – великие писатели смысла жизни и духовной правды, апологеты индивидуализма, апостолы свободной личности.
Сразу после известия о смерти, в Петербурге были отменены спектакли в Малом и Новом драматических театрах. В Александринском после первого акта предложили почтить память Толстого вставанием. Частные театры постановили отменить спектакли в день похорон. В Москве также отменили спектакли некоторые частные драматические театры. Спектакли 7 ноября в Туле не отменялись, только в день похорон.
На следующий день из Москвы приехал начальник жандармского управления Фрейберг, долго о чем-то совещавшийся с начальником губернии Д. Д. Кобеко. Вечером губернатор на автомобиле выехал в Ясную Поляну, и остался потом на станции Козлова Засека до утра.
Запросили относительно похорон родственников. Софья Андреевна ответила, что, согласно последней воли покойного, хоронить будут возможно проще и без обрядов.
Группа тульских гласных обратилась к городскому голове с просьбой в знак траура отложить назначенное заседание городской думы. Тот не нашел в себе смелости дать конкретный ответ, и поехал за разрешением к начальнику губернии.
Вечером 8 ноября на станцию Козлова Засека выехал тульский полицмейстер фон Вернер – проверить готовность чинов полиции. На станцию тем временем отправили большинство тульских полицейских, и еще то и дело приезжали жандармы из других городов.
Утром 8 ноября в витрине книжного магазина Юдина на Киевской улице был выставлен портрет Толстого, красиво убранный цветами. Полиции не понравилось, и цветы потребовали снять.
Зато в несколько часов у Юдина продали 24 серии открытых писем по 12 штук издания Черткова и массу других открыток, относившихся к Толстому. Распродали также все бюсты писателя, и покупатели просили еще.
Во всех магазинах влет уходили любые книжки, украшенные портретом Толстого.
Оперативно изготовили оловянные медали в память Л. Н. Толстого, которые хорошо продавались уже в день похорон.
«Тульская молва» во исполнение воли Толстого отказалась от возложения венка. Зато в эти дни утроила тираж.
Местные похоронные бюро, несмотря на волю Толстого не возлагать венков, получили срочные телеграммы от многих лиц, учреждений и газет, с просьбой возложить венки на его гроб. Конечно же, никому не отказали.
Воспользовались случаем и содержатели лошадей, которые просили за доставку в Ясную Поляну бешеные деньги. Пара лошадей стоила не менее 20 рублей, тройка – не менее 30. Большинство поехали на извозчиках, которые брали сравнительно недорого – в среднем от 2 до 5 рублей конец.
Нажился даже арендатор земского шлагбаума на пути в Ясную Поляну, который в день похорон за проезд брал не по таксе, а сколько заблагорассудится.
«…Помню, вечером 9 ноября (после похорон Толстого) усталый и подавленный я ехал из Ясной Поляны на станцию Засека-Козловка. – писал в годовщину смерти Толстого в 1911 году фельетонист «Тульской молвы». – Мой возница, яснополянский крестьянин, всю дорогу рассказывал мне эпизоды из жизни великого Льва Николаевича:
— И любили ж мы его все. шибко любили.
— А почему сегодня за провоз меня на скверной кляче от Ясной Поляны до засеки, т.е. за четыре версты, вы взяли с меня шесть рублей?
— Помилуйте, когда ж брать, как не сегодня. Когда еще такой случай выйдет? Восемьдесят три года, можно сказать, ждали. ».
В считанные дни в Тулу и Ясную Поляну приехали около десяти тысяч человек. Из них около двух тысяч – учащиеся высших учебных заведений.
Специальными экстренными поездами из Москвы прибывали депутации от разных обществ, общественных организаций и студенчества. Непрерывно шли добавочные поезда. Тульские гостиницы были переполнены людьми.
Для многочисленной публики на станции Засека устроили чайный буфет.
В добавление к имеющемуся одному телеграфному аппарату на станции установили еще три – один железнодорожный и два правительственных. Командировали 15 телеграфистов и троих рассыльных. По одному добавочному аппарату установили также на ст. Горбачево и Щекино.
Станцию Засека соединили с Тулой телефоном.
«ЗАСЕКА», 9,ХI. Около 3-х часов ночи я приехал из «Щекина» в «Засеку». Дорогой необыкновенное явление: все деревни, мимо или через которые приходилось ехать, горят огоньками, – описывал репортер «Русского слова». – Крестьяне не спят, ждут момента, когда надо будет идти на станцию встречать прах Льва Николаевича. Ближе к «Засеке» встречаются идущие к Ясной Поляне толпы и группы студентов, курсисток, вообще молодежи. Много их. Черной лентой тянутся они по лесной дорожке. «Куда идете?» – спрашиваю одну группу.
– «В Ясную Поляну». – Там, ведь, ночевать негде». – «Ничего, побродим до утра», – отвечают бодро. Еще ближе к станции и на самой станции уже сплошная толпа. Молодежь пьет чай, беседует о Толстом. Спать никто не ложится. Подходят новые поезда».
В одиннадцатом часу вечера, уже при свете фонарей, в Ясной Поляне местные мужики закончили рыть могилу – на кургане, около версты от усадьбы, в Афониной роще – над глубоким оврагом, окруженном деревьями. Это место выбрано самим Толстым.
Вечная память
(на фото: на пути от станции Засека в Ясную Поляну)
Утром 9 ноября траурный поезд в 7 часов 35 минут подошел на станцию Засека. Многотысячная толпа при приближении поезда как один человек обнажила головы. Когда поезд остановился на станции, толпа расступилась перед семьей Толстого, подходившей к траурному вагону при гробовом молчании. Софью Андреевну, «согнувшуюся, с лицом воскового цвета», вывели под руки дети и родные.
Минутная заминка. Открывают вагон с телом. В него вошли сыновья Толстого и яснополянские крестьяне, которые подняли закрытый гроб с прахом усопшего при пении «Вечная память» тысячного хора студентов и на поясах вынесли его на платформу.
На гроб кладутся венки из еловых веток и искусственных цветов с надписями «Незабвенному заступнику и советнику в наших нуждах, великому учителю Л. Н. Толстому», «Уважаемому нашему благодетелю от крестьян Ясной Поляны». За гробом несли только эти венки, остальные везли на четырех телегах.
Впереди процессии крестьяне несли громадное полотно, на котором было написано: «Лев Николаевич! Память о твоем добре не умрет среди нас, осиротевших крестьян Ясной Поляны».
Потом шли студенческая депутация, депутации от газет, от ученых и просветительных обществ, театров. Среди них – почти весь состав Малого театра во главе с Южиным. Процессию сопровождал тульский губернатор Д. Кобеко.
(на фото: траурная процессия)
Гроб несли уже не на поясах, а на плечах, благодаря чему он буквально плыл над толпой. Гроб, сменяясь, несли представители интеллигенции, науки, литературы, студенты, толстовцы, крестьяне. За гробом шла поддерживаемая сыном Ильей Львовичем и Философовым, Софья Андреевна. Ее окружали дети, близкие родственники. Дальше – видные толстовцы и толпы народа. Все обратили внимание, что на похоронах не было Черткова.
Всю дорогу студенты и курсистки пели «Вечную память».
Процессия растянулась на несколько верст. Через несколько десятилетий эту картину воспроизведет для фильма «Лев Толстой» режиссер Сергей Герасимов. Знаменитые яснополянские белые столбы поставят в чистом поле, а бесконечный поток людей будут изображать в основном тульские студенты и учащиеся, которых попросили прийти на съемки в чем-нибудь темном. Снимали панорамой, так что современных деталей было не видно. Получилось эффектно.
В половине одиннадцатого дня процессия показалась у ворот усадьбы Ясной Поляны. Все возможные высотные точки были заняты фотографами и киношниками. Кинематографисты стояли даже на крыше яснополянского домика.
Гроб внесли в дом крестьяне. Сразу же в дом вошли ближайшие родственники Льва Николаевича, и на один час доступ для всех остальных закрыли. Толпе это не очень понравилось – тем более, что на улице холодно.
Уже через полчаса установили порядок прохода в дом: через одни двери вход, через другие – выход. Выстраивается очередь, впереди которой – депутации. Живая лента, по описанию репортера «Русского слова», бесконечными зигзагами и петлями опутывает дом, растягивается по аллеям парка. Венки развешены кругом дома. На них – множество трогательных надписей: «Апостолу правды и труда – от московских ремесленников», «Человек человеку брат – от тульских евреев», «Великому писателю земли русской Толстому – от родного города» – от тульского городского управления.
Началось прощание с Толстым. Только после двух часов дня толпа редеет. Кто-то уехал, а среди оставшихся – большинство молодежь. В половине третьего прощание с телом заканчивается. Последними прощаются домашние.
Гроб на руках выносят из дома. Едва он показывается, все падают на колени. Звучит «Вечная память». Позади гроба в том же порядке семья, близкие. Процессия трогается к могиле. По обеим сторонам дороги, ведущей к могиле, вытянулись цепи, составленные крестьянами и молодежью.
Распорядители похорон после совещания с делегациями решили речей на могиле не допускать – так просила семья.
Раздаются голоса: «На колени!» Вся толпа, как один человек, преклоняет колени.
(на фото: опускание гроба в могилу при коленопреклонении)
Гроб опущен в полном молчании. Потом многие прорывались к могиле, чтобы бросить горсточку земли. Под пение «Вечная память» могила засыпается. Длится это очень долго – могилу выкопали необычайно глубокую, в четыре аршина (около трех метров).
Смеркается. Толпа начинает расходиться. Начали говорить речи. Намечалось сто двадцать речей от депутаций и организаций, но графиня умоляла пощадить ее силы. Речи отменили.
Расходись в темноте, в начале шестого вечера.
В семь вечера приехал в Тулу и тут же последовал в Ясную Поляну член Государственного Совета М. А. Стахович. Опоздал на похороны и член Государственной Думы Милюков. Петербургские депутации просили по телеграфу их подождать, но графиня сослалась на волю Толстого похоронить его быстро.
Вместо Толстого похоронили другого
Беспорядков, которых так боялись, не случилось. Приехавшие проводить Толстого в последний путь люди вели себя мирно. Порядок на станции Засека поддерживался сотнями казаков и стражников, а также приехавшими студентами. Более того – все отмечали корректное поведение тульской полиции и ставили ее в пример московской.
Губернатор Кобеко видел в этом и заслугу полицмейстера фон Вернера:
«Несмотря на громадное стечение толпы 8 и 9 сего ноября при встрече на станции Засека и при предании земле тела графа Л. Н. Толстого в Ясной Поляне порядок все время поддерживался образцовый и никаких происшествий или несчастных случаев не было. Это обстоятельство должно быть главнейшим образом приписано примерной и энергичной деятельности, а равно толковой и тактичной распорядительности и.д. тульского полицмейстера капитана фон Вернер, кому поручено было мною общее руководство нарядом полиции».
Первая панихида по умершему была отслужена в Армяно-Григорианской церкви в Москве. В Петербурге еще 7 ноября по просьбе М. А. Стаховича и М. М. Ковалевского была отслужена панихида в церкви при Государственном Совете. На этой панихиде кроме инициаторов присутствовали несколько членом Государственного Совета и чиновники советской (в смысле Совета) канцелярии.
В тульских церквах прихожане подавали записочки с просьбой помянуть новопреставленного Льва, но священники их тут же возвращали. В одной церкви староста даже запретил раздавать деньги на помин души новопреставленного Льва.
Не упустил случая напомнить о себе и местный бузотер, гласный городской Думы В. И. Каменев, который заявил протест против «чествования антихриста».
Зато практически сразу тульские кинематографы получили готовые ленты с похоронами Толстого. Стоили они недешево – сто рублей в день. Одна только Тула уплатила предприимчивой фирме контрибуцию в 600 руб. Но вложения окупились. На похоронах Л. Н. Толстого за три дня заработали 30 тысяч рублей.
(на фото: траурная процессия в фильме «Лев Толстой»)
(на фото: процессия входит в усадьбу. Фильм «Лев Толстой»)
Паломничество на могилу продолжалось еще долго. Каждый день возлагались венки и живые цветы. Приезжали не только из Тулы, но и с Москвы, а также иностранцы. Говорили об англичанах и французах. Один грек взял с собой горсть земли с могилы, которую положил в банку, а потом по его просьбе яснополянский сельский староста приложил к банке должностную печать и выдал удостоверение, что земля эта действительно взята с могилы Толстого.
Тем не менее, многие крестьяне были уверены, что граф жив, просто уехал. Вместо него похоронили другого человека. Нашлись даже очевидцы, которые видели в гробу старика, совершенно непохожего на Толстого.
Обе истории моментально ушли в народ, и пересказывались на все лады. Особенно популярной стала легенда о прилетавшей женщине.
Мистика мистикой, но в реальности Россия с этого дня начала жить без Толстого.
Нацисты, Зеленая палочка, призраки и тайны Ясной поляны
Почему Лев Толстой похоронен в лесу? Что украли немецкие солдаты из Ясной поляны? Что за артефакт(зеленая палочка) сокрыт у могилы Толстого? Какие призраки встречаются гостям усадьбы? Если вы хотите узнать ответы на эти вопросы и многие другие — приглашаю вас прогуляться по Ясной поляне.
Мы отправляемся с вами в Щёкинский район Тульской области. Усадьба Ясная Поляна, основана в XVII веке и принадлежала роду Волконских и Толстых.
28 августа 1828 в ней родился Лев Николаевич Толстой. Именно тут он жил, писал книги и в итоге был похоронен.
Всех гостей встречают въездные ворота(построены еще дедом Толстого). Теперь там расположена касса.
Прокудин-Горский сфотографировал этот главный въезд в усадьбу Толстого в мае 1908 года
Прешпект вам может быть знаком по роману Толстого «Война и мир».
В 1903 г. жена Льва Николаевича вместо старых берез посадила здесь ели. В 1965 г. ели вновь были заменены березами.
Прогулки по прешпекту Толстой называл «утренней молитвой».
А вот в этом «болотце» разводили и «хранили» рыбу. Захотелось Льву Николаевичу отведать свежатинки — выловили и сразу приготовили.
Усадьба очень атмосферное место. Даже как-то отключаешься от внешнего мира. Телефон быстро начинает казаться чем-то чужеродным. Хочется неспешно прогуливаться и наслаждаться окружающими красотами(ну или смотреть за работой крепостных девок, ой, вот и и переместился в прошлое, барские замашки начались.)
Есть в Ясной Поляне своя конюшня. Там постоянно проживает два десятка лошадок и две поняшки.
Построил ее как и многое другое в усадьбе дед Толстого — князь Волконский в начале XIX века.
Ездить верхом Лев Николаевич научился еще ребенком. Лошади были его страстью до самой смерти(даже в 82 года совершал ежедневные верховые прогулки)
Он даже пытался вывести свою породу лошадей.
Обещал вам рассказать о привидениях усадьбы. Их несколько. И «закреплены» они за разными зданиями. Наиболее часто видят духа в Доме Волконского. Это самое старое каменное здание усадьбы. Фигуру деда Толстого — Николая Сергеевича Волконского встречают довольно часто. Он появляется в парике и с тростью. Считается, что если ему не поклониться, можно получить затрещину этой тростью. Во всей усадьбе это самый агрессивный призрак.
Но нам пора к дому Толстого, в котором он жил вместе с семьей.
По пути нам попадается вот такая «виселица». На самом деле это спортивная площадка. На крючья подвешивались веревки и прочий инвентарь.
Вот мы и пришли к его дому. Гости и сотрудники музея видят тут призрак женщины. Нам рассказали необычный случай. Совсем недавно в одной из комнат был пункт охраны. И на мониторы выводились комнаты. И в один из дней камера закрытой комнаты взбесилась. Датчик постоянно показывал передвижение там. Идут туда — никого. В итоге охрана перепугалась и их пост перенесли чуть позже.
Осенью 1941 года усадьба была оккупирована немецкими войсками. Продолжалось это 47 дней. Вели себя нацисты как скоты(отдельный привет всем ценителям их доброты и культурности)
О наступлении немцев знали заранее, и удалось эвакуировать большую часть музея. Более сотни ящиков отправили на восток нашей страны, но часть экспозиции остались в Ясной Поляне. Вот над ними и покуражились солдаты вермахта.
Многие книги и мебель пускались на растопку. Грелись фрицы таким образом.
Дом Толстого превратили в казарму. Многие оставшиеся личные вещи Льва Николаевича, его врача и близких просто разворовали(к рукам фрицев «прилипли»:седло Толстого, стенные часы, книжная полка в кабинете, оконные шторы библиотеки, буфетная стойка, много фотографий и другие вещи)
В начале декабря наша Советская армия начала наступление. Нацисты озверели от таких новостей. Были сожжены 14 окрестных деревень. В Ясной Поляне тоже вспыхнули пожары. Фрицы даже подожгли библиотеку. Местным жителям удалось потушить огонь, но усадьбе был нанесён огромный урон
Даже могила Толстого не осталась без вмешательства немцев. Процитирую «Акт Комиссии Академии наук СССР о немецко-фашистских злодеяниях в Ясной Поляне от 27 декабря 1941 года»
С могилой Толстого связана интересная легенда. давайте дойдем до нее и узнаем про зеленую палочку.
Лев Николаевич просил похоронить его в лесу у оврага. А все из-за истории, рассказанной ему в детстве старшим братом Николаем.
Якобы, там зарыта зеленая палочка. На ней написана самая главная тайна, «как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы». Благодаря ей можно уничтожить все зло в людях и дать им великое благо.
Обрести эту палочку было сложно. Необходимые условия: «кто не споткнувшись пройдёт по щели в половицах, простоит в углу, не думая о белом медведе, и в течение года не увидит зайца»
Я хотел ее найти, но подумал о белом медведе, что думать о нем нельзя.
Вот так выглядит могила Толстого. Никаких памятников и указателей.
Очень бы хотелось рассказать о жизни самого Льва Николаевича, но в один пост все это не вместилось бы. Очень необычный человек. даже сейчас нахожусь под впечатлением. В школе все казалось каким-то ясным и понятным, но узнав о его судьбе, близкий и идеях чуть больше не могу пока всего осознать и сопоставить.
Самая удивительная могила в мире
Комары любят путешествовать, ими активно освоено перемещение морским и авиационным транспортом, передвигаются они на личных транспортных средствах, правда не своих, а людских, не гнушаясь грузовиками и поездами.
Это было своеобразным продолжением трациций «засечных лесов», которые были на этом месте с XVII века. Для обороны своих южных границ молодое российского государство применяло систему засечных линий. Засеки представляли собой заграждение, устраиваемые из деревьев средних и более размеров, поваленных крест-накрест вершинами в сторону противника. Помимо своей простоты и быстроты устроения, такие засеки являлись труднопреодолимым и трудноуничтожаемым препятствием для наступающих отрядов. Засечная черта состояла из отдельных участков — засек. Оборонительные сооружения создавались из лесных завалов-засек, чередовавшихся с частиками (частоколами), надолбами, земляными валами и рвами в безлесных промежутках. В мирное время засечные леса особо оберегались. Рубка деревьев каралась каторгой или смертной казнью.
В дневниках Льва Николаевича Толстого можно встретить запись за 19 июня 1896 года: «Раз вышел за Заказ вечером и заплакал от радости благодарной – за жизнь».
А мы тем времен подошли к могиле Льва Николаевича Толстого — небольшому зеленому холмику, без крестов и больших оградок.
Семейный некрополь Толстых Некрополь семейства Толстых находится в Кочаках, в семейном склепе покоятся его отец и мать.
Многочисленные родственники и потомки многие нашлю приют в Кочаках. Как же случилось, что могила Льва Николаевича Толстого находится вдали от всей его семьи?
«Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства, и во все время моего отрочества и юности.
Сообщенное мне с детства вероучение исчезло во мне так же, как и в других, с той только разницей, что так как я очень рано стал много читать и думать, то мое отречение от вероучения очень рано стало сознательным. Я с шестнадцати лет перестал становиться на молитву и перестал по собственному побуждению ходить в церковь и говеть».
Почти в то же время появился религиозно-философский трактат Л. Н. Толстого «В чём моя́ ве́ра?» (1883—1884; первое издание 1884), излагающий основы толстовства. Сразу же после публикации в России трактат был запрещён.
В нём Толстой писал: «Я прожил на свете 55 лет и, за исключением 14 или 15 детских, 35 лет я прожил нигилистом в настоящем значении этого слова, то есть не социалистом и революционером, как обыкновенно понимают это слово, а нигилистом в смысле отсутствия всякой веры.
Пять лет тому назад я поверил в учение Христа — и жизнь моя вдруг переменилась: мне перестало хотеться того, чего прежде хотелось, и стало хотеться того, что прежде не хотелось».
В детали учения Толстого не будем углубляться. Но за его взгляды духовенство предлагало предать его анафеме, письма об этом поступали императорам Александру III и Николаю II. Когда зимою 1899 года граф серьёзно заболел, Святейший синод издал секретный циркуляр, в котором признавалось, что тот решительно отпал от общения с Церковью и, по церковным канонам, не может быть в случае смерти погребён по православному обряду, если пред смертью не восстановит общения с нею чрез таинства исповеди и евхаристии.
24 февраля 1901 года в официальном органе Святейшего правительствующего синода — журнале «Церковные ведомости» — было опубликовано Определение с посланием Святейшего синода № 557 от 20—22 февраля об отпадении графа Льва Толстого от Церкви, в котором официально извещалось, что граф Лев Толстой более не является членом Православной церкви, так как его (публично высказываемые) убеждения несовместимы с таким членством.
4 апреля 1901 года Лев Толстой публикует «Ответ на определение Синода от 20 – 22 февраля и на полученные мной по этому случаю письма», в ответе в частности говорилось: «И я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды, написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей, и мертвое мое тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым».
В Оптиной пустыне Лев Толстой бывал неоднократно, одна из картин изображает его беседующим ос старцем Амвросием.
О своих похоронах Лев Толстой задумывался неоднократно.
27 марта 1895 года он пишет в своём дневнике: » Вчера думал о завещании Лескова и подумал, что мне нужно написать такое же. Я все откладываю, как будто еще далеко, а оно во всяком случае близко. Это хорошо и нужно не только потому, что избавляет близких от сомнений и колебаний, как поступить с трупом, но и потому, что голос из-за гроба бывает особенно слышен. И хорошо сказать, если есть что, близким и всем в эти первые минуты.
Мое завещание приблизительно было бы такое. Пока я не написал другого, оно вполне такое.
1) Похоронить меня там, где я умру, на самом дешевом кладбище, если это в городе, и в самом дешевом гробу – как хоронят нищих. Цветов, венков не класть, речей не говорить. Если можно, то без священника и отпеванья. Но если это неприятно тем, кто будет хоронить, то пускай похоронят и как обыкновенно с отпеванием, но как можно подешевле и попроще.
2) В газетах о смерти не печатать и некрологов не писать».
Вторит этой мысли запись от 22 января 1909 года: «Начинаю новый дневник в очень телесно слабом состоянии, но душевно не так дурно — помню себя и свое дело, хоть не всегда, но большей частью.
Вчера был архиерей, я говорил с ним по душе, но слишком осторожно, не высказал всего греха его дела. А надо было. Испортило же мне его рассказ Сони об его разговоре с ней. Он, очевидно, желал бы обратить меня, если не обратить, то уничтожить, уменьшить мое, по их — зловредное влияние на веру в церковь. Особенно неприятно, что он просил дать ему знать, когда я буду умирать. Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я «покаялся» перед смертью. И потому заявляю, кажется, повторяю, что возвратиться к церкви, причаститься перед смертью, я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении,- ложь. Говорю это потому, что, если есть люди, для которых, по их религиозному пониманию, причащение есть некоторый религиозный акт, то есть проявление стремления к богу, для меня всякое такое внешнее действие, как причастие, было бы отречением от души, от добра, от учения Христа, от бога.
Повторяю при этом случае и то, что похоронить меня прошу также без так называемого богослужения, а зарыть тело в землю, чтобы оно не воняло.»
И казалось, что вместе с ними, усталого путника, достигшего, наконец, своего ночлега, принимает в материнское лоно, своими объятиями мягко заслоняя зловеще чернеющую вдали яму, вся эта родная природа: и эта мерзлая, кочковатая земля, и задушевные, кругом темнеющие леса, и задумчивая матовая даль. И было особенно острое, до жути ясное чувство, насколько могуча была в нем природная и народная стихия, насколько слитно жил он и с этими крестьянами, и с этими полями и лесами. Как будто в нем осознала себя душа этой природы, приоткрыла глаза от своей растительной дремы».
«Но вот раздается издали пение.
Все всколыхнулись, замерли, ждут.
Шествие приближается. Впереди крестьяне несут транспарант с надписью: «Лев Николаевич, память о твоем добре не умрет среди нас, осиротевших крестьян Ясной Поляны».
Шествие вступает в ворота,
Но со всех сторон, из-за деревьев и с деревьев, направлены на шествие фотографические аппараты.
Все стихает. Образуется длинная цепь-очередь, как живая лента, извивающаяся от балкона дома по парку. Крестьяне и интеллигенты перемешаны в этой ленте. И вообще, на протяжении всего исторического дня «господа» и «мужики» просто и естественно сливались в одно целое.
Начинается новое шествие – к могиле. Шествие движется с пением: «Вечная память…» Идти трудно, ноги спотыкаются в замерзших колеях глинистой земли. Но все же хочется не спускать глаз с простого желтого гроба; хочется удержать его в памяти своих глаз, словно этим можно как-то приблизиться к тому, чей прах покоится в этой дубовой домовине…
Вдоль Афониной рощи подходим к «Графскому заказу», месту, давно избранному Толстым для своего последнего приюта.
Небольшой холм, на котором разрослось семь или восемь нестарых дубков. Слева – дорога и деревья рощи. Справа – овраг и небольшой откос. Видны дали, поросшие кустами и деревьями. Простор и стройное спокойствие линий…
Гроб опускают в могилу, вырытую в мерзлой земле местными крестьянами.
Когда мы уходили, кто-то начал говорить на могиле. Мелькнуло в душе досадное чувство на то, что нарушено соглашение. Потом мы узнали, что это – Суллержицкий говорил о том, почему для могилы Толстого избрано именно это место. После Суллержицкого сказал несколько слов еще один из присутствующих – слов не плохих, но все же излишних… «
Нынешний облик могилы великого русского писателя отличается от первоначального. Были когда-то возле могилы деревянная оградка
