павел корин русь уходящая эскизы
«Русь уходящая» или Апокалипсис от Корина
Однажды в 1931 году писатель Максим Горький подсел к художнику Павлу Корину и сказал:
– Знаете что, напишите-ка с меня портрет.
Художник ответил, что ещё ни разу не писал портрет, поэтому боится пустой траты времени. Но в итоге согласился. Так было положено начало удивительному сотрудничеству и дружбе маститого писателя с малоизвестным тогда ещё художником, который вскоре прославится как лучший портретист Советского Союза. Всем знакомый по школьным учебникам портрет князя Александра Невского, портрет «демона войны» маршала Жукова, портреты художников Михаила Нестерова и Кукрыниксов, писателя Алексея Толстого, академика Зелинского, Сергея Коненкова и Василия Качалова – это всё Корин. Но началось всё с Горького. Впрочем, речь не об этом.
Так вот, однажды Максим Горький после очередного сеанса позирования увидел в углу мастерской сваленные в кучу этюды – наброски какого-то грандиозного полотна: торжественный крестный ход священников под мрачной громадой Успенского собора Московского кремля – яростно сверкали на солнце купола, а внизу разливалось сияние от шитых золотом архиепископских одежд.
– Что это? – заинтересовался писатель.
– «Реквием», – не очень уверенно ответил художник.
– Нет, друг мой, название должно определять содержание, а в этом названии я не вижу этого…
Писатель еще раз внимательно посмотрел на этюды, задумчиво покачал головой: нет, нельзя в годы Второй Безбожной пятилетки быть таким неосторожным.
Павел Корин. Фрагмент портрета А.М. Горького
– Понимаете, это же все уходит из нашей жизни. Уходящая натура – уходящие люди… Кстати, помните, у Сергея Есенина есть такое замечательное стихотворение «Русь Уходящая»?
И тут же начал декламировать:
«Я уходящих в грусти не виню,
Ну где же старикам
За юношами гнаться?
Они несжатой рожью на корню
Остались догнивать и осыпаться…»
– Да, – резко подвел итог размышлениям писатель. – Я бы так и назвал: «Русь уходящая».
– Вот спасибо, Алексей Максимович, – с жаром воскликнул Корин, – непременно воспользуюсь вашим советом.
Поддержка и покровительство всемогущего «инженера душ человеческих» была ему тогда очень необходима.
Павел Корин в студии рядом c картиной «Портрет художников Кукрыниксов» (1958 год)
У каждого художника есть своё главное полотно – его визитная карточка, его душа, распятая на подрамнике, его воплощённая мечта. У Корина таким главным полотном стала воображаемая картина – задуманный «Реквием», или «Русь уходящая», так и не был никогда написан, несмотря на то что Павел Дмитриевич несколько десятилетий работал над композицией картины, написал цикл портретов, сделал этюды интерьеров Успенского собора Московского кремля. По его замыслу, это должно было быть эпическое полотно – 40 квадратных метров, почти столько же, сколько и «Явление Христа народу» Александра Иванова.
Павел Корин. Русь уходящая
Но когда картина вдруг предстала перед мысленным взором во всех подробностях, когда он вдруг со всей ясностью понял, что именно он хочет нарисовать, вернее, ЧТО как будто бы само собой явилось из сотен эскизов и рисунков, его руки словно парализовало от страха.
И он так и не притронулся к огромному загрунтованному холсту, который сделали специально для Корина. Много лет этот гигантский холст немым укором стоял в его мастерской.
Но в искусстве многие вещи совсем не зависят от воли творца, вернее, тех людей, которым Творец поручает что-то создать для Своих надобностей. Раз уж Творцу что-то нужно, то это появится в любом случае, можете даже и не беспокоиться. И поэтому ненаписанное полотно Корина так или иначе всё равно появилось на свет – пусть и в виде эскизов и множества разрозненных этюдов.
Творцу же требовалось послать чадам Своим Знак.
Павел Корин с самого раннего детства обещал служить Богу, ведь он появился на свет в июле 1892 года в знаменитом на весь мир селе Палех Владимирской губернии – в семье потомственных русских иконописцев. В десять лет Павел, как и его старшие братья, был принят в иконописную школу Палеха, затем он с братом Александром уехал на заработки в Москву, поступил учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ).
Одновременно они с братом подрядились работать в артель «богомазов» К.П. Степанова при Донском монастыре, где охотно брали палехцев. Так братья Корины и попали на строительство храмов для Марфо-Мариинской обители в Москве, которая создавалась на средства великой княгини Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы Александры Федоровны. В Марфо-Мариинской обители тогда работали лучшие церковные живописцы того времени: Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Нестеров. Именно Михаил и стал на долгие годы другом и наставником Павла Корина. Вместе с Нестеровым они расписали главный купол храма Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители, а далее уже один Павел Корин оформил подкупольное пространство храма, своды окон и дверей.
Фреска Михаила Васильевича Нестерова «Христос в доме Марфы и Марии» Покровского храма Марфо-Мариинской обители
Кстати, в монастыре Павел Корин нашёл и свою будущую жену – воспитанницу обители Прасковью Тихоновну.
Затем настали тяжёлые и голодные революционные годы. Марфо-Мариинская обитель была закрыта, княгиня Елизавета Федоровна арестована и казнена. Чтобы хоть как-то прокормить семью, Павлу Корину пришлось устроиться в анатомичку 1-го Московского университета: он зарисовывал различные органы трупов, также он преподавал технику рисунка в МУЖВЗ (вернее, после революции училище сменило название на 2-е Государственные художественные мастерские).
Княгиня Елизвета Федоровна
Но, несмотря на все гонения, художник остался верен православию и глубоко сочувствовал всем событиям Русской церкви этого периода. Также Корин глубоко переживал арест патриарха Тихона в мае 1922 года и суд над предстоятелем церкви. Как и многие сотни москвичей, он посчитал своим долгом отнести передачу патриарху, заключённому в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Корин тоже ездил в Донской, передал посылку с продовольствием и тёплыми вещами, сшитыми бывшими монахинями Марфо-Мариинской обители, и в благодарность получил фотографию патриарха и ответ на клочке бумаги: «Получил и благодарю. Патр. Тихон». Эту записку, приклеенную к обратной стороне фотографии, Павел Дмитриевич как благословение всегда хранил у себя.
– Мы должны нести крест, и я заметил, что как бы в напоминание об этом нас постигают скорби, иногда ожидаемые, иногда большей частью катастрофические, как теперь…
В своём дневнике Павел Корин писал: «Донской монастырь. Отпевание Патриарха Тихона. Народа было великое множество. Был вечер перед сумерками, тихий, ясный. Народ стоял с зажжёнными свечами, плач, заупокойное пение. Прошёл старичок-схимник. Около ограды стояли ряды нищих. В стороне сидел слепой и с ним мальчишка лет тринадцати, пели какой-то старинный стих. Помню слова: «Сердца на копья поднимем». Это же картина из Данте! Это «Страшный суд» Микеланджело, Синьорелли! Написать всё это, не дать уйти. Это – реквием!»
Свой замысел художник связывал с «Реквиемом» Берлиоза: «Помни “День гнева”, какое величие! Вот так бы написать картину. “День гнева, день суда, который превратит весь мир в пепел”. Какая музыка! Этот пафос и стон должен быть в моей картине. Гром, медные трубы и басы. Этот почерк должен быть!».
Так возник замысел картины, увековечивающей образы русского духовенства и верующих, которые, казалось, скоро совсем исчезнут в новой безбожной России.
Корин стал ходить с записной книжкой на службы в московские храмы, зарисовывая особенно заинтересовавшие его лица.
Вскоре он познакомился и с митрополитом Трифоном – бывшим дворянином и бывшим настоятелем московского Богоявленского монастыря, который добровольно отправился полковым священником на Первую мировую войну, заработав несколько боевых ранений. В Москве он вёл совершенно нищенскую жизнь. Согласившись позировать для будущей картины, владыка Трифон дал Корину рекомендательное письмо, в котором он просил других архиереев оказать помощь художнику. Более того, многие видные священники соглашались позировать живописцу только потому, что прежде ему позировал сам владыка Трифон! Благодаря помощи владыки Корин мог познакомиться и с тайными монахами из разогнанной Смоленской Зосимовой пустыни Владимирской епархии, и с монахинями закрытого Вознесенского монастыря в Московском кремле, которые скрывались от гонений.
Павел Корин. Трифон (Туркестанов). (Фрагмент картины)
Орудием Божьего замысла стал и Максим Горький, заказавший по совету Михаила Нестерова у бедного художника огромный портрет – в два человеческих роста. Он содействовал тому, что Павла Дмитриевича взяли на работу в реставрационные мастерские Пушкинского музея, также он устроил поездку братьев Кориных в Европу и Италию для знакомства с шедеврами мирового искусства.
Но, главное, Горький создал все условия для осуществления масштабного замысла «Реквиема».
Прежде всего он договорился о том, что Корин мог свободно рисовать этюды в Успенском соборе Московского кремля, ведь в те годы все кремлевские храмы были закрыты для посещения.
Павел Корин. Рисунок в Усепенском соборе кремля
Также он выбил для художника новую просторную мастерскую на Малой Пироговской улице, где мог поместиться огромный холст для картины (сам холст был по личной просьбе Горького сделан по спецзаказу в Ленинграде).
Но в 1936 году Горький умер, и для Корина наступили чёрные дни. На него буквально обрушился поток обвинений в том, что он «оторвался от действительности, не участвует в развитии пролетарского искусства, ушёл в живописание реакционной среды».
Вчерашние друзья строчили на него доносы в НКВД: «Подготовка П. Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве, обломки духовенства, аристократических фамилий, бывшего купечества и пр. Он утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им для того, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Мастерски выписанные фанатики и тёмные личности явно превращаются в героев, христиан-мучеников, гонимых, но не сдающихся поборников религии».
В газете «Известия» в апреле 1937 года были опубликованы две обличительные статьи, где Корин назван «реакционером»: «в его мастерской троцкистско-фашистская нечисть создала лабораторию мракобесия».
Казалось бы, после таких доносов судьба художника была предрешена, но Господь хранил Корина. В итоге все репрессии ограничились только тем, что Третьяковская галерея убрала из постоянной экспозиции все его картины, объявленные «формалистской мазнёй».
Ему пришлось почти полностью скрыть свой внутренний мир от окружающих. Зажигая дома лампадку перед иконами, собранными им с огромной любовью и пониманием их духовной и художественной ценности, знакомым, знавшим, что он верующий, православный, церковный человек, он говорил: «Зажжёшь, сядешь напротив, и как-то приятно и легко станет на душе. Сверкнет этаким светлячком свет тихо и красиво…»
Отношение к художнику изменилось только во время войны, когда в 1942 году Павел Дмитриевич по заказу Комитета по делам искусств СССР создал триптих «Александр Невский», где святой русский князь, закованный с ног до головы в стальные латы, стоял на фоне знамени с ликом Христа. Сталин был в восторге – именно такой железный русский исполин без всяких «васнецовских» кафтанов и сафьяновых сапожек и мог сломать хребет фашистскому зверю.
Павел Корин. Триптих «Александр Невский»
Также Корин руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи. В разрушенном Владимирском соборе Киева он реставрировал фрески Виктора Васнецова и Михаила Нестерова, за что ему было присвоено звание народного художника СССР, он стал лауреатом Ленинской и Сталинской премий.
В то же время он продолжал работать над своим главным замыслом. В 1948 году он рассказал о своем замысле патриарху Алексию (Симанскому), который с готовностью согласился позировать художнику. Состоялось несколько сеансов, но патриарха все время отвлекали суетные дела: кто-то звонил по телефону, требовалось решить какие-то самые срочные и неотложные дела, имевшие важное политическое звучание.
В конце концов они с Алексием условились, что Корин с супругой приедут в Одессу, где будет отдыхать патриарх, и там можно будет продолжить работу, совмещая её с отдыхом на море. Но внезапный инфаркт помешал Корину осуществить задуманное.
В последние годы ни признание, ни персональные выставки уже не радовали Павла Дмитриевича: его близкие не раз отмечали, что Корин часто с горечью повторял, что не выполнил своего предназначения, не закончил своей самой главной картины.
Но случилось неожиданное: картина стала существовать сама по себе. И совсем не такая, какой её задумал сам художник.
Посмотрите внимательно на эскиз.
Павел Корин. Русь уходящая
Красный цвет богослужебных облачений митрополита Трифона и стоящих за его спиной патриархов ясно говорит нам о том, что это праздничное Пасхальное богослужение. Можно даже с точностью установить дату: это 5 мая 1918 года. Именно в этот день епископ Дмитровский Трифон Туркестанов, викарий Московской епархии, возглавлял последнее Пасхальное богослужение в Успенском соборе, которое оказалось и последним богослужением в соборе вообще – после этого большевики закрыли доступ в храм для верующих.
Но дата здесь имеет очень условное значение. Это Пасхальное богослужение проходит уже в мистическом и метафизическом пространстве, ведь славить воскресшего Христа собрались и живые, и воскресшие из мёртвых патриархи: святитель Тихон (Беллавин) и Сергий (Страгородский), митрополиты и епископы, священники и монахи, сгинувшие в жерновах сталинского Молоха.
Успенский собор Кремля
«Не дивитесь сему: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения».
Кажется, что стоящие спиной к алтарю Успенского собора люди только и ждут знака дьякона, чтобы уйти из храма навсегда по завершении службы. Погашены огромные паникадила, в соборе уже установлены строительные леса, Царские врата уже закрыты…
Но на самом деле художник изобразил самое начало Пасхальной службы – каждение. Вот сейчас протодьякон отец Михаил, приподняв правую руку с кадилом, низко поклонится и возгласит густым басом:
– Благослови, владыко, кадило!
Но при этом обращается он не к митрополиту Трифону, и рука его вытянута не на восток, как обычно, не к алтарю и не к служащему митрополиту Трифону, а на запад.
Туда же смотрит и сам митрополит Трифон, широко открыв от удивления единственный зрячий глаз, и все патриархи, и все стоящие в храме. И нельзя не задуматься, что же ТАКОГО увидел митрополит?
Если представить себя на месте митрополита Трифона и посмотреть в том же направлении, то очевидно, что его взор обращен на образ Спасителя на фреске «Страшный суд», которую по традиции всегда располагают на западной стене каждого православного храма.
Но там уже не фреска: и стены храма, и сами Небеса разверзлись в ожидании Второго пришествия.
Именно у Христа воскресшего и грядущего судить живых и мёртвых и испрашивает благословения протодиакон, именно Спаситель – Живой и Воплощенный Бог – отныне является предстоятелем на этой литургии, предваряющей наступление Страшного суда.
Нет, Русская церковь никуда не собирается уходить. Она собрана здесь самим Христом в ожидании скорого суда, который готовится принять спокойно и с любовью к Господу.
«И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них» (Откровение святого Иоанна Богослова).
Страшный суд уже начался.
Путеводитель по картине «Русь уходящая»: кто есть кто.
15 лет со дня смерти социолога Юрия Левады. Лев Гудков – о его наследии, которое так и не прочли
Главные информационные тренды недели
Что это за организация и почему в РФ преследуют её сотрудников
Павел Корин: «Русь уходящая», мозаики метро и фрески для Елизаветы Федоровны
Павел Корин. Художник Михаил Нестеров
Очередь на выставку Василия Верещагина в Третьяковке не заканчивается. Менее известна еще одна важная для галереи выставка — расширенная экспозиция произведений Павла Корина.
Выпускник иконописной школы, оформитель Московского метрополитена, автор портретов советских деятелей и руководитель реставрационных мастерских в ГМИИ им. А.С. Пушкина, коллекционер икон, автор самого грандиозного и трагического художественного замысла ХХ века — незавершенной картины «Реквием. Русь уходящая».
В 2017 году исполнилось 125 лет со дня рождения художника и 50 лет со дня смерти. В ноябре Третьяковская галерея совместно с Высшей школой экономики запустили виртуальный музей Павла Корина — часть большого проекта о малых музеях галереи.
На основе материалов этого сайта «Правмир» рассказывает о творчестве художника и работах, которые нужно успеть увидеть на выставке до 16 апреля.
«Русь уходящая»: Церковь выходит на последний парад
Главное дело жизни Павла Корина — картина «Реквием. Русь уходящая». Над эскизами к ней он работал более сорока лет, но так и не приступил к написанию большого полотна. Картину называют одним из грандиозных художественных замыслов ХХ века.
А началось все в марте 1925 года, когда Павел Корин участвовал во всенародном прощании с Патриархом Тихоном в московском Донском монастыре. «Церковь выходит на последний парад», — подумал тогда молодой художник, выпускник Палехского иконописного училища, и решил писать большую картину, которую назвал траурным молебном — «Реквием».
Ее герои, среди которых есть реальные участники церемонии отпевания Патриарха — митрополиты, архиепископы, игумены, схимницы, нищие, слепые, монахи и монахини, — должны были воплотить образ Православной Церкви в целом.
Павел Корин. Реквием. Русь уходящая
Например, на картине мы видим Патриарха Московского и всея Руси Алексия I, архимандрита Сергия — духовника Марфо-Мариинской обители. Одним из первых духовных лиц, которые позировали Корину, стал митрополит Трифон (Борис Петрович Туркестанов), который широко почитался народом как подвижник и проповедник. Многие из изображенных были репрессированы во время борьбы с тайными монашескими братствами в Москве в 1920–1930-е годы.
Митрополит Трифон (фрагмент)
Переименовать картину в «Русь уходящую» Корину предложил Максим Горький и так уберег от различных преследований из-за попыток «воспевания Церкви». Писатель всегда поддерживал молодого художника.
Вскоре изменился и замысел картины: теперь главной стала не идея гибели духовной традиции, а мысль о неистребимости Церкви как вечного источника духа.
На вопрос, где и как он писал портреты «Реквиема», Корин отвечал: «Ходил по церквам, там и встречал этих людей, приводил к себе и писал». Художник признавался, что «изображал людей убежденных, но фанатиков не изображал».
«Мне трудно Вам объяснить, почему я писал это, но все-таки я скажу, что трагедия моих персонажей была моей бедой. Я не смотрел на них со стороны, я жил с ними, и сердце мое обливалось кровью» (из писем Павла Корина В. М. Черкасскому).
И хотя Корин называл эти работы «этюдами», по своим художественным свойствам это полноценные портреты. 29 портретов-этюдов для масштабной композиции сегодня хранит Третьяковская галерея. Часть из них можно увидеть на экспозиции:
Иеромонах Феодор (Олег Павлович Богоявленский)
Преподобномученик Феодор был одним из членов тайной монашеской общины Высоко-Петровского монастыря. В 1933 году его арестовали и приговорили к трем годам исправительно-трудовых работ. Иеродиакон Феодор имел неоконченное высшее образование и в лагере помогал тюремному врачу лечить заключенных.
После освобождения он служил в подмосковных храмах, но отказался заниматься доносительством. За это получил запрет жить в Московской области и переселился под Тверь. В июле 1941 года его обвинили в создании «подпольной организации церковников», арестовали и поместили в Бутырскую тюрьму, где допрашивали и пытали, но безуспешно. В 1943 году следствие развалилось и всех привлеченных по этому делу освободили. Сам иеромонах Феодор был осужден на пять лет ссылки и через месяц скончался в тюрьме в Балашове. Место его захоронения неизвестно.
В августе 2000 года причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви.
Иеромонах Пимен (Сергей Михайлович Извеков). С 1971 по 1990 год — Патриарх Московский и всея Руси
В 1930–1940-х неоднократно подвергался арестам. В 1941-43 годах участвовал в Великой Отечественной войне, был ранен. Внес большой вклад в укрепление отношений между Православными Церквями разных стран, награжден орденом Трудового Красного Знамени «за активную миротворческую деятельность». По инициативе Патриарха Пимена в 1989 году были канонизированы Патриархи Тихон и Иов.
Иеромонах Пимен (на переднем плане)
Из-за нечеткой надписи, оставленной Кориным на подрамнике, есть два предположения, кто изображен за Патриархом Пименом. Либо это епископ Антонин (Александр Андреевич Грановский), богослов, исследователь и знаток древних языков, ученый и переводчик раннехристианских текстов. В 1921 году был запрещен в священнослужении за самовольные изменения в литургии. Активно сотрудничал с советской властью, выступал за низложение и арест Патриарха Тихона. Был одним из лидеров обновленческого церковного раскола. Либо это кто-то из иерархов, служивших в 1920–1930-е годы, — Антоний Миловидов, Антоний Панкеев, Антоний Романовский.
Схиигумения Фамарь (Тамара Александровна Марджанова (Марджанашвили)
Родилась в Грузии в княжеской семье. В совсем юном возрасте ушла послушницей в Бодбийский монастырь, где потом приняла постриг с именем Ювеналия, а в 1902 году стала игуменьей. Вскоре ее перевели в Москву и назначили настоятельницей Покровской общины сестер милосердия. Спустя пять лет основала в Подмосковье Серафимо-Знаменский скит.
После его закрытия в 1924 году жила в покоях великой княгини в Марфо-Мариинской обители, позднее вместе с несколькими сестрами основала трудовую артель в подмосковном селе Перхушково: делали игрушки и шили одеяла. В 1931 году монахиню арестовали и отправили в ссылку в Иркутскую область, Корин успел написать ее после возвращения. А в 1936 году она скончалась.
В 2016 году канонизирована Грузинской Православной Церковью.
Сергей Михайлович Чураков (справа) и Степан Сергеевич Чураков
Сергей Михайлович — художник, мастер деревянной скульптуры, чьи работы получили диплом в 1925 году на международной выставке декоративного искусства в Париже.
В начале 30-х был главным художником Гжельского керамического завода. Его работы хранятся в собраниях Третьяковки, а также нескольких региональных музеев.
Его сын Степан Сергеевич — тоже художник и реставратор. Учился у Веры Мухиной на отделении скульптуры, позже стал учеником Павла Корина и после был зачислен в реставрационную мастерскую Музея изящных искусств (ГМИИ им. Пушкина). В 60–70-х годах руководил реставрационными мастерскими после Павла Дмитриевича.
Нищий
Корин вспоминал, что встретил старика нищего на паперти Дорогомиловского Богоявленского собора (позднее взорванного) и с трудом привел в мастерскую.
Некоторые люди, изображенные на подготовительных портретах, не вошли в эскиз 1935–1959 годов. Сам эскиз хранится в Третьяковской галерее.
Портреты современников и «сила человека»
«А в громадном портретном наследии Корина, разве в них не те же характеры, что и в этюдах к картине? Те же, это их продолжение. Те же героические, трагические и возвышенные черты. Корина всегда влекла микеланжеловская сила человека» (В.И. Иванов. Памяти Павла Дмитриевича Корина).
Работа над «Русью уходящей» — так получилось в силу времени и обстоятельств — шла, как принято говорить, «в свободное от основной работы время», хотя всегда была для Павла Корина главной. Слава к художнику пришла во многом благодаря работе над портретами современников: ученых, писателей, военачальников, артистов. За эту серию он получил Ленинскую премию.
Сегодня некоторые работы художника находятся в экспозиции Третьяковской галереи, некоторые в запасниках музея. Часть из них можно увидеть на выставке:
Портрет А.М. Горького, 1932
С портрета Максима Горького началась карьера Павла Корина как живописца современников.
Корин и Горький познакомились в сентябре 1931 года, тогда писатель пришел в гости к молодому художнику в его дом-мастерскую на чердаке дома на Арбате. С того момента началась их большая дружба — Горький стал для Корина в каком-то смысле защитой от идеологически правильных и скептично настроенных по отношению к художнику соотечественников.
Подсказал новое название картины («Русь уходящая» вместо «Реквиема») и таким образом спас от многих неприятностей. Пригласил в поездку по Италии — посмотреть великих мастеров. Италия стала для художника настоящей академией искусств. Впоследствии именно Горький организовал обустройство новой мастерской Корина.
Портрет М.В. Нестерова, 1939
Корин и Нестеров познакомились в 1911 году. Тогда Павел приехал из родного села Палех, где окончил иконописную школу, и в Москве устроился работать в иконописную палату Донского монастыря. Там он и познакомился с художником Михаилом Нестеровым: тот увидел в юноше талант и взял к себе в помощники — Корин помогал расписывать Покровский храм Марфо-Мариинской обители. А Нестеров стал для него не просто учителем, но и наставником по жизни.
В экспозиции есть и другие известные портреты:
Портрет маршала Г.К. Жукова, 1945
«В портрете Георгия Константиновича Жукова я хотел отразить и несгибаемую волю нашего народа, и торжество победы», — говорил Корин.
Портрет художников Кукрыниксов, 1957–1958
(Кукрыниксы (псевдоним по первым слогам фамилий) — творческий коллектив советских художников-сатириков: Михаила Куприянова, Порфирия Крылова и Николая Соколова)
«Их сатира — плакаты во время Великой Отечественной войны разили врага не хуже наших “Катюш”, и по сие время они в политической сатире стоят на передовой линии», — говорил Корин.
Портрет В.И. Качалова, 1940
(Василий Качалов — один из ведущих актеров Московского Художественного театра)
«Александр Невский» — заказ во время войны
Целую стену на выставке в Третьяковской галерее занимает исторический триптих «Александр Невский», во многом благодаря которому нам знаком образ великого князя. Этот жанр занимал важное место в творческой биографии Корина.
Исторический триптих «Александр Невский» Павел Корин писал в 1942–43 гг. по заказу комитета по делам искусств — тема противостояния захватчику тогда была центральной. Чтобы написать латы, шлем и кольчугу, Корин ходил в Исторический музей, а для боковых картин триптиха — композиции «Северная баллада» (слева) и «Старинный сказ» (справа) — ему позировали натурщики.
Прообразами персонажей послужили сказительница из Архангельской губернии и сказитель из Карелии. Кстати, в образе молодого воина в «Северной балладе» изображен иеромонах Феодор.
В феврале 1944 года огромную копию триптиха, которую написали сами солдаты, установили при въезде в освобожденный Великий Новгород.
Великие события на стенах московского метро
И если этюды к «Руси уходящей» и портреты советских деятелей культуры можно увидеть только в музее, то есть работы, мимо которых ежедневно проходят миллионы жителей столицы и гости города, — это станции метро.
Московский метрополитен Павел Корин начал оформлять в 1950-е годы. На тот момент он уже двадцать лет был заведующим реставрационными мастерскими ГМИИ им. А.С. Пушкина.
По эскизам и под наблюдением Павла Корина на своде станционного зала «Комсомольской кольцевой» сделаны мозаики с изображением русских воинов — Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, советских солдат и офицеров, а также Орден Победы в переходе на радиальную ветку. За оформление «Комсомольской кольцевой» Павел Корин получил Сталинскую премию.
Мозаика на Комсомольской кольцевой. Фото: Сергей Авдуевский / Москва меняется
Для станции метро «Новослободская» Павел Корин нарисовал эскизы 32 витражей — они стали его первой работой в этой технике, и эскиз мозаичной картины «Миру — мир», на которой изображена мать с ребенком на руках.
Новослободская. Фото: Сергей Авдуевский / Москва меняется
Нет сомнения — Павел Корин был выдающимся мастером монументального искусства, считая, что «великие события истории, изображенные на стене, дадут народу не меньше, чем книга, прочитанная миллионами».
Одна из лучших в СССР коллекция икон
За свою жизнь Павел Корин собрал одну из лучших в СССР коллекций древнерусского искусства. Корин родился в семье иконописцев, был выпускником Палехской иконописной школы и учеником иконописной палаты Донского монастыря.
Выбрав путь светского художника, он не оставил интерес к иконописи и покупал иконы в течение многих лет за гонорары от своих картин. «Я собираю иконы не ради удовольствия. Глядя на них, я творчески расту», — говорил он.
Свое собрание древнерусского искусства — всего 228 предметов — Павел Корин завещал Третьяковской галерее. Среди этих икон есть совершенно уникальные, очень древние святыни.
Фрески по заказу Елизаветы Федоровны
В 1916 году по заказу настоятельницы Марфо-Мариинской обители великой княгини Елизаветы Федоровны Павел Корин расписал подземную усыпальницу, где должны были быть захоронены сама настоятельница и сестры обители.
Сегодня фрески нуждаются в реставрации, поэтому закрыты от глаз посетителей.
Дом Павла Корина — «малый музей» Третьяковки
Более тридцати лет Павел Корин жил в здании бывшей прачечной на улице Малая Пироговская близ Новодевичьего монастыря. В одной половине дома была жилая часть, в другой — мастерская. Все свое имущество Павел Корин завещал жене Прасковье Тихоновне, а в случае ее смерти — Государственной Третьяковской галерее с единственным условием — сохранить в доме все, как при жизни художника.
После смерти мужа Прасковья Корина попросила министра культуры СССР Екатерину Фурцеву принять в дар Третьяковке коллекцию древнерусского искусства и образовать в доме их семьи художественный музей.
В 1971 году мемориальный Дом-музей открылся для посетителей как часть Третьяковской галереи.
В 2009 году музей закрыли на реконструкцию — дом нуждался в ремонте. Пока наследие Павла Корина хранится в запасниках галереи.
Дом-музей. Фото: museum.ru
«Вера — это великая вещь!»
Некоторые проекты Павла Корина не были реализованы: мозаика на станции метро «Арбатская», где он хотел продолжить тему «Становление Руси», мозаичный фриз для Большого зала Дворца Советов, мозаика «У Лукоморья» в Центральном детском магазине на Лубянке. Более подробно о творчестве Павла Корина можно узнать в его виртуальном музее.
«Я никогда не забуду одного из тех, кого я писал, он говорил: “Мне нужно немножечко веры”. “Немножечко веры” — как хорошо сказано! Вера — это великая вещь! Вера — это одно из самых замечательных проявлений человеческого духа… Превыше всего ценю в человеке веру. Веру — в широком смысле. Верить можно и в Бога, и в Родину, и в народ…» (из бесед Павла Корина с Л.С. Зингер).