Что это за соединение и кто такой ковпак мы тогда еще не знали
§ 109. Пунктуация в сложноподчиненном предложении с несколькими придаточными
1. Между однородными придаточными предложениями, не соединенными союзами, ставится запятая, например: Мне казалось, что отец смотрит на меня насмешливо и недоверчиво, что я для него еще ребенок (Горький); Кто не чувствует уверенности в своих силах, у кого нет решимости, пусть уж лучше останется на своем теперешнем месте (Ажаев).
Если после однородных придаточных предложений стоит обобщающее слово с предшествующим вводным словом или словосочетанием (словом, одним словом и т. п.), то перед последним ставится запятая и тире, а после него — запятая (ср. § 99, п. 1, примеч. 2), например: На одном из перегонов разговорились про частные дела, кто откуда, чем занимался, в какой среде вырос, — словом, на темы бескрайние (Фурманов).
2. Если однородные придаточные предложения сильно распространены, особенно когда внутри их имеются запятые, то между такими придаточными предложениями вместо запятой ставится точка с запятой, например: О чем же думал он? О том, что был он беден, что трудом ой должен был себе доставить и независимость и честь; что мог бы Бог ему прибавить ума и денег; что ведь есть такие праздные счастливцы, ума недальнего, ленивцы, которым жизнь куда легка (Пушкин); Давыдову становилось чуточку грустно оттого, что там теперь много изменилось; что он теперь уже не сможет ночи напролет просиживать за чертежами, что теперь о нем, видимо, забыли (Шолохов).
3. Между однородными придаточными предложениями, соединенными неповторяющимся соединительным или разделительным союзом, запятая не ставится, например: Чудилось, будто корчуют сразу весь лес и выдираемые из земли корни и сама земля стонут и вопят от боли (Федин) (повторяющихся союзов здесь нет: первый союз и соединяет два придаточных предложения, второй — два однородных подлежащих корни и земля, третий — два однородных сказуемых стонут и вопят); Что это за соединение и кто такой Ковпак, мы тогда еще не знали (Медведев).
При повторяющихся сочинительных союзах запятая между соподчиненными придаточными предложениями ставится, например: Находясь в госпитале, он вспоминал, как фашисты напали на них внезапно, и как они оказались в окружении, и как отряду все лее удалось пробиться к своим.
Союзы ли… или рассматриваются как повторяющиеся, например.:…Налево все небо над горизонтом было залито багровым заревом, и трудно было понять, был ли то где-нибудь пожар, или же собиралась всходить луна (Чехов) (ср. § 87, п. 4 и § 104, п. 1, подпункт 3, примеч.).
4. Между придаточными предложениями с последовательным подчинением запятая ставится на общем основании, например:…Боброву вспомнились читанные им в каком-то журнале стихи, в которых поэт говорит своей милой, что они не будут клясться друг другу, потому что клятвы оскорбили бы их доверчивую и горячую любовь (Куприн).
На данный момент нет содержимого, классифицированного этим термином.
Это было под Ровно (71 стр.)
ВСТРЕЧИ С КОВПАКОМ
Еще в феврале 1943 года, когда наш отряд в полном составе находился в Сарненских лесах, мы часто получали сообщения от наших разведчиков из Ровно, Сарн, Клесова и Ракитного, а также от местных жителей, что где-то на севере от нас действует крупное партизанское соединение.
– Ковпак ведет тысяч сто партизан, – говорили местные люди.
«Фельджандармерия и каратели сильно обеспокоены каким-то крупным партизанским отрядом под командованием Ковпака. Немцы и немки с ужасом рассказывают, что Ковпак везде появляется неожиданно, истребляет немецкие гарнизоны, взрывает мосты и эшелоны. Боятся, чтобы он не пришел в Ровно», – писал мне из Ровно Кузнецов.
Что это за соединение и кто такой Ковпак, мы тогда еще не знали.
Вскоре разведчик Валя Семенов доложил мне, что в Князь-Село прибыли партизаны Ковпака и расквартировываются по соседним селам.
– Самого Ковпака еще не видел, но к нам едут его представители.
И правда, через час я уже познакомился с представителем Ковпака. Я увидел человека среднего роста, коренастого, с большой бородой. Он слез с седла и представился;
– Вершигора, начальник разведки отряда Ковпака.
На петлицах его гимнастерки – три прямоугольника, означавших, что он подполковник. На левой стороне груди – новенький орден Красного Знамени.
Вершигора скупо отвечал на наши расспросы, зато очень подробно интересовался обстановкой: как расположены немецкие гарнизоны, много ли войск в Ровно и области, какие села контролируются партизанами.
– Сидор Артемович Ковпак и Семен Васильевич Руднев решили отпраздновать годовщину Красной Армии. Они просили меня передать вам приглашение прибыть к нам в Князь-Село на праздник, – сказал Петр Петрович Вершигора.
На рассвете 23 февраля я в сопровождении Пашуна и небольшой группы партизан выехал в Князь-Село.
Много раз за время партизанской жизни мне приходилось встречаться во вражеском тылу с партизанскими отрядами, разведчиками, с отдельными партизанами, и всегда эти встречи как-то особенно волновали. «Мы не одни здесь. Нас много. Мы везде», – думалось мне. Но встреча с Ковпаком и его людьми запала мне в душу на всю жизнь.
Когда мы проезжали через села Ленчин и Рудню-Ленчинскую, где расположились подразделения Ковпака, я забыл, что нахожусь во вражеском тылу. По улицам ходили бойцы, вооруженные автоматами и ручными пулеметами. На шапках ярко горели красные ленты и красноармейские звезды. Многие ковпаковцы были награждены, и новенькие ордена и медали поблескивали на их гимнастерках. Кое-где у хат стояли станковые пулеметы и даже орудия. Партизаны распевали песни и лихо здоровались.
Ковпак в моем представлении был человеком огромного роста, с громовым голосом. Каково же было мое изумление, когда я увидел перед собой худенького человека лет шестидесяти, с тихим голосом. На его груди сверкали Золотая Звезда и орден Ленина.
Ковпак стал забрасывать меня вопросами: давно ли мы в этих местах, как ведем работу, долго ли будем сидеть под Ровно. Я подробно рассказал Сидору Артемовичу обо всем.
– А сидеть будем здесь до тех пор, пока сюда придет Красная Армия.
В это время в комнату вошел высокий, красивый человек с орденами на гимнастерке. Лицо у него было очень утомленное.
– Знакомьтесь: это мой комиссар, – показывая на вошедшего, сказал Ковпак.
Мы тепло поздоровались. Семен Васильевич Руднев включился в разговор.
– Правда, что вы имеете в Ровно своих партизан? – спросил он.
Услышав подтверждение, Семен Васильевич еще больше оживился.
Что это за соединение и кто такой ковпак мы тогда еще не знали
Ранним утром в апреле 1942 года на Тушинском аэродроме собралась группа будущих партизан. Сегодня все должны подняться на самолете и сделать первый пробный прыжок с парашютом. Кроме меня, никто ни разу в жизни с парашютом не прыгал. Я заметил, что многие волновались. Иные заводили веселые разговоры, но беспокойные взгляды на поле аэродрома красноречиво говорили о душевном состоянии «весельчаков».
Я понимал, что это не трусость. Все эти люди добровольно пошли в партизаны и знали, каким опасностям они будут подвергаться там, в тылу врага. Из многих желающих попасть в отряд были отобраны лишь пятьдесят таких, которые наверняка не подведут, не струсят. Сейчас волновались все, но тот, кто впервые прыгал с парашютом, знает, что волнение при этом обязательно и законно.
Я посмотрел на часы — ждать еще целых тридцать минут.
Неподалеку от меня сидел Александр Александрович Лукин. Он был назначен в наш отряд начальником разведки. Лукину тоже, видно, было не по себе: он курил одну папиросу за другой.
— Александр Александрович! — нарочно громко, чтобы все слышали, обратился я к нему. — Что-то вы многовато курите? Неприятно все-таки прыгать с высоты, страшновато?
Лукин сразу понял, что этот разговор, явно интересующий всех, я завел умышленно.
— Да ведь что ж, Дмитрий Николаевич, страшно не страшно, а прыгнуть придется! — ответил он.
Все притихли, прислушиваясь к нашим словам.
Показалось удивительным: как это командир откровенно говорит, что боится прыжка! А я воспользовался установившейся тишиной и начал свой рассказ, рассчитывая на оставшиеся полчаса томительного ожидания:
— Вам всем, конечно, это в новость. Ну, а я старый парашютист. У меня сегодня будет третий прыжок. Первый раз я прыгал давным-давно, в 1907 году, когда о парашютном спорте и слуху не было. Жил я тогда в Белоруссии, в большом рабочем поселке Бежице. В праздничный день Николы мой отец был именинником и позвал к себе гостей. Гости все пожилые люди, ну и, конечно, мне, восьмилетнему мальчишке, было с ними скучно. Я воспользовался суматохой в доме, стащил у отца табачку, взял селедку, отрезал кусок именинного пирога и с этими гостинцами отправился в гости к сторожу пожарной каланчи, которая стояла рядом с нашим домом.
Сторож, старик Гаврилыч, был моим давним приятелем. Я до смерти любил слушать его рассказы о всяких былях и небылицах и частенько коротал с ним время на пожарной каланче, откуда поселок наш был виден как на ладошке.
Гаврилыч отведал пирога с рыбой, похвалил его, покушал селедочки и, уже свертывая себе «козью ножку», начал длинную сказку про ковер-самолет. Так сидели мы с ним вдвоем на каланче час или два. Гаврилыч устал говорить и задремал. От нечего делать я тоже решил закурить, свернул цигарочку и, важно попыхивая ею да задыхаясь с непривычки, стал похаживать по площадке каланчи. Смотрю — внизу отец! Грозится палкой и направляется к вышке. Я понял, что порки мне не избежать. Во-первых, он запретил лазить на каланчу, а во-вторых, увидел, что я курю.
Что делать? Как избежать расправы? Тут мне попался на глаза большой брезентовый зонт. С ним обычно жена Гаврилыча сидела на рынке в солнечные или дождливые дни: она торговала семечками. Как-то я спросил Гаврилыча, зачем он держит на каланче этот зонт. Гаврилыч, хитро подмигивая одним глазом, ответил мне: «Это, брат, важная вещь. Могет загореться сама каланча. Загорится, скажем, снизу, ну, как я по лестнице сойду? Вот я возьму этот зонт и с ним спрыгну».
Гаврилыч говорил это шутя, но я, как увидел отца, испугался, недолго думая схватил зонт, раскрыл его и… прыгнул с каланчи. Ох, и страшно же было!
Зонт, правда, я не выпустил и с ним в руках упал на крышу соседнего дома. Ушибся довольно сильно, но об этом тогда думать не пришлось. Потер разбитые и расцарапанные колени, соскочил с крыши и побежал за угол. Оттуда стал наблюдать…
Отец был уже на вышке каланчи. Вижу, подошел к нему Гаврилыч и, показывая на зонт, который я оставил на крыше, что-то объясняет.
Потом отец скрылся с вышки: видимо, решил найти меня. Я дал ходу — убежал за три улицы от дома. Но вечером пришел домой и как следует был наказан.
Так я прыгал с парашютом первый раз в жизни. Видите, я, стало быть, пионер парашютного спорта.
Рассказывая, я заметил, что слушатели повеселели. Взглянул на часы — осталось еще десять минут. Можно продолжать:
— А во второй раз я прыгал с настоящим парашютом и с настоящего самолета. Это было недавно, в августе 1941 года, когда только что началась война. Я должен был переправиться с отрядом в тыл врага. Меня спросили, могу ли я прыгнуть с парашютом. Не моргнув глазом, я ответил, что это, мол, мне не впервые, и тут же поехал на аэродром. В пять минут мне объяснили, как раскрывать парашют, подняли в воздух на «У-2», и я спрыгнул. Признаюсь, страшновато было. Потом оказалось, что подготовка эта ни к чему: в тыл врага мы перешли пешком. Ну, а сейчас попробую прыгнуть в третий раз. И скажу вам по совести: опять волнуюсь. Но зато: два прыжка — и мы в тылу у немцев! Сегодня — один, через несколько дней — другой, и — за работу. Ну, а сейчас к делу. Вон за нами уже идут.
Мои воспоминания, видимо, развлекли товарищей. Им стало как-то легче: раз волнуется сам командир, значит, ничего в этом позорного нет.
Мы направились к самолетам.
Прыжки прошли удачно, но не без приключений. Я «придеревился» — опустился на огромную березу. Парашют зацепился, пришлось его отстегнуть и по стволу спуститься вниз.
Один товарищ повис между двумя деревьями. Это было неподалеку от аэродрома. К нему подбежали, кричат:
— Раскачайся, зацепись за дерево и спустись!
Тот пробует раскачиваться, но у него ничего не выходит. Тогда собравшиеся внизу взяли свободный парашют, растянули его на руках и стали объяснять:
— Отстегивай парашют, прыгай!
Незадачливый парашютист прыгнул, как циркач в сетку.
С аэродрома в Москву мы поехали на грузовике. Был уже полдень, но улицы столицы казались пустыми. Тверской бульвар, Советская площадь, которые в мирное время были заполнены малышами с мячиками, прыгалками, трехколесными велосипедами, теперь были безлюдны. Ребята с матерями и бабушками эвакуированы на восток, в безопасные районы. Эвакуированы и многие заводы и учреждения. Столица наполовину опустела. Гитлеровцы в ту пору были отогнаны от Москвы на двести-триста километров, но еще продолжались налеты немецкой авиации.
Подготовка к перелету в тыл врага подходила к концу. Правда, готовились мы недолго, всего около месяца. В лесу, недалеко от города, разбили лагерь и там проводили занятия по стрельбе и топографии. Провели даже саперные занятия: строили плоты и переправлялись на них через озеро, находившееся вблизи нашего лагеря.
Как командир отряда я пользовался каждым случаем, чтобы поговорить с людьми о будущей партизанской жизни. Я был опытнее других. С августа сорок первого по февраль сорок второго года я командовал партизанским отрядом в Белоруссии, в Брянских лесах. Я рассказывал товарищам о трудностях, которые нас ожидают. Говорил о риске для жизни, но не запугивал:
— По опыту знаю, что партизаны — хозяева в тылу у немцев. Народ смотрит на них как на представителей Красной Армии, Советской власти. Вот почему партизан во всем и везде должен быть достоин нашей великой социалистической Родины!
В отряде у нас было много бойцов-украинцев. Это не случайно. Местом нашей партизанской работы была намечена Ровенская область Украины. Там, между городами Сарны, Ракитное и Березно, простираются громадные лесные массивы. Сарненские леса должны были стать местом пребывания нашего отряда.
Что это за соединение и кто такой ковпак мы тогда еще не знали
1. Между однородными придаточными частями сложноподчиненного предложения, не связанными союзами, ставится запятая : Я помню, как мы бежали по полю, как жужжали пули, как падали отрываемые ими ветки, как мы пробирались сквозь кусты боярышника (Гарш.); По хутору поползли слухи, что хлеб собирается для отправки за границу, что посева в этом году не будет, что с часу на час ожидается война (Ш.); Кто не чувствует уверенности в своих силах, у кого нет решимости, пусть уж лучше останется на своём теперешнем месте (Аж.).
[О постановке точки с запятой в сложноподчиненном предложении см. § 37.]
3. Между однородными придаточными частями сложноподчиненного предложения, связанными неповторяющимися союзами (соединительными или разделительными) запятая не ставится: Отец мой говорил, что он не видывал таких хлебов и что нынешний год урожай отличный (Акс.); Чудилось, будто корчуют сразу весь лес и выдираемые из земли корни и сама земля стонут и вопят от боли (Фед.) — повторяющихся союзов здесь нет (первый союз и соединяет две придаточные части, второй — однородные подлежащие корни и земля, третий — однородные сказуемые стонут и вопят ) ; Что это за соединение и кто такой Ковпак, мы тогда ещё не знали (Медв.).
Примечание. Следует различать случаи, когда одиночный союз и соединяет однородные придаточные части сложноподчинённого предложения (запятая перед и не ставится), и случаи, когда союз и соединяет два независимых предложения или однородные члены в главной части, между которыми находится придаточная часть (запятая перед и ставится). Ср.: В газетной заметке указывается, что ожидаются заморозки и следует принять меры к защите ранних овощей от холода — не только предупреждается о наступлении заморозков, но и даются рекомендации насчет защиты овощей; В газетной заметке указывается, что ожидаются заморозки, и следует принять меры к защите ранних овощей от холода — делается только предупреждается о возможных заморозках, а вывод о необходимости принять соответствующие меры делает уже читатель.
4. При повторяющихся сочинительных союзах между соподчиненными придаточными частями сложноподчиненного предложения ставится запятая : Находясь в госпитале, он вспоминал, как фашисты напали на них внезапно, и как они оказались в окружении, и как отряду всё же удалось пробиться к своим (Газ).
5. Союзы ли…или рассматриваются как повторяющиеся, а потому придаточные части сложноподчиненного предложения, связанные этими союзами, разделяются запятой : И долго все присутствовавшие оставались в недоумении, не зная, действительно ли они видели эти необыкновенные глаза, или это была просто мечта… (Г.); …Налево всё небо над горизонтом было залито багровым заревом, и трудно было понять, был ли то где-нибудь пожар, или же собиралась всходить луна (Ч.); После этого решится, будет ли он воевать, летать, жить, или ему будут вечно уступать место в трамвае и провожать его сочувственными взглядами (Пол).
Примечание. Для конструкций с союзами ли…или устанавливаются следующие пунктуационные правила:
1) если ли…или соединяют однородные члены предложения, запятая перед или не ставится: Поддержит ли он меня или не поддержит? [См. § 13, п. 12.] Ср. однородные члены с этим же союзом в придаточной части: Нехлюдов понял это слово и этот взгляд так, что она хочет знать, держится ли он своего решения или принял её отказ и изменил его (Л. Т.);
2) если ли…или соединяют независимые вопросительные предложения, перед или ставится запятая: Плохо ли вам было у Плюшкина, или, просто, по своей охоте гуляете по лесам да дерёте прохожих? (Г.) [См. § 30, п. 1, прим. 1.]
Перед или ставится запятая и в том случае, если сложносочиненное предложение с ли…или имеет после себя предложение, содержащеее заключение либо вывод: Слова ли Чичикова были на этот раз так убедительны, или же расположение духа в этот день у него было особенно настроено к откровенности — он вздохнул, сказал, пустивши кверху трубочный дым… (Г.); Затевались ли в городе свадьбы, или кто весело справлял именины, Пётр Михайлыч всегда с удовольствием рассказывал об этом (Пис);
4) если союзами ли…или связаны соподчиненные придаточные части, перед или ставится запятая: Трудно было понять, наступают ли это сумерки, или это тучи так непроницаемо окутали землю (Баб.).
Следовательно, запятая перед или не ставится, если ли…или соединяют однородные члены предложения, и ставится, если они соединяют части предложения.
6. Между придаточными частями сложноподчиненного предложения с последовательным подчинением запятая ставится на общих основаниях: Виктор попросился в забойщики, потому что он слышал, что это самая почётная профессия на шахте (Горб.); …Боброву вспоминались читанные им в каком-то журнале стихи, в которых поэт говорит своей милой, что они не будут клясться друг другу, потому что клятвы оскорбили бы их доверчивую и горячую любовь (Купр.); Я уже говорил вам, что в тот удивительный вечер, когда мы чествовали вас, наша милая фея назвала вас ребёнком (Пог.).
Это было под Ровно (29 стр.)
Незнакомцы послушали, послушали и, поспешно попрощавшись, ушли.
История эта имела печальные последствия.
Возвратившись в лагерь, Карапетян ничего не сказал о случившемся. Но Николай Струтинский, который пользовался этой же явочной квартирой, сообщил, что и хозяйку и ее детей гестапо арестовало.
Карапетян был допрошен в штабе отряда и во всем признался. Преступление это нельзя было простить. По решению командования отряда Карапетян был расстрелян.
А через несколько дней гестапо арестовало Жоржа Струтинского. Его выследили, когда он шел на явочную квартиру, проваленную Карапетяном.
Схватили Жоржа по дороге на «зеленый маяк». Ему удалось было вырваться. Отстреливаясь, он побежал, но был ранен и все-таки захвачен.
Мы не сомневались в стойкости Жоржа: он не выдаст. Но опасались, что гестапо выследило других наших людей.
Поэтому было решено на некоторое время отозвать разведчиков из Ровно. Кузнецов, Шевчук, Гнедюк и Николай Струтинский покинули город и пережидали на станции Здолбуново.
Как выяснилось потом, предосторожность эта была излишней: гестаповцы ничего не узнали о нашей работе в Ровно.
Встречи с Ковпаком
Еще в феврале 1943 года, когда наш отряд в полном составе находился в Сарненских лесах, мы часто получали сообщения от наших разведчиков из Ровно, Сарн, Клесова и Ракитного, а также от местных жителей, что где-то на севере от нас действует крупное партизанское соединение.
Что это за соединение и кто такой Ковпак, мы тогда еще не знали.
Вскоре разведчик Валя Семенов доложил мне, что в Князь-Село прибыли партизаны Ковпака и расквартировываются по соседним селам.
— Самого Ковпака еще не видел, но к нам едут его представители.
И правда, через час я уже познакомился с представителем Ковпака. Я увидел человека среднего роста, коренастого, с большой бородой. Он слез с седла и представился;
— Вершигора, начальник разведки отряда Ковпака.
Вершигора скупо отвечал на наши расспросы, зато очень подробно интересовался обстановкой: как расположены немецкие гарнизоны, много ли войск в Ровно и области, какие села контролируются партизанами.
На рассвете 23 февраля я в сопровождении Пашуна и небольшой группы партизан выехал в Князь-Село.
Когда мы проезжали через села Ленчин и Рудню-Ленчинскую, где расположились подразделения Ковпака, я забыл, что нахожусь во вражеском тылу. По улицам ходили бойцы, вооруженные автоматами и ручными пулеметами. На шапках ярко горели красные ленты и красноармейские звезды. Многие ковпаковцы были награждены, и новенькие ордена и медали поблескивали на их гимнастерках. Кое-где у хат стояли станковые пулеметы и даже орудия. Партизаны распевали песни и лихо здоровались.
Ковпак в моем представлении был человеком огромного роста, с громовым голосом. Каково же было мое изумление, когда я увидел перед собой худенького человека лет шестидесяти, с тихим голосом. На его груди сверкали Золотая Звезда и орден Ленина.
Ковпак стал забрасывать меня вопросами: давно ли мы в этих местах, как ведем работу, долго ли будем сидеть под Ровно. Я подробно рассказал Сидору Артемовичу обо всем.
— А сидеть будем здесь до тех пор, пока сюда придет Красная Армия.
В это время в комнату вошел высокий, красивый человек с орденами на гимнастерке. Лицо у него было очень утомленное.
Мы тепло поздоровались. Семен Васильевич Руднев включился в разговор.
Услышав подтверждение, Семен Васильевич еще больше оживился. Он расспрашивал меня о всех тонкостях дела: как мы добились этого, по каким документам наши люди туда ходят, как удалось установить связь с местной большевистской подпольной организацией, кто такой Новак, как мы совместно организуем операции.
Сидор Артемович попросил меня снабдить начальника разведки подходящими документами и добавил:
— Хлопцы для города у нас найдутся, только вот немца у меня нет.
— Да у них один партизан в Ровно под немца работает.
— Ишь ты. Повидать его можно?
— А нельзя ли через вашего «немца» узнать в Ровно о результатах диверсий, которые мы провели в Ровенской области?
Я обещал, что поручу это Кузнецову.
Близился вечер. В трех комнатах были накрыты праздничные столы. За ними уселись штабные работники, командиры батальонов и рот, всего человек семьдесят.
Первый тост за родную партию поднял Сидор Артемович Ковпак. За ним выступил Семен Васильевич Руднев. Нужно было видеть, с какой любовью и искренней преданностью слушали собравшиеся командира и комиссара!
Затем слово предоставили мне.
Я говорил о своем отряде, о том, какой переполох у гитлеровцев вызвало появление Ковпака и ковпаковцев; не случайно, видимо, каратели, заходя в села и хутора, прежде всего спрашивают: «Ковпака нет?» Рассказал, что немецкие «правители» и их жены в Ровно смертельно боятся, что Ковпак нападет на Ровно.
Праздник закончился танцами и плясками под аккомпанемент баяна.
На рассвете мы выехали к себе в лагерь.
А через три дня, когда соединение Ковпака уходило по своему знаменитому маршруту на Карпаты, мы передали комиссару Рудневу подробные сведения, которые его интересовали.
С тех пор прошло четыре месяца. Мы перебрались за это время дальше на запад, за реки Случь и Горынь, обосновались в Цуманских лесах.
Помню жаркий июньский день, когда у моей палатки появился встревоженный связной, посланный секретным постом, выдвинутым к одной из дорог в двух километрах от лагеря.
Не успел я разобраться в этом донесении, как одновременно, запыхавшись, подбежали двое: боец с одного из постов, охранявших лагерь, и партизан, пасший наш скот на лесной полянке близ лагеря. Оба подтвердили, что своими глазами видели немецких конников.
Сомнений быть не могло: гитлеровцы появились с трех сторон.
Стехову с поддежурным взводом я приказал выдвинуться в сторону противника и наладить там командный пункт. Сам остался на месте, чтобы подготовить остальных и держать связь с другими постами.
Связной мигом скрылся за деревьями.
В это время докладывают!
— Товарищ командир! С поста сообщают: немцы на дороге разворачивают пушки.
— Взять тридцать пять автоматчиков, захватить пушки!
Базанов мигом скрылся в лесу.
Бой разгорается. Доносятся крики «ура».
— Ваше приказание передано. Товарищ Стехов сообщил, что стрельба идет со стороны гитлеровцев, а наши стреляют мало. Он удивляется, что со стороны противника беспрерывно слышится русское «ура».
Наконец все прояснилось.
Командиром поддежурного взвода, который пошел со Стеховым, был Борис Крутиков. Применяясь к местности, прячась за деревьями и пнями, наши товарищи близко подобрались к противнику. Вдруг совершенно отчетливо Крутиков услышал:
— Ты что же, Борис, в своих стреляешь?
Кричал ему женский голос со стороны наступавших.
Крутиков присмотрелся и чуть не обмер. В «противнице» он узнал свою соученицу, с которой когда-то в киевской школе сидел за одной партой. Они бросились друг другу в объятия.