что случилось с легасовым после чернобыля
Карьера до Чернобыля
Директор школы Петр Сергеевич Окуньков сказал родителям выпускавшегося из школы Валерия:
Кстати, молодой Легасов после школы всерьез задумывался о литературной карьере и даже просил совета на этот счет у знаменитого поэта Константина Симонова. Валерий пришел к нему со своими стихами и спросил о целесообразности поступления в Литературный институт. К счастью, мэтр отечественной поэзии посоветовал юноше получить сначала инженерное или естественнонаучное образование, а уже потом посвятить себя поэзии.
В итоге у Валерия, окончившего школу с золотой медалью, состоялось успешное поступление в престижный вуз – Московский химико-технологический институт имени Д. И. Менделеева. В те времена это учебное заведение специализировалось на подготовке кадров для молодой атомной отрасли. Факультет выпускник школы выбрал физико-химического профиля, где стал одним из самых успешных студентов – после окончания вуза его планировали оставить в аспирантуре для защиты кандидатской диссертации.
Валерий Легасов в шестилетнем возрасте
Молодой выпускник вуза. Начало 60-х. Работа на Сибирском химическом комбинате
Но вернемся к подающему надежды выпускнику РХТИ Валерию Легасову. Казалось бы, за спиной серьезный столичный вуз, есть приглашение в аспирантуру – оставайся и учись. Но Валерий Алексеевич уезжает в 1961 году в закрытый город Томск-7 — на Сибирский химический комбинат, где занимает должность инженера-химика. Спустя три года Легасов возвращается в Москву и работает над диссертацией в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова. В те времена тяжело было представить более престижное для ученого место работы, и будущий академик на все 100% воспользовался этим шансом. В 1966 году Валерий Легасов получает почетное звание «Изобретатель Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР». А в 36 лет Легасов уже доктор наук и член-корреспондент Академии наук СССР. Сам академик Александров, директор Института атомной энергии, назначает молодого ученого своим заместителем по науке.
Тульские школьники у памятника великому земляку, установленному у школы, где учился Валерий Легасов в Москве
Авторитет Легасова становится все более весомым не только в институте, но на всем пространстве Советского Союза. События в научной карьере ученого развиваются стремительно – в 1976 году за синтез и исследование физико-химических свойств соединений благородных газов ЦК КПСС и Совет Министров СССР присуждает Валерию Легасову Государственную премию. А в 1984 году, за несколько лет до Чернобыльской катастрофы, Легасов становится лауреатом Ленинской премии. Одним из направлений работы академика, наряду с исследованиями благородных газов, была проблема объединения водородной и атомной энергетики. Валерий Легасов предлагал использовать тепловую энергию атомной электростанции для синтеза водорода из воды.
Надо сказать, что академик жил достаточно скромно для своих регалий и влияния. Конечно, не так, как это показано в фильме «Чернобыль» — в тесной и убого меблированной квартире. У Легасова была личная машина ГАЗ-24 «Волга», которую он купил за немалые по тем временам 9 333 рубля.
Валерий Легасов в конце 70-х достаточно много времени уделял промышленной безопасности атомных объектов. Особую актуальность этой проблеме придала авария на американской АЭС «Три-Майл-Айленд» в 1979 году. По воспоминаниям члена-корреспондента АН СССР Л. Н. Сумарокова, работавшего в команде Легасова, академик пристально следил за мировой энергетической отраслью:
Чуть позже Легасов напрямую предупреждает о возможности катастрофы, подобной чернобыльской. Так, в журнале «Природа» от 1980 году академик с коллегами пишет:
До аварии на Чернобыльской АЭС оставалось шесть лет…
Последние два года жизни
В первые же дни Легасов, как химик, предложил загасить зону аварийного реактора смесью борной кислоты, свинца и доломита. Физики, к слову, предлагали просто вывести из зоны горящий графит. Скольких бы это стоило жизней, не знает никто. Также именно Валерий Легасов настоял на полной и экстренной эвакуации населения Припяти. Постоянный контроль процесса ликвидации требовал от ученого чуть ли не круглосуточного пребывания в зоне радиационного заражения. Когда он 5 мая вернулся на пару дней в Москву, его супруга Маргарита Михайловна, увидела человека с явными признаками лучевой болезни: облысение, «чернобыльский загар», потеря веса… Формально Легасов мог отказаться и уже в мае 1986 года не принимать дальнейшего участия в ликвидации аварии, но он вернулся и получил еще большую долю радиации. Возможно, именно это и подорвало не только его физическое, но и духовное здоровье. 13 мая Легасов во второй раз возвратился в Москву с новыми признаками заболевания: тошнотой, головными болями, потерей аппетита и изматывающим сухим кашлем. В общей сложности академик семь раз летал в аварийную зону, работая при этом по 12-15 часов в сутки.
В конце августа 1986 года Валерий Легасов выступил в Вене перед специалистами МАГАТЭ с докладом «Анализ причин аварии на Чернобыльской АЭС и ликвидация её последствий». Ученый три месяца по горячим следам трагедии готовил 380-страничный труд и за пять часов огласил его перед аудиторией, в который было не менее 500 исследователей и инженеров мирового уровня из 62 стран. Можно ли было их ввести в заблуждение и предоставить заведомо ложные факты? Авария в Чернобыле была не первой в мировой истории, научное сообщество уже научилось анализировать причины. Тем не менее, слухи о неискренности Легасова до сих пор очерняют память великого ученого. Именно с доклада на собрании МАГАТЭ академик Валерий Легасов становится всемирно известным – по итогам 1986 года он входит в десятку самых популярных ученых мира. Но вот Михаил Горбачев по итогам выступления в Вене вычеркнул Легасова из списка награждаемых за ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС.
Осенью 1987 года ученого приглашают в «турне» по городам Германии, где он читает лекции, в одной из которых излагает следующее:
И это было еще мягко сказано. Легасов открыто заявлял, что ситуация на АЭС очень напоминала 1941 год: никто не ожидал и не был готов к аварии даже на элементарном уровне. Не хватало респираторов, специальных дозиметров, препаратов йода…
Причин, которые привели академика к самоубийству в 52 года, выдвигается много. Среди них и заговор спецслужб, не простивших ему правду о причинах аварии, и давление руководства Академии наук вследствие элементарной зависти. Ведь именно Легасов должен был стать преемником академика Александрова на посту директора института. Но он был не из «атомной» элиты. «Выскочка», добившийся мировой славы на трагедии, — так о нём думали в научных кругах. Многих это раздражало. Его притесняли в родном институте, открыто критиковали, а многие инициативы просто заворачивали. Осознание значимости гения в России пришло не скоро. Спустя десятилетие чернобыльской аварии президент России посмертно присвоил звание Героя Российской Федерации академику Легасову Валерию Алексеевичу.
А вот памятной медалью за участие в работах по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС академику Валерия Алексеевича Легасова все-таки наградили. В приложении к медали значатся подписи директора АЭС М. П. Уманца, а также сотрудников Б. А. Бородавко, В. А. Березина, С. Н. Богданов. Опоздали только вручить лично, пришлось посмертно…
Вот скажите, кого вы считаете главным героем нашей страны за послевоенные 75 лет?
Уверен, 80% из вас назовут Гагарина. Но тогда ответьте мне, чтобы изменилось сейчас в вашей жизни, если бы того полета не было? Да, спутники вокруг Земли сделали нашу жизнь более комфортной, но космические полеты пока не играют для нас необходимую роль.
И тот полет в любом случае не повлиял на то, что есть у каждого из нас как главное — еда, вода, жилище, дети, родные…
А ведь был в ХХ веке человек, без которого, боюсь, всего этого действительно могло бы и не быть!
Вспомнилось сейчас о нем — в связи с двумя событиями.
Потому что зря все это оставили на Потанина. Глава «Норникеля» пообещал Президенту все «уладить» за 10 миллиардов рублей. И «улаживать» он будет по принципу – что дешевле и где можно сэкономить.
Бизнесмен он все-таки или не бизнесмен!?
А Норильску нужен – государственник. Который будет считать не деньги, дивиденды и инвестиции в бизнес, а количество сохраненной воды, животных и, конечно же, людей. Будет считать все болезни, которыми могут заболеть дети и у которых впереди еще целая жизнь – на благо России, а вовсе не «Норникеля».
Потанин должен был все оплачивать по счету – а принимать решения – медики, ученые, спасатели МЧС. Вернее, оплачивать он должен был даже не по счету. А по огромным штрафным санкциям — за причинение такого вреда!
Как оплачивала миллиардные штрафы British Рetroleum за аварию на «Глубоководном горизонте», в результате которой в Мексиканский залив вылилось 800 тысяч тонн нефти.
Вторая причина, почему в этом посте пойдет речь об этом человеке, — это голосование «Абсолютного рейтинга», опять же в связи с катастрофой в Норильске. Мы спросили – какая техногенная или природная катастрофа вас больше всего потрясла. Так вот подавляющее большинство – 40% — ответило, что — Чернобыль, хотя тот был уже 30 с лишним лет назад.
Чернобыль, ночь на 26 апреля 1986 года, – наша незаживающая рана, и она, похоже, с нами навсегда.
Только страшно подумать, какими могли бы быть последствия Чернобыля, если бы не академик Валерий Легасов. Вот кому надо ставить памятники – на Украине, у Кремля, в Польше и Белоруссии.
Я назову вам целых пять его поступков, каждый из которых спас жизнь и здоровье миллионам. Без них, этих поступков, ваша жизнь сегодня точно не была бы такой, как сейчас.
Воочию, как все эти решения он принимал, многие из вас видели в 5-серийном художественном фильме о Чернобыле, который год назад показали американцы. По их уверениям, все было основано на одних только фактах — максимально приближено к тому, как это происходило на самом деле. Наши эксперты, безусловно, нашли достаточно нестыковок, но все эти нестыковки по большому счету малозначительны. И уж тем более они не имеют никакого отношения к главным решениям и поступкам академика Легасова.
Легасов — на следующий день после ночной катастрофы на АЭС — по косвенным данным отчета, попавшего ему в руки, — уже предположил, что случилось что-то страшное.
Между тем, само руководство АЭС и партийная верхушка страны находилось в состоянии иллюзии. Все были уверены, что произошла небольшая мелкая авария, что потушен пожар какого-то технического сооружения, что уровень радиации не превышает 3,6 рентген в час. Хотя по факту к этому времени этот уровень в некоторых местах уже доходил до 5000 – 10000 рентген в час.
Все виновные по цепочке занимались только тем, что придумывали для себя оправдания перед вышестоящим начальством. Сочиняли доклады, что кто-то там, наверное, и виноват, но они-то точно тут не причем. А потому – и это при разорвавшемся четвертом реакторе! – докладывали, что проблемы есть, но все – под контролем. Естественно, благодаря именно их слаженной работе.
Поэтому совещание у Михаила Горбачева по поводу ситуации в Чернобыле было назначено только на послеобеденное время — вместо экстренной утренней летучки. Легасов на совещание был вызван в качестве эксперт по энергетике, но говорить на совещании ему было позволено только в том случае, если его о чем-то спросят.
Совещание прошло «в теплой и дружеской атмосфере» в максимально короткий срок. Легасова ни о чем не спросили. Там вообще даже не знали кто он такой. Кроме Щербины – курирующего в партаппарате соответствующую отрасль. Чуть отвлекаясь, скажу, что Щербина все-таки оказался не ленивым и безразличным подлецом, а вполне деятельным товарищем, за что, наверное, ему тоже можно было бы сказать огромное спасибо.
Итак, совещание закончилось, все собирались расходиться. И тут Легасов – вопреки всяким правилам – заявляет, что не позволит, чтобы все вот так вот закончилось. Что реальность совершенно иная, чем ее представляют в Кремле. Поначалу академика никто не хотел слушать, а тот же Щербина заметил, что слово ему никто не давал и если тот захочет что-то сообщить, то может сообщить ему, Щербине, лично, но уже после совещания. Однако Легасов настаивал.
…Между тем перенесемся в зону взрыва. Каждый час, каждую минуту ветер уносил огромные дозы радиации все дальше и дальше от Чернобыля. Радиация захватывала Гомельскую область, наступала на Брянскую… Ветер мог смениться на европейское направление или на восток. Мог развернуться на Киев – он всего-то в 94 километрах от Чернобыля.
Каждый просроченный час делал негодными для жизни все новые и новые села, поселки и города нашей страны.
И вот в такой ситуации ЦК КПСС ничего не делал. Назначал совещание после обеда. Пребывал в собственных идеалистических мыслях. Более того, если бы даже бюрократы знали о реалиях трагедии, они все равно ничего бы сделать не смогли. Это была первая в мире подобная радиоактивная авария — с которой еще никто никогда не сталкивался.
Я, будучи мальчиком, каждое лето ездил отдыхать к бабушке с дедушкой в деревню Истровка Брянской области Стародубского района. После Чернобыля там жизни нет! Сначала в Истровке платили радиационные деньги, потом — всех выселили. Соседней — довольно крупной деревне Нижнее, в 3 километрах, – повезло чуть больше. Оттуда никого не выселяли, радиацию там якобы не нашли, потому что ветер клал ее в Брянской области «пятнами». Но из тех, кого я там знаю, – никого уже давно нет в живых. Все умерли от «неизвестной болезни»!
Так что протяни Горбачев со своим аппаратом ситуацию дольше, подобное могло бы произойти где угодно. Хоть по всему Подмосковью. И не было бы у вас сейчас ваших 6 соток или роскошного загородного коттеджа, где вы проводите все выходные.
…Легасов настоял, чтобы дали задание перемерить уровень радиации нормальным мощным дозиметром. Перемерили… И, наконец-то, узнали правду… Четвертого реактора нет… Радиационный фон в зоне аварии такой, что все, кто там сейчас есть – потенциальные смертники.
И чтобы сделали Горбачев и компания, если бы не было рядом Легасова. Промедление каждого дня – это примерно одна новая радиоактивная область страны.
Именно Легасов тогда предложил, как самое быстрое и эффективное решение, — засыпать взорвавшийся реактор песком с бором. Что сделали за два дня. Помогло! Радиация больше не распространялась с ветром. Москва, Восточная Европа, Киев, Восток – спасены! Жизнь продолжается!
Когда его спросили, что означает «невыносимой», он ответил — бесчисленные смерти от болезней. Но разве может кто-то сейчас точно сказать – сколько это будет смертей?!
По расчетам академика, до взрыва в момент совещания оставалось 48 часов. В лучшем случае — 72. Представляете, два дня – и полЕвропы можно отселять. Решение, конечно, нашлось простое – послать трех специалистов в адский ад, чтобы слить воду из этой огромной емкости. Героев назначили, и они действительно будут для нас героями.
Но найти потенциальную угрозу, возможно, тогда никто бы так и не смог — кроме Легасова. И донести ведь ее еще надо было до ЦК. Вы скажете – ну, нашелся бы какой-нибудь другой ученый в Курчатовском институте. Ну, тогда нашелся бы и другой Гагарин…
Воду слить успели, и спасли мир во второй раз.
Поступок 3. Новые расчеты Легасова и его команды показали, что радиоактивная лава постепенно разъедает фундамент 4-го энергоблока. После того, как она окончательно его разъест – а это произойдет в течении полутора месяцев, огромные дозы радиации попадут в грунтовые воды – а оттуда в реку Припять – а оттуда в Днепр – а оттуда в Черное море.
Вы представляете, что было бы, если бы это произошло?! Что будет пить Украина?! Да вся вода, переплетаясь с малыми речушками, оказалась бы на Украине заражена! Воду на Украину в ближайшие сто лет можно было бы только завозить. В том числе для поливов многочисленных урожаев. А радиационный фон от зараженной воды, конечно же, набирал бы обороты — в природе попросту все начиналось бы переплетаться между собой.
Украина бы стала выжженной землей и черной дырой.
А про купания в Черном море можно было бы забыть навсегда. Про Сочи и Олимпиаду, Крым и Одессу. Не забывайте еще про Босфоров пролив, куда из Черного моря вода попадает в Средиземное, а оттуда – в мировой океан.
Решение Легасова было таким. Выкопать под фундаментом огромную камеру длиной 150 метров и заполнить ее жидким азотом, который будет охлаждать лаву и не даст разрушаться фундаменту. Для этого, правда, нужен был весь жидкий азот Советского Союза.
Нашли работяг-шахтеров-угольщиков, которые также как и предыдущие настоящие герои, зная о всех возможных последствиях, рыли эту земляную камеру в 50-градусную жару – именно такая температура была под радиационной массой и фундаментом. Рыли – голыми. Управились — за месяц. Вот же народ был какой в стране!
Радиация не попала в грунтовые воды. Украина была спасена. Хотя справедливости ради скажем, что разъедание фундамента остановилось и жидкий азот вернули СССР. Ну, а если бы не остановилось?!
Поступок 4. С первого дня и с первой минуты Легасов говорил о немедленном отселении всех людей из близлежащего радиуса поражения. И прежде всего — из города Припять. Партийная верхушка страны заняла поначалу иную позицию. Не создавать панику и хаос, просто закрывать окна и форточки в городе (вообще кошмар!), показать всем и прежде всего, видимо, всему миру, что у ЦК КПСС — все под контролем. Что ничего страшного нет.
Здоровье же людей тем временем ухудшалось каждую секунду.
Легасов все же добился эвакуации Припяти, а позже – через несколько дней — и установление радиусной зоны отчуждения. Единственное, что он тогда не смог добиться, чтобы этот радиус оказался равен хотя бы 100 километрам. ЦК остановился на цифре в 30.
Многие спасенные жизни северной Украины и юго-восточной Белоруссии – это жизни Легасова.
Именно такая ситуация и случилась в Чернобыле. Да, заместитель главного инженера Чернобыльской АЭС Дятлов, получивший впоследствии 10 лет тюрьмы, во время испытания нарушил все мыслимые и немыслимые правила, но он был уверен – и об этом знали все – реактор не взрвывается. А оказалось, взрывается! Легасов методически вскрыл — как это происходит — при определенных физико-технологических действиях.
С первого же дня он требовал, чтобы на всех АЭС СССР мгновенно провели переоборудование технологической цепочки действий, устранив потенциальную возможность взрыва.
Это сделали. Но не сразу.
А если бы не это исследование и не настойчивость Легасова?! Узнал бы вообще кто-либо, что это не преступная халатность Дятлова, а чудовищная ошибка при проектировании АЭС. И не ждал бы нас где-нибудь новый Чернобыль?!
В итоге за свой доклад он был лишен значимых постов и регалий. Его мнение после окончания чернобыльской эпопеи директивно прекратило учитываться в научных кругах. Он был выброшен на обочину истории и науки. Партия не простила ему то, что он вынес на всеобщее обозрение глобальную проблему, которая – по сути — заставила усомниться в величии страны-гиганта. Страны, которая держала под контролем все свои страны-сателлиты как раз на мифе об этом величии, силе и непреклонной решимости в борьбе с остатками империализма.
Только в 1996-м году ему присвоили звания Героя России.
А, с моей точки зрения, он – главный советский человек, и первый среди тех, чью память надо увековечивать.
Как убивали академика Легасова, который провел собственное расследование Чернобыльской катастрофы
«Были люди, которые, зная о его нездоровье, разыгрывали эту карту и довели его до гибели»
Во вторую годовщину Чернобыля академик Валерий Легасов был найден мертвым в своей квартире: самоубийство. На следующий день ученый, который провел четыре месяца у места аварии на ЧАЭС, должен был огласить свои результаты расследования причин Чернобыльской катастрофы. Что стало причиной ухода Легасова из жизни?
Валерий Легасов Фото: Архив МК
После разразившейся катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции имя академика Валерия Легасова не сходило со страниц как зарубежных, так и советских газет. Он появился в Припяти одним из первых и провел около разрушенного 4-го блока вместо допустимых двух-трех недель около четырех месяцев. Схватив при этом дозу радиации в 100 бэр.
Именно он предложил засыпать с вертолетов горящий реактор смесью бора, свинца и доломитовой глины. И именно Легасов настоял на немедленной и полной эвакуации города энергетиков Припяти.
Радиоактивное облако устремилось в том числе и в сторону Европы. Советскому Союзу грозили многомиллионные иски. Но после честного и откровенного доклада Легасова на конференции экспертов МАГАТЭ в Вене, который длился 5 часов, отношение к СССР смягчилось.
Правда о Чернобыле не всем пришлась по вкусу. Дважды его выдвигали на звание Героя Социалистического Труда и оба раза вычеркивали из списков.
27 апреля 1988 года академика Легасова нашли мертвым.
«В школе им заинтересовались органы безопасности»
Бронзовый Валерий Легасов стоит у крыльца московской школы №56, которую академик сам закончил в 1954 году с золотой медалью. В неизменных роговых очках, с книгой в руках. Взгляд — серьезный, сосредоточенный. Символично, что родился Валерий Алексеевич 1 сентября. Сейчас он каждое утро «встречает» школьников, спешащих на занятия. О своем именитом ученике здесь помнили всегда. И в то время, когда имя академика замалчивалось.
В 56-ю школу будущий академик пришел в 1949 году, в 6-м классе. Тогда школа была мужской, построена по новому уникальному проекту. В цокольном этаже размещался тир, а на крыше — метеостанция.
После школы как золотой медалист он мог выбрать любой вуз, но пошел в Менделеевку, на физико-химический факультет МХТИ, который готовил специалистов для атомной промышленности и энергетики.
Судьба многое дала Валерию Алексеевичу Легасову, а потом отняла. В 36 лет он стал доктором химических наук, в 45 — действительным членом Академии наук. За свои работы по синтезу химических соединений благородных газов был удостоен звания лауреата Государственной и Ленинской премий.
В 1984 году он стал первым заместителем директора Института атомной энергии имени Курчатова, а через два года грянула чернобыльская катастрофа.
«Должна тебя предупредить, что мы теряем папу»
Ночью 26 апреля в профильные институты с Чернобыльской атомной электростанции пришел зашифрованный сигнал: «1, 2, 3, 4». Специалисты поняли, что на станции возникла ситуация с ядерной, радиационной, пожарной и взрывной опасностями.
Валерия Легасова включили в правительственную комиссию, хотя он был специалистом по физико-химическим процессам. Многие потом недоумевали, почему от института имени Курчатова не поехал в Чернобыль никто из реакторщиков? Было немало тех, кто считал, что химика-неорганика Легасова попросту подставили.
— Отец не должен был оказаться в Чернобыле, — говорит дочь академика, Инга Валерьевна Легасова. — У него была специальность «физическая химия», он занимался взрывчатыми веществами. 26 апреля была суббота. Отец вместе с академиком Александровым сидел на заседании президиума Академии наук СССР. Анатолию Петровичу позвонили по «вертушке». Нужно было кого-то из ученых включить в правительственную комиссию. Все остальные замы Александрова из института имени Курчатова были вне зоны досягаемости. А уже готов был правительственный самолет. Отец отправился во «Внуково», в тот же день спецрейсом улетел в Чернобыль.
На месте выяснилось, что на 4-м блоке станции во время проведения внештатного испытания работы турбоагрегата в режиме свободного выбега произошло последовательно два взрыва. Реактор полностью разрушен.
Опыта ликвидации таких аварий в мире не существовало.
Академик Легасов был единственным ученым, работавшим в те дни на месте катастрофы. Обладая служебной въедливостью и бесстрашием, на армейском вертолете он подобрался к «этажерке», трубе АЭС, совершил облет аварийного четвертого блока и увидел, что идет свечение… Чтобы проверить, идет ли наработка короткоживущих радиоактивных изотопов, академик на бронетранспортере подошел вплотную к завалу 4-го блока. Выйдя из машины, сделал нужные измерения.
Благодаря Легасову удалось установить, что показания датчиков нейтронов о продолжающейся ядерной реакции недостоверны, так как они реагировали на мощнейшее гамма-излучение. На самом деле котел «молчал», реакция остановилась, но шло горение реакторного графита, которого там было целых 2500 тонн.
Нужно было предотвратить дальнейший разогрев остатков реактора, а также уменьшить выбросы радиоактивных аэрозолей в атмосферу.
Президент Академии наук СССР Анатолий Александров посоветовал вывезти и захоронить остатки реактора. Но там был высокий уровень радиации, «светило» по тысяче рентген в час.
И именно Легасов предложил забросать зону реактора с вертолетов смесью из борсодержащих веществ, свинца и доломитовой глины. И подкрепил это необходимыми расчетами.
«Пломбируя» реактор, пилоты вертолетов сбросили в него более 5 тысяч тонн всевозможных материалов. Валерий Легасов сам поднимался на вертушке, находясь над развалом по 5–6 раз в день. Бортовой рентгенометр с максимальной шкалой 500 рентген в час зашкаливало…
Легасов работал как одержимый, дозиметр часто оставлял в раздевалке, рентгенами не козырял.
— Я с сыном прилетела из Парижа, где мы с мужем работали в советском посольстве, на следующий день после чернобыльской катастрофы. Предстоял отпуск, — рассказывает Инга Валерьевна. — Встречала нас одна мама. У нее было такое выражение лица, что я сразу спросила: «Что с папой?» Мама сказала: «Я должна тебя предупредить, что мы его теряем». Она знала характер отца, знала, что он полезет в самое пекло. Из тех, кто работал на месте катастрофы, он был единственным ученым. Он прекрасно понимал, на что идет и какие дозы получает. Но иначе невозможно было оценить масштаб катастрофы. Издалека понять, что происходит, было нельзя. Чувство ответственности гнало его вперед. Нужно было быстро принимать решение, а советоваться ему было не с кем. Да и времени не было на советы.
И именно отец убедил председателя правительственной комиссии Бориса Щербину, что первое, что они должны сделать в ближайшие 24 часа, это эвакуировать из Припяти людей. Это была его инициатива. В срочно порядке из всех ближайших крупных городов пригнали автобусы и вывезли людей, чем очень многим спасли жизни.
Город опустел. На месте работали только ликвидаторы.
Достоверной информации о том, что происходит в Чернобыле, не было. Академик Легасов предложил создать группу из опытных журналистов, которые бы ежедневно освещали событие и рассказывали населению, как себя вести. Предложение Валерия Алексеевича не отвергли, но пресс-группу так и не создали.
— Боялись паники, поэтому старались не разглашать информацию. Это был тот пункт, по которому у отца возник конфликт с тогдашним руководством страны, — говорит Инга Валерьевна. — Отец предлагал, наоборот, широко информировать население, чтобы люди понимали, что происходит, и знали, как себя вести.
Жена академика, Маргарита Михайловна, вспоминала, что первый раз Валерий Алексеевич вернулся в Москву 5 мая. Похудевший, облысевший, с характерным «чернобыльским загаром» — потемневшим лицом и кистями рук. Близким признался, что на месте катастрофы не оказалось респираторов, запасов чистой воды, лекарств, чистых резервных продуктов питания, а также препаратов йода для проведения необходимой профилактики.
«Как сорок первый год, но еще в худшем варианте»
Из магнитофонных записей, надиктованных академиком Легасовым: «На станции — такая неготовность, такая безалаберность, такой испуг. Как сорок первый год, но еще в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с той же отчаянностью, с той же неготовностью…»
5 мая 1986 года, как только закончилось заседание политбюро, Валерий Легасов вновь улетел на место аварии. Он единственный из первого состава правительственной комиссии продолжил работу в ее втором составе.
Домой вернулся уже 13 мая с охрипшим голосом, непрекращающимся кашлем и бессонницей.
— После возвращения из Чернобыля у него взгляд стал потухшим, — рассказывает Инга Валерьевна. — Он сильно похудел. На фоне сильнейшего стресса не мог есть. Он понимал масштаб трагедии и ни о чем другом, кроме чернобыльской катастрофы, думать не мог. За несколько лет до этой страшной аварии на заседании физической секции Академии наук СССР, когда шло обсуждение конструкции ядерных реакторов, отец предлагал сделать для них защитный колпак. Его предложение не восприняли всерьез. Сказали, какое, мол, ты отношение имеешь к ядерной физике? После чернобыльской катастрофы он понимал, что если бы тогда ему хватило ресурсов доказать свою правоту, то последствия аварии не были бы такими ужасными.
Тем временем были поданы списки на награждения тех, кто принимал участие в ликвидации аварии. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев лично вычеркнул имя Легасова, сославшись на то, что «другие ученые не советуют». Валерий Алексеевич был из Курчатовского института, где проектировался реактор РБМК-1000, который работал в Чернобыле. Никто не стал разбираться, что Легасов тогда еще не работал в институте.
— Почему-то считается, что отец расстраивался, что его не наградили. Но у него не было по этому поводу никаких переживаний, потому что он не был честолюбивым, — говорит Инга Валерьевна. — Он был человек дела, действия и результата. Хотя у него были и правительственные награды, и госпремии.
«Правда о Чернобыле понравилась не всем»
В августе 1986 года в Вене состоялось специальное совещание Международного агентства по атомной энергетике (МАГАТЭ). Чтобы разобраться с чернобыльской трагедией, на мероприятие собрались более 500 экспертов из 62 стран. «На амбразуру» опять кинули Легасова.
Став адвокатом Советского Союза перед судом мирового сообщества, он читал доклад 5 часов. Собралось 2 тома материалов. Валерий Алексеевич провел детальный анализ катастрофы. Сделал это правдиво и открыто. Говорил без оглядки на «верха», без страха за репутацию. Экспертов поразила информированность советского академика. Когда Легасов закончил выступление, его приветствовали стоя и даже вручили флаг МАГАТЭ.
Ожидалось, что эксперты потребуют от Советского Союза возместить ущерб от радиоактивного облака, которое после аварии устремилось в Европу. Радионуклиды йода и цезия были разнесены на значительной части европейской территории.
Валерий Легасов пробил завесу лжи и умолчания вокруг Чернобыля. Раскрыв подлинный характер катастрофы, он, по сути, спас страну от многомиллионных исков.
— Там ситуация была действительно непростая, — говорит Инга Валерьевна. — Ехать на совещание МАГАТЭ должен был тоже не он, вызывали руководителя государства. О том, что произошло в Чернобыле, должен был докладывать Горбачев. Но, насколько я знаю, Михаил Сергеевич сказал, что пусть едет ученый, который принимал участие в ликвидации последствий аварии. Над докладом работала целая группа специалистов. Он готовился у нас на глазах. Отец часто брал документы домой. Несколько дней у нас дома оставались ночевать ученые и специалисты. Отец многократно проверял все цифры. Он лично должен был убедиться, что все они абсолютно правдивые. Доклад получился очень подробный и очень честный.
Когда отец садился в самолет, советские дипломаты в Вене предупредили его, что обстановка достаточно недоброжелательная, что встречать будут плохо. Мировое сообщество настроено негативно и против страны, и против докладчика. Ждали Горбачева. Но когда узнали, что приехал Легасов, который работал на месте чернобыльской катастрофы, людей собралось на порядок больше.
Отец рассказывал, что сначала зал гудел, присутствующие что-то выкрикивали с мест. Но начиная с 15 минуты доклада в зале наступила гробовая тишина. Легасова слушали, затаив дыхание. И записывали за ним числа. Доклад длился 5 часов, и еще час отец отвечал на вопросы. Без всякого перерыва. Своей основной задачей он видел не оправдать Советский Союз, не скрыть какую-то информацию, а, наоборот, объяснить мировому сообществу, как в таких ситуациях надо себя вести. У него уже тогда возникла мысль о создании института по безопасности.
Своим мышлением и откровенным выступлением Валерий Легасов опередил время. Перестройка и гласность наступят позже.
Но правда о Чернобыле понравилась не всем. Например, в руководстве Министерства среднего машиностроения были крайне недовольны самостоятельностью академика Легасова. (Доклад был одобрен правительством во главе с Николаем Рыжковым, минуя Минсредмаш.) Были те, кто требовал привлечь авторов этого 700-страничного доклада к уголовной ответственности за разглашение секретных данных.
— Такие мнения действительно были. У нас в семье это обсуждалось. Говорили, что нельзя было называть такие цифры, нельзя было так откровенно все рассказывать, — говорит Инга Валерьевна. — Они дали ту информацию, которая была разрешена. И доклад был честный. Там была форс- мажорная ситуация, нужно было думать не об одной стране, а о всем человечестве. Я думаю, тут дело не в каких-то секретных данных. Доклад в МАГАТЭ имел большой резонанс. Отец стал очень популярным, в Европе его назвали человеком года, он вошел в десятку лучших ученых мира. Это вызвало серьезную ревность у его коллег.
А тут еще академик Александров как-то обмолвился, что именно в Валерии Легасове видит своего преемника… «Классические» физики не могли допустить в свое лоно химика-неорганика.
Легасова начали травить… Он был другой. Был лишен высокомерия и чванства, держался просто, при этом частенько нарушал субординацию. Друзья рассказывали, что Валерий Алексеевич мог часами в рабочем кабинете обсуждать заинтересовавшую его идею с кем-нибудь из рядовых сотрудников. А ученые со званиями сидели, дожидаясь своей очереди в приемной.
Легасов был чужой. Задолго до аварии обращал внимание на несовершенство реакторов РБМК. Говорил, что они обеднены системами управления и диагностики. Что в них заложен огромный потенциал химической энергии: много графита, много циркония и воды. И нет систем защиты, независимых от оператора. При этом предлагал революционные решения, чем подрывал основы сложившейся академической структуры. Что не могло не вызвать ярость академиков-ретроградов.
Когда кругом кричали: «Дальше, выше, быстрее!», — Валерий Алексеевич призывал задуматься: «А какой ценой?»
Из магнитофонных записей, надиктованных академиком Легасовым: «У меня в сейфе хранится запись телефонных разговоров операторов накануне произошедшей аварии. Мороз по коже дерет, когда их читаешь. Один спрашивает у другого: «Тут в программе написано, что нужно делать, а потом зачеркнуто многое, как же мне быть?» Второй немножко подумал: «А ты действуй по зачеркнутому!» Вот уровень подготовки таких серьезных документов: кто-то что-то зачеркивал, ни с кем не согласовывая, оператор мог правильно или неправильно толковать зачеркнутое, совершать произвольные действия — и это с атомным реактором! На станции во время аварии присутствовали представители Госатомэнергонадзора, но они были не в курсе проводимого эксперимента!»
На уровне политбюро было принято решение об организации института технологического риска, но не в рамках Минэнерго.
«Говорили прямо: «Легасов выкатил пушки. Он теперь сядет в свое академическое кресло, ничем не связан, чего от него ждать, сам черт не знает», — вспоминал доктор физико-математических наук, начальник лаборатории РНЦ «Курчатовский институт» Игорь Кузьмин. — В результате проблемы безопасности передали оставшемуся не у дел Институту физики в Белоруссии. Проявили якобы государственный подход, а на самом деле прикрыли собственные тылы, выбив почву из-под ног у тех, кто действительно был способен заняться решением чрезвычайно важной для страны проблемы».
Потом политбюро вторично вернулось к этому вопросу, но подходящего здания для института так и не выделили. Лишь один раз Валерий Алексеевич поехал смотреть старое школьное здание, а вернувшись, сказал коллегам: «Там только мышей разводить. »
«У меня внутри все сожжено»
На аварийную Чернобыльскую атомную станцию академик приезжал 7 раз. Ему нездоровилось: постоянно тошнило, изматывали сухой кашель и головные боли. У него был ослаблен иммунитет. При этом он продолжал работать по 12 часов в день.
1 сентября 86-го Валерию Легасову исполнилось 50 лет. Академик был представлен к званию Героя Социалистического Труда. Но министр среднего машиностроения выступил «против». Валерию Алексеевичу припомнили чересчур откровенную оценку причин чернобыльской аварии. В результате он получил от министерства только именные часы «Слава».
Вскоре врачи выявили у Валерия Легасова радиационный панкреатит, лучевую болезнь 4-й степени. В крови были обнаружены миелоциты, стало понятно, что затронут костный мозг.
В больнице академика навещали друзья. Маргарита Михайловна приходила к мужу с его любимой собакой чау-чау Томасом Лю. Жена была для Валерия Алексеевича и любимой женщиной, и другом, и собеседницей, и сиделкой.
Весной 1987-го состоялись перевыборы в научный совет института. Голосование было тайное. «За» Валерия Алексеевича проголосовали 100 человек, «против» — 129. Легасов еще раз столкнулся с откровенной враждебностью.
Жена академика, Маргарита Михайловна, вспоминала, что, почувствовав пренебрежение к собственной личности, он пережил глубокий психологический кризис.
У академика стали отниматься пальцы левой руки, неметь правая рука и нога. Медики констатировали у него реактивную депрессию. Осенью 87-го, находясь в больнице, он принял на ночь большую дозу снотворного. Но вовремя удалось вызвать врачей, Валерию Алексеевичу промыли желудок, спасли.
Друзьям в тот непростой период академик признавался: «У меня внутри все сожжено».
— После чернобыльской катастрофы отец многое переосмыслил, — говорит Инга Валерьевна. — Он был патриотом, тяжело переживал за произошедшее, за страну, за людей, которых коснулась авария. Он переживал за нерожденных детей, брошенных в зоне отчуждения животных. Это растревоженное милосердие, которое ему было присуще, видимо, и жгло его изнутри.
А 27 апреля 1988 года, во вторую годовщину чернобыльской аварии, Валерия Легасова нашли у себя в домашнем кабинете повешенным. Официальная версия — самоубийство.
28 апреля Легасов должен был огласить правительству данные своего собственного расследования причин чернобыльской катастрофы. По некоторым данным, часть записей, которые начитывал Валерий Алексеевич на диктофон, была стерта.
— Я не знаю, что было стерто. Тот архив, который был в семье, сохранился. В Интернете ходит немало расшифровок записей, которые действительно принадлежат отцу, но есть и те, которые к нему не имеют никакого отношения, — говорит Инга Валерьевна.
«Его сломали система и стая, которая ее охраняла», — считал профессор МГУ имени Ломоносова Юрий Устынюк.
— Мы понимали, что человек уходит из жизни, — говорит, в свою очередь, Инга Валерьевна. — Отец постепенно перестал есть, перестал спать. Сильно похудел. Лучевая болезнь — страшная вещь. И отец прекрасно понимал, как он будет уходить, как это будет мучительно. Наверное, он не хотел быть в тягость маме. Он ее обожал. До последнего дня писал ей стихи, признавался в любви.
Уже после смерти академика Маргарита Михайловна запросила официальный документ о радиационной дозе, полученной ее мужем в Чернобыле. На «счету» Валерия Алексеевича было 100 бэр, в то время как предельно допустимая доза для ликвидаторов была 25.
Все последующие годы о катастрофе на Чернобыльской атомной станции старались забыть. Стране не нужны были ее герои.
Только спустя десять лет после аварии, в сентябре 1996 года, президент Борис Ельцин посмертно присвоил Валерию Легасову звание Героя России.
«Золотая Звезда Героя хранится в семье Легасовых. Тяжелое утешение. Ведь все могло быть иначе и человечнее», — сетовал профессор Физико-химического института имени Карпова Борис Огородников.
Спасая людей от последствий страшной техногенной катастрофы, Валерий Легасов расплатился собственной жизнью за ошибки других.