что стало с семьей хаджи мурата

Что стало с семьей хаджи мурата

Жители азербайджанского селейия Кипчах, что на границе Кахского и Нухинского районов, знали, что в лесу неподалеку от селения есть несколько могил с надгробными плитами. Не трудно было догадаться, что здесь погребены мусульмане: на плитах была высечена арабская вязь. Но ни один кипчахец не владел арабским языком. Поэтому никто не знал, кому принадлежат эти могилы.

И вот в 1958 году один из сотрудников кахской районной газеты написал о странном кладбище в институт истории Академии наук Азербайджанской ССР. Из Баку в Кипчах приехала специальная экспедиция ученых.Каково же было удивление приезжих, когда на одной из потрескавшихся плит, когда её очистили от мха, выступила надпись: «Это могила покойного. Хаджи-Мурата аварского из Хунзаха. Год хиджри 1268».И сразу вспомнилась последняя страница знаменитой повести Л. Н. Толстого: «Но вдруг он дрогнул, упал на лицо и уже не двигался. Хаджи-Ага наступил ногой на спину тела и с двух ударов отсек голову. »

Было известно, что голову выдающегося наиба Шамиля отвезли в Нуху. Там ее положили в спирт и отправили в Шемаху к губернатору. Тот переправил голову в Тифлис к наместнику царя на Кавказе князю Воронцову. Голову Хаджи-Мурата выставили на обозрение публике. Затем череп доставили в Петербург. И после того, как его осмотрели Николай I, военный министр Чернышев и старшие офицеры, череп поместили в одной из комнат Военно-медицинской академии.

Через некоторое время над могилой было сделано каменное надгробие, плиту у изголовья обменяли на новую, мраморную, и полностью перенесли на нее арабский текст. А старая плита с могилы Хаджи-Мурата была доставлена в Баку и экспонировалась в одном из залов музея истории Азербайджана. Ныне она находится, в краеведческом музее Дагестана в г. Махачкале.

А где же череп? — спросят читатели.

Он, оказывается, и сейчас хранится в Военно-медицинской академии.Воспроизвести документальный портрет Хаджи-Мурата взялся профессор М. М. Герасимов, известный советский скульптор-антрополог.Далее М. М. Герасимов сообщает: «Что можно сказать на основе осмотра этого черепа? По определению Гинзбурга, это типичлый аварец. Нам не известен календарный возраст Хаджи-Мурата. судя по степени сращения швов черепа и скошенности — стертости зубов, Хаджи-Мурат был сильным, хорошо тренированным человеком. »

Узнав о случившемся, Залму крикнула в лицо сыну:

— Пусть молоко мое обернется тебе ядом, почему ты не умер вместе со всеми?
Она не пустила Османа и на порог дома, сказав: «Не нужен мне трус!»

И вот, в те дни, когда Сану с детьми страдала в Цельмесской темнице, ей через послов предложил свою руку наиб Даниель-Султан.
— Скорее сто раз умру, чем стану женой человека, поставившего капкан моему льву,— таков был ответ.

Как сложилась судьба близких Хаджи-Мурата после его гибели?

Источник

ru_tolstoy

Лев Николаевич Толстой

Жители азербайджанского селейия Кипчах, что на границе Кахского и Нухинского районов, знали, что в лесу неподалеку от селения есть несколько могил с надгробными плитами. Не трудно было догадаться, что здесь погребены мусульмане: на плитах была вы­сечена арабская вязь. Но ни один кипчахец не владел арабским языком. Поэтому никто не знал, кому при­надлежат эти могилы.

И вот в 1958 году один из сотрудников кахской рай­онной газеты написал о странном кладбище в институт истории Академии наук Азербайджанской ССР. Из Баку в Кипчах приехала специальная экспедиция уче­ных.Каково же было удивление приезжих, когда на од­ной из потрескавшихся плит, когда её очистили от мха, выступила надпись: «Это могила покойного. Хаджи-Мурата аварского из Хунзаха. Год хиджри 1268».И сразу вспомнилась последняя страница знамени­той повести Л. Н. Толстого: «Но вдруг он дрогнул, упал на лицо и уже не двигался. Хаджи-Ага наступил ногой на спину тела и с двух ударов отсек голову. »

Было известно, что голову выдающегося наиба Ша­миля отвезли в Нуху. Там ее положили в спирт и от­правили в Шемаху к губернатору. Тот переправил го­лову в Тифлис к наместнику царя на Кавказе князю Воронцову. Голову Хаджи-Мурата выставили на обо­зрение публике. Затем череп доставили в Петербург. И после того, как его осмотрели Николай I, военный министр Чернышев и старшие офицеры, череп помести­ли в одной из комнат Военно-медицинской академии.

Через некоторое время над могилой было сделано каменное надгробие, пли­ту у изголовья обменяли на новую, мра­морную, и полностью перенесли на нее арабский текст. А старая плита с мо­гилы Хаджи-Мурата была доставлена в Баку и экспонировалась в одном из залов музея истории Азербайджана. Ныне она находится, в краеведческом музее Дагестана в г. Махачкале.

А где же череп? — спросят чита­тели.

Он, оказывается, и сейчас хранится в Военно-медицинской академии.Воспроизвести документальный портрет Хаджи-Му­рата взялся профессор М. М. Герасимов, известный со­ветский скульптор-антрополог.Далее М. М. Герасимов сообщает: «Что можно ска­зать на основе осмотра этого черепа? По определению Гинзбурга, это типичлый аварец. Нам не известен кален­дарный возраст Хаджи-Мурата. судя по степени сра­щения швов черепа и скошенности — стертости зубов, Хаджи-Мурат был сильным, хорошо тренированным че­ловеком. »

. После гибели Хаджи-Мурата прошло 110 лет. Из песни в песню, из легенды в легенду переходят все это время предания о подвигах и трагической судьбе этого храброго сына гор.Отца Хаджи-Мурата звали Гитино-Магома Алсага-ри. Родом он из Хунзаха, где имел свой клочок земли и числился в узденях. Алсагари отличался храбростью и лотиб сравнительно молодым в 1830 году под стена­ми своего села в одной из стычек с мюридами I имама Дагестана Кази-Муллы. Жена его Залму, которую Л. Н. Толстой в своей повести показывает в образе бабки Патимы, была кормилицей в семье аварских ханов и числилась в составе прочей прислуги как «Сють-эмчек» (молочная грудь).Известно, что она выкормила Нуцал-хана —средне­го сына ханши Паху-Бике. Когда же родились другие дети, Залму отказалась кормить их, заявив, что она не рабыня ханши, а свободная узденка.О характере матери Хаджи-Мурата и ее детей гово­рит и следующий факт. В 1834 году, когда над Хунза-хом снова нависла опасность со стороны мюридов, на переговоры со II имамом Гамзат-Беком поехали Умма-хан и Нуцал-хан— сыновья Паху-Бике. В их свите оказались так же Хаджи-Мурат и Осман — дети Зал­му. У речки Тобот, где находилась палатка имама, де­легацию остановили вопросом:
«Есть ли среди вас Осман?» Человек, спросивший это, оказался дальним родственником сына Залму.
Возвращайся обратно,—сказал, он,— тебя в гос­ти не зовут!
А других?
Не знаю,— уклонился от ответа мюрид,— и пре­градил Осману дорогу в лагерь имама. Сын Залму по­скакал в Хунзах. Не успел он отъехать и сотни шагов,как услышал частые выстрелы.

Узнав о случившемся, Залму крикнула в лицо сыну:

— Пусть молоко мое обернется тебе ядом, почему ты не умер вместе со всеми?
Она не пустила Османа и на порог дома, сказав: «Не нужен мне трус!»

И вот, в те дни, когда Сану с детьми страдала в Цельмесской темнице, ей через послов предложил свою руку наиб Даниель-Султан.
— Скорее сто раз умру, чем стану женой человека, поставившего капкан моему льву,— таков был ответ.

Как сложилась судьба близких Хаджи-Мурата по­сле его гибели?

. Залму, мать Хаджи-Мурата умерла в глубокой старости. Ей было более 90 лет. Случилось это через несколько лет после пленения Шамиля.В 1891 году в с. Тлох скончалась Сану. Там же по­гребены сын Хаджи-Мурата Хаджи-Мурат младший, сестра Сану — Джавгарат.
Гулла, старший сын Хаджи-Мурата, дожил до Совет­ской власти. Ростом он был в отца, лицом походил на мать. Гулла знал аварский, кумыкский и русский язы­ки. Сын выдающегося храбреца и воина стал мастером-шорником, делал отличные седла, хомуты, уздечки, ремни и плетки. Сын Хаджи-Мурата, понимая толк в лошадях, любил скачки, возился с пчелами, имел па­секу. В конце прошлого века он работал лесным объездчиком в Цумаде, Цунте, Тлярате. От отца он уна­следовал лишь одну страсть — любовь к стрельбе. Его друг Гитина-Магома говорил: «Я прикреплял к дереву 10-копеечную монету и Гулла со ста шагов попадал в нее с первого выстрела».После пленения Шамиля Гулла ездил в Азербай­джан на место гибели своего отца, расспрашивал о по­следнем бое и с помощью местных жителей (Привел мо­гилу Хаджи-Мурата в порядок. Ту самую могилу, ко­торую теперь нашли азербайджанские ученые. Именно он и установил камень с арабской надписью над изго­ловьем погребения.
Лев Николаевич Толстой послал Гулле и Абдул-Кадыру письмо, где, надо думать, речь шла об их отце. Но был ли дан ответ и какова судьба письма, неизвестно. (О том, что Л. Н. Толстой действительно по­слал Письмо детям выдающегося героя, имеется помет­ка в одном из дневников писателя).
Многие годы, уже при Советской власти, Гулла про­жил в кумыкском ауле Нижнее Ишкарты, в 14км от Буйнакска, где работал тесным объездчиком.
После смерти жены Умужаган Гулла возвратился в Хунзах. Умер он в 1927 году в 87-летнем возрасте. Гулла оставил шестерых детей—четырех сыновей и двух дочерей.
В годы гражданской войны внук Хаджи-Мурата Ка­занбий партизанил и до 1928 года руководил сельсове­том в Хунзахе. Умер он через три года после смерти своего отца — в 1930 году.
Вторым сыном Гуллы был Бадави. Вот как о нем пишет Писатель А. Зорич, бывший в Дагестане в 1928 году и посетивший Хунзах, вот как описывает Бадави в сво­ей книге «В стране гор» (1929 г., «Зиф»):
«Председателем сельсовета аула Хунзах состоит род­ной внук воспетого Толстым романтического Хаджи-Мурата. Он лишен бюрократических замашек и прямо в кармане бешмета носит советскую печать с серпом и молотом; когда нужно, он извлекает ее, помажет ог­рызком чернильного карандаша, смочит о язык и ^итем-пелюех на коленке бумаги о разверстках, налогах, о ссудах и кооперативных ревизиях. Чего же лучше!
На досуге Хаджи-Муратов, как его зовут, не прочь бывает вспомнить и потолковать о прошлых временах, нравах и обычаях. Говорит он об этой уходящей поре с оттенком лирической грусти: теперь появилась водка в лавках,, в некоторых придорожных местах —подумать только!
Раньше все были удальцами и джигитами, и для молодых людей было бы позором менять черкески с га­зырями на кургузые штатные пиджачки.

Бадави умер 2-го мая 1932 года в Хунзахе.А как сложились судьбы других потомков Хаджи-Мурата?

«Могу ли я сидеть дома, когда здесь погибают лю­ди,—заявила она Сафару Дударову. Рассказывают, что председателю ДагЧК пришлось потратить много времени и сил, чтобы убедить эту уже пожилую женщи­ну отказаться от своего решения.

Биография второго сына Хаджи-Мурата, Абдул-Ка-дыра, менее интересна. Он был офицером царской ар­мии, дослужился до чина подполковника. Последние годы своей жизни Абдул-Кадыр провел во Владикавка­зе (Орджоникизде), где и скончался приблизительно в 1907—1908 гг. Женат был Абдул-Кадыр на кумычке из аула Нижнее Казанище. Их потомки сейчас живут в ауле Валерик, в Чечено-Ингушетии.Третий сын Хаджи-Мурата, тот самый, что родился в темнице в начале 1852 года и был назван именем сво­его отца, также служил в царской армии. Был он женат на сестре известного дагестанского революционера Ма­гомед-Мирзы Хизроева.

Одна из его 3-х дочерей Залму жила в г. Буйнакске, 85-летняя внучка Хаджи-Мурата Залму, получившая имя матери дела, имела блестящую память и многие эпизоды из жизни наиба Шамиля она рассказывала как бы читая по книге. Залму очень любила своих детей — Имангазали и Сакинат.Сын Залму, правнук Хаджи-Мурата Имангазали был изобретателем и великолепным художником. Он со­здал филигранной работы макет театра, где в 1920 го­ду была объявлена автономия Дагестана. Имангазали — автор целой галереи интересных муляжей пещерных людей, которые выставлены в республиканском крае­ведческом музее в Махачкале.Сестра Имангазали — Сакинат работает контроле­ром на Буйнакском консервном заводе.
Другой правнук Хаджи-Мурата, внук Гуллы и сын Бадави Магомед Хаджи-Мурадов окончил Ростовский пединститут. Он участвовал в Великой Отечественной войне, был трижды тяжело ранен и трижды возвращал­ся на фронт, имеет целый ряд правительственных на­град. Магомед Бадавиевич готовил научный труд, по­священный своему прадеду Хаджи-Мурату.

Интересные люди есть и в следующем поколении по­томков Хаджи-Мурата. Праправнучка Хаджи-Мурата Меседу Гаджиевна Алхасова является заместителем управляющего консервтреекм республики. А другая праправнучка коммунистка Зумруд Гаджиевна Губаха-нова—• начальник кинофикации Дагестана.

Источник

Мой Дагестан

+4 isma_magomedov (ismail) / «Хаджимурад – судьба потомков героя «

Жители азербайджанского селейия Кипчах, что на границе Кахского и Нухинского районов, знали, что в лесу неподалеку от селения есть несколько могил с надгробными плитами. Не трудно было догадаться, что здесь погребены мусульмане: на плитах была вы­сечена арабская вязь. Но ни один кипчахец не владел арабским языком. Поэтому никто не знал, кому при­надлежат эти могилы.

И вот в 1958 году один из сотрудников кахской рай­онной газеты написал о странном кладбище в институт истории Академии наук Азербайджанской ССР. Из Баку в Кипчах приехала специальная экспедиция уче­ных.

Каково же было удивление приезжих, когда на од­ной из потрескавшихся плит, когда её очистили от мха, выступила надпись: «Это могила покойного. Хаджи-Мурата аварского из Хунзаха. Год хиджри 1268».

И сразу вспомнилась последняя страница знамени­той повести Л. Н. Толстого: «Но вдруг он дрогнул, упал на лицо и уже не двигался.

. Хаджи-Ага наступил ногой на спину тела и с двух ударов отсек голову. »

Было известно, что голову выдающегося наиба Ша­миля отвезли в Нуху. Там ее положили в спирт и от­правили в Шемаху к губернатору. Тот переправил го­лову в Тифлис к наместнику царя на Кавказе князю Воронцову. Голову Хаджи-Мурата выставили на обо­зрение публике. Затем череп доставили в Петербург. И после того, как его осмотрели Николай I, военный министр Чернышев и старшие офицеры, череп помести­ли в одной из комнат Военно-медицинской академии.

. Все это было известно азербайджанским ученым. Но подлинная ли это могила Хаджи-Мурата? Чьи мо­гилы рядом? Вероятно, Эльдара и тех троих мюридов, которые до последнего дыхания были преданы знаме­нитому наибу.

Под старой надгробной плитой действительно оказались останки Хаджи-Мурата: скелет бшл без черепа.

Через некоторое время над могилой было сделано каменное надгробие, пли­ту у изголовья обменяли на новую, мра­морную, и полностью перенесли на нее арабский текст. А старая плита с мо­гилы Хаджи-Мурата была доставлена в Баку и экспонировалась в одном из залов музея истории Азербайджана. Ныне она находится, в краеведческом музее Дагестана в г. Махачкале.

А где же череп? — спросят чита­тели.

Он, оказывается, и сейчас хранится в Военно-медицинской академии.

Воспроизвести документальный портрет Хаджи-Му­рата взялся профессор М. М. Герасимов, известный со­ветский скульптор-антрополог.

Далее М. М. Герасимов сообщает: «Что можно ска­зать на основе осмотра этого черепа? По определению Гинзбурга, это типичлый аварец. Нам не известен кален­дарный возраст Хаджи-Мурата. судя по степени сра­щения швов черепа и скошенности — стертости зубов, Хаджи-Мурат был сильным, хорошо тренированным че­ловеком. »

. После гибели Хаджи-Мурата прошло 110 лет. Из песни в песню, из легенды в легенду переходят все это время предания о подвигах и трагической судьбе этого храброго сына гор.

Отца Хаджи-Мурата звали Гитино-Магома Алсага-ри. Родом он из Хунзаха, где имел свой клочок земли и числился в узденях. Алсагари отличался храбростью и лотиб сравнительно молодым в 1830 году под стена­ми своего села в одной из стычек с мюридами I имама Дагестана Кази-Муллы. Жена его Залму, которую Л. Н. Толстой в своей повести показывает в образе бабки Патимы, была кормилицей в семье аварских ханов и числилась в составе прочей прислуги как «Сють-эмчек» (молочная грудь).

Известно, что она выкормила Нуцал-хана —средне­го сына ханши Паху-Бике. Когда же родились другие дети, Залму отказалась кормить их, заявив, что она не рабыня ханши, а свободная узденка.

О характере матери Хаджи-Мурата и ее детей гово­рит и следующий факт. В 1834 году, когда над Хунза-хом снова нависла опасность со стороны мюридов, на переговоры со II имамом Гамзат-Беком поехали Умма-хан и Нуцал-хан— сыновья Паху-Бике. В их свите оказались так же Хаджи-Мурат и Осман — дети Зал­му. У речки Тобот, где находилась палатка имама, де­легацию остановили вопросом: «Есть ли среди вас Осман?» Человек, спросивший это, оказался дальним родственником сына Залму.

Возвращайся обратно,—сказал, он,— тебя в гос­ти не зовут!

Не знаю,— уклонился от ответа мюрид,— и пре­градил Осману дорогу в лагерь имама. Сын Залму по­скакал в Хунзах. Не успел он отъехать и сотни шагов,как услышал частые выстрелы.

Узнав о случившемся, Залму крикнула в лицо сыну:

— Пусть молоко мое обернется тебе ядом, почему ты не умер вместе со всеми?

Она не пустила Османа и на порог дома, сказав: «Не нужен мне трус!»

. 23 ноября 1851 года Хаджи-Мурат перешел на сто­рону русских. Его жена Сану, мать Залму, два мальчи­ка и четверо девочек остались в ауле Цельмес, спря­тавшемся под стенами Хунзахского плато. По нашему мнению, это обстоятельство привело к тому, что Л. Н. Толстой родиной героя своей повести ошибочно считал селение Цельмес.

И что еще интересно. Цельмесцы не отвергают эту неточность, хотя всем известно, что Хаджи-Мурат, как и его предки, родом из Хунзаха. Резонный довод на этот счет приводил пользующийся большим авторите­том старейший житель Цельмеса Шангирей Магомед-хан. Старик говорит: «Какой аул Дагестана не хотел иметь такого молодца своим сыном?» Он считает, что не следует строго судить его земляков.

Правда, в 1851 году Хаджи-Мурат действительно жил в Цельмесе, имел здесь землю и саклю. К сожа­лению, сакля до наших дней не сохранилась, так же, как не сохранился и дом его отца Алсагари в Хун-захе.

Когда семью Хаджи-Мурата вели в яму, каждый сопротивлялся, как мог, и больше всех одиннадцати­летний Гулла, прозванный Хаджи-Муратом «пулей». Увидев, что мюриды толкают бабушку Залму, мальчик взялся за рукоятку маленького кинжала, висевшего на поясе. Его тут же схватили. Тогда Гулла стал кусаться и бить мюридов ногами. Озверев, те повалили мальчи­ка на землю, избили его и бросили в яму.

В темницу, где сидели бабушка Залму, жена Хад­жи-Мурата Сану, сыновья — Гулла и Абдул-Кадыр и дочери —Баху, Бахтике, Семис-хан и Кихилай один раз в сутки «приносили по чашке воды и горсть сухих кукурузных галушек.

«Со смехом или со слезами, но Гулла должен вер­нуться в темницу»,— будто бы любил говорить то это­му поводу ребенок. Слова Гуллы стали крылатыми и до сих пор живут среди аварцев как пословица.

Сану, вторая жена Хаджи-Мурата, была родом из Чечни. Когда она выходила замуж за дагестанца, а случилось это в Ведено, девушке шел 20-й год. Впо­следствии, через много лет, Сану рассказывала, что сватать её приходил сам Шамиль, а в день свадьбы имам сидел на самом почетном месте у костра.

И вот, в те дни, когда Сану с детьми страдала в Цельмесской темнице, ей через послов предложил свою руку наиб Даниель-Султан.

— Скорее сто раз умру, чем стану женой человека, поставившего капкан моему льву,— таков был ответ.

Как сложилась судьба близких Хаджи-Мурата по­сле его гибели?

,Сащ^насильно выдали замуж за одного арабиста из Тлоха. Бабушка и Гулла вернулись в Хунзах. Жили они в развалинах своего старого дома. Люди украдкой помогали им. Рассказывают, что как-то в Хунзах при­ехал русский генерал. Ему доложили о том, что стало с семьей Хаджи-Мурата. Увидя старуху и её внука в лохмотьях, генерал приказал одеть их, обуть и обес­печить деньгами.

. Залму, мать Хаджи-Мурата умерла в глубокой старости. Ей было более 90 лет. Случилось это через несколько лет после пленения Шамиля.

_В 1891 году в с. Тлох скончалась Сану. Там же по­гребены сын Хаджи-Мурата Хаджи-Мурат младший, сестра Сану — Джавгарат.

Гулла, старший сын Хаджи-Мурата, дожил до Совет­ской власти. Ростом он был в отца, лицом походил на мать. Гулла знал аварский, кумыкский и русский язы­ки. Сын выдающегося храбреца и воина стал мастером-шорником, делал отличные седла, хомуты, уздечки, ремни и плетки. Сын Хаджи-Мурата, понимая толк в лошадях, любил скачки, возился с пчелами, имел па­секу. В конце прошлого века он работал лесным объездчиком в Цумаде, Цунте, Тлярате. От отца он уна­следовал лишь одну страсть — любовь к стрельбе. Его друг Гитина-Магома говорил: «Я прикреплял к дереву 10-копеечную монету и Гулла со ста шагов попадал в нее с первого выстрела».

После пленения Шамиля Гулла ездил в Азербай­джан на место гибели своего отца, расспрашивал о по­следнем бое и с помощью местных жителей (Привел мо­гилу Хаджи-Мурата в порядок. Ту самую могилу, ко­торую теперь нашли азербайджанские ученые. Именно он и установил камень с арабской надписью над изго­ловьем погребения.

Лев Николаевич Толстой послал Гулле и Абдул-Кадыру письмо, где, надо думать, речь шла об их отце. Но был ли дан ответ и какова судьба письма, неизвестно. (О том, что Л. Н. Толстой действительно по­слал Письмо детям выдающегося героя, имеется помет­ка в одном из дневников писателя).

Многие годы, уже при Советской власти, Гулла про­жил в кумыкском ауле Нижнее Ишкарты, в 14км от Буйнакска, где работал тесным объездчиком.

После смерти жены Умужаган Гулла возвратился в Хунзах. Умер он в 1927 году в 87-летнем возрасте. Гулла оставил шестерых детей—четырех сыновей и двух дочерей.

В годы гражданской войны внук Хаджи-Мурата Ка­занбий партизанил и до 1928 года руководил сельсове­том в Хунзахе. Умер он через три года после смерти своего отца — в 1930 году.

Вторым сыном Гуллы был Бадави. Вот как о нем пишет Писатель А. Зорич, бывший в Дагестане в 1928 году и посетивший Хунзах, вот как описывает Бадави в сво­ей книге «В стране гор» (1929 г., «Зиф»):

«Председателем сельсовета аула Хунзах состоит род­ной внук воспетого Толстым романтического Хаджи-Мурата. Он лишен бюрократических замашек и прямо в кармане бешмета носит советскую печать с серпом и молотом; когда нужно, он извлекает ее, помажет ог­рызком чернильного карандаша, смочит о язык и ^итем-пелюех на коленке бумаги о разверстках, налогах, о ссудах и кооперативных ревизиях. Чего же лучше!

На досуге Хаджи-Муратов, как его зовут, не прочь бывает вспомнить и потолковать о прошлых временах, нравах и обычаях. Говорит он об этой уходящей поре с оттенком лирической грусти: теперь появилась водка в лавках,, в некоторых придорожных местах —подумать только!

Раньше все были удальцами и джигитами, и для молодых людей было бы позором менять черкески с га­зырями на кургузые штатные пиджачки.

Бадави умер 2-го мая 1932 года в Хунзахе.

А как сложились судьбы других потомков Хаджи-Мурата?

Баху вышла замуж за Абу-Муслима, переводчика при генерал-губернаторе Дагестанской области. Она умерла вскоре после замужества, оставив двух сыновей.

О жизни сестры Баху — Бахтика никаких подробно­стей узнать нам не удалось.

Когда началась гражданская война в Дагестане, Ки­хилай приехала к своему родственнику по матери пред­седателю ДагЧК, герою гражданской войны Сафару Дударову. Дочь Хаджи-Мурата попросила, чтобы еe зачислили в красноармейский отряд.

«Могу ли я сидеть дома, когда здесь погибают лю­ди,—заявила она Сафару Дударову. Рассказывают, что председателю ДагЧК пришлось потратить много времени и сил, чтобы убедить эту уже пожилую женщи­ну отказаться от своего решения.

О не знающей страха натуре Кихилай говорят и та­кие воспоминания. В годы гражданской войны, когда на Темир-Хан-Шуру наступали то одни, то другие войска, по городу стреляли из пушек. В такие часы все, в том числе и мужчины, прятались в подвалах. Кихилай вы­ходила на безлюдную улицу и садилась на камень, за­ложив ногу за ногу.

Она любила повторять: «Лучше нас погибли, а что мы!» Умерла третья дочь Хаджи-Мурата приблизитель­но в 70-летнем возрасте. Случилось это так.

Кихилай ехала верхом из Тлоха в Хунзах и, подъез­жая к Матласу, неожиданно упала с лошади и сразу же скончалась.

За ее телом ездил Гулла и похоронил свою сестру в Хунзахе.

Биография второго сына Хаджи-Мурата, Абдул-Ка-дыра, менее интересна. Он был офицером царской ар­мии, дослужился до чина подполковника. Последние годы своей жизни Абдул-Кадыр провел во Владикавка­зе (Орджоникизде), где и скончался приблизительно в 1907—1908 гг. Женат был Абдул-Кадыр на кумычке из аула Нижнее Казанище. Их потомки сейчас живут в ауле Валерик, в Чечено-Ингушетии.

Третий сын Хаджи-Мурата, тот самый, что родился в темнице в начале 1852 года и был назван именем сво­его отца, также служил в царской армии. Был он женат на сестре известного дагестанского революционера Ма­гомед-Мирзы Хизроева.

Одна из его 3-х дочерей Залму жила в г. Буйнакске, 85-летняя внучка Хаджи-Мурата Залму, получившая имя матери дела, имела блестящую память и многие эпизоды из жизни наиба Шамиля она рассказывала как бы читая по книге. Залму очень любила своих детей — Имангазали и Сакинат.

Сын Залму, правнук Хаджи-Мурата Имангазали был изобретателем и великолепным художником. Он со­здал филигранной работы макет театра, где в 1920 го­ду была объявлена автономия Дагестана. Имангазали — автор целой галереи интересных муляжей пещерных людей, которые выставлены в республиканском крае­ведческом музее в Махачкале.

Сестра Имангазали — Сакинат работает контроле­ром на Буйнакском консервном заводе.

Другой правнук Хаджи-Мурата, внук Гуллы и сын Бадави Магомед Хаджи-Мурадов окончил Ростовский пединститут. Он участвовал в Великой Отечественной войне, был трижды тяжело ранен и трижды возвращал­ся на фронт, имеет целый ряд правительственных на­град. Магомед Бадавиевич готовил научный труд, по­священный своему прадеду Хаджи-Мурату.

Интересные люди есть и в следующем поколении по­томков Хаджи-Мурата. Праправнучка Хаджи-Мурата Меседу Гаджиевна Алхасова является заместителем управляющего консервтреекм республики. А другая праправнучка коммунистка Зумруд Гаджиевна Губаха-нова—• начальник кинофикации Дагестана.

Источник