лебедев очерки внутренней истории византийско восточной церкви
Очерки внутренней истории Византийско-восточной церкви в IX, X и XI веках
Издание второе дополненное
Содержание
Предисловие
Много внимания профессор А. П. Лебедев уделил изучению истории Византийской церкви в период от иконоборческих споров до падения Константинополя в 1453 г. В ряду его научных трудов, посвященных данной теме, и книга «Очерки внутренней истории Византийско-Восточной церкви в IX, X и XI вв.»
Эта книга рассказывает о византийской церковной истории за два века – от конца иконоборческих споров (842 г.) до первого Крестового похода (1096 г.). Причем автор наибольшее внимание уделяет таким важным аспектам, как: 1. Церковь, общество и государство в Византии в отношении друг к другу; 2. Положение византийской церковной иерархии в этот период, ее умственное и материальное состояние; 3. Византийская образованность вообще и богословская наука в частности в различных направлениях.
А. П. Лебедев подробно рассматривает борьбу двух церковных партий – фотиан и игнатиан, на фоне которой и разворачиваются события церковно-исторической жизни в Византии в IX в., результаты которой прослеживаются и в дальнейший период. Также автор останавливается на проблеме религиозно-догматических споров между Западной и Восточной церквями, которые приводят к середине XI в. к окончательному расколу между ними. При этом выясняются причины, которые привели к противостоянию двух церквей.
Наконец, автор непосредственно касается вопроса духовного просвещения в Византии в IX–XI вв. При этом оно рассматривается со многих сторон: забота о просвещении со стороны светской и духовной властей (императоры и патриархи), организация школ, борьба между различными философскими направлениями (аристо-телизм и платонизм).
Исторические события прослеживаются автором через характеристику исторических лиц, византийских ученых, различных научно-богословских воззрений, что еще больше оживляет исследование.
Источник: Собрание церковно-исторических сочинений профессора Московского университета по кафедре истории Церкви Алексея Лебедева. Том VI.
Вам может быть интересно:
Поделиться ссылкой на выделенное
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»
Лебедев очерки внутренней истории византийско восточной церкви
Алексей Петрович Лебедев (2 марта 1845 — 14 июля 1908) — русский историк церкви, византинист.
Алексей Лебедев родился в селе Очаково Рузского уезда Московской губернии в семье священника. Образование получал в Перервинском духовном училище, Московской семинарии и Московской духовной академии в Сергиевом Посаде, которую закончил в 1870 году. По собственному рассказу Лебедева, после окончания курса руководством академии ему было предложено на выбор занять одну из пяти кафедр в alma mater, а также кафедру метафизики в Киевской духовной академии. Свой выбор и дальнейшую свою научную судьбу Лебедев связал с кафедрой церковной истории, на которой прослужил более 25 лет. В феврале 1875 года Священным Синодом он был утверждён взвании экстраординарного профессора.
Уже первая работа молодого историка, вышедшая в 1873 году, посвящённая критическому анализу нескольких русских церковно-исторических сочинений вызвала резкую критику, а появившаяся в 1879 году докторская диссертация «Вселенские соборы IV и V веков. Обзор их догматической деятельности в связи с направлениями Александрийской и Антиохийской школ» привела к широко обсуждавшемуся в печати скандалу. Вскоре после выхода в свет диссертации, но ещё до её защиты появился первый критический отзыв (что, по мнению Лебедева, было не возможно без содействия секретаря цензурного комитета П. И. Горского, ускоренно согласовавшего издание критического отзыва), в котором автор обвинялся в неуважении к свидетельству Св. Афанасия и памяти «никейских отцов». В вышедшей в 1900 году статье Горского «Голос старого профессора по делу профессора А. П. Лебедева с покойным профессором о. протоиереем А. М. Иванцовым-Платоновым» утверждается, что критический отзыв также собирался написать И. С. Аксаков в газете «День», однако Горский его отговорил, и А. М. Иванцов-Платонов (1835—1894), которого тот же Горский уговорил напечатать свою критику только после защиты диссертации. В обширном отзыве Иванцова, вышедшем в 1881 году отдельной книгой «Религиозные движения на Востоке в IV и V вв. Критико-исторические замечания» утверждалось, «будто автор представляет ариан партией прогрессивной, умной, одаренной необыкновенными талантами; что будто, по суждению автора, ариане были истинными двигателями богословской науки и что они во всех пунктах догматического развития шли впереди православных; что будто, по мнению автора, Кирилл Иерусалимский был несомненный арианин; что будто автор восхвалял Евтихия как человека, обладавшего твердым и ясным умом; что, по представлению автора, Диоскор был истинно православным мужем; что будто в книге автора можно находить легкомысленное отношение к Григорию Богослову; что будто церковное учение, по мысли автора, есть результат соединения „Православия с ересью“; что будто вообще труд автора близко стоит к взглядам рационалиста Баура (нем.)русск.». Полемика между профессорами продолжалась много лет и отношения между ними так и не наладились, продолжившись в других произведениях Лебедева. Диссертация также вызывала отклик заграницей, отзыв на неё написал А. фон Гарнак. В конечном счёте за Лебедевым закрепилась репутация либерала и приверженца «тюбингенской школы». Защита диссертации состоялась 24 апреля 1879 года в присутствии епископа Можайского Алексия.
Хотя А. П. Лебедев «политикой интересовался, но не занимался», его научные интересы, включавшие также судьбу Греческой церкви после падения Константинополя, вызывали в отношении историка нападки со стороны консервативно настроенной части духовенства. В одном из отзывов Лебедев по своему дурному влиянию на студентов сравнивался с В. С. Соловьёвым и С. Н. Трубецким. В конце жизни Лебедев, ознакомившись с перепиской митрополита Филарета (Дроздова), написал ряд статей, в которых он попытался развеять сложившееся устойчивое мнение о митрополите как о душителе свободной мысли в российском богословии.
Напряжённо работая до последних дней жизни, по 14-15 часов в сутки, Лебедев в последние годы почти ослеп. В сентябре 1905 года, отпразновав юбилей своей службы в Московской духовной академии, Лебедев перешёл в Московский университет, рассчитывая на то, что там его нагрузка будет меньше. 14 июля 1908 года он неожиданно для всех скончался от непродолжительной, но тяжкой болезни. Похоронен на кладбище Спасо-Андрониевского монастыря.
Церковь, государство и общество
Прямое назначение церкви состоит в том, чтобы воздействовать на государство и общество в духе идей и его требований. Такое назначение церкви при его выполнении в эпоху, о которой мы говорим, значительно облегчалось тем, что общество тех времен было особенно доступно для религиозных идей: религия для этого общества составляла начало, действие которого было желательно и являлось совершенно необходимым. Эпоха наша не знала отрицания религии из явной и сознательной вражды к религии. Византия и Византийская империя, о которых у нас по преимуществу должна идти речь, были глубоко проникнуты религиозными интересами. Вся жизнь общества носила отпечаток религиозных интересов, хотя эти интересы, нужно сознаться, и не были так живы, так прочувствованы, как это было ранее, в более древнюю эпоху христианства. Говорим – привязанность общества к религии облегчала влияние и действенность этого влияния церкви на государство и общество.
К сожалению, при всей своей религиозности, общество носило в себе очень много задатков болезненной, патологической жизни, ненормального развития, от чего бы то ни происходило. Религиозность была чем-то отдельным от жизни: религиозность сама по себе, а жизнь сама по себе. Между ними не было того единения, той тесной связи, которая, поставляя то и другое в гармонические отношения, рождала бы истинно облагороженную, высоконравственную жизнь. Вследствие этого наблюдатель над жизнью и историей общества данной эпохи поражается обилием, избытком нравственных недугов, недостатков, которые составляли самую выдающуюся сторону в положении общества. Эта патологическая сторона составляет такое многозначительное явление, что мы должны остановить на нем наше внимание.
Это тем необходимее для нас, что таким образом мы выясним препятствия, с которыми должна была церковь бороться при осуществлении своей задачи, частные задачи, которые предначертывали для нее время и общество, – словом сферу, в которой жила и на которую действовать приходилось церкви.
И нужно сознаться, руководить таким обществом, каким было общество нашей эпохи, было делом, соединенным с величайшими трудностями!
Из этого обзора состояния общества данного времени видно, какие трудные задачи предлагались эпохою церкви при выполнении ее назначения. Чтобы быть достойною своего призвания, церкви следовало со своими требованиями идти в разрез с обществом, бороться чуть не со всем строем общественной жизни, как она выражалась в ту эпоху.
Церковь имеет своею священнейшую обязанность проносить идеи истины и добра, указанный христианством, в сознание и жизнь общества. К этой цели так или иначе и стремилась всегда церковь. Но насколько она достигала своей цели, это зависело не только от характера и ревности пастырей церкви, но и от того, в каком положении стояла церковь, как определенный институт, к государству и государственной власти, как другому институту; цели и интересы этих институтов не всегда могут совпадать. Отсюда зависел успех или неуспех самой деятельности церкви в исполнении ее христианских предначертаний. Государство содействует церкви, близко входит в интересы церкви, не попирает ее законных прав – церковная деятельность процветает. Если иначе относится первое ко второй, иначе идет и деятельность церкви.
Теперь, насколько государственная власть и государство византийское IX, X и XI века содействовали или не содействовали выполнению церковью ее священных обязанностей?
Вообще в теории не только церковь, но и государство поставляло власть церковную на высоте, одинаковой с властью императорской. Права церкви на самостоятельность, на широту практики не отрицались. Но так ли это было в действительности, как было в теории?
Как же было в действительности? В действительности церковь не всегда могла свободно пользоваться принадлежащими ей правами; ее права попирались со стороны государства. Случалось, что деспоты между византийскими императорами свою порочную волю предпочитали воле и власти церкви. Мир церкви таким образом нарушался, а вместе с тем колебался и порядок церковный. Чтобы видеть в каких формах проявлялось иногда это незаконное вторжение государства в область церковных дел, мы имеем в виду раcсказать о двух замечательнейших столкновениях между государством и церковью, какие случились одно в IX, другое в X веке в Константинополе.
Из истории патриархов Игнатия, Фотия и Николая Мистика открывается, как практика, ко вреду церкви, мало отвечала тому идеалу церкви в ее отношении к государству, какой жил в сознании самих же византийцев.
Условия, при которых церковь должна была выполнять cвою миссию в сфере гражданского общества, были не совсем благоприятны для ее целей. Ей нужно было бороться, и бороться неустанно с тем злом всякого рода, которое в таком обилии накопилось в византийском обществе, а при этом часто встречать препятствия там, откуда она должна была ожидать поддержки, – со стороны государственной власти; власть эта переходила в деспотизм в отношении к самой церкви.
При всем том церковь употребляет должные усилия к исполнению своей задачи. Она ревностно охраняет права церкви и борется с теми, кто наносит этим правам оскорбление и поругание; твердо стоит за справедливость и истину в обществе граждан, обличает правителей и руководителей народа, если они действуют вопреки христианским заповедям; ободряет и укрепляет их, когда они идут по пути, обещающему благо и счастье лицам, управляемым ими; указывает истинные нормы христианской гуманности и нормы воспитания в духе религии и сообразно с целями общественного блага; употребляет должные меры к пресечению в народе наиболее выдающихся недостатков нравственных и пр. С этим вместе церковь не отказывается служить и пособлять государству в его нуждах и опасностях. В подобных случаях церковь быстро отзывается на голос страждущего народа и общества и охотно идет к ним на помощь; она в лице пастырей употребляет все свое духовное влияние, где оно нужно; открывает сокровищницы церковные, если золото может помочь беде.
В таких-то фактах выражалась заботливость церкви об охранении ее прав и интересов. Церковь не должна была терпеть и тени поругания, хотя бы презритель церкви и облечен был высочайшею властью императора – вот идея, которая одушевляла лучших и по крайней мере энергичных из пастырей церкви.
Важнейшую сторону взаимоотношения церкви к государству составляют ее заботы о нуждах государства, ее споспешествование крепости и целостности государственной организации. Словом, мы хотим сказать об отношениях церкви к государству, которые можно характеризовать так: церковь на службе государству.
Вот те факты, в каких выразилось стремление церкви служить нуждам, пользам и благу государственному. Из них видно, что церковь не стояла особняком от государства и не смотрела равнодушно на его несчастия. По силам она помогала государству.
Мы видели, таким образом, в чем, проявлялась деятельность церкви в ее отношении к государству и обществу. Церковь делала, что могла, хотя она далеко еще в своей деятельности не приближалась к тому идеалу, какой начертан для нее в Евангелии с его требованием вполне проникнуть общество идеями святости и добра. Что же с своей стороны делало государство для церкви? Нам не нужно входить в какие либо сложные рассуждения о том, должно ли, обязано ли было что либо государство делать для церкви со своей стороны. Вопрос этот решается для нас просто: если государство искало и желало влияния церкви на общество, если оно принимало ее услуги в этом отношении, то естественно оно должно было чем либо платить за эти услуги со своей стороны. Оно должно было споспешествовать ее целям и по крайней мере не препятствовать ее священной задаче. Государство при этом должно было только помнить, где оканчиваются пределы его власти по отношению к церкви, где начинается собственная сфера церкви, неприкосновенная ни для кого, священная и для самих государей.
В такую эпоху, как эпоха, какую мы описываем, эпоху общей религиозности, составлявшей душу общества, хотя эта религиозность и не была глубока и серьезна, можно ожидать, что государство много делало для церкви, содействуя ее целям. И мы действительно не обманываемся в этом случае.
Из этих приведенных нами фактов, думаем, достаточно видно, насколько византийские императоры заботливы были о внешней славе церкви Христовой.
Таково было отношение государственной власти к церкви, когда дело касалось внешнего благоденствия церкви, – это отношение было благоприятным для церкви, но оно страдало непоследовательностью, уничтожавшею добрые плоды, которых можно было ожидать отсюда.
Теперь посмотрим на отношение государственной власти к важнейшим, существеннейшим функциям власти церковной. Была ли церковь свободна в своих действиях, как носительница священнейшей власти учить, управлять и издавать законы в церкви? К сожалению, мы должны сказать и в подобных функциях церковь не была свободна от произвола государственного.
Чтобы понять, от чего это происходило, нужно взять во внимание то особенное оригинальное воззрение на императора византийского, какое сложилось в обществе того времени, как на лице священное в церкви. Императоры могли забываться, при существовании такого воззрения, и действовать самовластно в делах религиозных.
Представим другие более важные образцы бесцеремонного, беззастенчивого отношения государства к столь же важным функциям церковным, как и законодательство церковное.
Ram baud. L’Empire Grec. au 10 siecle (Conatantin Porphyrogenete. p. 24. Paris. 1870.
Смуты в иерархии и общее ее состояние
Состояние церковной иерархии в восточной церкви в IX, X и XI веке представляет с первого взгляда интерес очень небольшой. Большая часть важнейших вопросов, касающихся иерархии, разрешены церковью в эпоху предшествующую. Теперь иерархия стоит пред нами, как органическое целое, утвердившееся, обосновавшееся, канонически определившееся. Ни одного жгучего вопроса касательно системы иерархической теперь не поднимается, да и не может подниматься на Востоке, после того как иерархия с ее расчленениями и важнейшими рангами пришла к определенной церковной норме. С этой стороны состояние иерархии действительно представляет незначительный интерес научный. Но это не значит, чтобы состояние иерархии этого времени совсем не представляло интереса. Напротив, быть может, еще никогда внутри иерархии не происходило таких сильных движений, как в эти века. Мотивы этих движений не были пусты и ничтожны, но исполнены глубокого смысла и значения. Словом, если теперь и нет вопросов важных, касающихся организации иерархии и заслуживающих научного внимания, тем не менее, жизнь иерархии не может не привлекать внимания историка.
В эту эпоху происходят сильные внутренние движения в среде иерархии. Какие это? Движения фотиан и игнатиан, этих двух чисто церковно-иерархических партий, наполняют собою весь IX век. Не слабее, хотя и беднее событиями, были движения николаитов и евфимитов, двух тоже чисто церковных партий; эти движения проходят чрез весь Х-тый век.
Шумна и бурна была борьба игнатиан с фотианами; борьба эта исполнена трагизма, потому что счастие партий было переменчиво. Приходилось страдать для того, чтобы торжествовать и торжествовать для того, чтобы страдать.
Корень, откуда рождаются эти две партии фотиан и игнатиан, было бы легкомысленно отыскивать в личных отношениях двух представителей этих партий Игнатия и Фотия, патриархов константинопольских. Этот корень нужно искать глубже, т. е. еще в предшествующих церковно-исторических обстоятельствах. Но чтобы не слишком отдаляться от изучаемой эпохи, всмотримся по крайней мере в обстоятельства жизни и церковные события в правление предшественника Игнатиева, патриарха Мефодия (+ 846 г.. Внимательное изучение жизни и деятельности патриарха Мефодия и церковных явлений его времени, должно пролить свет на то, при каких условиях слагаются эти две партии игнатиан и фотиан. Уже при жизни Мефодия в церкви в среде иерархии ясно обозначаются две партии 181 ), из которых при благоприятных обстоятельствах могли образоваться такие партии сильные, как игнатиане и фотиане.
Из истории жизни и церковной деятельности Мефодя видно, что в церкви существовали две партии, из которых одна многочисленейшая принимала одобрительно все его распоряжения; другая, напротив, везде и всегда противилась ему. Теперь, всякий последующий патриарх, как скоро он становился почитателем Мефодя и хотел руководствоваться его практикой, тем самым становился на сторону многочисленнейшей партии приверженцев кроткой, рассудительной церковной политики Мефодиевой; если же он не признавал за Мефодием заслуг, порицал его церковную деятельность, тем самым становился на стороне партии, сложившейся из противников Мефодиевой церковной политики. Требовалось искусство слить и помирить эти две партии, но на первых порах такого искусства мы не видим.
Важнее и необходимее рассмотреть вопрос, почему партия Мефодия с любовью и сочувствием принимает нового патриарха, какие были причины тому? Фотий по своим убеждениям и по плану своей деятельности, каковый он предначертал себе с самого начала, во многом напоминал собою Мефодия с его убеждениями и церковной политикой. Подобно Мефодию он начинает свою деятельность с того, что, насколько возможно, обновляет состав епископата Византийского, назначая на кафедры епископов сколько благочестивых, столько же и ученых, которые бы могли поднять уровень религиозного образования и нравственности. Мефодий снисходительно и кротко относился к еретикам, как это видно из отношений его к некоторым епископам и пресвитерам иконоборцам; то же самое встречаем и в деятельности Фотия: против еретиков и иноверцев он действует убеждением, кротостью, а ничуть не мерами насилия, противными его духу. Мефодий почти все время своего патриаршества проводит в борьбе с монахами, именно – студитами, которые своим противлением и самоволием едва ли не навлекли на себя церковное отлучение со стороны патриарха. Также и Фотий старался ограничить непомерное влияние монашества, очистить это сословие от злоупотреблений, вкравшихся в него, вообще действовал в отношении к монашеству, как строгий духовный судья, а не как слепой друг монахов. Наконец Мефодий и Фотий – оба были равно просвещеннейшими, образованнейшими пастырями Константинопольскими; Фотий принадлежал к числу тех лиц, которые горячо стоят за просвещение и свободу убеждений 201 ); по образованности он был славою и украшением своего времени. Этого всего мало. Фотий был положительным и глубоким почитателем Мефодя, как это видно частью из того, что Фотий объявлял себя таким почитателем, показывая в этом свое отличие от Игнатия, по его свидетельству, недостаточно ублажавшего память Мефодия 202 ), частью из того, что Фотий был и оставался другом, и притом другом искренним Григория Асвесты, этого лица, так не мало потерпевшего из-за своей ревности к почитанию Мефодия. Итак, с восшествием Фотия на кафедру Константинопольскую, партия Мефодия должна была получить и действительно получает перевес над партией противоположной.
Со времени вступления патриарха Фотия на престол между фотианами и игнатианами начинается открытая вражда, которая проходит до самого конца IX века.
Собор этот, хотя, быть может, он происходил и не так, как рассказывают деяния его враги Фотия 210 ), был во всяком случае великим торжеством партии фотиан над игнатианами. С другой стороны этим собором положена новая преграда для слияния партий. Игнатиане должны были озлобиться.
Рассмотрим теперь другие более второстепенные меры, какие принимались партиею фотиан в борьбе с игнатианами и частью в видах примирения и воссоединения ее с церковью.
Партия Игнатия, бессильная сама по себе, вот где, – во многопритязательном Риме ищет себе спасения и защиты; ищет и находит. Но какой ценой.
Важнейшею мерою для утверждения своего церковного авторитета, и поражения фотиан, со стороны Игнатия и его партии, как ранее это было и со стороны Фотия с его партией, – был собор. Собор этот был собран в 869 году, осенью. Но он только полнее и открытее показал слабость этой партии и призрачность ее могущества. В чем же выразился такой указанный нами характер этого собора?
Во-вторых, слабость игнатиевой партии на этом соборе выразилась в том, с какими трудностями приходилось бороться Игнатию, чтобы сгруппировать свою уже разлагавшуюся партию, и в том, как ничтожны, немногознаменательны были факты, в которых выразилось тор- жество этой партии. Собор, как мы сказали, открылся при участии лишь 12 епископов, ревностнейших приверженцев Игнатия, пострадавших даже за свою приверженность к нему. Как незначительно, значит, было зерно игнатиевой партии; припомним, что собор в пользу Фотия раньше открылся при участии 300 приверженцев Фотия. Нужно было перетянуть на свою сторону других епископов восточных. Начали с епископов, которые были посвящены или самим Игнатием, или его предшественником, но которые потом вошли в общение с Фотием; но всеми правдами и неправдами около него к восьмому заседанию собора (всех было десять заседаний) собирается только 40 епископов. Собор даже прерывался по малочисленности своих членов. Все это показывало, что торжество игнатиевой партии было чисто искусственное, оно не имело оснований в силах самой партии.
В-третьих, и самым решительным образом, слабость партии Игнатия выразилась в единодушном отказе партии фотиан перейти на его сторону. Игнатий так и должен был оставаться, опираясь на тех немногочисленных членов, которые составляли его партию. Почти вся партия Фотия, многочисленная и сильная, не сочла нужным присоединиться к Игнатию, но оставалась верною своему вождю. Не смотря на все усилия собора воссоединить фотиан с игнатианами, только не многие из них перешли на сторону Игнатия; большинство же остались верными своему фотианскому знамени. Оставалось только осудить непокорных и собор совершает это с бесцельною торжественностью.
Так в соборе 869 года 223 ) выразилось торжество игнатиевой партии над фотианами; торжество это было призрачным. Незначительное число епископов, сгруппировавшихся около Игнатия на этом соборе, указывало, как мало значения и уважения имела партия Игнатия в церкви, и заме- тим – это число епископов собрано спустя 2 года после утверждения Игнатия в патриаршестве, при полном содействии императора. Этот собор еще раз заявил, что партия Фотия могущественна и несокрушима. Последствия ясно доказали это.
Фотий не думал делать со своей стороны каких либо шагов κ примирению с игнатианами. Он уверен был, что, наконец, наступят для него лучшие дни, его партия крепко держалась своего вождя. Фотианская партия образовывала собою как бы церковь в церкви. В ней сосредоточились все лучшие силы церковные, цвет духовного образования. Эти силы отсюда растекались и по всем членам общества.
Со вторичным вступлением Фотия на кафедру константинопольскую начинается третья и последняя фаза в история борьбы двух партий игнатиан и фотиан. Партия Фотия торжествует – и уже окончательно. С этого времени дух партии Фотия надолго удерживается в церкви во многих отношениях. В этом лежит объяснение напр. того факта, что в последующее время церковь константинопольская всегда с успехом отражала стремления пап подчинить, себе восток, хотя на сторону пап нередко становились сами византийские императоры.
Замечательно, что собор 879 года, собранный собственно для утверждения Фотия на кафедре, повел дело по инициативе своих руководителей, так, как будто бы он созван был главнейшим образом для защиты пап от некоторых нареканий, какие слышались против них, в церкви константинопольской. Таким образом, папскому авторитету на нем отводится очень не высокое место. Это замечательно потому, что в таком отношении фотианской партии к папе еще раз и торжественно выразилась характеристическая черта этой партии: непризнание за папою никаких особых церковных преимуществ.
Вообще из истории собора 879 года видно, что не только партия фотиан безусловно торжествовала на нем, но что она выразила здесь и свое вполне самостоятельное отношение к самим папам.
Так кончилась упорная и не кратковременная, богатая событиями и исполненная трагизма, борьба двух церковных партий – игнатиан и фотиан!
Замечательно, что и на этот раз, как во времена Фотия, партия более благоразумная, более радеющая о благе церкви, более проникнутая сознанием самостоятельности церкви восточной, какова именно партия Николая, получает перевес над партиею противною.
После обзора важнейших церковно-иерархических движений, знаменующих собою изучаемое нами время – фотианских и игнатианских с одной стороны и николаитских и евфимитских с другой – составляющих любопытнейшие явления времени, обращаемся к рассмотрению общего состояния иерархии и ее деятельности в период IX, X, XI веков.
Прежде всего, обозрим в главнейших чертах внутреннее состояниевосточных патриархатов.
О внутреннем состоянии иерусалимского патриархата мы имеем еще более скудные сведения, чем о других патриархатах под мусульманским господством. Нельзя указать ни одного патриарха в рассматриваемое время сколько-нибудь знаменитого в каком либо отношении. По уверению некоторых писателей в это время в Палестине было четыре митрополии и сверх того 25 епископий 272 ); но трудно предположить, чтобы они всегда были заняты иерархами, не оставались вакантными. Иерусалимские патриархи и всегда не пользовались особенным значением в делах церковных, а теперь стали пользоваться оным еще менее. Хотя греческий язык менее упал в иерусалимском патриархате, чем в Александрии и Антиохии, что зависело от практической потребности в этом знании ради греческих пилигримов, тем не менее, не видно, чтобы знание это прилагалось к целям образованности.
В царствование того же императора Алексея история встречается с другим еретиком – Нилом, тоже вызвавшим смуту в обществе константинопольском. Нил был отшельником из Египта; образование его было недостаточное, но он был так же смел, как Итал; притом же он пользовался репутацией человека строго добродетельной жизни. Занятый чтением Священного Писания в своей келье, – Свящ. Писания, которое он мало разумел, Нил однако считал себя человеком, назначенным просвещать светом истины других. Он покидает свою келью и является в Константинополе. Его строгая, суровая речь приобретает себе скоро многочисленных слушателей, Женщины спорили между собою из-за чести – пригласить к себе этого нового пророка и послушать его. Он принимает на себя роль нового апостола и хочет посвящать своих слушателей в тайны религии.
Из этих приведенных нами фактов развития церковного законодательства того времени видно, в какой неразрывной связи находилось это законодательство со всеми важнейшими сторонами остальной жизни церковной.
А чем условливалось в свою очередь возникновение этих партийэто разъяснено в нашей книге:История раздления церквей, стр. 1–16. Моск. 1900.