люка дебарг пианист биография
Люка дебарг пианист биография
Французский пианист Люка Дебарг стал открытием ХV Международного Конкурса имени Чайковского, состоявшегося в июне 2015 года, хотя ему была присуждена лишь IV премия.
Сразу же после этого успеха Дебарга начали приглашать выступить в лучших залах мира: Большом зале Московской консерватории, Концертном зале Мариинского театра, Большом зале Санкт-Петербургской филармонии, Зале Гаво, Театре Елисейских Полей и в Парижской филармонии, Вигмор-холле и Ройял-фестивал-холле в Лондоне, амстердамском Консертгебау, мюнхенском зале «Принцрегентстеатр», в Берлинской и Варшавской филармониях, нью-йоркском Карнеги-холле, в концертных залах Стокгольма, Сиэтла, Чикаго, Монреаля, Торонто, Мехико, Токио, Осаки, Пекина, Тайпея, Шанхая, Сеула.
Он играет с такими дирижёрами, как Валерий Гергиев, Андрей Борейко, Михаил Плетнёв, Владимир Спиваков, Ютака Садо, Туган Сохиев, Владимир Федосеев, в камерных ансамблях – с Гидоном Кремером, Жанин Янсен, Мартином Фростом.
Люка Дебарг родился в 1990 году. Его путь к исполнительскому искусству был необычен: начав заниматься музыкой в 11 лет, он вскоре переключился на занятия литературой и закончил литературный факультет парижского «Университета VII имени Дени Дидро» с дипломом бакалавра, что не помешало ему, еще будучи подростком, самостоятельно изучать фортепианный репертуар.
Однако профессионально заниматься фортепиано Люка начал только в 20-летнем возрасте. Решающую роль в этом сыграла его встреча в 2011 году с известным педагогом Реной Шерешевской, выпускницей Московской консерватории (класс профессора Льва Власенко), которая приняла его в свой класс в Высшую Парижскую музыкальную школу имени Альфреда Корто (Ecole Normale de Musique de Paris Alfred Cortot). В 2014 году Люка Дебарг стал лауреатом I премии IX Международного фортепианного конкурса в Гайаре (Франция), спустя год – лауреатом XV Конкурса имени Чайковского, где, помимо IV премии, был удостоен премии Ассоциации музыкальных критиков Москвы как «музыкант, чьё уникальное дарование, творческая свобода и красота музыкальных трактовок произвели большое впечатление на публику и критику».
В апреле 2016 года Дебарг окончил Ecole Normale с Высшим дипломом концертного исполнителя (диплом с отличием) и специальной Премией имени А. Корто, присуждаемой единогласным решением жюри. В настоящее время пианист продолжает заниматься с Реной Шерешевской в рамках Курса совершенствования исполнительского мастерства (аспирантуры) этой же Школы. Дебарг черпает вдохновение в литературе, живописи, кино, джазе, в глубоком анализе музыкального текста. В основном он играет классический репертуар, однако исполняет и произведения менее известных композиторов – таких, как Николай Рославец, Милош Магин и др.
Дебарг также сочиняет музыку: в июне 2017 года в Цесисе (Латвия) состоялась премьера его Концертино для фортепиано и струнного оркестра (в сопровождении оркестра «Кремерата Балтика»), а в сентябре в Париже в Фонде Louis Vuitton впервые прозвучало Фортепианное трио. Фирма Sony Classical выпустила три CD Люки Дебарга с записями произведений Скарлатти, Шопена, Листа и Равеля (2016), Баха, Бетховена и Метнера (2016), Шуберта и Шимановского (2017). В 2017 году пианист удостоен немецкой премии в области звукозаписи Echo Klassik. Осенью 2017 года состоялась премьера документального фильма, выпущенного компанией Bel Air (режиссер Мартан Мирабель), в котором прослежен путь пианиста с момента его успеха на Конкурсе имени Чайковского.
Приключения Луки
Как появился у вас такой ученик и как вы определяете его харизму?
Он такой пессимистичный?
Рена Шерешевская: Нет, в нем смешивается какая-то романтическая возвышенность и какое-то абсолютное чувство реальности. Он двумя ногами стоит на земле. Сейчас вот говорит: если пройду на финал, у меня будут концерты. Я должен продумать все это. Но вы же меня не бросите? Вы мне нужны, мне надо еще дальше учиться!
Он сам понимает уникальность собственной природы?
Ему важны внешние обстоятельства?
У Люки есть ощущение физического контакта с музыкой.
Но это самый сложный конкурс и самый непредсказуемый по результатам.
Рена Шерешевская: Да. И я знала, куда мы едем, и какие сильные участники будут в этом году. Сказала ему: ты должен дать обещание, если не пройдешь на второй тур, ты не опустишь руки. И так же, как я обещала тебе 4 года назад, что ты будешь играть на конкурсе Чайковского, так и сейчас обещаю, что через 4 года мы приедем сюда за успехом. Но сейчас ни я, ни он о премии не думали. Мы просто готовились. Мы везли сюда сложную программу, хотя нас в Париже били за нее: с ума сошли, с Метнером едут! Люка даже обыгрывал эту программу в Эколь, но там нам сказали: нет-нет, Метнера слушать не будем! Пожалуйста, что-нибудь другое! А Люка очень любит эту музыку. Он играет все. Всю литературу, какую хотите.
Как он ее играет? Как вы занимаетесь с ним?
В игре Люки есть качество живой импровизации.
Что у него за природа техники, без фундамента позволяющая играть виртуозный репертуар?
Какой вы видите правильную перспективу для Луки?
Люка Дебарг
Французский пианист Люка Дебарг родился в 1990 году во французской столице, но в скором времени семья перебралась в Виллер-сюр-Куден – маленькое селение, жило в котором менее полутора тысяч человек, где и прошло детство будущего пианиста. По одной из линий он имел российский корни – бабушка была дочерью русских эмигрантов.
Семья музыкальной не являлась: отец и мать были медиками. Все же у отца было немало дисков с произведениями В.А.Моцарта – именно с этим были связаны первые музыкальные впечатления Люка. Мальчик обучался в местной школе искусству игры на блокфлейте, но его интерес к музыкальным занятиям не встречал особого сочувствия со стороны родителей. Тем более, они не хотели, чтобы сын стал музыкантом-профессионалом – по их мнению, этот род занятий не мог принести сыну надежного заработка.
Решение связать свою жизнь с музыкой пришло не сразу: после окончания школы Люка учился в Парижском университете на литературном факультете, но тягу к музыке все же ощущает: на электронном пианино, которое подарил ему отец, Люка по слуху подбирает фрагменты из творений И. С. Баха и В. А. Моцарта, берет частные уроки. Через некоторое время мэрия Компьеня обращается к нему с просьбой выступить на концерте. Люка согласился – он исполнил произведения К. Сен-Санса, Ф. Листа и Ф. Шопена. Отыграв этот концерт, молодой человек всерьез задумывается о музыкальной карьере и поступает в Парижскую Высшую национальную консерваторию.
Люка Дебарг обучался у Рены Шерешевской – выпускницы Московской консерватории, которую музыкант называет своей «матерью Терезой». На вступительном экзамене юноша произвел на нее странное впечатление, показавшись «сумасшедшим человеком в своих эмоциях». Коллегам она честно призналась, что в ученики его возьмет, но что с ним делать – не знает. Что же касается Люка, то юноша не верил, что сможет поступить – настолько, что даже не отправился просматривать списки зачисленных. О том, что поступить ему удалось, он узнал от Р.Шерешевской, которая позвонила новому ученику – удивленная тем, что он не является на занятия.
Р.Шерешевская стала учитывать необычные особенности ученика. С одной стороны, его постановка рук оставляла желать лучшего, с другой – самые сложные произведения он мог играть со слуха, полностью «вливаясь» в тончайшие нюансы. Такой дар требовал особого подхода – в частности, преподавателю пришлось запретить Люка играть гаммы.
Опекая своего необычного и талантливого подопечного, наставница не только корректировала постановку его рук – она очень много с ним беседовала о литературе. Впрочем, Люка сам проявлял к литературе интерес – в противоположность многим французских сверстникам, убежденным, что Евгений Онегин – русский композитор. И хотя работать с Л.Дебаргом было нелегко и никто, кроме Р.Шерешевской, в него не верил, она была убеждена, что в его лице Бог ей послал истинный самородок, и не побоялась пообещать, что по прошествии четырех лет представит его на конкурсе им. П.И.Чайковского.
Уже в самом начале исполнение Л.Дебарга отличалось предельной образностью. Он мог – особенно при первом проигрывании произведений, выученных со слуха – допустить фальшивые ноты, но образ никогда не становился «фальшивым». Было так, в частности, с «Ночного Гаспаром» М.Равеля, в котором ему удивительно удалось передать ощущение ужаса. При каждом соприкосновении с инструментом его переполняют эмоции, которым зачастую даже сценическое выступление не дает выхода полностью – случается, что после исполнения произведений В.А.Моцарта пианист задерживается в артистической, чтобы поиграть джаз. При этом музыкант наделен природной виртуозностью.
Триумфальным стало для Люка Дебарга выступление на XV Международного конкурса им. П. И. Чайковского в 2015 году. Он завоевал IV премию – казалось бы, это не самый высокий результат, но ведь это при том, что до конкурса он ни разу не выступал с оркестром. К тому же, решение жюри далеко не всегда совпадает с мнением публики. На конкурсе им. П.И.Чайковского, конечно, не существует приза зрительских симпатий, но если бы таковой присуждался, он, несомненно, достался бы Л. Дебаргу: этот французский пианист поистине стал любимцем публики. Его концерты проходят с аншлагом, слушателей покоряет этот тонко чувствующий музыкант, концентрирующийся не на технике, а на звуке.
В репертуаре Л. Дебарга важное место занимает русская музыка – А. Н. Скрябина, Н. Метнера, С. В. Рахманинова, в особенности близок ему С. С. Прокофьев, в чьих творениях – по словам пианиста – «малейшая нота приводит в экстаз».
Люка Дебарг утверждает, что у него – в противоположность многим другим исполнителям – «нет эго», он всего лишь чувствует «потребность дарить музыку». Именно поэтому музыканта раздражает, когда поклонники преследуют его, желая получить автографы: «Это не я, это музыка производит такое впечатление!» – говорит музыкант.
Феномен Дебарга
25-летний французский пианист Люка Дебарг, ставший год назад подлинным открытием знаменитого конкурса Чайковского, выступил на фестивале «Звезды белых ночей» с сольным концертом в Концертном зале Мариинского театра.
Время концерта Дебарга пролетало незаметно, и в то же время казалось, что эти два часа превращены в целую Вечность. ФОТО Эдварда ТИХОНОВА предоставлено пресс-службой Пермского театра оперы и балета
Страсти по Люке не остывали с тех пор, как он прогремел на весь мир благодаря интернет-трансляциям конкурса Чайковского. Кроме IV премии он тогда получил еще и Приз ассоциации музыкальных критиков Москвы. Как и обещал маэстро Гергиев, заявлявший, что победителей этого конкурса ждет беспрецедентная раскрутка, на долю Дебарга выпало огромное количество концертов в статусе свежеиспеченного лауреата. У него первого из всех лауреатов вышел сольный альбом с красноречивой фотографией на обложке: пианист в неизменных очках словно бы схватился за голову, говоря своим видом: «Вот счастья-то привалило!».
Спустя год пианист-сенсация, и до того выглядевший словно бы слегка ошарашенным случившимся, не скрывает своего счастья, а точнее – нелегкого груза ответственности. Его взгляд, будто несколько потерянный, уходящий куда-то глубоко внутрь, выдает не только артиста, утомленного переездами и перелетами из города в город от концерта к концерту, но человека, которому словно бы не дают выспаться или у которого сон смешался с явью. Таким он был замечен накануне в Перми, куда приезжал с сольным концертом на Дягилевский фестиваль, где любят не просто новые имена, а музыкантов и артистов, наделенных нетривиальным видением и мышлением.
Таким же потерянным его видели и в лифте на Новой сцене Мариинки, куда он прилетел сразу после выступления в Перми. Петербургская программа отличалась от пермской примерно на две трети. Объединяли эти концерты лишь сонаты Доменико Скарлатти, прозвучавшие в обоих городах. Кроме них в Пермском органном зале Дебарг исполнил сонату Николая Метнера, с которой знакомил петербургскую публику год назад на своем первом большом сольном концерте, а также цикл «Ночной Гаспар» Равеля, который здесь также им исполнялся. А вот соната ля минор Моцарта была представлена в Концертном зале Мариинского театра впервые, равно как и грандиозная, поэмного типа соната си минор Ференца Листа.
Дебарг выступал в этом зале в третий раз. Поразительно было наблюдать за преображением музыканта, который еще пару минут назад казался будто бы не совсем уверенным, но, сев за рояль, помчался в бескрайние просторы музыкальной фантазии. И все же он казался канатоходцем над пропастью – это ощущение не покидало с первой до последней ноты.
Феномен Дебарга и заключается в лихой балансировке между правилами, канонами – и отказом от них. В нем отчетливо видится молодой человек нового времени, который бесстрашно ищет свой путь к музыке, ее безграничным смыслам и краскам. Он играет музыку очень ярко, как читают литературные тексты выдающиеся театральные актеры, с легкостью допускающие «соринки», сохраняющие связь технически сделанной актерской речи с речью живой, очень человеческой.
Да, в игре Дебарга можно поймать много недозвученных ноток, проболтанных звуков, чуть пошатывающихся аккордов, но его пламенная манера захватывает настолько, что оторваться невозможно. Четыре одночастные сонаты Скарлатти, которые не так часто встретишь в наших программах, Люка играл без «исторической достоверности», хотя в его туше все же чувствовалось желание пианиста видеть перед собой мягкую клавиатуру клавесина. В остальном он не упускал возможности извлечь из бодрых ритмов и ярких гармонических переливов максимум разных красок, сделать сонаты не частью прошлого, но достоянием современности. Дебарг, обожающий джаз, то и дело норовил посвинговать, потрюкачить, хотя и в рамках стиля, по-французски элегантно. Дух импровизационности очень украшал старые сонаты, как если бы черно-белое кино сделали цветным.
Немало неожиданностей для слушателя было и в ля-минорной сонате Моцарта, финал которой он сыграл с пронзительной нежностью, детской беззащитностью. В монументальной сонате си минор Листа композитор романтически бесстрашно спускается в ад, словно касаясь языков пламени, и взмывает в безоблачный рай, доводя себя и слушателя до состояний нервных, экстатических. Дебарг показал, как близки ему эти полярные состояния и температурные перепады – единственно возможные для его творческих озарений.
Первым бисом стала миниатюра его соотечественника Эрика Сати – «Гносьен # 1», охладившая бушующие листовские страсти. Но публику это не успокоило, она продолжила требовать от музыканта еще и еще, и Дебарг ответил пьесой Шумана, Большим блестящим вальсом Шопена и убаюкивающей баркаролой Форе, намекнувшей, что всем давно пора спать.
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 120 (5737) от 06.07.2016.
Люка Дебарг: “Пустая виртуозность совершенно неинтересна”
Биография французского пианиста Люки Дебарга могла бы стать отличным сценарием для музыкальной кинодрамы о путевке в жизнь.
Бешеная популярность после конкурса Чайковского в 2015 году обеспечила Дебаргу полные залы, толпы поклонников, контракты с Sony Classical.
Все, что связано с его именем, так или иначе, продолжает привлекать внимание профессионалов, ценителей, а также менеджеров авторитетных концертных площадок, охотно дающих добро на исполнение Люкой собственной музыки.
В декабре публике «Зарядья» выпадет шанс услышать написанный им Квартет.
О композиции, исполнительском искусстве и о своем новом диске Люка Дебарг рассказал Юлии Чечиковой.
— Люка, в вашем графике на ближайшие месяцы – несколько концертов на разных московских площадках. Самым интригующим мне показался тот, что пройдет в Большом зале «Зарядья» в декабре – в программу включено ваше новое произведение «Quatuor Symphonique».
— Идея этого квартета возникла в 2014 году, когда у меня еще не было возможности ее реализовать.
Не так давно, серьезно изучив обширный симфонический репертуар – в частности, Малера и Шостаковича, – я решил написать «симфонию» для квартета и фортепиано. Будущее камерной музыки, на мой взгляд, очень перспективно: малые исполнительские составы – дуэт, трио, квартет и квинтет – предоставляют неограниченные выразительные возможности, в отличие от более крупных коллективов.
Посещение парижского Центра камерной музыки (об этом месте я узнал от своего хорошего друга, композитора Шарли Мандона), которым руководит виолончелист Жером Перноо – племянник дирижера Жака Перноо, также подействовало вдохновляюще. Там проводят совершенно необыкновенные концерты в очень скромной обстановке: шедевры камерной музыки исполняются стоя и наизусть. Я также познакомился с композиторами Жеромом Дюкро и Стефаном Дельпласом: встречи с ними явились для меня важным моментом – как в творческом, так и в человеческом плане.
— Стефан Дельплас, если не ошибаюсь, ученик Пьера Санкана? Старшие товарищи помогли вам советом?
— Конечно, их одобрительные комментарии очень важны для меня: Дюкро и Дельплас – единственные, кто отнесся ко мне не как к пианисту, но как к композитору. На мой взгляд, их произведения входят в число самых значительных из созданных в последние годы.
— Какое место вы отводите сочинению музыки в вашем творчестве?
— Я не могу объяснить, почему я пишу музыку… Так сложилось, что почти сразу возникло желание поделиться своими первыми работами с публикой. Возможно, это была не очень хорошая идея – я постоянно их переделываю, потому что не считаю удачными…
— А как вы относитесь к объективной критике?
— Каждый волен думать, как ему угодно. Кому-то моя музыка нравится, кому-то нет. Тот, кто считает, что «так нельзя играть или сочинять», конечно, по-своему прав, но зачастую от таких людей слышишь скорее «то, чего не надо делать», чем «то, что надо было бы сделать». Я всегда жду советов от тех, кому не нравится, как я работаю…
— Что для вашей музыки имеет бóльшую ценность – интеллектуальная составляющая, эмоциональность и экспрессивность или виртуозность?
— Каждое из этих слагаемых существенно. Именно их баланс делает произведение или исполнение качественным. Пустая виртуозность совершенно неинтересна: быстро нажимать клавиши, не внимая каждой ноте, способен и запрограммированный механизм. Но машина никогда не научится переживать музыку. Чрезмерная экспрессивность, которая идет вразрез с партитурой, может сильно подпортить исполнение, но и преобладание рассудка – тоже не гарантия полноценного результата. Стремиться соединить ум, сердце и пальцы – вот что необходимо, чтобы идти в нужном направлении, не вступая в противоречие с музыкой.
— В каких стилевых направлениях вам было бы интересно себя попробовать? Насколько привлекательны для вас радикальные эксперименты современных авторов?
— Я никогда не задавался вопросом стиля с точки зрения состава или интерпретации. Для меня это неправильный вектор, так как у каждой эпохи – своя идея стиля. Но язык Баха, Моцарта, Бетховена, Шопена, Брамса является универсальным, и независимо от того, в какую эпоху звучит их музыка, все равно будут появляться новые ключи, позволяющие проникнуть еще глубже в нее.
Мы еще не закончили изучать пласт тональной музыки, и, думаю, этот процесс не прекратится никогда… Уже век как мы ищем что-то новое, но сегодня нам приходится констатировать, что ни одному атональному произведению не удалось объединить людей, подобно тому, как это смогли сделать симфонии Бетховена (его часто приводят в пример, чтобы оправдать некоторые современные произведения, оставшиеся «непонятыми»).
— Но существуют определенные тенденции, и сейчас трудно представить композитора, который бы сегодня писал так, как в начале XX века.
— Почему? Это возможно! При условии, что композитор не подчиняется каким-либо учреждениям и не нуждается в денежной помощи. Разумеется, если композитор создает музыку, чтобы заработать деньги, это представляет собой проблему… Но такая проблема существовала всегда!
Обязанность следовать неким догмам несовместима с творческим актом. И с исполнительством тоже: каждое поколение вырабатывает свой собственный академизм, которого будто бы надо придерживаться под страхом исключения. Но музыка и искусство в целом не имеют ничего общего ни с каким академизмом…
Разумеется, есть авторитеты, влияния, которым можно следовать. Но единственные подлинные законы – это законы искусства: вот их жаль подвергать сомнению. Нам было легче ставить под вопрос подлинные законы искусства в XX веке, чем господство профессоров и специалистов в сфере культуры: это абсурд!
Так как отныне эстетическое суждение рассматривается как полностью субъективное, мы пришли к полной изолированности современного артиста, который продолжает поиски нового (впрочем, весьма романтические), от зрителя, который чаще всего уже не понимает предложенных ему произведений.
— Давайте затронем тему отношений солиста с оркестром. После конкурса Чайковского вы как-то признались, что не можете отделаться от некоего момента противоборства, ограничения свободы в таком тандеме. Поменяли ли вы за это время свое мнение или, может, нашли для себя идеальный коллектив?
— Опыт, который я приобрел в игре с оркестром за последние три года, позволил мне лучше оценить этот способ исполнения музыки. Пришло понимание, что, будучи солистом, я не должен довольствоваться изучением только своей партии, но обязан глубоко, до мелочей, знать партитуру фортепианного концерта. Иначе невозможно: репетиции останавливаются на этапе «монтажа», и не получается продвинуться вглубь произведения. На взаимодействие с оркестром часто отводится мало времени, поэтому надо быть чрезвычайно хорошо подготовленным.
— Осенью в Москве вам предстоит вновь встретиться на одной сцене с Владимиром Юровским. Вы уже как-то выступали с ним и с Лондонским филармоническим оркестром.
— Действительно, это было два года назад в Королевском фестивальном зале в Лондоне, мы играли Концерт № 24 для фортепиано с оркестром Моцарта. Прекрасное воспоминание… Как раз именно с маэ стро Юровским мы очень въедливо изучали все нюансы партитуры.
— На YouTube популярно видео, где вы играете с другим мэтром – Михаилом Плетневым его Фантазию «Helvetica», посвященную Швейцарии. Чаще с Михаилом Васильевичем вы встречаетесь как солист с дирижером. Благо ли это для вас – концертирующий пианист за дирижерским пультом?
— Конечно! Михаил Плетнев – гениальный музыкант! Его мнение чрезвычайно ценно для меня.
— Расскажите о предстоящем релизе на Sony Classical. Это будет монографический диск? Почему для записи выбрали акустическое пространство Церкви Иисуса Христа (Jesus-Christus-Kirche) в Берлине?
— Следующий диск полностью посвящен творчеству Доменико Скарлатти. За неделю мне удалось записать четыре часа музыки. Изначально существовала договоренность с Siemens-Villa в Берлине (в этом пространстве мы сделали с Янин Янсен, Мартином Фростом и Торлейфом Тедееном «Квартет на конец времени» Мессиана), но в последнюю минуту владельцы все отменили. Очень повезло, что Церковь Иисуса Христа в районе Далем (место примечательное, в частности, тем, что там много работал сам Герберт фон Караян) оказалась в это время свободна. Я решил играть на Bösendorfer VC280, исключительном инструменте. Идеальные условия позволили мне почти не прибегать к педалям, которые могут навредить музыке.
— Сочинениями каких авторов пополнился за последнее время ваш репертуар? Помню, что на первом вашем диске была записана Соната Николая Метнера фа минор. Как думаете, по какой причине его фортепианная музыка исполняется в сотни раз реже, чем Рахманинова, к примеру, и в чем причина такого недостатка внимания со стороны исполнителей?
— Метнер – великий композитор. Он также был фантастическим пианистом (послушайте записанную на пленку «Аппассионату» Бетховена в его исполнении). Все его сонаты в равной степени вдохновенны, полны поэзии и свидетельствуют о большом мастерстве. Возможно, он остается в тени потому, что его имя менее «привлекательно», чем Скрябин или Рахманинов. Порой совершенно нелепые причины отдаляют публику от некоторых творцов…
— Насколько интересны для вас остальные 13 сонат Метнера?
— Я рассчитываю сыграть все его сонаты, но впереди целая жизнь, и я уверен, что еще успею подступиться к ним! Все на меня давят – когда вы будете играть то или это. Но каждый год надо выбирать сольную программу, а значит неизбежно предпочитать одни пьесы другим. В своих актуальных программах я последовал привычной схеме: неизвестное произведение (Вторая соната Шимановского) соседствует с пьесой одного из классиков, в которую, как мне кажется, я сумел внести свой интересный вклад (пьесы Шопена, Соната № 32 Бетховена).
К сожалению, программы для молодых пианистов часто определяются конкурсами: например, Соната № 32 выбрана потому, что это произведение считается технически очень сложным для исполнения, а, следовательно, позволяет пианисту продемонстрировать техничность. Это досадно, так как речь идет об одной из самых глубоких пьес репертуара, и очень важно избежать просто «виртуозного разучивания».
Я решил остановиться на одной сольной программе в год. Это обусловлено желанием вникать без спешки в выбранные пьесы. Когда достигаешь определенного уровня игры на фортепиано, нетрудно играть все что угодно, но невозможно предложить удачное исполнение, если постоянно менять программу. Мой преподаватель Рена Шерешевская говорит, что большее впечатление на нее производит тот ученик, который приходит с интересной интерпретацией одной единственной пьесы, чем тот, кто играет все без разбора, не задумываясь.
Обогащение репертуара, по моим ощущениям, должно происходить естественным путем. За три года у меня прибавилось более десятка фортепианных концертов и порядка десяти часов сольной и камерной музыки. Включая Скарлатти, я записал девять часов музыки для Sony Classical. Для кого-то это пустяк; для меня это очень существенно.
— В вашем исполнительском искусстве сильно импровизационное начало. На ваш взгляд, импровизация предполагает чисто технический навык, которому можно обучить, или же для того, чтобы импровизировать, нужна природная предрасположенность?
— Я не верю во врожденные качества. Способность к творчеству закладывается в детстве, в большей или в меньшей степени. Позднее этот базис можно нарастить, добавив знание. Но если нас самих не может взволновать произведение искусства или их творцы, то как увлечь слушателя? Без этой способности невозможно представить преуспевающего артиста. Если и существует какая-то предрасположенность, то это предрасположенность Любви, в духовном смысле конечно, не в сентиментальном…
Мне самому сложно оценить место импровизации в моих интерпретациях… Верно то, что я стремлюсь разобраться в нотном тексте настолько, чтобы ощущать себя свободным на сцене. Свобода не равна вседозволенности. Я говорю о том, что нужно дать музыке жить и петь, не пытаясь контролировать или смягчать интерпретацию. Следуя авторскому замыслу и тексту, можно одновременно оставаться свободным: именно так мы даем себе шанс передать эмоции.
— В вашем расписании около 60 концертов в год. Тонизирует ли такой темп? Привыкли к постоянному присутствию огромного количества людей вокруг?
— День на день не приходится… Иногда этот темп действует возбуждающе и придает силы, а иногда гонка физически и психически изматывает. Толпы я стараюсь избегать, насколько это возможно…