находники в древней руси это
Кто такие варяги. Роль викингов в истории Руси
В Европе северных пиратов-мореходов, грабивших прибрежные поселения от Англии до Северной Африки, называли викингами или норманнами.
Точную этническую принадлежность варягов установить сложно, признают историки. Это могли быть представители племен с территорий современных Швеции, Дании и Норвегии, другие народы Балтии или даже славяне.
Кадр из сериала «Викинги»
Призвание варягов. А был ли Рюрик?
Согласно легенде, новгородцы прежде платили дань варягам, но затем изгнали их. Когда же воцарилось безвластие, местные жители вновь обратились к заморским соседям: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: идите княжить и владеть нами». В результате в 862 году Рюрик с братьями Синеусом и Трувором вступил на престол.
Рюрик на Памятнике «Тысячелетие России». Фото: Wikimedia / Дар Ветер
«Варяги» («Прибытие Рюрика в Ладогу»). Картина В.М. Васнецова
Вообще же легенды о призвании иноземной династии типичны и для других стран Европы. Например, в Британии летопись рассказывает о призвании правителей-саксов бриттами.
Что такое норманская теория. Аргументы норманистов и антинорманистов
Главными аргументами норманистов были: летописное сообщение о призвании Рюрика; скандинавские имена князей и послов в Византию; скандинавское происхождение слова «Русь».
Антинорманисты возражали, что государство невозможно создать извне без отсутствия предпосылок. Они приводили свидетельства из летописи о наличии у славян крупных племенных объединений, городов, княжеской власти.
В настоящее время «норманскую проблему» в науке считают решенной. Историки, археологи и лингвисты отмечают, что скандинавы играли заметную роль в истории Древней Руси. При этом никто не утверждает, что русская государственность появилась исключительно благодаря варягам.
Значение слова «русь» со временем менялось. Первоначально летописец называет им определенную группу варягов. Далее оно приобретает двойное значение, указывая то на этническую принадлежность, то на воинов из княжеской дружины.
«Заморские гости». Картина Н.К. Рериха
Куда делись викинги?
В первой половине XI века грабительские походы викингов в Западную Европу начали сходить на нет. Скандинавские королевства стали христианскими, на смену родовому строю приходил феодализм, и норманны все больше встраивались в общее течение европейской жизни.
Контакты с Северной Европой резко сократились лишь в результате монголо-татарского нашествия в XIII веке. Гораздо большее значение для русских князей и населения приобрели отношения с ордынским ханом, а не с северо-западными соседями.
Находники в древней руси это
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
И от тЂх Варягъ, находникъ тЂхъ, прозвашася Русь.
Продолжая потихоньку для самого себя складывать кирпичики по первым векам истории Руси. На этот раз проблемка едва ли даже не позаковыристее генеалогии первых русских князей. Во всяком случае, копий вокруг нее сломано куда как больше. Хотя, пожалуй, значимость ее и сильно преувеличена. Варяги и русь, происхождение и соотношение этих понятий.
Что ж, как обычно, начнем с перечисления того, что мы знаем наверняка:
А теперь попробуем собрать все это вместе. Только без типичного «летописец — идиот! на самом деле варяги — это то же самое, что викинги, нам из будущего виднее!» Что у нас получается, если читать летописи буквально:
А дальше, вероятно, произошло что-то вроде следующей сценки:
. варяги Владимира приплывают в Царьград.
— Вы кто такие? — спрашивают их греки.
— Ми ест рус, — на ломаном греческом отвечают варяги, по-привычке именуя себя русами.
Греки чешут в затылке.
— Есть тут у нас одна русь, — говорят они. — А ну, позвать сюда русь!
Входит Русь. Которая уже именно что Русь, а не варяги-русы.
— Эти ваших будут? — спрашивают у них греки, показывая на приезжих.
— Да не, — отмахивается Русь. — Какие ж это наши? Эт варяги!
— Ни шиша не понятно, — вздыхают греки. — Ладно, — поворачиваются к плохо врубающимся в происходящее варягам, — будете этими. как вас там назвали. а, точно — варангами!
Так в Византии появляются варанги, отличные от росов.
А так как поток варягов-русов, направляющихся в Восточную Европу, к тому времени в сравнении с IX-X вв. значительно ослабел, если не вовсе сошел на нет, зато резко активизировались скандинавы, открывая для себя Austerveg, то вскоре сложилась следующая ситуация: новоприбывшие искатели приключений из числа уроженцев Руси вступают в отряд росов, их прибывшие транзитом через Русь коллеги из Скандинавии — в отряд варангов, где с самого начала затесалось некоторое их количество, постепенно составляя большинство. Отслужив свой срок, скандинавы возвращаются домой, неся с собою это прежде неизвестное в Скандзе словечко — вэринги. В результате славянское слово, служащее для обозначения некоего народа, живущего на Балтийском море, транзитом через Византию вернулось назад на Балтику, но уже в другой язык и в абсолютно новом значении.
Почему я не могу согласиться со скандинавской версией происхождения слова «варяг». Даже если не касаться вопроса этимологии. А тут у господ-норманистов вариантов вагон и маленькая тележка, так что у них самих до сих пор согласия нет.
По мнению норманистов слово это возникло в форме «вэринг» в среде скандинавских наемников, состоявших на византийской службе, и служило им для обозначения членов своей корпорации. Уже из Византии оно попало на Русь, где в устах славян стало означать скандинавов на службе и у русских князей. Но здесь мы сразу же встречаем одно существенное возражение — первое упоминание о варягах как субъектах русской истории, это упоминание не о наемниках, а о завоевателях, взимающих дань с примученных племен. Завоевателях, против которых восстают и которых изгоняют за море. Но и далее, при Олеге, варяги исполняют отнюдь не служебные функции. Они фактически — правящая верхушка государства. Лишь с 940-х гг. начинает упоминаться найм варягов на службу русским князьям. Не раньше.
С какого перепугу первый русский летописец в конце XI века, работа которого отразилась в НIЛ, назвал неких завоевателей, с восстания против коих и началась история Руси, варягами, если его современники в Византии и на Скандинавском полуострове использовали слова «варанг» и «вэринг» исключительно для обозначения отрядов наемников? Почему продолживший его работу автор ПВЛ не только не исправил этой «ошибки», а напротив добавил в текст «этнографический очерк», в котором дал варягам определение как этносу и даже попытался указать его на воображаемой карте? Причем, подчеркнув, что отличает их от всех скандинавских народов — данов, шведов, гутов и норвежцев. Правда, потом кто-то из редакторов сделал приписку, в которой наоборот их отождествил. Но показательно, что даже этот автор считал варягов этнической общностью, а не профессиональной корпорацией! Что категорически расходится с представлением самих же скандинавов.
Кстати, более чем на пол века раньше русского летописца (в 1029 г.) примерно в том же месте, где и он, неких «варанков» поместил и арабский ученый-энциклопедист аль-Бируни. И отталкивался он явно от информации, полученной из рук славян, так что заподознить наших авторов в придании слову «варяги» в конце XI века какого-то нового, не присущего ему ранее значения, никак не получится.
Ну хорошо, даже если исходить из того, что в IX в. история Руси удревнена искусственно, а на самом деле такие события, как образование государства Олега Вещего и завоевание варягами Киева происходили уже в самом начале следующего столетия. Как так получилось, что не успели скандинавы где-то на рубеже 900-х гг. поступить на византийскую службу, не успели они изобрести в своей среде слово «вэринг», как оно практически мгновенно перенеслось в Восточную Европу, аж на крайний ее север — в земле ильменских словен, и превратилось там в обозначение всех без разбора скандинавов, при этом. минимум на полтора столетия оставшись неизвестным как греческим авторам, так и собственно скандинавскому же языку? Почему только через век с лишним возвращающиеся из Миклагарда скандинавы стали говорить о том, что они служили в рядах варангов? А до этого с них подписку о неразглашении брали? Почему ни один скандинав, служивший у русских князей, вообще никогда не упомянул о том, что в Гардах их называют варангами? Память отшибло?
Почему, наконец, если термин «вэринги», якобы, появился в рядах отряда русов-скандинавов, в XI в., когда он впервые упоминается, отряды русов и варангов на византийской службе значатся как совершенно отдельные, независимые друг от друга подразделения? Не проще ли предположить, что в этом-то веке или лишь немногим ранее отряд варангов и возник впервые, а до того такого понятия ни в Византии ни в Скандинавии не существовало? Но на Руси-то оно было.
Употребление слова «варяги» автором рубежа XI-XII вв. при описании древнейших событий русской истории еще можно попытаться отнести на счет анахронизмов, назвать попыткой летописцев перенести в прошлое современные им представления. Вот только представления эти (варяги = скандинавы) присущи были лишь одному единственному из редакторов ПВЛ. Его предшественники, собственно и проделавшие основную работу, придерживались иных взглядов. И как быть с именем Варяжко? Персонаж, конечно, эпизодический, но. но он явно родился где-то в районе 950-х гг., скорее даже раньше. Откуда могло взяться имя, если еще не было самого слова? А откуда мог взять своих «варанков» информатор аль-Бируни? Но если слово все-таки возникло раньше, то. опять замкнутый круг — почему оно так долго оставалось неизвестным где-либо, кроме Руси? Да и там использовалось совсем не в том значении, которое в него, якобы, вкладывалось его создателями?
Единственное, как видится мне, непротиворечивое решение этой головоломки: и в греческий и в скандинавский языки слово «варяги» попало из древнерусского, но не наоборот. Никак не наоборот.
ВАРЯГИ (часть Вторая)
Индославика имени варяги
सत्यमेव जयते
Мысль Клейна проста и понятна: в отличие от заражённого ложно понятым чувством патриотизма М. В. Ломоносова, Байер, образец ученого “солидных знаний, добросовестности и трудолюбия”, конечно, руководствовался только с трудолюбивой добросовестностью солидными знаниями. Следовательно, у него не было и не могло быть национального пристрастия. Можно долго рассуждать на тему того, насколько солидны знания учёного – знатока скандинавских, классических и восточных языков, коль скоро он, по мысли Клейна, оказался не в состоянии осознать близость языков немецкой группы (собственно немецкого со всеми его диалектами, нидерландского, скандинавского…), но это не имеет никакого значения для нашего исследования. Отнюдь не Байер, Миллер и Шлёцер являются отцами-основателями норманской “теории”. Всякому историку, берущемуся рассуждать на тему зарождения норманнской “теории” должно быть известно, что основателем этой псевдотеории являетя Пётр Петрей де Ерлезунд, который опубликовал в 1614 – 1615 гг. на шведском языке в Стокгольме, а в 1620 г. (с дополнениями и исправлениями) на немецком языке в Лейпциге “Историю о великом княжестве Московском,”[13] в которой и выдвинул норманнскую (шведскую) “теорию” происхождения варягов, руси и Русского государства.[14]Причём на шведа, как истинного “творца” норманнской “теории” впервые указал именно норманист и учёный немец – А. А. Куник.[15] Именно сочинение Петра Петрея привлекло внимание учёных на Западе и породило последователей.[16] А вот Н. И. Ламбин считал, что составитель ПВЛ – “вот первый, древнейший и самый упорный из скандинавоманов! Ученые немцы не более как его последователи…”[17] Как отмечает В. В. Фомин “Н.И.Ламбин был, видимо, первым, кто прямо сказал, что составитель Повести временных лет”[18] – первый в истории норманист. На Нестора, считая именно его автором ПВЛ, указывал и А. А. Шахматов: “ первым норманистом был киевский летописец (Нестор) начала XII века.”[19] В советской науке мнение о Несторе как творце норманской “теории” было утверждено стараниями В. А. Пархоменко и Д. А. Приселкова.[20] Д. А. Приселков вообще считал, что наш летописец был норманистом “самого крайнего направления.”[21]
Тем не менее, вопреки фактам, как и вообще почти всё в норманской “теории”, в норманистской литературе (как, впрочем, также и в части антинорманистской) продвигается взгляд, что не политически ангажированные шведы, а академически сдержанные и пунктуальные учёные немцы были авторами норманнской “теории.” Так, Клейн продолжает: “К сообщению летописи о призвании варягов Байер и его последователи подобрали ряд других фактов, увязывающихся с этим сообщением в единую систему.
Так родилась «норманнская теория». Её сторонников стали называть «норманистами».”[22] Разделял эту точку зрения и Б. А. Рыбаков, отмечая, правда, априорный характер норманистских построений. Он писал: “Так под пером Зигфрида Байера, Герарда Миллера и Августа Шлецера родилась идея норманнизма, которую часто называют норманнской теорией, хотя вся сумма норманистических высказываний за два столетия не дает права не только на наименование норманнизма теорией, но даже гипотезой, так как здесь нет ни анализа источников, ни обзора всех известных фактов.”[23] Словом, Б. А. Рыбаков, как и Л. С. Клейн, как и другие норманисты, полагают, что учёные академики-немцы: Байер, Миллер и Шлёцер,– являются основателями норманизма.
Эта схема принята и за рубежами нашего Отечества. Так, польский акад. Х Ловмяньский (он же: Г. Ловмяньский, то есть польск. Henryk Łowmiański) повторяет за Н. И. Ламбиным, А. А. Шахматовым, В. А. Пархоменко и Д. А. Приселковым, что “норманнская концепция имеет на Руси давнишнюю, почти 850-летнюю историю, потому что её первым сознательным творцом был автор «Повести временных лет», которым большинство исследователей признаёт монаха Киево-Печерского монастыря Нестора.”[24] Кто же был основоположником норманнской “теории” мпо мнению польского академика? Ответ легко предугадать: “Первые научные основы норманнской проблемы пытался заложить член Петербургской Академии наук Г. С. Байер, языковед, продемонстрировавший одновременно некоторое знание исторических источников и склонность к их достаточно критической – при тогдашнем состоянии источниковедения – оценке, несмотря на использование ненаучных этимологий. Его работы, приводимые иногда в библиографиях, практически забыты.”[25]
Действительно, нужно отметить, что самого Байера мало, кто читал из современных авторов. Так, его работа о варягах впервые вышла в 1735 г. на латинском языке,[26] а русское издание 1867 г. (перевод 1847 г. Кириака Кондратовича) – большая букинистическая редкость. И ссылки на Байера, и упоминание его работ в библиографиях – это, по сути, лишь дань традиции, некий ритуал, хотя ненаучные этимологии лингвиста Байера живы и в XXIв. И при этом Байера, признаваемого современными норманистами первым из норманистов-учёных, Ловмяньский норманистом… не считает: “В своей самой первой статье он указывал на скандинавское происхождение варягов и таких имён, как Рюрик и другие, приведённые в летописи;[27] однако он не был норманистом [выделено нами.– В. К.].”[28] и обосновывал это тем, что Байер “утверждал в то же время: non a Scandinavis datum est Rossis nomen[29](«россы восприняли своё название не от скандинавов»).”[30]
Словом, всё получается вполне по поговорке, про то, как кули Али валит на Вали, Вали валит на Али кули: одни норманисты указывают на Нестора как самого первого крайнего норманиста, другие – на Байера и его последователей как на основоположников норманизма, кто-то утверждает, что Байер не был норманистом.
Теперь самое время вернуться к тем данным, которые позволяют сделать вывод о славянстве варягов.
Здесь трудно переценить прямое свидетельство арабских источников, а именно – Шамсутдина ад-Димашки (Шамсутдина Мухаммада ибн Абу Талиба ад-Димашки, араб. شمس الدين محمد بن أبي طالب الدمشقي) и его сочинения “Нухбату-д-дахр фи аджаиби-ль-барр ва-ль-бахр” (“Выборка времени о диковинках суши и моря”), называемого иначе “Космография”. В этом сочинении автор не оставляет сомнений в том, кто такие варяги: “От сего канала [Па-де-Кале.– В. К.] простирается (Океан [Северное море.– В. К.]) по берегам до тех пор, пока конец изворачивает к северо-западу (вокруг Дании). Здесь находится великий залив, который называется морем Варенгским (Варяжским). Варяги же есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие (т. е., имеющие свой особенный язык). Они суть Славяне славян (т. е., знаменитейшие из славян).”[31]
Казалось бы, коль скоро нет ни одного источника, который бы прямо говорил, что варяги – это скандинавы (или, хотя бы, неславяне), и есть свидетельство независимого – арабского – источника о славянстве варягов, то спор о национальной принадлежности варягов теряет всякий смысл, а разного рода исследования, направленные на одно – хоть каким-то образом создать видимость, что норманская “теория” верна,–носят очевидно пристрастный и конъюнктурный характер (далёкий и от ненавистной норманистам политики, и от собственно науки). Но тем норманская “теория” и её адепты и славятся – коль есть факты, опровергающие “теорию”, то тем хуже для фактов. Ю. И. Венелин так и отмечает: “Вот наконец! Слава Богу! Наконец дождались буквального, именного, категорического, свидетельства Аравитян, что Варяги не только Славяне, но суть самые Славяне Славян, т. е., славянейшие из всех Славян!”[32] Но не тут-то было. Х. Д. Френ, несмотря на то, что текст ад-Димашки не даёт повода усомнится, в том, что же именно сказал автор (а сказал он одно – варяги – это славяне)[33] тем не менее не может допустить, чтобы варяги были не просто не скандинавы, а именно славяне. Ю. И. Венелин задаётся вопросом и даёт на него ответ: “Но от чего это так? Дело в том что Френу хотелось уличить Араба во лжи, т. е., не хотелось почтенному ориенталисту поверить Арабу, утверждающему, что: «Варяги суть один из главнейших Славянских народов», т. е., хотелось ему Варягов пересадить в Скандинавию: «eben desswegen wage auch nicht die sonst sehr leichte Conjectur», т. е., «по тому именно и не смею я» говорить он про себя, «делать догадку, впрочем, очень лёгкую и удобную: «они (Варяги) суть злее всех Славян», вместо: «они Славяне Славян», т. е., изыскатель сам признаётся, что не смеет коснуться ни какой догадки, хотя бы и самой удобной и вероятной, которая бы показывала Славянизм Варягов и удерживала их на южных берегах (в Померании) Балтийского моря. А! Если так, то это дело другое; тогда перекрестись, и прощай историческая истина!”[34] Но историческая истина норманистов никогда и не интересовала: варяги, по их “теории” должны быть скандинавами, а славяне – завоёванным народом. И вот на наших глазах стараниями (догадками) Френа рождается новый, нигде доселе невиданный арабский (вернее – “арабский”) язык, из которого можно толковать уже что угодно (вспомним здесь филологическую дыбу Шлёцера): “Но посмотрим до конца. «Мне пришло в голову», продолжает он (пришло в голову!), что не надо ли искать в «Славяне» глагола «завоевали» (тут он составил от себя два Арабские слова, долженствующие значит «завоеватели»); но это не согласуется с Арабским словосочинением» (к чему все эти крючки?); ибо тогда вышло бы, что они «завладели господством над Славянами»; по сему мне остаётся ещё догадываться (догадываться!), что, вместо «Славяне», должно стоять, может быть (может быть!).» Тут опять выдумает два Арабские слова: «жили насупротив»; и так вышло бы значение» (вышло бы!), «что они живут насупротив Славян!» Какая счастливая высадка! И так, Френ, основываясь на своём толковании, в переводе Арабского текста Димешкиева, вместо настоящего его значения («они суть Славяне Славян»), выставил: «они живут насупротив Славян» (Sie wohnen den Slawen gegenüber; его слова см. стр. 191).”[35]
С. Герберштейн в XVIв. проводил параллель между именем варягов и именем одного из славянских племён Южной Балтики – варгами.[36] В ряде русских хронографов утверждается славянское происхождение варягов,[37] балтийскими славянами считал варягов М. В. Ломоносов.[38] Этой же точки зрения придерживался М. Т. Каченовский.[39] Ученик Каченовского О. М. Бодянский доказывал, что Новгород представляет собой колонию варягов –славян Южного берега Балтики.[40] Известно, что некий А. В. высказывал мысль о славянстве варягов.[41] Несмотря на предвзятое отношение к нему, Георгий Гуца (Юрий Венелин) много сделал для обоснования того непреложного факта, что варяги –это южнобалтийские славяне.[42] Он со всей категоричностью настаивал, “что Нестор варягами называл Балтийских или Померанских славян.”[43] Оперируя в основном немецкими источниками славянское происхождение варягов доказывал Ф. Святой.[44]
Несмотря на то, что работы Ю. Венелина были встречены с нескрываемой иронией, хотя, по большому счёту, единственное, что могли ему поставить в упрёк норманисты – полемическая страстность, его труды не пропали даром, и во второй половине XIXв. вопрос о славянском происхождении варягов привлёк внимание специалистов по истории западных славян. На основе сравнительного анализа различных данных они пришли к выводу, что эти данные свидетельствуют: между Новгородской землёй и Балтийским Поморьем существовали этнические связи.[45]
И. И. Срезневский, в статье “О сношении Новгорода с Балтийским заморьем”, оставшейся незаконченной, прямо указывал: “Военные и торговые отношения Новгорода с Балтийским заморьем начались, без сомнения, ещё до прихода Рюрика с братьями и постепенно всё более укреплялись.”[46]
Важнейшей вехой на пути научного анализа “Сказания о варягах” является труд С. А. Гедеонова “Варяги и Русь.”[47] И при этом вывод С. А. Гедеонова: “Славянский характер призвания определяется окончательно характером отношений прежних князей и подвластных им словено-русских племён к варяжской династии.”[48],– хоть и не был принят представителями норманской школы, но никогда ими не был и опровергнут – за неимением доводов contra.
Следует особо отметить, что значительное место в своих разысканиях С. А. Гедеонов отвёл данным языка. Именно он определил, что, судя по остаткам языка балтийских славян, их язык занимал среднее положение между польским и чешским, а из этого С. А. Гедеонов смог объяснить множество непонятных слов и выражений из русских летописей.[49] И, как верно заметил М. О. Коялович, “для всякого непредубеждённого читателя, знакомого с нашими русскими памятниками, слишком очевидно, что собранные Гедеоновым данные составляют особое наслоение в указанных им памятниках, очень большое, быстро потом исчезнувшее и несомненно связанное больше всего с западнославянскими наречиями. Одно уже слово «пискуп» [епископ. – В. К.], вошедшее в новгородское наречие, много говорит в пользу мнения Гедеонова.”[50] Следует отметить, что С. А. Гедеонов ставил вопрос шире. Глава, посвящённая этому вопросу, затрагивает больший круг вопросов – “Следы варяжского (вендского) начала в праве, языке и язычестве Древней Руси.”[51]
Практика – основной критерий истины. Развитие науки: археологии и лингвистики,– подтвердили правоту С. А. Гедеонова. Мы знаем, что русские летописи утверждают: новгородцы – это варяги (потомки варягов). Под 862 г. мынаходим свидетельство: Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска.[52] Следовательно, новгородцы должны были говорить на варяжском языке. Если это скандинавский, то мы найдём в общерусском языке множество слов скандинавского происхождения, а древненовгородский диалект русского явит нам пример почти чистого скандинавского языка.
Увы (для норманистов и норманской “теории”), но даже И. И. Срезневский (крупнейший филолог XIXв.), веривший, что варяги – скандинавы, смог найти не более десятка слов действительно немецкого, либо предположительно немецкого происхождения, отмечая при этом, что эти слова могли проникнуть в русский язык без непосредственных связей с носителями языка, а от соседей.[53] Эти подсчёты И. И. Срезневского, в дальнейшем, подверглись уточнениям со стороны других норманистов и С. Н. Сыромятников, в 1912 г., указал на восемь заимствований из шведского.[54] Дальнейший анализ, проведённый В. А. Мошиным, сократил этот список до шести слов.[55]
В Англии есть целый исторический регион –область датского права (Дейнло, Данелаг, др.-англ. Denalagu, датск. Danelagen, англ. Danelaw), существующий с середины IXв., где “английский язык пополнили по крайней мере 600 датских заимствований (такие слова как «happy» – «счастливый», «ugly» – «уродливый», «fellow» – «парень», «ill» – «больной»), а многие тысячи [многие. Тысячи. – В. К.] других слов попали в местные диалекты, которые с тех пор вышли из употребления.”[57]
Но и в топонимике Англии (области Дейнло, Данелаг, др.-англ. Denalagu, датск. Danelagen, англ. Danelaw)вклад одного только датского языка огромен, так как “в восточном графстве Линкольншир, например, более половины современных названий деревень имеют скандинавское происхождение. В большинстве случаев имеет место один из трёх вариантов: сочетание скандинавского имени собственного со староанглийским суффиксом «-tun», то есть «деревня», или «хутор» [очевидно, что «-tun», то есть «деревня» », или «хутор» – это, всё же, не суффикс, а второй корень сложносоставного слова.– В. К.]; скандинавское имя собственное с суффиксом «-by», скандинавским эквивалентом «-tun»; наконец, скандинавское имя собственное с суффиксом «-thorp», то есть «деревушка», или «выселки».” [58]
Совершенно иная картина отмечена в Восточной Европе, не просто иная – странная,– если полагать, что варяги – это скандинавы-викинги. Так, отмечает Е. А. Мельникова, если завоевание датчанами Восточной Англии привело к тому, что до 10 % лексического фонда современного английского языка, а также ряд морфологических инноваций имеют скандинавское происхождение, то в древнерусском языке не отмечено ни одного случая фонетических, морфологических или синтаксических инноваций, которые имели бы скандинавское происхождение, но даже и в лексике, являющейся наиболее проницаемой областью языка, “взаимообмен не был интенсивным и широким.”[61] Такое же положение и в топонимике. Так, норманист Е. А. Рыдзевская подчёркивала, “что ни один из больших древнерусских городов не носит названия, объясняющегося из скандинавского.”[62] Польский лингвист С. Роспонд также отметил полное отсутствие среди названий древнерусских городов IX – Xвв. названий скандинавского происхождения.[63] Но ведь из летописей известно, что варяги активно занимались градостроительством: в 862 г. они срубиша Новгород, Белоозеро и Изборск в Северо-Западной Руси. Нам известно, что варяг Рюрик, правил, раздая волости и городы рубити. Под 882 г. Лаврентьевская летопись сообщает, что Олег, после захвата Киева, нача городы ставити, под 988 г., что Владимир (тот самый, которого норманисты отождествляют с конунгом Вальдемаром), нача ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугие.[64] И всем этим городам варяги дают славянские имена., но скандинавским источникам ничего не известно о градостроительной деятельности скандинавов – только о разбоях. Понятно, что существует норманистское объяснение этим фактам: дескать, скандинавы, потакая славянским туземцам, проявляли филологическую чуткость и создаваемым городам давали славянские имена. Получается, что к славянам скандинавы были беспрецедентно толерантны, а вот с западными народами, как видно, нет. Но вотА. Г. Кузьмин тонко и едко отметил, что “варяги строят «Новгород», «Белоозеро», «Изборск», то есть дают славянские названия городам, даже расположенным на неславянской территории (Белоозеро, например)”.[65] Но как это возможно: неславянские находники в неславянских местах создают города со славянскими именами?! И ведь русские летописи подчёркивают, что варяги – не просто пришельцы среди моря местного славянского населения, Новгородская первая летопись свидетельствует, что новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска.[66] А. Н. Сахаров заметил, что от рода варяжска происходит не верхушка, не дружина, а население, то есть все новгородцы (людие) – потомки варягов, варяги. И они – не скандинавы, а славяне.
Именно такой вывод следует из летописи, именно это сподвигло С. А. Гедеонова на лингвистический анализ русских летописей, что и привело к выводу, отмеченному особо М. О. Кояловичем, что языком варягов несомненно был язык славянский, имеющий черты генетического сходства с языками западных славян.
Исследования русских летописей продолжалось, и Б. М. Ляпунов, в своих разысканиях пришёл к выводу о языковой близости новгородских славян (словян) и славян полабских.[67]
В первой половине 20-х гг., первым после Октябрьской революции, к вопросу о языке варягов обратился Н. М. Петровский. Он в 1922-м г. опубликовал работу, основанную на лингвистическом разборе новгородских летописей, в которой привёл веские, так никогда и неопровергнутые адептами норманнской “теории”, доводы в пользу мнения, что в составе населения Новгородской земли несомненно присутствовал балтийско-славянский элемент.[68] Но, как отметил В. Б. Вилинбахов, на работу Н. М. Петровского, советские историки, формально антинорманисты, но стоявшие на позициях норманизма, не обратили внимание и не учитывали в своих работах.[69] И лишь в 1954 г. Д. К. Зеленин вновь обратил внимание на то, что балтийские славяне принимали участие в этногенезе новгородцев.[70]
Работы некоторых учёных, так или иначе затрагивавших интересующую нас тему: А. В. Арциховского,[71] Л. А. Динцеса,[72] Я. В. Станкевича,–[73] позволили знатоку новгородских древностей Н. Г. Порфиридову утверждать: “Между балтийскими славянами и новгородцами[а Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска.– В. К.] тянуться какие-то нити совпадения географических названий, личных имён, черт народной жизни.”[74]
Но самое поразительное то, что сами варяги, вернее новгородцы, те самые, что Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска,что бы там ни думали о них норманисты, смогли ответить за себя: открытие новгородских берестяных грамот позволило к середине 1980-х годов А. А. Зализняку констатировать, что разговорный язык новгородцев XI – XVв., так называемый новгородский диалект древнерусского языка, отличен от юго-западнорусских диалектов, но близок западнославянским, особенно – севернолехитскому.[75] В 2002 г. акад. В. Л. Янин отметил, что аналог новгородскому диалекту древнерусского языка, который имел около тридцати отличий от киевского, найден на территории современной Польши, а западные славяне шли на восток под натиском немцев.[76] Некоторые польские учёные, в их числе и Х. Ловмяньский, склонны были считать, что славяне Поморья принимали участие в формировании древнерусской народности.[77]
Этот вывод подтверждается и данными археологии. Например, археолог И. И. Ляпушкин пришёл к выводу, что славян лесной зоны (словен и кривичей) невозможно вывести из Приднепровья, а потом нашёл им аналогии в одновременных памятниках западных славян лесной зоны.[78] В дальнейшем эта мысль была широко развита и хорошо аргументирована в специальном исследовании В. В. Седова.[79] К сходным выводам пришёл и антрополог В. П. Алексеев.[80] Мы знаем, что Гнёздовские курганы – одно из мест, которые связаны с варягами. Обычно Гнёздово считают колонией скандинавов на Руси. Тем не менее, при раскопках Гнёздовских курганов были обнаружены различные вещи, имеющие полную аналогию с археологическим материалом из земель балтийских славян, что позволило В. И. Сизову заключить: среди жителей Гнёздова были выходцы с балтийского Поморья.[81]
Более того, В. Г. Васильевский, споря с С. А. Гедеоновым, привлёк большой материал по византийским источникам и изложил его в сочинении “Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XIи XIIвеков.” В. Г. Васильевский писал: “ зачем делать гадательные предположения, когда в сагах есть совершенно определённые указания о том, кто именно и когда именно был первым Норманном, вступившим в варяжскую дружину.”[88] Далее автор не без удивления пишет: “Мы удивляемся, каким образом никто до сих пор не обратил внимания на следующее в высшей степени важное место в одной из древнейших и наиболее достоверных исторических саг:
«Когда Болле провёл одну зиму в Дании, он решил отправиться в более отдалённые страны, и не прежде остановился в своём путешествии, чем прибыл в Миклагард (Византию); он провёл там короткое время, как вступил в общество Вэрингов (=Варангов). У нас нет предания (нам не предано), чтобы кто-нибудь из Норманнов служил у Константинопольского императора прежде, чем Болле, сын Болле».”[89] Недаром же ультракрайний норманист, с выводами которого считаются норманисты и сего времени – Шлёцер – называл саги глупыми выдумками, предлагая выбросить эти исландские бредни из всей русской древнейшей истории. Это понятно: сами скандинавские источники свидетельствуют, что когда первый скандинав, Болле Боллесон, был принят в корпус варангов (βάραγγος, мн. ч. Βάραγγοι), корпус уже существовал. То есть был создан не скандинавами, а варягами. И варяги, судя по скандинавским же источникам, это явно не скандинавы, а кто-то другой. Для норманиста такие сведения, конечно же глупые выдумки исландских старух, вот почему и нужно выбросить эти исландские бредни из всей русской древнейшей истории. То есть мы видим всё тот же норманистский метод в действии: если факты (например, исландские саги) противоречат норманнской “теории”, то тем хуже для фактов (их нужно выбросить).
Нам известно, что Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ѿ рода Варѧжьска. То есть, новгородские словяне (в литературе принято чтение словены). сѣдѧть Варѧзи. То есть, варяги – народ приморский, поморяне.
Итак, варяги – это славяне, поморяне, пришельцы, первопроходцы… Такие значения имени варяги мы можем найти в русских летописях.Попробуем проверить на этих значениях имеющиеся этимологии имени варяги.
1.Слово варѧгъ “занесено к нам с варяжского (балтийского) Поморья господствовавшими на нём славянскими племенами”[101] – это приводимое Геннингом (по списку Гильфердинга) древанское слово warang меч.[102]
2.Слово варѧгъ, мн. варѧзи заимств. из др.-сканд. *váringr, vɶringr, от vár «верность, порука, обет», т. е. «союзник, член корпорации».
3.Термин варѧгъ, мн. варѧзи происходит отvarg – «волк», то есть «разбойник».[103]
4.“ скандинавское vaeringjar – варяг, обозначающее «защитник», «охраняющий» может быть заимствованием из славянского, где «варити», «варяти», «варяю», означает «хранить», «беречь», «защищать».”[104]
5.“Слово «варяг» есть чисто славянское. Оно происходит от «варяти» (сторожити, hüten, bewahren): у польских флисаков, по словарю Линде, «варуга» означает стражу на судне, «варунек» гарнизон крепости.”[105]
6.Имя (этноним) варяги имеет значение «меч» – из санскритского varanga.[106]
7.Варяги – воины-наймиты из разных племен, занятые охраной товаров на сухопутных и морских торговых путях, а их название производно от слов бодричей: «вара» – «товар» и «гаичь».[107]
8.Слово варяги – от слова “«варега», «варежка» в смысле «рукавица», «боевая рукавица».”[108]
9.Варяги – ославяненные кельты, в основе их имени лежит кельтское varвода, море.[109]
10.Слово варяги – производное от варя— в значении процесс выварки соли от затопки печи до выноса соли на сушку, а варяги – это солевары.[110]
Таким образом, мы можем заметить, что и сами варяги выступают в разных, так сказать, обличьях, и их имя имеет множество этимологий; при этом одни этимологии являются идеологически и политически ангажированными (как норманнские “этимологии”), направленными на то, чтобы попытаться “научно обосновать” норманскую “теорию” (то есть норманнская теория базируется на фундаменте фактов, которые интерпретируются из самой же норманской “теории”), либо учитывают не все значения того имени, которое на страницах различных источников выступает, иногда, с разными значениями.
Совершенно очевидно, что после подробного филологического разбора норманских “этимологий”, проделанного С. А. Гедеоновым, выводы которого так и не были оспорены его противниками антиславянистами (норманистами), говорить всерьёз о том, что имя варѧгъ, мн. варѧзи (откуда ср.-греч. βάραγγος, ср.-лат. varangus «телохранитель, воин из наёмной стражи визант. императоров») – заимствование из др.-сканд. – абсолютно невозможно, др.-сканд. “этимология” навсегда сдана на склад околонаучных курьёзов.
Казалось бы, не более, чем остроумием, ничего не имеющим с научным объяснением, является и “этимология” варяг – от vargr (др.-сканд.) или varg/warg (англ.). У Дж. Р. Р. Толкина (который включил варгов – неких огромных волкоподобных существ – в свой легендариум, в форме warg/wearg/wearh) – пожалуйста, в науке, извините,– нет. Если бы не одно обстоятельство – наличие на юге Балтики (на севере, северо-западе и востоке современной Германии) лютичей. Лютичи – общее название славянского полабского союза племён, обитавших между Одрой (Одером), Лабой (Эльбой) и Балтийским морем.[111] Самоназвание племенного союза – вильцы, что передавалось нем. Wilzen, Wilsen, Wilciken, Wilkinen, или велеты, что по нем. Wieleten, Welataben, польск. –Wieleci. В нем. источниках они упоминаются и как венды/венеды. С Xв. становятся известны под этнонимом лютичи. Считается, что именно этот этноним зафиксирован Клавдием Птолемеем (Κλαύδιος Πτολεμαϊος) в виде Ουελται.[112] Этноним лютичи считается происходящим из прасл. *l′utitjь лютые, злые, жестокие.[113] Само слово – производное с суф. –itjь от *l′utъ(jь).[114] Так как Адам Бременский даёт этноним Leuticiкак синоним Wilczi, то он и предположил, что волк считается у славян сыном барса – лютого зверя.[115] Таким образом, можно считать, что варг/vargr/varg/warg– это немецкая калька славянского этнонима лютичи. В таком случае, имя варяги – производное от славянского этнонима, калькированного на скандинавский и немецкие языки. Но, если этот этноним имеет отношение к имени варяги, то, скорее всего в немецкоязычной и скандинавоязычной среде он был переосмыслен, как связанный со словом волк. То есть не варяги производно от слов варг/vargr/varg/warg, а славянский этноним лютичи/вильцы, то есть волки/волковичи, послужил основой для отождествления имени варяги с немецким и скандинавским словами.
Древанская (славянская) этимология (древанское слово warangмеч) заслуживает самого серьёзного к ней внимания, при этом нужно иметь в виду, что она, в значительной степени, усиливается и.-а. этимологией – от санскритского слова со значением меч – varanga. К сожалению, Н. Р. Гусева не привела источник своей осведомлённости, а словарь В. А. Кочергиной не приводит именно такое слово с именно таким значением.
В санскрите мы имеем слово वर् II var со значениями 1) выбирать, отбирать 2) просить 3) предпочитать 4) любить.[116] От него – слово वरII vará 1. 1) избранный, самый лучший 2) ценный.[117] Далее अङ्ग II áṅgan. 1) тело 2) член, часть тела.[118] При соединении слова वर II vará со словом अङ्ग III áṅga мы получим новое –वराङ्गvarāṅga (vara + áṅga) n. голова, а буквально – лучшая часть тела.[119] Если мы вспомним, что Рюрик с его братьями, по просьбе словян (ильменских) избрался идти на Русь, в санскрите мы как раз и имеем वर् II var со значениями 1) выбирать, отбирать 2) просить 3) предпочитать,а также वरII vará 1. 1) избранный, то предположение, что в основе имени варяги лежит именно этот корень – वर्II var, нельзя считать притянутым. Очень может быть, что в основе славянского имени варяги сохранился индославский (индославянский) корень, а имя варяги – это очень древний реликт языка. Во всяком случае, если акад. О. Н. Трубачёв нашёл Indoarik`yв Северном Причерноморье, то кто поручится, что не будет обнаружена подобная Indoarika и в Южной Балтике? Для значения – वराङ्गvarāṅga (vara + áṅga) n. голова можно найти множество аналогов в других языках, например, слово капитан, которое, как известно, происходит от лат. caput голова. К вопросу об Indoarik`e в Южной Балтике. Не останавливаясь подробно, вскользь укажем на возможность и.-а. прочтения имён варягов-руси: Рюрик – из रूर rūrá горячий, жаркий,[120] что вместе с суффиксом क —ka даст слово (имя) रूरक rūráka, а с суффиксом कि —ika – слово(имя) रूरेक rūreka; Олег/Ольг/ Вольг Ольга/Вольга – из वल्गु valgú 1) милый, приятный 2) прекрасный, красивый.[121]
Именно в этой связи представляется интересным обратить внимание на то, что варяги, если внимательно анализировать летописи, представлены не только как пришельцы (находники), но и как первопроходцы (находники). И вот мы должны обратить внимание на санскр. वर्य várya 1) выдающийся 2) передний 3) первый,[122] явно исконнородственное славянскому слову: см., например старославянское ВАРИТИ в значении обогнать, опередить.[123] Сюда же ВАРI̵АТИ в значении обгонять, опережать.[124]Далее, к санскр. слову мы можем добавить अङ्न्aṅg[125]идти, получив, таким образом, वर्याङ्न् váryāṅg со значением первопрходец.
Как показано выше, А. Г. Кузьмин считает имя варяги происходящим из кельтских языков, где varозначает вода. Такой вывод, конечно, возможен, но он не единственный и даже не самый предпочтительный, так как очевидно, что это – общеиндоевропейское слово. Его и производные от него слова можно найти и в других и.-е. языках, в том числе и в славянских. А в санскрите мы найдём वार् vār n. вода[126] и वारि vāri n. вода.[127] Соединив с ними слово अङ्न् aṅg идти, мы получим वारङ्न् vāraṅg или वरेङ्न् vāreṅg в значении ходящий по воде/мореход.
Очевидно, что анализ, идеологически ангажированный (норманистский), так и не дал ответ на вопрос, кто таки варяги, от какого слова образовано и что обозначает их имя. Все этимологии, основанные на приоритете славянских языков, даже если они представляют собой верные догадки, норманистами демагогически опорочиваются как патриотические – понятием, которое, по тем или иным причинам у них числится в разделе стыдных. Видимо, славянские этимологии, коль скоро они рассматривались в отрыве от показаний русских летописей (данные которых мы поверяли данными иностранных источников), представлялись уязвимыми. Здесь существует проблема громадной важности, на которую обращал внимание уже М. О. Коялович, а в наше время, что симптоматично – именно со ссылкой на него – В. В. Фомин. Он отмечает: “«В истории нашей науки,– справедливо говорил М. О. Коялович,– на первом месте должны быть поставлены, как это всеми и делается, наши летописи как первый, надёжный и содержательный источник». К сожалению, сейчас приходится констатировать: то, что когда-то было нормой, сегодня стало чуть ли не исключением. Сторонники норманнского происхождения варяжской руси демонстрируют совершенно иное отношение к летописям, предпочитая чтениям ПВЛ, приоритетным в изучении Киевской Руси и вступающим вразрез с их концепцией, свидетельства иностранных источников, говорящих о восточных славянах со стороны, с понятными отсюда многочисленными ошибками и невнятностями, а зачастую и вовсе не имеющих никакого отношения к русской истории.”[130]
Вернёмся же к источникам. Да, мы должны со всем уважением отнестись к русским источникам, здесь нет места для спора, но и зарубежные источники тоже важны. Причём те, что не имеют отношение к истории Руси – особенно. Выше мы показали красноречивое молчание скандинавских источников по истории Руси того периода, когда Рюрик был приглашён по ряду (по договору, а вовсе не потому, что норманистам очень бы хотелось представить славян людьми, если вообще людьми, у которых, без иноземцев-инородцев, даже и порядка нет). Шлёцер хотел отбросить эти источники. Теперь, мы это показали, ясно почему: скандинавские саги – это неподъёмная плита (если не осиновый кол) на могилу мертворождённой норманнской “теории”. Собственно говоря, норманизм (норманнская “теория”, норманнская проблема и т. п.) – это не научная теория, а идеологическая установка, в которой те или иные факты не имеют самостоятельное значение, а призваны лишь подкреплять идеологические конструкции. Действительно: “показателен одинфакт:намеждународном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 году вождь норманнистов А. Стендер-Петерсен заявил в своей речи,что норманнизм как научное построение умер,так как все его аргументы разбиты, опровергнуты. Однако, вместо того, чтобы приступить к объективному изучению предыстории Киевской Руси, датский ученый призвал. к созданию неонорманнизма.”[136] То, что норманизм не научная категория, а идеологическая, признавал и Б. А. Рыбаков: “ вся сумма норманистических высказываний за два столетия не дает права не только на наименование норманнизма теорией, но даже гипотезой, так как здесь нет ни анализа источников, ни обзора всех известных фактов.”[137]
Нужно согласиться, что “норманнизм как объяснение происхождения русской государственности возник на основе довольно беззастенчивой априорности, предвзятости, пользовавшейся отдельными, вырванными из исторического контекста фактами и «забывавшей» обо всем противоречащем априорной идее.[138] Эта мысль советского академика, по существу повторяет вывод Ф. В. Тарановского, высказанный им ещё в 1923 г., что норманисты XVIIIв. смотрели на восточных славян, как на “неку tabularasam”, на которой скандинавы “нацртали прва начела правног и политичког поретка”, откуда вывод следует с необходимостью: “Норманска теориjа jе у самоj ствари била априорна.”[139]