отречение царя кто принимал
Отречение императора Николая II от престола
Командиры
1917 год стал для Российской Империи переломным. Недовольство народных масс ценами, инфляцией, повторными мобилизациями, затянувшейся войной, в которой многие уже не видели смысла, вылилось, наконец, в масштабные волнения, а затем и в революцию.
Война шла уже почти три года, экономика России была на пределе. Все это отражалось, в первую очередь, на простых людях: рабочих и крестьянах. Дальше так продолжаться не могло, терпение народа достигло критического предела. 8 марта (23 февраля по старому стилю) 1917 года в Петрограде начались забастовки и демонстрации рабочих из-за нехватки хлеба. Николай II в это время находился в Ставке, в Могилеве. 9 марта количество бастующих увеличилось и достигло 200 000 человек. Император узнал о забастовках только 10 марта, спустя два дня, но не принял эти сведения всерьез и велел пресечь беспорядки как «недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией». По поручению министра внутренних дел А.Д. Протопопова около 150 человек было арестовано, но на бастующих это никак не повлияло.
13 марта Император выехал из Ставки, но восстание рабочих железной дороги помешало планам, дорога на Царское Село была перекрыта, Николай II отправился в Псков, где размещался штаб Северного фронта. В тот же день, 13 марта, в Петрограде были свергнуты и Совет министров, возглавляемый князем Н.Д. Голицыным, и штаб Петроградского военного округа под предводительством генерала С.С. Хабалова. Власть берет в свои руки Временный комитет Госдумы.
14 марта Николай II прибывает в Псков в штаб генерала Н.В. Рузского. Генерал Рузский, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев, оставшийся в Ставке, и члены Временного комитета настаивают на создании ответственного правительства и ограничении самодержавной монархической власти до конституционной. В результате переговоров Николай II согласился на формирование временного правительства, создание которого было поручено Родзянко.
Но эти меры уже не могли удовлетворить восставших. Во временном комитете Государственной думы начались разногласия между октябристами и кадетами. Петроградский совет получал все большую поддержку и требовал отречения Николая II в пользу сына при регентстве Михаила Александровича, брата императора. За отречение выступили главнокомандующие всех фронтов, кроме командующего Черноморским флотом адмирала А.В. Колчака, и великий князь Николай Николаевич, считая, что в условиях продолжающейся войны с Германией это допустимая жертва и единственный шанс прекратить беспорядки.
Ночью 15 марта в Псков приехали члены Государственной думы лидер октябристов А.И. Гучков и националистов – В.В. Шульгин с проектом манифеста об отречении. Но, не желая расставаться с сыном, днем 15 марта император Николай II подписал манифест об отречении от престола в пользу своего брата Михаила, а также указ о назначении князя Г.Е. Львова председателем Временного правительства.
16 марта Михаил Александрович выступил с заявлением, что он отказывается от власти, так как может принять ее только по воле народа, выраженной Учредительным собранием, после прямого всеобщего голосования. Россия осталась без императора.
Так в результате Февральской революции пала 300-летняя монархия Романовых и Российская Империя вместе с ней. Вся власть оказалась в руках Временного правительства.
Отречение императора Николая II от престола
15 марта (2 марта по старому стилю) 1917 года в ходе Февральской революции российский император Николай II отрекся от престола.
Этому предшествовало значительное ухудшение социально-экономического положения Российской империи, вызванное затянувшейся Первой мировой войной (1914-1918). Неудачи на фронтах, экономическая разруха, порожденная войной, обострение нужды и бедствий народных масс, рост антивоенных настроений и всеобщее недовольство самодержавием привели к массовым выступлениям против правительства и династии в крупных городах и прежде всего в Петрограде (ныне Санкт-Петербург).
Государственная дума была уже готова произвести «бескровную» парламентскую революцию для перехода от самодержавия к конституционной монархии. Председатель Думы Михаил Родзянко непрерывно слал в Ставку Верховного главнокомандующего в Могилеве, где находился Николай II, тревожные сообщения, предъявляя от имени Думы правительству все новые настойчивые требования о реорганизации власти. Часть окружения императора советовала ему пойти на уступки, дав согласие на образование Думой правительства, которое будет ответственно не перед царем, а перед Думой.
В Ставке вначале не отдавали себе отчета о значении и масштабе событий, развертывающихся в Петрограде, хотя 11 марта (26 февраля по старому стилю) 1917 года Николай II приказал командующему Петроградским военным округом прекратить начавшиеся в столице беспорядки. Войска открыли огонь по демонстрантам, но было уже поздно. 12 марта (27 февраля по старому стилю) город почти весь был в руках бастующих.
В этот день в Петроград из Ставки для наведения порядка был направлен генерал Николай Иванов с надежными частями (батальоны георгиевских кавалеров из охраны Ставки), но они были задержаны революционными войсками на пути в столицу.
Не зная о провале миссии генерала Иванова, Николай II 13 марта (28 февраля по старому стилю) выехал из Ставки в Царское Село, где находилась его семья. В пути его поезд был задержан по распоряжению революционных властей и перенаправлен в Псков, где находился штаб Северного фронта.
Поздним вечером 14 марта (1 марта по старому стилю) Николай II прибыл в Псков, где главнокомандующий Северным фронтом генерал Николай Рузский, переговорив с Петроградом и Ставкой в Могилеве, предложил ему попытаться локализовать восстание в Петрограде путем соглашения с Думой и образования ответственного перед Думой кабинета министров. Но Николай II отложил решение вопроса на утро, все еще надеясь на миссию генерала Иванова.
Утром 15 марта (2 марта по старому стилю) Рузский доложил Николаю II, что миссия генерала Иванова не удалась. Председатель Госдумы Родзянко через генерала Рузского заявил по телеграфу, что сохранение династии Романовых возможно при условии передачи трона наследнику Алексею при регентстве младшего брата Николая II — Михаила. Важным инструментом давления на монарха были ложные сведения о том, что его семья находится под контролем восставших.
Государь поручил генералу Рузскому запросить по телеграфу мнение командующих фронтами. На вопрос о желательности отречения Николая II положительно ответили все (даже дядя Николая, великий князь Николай Николаевич, командующий Кавказским фронтом), за исключением командующего Черноморским флотом адмирала Александра Колчака, который от посылки телеграммы отказался. Получив ответы главнокомандующих, Николай II принял решение отречься от престола в пользу сына при регентстве брата великого князя Михаила Александровича. Был подготовлен соответствующий текст отречения. Однако после разговора с лечащим врачом наследника, который подтвердил, что болезнь Алексея неизлечима, опасаясь за здоровье сына, император изменил решение.
Вечером 15 марта (2 марта по старому стилю), когда из Петрограда приехали представители Временного комитета Государственной думы Александр Гучков и Василий Шульгин, Николай II заявил, что «…во имя блага и спасения России я был готов отречься от престола в пользу своего сына, но… пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя и за него» в пользу брата.
Гучкову и Шульгину ничего не оставалось, как согласиться с этим решением императора. Был составлен новый текст отречения, который Николай II подписал в полночь на исходе 15 марта (2 марта по старому стилю) в поезде, стоявшем на путях у железнодорожного вокзала Пскова.
В подписанном акте об отречении говорилось: «…Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу».
Император подписал документ карандашом. Время, указанное в нем, — 15 часов, соответствовало не фактическому подписанию, а времени, когда Николаем II было принято решение об отречении. Двумя часами ранее были датированы подписанные уже после отречения указы о назначении верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, а председателем Совета министров — князя Георгия Львова. Посредством этих документов делегаты от Думы рассчитывали создать видимость преемственности военной и гражданской власти.
В Петрограде отречение Николая II от престола в пользу брата вызвал шквал протестов. Рядовые участники революции и социалисты из Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов решительно выступили против монархии в любом виде, а министр юстиции Временного правительства Александр Керенский отметил, что не ручается за жизнь нового монарха, и уже 16 марта (3 марта по старому стилю) великий князь Михаил отрекся от престола. В акте отречения он заявил, что мог бы взять власть только по воле народа, выраженной Учредительным собранием, избранным на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, а пока призвал всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству.
По поводу подписанного великим князем Михаилом акта об отказе от власти Николай II записал в дневнике: «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!».
Монархия в России перестала существовать.
22 марта (9 марта по старому стилю) 1917 года последний российский император вместе с семьей был арестован, а 17 июля 1918 года они все были расстреляны в Екатеринбурге по постановлению Уральского Совета рабочих и солдатских депутатов.
В память отречения царя от престола, 17 июля 2003 года, в день расстрела Николая II и его семьи, на привокзальной площади Пскова была освящена часовня.
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников
Отречение от престола Николая II
ОТРЕЧЕНИЕ НИКОЛАЯ II
Был ли это хитрый тактический ход, дававший впоследствии право объявить отречение недействительным, или нет, неизвестно. Император никак не озаглавил свое заявление и не обратился к подданным, как полагалось в самых важных случаях, или к Сенату, который по закону публиковал царские распоряжения, а буднично адресовал его: «Начальнику штаба». Некоторые историки считают, что это свидетельствовало о непонимании важности момента: «Сдал великую империю, как командование эскадроном». Представляется однако, что это вовсе не так: этим обращением бывший царь давал понять, кого он считает виновником отречения.
Керенский горячо жал несостоявшемуся императору руку, заявив, что расскажет всем, какой тот благородный человек. Ознакомившись с текстом акта, бывший царь записал в дневнике: «И кто только подсказал Мише такую гадость?»
«ВО ИМЯ БЛАГА, СПОКОЙСТВИЯ И СПАСЕНИЯ ГОРЯЧО ЛЮБИМОЙ РОССИИ»
«За ранним обедом в доме Главнокомандующего, Генерал Рузский обратился ко мне и к Генералу Савичу, Главному Начальнику Снабжений армий фронта, с просьбой быть, вместе с ним, на послеобеденном докладе у Государя Императора.
Возражать не приходилось и около 2 1/2 часов дня мы втроем уже входили в вагон к Государю. ….
— А Вы какого мнения, обратился Государь к моему соседу Генералу Савичу, который видимо с трудом сдерживал душивший его порыв волнения.
Минута была глубоко-торжественная. Обняв Генерала Рузского и тепло пожав нам руки, Император медленными задерживающимися шагами прошел в свой вагон.
Мы, присутствовавшие при всей этой сцене, невольно преклонились перед той выдержкой, которая проявлена была только что отрекшимся Императором Николаем в эти тяжелые и ответственные минуты…
Как это часто бывает после долгого напряжения, нервы как то сразу сдали. Я как в тумане помню, что, вслед за уходом Государя, кто-то вошел к нам и о чем то начал разговор. По-видимому, это были ближайшие к Царю лица. Все были готовы говорить о чем угодно, только не о тот, что являлось самым важным и самым главным в данную минуту. Впрочем, дряхлый граф Фредерикс, кажется, пытался сформулировать свои личные ощущения. Говорил еще кто то. и еще кто то. их почти не слушали.
ИЗ ДНЕВНИКА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II
МАНИФЕСТ ОБ ОТРЕЧЕНИИ
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в согласии с Государственной думою признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расстаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь победы, благоденствия и славы.
Да поможет Господь Бог России.
г.Псков. 2 марта, 15 час. 1917 г.
Министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА
Я должен был одеться, чтобы пойти к Марии Федоровне и разбить ей сердце вестью об отречении сына. Мы заказали поезд в Ставку, так как получили тем временем известия, что Никки было дано «разрешение» вернуться в Ставку, чтобы проститься со своим штабом.
По приезде в Могилев, поезд наш поставили на «императорском пути», откуда Государь обычно отправлялся в столицу. Через минуту к станции подъехал автомобиль Никки. Он медленно прошел к платформе, поздоровался с двумя казаками конвоя, стоявшими у входа в вагон его матери, и вошел. Он быль бледен, но ничто другое в его внешности не говорило о том, что он был автором этого ужасного манифеста. Государь остался наедине с матерью в течение двух часов. Вдовствующая Императрица никогда мне потом не рассказала, о чем они говорили.
Когда меня вызвали к ним, Мария Федоровна сидела и плакала навзрыд, он же, неподвижно стоял, глядя себе под ноги и, конечно, курил. Мы обнялись. Я не знал, что ему сказать. Его спокойствие свидетельствовало о том, что он твердо верил в правильность принятого им решения, хотя и упрекал своего брата Михаила Александровича за то, что он своим отречением оставил Россию без Императора.
Отречение святого Императора Николая
На ком лежит вина за пережитое Россией бедствие? В любом случае не на Императоре, который принужден был подписать злополучный акт об отречении. Дело в том, что предательство, сделавшее неизбежным его уход, к тому времени, когда он поставил свою подпись под этим документом, было уже совершено. Высшие военачальники генералы Алексеев, Рузский, Брусилов, Сахаров, великий князь Николай Николаевич, настаивая на отречении, сожгли за собой мосты – само это их домогательство по российским законам являлось тягчайшим преступлением и влекло за собой соответствующую уголовную кару в случае неудачи учиненного ими мятежа. По словам историка С. С. Ольденбурга, «поздно гадать о том, мог ли Государь не отречься. При той позиции, которой держались ген. Рузский и ген. Алексеев, возможность сопротивления исключалась: приказы Государя не передавались, телеграммы верноподданных ему не сообщались». Отказ императора отречься от престола не мог уже предотвратить его ухода.
«В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы».
Передавая власть брату, Царь действовал по велению долга: как Император он прежде всего был верховным вождем вооруженных сил России, императорская власть такова по самой своей природе, по своему происхождению, относящемуся еще ко во временам Римской республики. Присяга императору изначально была присягой воинов своему верховному главнокомандующему, долг которого заключается в том, чтобы вести их к победе. Россия находилась тогда в состоянии войны, в ходе которой у Императора не могло быть высшей заботы, чем довести вверенное ему Богом государство и его вооруженные силы до ее победоносного завершения. Но ни императорский сан, ни святость его носителя не подразумевают пророческого дара, и Царь, опасаясь, что в случае его устранения война завершится поражением, все же не мог быть уверен в неизбежности такого ее печального исхода.
«Государь не верил, что его противники совладают с положением: он поэтому до последней минуты старался удержать руль в своих руках. Когда такая возможность отпала – по обстановке было ясно, что он находился уже в плену – Государь пожелал, по крайней мере, сделать все, чтобы со своей стороны облегчить задачу своих преемников. Он назначил намеченного Думским комитетом ген. Л. Г. Корнилова командующим войсками Петроградского округа. Он подписал указ о назначении князя Львова председателем Совета министров. Он назначил великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим. Он, наконец, составил обращение к войскам, призывая их бороться с внешним врагом и верно служить новому правительству. Государь дал своим противникам все, что мог: они все равно оказались бессильными перед событиями. Руль был вырван из рук державного шофера – автомобиль рухнул в пропасть».
К числу виновников отречения Императора некоторые из современных публицистов причисляют и епископов Православной Церкви. На поприще очернения церковной иерархии особенно усердно подвизается Бабкин. Материал для подобных инвектив черпается из разных источников, но главным образом из мемуаров князя Н. Д. Жевахова, в ту пору занимавшего должность товарища обер-прокурора. Вспоминая о роковых февральских и мартовских днях, Жевахов рассказывал о заседании Святейшего Синода, состоявшемся 26 февраля, на котором он, в отсутствие обер-прокурора Н. П. Раева, замещал его:
«Указав Синоду на происходящее, я предложил его первенствующему члену, митрополиту Киевскому Владимиру, выпустить воззвание к населению, с тем, чтобы таковое было не только прочитано в церквах, но и расклеено на улицах. Намечая содержание воззвания и подчеркивая, что оно должно. являться грозным предупреждением Церкви, влекущим, в случае ослушания, церковную кару, я добавил, что Церковь не должна стоять в стороне от разыгрывающихся событий и что ее вразумляющий голос всегда уместен, а в данном случае даже необходим. “Это всегда так, – ответил митрополит. – Когда мы не нужны, тогда нас не замечают; а в момент опасности к нам первым обращаются за помощью”. Я знал, что митрополит Владимир был обижен своим переводом из Петербурга в Киев; однако такое сведение личных счетов в этот момент опасности, угрожавшей, быть может, всей России, показалось мне чудовищным. Я продолжал настаивать на своем предложении, но мои попытки успеха не имели, и предложение было отвергнуто» (c. 288).
Отвергнуто потому, что и священномученик Владимир и другие члены Святейшего Синода понимали, что предводители и участники военного мятежа, а также стоявшие за их спиной и подстрекавшие их к бунту враги царской власти, не страшились церковных кар. Значительное большинство русских людей оставалось и послушными чадами Церкви, и верноподданными, но это было так называемое молчаливое большинство, а на публичной сцене и под ее подмостками орудовали совсем другие элементы: распропагандированные солдаты и рабочие, солидарная с мятежниками или даже подстрекавшая их к бунту интеллигенция, мелкие и крупные игроки из числа оппозиционных политиков, думские депутаты, сплетшие нити заговора высшие военачальники, за спиной которых стояли те члены Императорской фамилии, которые стремились воспользоваться происходящим для того, чтобы устранить ненавистную им Царицу, давно уже раздражавшего их Царя, и заменить его другим лицом. Если бы опасность ситуации ограничивалась только военным мятежом в столице, то Император и остававшиеся верными ему войска, проливавшие кровь на фронте, справились бы с бунтом, но существовал еще такой капитальный фактор, как заговор генералов, обезоруживший Царя, и как справедливо замечает сам Жевахов, резюмируя свершившиеся в феврале и марте 1917 года события, «не революция вызвала отречение, а, наоборот, насильственно вырванный из рук Государя акт отречения вызвал революцию. До отречения Государя была не революция, а солдатский бунт» (с. 302).
Ради справедливости надо сказать, что Жевахов, укоряя Святейший Синод во главе со священномучеником Владимиром в том, что тот отказался выпустить затребованное им воззвание, в отличие от современных скорых на литературную расправу «безбашенных» публицистов, далек от того, чтобы обвинять иерархов в сочувствии планам заговорщиков, обвинять их в соучастии в революции: «Как ни ужасен был ответ митрополита Владимира, – пишет он, – однако допустить, что митрополит мог его дать в полном сознании происходившего, конечно, нельзя» (с. 289). Правда, его собственная интерпретация мотивов членов Святейшего Синода, отказавшихся издать воззвание, не выдерживает критики. Жевахов находил, что это было «самым заурядным явлением оппозиции Синода к обер-прокуратуре» (с. 289). Подобная оппозиция, разумеется, существовала, и на вполне законных, с канонической точки зрения, основаниях, потому что полномочия обер-прокуратуры в церковных делах не имели достаточных канонических оснований, а с тех пор как в 1905 году началась подготовка к созыву Поместного Собора, вопрос о целесообразности существования самой обер-прокуратуры, тем более о сохранении ее непомерных полномочий стал вполне легально обсуждаемой темой, не содержавшей в себе никакой крамолы по отношению к Верховной власти. И если бы священномученик Владимир, монархические убеждения которого выражались во многих его публичных выступлениях, проповедях и частных беседах с исчерпывающей очевидностью, равно как и его собратья по Синоду, были убеждены в том, что затребованное товарищем обер-прокурора воззвание возымеет должный эффект и будет способствовать перелому в опасном развитии событий, то ни их принципиальное несогласие с всевластием обер-прокуратуры, ни имевшееся у некоторых из них личное раздражение против обер-прокурора Раева и его товарища князя Жевахова ни в малейшей степени не помешали бы им ввязаться своим воззванием в политическую борьбу на стороне законной царской власти. Не сделали они этого, вероятно, все-таки не потому, что, как считает Жевахов, недооценили опасности и тем более не потому, что, как облыжно утверждают Бабкин и его единомышленники, сами стояли на стороне революции, а потому, что архипастырям Церкви Христовой было виднее, чем другим, что в политическом плане на тот момент борьба со злом была уже проиграна, что борьба эта сосредотачивалась уже в иных, высших духовных измерениях. Предстоял подвиг исповеднического стояния за саму Церковь и за Христа.
Генералы, которые не предали Николая II
Отречение императора Николая II от российского престола до сих пор вызывает противоречивые оценки. Удивительно, но монарх огромной России практически не предпринял никаких попыток остаться у власти. И, более того, подавляющее большинство и царедворцев, и министров, и генералов русской императорской армии восприняли это отречение как нечто, само собой разумеющееся и не выступили в защиту своего государя.
Когда 2 марта 1917 года император, чей вагон в то время находился на железнодорожной станции с символичным названием «Дно», подписал Акт об отречении, о верности Николаю II заявили только два генерала русской армии. Одним из них был генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский. Как только он, командовавший в то время Гвардейским кавалерийским корпусом, узнал о том, что Николай II отрекается от престола, он сразу же отправил телеграмму начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу от инфантерии Михаилу Васильевичу Алексееву.
В телеграмме говорилось:
Однако генерал Михаил Алексеев (на фото) телеграмму царю не передал. В этом не было ничего удивительного, поскольку генерал Алексеев, находясь под влиянием сообщений от правительственных чиновников из Петрограда, самолично убеждал императора отречься от престола. В противном случае, как говорил генерал, власть в стране может перейти в руки крайних сил.
Тем не менее, даже когда генерал Гусейн Хан Нахичеванский узнал об отречении Николая II от престола, он отказался присягать на верность Временному правительству и безуспешно пытался убедить и Великого князя Николая Николаевича также отказаться от присяги. Но не смог.
Гусейн Хан Нахичеванский вообще был очень примечательной личностью. Несмотря на знатное происхождение, пятидесятитрехлетний генерал от кавалерии все свои звания получал заслуженно, своевременно и даже с некоторым опозданием. Гусейн Хан Нахичеванский родился 28 июля (9 августа) 1863 года в Нахичевани Эриванской губернии в семье ротмистра Келбали Хана Нахичеванского и его супруги Хуршид. Гусейн был седьмым из восьми детей Келбали Хана и приходился родным внуком последнему правителю Нахичеванского ханства Эхсан Хану Нахичеванскому. 
Будучи выходцем одной из знатнейших фамилий Закавказья, Гусейн Хан в декабре 1873 года, десяти лет от роду, был определен пажом к двору российского императора, а 7 февраля 1877 года зачислен в Пажеский Его Императорского Величества корпус. Учебу в корпусе Гусейн Хан завершил в 1883 году, в двадцатилетнем возрасте, после чего был произведен в корнеты и распределен в лейб-гвардии Конный полк.
С 1885 по 1886 гг. он служил в качестве прикомандированного офицера в 43-м Тверском драгунском полку, а в 1887 году получил чин поручика. В 1893-1894 гг. он командовал полковой учебной командой, а в 1894 году был произведен в штабс-ротмистры. Как видим, не столь и головокружительная карьера – в 31 год Гусейн Хан только получил чин штабс-ротмистра (капитана). Первую серьезную командную должность Гусейн Хан получил лишь в 1898 году, в 35 лет, став командиром 3-го эскадрона и получив чин ротмистра (майора). К этому времени он уже почти 15 лет служил в Конной гвардии, за что в 1899 году получил орден Святой Анны 3-й степени.
Только в апреле 1903 года, в год своего сорокалетия, Гусейн Хан Нахичеванский был произведен в полковники и выполнял обязанности помощника командира полка сначала по строевой части, затем по хозяйственной части. Во время Русско-японской войны полковник Гусейн Хан Нахичеванский командовал 2-м Дагестанским конным полком, затем временно командовал Кавказской конной бригадой, а 24 ноября 1905 года был назначен командиром 44-го драгунского Нижегородского полка. 4 апреля 1906 года он был назначен флигель-адъютантом свиты Его Императорского Величества, а 4 июля 1906 года стал командиром лейб-гвардии Конного полка, в котором когда-то начинал службу. 20 июля 1907 года 44-летний Гусейн Хан Нахичеванский получил чин генерал-майора свиты Его Императорского Величества. 18 апреля 1912 года он стал начальником 1-й Отдельной кавалерийской бригады, а 16 января 1914 года получил чин генерал-лейтенанта и был назначен начальником 2-й кавалерийской дивизии.
Когда началась Первая мировая война, генерал-лейтенант Гусейн Хан Нахичеванский принял командование Сводным кавалерийским корпусом в составе 1-й и 2-й гвардейских кавалерийских, 2-й и 3-й кавалерийских дивизий. Он зарекомендовал себя невероятно храбрым командиром, отвагой которого восхищались и другие военачальники, и рядовые солдаты.
Несмотря на высокий чин и должность, генерал лично участвовал в боях, был ранен. 13 октября 1914 г. генерал-лейтенант Гусейн Хан Нахичеванский был назначен командиром 2-го кавалерийского корпуса, в состав которого входили 12-я кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта Алексея Максимовича Каледина и Кавказская туземная конная дивизия генерал-майора великого князя Михаила Александровича. 1 июня 1915 года он был произведен в генерал-адъютанты, а 23 января 1916 года – в генералы от кавалерии.
9 апреля 1916 года генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский был назначен командиром Гвардейского кавалерийского корпуса. Под командованием Гусейн Хана корпус участвовал в боевых действиях Западного и Юго-Западного фронтов, в знаменитом Брусиловском прорыве. Однако в конце 1916 года, когда интендантские службы потеряли способность оперативно подвозить фураж, корпус был переведен в тыл, в район Ровно. Здесь он и встретил известие о Февральской революции в Петрограде и об отречении Николая II от престола.
Гусейн Хан, направляя телеграмму императору, был готов выступить на защиту монархии во главе подчиненных ему частей и подразделений конной гвардии. Это была довольно мощная и хорошо подготовленная сила, а сам генерал пользовался в корпусе заслуженным авторитетом. То есть, он был весьма опасной, по мнению противников монархии, фигурой, поэтому уже 16 апреля 1917 года Верховный главнокомандующий генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов своим приказом отстранил от занимаемой должности в числе 47 высокопоставленных офицеров и генерала Гусейн Хана Нахичеванского. Он был переведен в резерв чинов при штабе Киевского, а затем Петроградского военного округа. Когда произошла Октябрьская революция, Гусейн Хан со своим семейством проживал в Петрограде. Судя по всему, он до конца и не понял, какие потрясения ждали Россию уже в самом ближайшем будущем.
Уже 18 мая 1918 года Гусейн Хана арестовали по распоряжению Петроградской ЧК и поместили в Дом предварительного заключения на Шпалерной улице. Вместе с генералом в этом арестном доме находились великие князья Георгий Михайлович, Дмитрий Константинович, Николай Михайлович и Павел Александрович, а также великий князь Гавриил Константинович. Когда 30 августа 1918 года был убит Моисей Соломонович Урицкий и в тот же день ранен Владимир Ильич Ленин, все арестанты Дома Предварительного Заключения были взяты в заложники.
29 января 1919 года великие князья Павел Александрович, Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович были расстреляны в Петропавловской крепости. Судя по всему, вместе с ними расстреляли и генерала от кавалерии Гусейн Хана Нахичеванского. По крайней мере, после этого дня о судьбе генерала более ничего не было известно.
Несмотря на то, что Гусейн Хан Нахичеванский был мусульманином по вероисповеданию, он оказался одним из двух царских генералов, кто до последнего сохранили верность русскому православному императору и отказались присягать Временному правительству. Вторым генералом, кто направил Николаю II телеграмму о верности и готовности выступить на защиту монархии, был командир 3-го кавалерийского корпуса генерал от кавалерии граф Федор Артурович Келлер.
Ко времени описываемых событий генералу Келлеру было уже почти шестьдесят лет. Он был на шесть лет старше Гусейн Хана Нахичеванского и тоже происходил из старинной аристократической фамилии. Как и Гусейн Хан, Федор Келлер все свои чины и должности выслуживал самостоятельно и довольно медленно. В 1877 году, после окончания подготовительного пансиона Николаевского кавалерийского училища, Федор Келлер поступил вольноопределяющимся 2-го разряда в 1-й лейб-драгунский Московский Его Величества полк, участвовал в Русско-турецкой войне. В 1878 году, выдержав офицерский экзамен при Тверском кавалерийском юнкерском училище, Федор Келлер получил чин прапорщика, а в 1880 году был переведен в 6-й гусарский Клястицкий полк, в котором прослужил четырнадцать лет.
В 1887 году, в тридцать лет, он получил чин ротмистра, а в 1894 году стал подполковником в 24-м драгунском Лубенском полку, где в 1897 году занял должность помощника командира полка по строевой части. Чин полковника Федор Келлер получил 2 мая 1901 года, в возрасте 43 лет, заняв должность командира Крымского дивизиона. 16 февраля 1904 года Федор Келлер был назначен командиром 15-го драгунского Александрийского полка, а во время революции 1905 года временно занимал должность Калишского генерал-губернатора, на которой получил известность жестокими расправами над политическими заключенными.
Как видим, граф Келлер, как и Гусейн Хан Нахичеванский, был жестким и отважным командиром и «служивым до мозга костей». Он и представить себе не мог измену присяге. Во время Первой мировой войны генерал-лейтенант Келлер показал себя с самой лучшей стороны, за что был назначен командиром 3-го кавалерийского корпуса и 15 января 1917 года, незадолго до Февральской революции, произведен в генералы от кавалерии.
Как только генерал Келлер узнал об отречении императора от престола, он первым делом убедился в лояльности офицерского и унтер-офицерского состава корпуса, после чего построил все части и подразделения корпуса и объявил:
Как и Гусейн Хан, Келлер направил императору телеграмму, в которой сообщал о верности престолу своей и своего корпуса. Но эта телеграмма была также перехвачена сторонниками Временного правительства. Прибывший в расположение корпуса генерал Карл Маннергейм пытался уговорить Келлера присягнуть Временному правительству, но получил жесткий отказ. Поэтому он был отстранен от командования корпусом, что воспринял очень горестно, и уехал в Харьков, где находилась семья шестидесятилетнего генерала.
В Харькове генерала Келлера застала и Гражданская война. Он отказался принять предложение генерал-лейтенанта Антона Деникина присоединиться к его Добровольческой армии, так как был убежденным монархистом и не поддерживал господствовавшие среди значительной части деникинцев республиканские настроения. Затем к Келлеру прибыли эмиссары Германии, которые рассчитывали склонить старого генерала на свою сторону и добиться, чтобы он возглавил одну из армий, которые планировала создать Германия для свержения большевиков.
В конце концов, Келлер согласился стать командующим Северной Псковской монархической армией. Гетман Павел Скоропадский, поддерживаемый немцами, предоставил генералу Келлеру огромные полномочия. Но как раз в это время вспыхнуло петлюровское восстание. Когда петлюровцы брали Киев, генерал Келлер во главе отряда из тридцати офицеров и юнкеров пытался держать оборону, однако понимая бесполезность своей затеи, приказал подчиненным снять погоны и разойтись, а сам остался ждать своей участи.Около 4 часов утра 21 декабря 1918 года генерал Келлер и оставшиеся с ним полковник Андрей Пантелеев и штаб-ротмистр Николай Иванов были убиты петлюровцами. Знаменитую шашку генерала преподнесли Симону Петлюре.
Трагически закончились жизни двух генералов, сохранивших верность императору Николаю II. Они не пережили Гражданскую войну и ушли вскоре за монархом, которому сохраняли верность всю свою жизнь.