переодевание в женское нижнее истории белье мужчины
Игра с переодеванием в женское платье
Михаил Титов
Игра с переодеванием в женское платье
На дачной скрипучей веранде
Весь вечер царит оживленье.
К глазастой художнице Ванде
Случайно сползлись в воскресенье
Провизор, курсистка, певица,
Писатель, дантист и девица.
Народ начинал на нас подозрительно коситься. Бармен из-за стойки сделал знак рукой: мол, усаживайтесь, нечего орать на весь кабак. Я подёргал Костю за рукав, пытаясь вернуть на место, но Костя в поэтическом запале выкрикнул «Пошли все на ***!» и продолжал как ни в чём не бывало.
Уселись под старой сосною.
Писатель сказал: «Как в романе…»
Девица вильнула спиною,
Провизор порылся в кармане
И чиркнул над кислой певичкой
Бенгальскою красною спичкой.
Костя опрокинул в себя остатки коктейля.
— Правда, причём здесь мухи я так и не понял, но, согласись, стихотворение классное? Есть экспрессия. Драматургия. Ладно. У тебя что в программе?
Я, наверное, был трезвее Кости. Во всяком случае, вскочить и проорать стихи на весь кабак, заглушая музыку, у меня не хватило духу.
— Чего ты там под нос себе бормочешь?! Давай громче! – Костя подбадривал меня как мог.
А как девица-царевна, светом ласковых очей,
Душу вывела из плена – стали песни позвончей.
2.
— Ты не видел мою губную помаду?
— Какую?
— Как будто у меня их много.
— Не видел.
— Сестра не могла взять?
— Она сюда не заходит.
— Ну, мало ли. Ладно, обойдусь без помады. Собирайся.
— Ты собираешься или нет?
— Почти.
— Что «почти»? Или ты не хочешь идти к тетке?
— Нет.
— Что, дым отечества не сладок?
— Не приятен.
— Я не понимаю, как ты так можешь? Столько времени не видеться с родственниками, а сейчас прятаться от них.
— А я не представляю, о чём я буду с ними разговаривать. Мы и так-то были чужими людьми, а сейчас…
— Ну, о чем-то же говорят люди при встрече. Расскажешь, наконец-то, где пропадал. Да и я послушаю. Наверняка, не всё знаю.
— Ты не представляешь, что тебя и меня ждёт. Это же не твои интеллектуальные родственники. Мы в деревне.
— Я знаю, где мы находимся. Это свинство с твоей стороны – так отзываться о родне.
— Нет, ты ничего не понимаешь!
— Я всё понимаю! Нечего орать. Я не жду интеллектуальных бесед, я от них устала уже. Просто посидим, потреплемся за жизнь. Так у вас говорят?
— Ладно, твоё дело. Трепись за жизнь. Я тебя предупреждал.
Работали мы с Костёй обычно в разные смены. Но, попадая в одну, после работы обязательно заполняли собой пространство небольшого барчика по соседству с нашим маркетом. Маленький, уютный и чистый – этим он нас и устраивал. Кроме того, постоянная публика. Никаких тебе явных отморозков и бесноватых, угнетаемых спермотоксикозом подростков-переростков. В общем, спокойная, почти домашняя атмосфера. Бармен называет тебя по имени, можно выпить в кредит, да и поесть тоже. Короче, славный уголок.
Я не успел переступить порог веранды, как на меня налетела тётка. Было ощущение, что всё это время она наблюдала за нами.
— Саша! – закричала она с порога. – Боже ж мой! Сколько лет! Где ж ты пропадаешь? Вот паршивец! – тётка поворачивала меня в разные стороны как диковинную игрушку, словно не могла наглядеться. – Ты что, один?
— Ева ноги моет.
Недоумённый взгляд. Объясняю. Хотя, больше чем уверен, тётка видела нас.
— Она босиком шла. Собиралась в туфлях, да чуть в грязи не утонула.
— Эти мне москвички! – тётка притворно рассердилась. – Ну, ладно, пойдём в горницу.
В общем, познакомила нас, подружила, как там – тра-та-та-та, та-та – Москва. Спасибо Косте.
8.
Из-за Евы, мёртвым грузом висевшей на наших плечах, мы шли, не разбирая дороги. Ева даже не переступала. Ее ноги ехали вслед за ней, оставляя в раскисшем чернозёме две узкие борозды, которые практически сразу затягивались черной жижей.
— Серёга, это правда? – я не мог не спросить о том, что сказала мне тётка перед уходом.
— Что? – Серёга сделал вид, что не понимает, о чём речь.
— Ты целовался с Евой?
— Ты что, Санёк! Не дури! Как я мог.
— Мне тётка сказала, она вас видела.
Серёга помолчал, видимо, соображая, что лучше: признаться сразу или отпираться ото всего до последнего.
— Ладно, Сань, прости. Я тут ни при чём. Она сама хотела.
— Это всё?
— Что всё?
— Всё, что было… между вами…
— Ты что, думаешь, что я мог бы с Евой? Сань, я же не дурак. Я всё понимаю. Честно, она сама. Я бы даже не решился.
— И как это было?
— Санёк, да ладно тебе!
— Давай, колись, соблазнитель чужих жён.
— Да никого я не соблазнял! Она моет ноги, я стою рядом. Она говорит: «Придержи меня, а то я упаду.» Я её сзади за талию обхватил, а она ко мне прижимается. Подумал вначале, что случайно, а она – опять. Ну, я отошел от греха подальше. Она смеётся: «Что, испугался?!» Я дождался, когда она ноги вымыла, иду вслед за ней, пропускаю в дом. А она в коридоре остановилась и сама на мне повисла.
— И что?
— Ничего. Мать вовремя вышла.
О, эти встречи мимолётные
На гулких улицах столиц!
О, эти взоры безотчётные,
Беседа беглая ресниц!
На зыби яростной мгновенного
Мы двое – у одной черты;
Безмолвный крик желанья пленного:
«Ты кто, скажи?» Ответ: «Кто ты?»
И взором прошлое рассказано,
И брошен зов ей: «Будь моей!»
И вот она обетом связана…
Но миг прошел, и мы не с ней.
Далёко, там, в толпе, скользит она,
Уже с другим её мечта…
Но разве страсть не вся испытана,
Не вся любовь пережита!
Кофе убежал. Я забыл о нем, задумавшись над Костиным поведением. Нельзя же себя столь по-хамски вести. Друг другом, но предел есть и дружеским отношениям.
Плиту залила коричневая жижа. Я автоматически попытался тряпкой собрать расплывавшееся пятно, но обжег пальцы.
— Черт, неужели остались без кофе?!
Перерыв шкаф, я нашел кофейный пакетик. На дне сиротливо болталось штук шесть-семь зёрен, которых и на одну чашку-то едва хватило бы.
— Вот и попили кофейку!
Я с виноватым видом пошел в комнату и хотел было уже сказать, что кофе не будет, как увиденное остановило меня.
Костя сидел на диване рядом с Евой и что-то полушепотом пытался ей втолковать. Разговаривал он с ней так, как будто знал Еву давно. Я не видел выражения её лица. Ева сидела ко мне вполоборота. О том, что разговор ей не нравится, можно было догадаться по тому, как яростно она начинала тереть переносицу и разглаживать кожу на шее.
Чтобы расслышать их шепот, надо было подойти ближе. А можно было прошмыгнуть в кладовку, примыкавшую к комнате и прислониться ухом к стене. Вентиляционное отверстие под потолком вполне позволяло понять, что за секреты от меня в моем доме.
— Лена, я тебя предупреждаю: если ты сама Санька не бросишь, я ему сейчас же про тебя все рассказываю. Тебе это надо?
— Во-первых, я не Лена. Я Ева. А, во-вторых, Костя, не лезь не в свои дела. У нас любовь, может, назревает, большая и чистая. И, в-третьих, есть уговор. Помнишь о нем?
— Никакой любви, Ева, – большой и чистой тем более – у вас не будет. Забудь об этом, детка. Я тебя купил, я тебя и продам.
— Не шантажируй меня, Костя. Саша тебе всё равно не поверит.
— Еще как поверит. Особенно, когда я сообщу ему некоторые детали твоей интимной жизни. А если и этому не поверит, я его к тебе в салон приведу. Ты этого хочешь?
— Слушай, ну не будь ты таким подонком. Я, может, пытаюсь новую жизнь начать.
— Соня ты наша Мармеладова! Обхохочешься! Купи себе новую жизнь и начни её с кем-нибудь другим, а не с моим другом.
— Пусть он сам определит, с кем ему быть. Мы же договорились.
— А я передумал. Вы слишком далеко зашли. Пора остановиться. Я не хочу, чтобы мой друг женился на ****и.
1.
Тёмно-коричневые колготки плотно облекли ноги, подобрав лишние выпуклости и придав ногам формы, близкие к правильным. Чёрный шифон с электрическим треском скользнул по телу и расправился, не образуя складок. Рукой – на всякий случай – провести по подолу, чтобы уж точно – без складок. Поправить грудь, чтобы не давил бюстгальтер. И последнее – самое главное: привести в порядок лицо.
Равномерно нанести тональный крем: скрыть морщины, увеличенные поры и маленький, но противный прыщик на самом кончике носа. Потом – тени. К чёрному что-нибудь неяркое, но заметное. Серебристый, например. Тем более, что и глаза серые. Должно смотреться. Будет смотреться, точнее.
Кисточка по векам идет плавно и уверенно, полоса остается ровной. Немного убрать от угла. Контур глаз только наметить. Никаких, боже упаси, стрелок. Этой привокзальной пошлости. Веки удлинить. Чуть. Надо выглядеть естественно.
Очередь за губами. Выдвинуть острие помады, округлить рот, почти пропеть о-о-о-о-о, потом пройтись красным по красному. Сделать то же самое на и-и-и-и-и. Растереть краску губами. Немного подправить нежной подушечкой указательного пальца.
Последний взгляд в зеркальце карманное. Ещё один последний в зеркало настольное. И уж совсем последний в зеркало настенное. Теперь готово.
Туфли. Обязательно высокий каблук, тонкий нос, кожа-кожа-кожа. Исключительно кожа. Мягкая нежная, ещё хранящая запах выделки. Едва уловимый, но достаточный для моего обоняния. И никаких лишних деталей: ни пряжек, ни застежёк, ни вкраплений ткани или пластика.
Ночь. Улица. Фонари. Аптека. Череда освещённых магазинов, сплошные маркеты. Гряда облаков на западе. Пахнет дождём. Зонтик, на всякий случай, с собой. Никуда не надо торопиться. Выбрать правильный ритм шага и дыханья. И раз, и два. И раз, и два. Нормально. Улыбка. Хорошо. Голову повыше. Отлично. Немного вильнуть оконечностью спины. Великолепно!
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Дома небрежно сбрасываю туфли. Они изрядно запылились. Провожу пальцем по их поверхности. Завтра, завтра я избавлю вас от муки носить на себе слой грязи. Это так важно – быть чистым. А сейчас мне хочется сорвать с себя весь этот маскарад и закончить представление. Резко сдёргиваю платье.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
Шифон кое-где не выдерживает и трещит по швам. Расстёгиваю бюстгальтер, оставивший после себя красные полосы по бокам.
Стянуть инквизиторские колготки, плотные, буквально врастающие в тело трусы. Остаться без одежды и прочувствовать теплую волну расслабления, пробежавшую по обнаженной плоти.
Теперь оторвать кусок ваты и медленно, наслаждаясь этим процессом, снять с себя грим. Стереть глаза, веки, губы, лицо, восстановить собственное естество. Вот, наконец-то, и я. В ванну! В ванну! Забраться в горячую воду, раствориться в ней, потерять себя вновь и найти спустя время в новом качестве.
И последний штрих: остриём бритвы по щекам, под носом, по подбородку – смягчить появившуюся жёсткость в лице. Завтра в семь предстоит встреча с брюнетом, с Костей, и я не хочу, чтобы он, целуя меня, укололся о мою щетину. Играть – так до конца…
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
5.
Вечером у меня встреча. Встреча с Костей. С человеком, который был мне другом. Я докажу ему, что я не слабак, что актерского таланта у меня больше, что его запал держится исключительно на наглости, не более того, и никакой даже маломальской одаренности у него не просматривается. Я настроен вполне решительно. Если что – я убью его.
…Остаётся подкрасить глаза, и я готов. Можно выходить. Без двадцати девять. Несколько шагов, и я у магазина. Надо будет спрятаться где-нибудь, чтобы из укрытия понаблюдать какое-то время за Костиным нетерпением.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
Звонок. Господи, кого может принести в это время?
На цыпочках подкрадываюсь и заглядываю в глазок. На площадке – Ева. Несколько секунд мучаюсь почти гамлетовским вопросом: открыть или не открыть? Решение приходит внезапно. Только – зачем?
6.
Конечно, я опоздал. Опоздал больше, чем планировал. Но Костя был на месте. Он стоял у витрины отдела женского белья. За натёртым до блеска стеклом полуобнаженные, подсвеченные жутким красным светом топорщили в разные стороны обрезанные конечности манекены, демонстрируя на обрубках тел вычурные трусы и ажурные лифчики. Костя поглядывал то на часы, то на витрину. Слава Богу, он без цветов.
Замедлить шаг и отдышаться. Раз – вдох. Два – выдох. Три – уф. Все.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
6 октября 2002 г. – 12 февраля 2003 г., Югорск
Переодевание в женское нижнее истории белье мужчины
Я залезла в шкаф и стала лихорадочно рыться там в чего-то подходящего. Я залезла на верхнюю полку и у-у-у-у-у-пс… На меня упало что-то белое и лохматое что я сначала приняла за шарф или шапку. Слезая со стула, я с интересом начала разглядывать этот странный предмет. Оказалось что моя мама, большая модница сохранила еще с конца 70-х жутко модный тогда шиньон. И вот мы с девочками уже с интересом разглядывали его.
— Что это? Парик? — спросила Лена
— А давай его померяем?
И мы горячо взялись за дело. Главенствующую роль тут взяли на себя девчонки, они натягивали его на голову, пытались вплести в волосы, но он, не имея никаких приспособлений, ни заколок, ни шпилек для удержания на голове постоянно спадал. А как правильно крепить его к волосам никто из нас тогда естественно не знал. И нам было непонятно, почему он не держится на голове и спадает? Как его одеть? Мы долго его мерили и наконец Лена предложила — «Может у твоей мамы есть беретик? Мы могли бы его использовать как шапочку под парик?». Мы снова залезли в шкаф и я извлекла мамин беретик и немного схитрив натянула его сразу на себя, не дав его девочкам. Лена подоткнул под него сзади шиньон, и вот я уже получилась девочкой в юбке, кофте, босоножках с волосами до плеч и намазюканной физиономией. Девочки критично осмотрели меня, немного пошептались и решили что так вполне нормально.
Мы снова бесились, танцевали, визжали, но теперь уже более размеренно, т. к. мы же стали взрослыми тетеньками. Среди нас была снегурочка, принцесса, Белоснежка и я — непонятно кто. Новогодний бал продолжался недолго, несколько раз звонили родители и интересовались как у нас дела и все ли в порядке. Получая ответ, что мы празднуем новогодний бал и у нас все хорошо они продолжали «взрослый новый год» у Гориных, а мы бесились дальше. Наш бал был закончен около часа ночи, когда мы усталые решили немного отдохнуть и прилечь поболтать, но в итоге, конечно же уснули.
Утром, пришедшие родители обнаружили нас во всех прелестях, т. е намазюканным косметикой моей мамы, с начесами и новогодними прическами а меня к тому же в Олиной одежде, мамин берет и шиньон во время моего сна сползли и валялись на подушке. Они долго все вместе веселились, разглядывая нас и особенно меня, считая это новогодней шуткой и не понимая, что этот первый шаг к ЖЕНЩИНЕ я буду помнить до конца своей жизни.
Глава 2 «Начало пути»
Я вспоминаю эти годы, годы которые стали моей главной ступенью в становлении меня как женщины с теплотой и любовью.
Часто после школы, приходя домой, я от нечего делать, а уроки мне хотелось делать меньше всего, с интересом разглядывала журнал «Бурда» который в те советские годы был огромным дефицитом, т. к. в нем можно было найти выкройки модных в тот момент на западе юбок, жакетов и даже пальто. Дома, я с забытьем окуналась в мир западной моды. Я читала советы и рекомендации по макияжу, уходу за волосами и кожей. Я с любопытством разглядывала фотографии топ-моделей, рекламы косметических средств. А однажды наткнулась на простое описание изготовления мини-юбки из старой трикотажной водолазки. С упоением я принялась за дело, тем более там делов то было, отрезать рукава, подшить их и отрезав горловину выполнить верх юбки. Потратив около 2-х часов времени, я с удовольствие осматривала свое первое творение. У меня получилась черная трикотажная мини-юбка на 10 см выше колена, весьма обтягивающая и с моей точки очень удачная. Я не преминула тут же её померить вместе с маминой блузкой и покрутится возле зеркала. Мой внешний вид меня не удовлетворил. На меня смотрел странный подросток с мальчишеской стрижкой в юбке и блузке. Тогда, чтобы исправить положение я взяла мамину косметичку, достала журнал «Бурда» и следуя советам попробовала подкрасить глаза. Я достала мамины тени, выбрала себе цвет, а больше всего мне тогда понравился золотистый, и легкими мазками подвела веки. Достав черный карандаш я подвела верхнее веко и нижнее, достала кисточку из маскорографа «ЛАНКОМ», купленного по случаю мамой в ГУМе, но уже высохшего, и поплевав в коробочку с тушью «Нева» я самозабвенно начала красить ресницы. Подводка глаз в тот момент у меня получилась кривая, но тушь на ресницы легла вполне ровно и на веках тени смотрелись относительно ровно. Подойдя к зеркалу, я снова углубилась в изучение собственного изображения. Как мне показалось все-равно мне не хватает женственности. Тогда я еще не знала о тональном креме, о необходимости «боевой раскраски» только в вечернее время и многом другом чему я научилась только со временем, набивая «шишки» и «синяки». Но все это было много позже, а сейчас я пыталась сделать еще более женственным тот образ в зеркале, т. е. себя! Как мне показалось в тот момент меня сильно портит короткая стрижка и вот тут я вспомнила про тот шиньон, который так давно мы с Леной Гориной находили в шкафу. С замиранием сердца я полезла в шкаф и о да…! Он лежал на том же месте, целый и невредимый только слегка пыльный. Надо сказать, что в 1994 году еще не было такого обилия париков, накладных хвостов и тому подобных аксессуаров, поэтому наличие шиньона делало меня в моих глазах настоящей девушкой с длинными волосами. Я долго думала как же мне его закрепить? Я порылась в мамином шкафу и нашла шапочку в виде бархатной повязки на голову. Померив её и закрепив таким образом шиньон сзади я получила вполне оригинальную прическу с белыми волосами сзади и русой челкой спереди, что было несколько оригинально. Заканчивать свой женский образ я решила примеркой колготок, что и сделала в течение ближайшей минуты.
Я смотрела на свое отражение в зеркале и испытывала настоящую эйфорию! Я видела там себя девушкой, настоящей девушкой. Для окончания образа я снова залезла в шкаф и начала примерять мамины лифчики. Да, один из её старых бюстгальтеров подошел, он не был мне велик, но он был пуст…
Баловаться подкладыванием ваты или тому подобных нелепиц я не хотела, я продолжила поиски в шкафу и наткнулась на интересную вещь. В шкафу я нашла пластмассовые вкладки в бюстгальтер, для женщин перенесших операцию по удалению груди. Как он туда попал? Не знаю до сих пор, но вложив эти интересные вещицы в одетый мною бюстгальтер я получила вполне реальную имитацию женской груди. И вот мой образ был закончен! С этого момента в моем сознании что-то перевернулось, я поняла свое истинное предназначение в этом мире, я поняла что в моя душа вложена совсем в иное тело и я не такая как все…
Но всему приходит конец, тягостные мысли ушли и я погрузилась в размышления. Мне понравилось то состояние, в котором я пребывала. Я вспомнила щекотание плеч волосами от шиньона, передо мной стояло мое отражение в зеркале, ощущение юбки, а не брюк, все это было для меня новым и необычным.
Дальше этот процесс пошел по нарастающей. Теперь почти каждый день, приходя со школы я доставала мамину косметичку, брала её вещи в шкафу и одевала. В шкатулке с цепочками и серьгами я нашла клипсы и бусы, которые стала с удовольствием носить. Шиньон дома я уже носила постоянно и начала задумываться об отращивании собственных волос. А однажды в школе я случайно подслушала разговор двух своих одноклассниц. Они рассуждали о прокалывании ушей. Надо сказать, что в любой парикмахерской можно было провести эту процедуру. Но почему девчонки обсуждали проведение этой процедуры в домашних условиях и обычной швейной иглой — я не знаю. Но подслушанный разговор запомнился мне. И придя домой, я попробовала провести данную процедуру самостоятельно. Я взяла иголку, и протерла её одеколоном. Нашла в маминой шкатулке сережки-гвоздики, тоже протерла их и начала прокалывать правое ухо. Боже как это больно. Терпи- успокаивала я себя, но боль давала о себе знать и я останавливалась. Вытерев слезы, выступившие от боли я снова и снова повторяла эту процедуру со своим ухом. Выступили даже капельки крови, но иголка наконец-то прошла всю мочку уха и вышла с другой стороны. И я вся в слезах от боли и радости попробовала вставить в ухо сережку. Но это было не менее болезненно, чем проколоть ухо. Получилось! Теперь оставалось еще проколоть второе, левое ухо. На эту процедуру у меня ушло не меньше времени, сил и слез. Но вот результат достигнут и я зареванная, но в сережках-гвоздиках смотрю на свое отражение в зеркале. Я снова одела свою женскую одежду. А в тот момент из мамино гардероба уже были отобраны вещи для моего постоянного ношения. Я очень часто начала носить её короткий халатик, обязательно мерила шиньон. И сейчас я снова облачилась в короткий халат, одела шиньон и занялась обычными домашними делами. Надо сказать, что в то время не было принято ношение сережек мальчиками, поэтому ближе к вечеру плача от боли и обиды я к приходу мамы вынуждена была снять сережки. Изменения, произошедшие с моими ушами маме тут же бросились в глаза.
Два в одном, или переодеваться в девушку опасно (СИ), стр. 1
— Викуль, а тебе не кажется, что это как-то неправильно? — стягивая с себя кофту, пробурчал я.
— Нисколько, ложись на кровать, хотя нет, вставай на колени и обхвати себя руками, — отдавая указания, уверено проговорила моя лучшая подруга, кивком головы показывая Вадиму, чтобы он встал левее от нее. — Сань, что именно тебя смущает?
— Да знаешь, все, — поправляя на себе короткую юбку-шотландку, возмутился я. — Почему я не могу косплеить парней? У нас вон сколько девушек.
На последних словах я обвел руками вокруг себя, на что получил приказ замереть в данной позе и чуть оставить попу. Вот, а я про что? Сейчас в этой комнате собралось пять человек, не считая меня и второй модели. Нет, мы не профессионалы, просто у Вички бзик по аниме пошёл, и я показался ей лучшей кандидатурой под одну из героинь. Второго нашего одноклассника она уломала легко, ну, конечно, он же брутального мачо играет, ему-то что, вон, стоит и поедает мой зад глазами.
— Саш, ну пойми, ты просто идеально подходишь под эту героиню, — ещё раз показывая на распечатку кивком головы и листая фото на своём фотике, усмехнулась Вика и как-то странно покосилась на Леху, что был второй моделью: — Так, Саша, снимай юбку, а ты, Леша, вставай перед ним на колени и обнимай, мне надо, чтобы ты недостаток груди скрыл. И это, Саш, мне надо, чтобы у тебя достоинства сзади не было видно, ты как-нибудь подтяни его там, чтоб все гладко было.
— Я не буду, он же гей, а вдруг он себе напридумывает чего? — отшатываясь от меня, испугано говорит Леха. Шаг, второй, третий, стол, графин наполненный до краев, и на мои вещи, сложенные аккуратной стопкой на столе, выливается вся вода. — Ой, буду-буду, Санек, прости.
— О том, что я гей, в этой комнате знали лишь трое, — обводя всех тяжелым взглядом, усмехнулся я, давая понять, что если узнает хоть кто-то еще, то все пожалеют. — Жди мести, Леха, и иди уже сюда быстро, отфоткаемся и по домам.
Мерзкий звонок телефона разрывает тишину комнаты, и, конечно, мне надо было, пока я бежал с кухни к нему в спальню, долбануться аккурат мизинцем об диван.
— Чего тебе, — зло рыкнул я в трубку.
— Брат, утихомирь свой пыл, и я вознагражу тебя, я кое-что узнал, — раздается голос младшего брата в трубке. — Твой Саша — гей, и сейчас он пойдет домой в женском обличье. То есть его вещи на съёмке промокли, и Вика даст ему свои.
— Дебил, выходи на аллею между нашими дворами, встреть его и познакомься, а там уже решим, что будем делать дальше. И почему младшие всегда умнее?
— Домой придешь — уши надеру. Ладно, выхожу.
— Маленькой девочке холодно весной, сейчас придёт насильник, и будет ой-ой-ой, — напевал я себе под нос, пиная очередной камешек.
Ну конечно, все забыли про мои вещи, и они остались мокрыми лежать на стуле ещё два часа съёмки. Вещи Викиного папы мне были жуть какие большие, да и, в принципе, все их вещи мне были большие, поэтому иду я домой в Викиных джинсах, зауженных, заталенных, и, вообще, писец каких узких. В её же футболке и лёгком свитере на замочке и куртке, даже лифчик одели, ну так, на случай конспирации. Лицо тоже оставили накрашенным, нет, ну, играть девушку, так на все сто. Как же под париком волосы чешутся.
— Ой, блин, — раздалось передо мной. — Ты чего творишь?
А я никогда не утверждал, что я чётко бью в цель, целился камешком в кусты, а попал не в кусты. В этом весь я, попал чётко парню в икру. Ну, стал бы он прыгать на другой ноге и материться, если бы не попал.
— Я нечаянно, прости, — стараясь говорить более девчачьим голосом, попросил прощенья я, пытаясь ещё невинную мордашку построить.
— Да ладно уж, — осматривая меня с головы до ног, проговорил он, останавливаясь на лице.
Не скрою, я тоже рассматривал его и приходил с каждой секундой к мысли, что я везунчик-идиот, встретил свой идеал, но в девчачьем прикиде. Высокий, с грубыми чертами лица, с великолепной осанкой и таким же божественным телом. Короткие волосы мило взъерошены, пухлые губы и фактически синие глаза. Не айс мне сегодня везёт, парнем можно было в друзья набиться.
— Меня Рома зовут, — улыбнулся парень, а я поплыл.
— Саша, — тихо проговорил я, в который раз в голове благодаря маму за такое хорошее двойное имя.
— Ну вот и познакомились, давай я тебя провожу, не дело это, когда девушка в десять вечера одна разгуливает по дворам, — подходя ко мне и вставая рядом со мной, предлагает парень.
— Намёк понят, нам далеко идти? — подстраиваясь под мой шаг, интересуется парень.
— Нет, ещё пару дворов и мы на месте, — в который раз ругая себя, что не умею врать в глаза, ответил я, указывая направление.
Действительно жаль, потому что не прошло и пяти минут, как мы оказались около моего подъезда и теперь стояли друг на против друга. А в мою голову все никак не приходило идеи, как бы мне так намекнуть ему, что я не прочь с ним пообщаться ещё. Блин, да как же это девушки делают?
— Можно я попрошу у тебя номер? — перебил он меня, улыбаясь.
Домой я летел, как на крыльях, заскочил в квартиру, взглянул на свою рожицу в зеркале и тут же осел на пол со стоном. Я забыл, что притворялся девушкой, вроде при разговоре это было не сильно заметно, а вот про внешность совсем забыл. Я сейчас совсем на себя не похож.
— Нда, у меня сын мало того что гей, теперь ещё и трансвестит. Сынок, ты уверен, что пороть тебя поздно? — голос мамы раздался ожидаемо с коридора кухни.
— Угу, уверен, это Викины вещи, на мои графин с водой упал.
— Спрашивать, как так получилось, не стоит? — я помотал головой в знак отрицания на её вопрос. — На что она задала следующий: — Значит, ты у меня не девочка?
Ещё с полчаса я отпаивал маму валерьянкой, а потом у неё случился откат. Сижу я, значит, за диваном, кошак рядом со мной, а мама рыскает по квартире с ремнем. Детский сад Ромашка «подготовительная группа», она ни разу меня ремнем не била, но каждый раз все равно страшно, а вдруг в этот раз сорвется.
— Саня, я с тобой в прятки не играю, а ну, вылезай, — раздается приказ мамы совсем рядом с диваном.
— Санчес, я тебе отвечаю, это она тебя, — выкидывая кошака за пределы дивана, усмехаюсь и заползаю подальше под кресло. — Санчес, как ты, вообще, здесь помещаешься. Упс, ой, мама, я застрял.