Я такой как все майк науменко
Почему лидер «Зоопарка» Майк Науменко не стал суперзвездой как Виктор Цой
В июне в издательстве «Выргород» выйдет книга писателя и продюсера Александра Кушнира «Майк Науменко. Бегство из зоопарка». Это развернутая биография музыканта, которому в этом году исполнилось бы 65 лет. «Собака.ru» публикует отрывок о том, почему лидер «Зоопарка» не стал знаменит, как Цой, и не записал альбом в США, как Гребенщиков. А мы делимся со всеми НАШИми.
Красота в непосредственной близости
«Рок-н-ролл – это неинтеллигентная музыка, которую порой играют интеллигентные люди» Майк Науменко
Впервые я увидел «Зоопарк» осенью 1987 года на рок-фестивале в Подольске. Прогуливаясь утром по Преображенке, я наткнулся на стенд для объявлений, где под стеклом красовалась дефицитная в ту пору газета «Московский комсомолец». На предпоследней странице был напечатан анонс рок-фестиваля – с указанием места, где можно приобрести билеты. Это был знак, проигнорировать который я не имел морального права.
Воскресенье началось для меня с огромной людской очереди. Жирным червяком она выныривала из подземелья станции метро «Ленино» (ныне – «Царицыно») и вела к стоявшему неподалёку небольшому автобусу. Рядом возвышался самопальный щит с именами двадцати групп-участниц, который оперативно подогнали к импровизированной кассе подольские организаторы.
Нечеловеческий ажиотаж, обилие хиппи и джинсовых бездельников объяснялись просто: это была одна из первых крупномасштабных рок-акций, не запрещённая властями. Нельзя сказать, что мероприятие с участием «ДДТ», «Наутилуса Помпилиуса», «Телевизора», «Зоопарка» и «Калинова моста» было официально разрешено. Скорее всего, просто не было прямого запрета – по крайней мере, в сорока двух километрах от Москвы. И этим шансом нужно было воспользоваться.
Как выяснилось, билеты на фестиваль продавались через крохотное окошко в автобусе. За час очередь не продвинулась ни на сантиметр, и волей-неволей пришлось прибегнуть к хитрости. Невинное знакомство с миловидной девушкой, стоявшей невдалеке от волшебного места, ускорило процесс и минут через сорок мы уже находились у приоткрытого окна. Никаких кассовых аппаратов в автобусе, естественно, не было, и всё выглядело на удивление просто. Это была эпоха первых кооперативов: протяни мятые рубли – получи вожделенные билеты. Ни о какой сдаче никто даже не заикался – люди с билетами тут же растворялись в пространстве с абсолютно счастливым выражением на лицах.
До фестиваля оставалось несколько дней, а время текло невыносимо долго. И вот вечером 12 сентября 1987 года заповедная электричка тронулась в сторону Подольска. Рядом в вагоне пилили такие же безбашенные зрители, терявшиеся в догадках, какой именно рок-н-ролл сегодня нас ждёт. Мы разговорились. Кто-то рассказывал о полчищах гопников, кто-то – об усиленных нарядах ментов. Но общее настроение было боевым: «ввяжемся в драку, а там видно будет». Типа – прорвёмся!
Площадка, на которой проходил фестиваль, представляла собой что-то вроде строгого летнего кинотеатра – в лучших традициях советского конструктивизма. Место, как принято говорить, было намоленное. История гласит, что ещё в 1983 году, под носом у местной милиции, именно здесь, в «Зелёном театре», отыграла сольный концерт «Машина времени». С тех пор прошло несколько лет, и многое в городе Подольске изменилось.
И вот настал долгожданный миг – в качестве хедлайнера субботнего вечера перед несколькими тысячами зрителей появился «Зоопарк». Тогда я даже не догадывался, что самые яркие события происходили не только на сцене, где вовсю рубились «Наутилус Помпилиус», Настя Полева и одесский «Бастион», но также и за кулисами.
«Во время фестиваля музыканты и их поклонники расслаблялись по полной, – рассказывал Пит Колупаев. – Круче всех отдыхал «Зоопарк», который в пух и прах разнёс пансионат для ветеранов, опрометчиво предложенный подольским начальством для проживания гостей из города-героя Ленинграда. Науменко, долгое время не выступавший в Москве, был настолько тепло встречен старыми друзьями, что когда мы зашли за кулисы за пять минут до начала, то обнаружили Майка крепко спящим на полу. Чуть более трезвый Сева Грач уверял, что музыкант вот-вот проснётся и пойдёт выступать».
Вдобавок ко всему, чуть раньше в лапы ментов попал Илья Куликов. Когда его удалось выдернуть из объятий советской власти, музыканты с изумлением обнаружили на кистях его рук… шерстяные носки. Басист «Зоопарка» не сомневался в удачном исходе своего «плена» и спокойно грел пальцы, готовясь к предстоящему концерту. «Чтобы руки не замёрзли», – добродушно объяснил он свой поступок лейтенанту, нехотя выпускавшему его на свободу.
Многочисленные байки о том, как всем миром будили и поднимали со скамейки сильно нетрезвого Майка, бродят по Москве до сих пор. Лично я слышал, как минимум, три версии, в каждой из которых был счастливый финал. Как бы там ни было, Севе Грачу, Питу Колупаеву и Сергею Гурьеву удалось невозможное – в назначенное время «Зоопарк» вышел на сцену. Тогда я впервые увидел группу с расстояния десяти метров, поэтому превратился в перископ и радиолокатор одновременно.
Концерт стартовал с «Мажорного рок-н-ролла». Примечательно, что за пару минут до этого находившийся в состоянии невесомости Майк попросил организаторов группу не анонсировать. Он блестяще сделал это сам, в духе журнала «Рокси», представив Храбунова, как «лучшего гитариста Ленинграда», а барабанщика Кирилова – как «литовского сынка и маньяка».
Этот стёбный настрой Науменко был мгновенно подхвачен зрителями, и стало казаться, что эпоха меняется прямо на глазах. Мог ли я мечтать, что увижу Майка не в подвальном клубе, а перед пятью тысячами фанатов? Естественно, мне было любопытно послушать, как будут звучать «живьём» «зоопарковские» хиты и станет ли группа исполнять в электричестве, к примеру, 15-минутный «Уездный город N»?
Для истории сохранилась отреставрированная лейблом «Геометрия» видеозапись этого концерта, проходившего «под вой сирен и лай собак». Там несложно увидеть, что обстановка в Подольске была действительно стрёмной: по бокам выстроились шеренги ментов с овчарками, а за забором кучковалась гопота из Набережных Челнов. У микшерного пульта, рядом со звукорежиссёрами, нёс службу сотрудник КГБ, который после первой песни неожиданно рявкнул в микрофон: «Все сели!»
Надо признаться, что Науменко на такие мелочи внимания не обращал. Как и на отсутствующий в мониторах звук. Майк собрался, более-менее попадал в ноты и почти не забывал слов. Можно предположить, что он чувствовал эпохальность момента, в отличие, скажем, от своих музыкантов. Любопытно, что в одной из наших бесед Саша Храбунов о концерте в «Зелёном театре» отзывался без особого энтузиазма. Мол, прожектора светили в глаза, зал был не виден, поэтому рассказывать нечего. Согласиться с этим сложно, поскольку в зале царила полная эйфория, фрагментарно переходившая в «революционную дискотеку».
«Наверное, погрузневший Майк никогда еще не видел такого огромного скопления людей, так любящих его и так жаждущих его хитов, – вспоминает один из организаторов «Подольска-87» Сергей Гурьев. – Как давно «Зоопарк» не был в Москве, где его всегда любили больше и нежнее, чем в Питере, трудно подсчитать. И поэтому, хотя три четверти подольской программы Майк гонял в столице еще в 1981 году, хотя во рту у него еле ворочался опухший язык, а саунд постепенно превращался в ритмичное буханье, в «Зелёном театре» царил праздник. Тысячи человек стояли навытяжку на деревянных скамейках, рыдали от счастья и кричали: «Майк! Майк!». Майк же – в неизменных чёрных очках, с очень мощной шеей, одутловатый, стал походить на крайне опустившегося Градского. В самой команде всех очаровывал новый клавишник Андрей Муратов, который носился по сцене с собственной «Ямахой» наперевес, не переставая на ней зажигательно наяривать».
Поздно ночью тысячи зрителей возвращались с концерта «Зоопарка» совершенно другими людьми. Тот воздух свободы, которым дышал подольский фестиваль, заставил меня задуматься о кардинальной смене профессии. Но времени для рефлексии в ту осень не было совершенно.
Через пару месяцев я попал на «закрытый» киносеанс, состоявший из нескольких фильмов о рок-андеграунде. Атмосфера в забытом богом и милицией кинотеатре «Патриот» была незабываемой. И если «Шесть писем о бите» все смотрели со сдержанным уважением, то на первых строчках песни «Я инженер на сотню рублей, и больше я не получу» (фильм «Иванов») зрители засвистели и захлопали, подняв такой шум, словно начался штурм Кремля. Но настоящий рёв повис над залом во время просмотра фильма «Йя-Хха» – когда Цой бросал уголь в кочегарке, а Майк разбивал собственное отражение в зеркале.
Время было сказочное. Вскоре в арбатской подворотне, рядом с магазином «Мелодия», я приобрёл виниловый диск «Белая полоса». На дворе стоял март 1988 года – в массовую продажу альбом «Зоопарка» ещё не поступил. Как, впрочем, не было на прилавках и двух миньонов с композициями из этой пластинки. Ещё сильнее я удивился, не обнаружив на диске двух песен – «Бедность» и «Вперёд, Бодхисаттва!». Их там, в отличие от магнитоальбома, попросту не было. А затем в журнале «Сельская молодёжь» я увидел интервью с лидером «Зоопарка», который по поводу издания «Белой полосы» заявил:
«Мы с фирмой «Мелодия» знаем друг друга понаслышке. Пора соответствовать международным стандартам, которые не придуманы кем-то, а выработаны тысячами примеров. Новая программа должна быть сначала записана на пластинке, а в случае успеха группа может начинать гастрольные турне, не гонясь за числом концертов. Больше того, нужно перестроить и систему оплаты. Исполнитель, чья пластинка расходится огромными тиражами, должен получать с этого приличный авторский гонорар. Мы всё равно придём к этому, сама логика жизни приведёт».
Тем временем «Белая полоса» несколько неожиданно вышла на первое место всесоюзного хит-парада ТАСС. После многочисленных допечаток тираж диска приблизился к нескольким сотням тысяч копий. Парадоксально, что не самый яркий альбом «Зоопарка» продавался гораздо веселей пластинок «Машины времени», «Секрета» и «Аквариума», не говоря уж о разнообразных поп-исполнителях. Знакомые барыги утверждали, что особенно лихо диск улетал в регионах: Поволжье, Украина, Урал, Сибирь и Дальний Восток.
Несмотря на то, что Науменко получил символический гонорар и был вынужден покупать собственные пластинки в магазине, он выглядел на редкость счастливым человеком. Радостно обсуждал с Борей Мазиным и Сашей Старцевым феноменальный прорыв «Белой полосы», периодически вставляя в разговор крылатую фразу из песни «Back In Black» группы AC/DC: «number one with a bullet». В тот момент Майк даже не догадывался, какую цену ему придётся заплатить за этот успех.
Весной 1988 года всем казалось, что русский рок переживает второе рождение. По стране гремели беспрерывные фестивали, музыканты плотно обосновались в телевизоре, а глянцевые обложки светились ликами Гребенщикова, Кинчева и Макаревича.
На полях горбачёвской перестройки рок-концерты наконец-то стали легальными. Так, в апреле в ДК МЭЛЗ состоялась премьера кинофильма «Асса», сопровождаемая выступлениями лучших рок-групп. В один из вечеров там играли «Зоопарк» и «Аквариум». На этот концерт мне попасть не удалось. Вокруг акции царил нездоровый ажиотаж, концерт снимала телепрограмма «Взгляд», а лишние билетики «стреляли» уже на выходе из метро.
К сожалению, я не смог раздобыть контрамарку, и мне впоследствии не удалось найти эту телесъемку, которая в эфир не вышла. Зато посчастливилось купить у коллекционеров магнитофонную запись выступления «Зоопарка» в ДК МЭЛЗ. И это звучало очень мощно.
При поддержке скрипки Сергея Рыженко Майк стартовал с «Блюза простого человека». Затем на пульте вывели «вправо до предела» клавиши Мурзика, и на зал обрушилась изменённая до неузнаваемости ритм-н-блюзовая версия «Белая ночь / Белое тепло». Анонсируя «Белую полосу», Науменко не смог отказать себе в удовольствии рассказать о появившейся в продаже пластинке, а заодно обстебал «нашу любимую фирму «Мелодия».
Через пару месяцев за кулисами ДК Горбунова, перед очередным сольным концертом «Зоопарка» я встретил Майка с двумя большими белыми значками на куртке. На одном было написано: «На какие дела сейчас понт, бэйби?», а на другом: «Бэйби, сейчас понт на наши дела!» Смотрелось это весело, хотя и несколько преувеличенно.
Дело в том, что «перестроечная» судьба «Зоопарка» оказалась значительно скромнее достижений коллег. Группа сильно отставала от модных и актуальных тенденций – явно сказывалось отсутствие продюсера. Неудивительно, что Майк с треском пролетел мимо многочисленных вспышек новейшего отечественного кинематографа. Судите сами. Его приятель Цой за считанные месяцы стал суперзвездой, попав в самые громкие премьеры сезона – «Ассу» и «Иглу», а Костя Кинчев сыграл главную роль во «Взломщике». Лидер «ДДТ» Юрий Шевчук, Антон Адасинский из «АВИА» и Борис Гребенщиков снялись в фильме «Рок» будущего киноклассика Алексея Учителя. Сергей Курёхин сыграл в «Лох – победитель воды» и «Два капитана-2», записывая при этом бесконечные саундтреки – от мистической драмы «Господин оформитель» до конъюнктурной «Трагедии в стиле рок».
Все мало-мальски значимые ленинградские группы прошли через эфиры «Музыкального ринга» – но только не «Зоопарк». И пока, к примеру, Курёхин перед телекамерами «толкал телеги» о том, что он – «певец умирающей культуры», Майк давал крайне сдержанные интервью Саше Старцеву из «Рокси», которые читало от силы двадцать человек.
Ещё одним крупным проколом Науменко стало принципиальное нежелание сотрудничать с приехавшей в Ленинград из Калифорнии певицей и промоутером Джоанной Стингрей. В итоге спродюсированная ею в США двойная пластинка Red Wave вышла без участия «Зоопарка». О диске с «Аквариумом», «Кино», «Алисой» и «Странными играми» много писали в прессе: Newsweek и USA Today, «Комсомольская правда» и журнал «Огонёк». Кто-то хвалил, кто-то ругал, но главным было другое – появление Red Wave открывало для ленинградских музыкантов перспективы в Европе и Америке.
Казалось, что Майка вся эта история совершенно не волнует. Напротив, в этот период лидер «Зоопарка» неожиданно стал крайне подозрительным, и особенно остро это ощущалось в его общении с иностранцами. Совершенно внезапно он занял в этом вопросе крайне агрессивную позицию. Друзья вспоминают, что долгое время Науменко был уверен, что романтичная Джоанна Стингрей – агент КГБ или даже ЦРУ. С подобным умонастроением Майк никак не вписывался в историю с выпуском Red Wave — особенно после того, как демонстративно не явился на свадьбу Джоанны и гитариста «Кино» Юры Каспаряна.
«Многие годы в Советском Союзе любое общение с иностранцем считалось если не изменой Родине, то явно чем-то нехорошим, – рассказывал Панкер. – Любой поход студентов в университетскую общагу, где живут американцы, пытались контролировать спецслужбы. Майк всего этого сторонился. У него была явная шпиономания, и порой он прямо обвинял кого-то из приятелей в том, что тот стучит. Он считал, например, что Коля Михайлов стучит, и журналиста Мишу Шишкова обвинял, и звукорежиссёра Птеро Д’Актиля – тоже. У Майка тогда была такая лёгкая паранойя».
Позже Науменко осознал, как много сделала Стингрей для русского рока, и всё-таки решился дать интервью американской журналистке. Сохранилась видеозапись 1987 года, где, отвечая на вопросы Джоанны, лидер «Зоопарка» рассуждает по-английски о своей роли в истории ленинградского рока. Увы, «пить боржоми» было уже слишком поздно. В итоге предложение записать альбом в США с музыкантами Eurythmics получил Гребенщиков, а Майк вместе с «Зоопарком» поехал в город Абакан – давать концерт в колонии для малолетних преступников.
Майк Науменко. Фото: Андрей Усов
27 августа 1991 года в Ленинграде умер от кровоизлияния в мозг, вызванного переломом основания черепа, Михаил Васильевич Науменко — Майк Науменко, лидер группы «Зоопарк». Как говорили на похоронах, куда мы приехали из Москвы с Гариком Сукачевым и Сергеем Галаниным, Майк умер в запущенной коммуналке на Боровой, где кроме деревянного чемодана с рукописями и продавленного дивана ничего больше и не было. Сам ли он упал, будучи пьяным, и разбил голову об асфальт, был ли избит и ограблен — осталось неизвестным. Так в 36 лет трагически ушел из жизни один из самых ярких и талантливых представителей русского рока. О том, как застенчивый мальчик из профессорской семьи, обожающий собирать модели самолетов, превратился в рок-идола поколения, написал главные хиты начала 1980-х, но так и не смог вписаться в перестройку, рассказывает новая книга Александра Кушнира «Майк Науменко: бегство из зоопарка».
«Лента.ру» встретилась с известным журналистом и музыкальным продюсером, автором книг о советской и российской музыке Александром Кушниром и расспросила его о новой работе. Ниже мы приводим несколько отрывков из книги «Майк Науменко: бегство из зоопарка».
«Майк Науменко: бегство из зоопарка»
«Лента.ру»: Отчетливо помню то время в начале 1980-х, когда Майк был лучшим. Конечно, мы слушали тогда и «Машину времени», и «Воскресенье», и «Аквариум», но это была эстетика, романтика, чувства, а «Зоопарк» был частью нашей жизни: «Я сижу на унитазе и читаю “Роллинг Стоун”, Венечка на кухне разливает самогон, Вера спит на чердаке, хотя орет магнитофон…» — это же и была жизнь. «Ты — дрянь» становилась жесточайшим аргументом в отношениях полов, а под майковскую «Прощай, детка, детка, прощай» расставались с девушками навсегда… Скажи, какое место, на твой взгляд, Майк занимает в нашей культуре?
Александр Кушнир: Какое место? Глыба! Случилось так, что Майк и Борис Гребенщиков в конце 1970-х стали революционерами русской рок-лирики. По сути, они создали новый рок-н-рольный язык, новую лексику и новую рок-поэзию. Для конца 1970-х — начала 1980-х у Майка получились самые реалистичные, самые жесткие, самые трушные, как бы сейчас сказали, тексты. Все вроде бы все видели, все все знали, и у всех был шок — неужели про это можно петь?! На фоне предыдущей лирики про «солнечный остров» это была реальная революция, которая долбанула по голове дыханием свободы. Это была, если сказать иронично, моднейшая инновация конца 1980-х, которая стала для СССР «духовным СПИДом», как писали в советских газетах.
Александр Кушнир и его творчество
Фото: Лилия Чернова
Каким был Майк по характеру? Мы хорошо знаем Гребенщикова, Цоя знаем, а каким был Майк? Кто-то вспоминает насупленного, в темных очках, со здоровым носом… Другие — веселого тусовщика…
Дома с друзьями — очень интеллигентный, деликатный, начитанный, с явным духом просветителя. С манерами. Немножко фасонный. И он же за пару минут до выхода на сцену преображался. На сцене он нес образ. На сцене это был Марк Болан, Дилан, Боуи. Уже в гримерке с ним сложно было общаться, потому что это был артист, который готовится выйти на сцену. А в 1986-1987 годах он начал меняться. Он создал себе инфраструктуру, в которую входило два пивных ларька на Боровой. Что-то потяжелее он покупал у дилеров в соседнем доме, потому что был ленивым и ему не хотелось далеко ходить.
Существует несколько мифов о Майке. Например, что большая часть творчества «Зоопарка», да и «Аквариума» — это калька с западных образцов. Брали западные образцы и популяризировали их у нас. Что ты об этом думаешь?
Есть около десятка песен примерно из ста им написанных, которые действительно очень близки к западным оригиналам. В первую очередь «Дрянь», «Я люблю буги-вуги» — I Love To Boogie Марка Болана…
А «Если ты хочешь» — это, по сути, Let It Bleed «Роллинг Стоунз»…
Да. На начальном этапе это утверждение справедливо. Но это был всего лишь этап и сильнейший элемент просветительства, потому что многие люди вокруг не знали, кто такой Коэн, Боуи, Болан и Дилан, многие не знали даже группу The Doors. Не потому, что люди тупые, а из-за железного занавеса. Но затем он очень сильно ушел от авторизованного переосмысления Болана и Дилана и полностью перешел на авторский материал. Грубо говоря, он с этого стартовал, но потом довольно далеко оттолкнулся.
Другой миф — абсолютно противоположный. Я слышал, и не раз, что Майк прекрасно знал норвежский язык, зарабатывал переводами, даже выходили книги в его переводах. Это правда?
Еще один миф. Когда он умер, а мы тогда приехали в Питер на похороны, то в этой тусовке на Рубинштейна говорили, что его нашли в абсолютно пустой комнате в коммуналке. Бедный, больной, всеми забытый, спившийся, без денег. В комнате стоял деревянный чемодан, в котором были его записки… И все!
Очень сильно не так. С одной стороны, он действительно развелся с женой за два месяца до смерти. Мебели у него почти не было. Единственная покупка в квартиру — тумбочка. Когда его спросили, зачем она ему нужна, он ответил: деньги оттуда брать. К концу 1980-х «Зоопарк» стал одной из самых гастролирующих групп Ленинградского рок-клуба. Бывали периоды, когда они играли по 12-15 концертов в месяц. Это хороший показатель. И он не особенно нуждался. В 1990-1991 годах концертов стало меньше, и «Зоопарк» фактически прекратил существование, но у Майка вышел альбом LV, и там был гонорар 5000 советских рублей. За эти деньги тогда недорогую машину можно было купить. Уже после смерти Майка родственники нашли в какой-то из книжек вложенные рублей 600. Так что он не нуждался. Но уход семьи на него очень повлиял, это глупо отрицать.
Борис Гребенщиков и Майк Науменко
Фото: из архива Александра Кушнира
Что самое неожиданное ты узнал, пока занимался его биографией? Есть вещи, которые тебя потрясли?
—
Есть вещи, которыми я горжусь. Историю Майка всегда писали начиная с альбома «Все братья — сестры». Это 1978 год. Человеку, на минуточку, тогда уже 23 года исполнилось. А что с ним было до этого? Есть какие-то воспоминания мамы — и все. Но если я пишу что-то в стиле документального романа (давай это так пафосно назовем), я не буду себя уважать, если я не нарою, откуда брались скрепы, откуда брался фундамент. Что с человеком было ну хотя бы с 13 до 23. Что это был за человек до того, как они сели с Гребенщиковым на полянке и начали играть «Все братья — сестры». Для этого надо было выходить на одноклассников, на людей, с которыми он учился в Инженерно-строительном институте. Я примерно год потратил на их поиски и еще год — на уламывание. Это была ювелирная работа, приходилось быть больше психологом и психоаналитиком, чем журналистом, чтобы все эти трепетные люди начали говорить. Это был огромный труд. Зато теперь любой этап жизни Майка отражен в 3D.
А второе — это знакомство с Борисом Мазиным, человеком, которому посвящена книга. Он был близким другом Майка. Когда он давал мне интервью, то понимал, что умирает. Как эстафетную палочку он передал мне архив Майка, начиная от New Musical Express 1972 года и заканчивая переводами Майка биографии Болана и рок-энциклопедии. И у меня такое ощущение, что это все существует в единственном экземпляре.
Какая-то беда творится с наследием Майка. Об этом тоже ходят разные слухи.
Там довольно грязная история. Я в нее, слава богу, не особенно вникал. Моя книга заканчивается на 27 августа 1991 года. Если коротко, то дочь Татьяны, родной сестры Майка, которая лет десять назад скончалась, все полностью монополизировала. А у Майка есть, слава богу, живая жена, есть сын. Но все идет мимо них.
Наследие Майка представляет коммерческую ценность?
Безусловно. Особенно после европейского проката фильма «Лето», саундтрек которого что-то в Каннах выиграл.
И последний вопрос. Как только мы опубликуем этот материал, тут же найдется кто-то, кто в первом же комменте напишет, что все это — говно-рок. Что ты этому человеку ответил бы?
Этому человеку ничего нельзя ответить, потому что ему ничего уже не поможет. Это не лечится.
1979 год. Ленинград. Майк в Трубе
«Пока в седьмом классе в его жизнь не ворвался рок-н-ролл»
Казалось, что у любознательного ученика все в школе идет по восходящей. Так было до тех пор, пока в седьмом классе в его жизнь не ворвался рок-н-ролл. Здесь скорости стали повыше, а высоту полета спрогнозировать было совершенно невозможно.
«Моя сестра Таня училась в английской школе, — объяснял Майк впоследствии. — У нее с приятелями проходили вечеринки, на которых они слушали Билла Хейли и Чабби Чеккера. Мне тогда было восемь лет… И когда я впервые услышал The Beatles, то решил, что они поют по-французски. Но мне очень понравилось. Через какое-то время просто слушать надоело и захотелось узнать что-то о самих музыкантах».
В квартире на улице Жуковского Майк начал собирать компании одноклассников. Когда школьники рассаживались по периметру комнаты, он поднимал крышку проигрывателя «Аккорд», ставил маленькую черную пластинку и дрожащей рукой опускал иголку на диск. На розовом «яблоке» советского миньона было написано: «Когда мне 64» (Дж. Леннон, П. Маккартни). Слово «Битлз» там было стыдливо опущено, но при первых же аккордах завороженные школьники забывались. Песни недосягаемой ливерпульской четверки переслушивали, обсуждая каждое слово и домысливая подробности личной жизни музыкантов. В этих разговорах про ирреальный для СССР мир западного рок-н-ролла таились магия, волшебство и надежда.
После того как Надежда Ивановна подарила внуку дефицитный прибалтийский магнитофон Aidas, Майк начал собирать собственную фонотеку. Он увлеченно оформлял коробки с бобинами, превращая их посредством акварели и фломастеров в произведения декоративного искусства. Этот процесс нельзя было назвать «статичным коллекционированием» — с любимыми песнями хотелось жить, обменивать на катушки другой музыки и увлеченно обсуждать с друзьями мистические комбинации звуков. Миша Науменко так и поступал.
«Я помню, что каждая новая пластинка «Битлз» давала нам больше, чем школа за год», — утверждал Майк.
«Первые тексты The Beatles были настолько примитивны, что у Майка возникла идея блочного сочинительства, — рассказывал одноклассник Саша Самородницкий. — Еще в школе у него была попытка перекомпоновать куплеты и придумать на их основе новые хиты. Он начал всех этой идеей доставать, и все новости с утра у него касались исключительно различных версий монтажа».
Не чурался Науменко и композиций на русском языке. К примеру, однажды он принес в школу вырезанный из газеты текст песни «Королева красоты» — и предложил одноклассникам выучить слова этого твиста наизусть.
К восьмому классу начинающий меломан целиком заполнил свою первую рок-н-ролльную тетрадь — с подробнейшим описанием истории западных рок-групп и их дискографиями. Старшая сестра активно помогала Мише искать информацию: в польских и болгарских журналах, английской коммунистической газете Morning Star, а также на обложках фирменных пластинок.
Друзья вспоминают, что уже в те годы Таня Науменко оказывала на Майка существенное влияние. Она была образцом интеллектуальной рафинированности и слыла источником осведомленности брата в сфере современной культуры. Сестра сформировала его вкус и увлекла романтикой «Трех товарищей» Эриха-Марии Ремарка. Дружеские и любовные отношения, описанные в романе, затем повлияют на жизнь самого Майка. Сестра опекала его в мелочах, вручную, шаг за шагом, корректируя впоследствии даже имидж брата. Например, могла связать ему свитер по последней моде или сшить сумку для пластинок к обмену.
Вечерами Науменко-младший сидел, прижав ухо к прибалтийскому радиоприемнику. Неведомый сегодня сакральный процесс — прорываясь сквозь шум советских глушилок, слушать песни Боба Дилана, Джона Леннона и Леонарда Коэна.
Помимо тетрадок с рисунками, Майк завел целую картотеку с названиями групп, альбомов, сменами составов и так далее. Еще недавно у него хранились принесенные с работы мамой библиотечные карточки с техническими характеристиками самолетов. Теперь их место в ящиках стола заняли рок-музыканты — со своими мифами, историями и придуманными биографиями.
«Все свободное время Майк читал книги, — вспоминал Самородницкий. — Вернувшись после летних каникул, он с гордостью заявил, что одолел всего Тургенева. Кроме того, великолепно знал английский и шлифовал его по текстам любимых рок-групп. Как известно, в их лирике было много диалектизмов, и для Майка это оказалось отличной практикой на будущее».
Вскоре юный рок-интеллектуал на глазах у родственников принялся выпиливать из гладильной доски гитару. Наблюдая такое рвение, бабушка убедила родителей в необходимости покупки настоящего музыкального инструмента. В день рождения Михаил получил в подарок первую акустическую шестиструнку. Теперь ему открылся смысл жизни, и сутками напролет он стал учиться играть на гитаре.
«Сладкая N и другие»
Фото: из архива Александра Кушнира
«Мечты рассеялись, товарищи красные рокеры!»
Пока Науменко с Цоем отбывали киевскую «дисквалификацию», на одном из закрытых совещаний в Министерстве культуры РСФСР был озвучен следующий план действий: «В настоящее время в Советском Союзе насчитывается около 30 000 профессиональных и любительских ансамблей. И наш долг состоит в том, чтобы снизить это число до ноля».
Как говорится, конец цитаты.
Вскоре после судебного процесса, состоявшегося над группой «Воскресение» (в мрачных тонах освещенного на страницах «Вечерней Москвы»), начались атаки и на региональных рок-музыкантов. В том числе на уфимца Юрия Шевчука. После того как копия его альбома «Периферия» попала в местное отделение КГБ, Шевчука уволили с работы и вызвали «на беседу» в правоохранительные органы, предупредив напоследок: «Еще одна запись — и решетка!» Затем последовали статьи в башкирских газетах и жестокое нападение на улице. Неудивительно, что вскоре лидер «ДДТ» был вынужден уехать из Уфы — вначале в Свердловск, а затем в Москву и Ленинград.
От друзей Майк уже знал, что на Урале с помощью разгромных материалов в комсомольской прессе фактически были уничтожены рок-группы «Трек» и «Урфин Джюс». После серии допросов покинул родной Снежинск идеолог радикального проекта «Бэд бойз» Александр Мальцев, который долго затем скитался по квартирам родственников в других городах.
Последний гвоздь в крышку гроба вбило еще одно постановление Минкульта: отныне репертуар самодеятельных групп должен был на восемьдесят процентов состоять из песен членов Союза композиторов. Вдумайтесь в эти цифры, люди! По образному выражению Свиньи, «или вы теперь целуете пятки Фрадкину и Пляцковскому, или вам больше нечего делать в музыке».
В унылом настроении Майк слушал западные радиостанции и не сильно удивился, когда Сева Новгородцев из русской службы BBC произнес в эфире мрачным голосом: «Только и осталось, что залезть куда-нибудь на фонарный столб и, вытянув руку в сторону железного горизонта, прокричать: «Мечты рассеялись, товарищи красные рокеры, мечты рассеялись!»».
Вскоре впечатлительный Коля Васин поведал друзьям о том, как закопал в лесу сверток с присланной из Нью-Йорка драгоценной пластинкой, на которой красовался автограф Джона Леннона. И этот случай был не единичным. Андрей Владимирович Тропилло, предчувствуя облаву в Доме юного техника, сделал на 38-й скорости первые копии с оригиналов «Уездного города N», «Радио Африки», «Табу» и «Треугольника». Затем спрятал все пленки в таком надежном месте, что со временем и сам не мог вспомнить, где у него хранятся копии, а где — подлинные мастер-ленты.
К концу 1984 года прекратила работу студия театрального института, в которой после сессии с Майком были подготовлены «Нервная ночь» Кости Кинчева и дебютный альбом группы «Секрет».
Прессинг государственной машины становился все сильнее, и вскоре волны идеологических атак докатились и до семьи Науменко.